Убийца наваждений Орлов Антон

После пары выстрелов она учла, что враг защищен оберегом, и сунула пистолет в карман. Теперь она старалась поймать его, чтобы схватиться врукопашную, и Темре приходилось вовсю от нее бегать, разбрызгивая грязь, а Демея, нехорошо сверкая белесыми глазами, носилась за ним. Оба уляпались с ног до головы, словно школьники, дорвавшиеся до подвижных игр на свежем воздухе.

Время от времени она швыряла в него, метя в колено или в голову, обломками кирпича – от них-то оберег не спасет! – но убийца успевал увертываться. Не привыкать: это обязательная часть ежемесячных гильдейских тренировок, только там для этого используют резиновый мячик. Вот в такие моменты от всей души мысленно поблагодаришь старшин, которые въедливо следят за тем, чтобы никто из парней ни под каким предлогом от регулярных тренировок не отлынивал. В скорости и ловкости Темре морочанке не уступал – что и требуется, если убийца наваждений не хочет внезапно закончить свою карьеру, а заодно и все прочие свои дела на этом свете.

Человек может вымотаться и устать, от этого никуда не денешься, но если все развоплощающие иглы попадают в цель, морок тоже постепенно выбивается из сил и не получает преимущества, в том-то и фокус. Поэтому главное – не мазать, остальное приложится.

Схватка шла на равных, без перевеса. Свою сумку в горошек Демея оставила под стеной одного из домов, на островке пожелтелой травы, более-менее сухой благодаря нависающему балкону. Посягнуть на чужое добро здесь было некому.

Капюшон сполз у нее с головы, парик с завитыми локонами сбился набекрень, черные пряди челки налипли на мраморно-белый лоб. Ей очень хотелось добраться до противника – и чтобы подкрепиться, и потому, что тяга к жестоким расправам была заложена в нее при воплощении. Темре не забыл те полицейские протоколы, где шла речь о жертвах Акробатки, и понимал, какая кончина его ждет, если он допустит промашку.

В ходе этой беготни они очутились во дворе, где посередине громоздились сваленные как попало старые стулья, табуреты, куски разломанных тумбочек и этажерок. Должно быть, какие-то бродяги собирались погреться у знатного костерка и натащили из запустелых домов всего, что сгодится на дрова, а потом что-то их спугнуло.

Или, может, по милости Клесто день выдался пасмурный и сырой, и разжечь костер им так и не удалось. Если они чем-то прогневали Дождевого Короля, ничего в том нет удивительного. Он ведь далеко не всегда бывает таким разнежившимся и дружелюбным, как в гостях у Темре за бокалом вина, и его недолго рассердить чем-нибудь мимолетным, чему большинство людей не придаст значения.

Так или иначе, деревянный хлам в центре двора остался нетронутым, и Демея сразу ринулась к этой куче, ее светлые глаза злорадно вспыхнули.

«Что она задумала? – удивился Темре. – Швырнет в меня табуретом?»

Ага, так и оказалось, только табурет был живой. Чекляны, до того похожие на эти предметы домашней обстановки, что в сумерках либо издали запросто обманешься, не любили маячить на открытом пространстве, предпочитая прятаться там, где можно слиться с фоном. Они были всеядны и чаще всего встречались вблизи больших помоек. В неприживном районе их соблазняла свалка под южным склоном Овечьей горки. То, что прогнало отсюда людей, чеклянов не пугало – а может, и пугало, да голод был сильнее страха. Они промышляли в одиночку и с собачьим стаями конкурировать не могли, поэтому обитали на отшибе от вожделенной свалки, среди брошенного человеческого жилья.

Пятнисто-коричневый чеклян, напуганный шумом и беготней двуногих вторженцев, притаился возле груды деревянного барахла. Обычно это ему помогало, но не в этот раз: остроглазая Демея выдернула его из мебельной кучи, ухватив за тонкую кожистую ножку, и, раскрутив над головой, швырнула в противника.

Цапнуть ее зубастым клювом несчастное животное не успело. Уже в полете оно слабо заверещало, но тут же шмякнулось о землю, потому что Темре проворно отскочил. А чеклян подпрыгнул и бросился на него. Одна из особенностей этих созданий: впав в ярость, они атакуют, не обращая внимания на разницу в габаритах.

Убийца оказался меж двух огней: с одной стороны морочанка, с другой – взбешенный неожиданным нападением, свирепо щелкающий клювом живой табурет.

Чеклян воинственно наскакивал, норовя долбануть по ноге, – ему ничего не стоило не только порвать штаны, но и выщипнуть кусок мяса. Его длинная шея с хищной клювастой головкой смахивала на мумифицированную змею, но при этом двигалась стремительно, словно отпущенная пружина или лопнувшая резинка.

Противница с раззадоренной ухмылкой двинулась в атаку, а перстень еще не зарядился. Темре понял, что сейчас ему придется несладко. Он отвлекся на морочанку, уделяя внимание в первую очередь ей, а оставшийся сбоку табурет, словно того и ждал, сделал молниеносный бросок и содрал лоскут кожи у него с ляжки.

В следующий момент Демея ринулась к убийце, но сразу отскочила назад.

Чеклян, обнаружив, что его со всех сторон окружили люди, утратил боевой пыл и, пару секунд в замешательстве потоптавшись на месте, задал стрекача.

«Откуда они все взялись?..» – изумился Темре.

Вокруг него стояло не то пятеро, не то шестеро гильдейцев в масках. Слишком много для одной морочанки. Мгновенно приняв решение, она тоже стремглав бросилась наутек, кидаясь из стороны в сторону, чтобы не словить иглу. На ходу подхватила свою сумку, выбежала на дорогу и одним прыжком очутилась на подножке проезжавшего мимо фургона, уцепившись, чтобы не свалиться, за ручку дверцы. Неизвестно, что подумал шофер, но вместо того, чтобы затормозить, он прибавил скорости. Машина умчалась по направлению к Овечьей горке.

Темре остановился у обочины: ясно, что автомобиль ему не догнать. В недоумении оглянулся на своих нежданно-негаданно объявившихся коллег – те остались стоять, где стояли. Одинаково одетые, одинаково стройные, одинакового роста… Да их вообще не отличить друг от друга! Не люди это. Но и не наваждения из хаддейны.

Самые обыкновенные обманки, созданные мастером иллюзий. Вроде того подснежника, изысканного творения Иноры, почти сутки прожившего у него в гостиной. Или вроде тех банкнот, которые время от времени кто-нибудь предприимчивый пытается всучить продавцу в магазине или буфетчику в закусочной, хотя в любом мало-мальски уважающем себя заведении имеются артефакты-определители. Но сколько же сил должен был затратить неведомый мастер, выручивший Темре, чтобы создать одновременно целых шесть его копий в полный рост?..

Он нашел ее за углом ближайшего дома. Может, она и хотела бы скрыться, но ее ноги не держали. Сидела на земле, привалившись спиной к мокрой кирпичной стене и запрокинув голову, ее лицо прикрывала ажурно связанная серая маска, испачканная кровью. Поверх маски выбилась светлая челка, на голову был натянут капюшон старенькой синей холлы. Глаза в аккуратно вывязанных узких прорезях были облачно-серые, с белесыми ресницами.

«Что ж, вот я и поймал тебя», – обескураженно и невесело подумал убийца наваждений.

Та самая девушка, приходившая, по словам Кайри, только для того, чтобы на него посмотреть. Вот кто, значит, крался следом за ними, вовсе не полицейский соглядатай… Она спугнула Демею, однако, с другой стороны, неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не ее вмешательство. Возможно, скверно бы закончилось. Иногда и от помощника-непрофессионала может быть толк.

В кулаке она сжимала окровавленный носовой платок, но кровотечение уже прекратилось.

– Спасибо. – Темре присел напротив. – Только теперь лучше уходите отсюда, когда отдохнете. Здесь идет опасная охота, а вы потратили много сил и больше повторить такой номер не сможете. По крайней мере, не сегодня и не завтра, насколько я в этом разбираюсь.

Девушка хрипловато засмеялась. Или закашлялась.

– Где твоя морочанка?

– Укатила на попутной машине. Мне сейчас предстоит ее искать, так что я даже проводить вас не смогу. Уходите отсюда, как только будете в состоянии, хорошо?

Она была одета бедно и неказисто. Это могло быть маскировкой, почему бы и нет, но ее ботинки – старые, облезлые, едва ли не прохудившиеся – наводили на мысль, что не в маскировке тут дело.

– Можешь говорить мне «ты». И можно тебя кое о чем попросить?

– Если это не займет много времени. Я должен найти и прикончить сбежавшее наваждение.

– Не бойся, не займет. Сними на минутку свою маску.

Секунду поколебавшись, Темре выполнил ее просьбу. Она уставилась на его лицо так, словно хотела насмотреться на всю оставшуюся жизнь.

– А теперь закрой глаза.

– Зачем?

– Ничего плохого не будет. Пожалуйста, что тебе стоит? Ненадолго.

И он снова подчинился. Тонкие руки оплели его шею, а к губам притиснулись с яростной силой горячие губы. Никогда еще с ним не целовались так отчаянно, с такой тоской и страстью. Наконец девушка оторвалась от него, отстранилась, задыхаясь.

– Глаза можно открыть? – поинтересовался он, выждав несколько секунд.

– Открывай.

Она уже успела натянуть на лицо вязаную ажурную маску. А Темре надел свою маску. Ему не следовало мешкать.

– Извини, я должен идти. Иначе нельзя.

– Иди.

– Уходи отсюда, хорошо?

Он хотел предложить ей денег на дорогу, но что-то подсказывало, что это может ее оскорбить. Так и не решился.

– До свидания. Будь осторожна, – не дождавшись от нее ответа, произнес Темре.

И быстро зашагал в ту сторону, где остались его товарищи.

Он не стал спрашивать, как ее зовут. Он и так это знал.

Вспомнилось, где видел раньше эти глаза – близко посаженные, со слегка скошенными верхними веками, ничего особенного и пленительного, но столько всего в них сквозит, рвется, бушует…

И вдобавок слабый сладковато-цветочный запах дешевой туалетной воды сразу обозначил время и место. Не самый удачный выбор для девушки с таким характером, но вряд ли Джаверьене по карману дорогая туалетная вода.

Демея ворвалась, словно за ней по пятам гналась стая иллихейских оборотней или анвайских мороков. Или по меньшей мере толпа цепняков с ордером на арест.

– Сурфей! Ты где?

У Клетчаба душа ухнула в пятки. Ее стервейшество вернулось в аккурат к тому времени, как Постоялец дожрал третью жертву. Остался всего один ушнырок. И чем не шутит шальная удача, очень может статься, что после него-то чудище и выйдет из спячки, оно уже начало проявлять признаки оживления, каковых раньше не наблюдалось. Все в наилучшем виде, но если госпожа узнает о самоуправстве помощника, ему несдобровать. Она ведь потребует объяснений, да ежели еще и девчонка нажалуется…

Зря струхнул. Демее было не до него.

– Сурфей, у нас времени в обрез. До нас того и гляди доберутся. Бери первого из этих, – она властно мотнула головой в сторону помещения, где дожидался своей участи оставшийся в одиночестве пленник, – и тащи к Постояльцу. Надо его поскорее разбудить. Справишься?

– Справлюсь, госпожа! – истово заверил Луджереф, про себя молясь, чтобы она самолично не отправилась за жертвой.

– Хорошо. Это пока припрячь куда-нибудь. – Она швырнула ему сумку. – Девчонке не давай, чтобы не сбежала. Здесь для нее теплая холла и обувь. Мне придется на некоторое время отлучиться, но я за вами вернусь.

– Понял, госпожа.

– Где она?

– Да все там же, у себя сидит. Злится.

Демея направилась к комнатушке с занавеской, Клетчаб пошел следом: он хотел убедиться, что норовистая рыжая краля на него не стукнет.

Соймела сидела на тюфяке, прямая, как струнка, гордая, красивая. Одеяла валялись рядом – видать, она их нарочно отшвырнула, когда услышала голоса в коридоре и поняла, что сейчас появится ее похитительница.

Не тратя времени на деликатные подходы, та ловко сдернула у нее с ног домашнюю замшевую обувку, украшенную бантиками с блестками, и сунула Клетчабу:

– Убери подальше.

– Вы хотите примерить мои туфли? – Девчонка ехидно сморщила точеный носик. – Боюсь, вам они будут маловаты.

– Нет, моя дорогая дерзкая Соймела, я хочу быть уверена, что ты никуда не денешься. Босиком ты отсюда не уйдешь.

Клетчаб про себя ухмыльнулся: подфартило, как на заказ! Ее стервейшество умотает по своим срочным делам, тем временем Постоялец проснется, а девчонка сбежать от него не сможет, ей же непривычно шлепать босиком в одних шелковых чулочках. Особливо здесь, по мусору и острым камешкам, тем более что в этих потемках не видать, куда ступаешь. И впрямь не уйдет. В отличие от него. Уж он-то из этой передряги выберется, и некому будет потом Демею против него подговаривать.

– Вы собираетесь меня простудить и заморозить?

– Закутайся пока в одеяло, моя дорогая маленькая Соймела. Давай я укрою тебе ножки…

– Отнесите лучше на помойку свое дурацкое одеяло! Или сделайте из него половую тряпку для уборной!

– Одеяло согреет тебя не хуже туфелек, а потом я тебе кое-что подарю…

– Не возьму я у вас подарков, и одеяла мне вашего не надо!

Опять заладили про одеяло… Едва не запутавшись в занавеске, Клетчаб выскочил в коридор, пытаясь зажать уши и одновременно не выронить девчонкины туфли.

Хвала богам, продолжалось это недолго. Демея вышла следом и ринулась в ту комнату, где хранила наворованные причиндалы для мины. Схватив грязную брезентовую сумку, она повернулась к Луджерефу с ликующей злорадной ухмылкой:

– Сейчас я это сделаю, Сурфей! Я до этого додумалась, и я это сделаю, тогда все увидят, что она ничтожество и бездарь! Такого она не ждет, верно?

– Верно. – Клетчаб слов нет как обрадовался. – Я о ней такого же мнения, госпожа, потому что балаболка она, финтифлюшка и дрянь-девка!

– И посредственность! – просияв, подтвердила Демея. – Ничего, когда все это разольется, все увидят… Тогда у всех откроются глаза… Потому что им сразу станет видно, что это такое…

– Ни ума, ни воспитания! Я-то сразу понял, что эта Соймела вас недостойна.

– При чем тут моя дорогая маленькая Соймела?

Демея так вскинулась, что Луджереф невольно отступил.

– Так вы же, госпожа, сами только что ее ругали…

– Я не ругала мою Соймелу. Она дерзкая девчонка, но она еще признает мою правоту и перейдет на мою сторону.

– Стало быть, вы не о ней толковали?

– Не о ней… О ком я толковала? – в ее прозрачных светлых глазах появилось слегка удивленное выражение, а потом они на мгновение остекленели, и женщина стала как вылитая похожа на манекен, но после паузы продолжила: – Я это сделаю, чтобы каждая посредственность знала свое место! Я всех расставлю по местам…

– Уж непременно расставите, госпожа, – на всякий случай заверил ее Клетчаб медоточивым голосом, чтобы опять не психанула.

– Мне надо спешить, Сурфей. Собирать мину придется на месте. Займись Постояльцем.

Она устремилась к лазу.

Клетчаб припрятал в дальнем закутке, куда Соймеле не добраться, замшевые туфельки и сумку с обновками, после чего повел последнюю жертву, до сих пор пребывающую в дурманном полусне, в пещеру к подземной гадине. Не сомневайтесь, господа хорошие, старина Луджереф всех переиграет!

Едва он протиснулся в пещеру, волоча за собой, как на буксире, чахлого и безвольного лонварского ушнырка, в густой зловонной темени неглубокой ямы тяжело заворочались. Клетчаб нашарил лучом фонаря черный зев в гигантском панцире – это отверстие было величиной с окно средних размеров: оттуда, словно рогатая улитка из домика, уже высовывалось что-то бледное, мерзкое, шевелящееся… Раньше оно не показывалось на глаза до тех пор, пока не швырнешь пищу в яму, а теперь – нате-ка вам, с добрым утром!

Он толкнул жертву вперед, для верности дав пинка, и ее тут же сгребли толстые суставчатые лапы, а из зева выхлестнулся, разевая с тихим писком зубастые рты, целый пучок страшных человеко-змеиных голов на извивающихся белесых шеях. Вся эта пакость тут же набросилась на еду, наперегонки выдирая куски, высасывая кровь, чавкая, чмокая, торопливо и жадно насыщаясь.

Одна из голов, можно побиться об заклад, задержалась и поглядела на обмершего Клетчаба. Казалось, на тебя смотрит кто-то вроде бы разумный, но недобрый и нехороший. Аж ноги обмякли, но гадина через секунду присоединилась к своим товаркам – или, правильнее сказать, к остальным составляющим частям своего чудовищного организма.

Драпать надо, констатировал взмокший Клетчаб, протискиваясь в зазор меж фанерной перегородкой и стеной туннеля. Немедленно. Со всех ног.

Так он и сделал. Только перед этим собрал и рассовал по карманам деньжата, припрятанные в укромных уголках, чтобы с собой лишний раз не таскать. Что он тут забыл? Да ничего не забыл, господа хорошие!

Он был уже возле лаза, ведущего наружу, когда из глубины подземелья донесся треск фанеры.

Все, что им оставалось, – это бежать за ищейкой, учуявшей близкое присутствие своего хозяина. К тому времени, как Темре вернулся к товарищам, морочанки уже след простыл. Даже если бы он не задержался около Джаверьены, Демею, вскочившую на подножку попутной машины, все равно бы потерял из виду. И где теперь ее искать? Хорошо, если в окрестностях.

Попетляв среди необитаемых домов, паучара вывел людей к склону Овечьей горки и вдоль него засеменил на юг, нетерпеливо натягивая поводок. Лапы, благодаря иллюзии Клесто выглядевшие собачьими, так и мелькали – сторонний наблюдатель не смог бы заметить, что их на самом деле не четыре, а шесть.

Темре на бегу озирался. Впрочем, вероятность того, что Демея вдруг попадется ему на глаза, была ничтожна мала.

Вначале предполагали, что убежище морочанки и беглого преступника находится в одной из построек неприживного района, однако паучара, миновав окраинные дома, устремился прямиком к заводу. Что ж, логично: полицейские патрули регулярно обходят это обезлюдевшее ветхое царство – «с целью выявления подозрительных явлений», как пишут в служебных документах, и тому, кто здесь незаконно поселится, придется быть начеку, играя с ними в прятки. Другое дело – какое-нибудь пустующее заводское сооружение.

«Бродячий кот» намотал поводок на руку, чтобы паучара не умчался ловить Клетчаба Луджерефа в одиночку. Он по-прежнему был мрачен по поводу перспектив этого предприятия – охотников много, а мышь-то одна! – но преследование его захватило и взбодрило. На плече у него висела сумка с ботинками для Соймелы.

За это спасибо Мервегусту: узнав о том, что заодно придется освобождать заложницу, которую треклятая парочка утащила прямо из дома, иллихеец посоветовал на всякий случай захватить для девушки практичную обувь.

«Вот что значит бывалый оперативник, – уважительно отметил про себя Темре. – А ведь не подсказал бы, и в голову бы не пришло…»

Съездив на квартиру к Сой, он нашел в прихожей пару демисезонных ботинок. Учитывая, куда завели их поиски, сделал он это ненапрасно. Поскольку ему следовало находиться в готовности к поединку с наваждением, обувку тащил Джел.

Уловив периферийным зрением объект, испускающий характерное сероватое свечение, он резко повернулся. Вдалеке за дождевой пеленой как будто ползет призрачный светляк… Она или нет?

– Дайте бинокль!

Инспектор Гурдо на ходу извлек из глубокого кармана плаща мощный полевой бинокль и протянул Темре. Убийца увидел Акробатку всего на мгновение – та завернула за грязный заколоченный дом и пропала из виду.

– Она там. Я пошел. Заберите отсюда Соймелу.

– Заберем, не волнуйся! – уже в спину ему крикнул Котяра.

Темре бегом бросился туда, где мелькнула Демея, – к россыпи заброшенных строений в низине на юго-востоке от Овечьей горки.

Ищейка тянула погоню в другую сторону, к холму. Склон был каменистый, голый, негусто заросший пучками пожелтелой травы. Кое-где рыже-коричневыми разводами выделялись участки раскисшей глины. Даже здесь ощущался острый запах лежалых морепродуктов, который мешался со смрадом гниющих отходов производства.

Дымящий завод господствовал над местностью, словно старинный замок. Это впечатление усилилось, когда люди разглядели у подножия холма, возле дороги, полукруглую арку, наглухо заложенную кирпичом.

– Вход в недостроенный туннель, – задыхаясь, пояснил Гурдо. – Замуровали…

В отличие от крепкого брата Рурно и тренированных иллихейцев он к таким бодрым пробежкам не привык. У него кололо под ребрами, и одышка замучила, но он не жаловался, решив, что нипочем не уронит честь лонварской полиции в глазах иностранных коллег. Гурдо был патриотом старой закалки.

– Куда нас ведет ваша собака? – пробормотал Мервегуст, глядя на ищейку, которая вознамерилась штурмовать пустой склон.

Котяра и сам хотел бы знать куда. Тем более что вовсе это не собака.

– Если к заводу, лучше не карабкаться напрямик, а обойти и подняться по дороге с другой стороны, – предложил Гурдо, воспользовавшись заминкой, чтобы перевести дыхание.

– А что, если подобраться к их укрытию можно только отсюда? – не согласился Жозеф Глинтух.

– Вот сначала и проверим…

Дальнейшего развития спор не получил, так как на склоне откуда ни возьмись появился человек в неприметной одежде и глубоко нахлобученном картузе. Словно из-под земли выскочил. Оскальзываясь и взмахивая руками, чтобы сохранить равновесие, он начал спускаться к дороге. Казалось, он очень спешит.

Ищейка рванулась к нему, как будто ее силы внезапно удесятерились. Монах от неожиданности потерял равновесие, шлепнулся в грязь и с невнятной руганью проехал несколько бутов на брюхе, испачкав рясу. Паучара волок его за собой – увидев свою цель, он перестал реагировать на команды. Опасаясь схлопотать травму, брат Рурно кое-как освободился от петли поводка на запястье, и тогда кукла вприпрыжку кинулась к своему создателю.

Надо заметить, Клесто неспроста прозвали Смеющимся Ловцом. Иногда он любил посмеяться – над смертными или над кем придется. А возможно, у него тоже были свои представления о справедливости. Ровно в тот момент, когда монах выпустил поводок, с неба перестало моросить, дождевое колдовство рассеялось, и на Клетчаба Луджерефа бросился облепленный перьями черный паук с торчащими из спины рыбьими костями и венчающим этот жутковатый натюрморт заржавелым кухонным ножом.

Увидев свое собственноручно изготовленное страшило, несущееся к нему пружинистыми прыжками, Луджереф сперва остолбенел, потом расстался с содержимым мочевого пузыря, а потом бросился бежать во всю прыть. Лишь одна мысль билась в голове: вот тебе на, все-таки есть в Анве мороки, не наврали… С перепугу он даже о Постояльце забыл.

Агенты оторопели не меньше, чем их дичь.

– Брат Рурно, что с вашей собакой? – поинтересовался Жозеф Глинтух, опомнившийся первым. – Это что такое?

– Подарок одной могущественной личности, – нашелся Котяра, уже успевший подняться на ноги. – Своего рода магическая ищейка. Все под контролем, Темре в два счета его развоплотит, раз нужда отпала. Я пока постараюсь его привязать…

Кукла уже настигла своего бывшего хозяина, успела изодрать ему в клочья штаны и исцарапать ноги. Луджереф выглядел совсем ошалевшим и сипло звал на помощь.

Приметив торчащую из земли петлю толстой витой проволоки – у подножия Овечьей горки местами встречались такие ловушки, оставшиеся со времен большой стройки, и надо было смотреть в оба, чтобы не запнуться, – монах привязал к ней волочившийся по земле конец поводка. Морским узлом, как учил когда-то дед Тавьяно. Потом ухватил Луджерефа за шиворот, оттащил от беснующегося матерчатого паука и прежде, чем подоспели иллихейцы, двинул ему кулаком в челюсть. С таким расчетом, чтобы выбить пару зубов. Судя по хрусту, выбил. Тут кто-то заломил ему руки за спину и увлек в сторону от изловленного преступника.

– Ты чего?.. – выдавил Клетчаб, сплюнув на землю что-то кроваво-белесо-желтоватое.

Он же этого монаха знать не знает!

– Ты зачем его убил? – глухо прорычал Котяра.

– Кого? Из тех ушнырков, что ли?.. Так они же ушнырки, совсем одурели от своей креймы… – Он осекся. – Или кого?

– Так на тебе, скотина, не одно убийство висит?

– А вы думали, одно? – хмыкнул над ухом Жозеф Глинтух.

Это он удерживал «бродячего кота», у кого другого силы бы не хватило. Его спокойное скептическое хмыканье несколько отрезвило разъяренного Джелгана.

Тем временем Мервегуст и Сунорчи подскочили к Луджерефу, с профессиональной сноровкой обыскали его, побросав на землю то, что нашлось в карманах и за подкладкой, и защелкнули на запястьях наручники. Ошеломленный, истерзанный, беспричинно побитый, он даже не пытался сопротивляться.

– Где находится похищенная вами Соймела Тейлари? – официальным тоном осведомился Гурдо.

– Там находится! – с готовностью выпалил арестованный. – Под землей сидит, ничего ей не сделалось, сходите за ней туда, пока Демея не вернулась, я ж никуда отсюда не денусь…

– Кто там еще из вашей шайки?

– Да никого больше, какая шайка, нас двое с Демеей, и мы не бандиты, а за ее делишки я не отвечаю, она психическая женщина, иногда бывает не в себе. Гляньте, вон там лаз на склоне, какие-то ушнырки его разрыли, там и сможете спуститься…

– Сунорчи, Чемхет, сходите за девушкой, – распорядился Мервегуст.

– Ботинки ей возьмите, – буркнул Котяра.

Сумка с ботинками валялась на земле. Один из иллихейцев подобрал ее, и они двинулись к лазу.

Клетчабу словно душу камнем придавило: он-то сперва понадеялся, что позорные цепняки бросятся вызволять Соймелу всем скопом, а его оставят без присмотра. Да только подкачала нынче шальная удача.

В этот раз иллихейцы не стали посылать наемников, пошли на дельце сами. И наваждение у них за ищейку, ишь ты… Бешеный монах, судя по всему, местный, и засушенный цепняк, который спросил о Соймеле, тоже из местных, по акценту заметно. А этих, стало быть, четверо. Было четверо. Те, кто отправился за девкой, вряд ли вернутся, там уже Постоялец вовсю куролесит. А оставшихся прикончит ее стервейшество, ежели вовремя подоспеет, для нее это раз плюнуть.

Лишь бы поскорее взорвала, чего она там задумала порушить – трамвайный мост или, может, соседний заводишко, – да поспешила бы обратно… И у него полновесное оправдание имеется, почему девчонку из подземелья не вывел: потому что высунулся на разведку, и тут его на два счета сцапали.

Когда он получше пригляделся к этим подлецам, его насторожила физиономия громилы, который скрутил щедрого на зуботычины монаха. Разрез глаз этакий характерный: зенки раскосые, но не как у здешних гронси, а самую малость раскосые. Известная фамильная черта высокородных цан Аванебихов, закадычных друзей сорегдийского пожирателя душ, из-за которого Клетчабу пришлось свалить за океан.

От лаза вниз вела лестница, халтурно сколоченная из разнородных досок с занозистыми перилами, местами обмотанными тряпьем. Сунорчи спустился первым и включил фонарь, Чемхет последовал за ним.

Довольно просторное помещение с замусоренным полом, с потолка свисает посередине какой-то мерзкий пухлый кокон… Всего лишь патрон для лампы, опутанный многолетней паутиной.

Сумка с ботинками болталась на плече у Чемхета. Он был исполнительным молодым службистом, но порой его одолевали романтические мечты: спасти бы однажды красивую девушку, и чтобы она в него без оглядки влюбилась… Пока он спускался по дрянной, хотя и прочно сделанной лестнице, мелькнула мысль, что этот сценарий вот-вот осуществится, разве что насчет финала неясно. Мелькнула и уплыла, его внимание было направлено на окружающую обстановку, а не на собственные бредни.

Темно, грязно, тихо. Из глубины подземелья вроде бы доносятся какие-то еле слышные неясные звуки.

За дверным проемом тянулся коридор, такой широкий, что грузовик проедет. В одном его конце луч фонаря нашарил высокую арку, заполненную кирпичной кладкой, – замурованный выход наружу. В другом клубился мрак.

Чемхету не удалось уловить, что его тревожит, но было смутное ощущение, что здесь скверно. Словно в детстве, в ту пору, когда он боялся темноты. Судя по тому, как настороженно двигался и озирался напарник, ему эта нора тоже не понравилась.

Пахло керосином, давно не чищенной уборной, чем-то дурманным… И еще присутствовал слабый, на пределе восприятия, запах мясной лавки. Откуда бы ему тут взяться?

– Соймела, вы здесь? – позвал Сунорчи.

– Да! – до них донесся отчаянный, с истерическими нотками и в то же время приглушенный женский голос. – Пожалуйста, помогите мне, заберите меня отсюда! Только, ради богов, не шумите…

В глубине коридора послышался шорох. Переглянувшись, агенты направились в ту сторону. Нервы у них были крепкие, но сейчас обоим было не по себе. Ни с того ни с сего взыгравшая впечатлительность? Или, может, чутье?

Девушка и впрямь оказалась поразительно красива. По пальцам перечесть, сколько раз Чемхет видел вблизи таких, которые могли бы с ней сравниться.

– У меня забрали туфли, – ее била дрожь, глаза блестели от слез. – Я исколола ноги, здесь полно острого на полу, а оно там, где-то рядом…

– Вот ваши ботинки. – Иллихеец расстегнул сумку. – Быстро обувайтесь.

– Что – оно, которое рядом? – уточнил Сунорчи.

Он был в полтора раза старше коллеги, чары Соймелы подействовали на него в меньшей степени, так что он сразу выделил в сказанном главное.

– Чудовище подземное. – Девушка морщилась от боли, натягивая ботинок, на ее шелковом чулке темнели пятнышки крови – должно быть, предприняла попытку самостоятельно отсюда выбраться, но сломалась и вернулась обратно. – Они кормили его людьми, чтобы разбудить, и теперь оно проснулось! Надо всех предупредить! Я бы не смогла от него убежать, поэтому не пошла искать выход.

– Где оно сейчас? – справился Сунорчи шепотом.

– Куда-то заползло… – Она торопилась, пальцы дрожали и путались в шнурках. – Все, завязала.

– Идем. – Чемхет подал ей руку.

Старший агент выглянул в коридор, обшарил оба конца лучом фонаря и сделал знак: чисто.

Сой ковыляла и спотыкалась, исколотые ноги болели. Из тонкого шерстяного пледа она еще раньше соорудила себе что-то вроде сарпы, намотав вокруг талии и сколов булавкой, и вдобавок прихватила с собой одеяло, закутавшись в него, словно в плащ. В подземелье стояла холодина, да и страх – не лучшая грелка. Она до умопомрачения измучилась. Но за ней наконец-то пришли, ее спасают, ловкий желтоволосый парень поддерживает ее под руку. Соймела поверила, что все будет хорошо.

Звук оттуда, где замурованная арка. Словно возится кто-то громадный. Сунорчи посветил в ту сторону: в коридоре вроде бы никого… Но то ли из-за угла, то ли из дверного проема тамошнего помещения выглядывали, тесня друг дружку, бледные уродцы с длинными шеями.

– Это все одно существо, – громким шепотом объяснила девушка. – У него общее туловище, такой ужас…

Головки на хлипких белых шеях дружно потянулись вперед, а следом за ними начало выдвигаться из темноты что-то черное, массивное, длинное, с толстыми суставчатыми лапами по бокам. Туловище, стало быть. Вот оно, значит, какое…

– Бегом наружу! – Сунорчи первым сорвался с места.

Чемхет бросился за ним, волоча за руку Соймелу. Главное – успеть, добежать раньше, чем тебя настигнут. Гадине через лаз не протиснуться, да и лестница на такую тушу не рассчитана.

За спиной что-то дробно стучало по полу, азартно пищало и сипело. Оно бросилось в погоню, и двигалась эта подземная громадина весьма проворно – что неудивительно при таком количестве ног.

Сунорчи, не оглядываясь, взлетел по лестнице. Чемхет толкнул Соймелу:

– Пошла вперед!

Он спасет ее, обязательно спасет, и потом…

Сой торопливо засеменила по ступенькам, путаясь в заменившем сарпу пледе. К охватившей ее панической лихорадке примешивалась благодарность: она обязательно переспит с этим славным мальчиком, который не захотел ее бросить.

Поднимавшийся следом иллихеец наступал ей на пятки. Дыра с клочком предвечернего серого неба постепенно приближалась, а подземный монстр уже копошился внизу. Задетая страшной лапой лестница затряслась, девушка взвизгнула и вцепилась в перила.

– Быстрее! – прикрикнул Чемхет.

Всего-то несколько ступенек осталось. Лестница опять содрогнулась.

До выхода рукой подать. Агент с силой толкнул Соймелу в дыру лаза – и услышал ее вскрик, когда она, не устояв на ногах, покатилась по склону. Теперь осталось нырнуть туда следом за ней…

От страшного удара в спину он чуть не задохнулся, а потом его ошеломила боль. Из груди что-то торчало, как будто шип вырос… Тварь проткнула его насквозь, да еще в живот впилось что-то острое. Как же больно… Он подумал, что зря послал вперед Соймелу, надо было спасаться самому, успел бы, как благоразумный Сунорчи. Догеройствовался… Тварь потащила его вниз, заодно обрушив кусок лестницы.

«Будь проклят за это Клетчаб Луджереф», – подумал Чемхет, судорожно дергаясь и кашляя кровавыми сгустками.

И уже под конец, когда в него вцепилось с дюжину зубастых ртов, мелькнула угасающая мысль, что, как бы там ни было, а девушку он все-таки спас, не досталась она подземной гадине…

Вспухшее глинистое пятно на склоне Овечьей горки напоминало скорлупу яйца, из которого что-то пытается выбраться наружу. И того и гляди оно оттуда выберется.

Из трещины высунулась темная суставчатая лапа длиной с водосточную трубу многоэтажного дома, с большим серповидным когтем на конце. Она принялась шарить вслепую, словно искала, кого бы схватить, но люди успели отбежать и укрыться в частично разрушенной кирпичной постройке по ту сторону дороги.

Чемхет погиб. Мервегуст и Котяра, заглянув в дыру, увидели, как чудище его терзает. Лицо было в крови, живот распорот, но, кажется, он все еще был жив.

– Держите фонарь, – отрывисто бросил иллихеец. – Направьте на него луч.

Вытащил из-за пазухи «четвертной» пистолет и, тщательно прицелившись, нажал на спуск. Пуля попала в залитый кровью лоб.

Монах кивнул: правильно, ничего больше не поделаешь. После приличествующей паузы угрюмо произнес:

– Печалюсь вместе с вами.

– Пошли, – позвал Мервегуст убито-бесстрастным голосом.

Съев агента, тварь, не иначе, поняла, что за пределами подземелья есть еще много пищи, потому что принялась остервенело рыть ход наружу. Камень чередовался с глинистыми участками, и в скором времени жилец Овечьего холма нашел подходящее податливое местечко, чтобы пробиться в большой мир.

Как назло, машин на дороге не было. Ни одной. Возможно, на заводе каким-то образом определили, что под землей творится неладное, и теперь весь транспорт посылают в объезд по другой дороге, которая проходит с восточной стороны от Овечьей горки? Если так, они должны были вызвать помощь, у них же там телефонная связь… Или они до сих пор ни о чем не знают?

Общее молчание нарушил Жозеф Глинтух.

– Бегать от этой сволоты бесполезно, переловит поодиночке и сожрет. Поэтому, если машины так и не будет, предлагаю дать бой.

– У нас нет серьезного оружия, – хмуро возразил Котяра. – Даже если у каждого из вас по «четвертному», против той твари это все равно что водяной пистолет.

– Будет.

Расстегнув куртку, Жозеф вытянул из-под рубашки и снял с шеи цепочку с граненым дымчатым кристаллом. Монах, сразу сообразивший, что это, подался вперед, не веря собственным глазам: кто ж ему дал такую вещь?..

Бросив кулон на пол, рослый иллихеец что-то еле слышно прошептал. Между тем на склоне горки тяжело обвалился пласт глины, и в образовавшееся отверстие пролезли еще две чудовищные лапы. А посреди темноватой комнаты с ободранными обоями как будто из ничего появился ящик с тяжелым автоматическим оружием и коробками патронов.

– Разбирайте стволы, господа.