Самая страшная книга 2017 (сборник) Гелприн Майкл

– Да.

– Ну хорошо, – кивнул мужчина. – Извините, – сказал он, протягивая Алисе свидетельство. – Сами же знаете, что у нас тут происходит. Вот своими силами каждого подозрительного проверяем. Извините. Давайте я вас провожу.

– Район же маленький, все рано или поздно примелькаются, – объяснял Олег – так представился мужчина. – Вот и Кирилла вашего я запомнил. Как и то, что с ним всегда была блондинка такая яркая… с косой. А вы на нее, – он покрутил рукой перед лицом, – ну никак не похожи.

Алиса улыбнулась. Да уж, перепутать ее – темноволосую, с короткой стрижкой и мальчишеской фигурой – и пышнотелую с роскошной блондинистой гривой Маринку невозможно. Сейчас их и сестрами-то признать весьма сложно. Странно, правда, что собеседник не упомянул самого главного их различия – беременности Марины.

Они сидели на лавочке, отхлебывая из стаканчиков стремительно тающее мороженое и наблюдая за тем, как их подопечные трудятся над рытьем туннеля к центру Земли прям посреди дорожки.

Жена Олега уехала сдавать сессию – «Проблема маленького городка, – криво усмехаясь, сказал он. – Все молодые и красивые девушки в итоге оказываются заочницами столичных вузов и два раза в год улетают из семейного гнезда» – и оставила его присматривать за четырехлетней Тасей.

– Вот, смотрите, – взъерошил Олег волосы. – Таська позавчера утром, пока я спал, обкорнала. А в парикмахерскую времени нет заскочить.

По аллее, тяжело переваливаясь с ноги на ногу – точь-в-точь как давеча беременная Маринка, – прогуливался огромный поролоновый колобок. Гигантский даже по привычным Алисе столичным меркам – за два метра в высоту и столько же в обхвате. Что же там за кукловод? Каланча-баскетболист? Как ему не жарко в этом костюме в пекле душного июльского дня?

Колобок провел рукой по макушке Кирюши, взъеро-шил ему волосы, затем повернулся в сторону Алисы – грубо намалеванное, бездумно улыбающееся лицо наводило какой-то безотчетный ужас, которого она тут же устыдилась, – и сунул ей и Олегу в руки по листовке. Потом еще раз погладил Кирюшу и отправился дальше, в свой бесконечный путь в тесной тюрьме поролонового тела.

Алиса автоматически скользнула взглядом по красочным фото сетов суши и так же автоматически скрутила глянцевый листок в трубочку и засунула в щель скамейки.

– Как им не жарко в этих костюмах? – повторила она вслух.

– Да плевать, – Олег пожал плечами и, даже не глянув, смял буклет и швырнул в урну. – Нахлебники-бездельники. Только мусор от них один.

– А почему тогда… почему вы все гуляете? – вернулась Алиса к теме разговора. – Надо же сидеть дома? Закрыться и не выпускать детей!

– В доме тоже пропадали, – тихо сказал Олег.

Это и было первым порывом – запереть детей в квартирах и сидеть рядом с ними неотлучно. Тогда это казалось наилучшим и самым верным решением: мой дом – моя крепость, ни один маньяк не сможет проникнуть в него. Да, уже четверо малышей пропали в парках, трое исчезли прямо посреди оживленной улицы, стоило родителям отвернуться лишь на минуту, – но кто осмелится покуситься на дом?

Увы.

Первый пропавший из квартиры ребенок был оставлен один буквально на пятнадцать минут – мама побежала в магазин за углом. Вернувшись, она увидела лишь приоткрытую дверь.

– Приоткрытую, – с нажимом повторил Олег. – Чуть-чуть. На ладонь. На цепочке.

Ребенка никак не могли протащить через эту маленькую щель. И тем более никто не мог проникнуть через нее внутрь.

Второй – точнее, вторая, это была девочка – исчезла ночью. Из квартиры, где кроме нее находились еще мать, отец, старший брат-студент и бабушка. Единственное, что мог вспомнить рыдающий отец, – бабушку увезли в больницу с инфарктом, а вокруг матери хлопотали сын и бригада медиков, – так это то, что вечером кто-то позвонил им в дверь. Открыв ее, они увидели на площадке лишь темноту – и списали все на хулиганов, выкрутивших лампочку и балующихся со звонками. А наутро не обнаружили в кровати трехлетней Лизы. Лишь зловонная лужица чернела на белой простыне.

– Никаких следов, – тихо покачал головой Олег. – Никаких. Вообще.

Крали только детей до пяти лет – маленьких, щуплых, похожих на взъерошенных воробушков. Их фотографии висели на каждом столбе – желтея под обжигающим солнцем, скисая и обползая под летними ливнями. Никто не звонил по указанным телефонам, никто не видел пропавших малышей. Через месяц закрылись все детские сады и опустели кружки – родители не осмеливались отпускать детей от себя даже под присмотр педагогов. Срочно были вызваны из деревень и других городов бабушки, на работах начали массово брать отпуска и отгулы. В городе воцарились страх и молчаливое, напряженное подозрение.

– Но… газеты? Телевидение? Интернет? – растерянно пробормотала Алиса.

– А вы что, читали наши газеты? Или успели посмотреть местные новости? Или посерфили по порталу?

– Нет, – стушевалась Алиса. – Я имела в виду – всероссийские…

– А зачем нам всероссийские? Зачем развлекать бездельников – любителей острых ощущений? Чтобы вы у себя в столице потом языки терли?

– Да при чем тут это… чтобы специалисты приехали, помогли…

– А почему вы решили, что не приехали? Для того чтобы их позвать, не нужно устраивать показательные пляски на костях!

Олег покраснел, на шее и висках у него вздулись вены, он уже практически орал.

– Если уж выбирать – самим справляться и чтобы было все тихо или же заняться душевным стриптизом, но заручиться поддержкой из столицы, – мы уж сами как-нибудь! Зато не подарим бесплатное развлечение!

На них стали оглядываться с соседних лавочек, Кирилл демонстративно сморщился и прикрыл ладонями уши, и только Тася, видимо привыкшая к подобным всплескам ярости у отца, продолжала невозмутимо ковыряться в песке.

– Тихо, тихо, – попросила Алиса. Ей было очень неудобно – и потому, что на них смотрели уже с каким-то брезгливым любопытством, и потому, что, собственно, она сама и спровоцировала этот всплеск.

Олег нервно улыбнулся, растерянно озираясь по сторонам.

– Извините, – смущенно сказал он. Ярость сменилась какой-то пристыженной покорностью. – У меня, бывает, накатывает. Я раньше боксом занимался… в общем, неправильно занимался, теперь клинит иногда. Но вы еще поймите… ситуация сейчас такая… Все нервные ходят. За лишний взгляд в сторону ребенка порвать готовы.

– Все нормально, – Алиса с деланой беспечностью похлопала его по плечу: – Я понимаю.

Через час, когда Тася подошла к отцу и безмолвно стала дергать его за штанину, они спохватились, что заболтались и совсем забыли о времени. Алисе нужно было еще заскочить в магазин – у Маринки не оказалось ни молока, ни свежего хлеба – так что на его пороге они с Олегом и распрощались.

– А давай сыграем? – предложила она Кирюше, когда, нагруженные покупками, они подошли к своему подъезду.

Тот удивленно глянул на нее снизу вверх. Неужели Маринка не обучила его этой простой игре?

– Ну вот смотри, – Алиса потянула на себя тяжелую дверь подъезда. Пружина натужно загудела. – Загадывай какое-нибудь желание. Загадал?

Кирюша задумался на минуту – Алиса терпеливо ждала, не желая нарушать течение нехитрых мальчишеских мыслей, – а потом кивнул.

– Только мне не говори, а то не сбудется, – предупредила она. Ритуал загадывания желания должны окружать разные мелочи – именно на них потом легко свалить вину, если действительно не сбудется. – Теперь смотри. Я сейчас держу дверь, потом мы забегаем в подъезд – и я ее отпускаю. Если мы успеем добежать до лифта, прежде чем она захлопнется, – то желание исполнится. Понял?

Кирюша снова немного подумал и кивнул.

– Так, я считаю до… погоди-погоди, – она едва успела цапнуть за рукав племянника, который уже метнулся в подъезд. Еще не хватало, чтобы он запнулся и о ступеньки голову раскроил. – Я считаю до трех – и мы бежим вместе. Ясно?

– Ясно! – весело выкрикнул Кирюша. Азарт игры уже охватил его.

Алиса тихо усмехнулась:

– И… раз!

Мальчишка напрягся.

– Два…

Кирюша неуверенно выбросил вперед ногу, но тут же вернул ее обратно.

– Три!

Кирюша ринулся в подъезд. Алиса незаметно придержала дверь на пару секунд – доводчик показался уж слишком тугим, а ей хотелось, чтобы племянник выиграл этот забег, – и, преувеличенно громко топая, бросилась следом.

Кирюша, сопя и тяжело дыша, с трудом преодолевал десятую ступеньку, поэтому Алиса, подскочив, подхватила его под мышки и с громким «Бззззжжж!» поднесла к лифту.

– Уф! – опустила его там. – Президентский вертолет доставил пассажира к месту назначения!

– А так можно? – Кирюша поднял на нее удивленный взгляд. – Это честно?

– Честно-честно, – кивнула Алиса. – Мы же вместе бежали? Вот вместе и добежали.

Мальчик улыбнулся.

И тут внизу хлопнула дверь.

Алиса напряглась: она не любила ездить в лифте с посторонними. Неловкое молчание, демонстративное изучение стен и потолка – все это навевало на нее тоску. А здесь, судя по всему, встреча с чужаком грозила еще и опасностью.

Но по лестнице никто не поднимался.

– Она только сейчас закрылась, – сказал Кирюша. – Я бы и сам успел.

Видимо, сквозняк от захлопнувшейся двери всколыхнул застоявшийся воздух подъезда – откуда-то снизу потянуло сладковатой гнилью и прогорклой влажностью. Наверное, летние дожди или весенние воды когда-то пропитали старый подвал, а может быть, и обметали ржой трубы отопления, и теперь сырость долго еще не выветрится отсюда, если только ее не прожарит какое-нибудь особо жестокое и сухое лето.

Алиса сморщилась, стараясь не дышать полной грудью, и нажала кнопку вызова.

Тишина.

Лифт не работал.

– Такое часто бывает, – пожал плечами Кирюша. – Мама говорит, зачо денгиплатим.

Алиса вздохнула. Идти на пятый этаж, да еще и с пацаном на буксире, ей не улыбалось. Ведь придется же на каждой площадке останавливаться…

– Тетьлис, – Кирюша дернул ее за рукав. – А что такое зачо? И денгиплатим?

Она ошиблась.

Останавливаться на каждой площадке им не пришлось, Кирюша бодро топал в такт вновь визгливо заоравшей песенке, весело подпевая и размахивая руками. Но на лестнице между третьим и четвертым этажом мальчик все-таки выдохся и сел прямо на ступеньки. Алиса примостилась рядом, опершись спиной на перила.

– Батон будешь? – предложила она, сунув руку в пакет с продуктами.

Кирюша с подозрением глянул на нее. Книжка заткнулась.

– Это же негигиенисьно, – пробормотал он, завороженно наблюдая за тем, как Алиса отламывает хрустящую ароматную горбушку. – Это же… – Остаток фразы он проглотил вместе с куском хлеба. Алиса протянула ему вскрытую упаковку молока.

В подъезде выше второго этажа было прохладно и даже относительно – по сравнению с другими подъездами, которые приходилось видеть Алисе, – чисто. Да, конечно, в этих шортах она уже не позволит Кирюше сидеть на диване, да и свои джинсы тоже кинет в стирку, давно пора было, – но почему бы и не устроить мини-пикник на бетонной полянке?

Что-то зашуршало у нее за спиной, за перилами, на площадке ниже. Алиса стала спешно собирать распотрошенный пакет, одновременно прислушиваясь, – не хотелось предстать перед соседями в таком несерьезном виде. Но нет, никто не шагал по лестнице, не кашлял неловко и предупредительно, чтобы прогнать рассевшуюся маленькую компанию. Лишь чуть шелестело, словно сквозняк гонял по шершавому полу скомканную бумагу.

И этот же сквозняк принес Алисе запах сгнивших цветов и затянутого ряской болота.

Молоко скисло к вечеру. Магазинное, из сухого порошка или еще какой дряни, – оно расщепилось на воду и какие-то мелкие сероватые хлопья. У Алисы мелькнула было мысль испечь оладьи, но ей хватило даже не глотнуть, а лишь коснуться на пробу губами, чтобы потом долго-долго отплевываться горьковато-тошнотворной мерзостью. Пакет полетел в мусорное ведро под раковину, горечь во рту залилась двумя чашками чая с сахаром и конфетой вприкуску – но какое-то неприятное ощущение теребило и волновало.

Через час из-под раковины стало отчетливо вонять. Несло густым, тугим, каким-то – липким? – запахом, какой бывает возле хорошо настоявшихся помоек. Насыщенный душок застаревшей, пропитавшей все вокруг, подминающей под себя гнили. Он полз по кухне, как живое существо, выбрасывая вперед все новые и новые щупальца вони, щекоча ноздри и глухо отзываясь в горле подкатывающим комком. Алиса открыла форточку, но стало только хуже. Душный июльский вечер ворвался в тесную типовую клетушку, взбаламутил в ней воздух – и вонь встрепенулась, в одно мгновение заполонив собой всю кухню.

Алису затрясло от омерзения. Сцепив зубы, чтобы ненароком не стошнило, она дернула на себя дверцу под раковиной, сгребла ручку ведра в охапку – и поспешила к выходу.

– Тетьлис, вы куда? – крикнул из комнаты Кирюша.

– Счс, – пробормотала она, не разжимая губ и стараясь дышать в плечо, отворачивая голову от ведра. – Счс прду!

На едином вдохе добежав до мусоропровода площадкой ниже и вывалив ведро в гнилой зев, Алиса облегченно вздохнула.

Даже стойкий запах тухлятины, который всегда стоит около мусоропроводов, показался ей в этот момент глотком свежего воздуха.

– Ничоси молочко, – сказала она ведру. – Химическое оружие какое-то.

Ведро, разумеется, не ответило.

Встав на цыпочки и вытянувшись во всей свой невысокий рост, Алиса распахнула пошире окно на площадке. Пусть сквозняком протянет немного. Все равно лампочка на этаже очень тусклая, а ниже вообще света нет – так что никакие комары не налетят.

Но стало только хуже. Откуда-то снизу пошла густая, знакомая волна вони. Алиса глянула в зеленовато-коричневые недра давно не мытого ведра. Ох, Маринка…

Что-то зашуршало внизу – словно по шершавому полу перекатывался комок бумаги.

Алиса подхватила ведро и приготовилась шмыгнуть наверх, в квартиру. Ей не хотелось встречаться с соседями – в домашнем виде, ненакрашенная, взъерошенная, в растянутой футболке и старых шортах, она не желала показываться ни на чьи глаза.

Однако опять, как и несколькими часами раньше, на площадке никто не появился. Не зажегся алый огонек сигареты, не прошлепали ленивые шаги к мусоропроводу. Подъезд уже спал – или готовился ко сну.

Но все-таки что-то было там, в темноте этажом ниже. Что-то шевелилось, клокотало, тяжело ворочалось – и знакомо шуршало, шуршало, шелестело.

Алиса прищурилась, напрягая глаза. Пыль? Горячий летний воздух? Игра света и тени от дрожащих в июльском ночном мареве звезд? Что это?

И вдруг темнота, вся в единый миг подобравшись, уплотнившись и вытянувшись, оформилась в высокую, тонкую человекоподобную тень. Та всплеснула длинными, гнущимися в самых неожиданных местах, словно изломанными, руками, медленно провернулась вокруг своей оси – оглядываясь? потягиваясь? выжимая из себя что-то? – и стала медленно подниматься по лестнице.

Навстречу Алисе.

Каждое ее колыхание отзывалось шуршанием и шелестом, а каждый звук доносился в скорлупке запаха. Запаха гниения, болезни и смерти.

Алиса тихо пискнула.

А потом со всего размаху, не целясь, наугад, швырнула ведро в тварь – и бросилась наверх.

Поскользнувшись на ступеньке, потянув мышцу в подвернувшейся ноге, она влетела в квартиру, хлопнув дверью так, что зазвенел сервант в гостиной, и осела, тяжело дыша.

– Тетьлис? – Кирюша стоял в коридоре, сонно моргая опухшими веками.

Алиса вздрогнула, только сейчас осознав, что чуть было не натворила.

«Дома тоже пропадали», – сказал тогда Олег.

Эти несколько – три? пять? или все десять? – минут, пока она там, внизу, разговаривала с ведром, открывала окно, прислушивалась к звукам, Кирюша был один в квартире. В квартире с широко и призывно распахнутыми дверями.

– Все нормально, – зашептала она. – Все в порядке, Кирь. Иди спать. Я просто мусор выкидывала.

– А мама никогда не выкидывала вечером… – пробормотал племянник, подталкиваемый Алисой в спину. – Говорила, деньгнебуит. Тетьлис, а что такое…

Когда Кирюша засопел, причмокивая во сне и крепко прижимая к себе уже изрядно замусоленную книжку, Алиса медленно и бесшумно подошла к входной двери. Она надеялась, что та тень ей только привиделась, оказалась дурацкой игрой света и тьмы, пыли и сквозняка, – но успокоить ее могла только пустая площадка.

Она долго стояла в шаге от двери, то наклоняясь вперед, то неуверенно отодвигаясь назад. С каждой минутой растерянного промедления эпизод у мусоропровода казался ей глупым бредом, игрой уставшего и напуганного страстями про маньяка сознания, банальной куриной слепотой и классической бабской истерикой.

– У страха глаза велики! – хмыкнула Алиса и прижалась ресницами к глазку.

Гулкий удар ее сердца, казалось, разорвал барабанные перепонки, враз онемевшие ноги подкосились – и Алиса, закусив до боли губу и взмахнув руками, чтобы удержать равновесие, отпрянула.

Тень стояла там, на площадке, в паре метров от их квартиры.

Только через минуту, с трудом сдерживая дрожь, Алиса заставила себя снова прильнуть к глазку. Она была готова поверить во что угодно – что ей пора к окулисту, к невропатологу, к психиатру, в конце концов; что нужно купить капли для глаз, таблетки от нервов и дурного мозга – во что угодно, даже в собственное сумасшествие, только не в то, что происходящее реально.

Незваный гость все еще находился там – покачивался, ссутулившись и согнувшись, вытянув вдоль тела длинные тонкие руки. Наверное, он стоял к ней боком – во всяком случае, так располагались руки и именно так изгибалась спина, – но Алиса не видела профиля. Ни выступа носа, ни провала глазниц, ни линий губ – ничего, только гладкая поверхность, словно на худой шее сидело огромное черное яйцо.

В груди жгло и пекло, в висках горячо пульсировала густая кровь – но Алиса никак не могла заставить себя глотнуть кислорода. Ей казалось, что любое движение, любой звук привлечет внимание этой твари.

Так и произошло, когда измученные легкие не выдержали и с тонким свистом порвались выдохом.

Существо, словно уловив движение воздуха, медленно стало поворачиваться.

Безволосое, безглазое, безносое, безгубое – пустое и голое – лицо оказалось прямо напротив глаз Алисы.

Еще минуту лицо маячило, заняв собой весь обзор глазка, и только по мельканию световых пятен Алиса понимала, что незваный гость чуть наклоняется то вправо, то влево. Вправо-влево, влево, влево, вправо, вправо-влево, вправо, вправо, влево… Чернота перед ее взором пульсировала и перетекала, как густое варево, – вправо-влево, влево, влево, право… Краем сознания она понимала, что существо, наверное, так гипнотизирует ее, как удав кролика в старых байках, пытается выманить из квартиры или, наоборот, уговорить впустить его в дом. Но этот край сознания был способен только на мысль, на набор слов, на описание ситуации – но ни на что больше. Остальной рассудок спал, а Алиса так и стояла, прильнув к глазку, не в силах ни пошевелиться, ни сглотнуть заполнившую рот горькую вязкую слюну страха.

Существо качнулось еще раз – уже резко, отрывисто, нетерпеливо.

А потом высунуло длинный синеватый – единственный проблеск другого цвета, кроме черноты! – язык и лизнуло глазок.

Алису словно вытолкнуло из мутного, липкого, горячечного сна. Судорожно втянув онемевшими ноздрями воздух, – а точнее, терпкую, кислящую на деснах, щекочущую легкие вонь тухлой воды, гнилой рыбы и перепревшей картошки, – она сделала шаг назад, даже не ощущая ног. И тупо воззрилась на дверь.

В ставшем теперь уже маленьким оконце глазка плескалась густая чернота. Она притягивала, манила – и даже смрад, который усиливался с каждой секундой, звал подойти поближе и окунуться в него, как когда-то детьми восторженно прыгали в самую глубокую и грязную уличную лужу.

Алиса неуверенно сделала еще шаг назад, не в силах оторвать взгляд от двери, не в состоянии развернуться и убежать.

И тут раздался звонок.

Громкий, особенно в тишине крепко спящего дома, он истошно трещал, визжал и переливался.

– Те-е-е-етьли-и-и-ис! – захныкал за спиной невесть откуда появившийся Кирюша.

Он стоял, закрыв уши руками, и раскачивался из стороны в сторону.

– Те-е-етьли-и-ис, голове бо-о-о-обольно!

– Сейчас… – растерянно забормотала Алиса, оглядываясь по сторонам. – Сейчас-сейчас…

Всю стену рядом с входной дверью закрывал самодельный шкаф-купе, сделанный, видимо, еще в нищие девяностые каким-то местным умельцем. Именно оттуда и доносилась разрывающая голову трель звонка.

Алиса притащила из кухни шаткий колченогий табурет и вскарабкалась на него. С трудом удерживая равновесие, она стала выкидывать с антресолей пустые обувные коробки, какие-то тряпки, старые резиновые перчатки – весь тот мусор, что копится годами до первого же переезда, затем любовно пакуется «на всякий случай» и в итоге остается единственным, что достигает нового места жительства без потерь.

Наконец она добралась до дребезжащей (казалось, что та даже ходит ходуном) белой коробочки и, вцепившись, рванула на себя. Трель захлебнулась, из распотрошенной дырки в стене расщеперились разноцветные проводки.

– Ну вот и все, – тяжело дыша, сказала Алиса Кирюше. Сама она не очень верила этим словам, но упорно повторила: – Ну вот и все.

Тот отнял руки от ушей и улыбнулся.

– Ура! – тоненько пропел он. – Тетьлис, вы победили его!

– Давай-давай, – она легонько подтолкнула его к комнате. – Иди ложись спать.

Обнимая мирно посапывающего Кирюшу, она прислушивалась к звукам за дверью. Что-то шуршало там, в полумраке. Шуршало негромко, отрывисто, с паузами.

Только под утро она поняла, что это было.

Кто-то упорно продолжал нажимать на кнопку теперь уже немого звонка.

Все стихло с первыми утренними лучами.

Выводя Кирилла на прогулку – уж слишком страшно было теперь оставаться в квартире, хотелось оказаться под жарким солнцем, затеряться среди людей, – Алиса долго не решалась открыть дверь.

Но когда она это сделала, то увидела на пороге мусорное ведро.

От него несло болотом и гнилью.

Когда Алиса рассказала Олегу о ночном госте, тот только пожал плечами.

– Шпана балуется, – зло ответил и сплюнул на землю. – Раньше вообще звонили в полицию и прикидывались маньяком. Но потом один папаша в парке пошел отлить под дерево и услышал этот погорелый театр.

Он хмыкнул.

– Пацану повезло, отделался парой сломанных ребер и фингалом под глазом. Ну еще и ухо надорвал, пока в отдел его волок.

– Так это вы были?

– Угу, – кивнул Олег. – Попутно пригрозил, что в следующий раз там же под деревом и закопаю. И свалю все на маньяка.

Он вздохнул, резко погрустнев.

– Конечно, мне в отделе вставили по первое число. Мол, нельзя заниматься самоуправством, могу схлопотать хулиганство, нанесение телесных и прочее. И этот же гад еще и подхихикивал! – Олег со злостью ударил кулаком по скамейке – настроение у него менялось мгновенно.

– Вы думаете, что это кто-нибудь из них?

– Ну а кто еще? – Он пожал плечами. – Старая забава. Еще звонки поджигают, да. И кнопки в лифтах. Никогда не сталкивались, что ли?

Алисе стало стыдно. За свою панику, за то, что накрутила себя и не смогла успокоить Кирюшу, за то, что оказалась истеричной подслеповатой дурой…

Колобок, уже привычно прогуливающийся по аллее, помахал им рукой и сунул Алисе листовку. Скользнув рассеянным взглядом по предложению косметики, она выбросила ее в стоящую рядом урну.

– Можете последить за Тасей? – вдруг попросил Олег, ощупывая свои карманы. – У меня сигареты кончились, а я стараюсь при ней не курить – ну и не покупать. Не учу дурному типа.

Алиса усмехнулась от этой какой-то милой наивности.

– С одним условием, – шутливо ответила она. – Перейти на «ты».

– Я женат, – неожиданно серьезно ответил он, прекратив хлопать по карманам. – Вы… ты… помните это?

Алисе опять стало стыдно.

– Все в порядке, – она постаралась скрыть неловкость. – Это просто «ты». Ну, дружеское. У меня у самой жених, – соврала она на всякий случай.

– А, ладно, – расплылся в улыбке Олег. – Просто у меня Дашка ревнивая. Не без повода – грешен, да, было дело, – картинно потупился он. – Но теперь ни-ни. Как Тася родилась – все, как отрезало.

– Типа примерный семьянин? – пошутила Алиса.

– Не, без типа, – мотнул он головой. – В общем, я сейчас вернусь. Пять минут.

Алиса с улыбкой проводила удаляющуюся спину Олега взглядом. Забавный мужик. Не без странностей, да: то милый-добрый тюфяк, то какой-то бешеный зверь, но кто нынче без странностей? Хотя жить с таким она бы не рискнула, кто знает, в какой момент его переклинит.

Но с другой стороны – жене верен, говорит о ней с нежностью и юмором, дочку тоже вон как любит, трогательно заботится о ее моральном облике…

Стоп!

А где Тася?

Сердце Алисы замерло – а потом заколотилось так, будто хотело проломить грудную клетку. Девочки нигде не было. Только Кирюша, подперев кулачками подбородок, рассматривал какого-то жука на газоне.

– Тася! – крикнула она срывающимся голосом. – Тася!

Тетка на соседней лавочке вздрогнула, подозвала к себе катающегося на трехколесном велосипеде мальчишку и быстрым шагом заторопилась прочь.

– Кирюш! – Алиса схватила племянника за плечи и затрясла его. – Где Тася? Вы же вместе были?

– Она с дядей пошла, – удивленно ответил Кирюша, с трудом отвлекаясь от жука.

– С каким дядей? С дядей Олегом?

– Нет. С незнакомым. Он сказал, что папа просит ее помочь покупки донести.

– Но как? Мы же говорили вам – ни с кем не ходить!

– Да Тася и не хотела. А дядя сказал, что тогда ему придется сказать ее папе, что ту большую куклу, которую он купил, придется обратно вернуть продавщице. Потому что Тасин папа ее один не донесет.

Алиса похолодела от этой глупой, но такой действенной лжи.

– А… ты? – хрипло спросила она.

– А меня не звали, – пожал Кирюша плечами. – Да мне все равно куклы не нравятся.

Алиса выпустила племянника и обхватила голову руками. Ей хотелось кататься по земле и выть от ужаса – не усмотрела, упустила, потеряла девочку! Милую, пухленькую, молчаливую Тасю! Господи, та даже не могла позвать на помощь!

– Олег! – завопила Алиса в отчаянном призыве. – Олег!

Она озиралась вокруг, ощупывая взглядом кусты, лавочки, людей, – ведь ребенок не может исчезнуть бесследно? Он не может просто взять и пропасть, словно его унесла какая-то птица? Она вздернула лицо к небу, точно проверяя это, – но безжалостное июльское солнце только ослепило, затянув весь мир обжигающе-белой пеленой.

– Тася! – голос сорвался на дребезжащий визг.

Алиса моргала и терла глаза, дергая головой и втягивая через сцепленные зубы сухой колючий воздух. Только через минуту зрение – слабое, неверное, мутное – вернулось к ней.

И сквозь застилающее все слезы Алиса увидела его.

Невысокий сутулый мужчина в потертых джинсах и клетчатой рубашке навыпуск куда-то спешил по соседней аллее неровным, прихрамывающим шагом. Его рука крепко сжимала тонкую кисть покорно семенящей за ним рыжей девчушки.

– Тася! – закричала Алиса, схватив Кирилла за локоть и таща за собой, как на буксире. – Тася!

Девочка остановилась и оглянулась. На пухлых губах гуляла растерянная улыбка.

– Тася, стой! – потребовала Алиса.

Мужчина оглянулся и побледнел. На его лбу блестели капельки пота, толстые стекла очков запотели. Он начал затравленно озираться, все еще не выпуская руку девочки, и медленно, маленькими шажочками продвигался куда-то к кустам.

Олег выскочил откуда-то из-за Алисиной спины и, издав дикий рев, налетел на мужика, сбив с ног ударом плеча в грудь, а потом стал остервенело пинать ногами.

Мужик булькал, пытался подняться – но Олег одним ударом снова валил его на землю и продолжал избивать, жестоко, бешено, исступленно. На его губах выступила пена, он рычал что-то неразборчивое и скрежетал зубами. Алису трясло – то ли от остаточного страха за Тасю, то ли от ужаса перед яростным существом, в которое превратился на ее глазах Олег.

Через пару минут подбежали два крепких парня в форме, оттащили Олега и брезгливо подняли мужика. Тот выплевывал сгустки крови и выбитые зубы, правая рука у него безвольно повисла, пальцы на левой скрючились в совершенно невозможных направлениях, ноги подгибались – ему крепко досталось.

Тася стояла, засунув пальчик в рот, и растерянно улыбалась.

Вечером Алиса набрала номер Олега. Ей хотелось услышать, что все – маньяк пойман и кошмар теперь прекратится. Ведь тогда Олега вместе с мужиком и Тасей отправили в полицию, а она увела так и не успевшего испугаться Кирюшу домой.

Трубку долго не брали.

– Да, – послышался наконец раздраженный голос Олега.

– Ну как? – робко спросила она. – Кто это?

– Да дрочер какой-то! – зло буркнул Олег.

– Как так… – упавшим голосом переспросила Алиса. Неужели… неужели они ошиблись?

– А вот так! У него билет на поезд с собой, он только сегодня из Москвы приехал. Он вообще не местный, понимаешь? Ему как объяснили, во что он вляпался и что ему сейчас все эти дела с детьми пришьют, он и обоссался. Натурально, в штаны напрудил. Дрочер это. Берет неделю за свой счет и едет в какое-нибудь захолустье. А там детям в кустах свой стручок показывает и полирует его от счастья.

– Фу, дрянь какая…