Портрет Кровавой графини Александрова Наталья

Даша пожала плечами и ушла к себе.

Лида взяла медальон в руку, бережно прижала к груди, и Надежда заметила, как удивительно меняется Лидино лицо. Оно отвердело и наполнилось энергией, в нем проступило сходство с женщиной на портрете. Только от той исходило зло, а Лидино лицо было решительным и твердым.

И в это время в дверь квартиры позвонили.

– Ты кого-то ждешь? – спросила Надежда Лиду.

– Нет, никого!

– Тогда не открывай!

– Подожди, я должна узнать, в чем дело…

Лида подошла к двери и спросила:

– Кто здесь?

– Лида! – раздался за дверью взволнованный женский голос. – Это твоя соседка снизу, Варвара Петровна! Ты меня заливаешь!

– Что?! Не может быть!

– Говорю тебе, заливаешь! У меня с потолка просто водопад льется! Всю квартиру залило…

– Да посмотрите сами… – Лида щелкнула замком.

Надежда попыталась ее остановить, но было уже поздно: дверь распахнулась. На пороге стояла растрепанная пожилая женщина в пестром байковом халате, с помятым, перепуганным, виноватым лицом, а за спиной у нее…

За спиной у нее Надежда увидела тех двоих мужчин, от которых они едва спаслись в садоводстве. Один из них – худой, небольшого роста, с холодными глазами ядовитой змеи – прижимал к боку женщины нож с длинным узким лезвием.

– Лида, прости… – пролепетала соседка, – они меня заставили… они меня ножом…

– Усохни! – прошипел бандит, оттолкнул ее в сторону и шагнул в квартиру. – Ну вот, наконец мы и встретилис-сь!

Его рослый напарник ввалился следом и захлопнул за собой дверь.

– Кто вы такие? – Лида попятилась, но голос звучал решительно. – Что вы от нас хотите?

– Ты прекрасно знаеш-шь что! – прошипел тощий, размахивая ножом. – Отдаш-шь его нам – и живи с-спокойно!

Лида сверкнула глазами.

– Я не знаю, о чем вы говорите!

В это время в прихожую вышла Даша.

– Кто это пришел? – проговорила она. – Мама, кто эти люди? Что вообще здесь происходит?

– А вот она-то нам и нужна! – Тощий бандит мигнул своему напарнику, и тот обхватил Дашу одной рукой, а во второй у него появился нож, который он приставил к горлу девушки.

– Ты по-прежнему не знаеш-шь, о чем мы говорим? – прошипел тощий. – Отдай нам портрет – или попрощ-щайся со своей милой дочуркой! Попрощ-щайся навсегда!

– Не трогайте ее! – выкрикнула Лида. – Оставьте ее в покое! Даша тут совершенно ни при чем! Она вообще ничего не знает!..

Ее лицо пылало. Надежда заметила, что Лида стала еще больше похожа на женщину с портрета.

– Зато ты знаеш-шь! – прошипел тощий злодей. – Так что лучше отдай нам портрет, или…

– Хорошо! – Лида шагнула в сторону кухни. – Я отдам вам его… он здесь…

– Давно бы так! – Тощий бандит двинулся за ней, держа наготове нож.

Его напарник шел сзади, ведя вяло сопротивляющуюся Дашу.

Войдя на кухню, Лида направилась к кухонному столу.

«Так мы и не попили чаю! – совершенно не к месту подумала Надежда, увидев на столе чайник. – Только вскипел… но теперь уж не до того…»

Лида потянулась к подвесному шкафчику, но тут как бы случайно споткнулась, опустила руки, схватила чайник и, резко развернувшись, выплеснула его содержимое в лицо тощему бандиту.

Тот зашипел, как ошпаренная кошка, и схватился за лицо.

Лида, не теряя ни секунды, несколько раз подряд ударила его чайником по голове. Бандит охнул и начал заваливаться на пол. Его напарник, до которого все очень медленно доходило, топтался на месте, все еще обнимая одной рукой Дашу. Даша быстро сориентировалась и изо всей силы пнула бандита в самое уязвимое у мужчин место. Тот от боли и неожиданности выпучил глаза и выронил нож.

Тут и Надежда опомнилась и вступила в бой. Она схватила висевшую на крючке тяжелую сковородку и изо всех сил опустила ее на голову рослому бандиту. Тот охнул и повалился поверх своего напарника, придавив его к полу.

Надежда переглянулась с Лидой. Глаза у той горели, как два угля, она часто и шумно дышала, но ничуть не растерялась. Выдвинув ящик стола, достала оттуда два мотка бельевой веревки и кинула один Надежде:

– Быстро связать их, пока не опомнились! Умеешь вязать нормальные узлы?

Надежда кивнула: как-то в командировке на Севере Валя Голубев от нечего делать научил ее вязать морские узлы.

Через пять минут оба бандита были связаны по рукам и ногам.

Рослый бандит пришел в себя первым. Удивленно оглядевшись, он прогудел:

– Вы что это? Вы как это? Вы почему это? А ну, развяжите нас сию секунду, а то…

– Ага, сейчас, спешим и падаем! – ответила ему Надежда. – Сиди спокойно, а то еще раз получишь сковородкой!

– И что мы с ними будем делать? – осведомилась Даша, разглядывая связанных бандитов.

В это время из прихожей донеслись какие-то странные звуки. Надежда снова схватила сковородку. Даша побледнела.

В ту же секунду на кухню ввалились несколько парней в черных комбинезонах, с оружием в руках.

– Полиция! – выкрикнул один из них. Он удивленно оглядел кухню и опустил оружие. – Что здесь произошло? Нам сообщили о вооруженном нападении…

– Опоздали! – насмешливо ответила ему Надежда. – Вооруженное нападение имело место, но мы справились своими силами!

Из-за спин полицейских высунулась соседка Варвара Петровна все в том же халате. Найдя взглядом Лиду, она проговорила:

– Лидуся, ты в порядке? А это я полицию вызвала…

– И очень правильно сделала! – успокоила ее Надежда.

Старший группы захвата, приглядевшись к связанным бандитам, присвистнул:

– Вы только поглядите, ребята, кто попался в наши руки! Это ведь Гадюка и Кирпич! Известная парочка! За ними из статей Уголовного кодекса такой хвост тянется – отсюда до Москвы! – Полицейский повернулся к женщинам и с чувством проговорил: – От лица полиции выражаю вам благодарность! Вы нам очень помогли в поимке опасных преступников!

– Это еще неизвестно, кто кому помог… – пробормотала себе под нос Надежда.

Впрочем, ее слова никто не услышал.

Полицейские развязали бандитов, надели на них наручники и повели к выходу.

В дверях Надежда и Лида оказались рядом с тощим бандитом. Лида пригнулась к его уху и проговорила тихо, так что ее никто не услышал, кроме Надежды и самого бандита:

– Передай тем, кто тебя послал, чтобы они забыли про медальон. Теперь он попал в нужные руки, и никто, повторяю, никто не сможет его у меня отнять!

– Боже мой! – Даша оглядела разоренную квартиру. – Да когда же это кончится? Что с нами со всеми происходит?

– Не бери в голову, – спокойно ответила Лида, поднимая с пола чайник, – теперь все наладится. Надь, ты куда?

– Ладно, девушки, – Надежда красила губы перед зеркалом, – вы уж тут сами, а я пойду. У меня муж завтра из командировки возвращается, а дома конь не валялся. Дел невпроворот, так что, как говорится, извините за компанию.

На следующий после разговора с Кэти день сеанс живописи повторился, и через день, и еще через день. Но когда графиня покидала часовню, маэстро Лоренцо оставался там и работал, работал, работал, пока позволяло освещение. Он больше не вспоминал о своей карете, больше не заговаривал о том, что должен ехать ко двору курфюрста.

Лоренцо с головой погрузился в работу – и с каждым днем все больше мрачнел.

– Все не то… – бормотал он, по нескольку раз переписывая лицо графини, – все совершенно не то…

Графиня на портрете выходила похожей на себя, но в ней не было той дьявольской выразительности, той захватывающей страсти, которую он увидел в ее лице в первый вечер, а особенно – в первую ночь в замке. На его портрете графиня Эржбета выглядела красивой, благородной дамой, ничуть не похожей на то страшное создание…

Закончив работать, живописец выходил в сад, надеясь снова встретить там золотоволосую девушку, чудесного ангела своей мечты, но ему так и не удалось увидеть ее. Должно быть, строгий священник больше не выпускал Кэти в сад.

По ночам маэстро Лоренцо почти не спал. Он ворочался в своей удобной и мягкой постели, вслушиваясь в ночную тишину. Иногда до него доносились далекие крики – крики, полные ужаса и страдания, как в ту, первую ночь.

Один или два раза маэстро вставал, покидал свою комнату и подходил к лестнице, ведущей в подземелье. Но в темном коридоре появлялся карлик и смотрел на живописца с угрозой.

– Я предупреждал тебя, – шептал он, – я предупреждал, что по ночам нужно спать! Спать в своей комнате!

И живописец возвращался к себе и без сна ворочался в постели, прислушиваясь к доносящимся из подземелья крикам.

А потом он снова приходил в часовню – и работал, работал, работал, повторяя:

– Все не то, все не то…

Прошло уже две недели с того дня, как маэстро Лоренцо попал в замок графини Батори. Две недели с того дня, когда он начал работать над портретом хозяйки. Однажды во время сеанса графиня, поправляя черную прядь, сказала:

– Маэстро, вы работаете слишком долго. Неужели мой портрет все еще не готов?

– Простите, великодушная госпожа! – Живописец опустил голову. – Ваш облик прекрасен, но неуловим. Мне не удается передать что-то главное в нем.

Графиня подошла к нему и посмотрела на незаконченный портрет.

– И правда, в нем чего-то не хватает! – проговорила она сухо. – Вам нравится наша венгерская кухня?

– Да, госпожа. Я пристрастился к ней в вашем замке.

– Но главное в ней – острый, жгучий перец. Если лишить нашу кухню перца, она станет пресной и безвкусной. Так и ваш портрет – в нем нет перца. Наверное, я ошиблась в вас. Наверное, вы не сможете закончить этот портрет…

Графиня хотела уже покинуть часовню, но маэстро Лоренцо остановил ее:

– Постойте, милостивая госпожа! Я сам вижу, что этому портрету не хватает души. Но я знаю… я знаю, что нужно сделать, чтобы получилось то, что нужно.

– Что же?

– Я не решаюсь сказать…

– Вы не казались мне трусом, маэстро! Говорите – или я буду крайне недовольна!

– В первую ночь, которую я провел в замке, я случайно забрел в подземелье. И я видел… или мне показалось, что я видел, как ваша милость сурово наказывала нерадивую служанку. Тогда в лице вашей милости проявилась его настоящая суть. То, что вы назвали перцем. Если бы вы позволили мне еще раз увидеть такую сцену… если бы вы позволили мне запечатлеть ее на холсте – тогда я закончил бы портрет, и, клянусь, вы остались бы довольны!

– Что ж, – графиня оглядела живописца с ног до головы, как будто видела его впервые, – пусть будет по-вашему…

В эту ночь маэстро Лоренцо не мог заснуть. Он чувствовал – что-то должно случиться. И вот, когда часы на башне пробили полночь, дверь его комнаты скрипнула.

Живописец приподнялся на локте, вглядываясь в темноту. Возле двери стоял карлик – все тот же страшный придворный карлик графини. Его глаза сверкали в темноте, как два раскаленных угля. Он прижал палец к губам и прошептал:

– Одевайтесь, сударь! Графиня ждет вас!

Взволнованный, живописец вскочил с кровати и торопливо оделся. Он знал, что увидит, – и боялся этого. Но в то же время страстно желал закончить портрет.

Одевшись, он повернулся к карлику:

– Мне нужно взять кисти и краски.

– Не волнуйтесь, сударь! Все для вас уже приготовлено. Следуйте за мной.

Они вышли из комнаты, спустились по лестнице в подземелье и пошли по знакомому коридору. Живописец вспоминал, как шел здесь в первый раз, и убедился, что то был не сон.

А вот и просторный подвал со сводчатым потолком, куда он в прошлый раз заглянул через полуоткрытую дверь, словно через врата ада.

На этот раз карлик втолкнул его внутрь.

Все так же ярко пылал огонь в камине. Кроме него, подвал освещали факелы в бронзовых треножниках. Как и прошлый раз, здесь были трое дюжих слуг, один из которых был одет в длинный кожаный фартук. Но графини и жертвы ее темных страстей пока не было. Зато немного в стороне от камина стоял огромный деревянный крест, который словно ждал свою жертву. А чуть в стороне от креста маэстро увидел мольберт с незаконченным портретом графини, кувшин с кистями и прочие инструменты живописца.

В глубине подвала распахнулась дверь – и вошла графиня. Она была в том же расшитом золотом платье, в каком по утрам позировала художнику.

– Вы просили меня о таком сеансе, – проговорила она, чуть заметно изогнув узкие губы, – я решила удовлетворить вашу просьбу. Готовы ли вы работать?

Маэстро Лоренцо облизал пересохшие губы и тихо ответил:

– Готов, ваша милость.

– Что ж, приступаем! – Графиня хлопнула в ладоши, и тут же двое новых слуг втащили в подвал стройную девушку, голова и лицо которой были скрыты черным шелковым платком. Плечи несчастной содрогались от беззвучных рыданий.

Слуги привязали девушку к кресту и отошли от нее.

– Готовы ли вы? – повторила графиня, подходя к жертве.

– Готов! – едва слышно повторил художник.

И тогда графиня сорвала с головы девушки платок. Золотистые волосы рассыпались по плечам и заблестели в багровом свете факелов.

Маэстро Лоренцо увидел лицо ангела, который в юности перевернул всю его жизнь. Лицо Кэти, девушки с молитвенником. По ее щекам текли слезы, которые делали лицо еще прекраснее.

Полным мольбы голосом она обратилась к графине:

– В чем я провинилась, добрая госпожа? Что я сделала не так?

– Ты провинилась самим своим существованием. Ты провинилась своей молодостью и красотой! – С этими словами графиня рванула платье на груди девушки и протянула руку к своему подручному.

Тот подал ей раскаленную кочергу.

Маэстро Лоренцо побледнел. В глазах у него потемнело, как будто кто-то невидимый погасил багровое пламя факелов.

Он услышал шипение горящей плоти, услышал душераздирающий крик ужаса и боли, увидел перекошенное страданием лицо – и едва не потерял сознание. Но затем… затем он увидел лицо графини – лицо, пылающее жестоким наслаждением, лицо, которое он мечтал запечатлеть на холсте, и начал работать.

Зрение прояснилось, рука стала твердой, как никогда прежде, словно кто-то невидимый и могущественный водил его кистью. Он работал как одержимый, накладывал на холст мазок за мазком, не обращая внимания на крики несчастной девушки, не обращая внимания на чудовищные пытки, которым ее подвергали. Он работал, работал, работал…

На холсте возникало подлинное лицо графини, лицо дьявола в женском обличье.

«Да, – понял маэстро внезапно, – на этом холсте изображена не жестокая и развратная женщина – на нем изображен сам дьявол».

Так прошло несколько часов.

Маэстро Лоренцо оторвался от холста, взглянул на него со стороны и понял, что портрет готов. А еще он понял, что создал лучшее свое произведение. Самое страшное свое произведение. Произведение, которое позволяет заглянуть за врата ада.

Он перевел взгляд на девушку, на своего золотоволосого ангела… Она уже не дышала.

То, что было привязано к деревянному кресту, не было похоже на человеческое существо. Только жалкий, изуродованный кусок обугленной плоти.

А рядом, в окружении потных, разгоряченных слуг, стояла графиня. Ее лицо было просветленным и благостным, как будто она только что причастилась.

Почувствовав взгляд живописца, графиня подошла к мольберту, взглянула на него и удовлетворенно проговорила:

– И все-таки я не ошиблась в вас, маэстро! Вы действительно настоящий мастер. Вы сумели создать подлинный шедевр, сумели передать в своем портрете самое главное! Мой господин, мой наставник будет доволен… – Она увидела немой вопрос в глазах живописца и усмехнулась: – Да, вы не ослышались. У меня тоже есть господин, и вы поняли, кто он… – Перед тем, как покинуть маэстро, она добавила: – Но не забудьте, теперь вам нужно перевести этот портрет в миниатюру…

Маэстро Лоренцо ничего ей не ответил. Он вообще не произнес больше ни слова.

Спотыкаясь, едва не падая, он покинул комнату пыток и поднялся в замковую часовню. Вскоре слуги графини принесли туда же созданный ночью портрет и все принадлежности, необходимые для создания миниатюры. И живописец снова принялся за работу.

Он работал день и ночь, не прерываясь на еду и сон. Слуги графини приносили в часовню лучшие кушанья и вина с ее стола, но они оставались нетронутыми. Маэстро работал, работал и работал.

Наутро третьего дня кто-то из слуг заглянул в часовню и увидел, что живописец без чувств лежит на каменном полу. Об этом доложили графине. Она пришла в часовню, чтобы взглянуть на все своими глазами. Ее портрет на подрамнике, портрет, созданный за одну ночь в подземелье пыток, был изрезан, искромсан ножом, как будто живописец пытал его, как графиня пытала свои жертвы. Сам маэстро лежал на полу посреди часовни и едва дышал.

Графиня склонилась над Лоренцо. На груди у него лежал миниатюрный портрет. Он был прекрасен.

Графиня взяла портрет, и улыбка злобного удовольствия коснулась ее губ. Теперь даже после смерти ее душа, ее подлинная сущность останется жить, заключенная в этом маленьком портрете… Художник, этот жалкий, тщеславный человек, умирает, но ей было ничуть его не жаль. Все когда-нибудь умрут, по крайней мере, этот сделал что-то полезное, что-то стоящее.

Графиня уже хотела покинуть часовню, но тут глаза живописца открылись и нашли ее. Его губы зашевелились.

Графиня наклонилась к умирающему, чтобы послушать, что он хочет ей сказать. Это не казалось ей важным, но любопытство свойственно каждой женщине, а она все же была женщиной. Кроме того, графиня не сомневалась, что художник скоро умрет, а она любила слушать то, что люди говорят перед смертью.

Она склонилась над ним как можно ниже, чтобы не пропустить ни слова, – и вдруг умирающий с нечеловеческой силой схватил ее за воротник платья и притянул к себе.

Глаза художника пылали темным лихорадочным огнем. Его губы зашевелились:

– Я сделал то, что ты просила. Создал портрет, в котором заключена частица твоей черной души. Этот портрет переживет и тебя и тем более меня. Мне осталось жить совсем немного, считаные мгновения, – проговорил он, – скоро я попаду туда… ты прекрасно знаешь куда, ибо я служил твоим черным желаниям и навеки сгубил свою бессмертную душу. Меня там уже ждут… – Он перевел дыхание, чтобы собраться с силами, и продолжил: – В портрете, который я создал, заключена часть вечного зла, носительницей которого ты являешься. Храни его в своей семье, передай дочери своей дочери. Пока этот портрет хранится в твоей семье – заключенное зло не вырвется наружу… но если этот портрет попадет в чужие руки, если он будет продан или даже подарен постороннему человеку – врата ада откроются. Первым пострадает тот, кто завладеет портретом, но на этом зло не остановится…

Художник снова перевел дыхание. Видно было, что силы его оставляют. Только в глазах еще теплилась жизнь.

– Я умираю… – проговорил он едва слышно, – но тебе тоже, рано или поздно, придется отправиться вслед за мной. И помни – тебя там тоже ждут…

Выйдя от Лиды, Надежда села в подходящую маршрутку. Домой, домой, скорее домой! Навести в доме порядок к возвращению мужа, приготовить что-нибудь вкусное, помириться с котом… хватит с нее криминала! Хватит опасных приключений!

В это время у нее в сумке раздался сигнал – на телефон пришло сообщение. Надежда заволновалась: может быть, это муж написал ей что-то важное? Может быть, он задерживается в командировке?

Она раскрыла сумочку, порылась в ней, нашла мобильный телефон и тупо уставилась на него. Дисплей не светился, никаких новых сообщений не было. Но она слышала донесшийся из сумки сигнал…

И тут Надежда вспомнила, что до сих пор таскала телефон, который прихватила на похоронах Константина Леденцова. Просто забыла его выложить. Так может, это на него пришло сообщение?

Злополучный телефон нашелся на самом дне сумки. На его дисплее действительно горела надпись: «У вас одно новое сообщение».

От этого телефона Надежда не ждала ничего хорошего. Однако нельзя просто закрыть глаза и сделать вид, что ничего не произошло! Даже самой себе Надежда не признавалась, что ее мучает любопытство, что ей просто хочется узнать, что за сообщение ждет ее в этом телефоне. Тем более сообщать-то некому. Тот тип, что пугал звонками, уже сидит. И, судя по тому, как обрадовались полицейские, увидев его, сидеть будет долго.

Опасливо оглядевшись по сторонам, Надежда нажала кнопку, чтобы открыть сообщение… И разочарованно вздохнула. Сообщение было самое что ни на есть банальное: «Вы приблизились к порогу отключения».

Ну и черт с ним, пусть отключают этот телефон, все равно Надежда собиралась его выкинуть! От него никакой пользы… И тут она вспомнила, что не проверила еще один, последний номер, записанный в памяти этого телефона.

«Ну, не проверила – и не надо, – прозвучал в голове внутренний голос, – все уже закончено, медальон у Лиды, и пора переходить к своим собственным делам, которых накопилось выше крыши…»

С этим внутренним голосом у Надежды сложились непростые отношения. Он всегда пытался удержать Надежду от опасных и неосторожных поступков, пытался не дать ей вмешаться в очередное криминальное расследование. В этом он очень напоминал мужа Надежды. Но по сравнению с Сан Санычем у внутреннего голоса был один существенный недостаток – его никак не получалось обмануть. Он знал все Надеждины мысли и намерения так же хорошо, как сама Надежда. Или даже лучше. На то он и внутренний голос. Зато его можно было просто не слушать, что Надежда почти всегда и делала.

Вот и сейчас, выслушав аргументы этого внутреннего зануды, Надежда ответила ему (шепотом, чтобы не напугать соседей по маршрутке):

– Ага, выкину этот телефон – и так никогда не узнаю, чей номер в нем был записан! Да я же просто умру от любопытства! Во всяком случае, неделю не смогу спокойно спать!

Как утверждал муж, любопытство было главным недостатком Надежды Николаевны. Правда, сама Надежда считала его достоинством. А в данном случае любопытство соединилось еще с одним качеством Надежды – умением доводить каждое начатое дело до конца. Выяснила она про два номера в телефоне Константина – стало быть, нужно выяснить и про третий. И тут же, не дав внутреннему голосу времени на достойный ответ, Надежда нажала кнопку вызова и поднесла трубку к уху.

Прозвучало несколько длинных гудков, а затем приятный женский голос проговорил:

– Вы позвонили в кабинет Михаила Петровича Водолазова.

– Михаила Петровича? – переспросила Надежда, лихорадочно пытаясь вспомнить, слышала ли она когда-нибудь это имя.

– Да, – в голосе телефонной дамы прозвучала настороженность, – будьте добры, представьтесь!

– Да как же! – фыркнула Надежда и нажала кнопку отбоя.

«Ну, вот ты позвонила, – снова зазвучал внутренний голос, – а толку-то? Ничего нового ты не узнала. Кто такой этот Михаил Петрович – понятия не имеешь…»

– Ну и ладно! – фыркнула Надежда. – Я, по крайней мере, попыталась. Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном…

На этот раз внутренний голос промолчал, и Надежда доехала до дома без приключений.

Она вышла из маршрутки и задумалась: идти прямо домой или сперва зайти в магазин? По всему выходило, что в магазин зайти нужно: в доме не было молока, хлеба и яиц. Или уж лучше завтра, чтобы к обеду вырезку купить… Нет, сегодня, а то и поужинать нечем.

Ругая себя за недисциплинированность и бесхозяйственность, Надежда направилась к расположенному на углу магазинчику, как вдруг рядом с ней зашуршали шины, и негромкий, властный голос проговорил:

– Садитесь, Надежда Николаевна!

Она вздрогнула и обернулась.

Рядом с тротуаром стояла большая черная машина. Ее задняя дверца была гостеприимно открыта. За рулем сидел коротко стриженный парень спортивного вида.

– Садитесь, садитесь! – повторил тот же голос, и Надежда Николаевна увидела, что на заднем сиденье сидит еще один мужчина – лет сорока, в дорогом, отлично сшитом темном костюме, с длинным лицом, из тех, которые называют лошадиными, и с коротким ежиком седоватых – цвета «перец с солью» – волос. Именно ему и принадлежал властный голос.

– Я никогда не сажусь в незнакомые машины, – ответила Надежда и осторожно попятилась. – То есть, я хотела сказать, в машины незнакомых людей…

– Ну, мы с вами не то чтобы совсем незнакомы… – Мужчина слегка улыбнулся, и Надежде показалось, что в этой улыбке было что-то хищное. – Я про вас, Надежда Николаевна, знаю очень многое, да и вы про меня тоже кое-что…

– Что это я про вас знаю? – фыркнула Надежда и еще немного отошла назад. – Как я могу что-то про вас знать, если я вас вообще первый раз в жизни вижу!

– Ну, не будем же мы разговаривать вот так, на улице! – поморщился мужчина.

– Будем! – ответила Надежда и хотела уже пуститься наутек… как вдруг увидела, что у нее за спиной стоит тот самый коротко стриженный парень, который только что сидел за рулем.

Она перевела взгляд на машину… Водитель все так же сидел в машине. Значит, снаружи стоял другой, но похожий на первого, как брат-близнец. Что-то в этих двоих было знакомое… Нет, определенно она уже видела этих двоих… «Да, – подумала Надежда Николаевна, – как в старой песне поется, что-то с памятью моей стало… Витаминов попить, что ли… Хотя вряд ли поможет».

– Садитесь, садитесь! – повторил солидный мужчина. – Не будете же вы бегать по улице.

Надежда представила, как бежит по тротуару от этого спортивного парня, спотыкаясь и тяжело дыша… да нет, это просто смешно! Еще увидит кто-нибудь из соседей…

– Да садитесь же! Мы с вами просто поговорим! Это не займет у вас много времени!

Надежде ничего не оставалось, как подчиниться. Она села на заднее сиденье машины с видом приговоренного к казни.

Дверца захлопнулась, и машина медленно поехала вперед.

– Куда вы меня везете? – осведомилась Надежда, пытаясь не впадать в панику.

– Никуда, – ответил незнакомец, – мы просто покатаемся по улицам. Стоящая машина привлекает больше внимания, понимаете ли. Я же сказал, что мы с вами просто поговорим.

– И о чем же? – Надежда быстро взглянула на соседа. – И вообще, кто вы такой?

– Вы же сами хотели со мной поговорить. Значит, должны примерно представлять предмет разговора.

– Я? С вами? – Надежда удивленно захлопала глазами. – Да я вас никогда не видела и знать не знаю!

– Но вы мне звонили. А обычно, если кому-то звонишь, значит, хочешь с ним поговорить. Разве не так?

– Я? Вам? Звонила? – Надежда окончательно растерялась.

– Михаил Петрович Водолазов, – представился ее собеседник, – вы только что звонили в мой кабинет.

– Ах, это вы… – Надежда густо покраснела. – Да, действительно звонила… А как вы меня нашли?

– Ну, Надежда Николаевна, вы же сами были инженером, значит, должны представлять возможности современной техники! Вычислить местонахождение телефона – это совсем несложно и недолго. Немного сложнее было установить вашу личность, но с этим мои техники тоже благополучно справились.

«Дура какая, нужно было телефон выключить, – подумала Надежда, – а лучше вообще его выбросить к чертовой матери! Да что уже теперь, поздно…»

– Да, хорошие у вас техники! – вздохнула Надежда. – А все же, Михаил Петрович, кто вы такой? Я имею в виду – где вы работаете? В какой-то спецслужбе? Если так, то я не представляю для вас никакого интереса! Я – простая домохозяйка…

– Нет, я работаю не в спецслужбе. По крайней мере, не сейчас. Я – начальник службы безопасности банка «Доверие».

– Ну, и почему я вас интересую?

– Во-первых, Надежда Николаевна, не забывайте, что это вы мне позвонили. Значит, это скорее я могу спросить вас, почему я вас интересую. Во-вторых… во-вторых, наведя о вас справки, я выяснил, что вы были знакомы с Константином Михайловичем Леденцовым. С покойным Константином Михайловичем Леденцовым. А Константин Михайлович был клиентом нашего банка, и крупным клиентом. Поэтому я должен выяснить, в чем тут дело.

– Ах, вот оно что! – оживилась Надежда. – Значит, это в вашем банке он взял огромный кредит? Значит, это в вашем банке он заложил акции своей фирмы и недвижимость?

– Да, в нашем. – Водолазов пристально смотрел на Надежду, и в его лице снова проступили хищные черты. – Господин Леденцов взял в нашем банке очень крупный кредит, не сообщив нам о его назначении. Обычно мы не соглашаемся финансировать крупные проекты, не зная всех подробностей, но Константин Михайлович был нашим старым и важным клиентом, и мы пошли ему навстречу…

– Тем более что вы взяли с него солидный залог! – ехидно вставила Надежда. – Квартиру в элитном доме, загородный дом, машину небось тоже прихватили…

– Само собой! Мы ведь банк, а не благотворительная организация! Тем не менее это крупная операция, и мы заинтересованы в том, чтобы она прошла без каких-либо накладок и неувязок. Мы заинтересованы в том, чтобы наследники Леденцова не предъявляли банку претензий. Если возникнут какие-то юридические споры и трения, акции Леденцова могут упасть в цене, а это нас никак не устраивает. Тем более – если всплывут какие-то сомнительные нюансы, связанные со смертью Константина Михайловича. Поэтому я должен разобраться, в чем тут дело и какова ваша роль в происходящем.

– Да никакой роли у меня нет! – отмахнулась Надежда. – Я с Константином-то была едва знакома!

– Не надо пытаться меня провести, – поморщился Водолазов, – это все равно у вас не получится. Вы хорошо знали господина Леденцова, были на его похоронах, а сейчас общаетесь с его первой женой и дочерью.

«Вот тебе и раз! – оторопела Надежда. – Следили они за мной, что ли? А вот интересно, что они про все это знают? И ведь это они поймали тогда того типа в торговом центре, узнала я этих парней. А он помер у них на руках. Сам виноват, конечно. Если у тебя такая болезнь, нужно лекарство с собой носить или вообще работу поспокойнее выбирать… Но все же… Одно дело, если умершего человека спокойно бросают обычные бандиты – им в поле зрения полиции попадать ни к чему. И совсем другое – когда так делают сотрудники безопасности крупного банка. Значит, у него они ничего не узнали, а то бы непременно вмешались в историю с медальоном. Ладно, без них разобрались… Но хоть банк и называется «Доверие», у меня к его сотрудникам доверия нет. Правда, выяснить кое-что не мешает…»

Надежда хотела задать вопрос, но Водолазов остановил ее нетерпеливым жестом и продолжил:

– Но не это главное. Главное, что у вас оказался номер моего телефона. Кроме того, вы сами только что сказали, что знаете про заем, который Константин Михайлович взял в нашем банке. Случайный, малознакомый человек не может знать о таких вещах. И еще… – Он пристально взглянул на Надежду, словно хотел заглянуть под ее черепную коробку. – Еще, Надежда Николаевна, я выяснил, что у вас есть необычное хобби. Вы любите заниматься самодеятельными расследованиями.