Любовь в вечерних новостях Робертс Нора

Ливи выскочила из лифта на этаже, где работал Торп. Все еще негодуя, она остановилась в приемной у стола секретарши.

— Он там? — Кто?

— Торп.

— Да, он там, но у него через двадцать минут встреча с шефом, мисс Кармайкл! — Девица беспомощно уставилась в удаляющуюся спину Ливи. — Ну что ж, — вздохнула она и вернулась к пишущей машинке.

— Послушай! — набросилась на Торпа Ливи еще до того, как за ней захлопнулась дверь. — Это надо прекратить!

Торп поднял брови и положил на стол ручку.

— Хорошо.

Ливи даже зубами скрипнула, услышав его любезный ответ.

— Ты знаешь, что я имею в виду?

— Нет. — Он показал на стул. — Но я уверен, что ты меня просветишь. Садись.

— Эта морока с розами, — продолжала она. Не обратив внимания на предложенный стул, она прямо ринулась к письменному столу. — Ты ставишь меня в неловкое положение, Торп. И делаешь это намеренно.

— Я уже говорил, что все делаю намеренно. Тебя смущают розы? — Он улыбнулся, чем поверг ее в полную ярость. — А как ты относишься к гвоздикам?

— Ты перестанешь или нет? — Она оперлась ладонями о стол, как в тот раз, когда ворвалась в его кабинет впервые. — Ты можешь одурачить кого угодно своей иронической усмешкой и взглядом невинным, словно у мальчика из церковного хора, но меня ты не проведешь. Ты прекрасно знаешь, что делаешь. Это невыносимо!

Она перевела дыхание, Торп между тем безмятежно откинулся на спинку кресла.

— Ты знаешь, что студия — настоящая фабрика слухов. Еще до полудня весь наш отдел был убежден, что у нас с тобой любовная связь.

— И что?

— Ничего. Я не желаю, чтобы об этом перешептывались за моей спиной. Тем более что ничего нет и не будет.

Торп взял ручку и постучал ею по крышке стола.

— Ты полагаешь?

Ливи выхватила у него ручку и швырнула ее через весь кабинет.

— Уверена!

— Черта с два, — возразил он спокойно. — Очнись, Ливи, с тобой что-то не так.

— Послушай…

— Нет, это ты послушай. — Торп встал и обошел стол. Ливи гордо выпрямилась, глядя ему прямо в лицо. — Два дня назад ты меня поцеловала.

— Но это не имеет…

— Заткнись, — сказал он беззлобно. — Я знаю, что ты при этом чувствовала. И ты дура, если думаешь, что можешь притвориться.

— Я не притворяюсь.

— Правда? — Он слегка пожал плечами, словно обдумывал достоверность ее заявления. — А может быть, ты хочешь, чтобы я предоставил тебе более ощутимый повод оскорбляться? Это вполне возможно.

Он привлек к себе ошеломленную Ливи. Впервые она заметила сердитый огонек в его глазах. Она не стала вырываться. Это было бы унизительно, ведь он сильнее ее. Вздернув подбородок, Ливи отрезала:

— Полагаю, что тебе не надо делать большого усилия, чтобы вести себя оскорбительно по отношению ко мне, Торп.

— Совершенно никакого, — согласился он, — но времени маловато, чтобы это продемонстрировать. Я думаю, мы решим этот вопрос вечером за обедом.

— Я не буду обедать с тобой.

— Я подхвачу тебя в семь тридцать, — сказал он, выпустив ее из объятий и взяв свой пиджак, собираясь уходить.

— Нет.

— Видишь ли, я не могу выбраться раньше семи пятнадцати. — Торп быстро поцеловал ее. — Если мы должны что-то высказать друг другу, то лучше это делать приватно, не так ли?

Да, он, пожалуй, прав. Губы Ливи еще не остыли от поцелуя. Каким образом он все время заставляет ее соглашаться?

— И ты выслушаешь все, что я хочу сказать? — спросила она осторожно.

— Разумеется. — Торп улыбнулся и снова легонько ее поцеловал.

Ливи отступила на шаг.

— И ты будешь вести себя благоразумно?

— Естественно. — Торп надел пиджак.

Ливи очень сомневалась в искренности его обещания, но не спорить же с ним, да еще и на ходу.

— Мне надо идти. Я провожу тебя до лифта.

— Хорошо.

Шагая рядом с ним, Ливи недоумевала, выиграла она или потерпела поражение. Ну, во всяком случае, пар она выпустила.

Перед дверью ее квартиры Торпа охватила нерешительность. Он не знал, почему так настойчив. Он не привык получать отказы, особенно от женщин. Ему всегда сопутствовал успех. И в любви, и в работе. Чтобы состояться как профессионал, он много работал. Напротив, успех у женщин достигался без особых усилий. Ему никогда не приходилось бродить вокруг да около, чтобы заманить очередную женщину в свою постель.

В двадцать лет с небольшим, когда он еще мерил ногами вашингтонские тротуары, заводил нужные знакомства и делал репортажи о скверном состоянии канализационной системы, женщин у него было немало. Позднее, когда он полтора года провел за рубежом, занимаясь сложной и деликатной работой на Ближнем Востоке, женщины тоже были. А по мере того, как его имя становилось все известнее, а лицо все более узнаваемым, шкала выбора становилась и шире, и разнообразнее.

Ему достаточно было поднять телефонную трубку, и он мог обеспечить себе женское общество на ближайший вечер. Он знал десятки женщин — интересных, красивых, знаменитых. Он прошел долгий и длинный путь с того времени, когда обивал пороги клуба «Сенаторов».

Тем не менее два принципа в его жизни оставались неизменны. Быть лучшим игроком на поле и неотступно добиваться желаемого.

Торп сунул руки в карманы и хмуро посмотрел на дверь Ливи. И что же, он сейчас здесь из спортивного интереса?

Но все не так просто. Даже стоя здесь, у ее дверей, он явственно мог ее видеть, слышать, ощущать ее неповторимый аромат. Никогда в его жизни ни одна женщина так ярко не являлась его мысленному взору. Никогда не было у него женщины, которая доставила бы ему такую боль ожидания. Да, она была олицетворенным вызовом, а Торп просто расцветал, если жизнь бросала ему вызов.

И все же он был здесь не по этой причине. Он любил Ливи. Он желал ее. И был полон решимости сделать ее своей.

Торп нажал кнопку звонка и стал ждать.

Ливи открыла дверь с решительным выражением лица. Пальто она держала в руках. Они пойдут в такой ресторан, где не будет возможности повторить ошибку, которую она совершала уже неоднократно. Что-нибудь шумное и современное. Никакого намека на интим.

— Я готова, — сказала она самым отчужденным тоном.

— Я это вижу.

Он стоял неподвижно, когда она стала закрывать дверь. Ей пришлось бы оттолкнуть его. Она решила просто подождать. Только не прикасаться к нему. Иначе он опять обведет ее вокруг пальца, как последнюю идиотку.

Наверное, он пришел прямо после своей передачи. Ливи ее видела, но докладывать ему об этом не собиралась. Он был без галстука, расстегнул воротник и вообще выглядел вполне раскованным. Она же, напротив, чувствовала себя не в своей тарелке.

— Ты еще злишься. — Торп улыбнулся, зная, что ее заденут его слова, но не мог удержаться. И еще он не знал, какое из выражений ее прелестного лица нравится ему больше: серьезное и искреннее во время ее передач или сдержанное раздражение, с которым она сейчас на него смотрела.

Ливи не злилась. Она нервничала. И еще была просто в отчаянье от своей неспособности устоять перед его обаянием. Вот она уже тает, видя, как он улыбается.

— Я думала, мы обо всем переговорим где-нибудь за обедом, Торп, а не в моей прихожей.

— Есть хочешь?

Ливи вовсе не собиралась улыбаться, но ее губы предательски дрогнули. — Да.

— Тебе нравится итальянская кухня? — И, взяв Ливи под руку, Торп повел ее к лифту.

— Да, представь, люблю. — Она сделала легкую попытку освободиться, но он не обратил на это никакого внимания.

— Вот и хорошо. Я знаю одно местечко. Там спагетти — просто фантастика!

— Чудесно.

Через двадцать минут они затормозили перед «уютным местечком». Ливи хмуро оглядела высокое белое здание.

— Зачем мы сюда приехали?

— Обедать.

Торп припарковал машину и наклонился, чтобы открыть дверцу с ее стороны. Она неуверенно вышла.

— Но в этом районе нет итальянского ресторана.

— Совершенно верно.

Торп снова взял ее за руку и повел к парадной двери.

Ее сомнения удвоились.

— Ты же сказал, что мы идем в итальянский ресторан.

— Ничего подобного, я пригласил тебя на спагетти.

Пройдя с Ливи по холлу, Торп нажал кнопку лифта. Ливи прищурилась.

— Куда мы идем?

Торп подтолкнул ее в кабину.

— Ко мне домой.

— О нет! — вскрикнула она в панике, когда кабина стала подниматься вверх. — Я согласилась пообедать с тобой, чтобы мы могли поговорить, но я…

— Трудно говорить о серьезном, когда вокруг гремят посудой, правда? — беззаботно спросил он, когда дверцы лифта открылись. — Тем более, предчувствую, ты собираешься многое мне сказать.

Отперев дверь квартиры, он жестом пригласил ее войти.

— Да, конечно, однако… — Она вдруг почуяла густой пряный аромат соуса. Ливи перешагнула порог.

— Кто-то уже приготовил спагетти?

— Я сам. — Торп снял жакет с ее плеч.

— Не может быть, — посмотрела недоверчиво Ливи. Неужели человек с такими жесткими ладонями, умным взглядом и склонностью к софистике умеет еще и готовить?

— Ах ты, мужененавистница! — сказал он с упреком и неожиданно поцеловал ее, прежде чем она успела воспротивиться.

— Да нет, отчего же?

Ливи была сбита с толку. Этот поцелуй и соблазнительнейший запах, распространяющийся из кухни…

— Я знакома со многими мужчинами, которые умеют готовить, но я…

— Никак не предполагала, что я тоже умею, — закончил фразу Торп. И засмеялся, коснувшись ее руки. Кожа у нее была такая гладкая, что просто невозможно устоять.

— Люблю поесть, а от ресторанов я устаю. К тому же научился еще в детстве. Мать работала, а я готовил нам еду.

Он ласково поглаживал ей руку, вверх-вниз, и Ливи почувствовала, как к лицу приливает кровь. Прикосновение его загрубевших ладоней к ее нежной коже пробуждало в ней чувственность. Торп просто сгорал от желания, но понимал, что еще не время.

— Не надо, — прошептала она, боясь шагнуть вперед и оказаться в его объятиях.

— Не надо что, Ливи? — В ее глазах вспыхнул огонек желания, которое она изо всех сил стремилась погасить. Торп сдерживался все с большим трудом. Еще немного, и он не выдержит.

— Не трогай меня вот так.

Торп остановился. На мгновение. Затем убрал руки, как ни в чем не бывало.

— А ты что-нибудь умеешь, ну, на кухне? Обретя вновь твердую почву под ногами, Ливи призналась:

— Нет, не очень.

— Попробуешь сделать салат?

«Почему все так легко ему дается? » — подумала она. Вот он уже весело улыбается, а у нее еще поджилки дрожат.

— Постараюсь, но под твоим руководством.

— Я тебе напишу несколько рецептов. — Торп дружески сжал ее руку. По коже у нее побежали мурашки. — Пойдем, поможешь мне.

— Значит, ты приглашаешь женщин обедать, а потом запрягаешь в работу? — Сейчас необходимо подделываться под его настроение и сделать вид, что момента слабости просто не было.

— Непременно.

Кухня ее удивила. Лук, чеснок, картофель были развешаны у окна в железных сетчатых корзинках, а с крючков свисали кастрюли с медными донцами. Здесь приспособления, о которых она и не слыхивала. Максимум удобства, все в пределах досягаемости, если стоять у плиты или стола. В стеклянных банках красовались разноцветные бобы и макаронные изделия всевозможных форм. Ее собственная кухня была бесплодной пустыней по сравнению с этим изобилием. Похоже, здесь не только готовили еду, но и получали удовольствие от этого процесса.

— Да ты действительно готовишь сам! — восхитилась Ливи.

— Это мне позволяет расслабляться, точно так же, как гребля. И то и другое требует сосредоточенности и умения.

Торп откупорил бутылку бургундского и отставил его в сторону — подышать.

Внимание Ливи привлек тихо булькающий глиняный горшок.

— И как у тебя на это хватает времени? Торп поднял крышку.

— А я поставил его на плиту еще утром, до работы.

Она недовольно прищурилась при виде его легкомысленной улыбки.

— Ну до чего же самоуверен!

Между прочим, он уже несколько раз вывел ее из терпения. За такой короткий срок — это просто рекорд.

— Ладно-ладно, — примирительным тоном сказал Торп. — Ты лучше попробуй.

Гордость сложила оружие перед голодом, и она послушно открыла рот.

— Ох! — Ливи закрыла глаза. — Вкуснотища невероятная! Нет, это просто аморально.

— А все лучшее на свете имеет подобную тенденцию — быть аморальным. Я займусь хлебом и макаронами. Ты делаешь салат.

Торп уже наполнил сковороду водой. Ливи с минуту поколебалась. Соус все еще пощипывал ей кончик языка. Найдя свежие овощи, она понесла их в раковину мыть.

— Мне нужна салатница.

— Второй шкафчик у тебя над головой.

Торп бросил щепотку соли в воду, зажег горелку.

Ливи поискала взглядом салатницу. Торп начал резать хлеб, а сам наблюдал за Ливи, как она поднялась на цыпочки, и край ее платья при этом тоже приподнялся. Вот она моет зеленый перец, и ее пальцы скользят по кожуре. Ногти хорошей формы, тщательно ухоженные, но без лака. Она никогда их не лакировала. Это он уже успел заметить. Макияж почти невидим. Одежда только подчеркивает достоинства фигуры, но тоже неброская. Интересно, она делает это в отличие от бойкой и жизнерадостной сестры или просто у нее такой вкус?

Ливи положила овощи на доску, где он обычно резал мясо.

Торп протянул ей стакан вина.

— Тяжелая работа требует вознаграждения. Она не смогла сразу освободить руки, и Торп поднес стакан к ее губам, неотрывно глядя на Ливи.

— Спасибо.

Свой голос показался ей чужим. И голова была как в тумане. Она быстро сделала глоток.

— Понравилось? Ты ведь обычно пьешь белое. Торп тоже выпил.

— Хорошо. — Ливи стала очень внимательно выбирать подходящий нож.

Торп подал ей один и предупредил:

— Будь поосторожнее, он острый.

— Я стараюсь, — пробормотала она и занялась делом.

Ливи слышала, как он ходит за ее спиной, как сыплет макароны в кипящую воду, как поджаривает хлеб. Ощущение его присутствия не отпускало ее ни на минуту.

Когда Ливи покончила с салатом, ее нервы были уже на пределе. Она взяла стакан с вином, который Торп оставил около нее, и сделала большой глоток. «Успокойся, — приказала она себе, — иначе ты забудешь, зачем сюда пришла».

— Готово? — Он опустил ей руки на плечи, и она едва удержалась, чтобы не вздрогнуть.

— Да — — Хорошо. Так давай начнем.

У окна стоял небольшой, дымчатого стекла столик. Несмотря на широкую панораму города, открывавшуюся отсюда, место было уютное и даже интимное. Оно было поднято над полом гостиной на три ступеньки и отгорожено от нее железной решеткой. По всей комнате горели разные по форме и величине свечи. Свет был мерцающий и мягкий. Английская фарфоровая посуда была само совершенство. Пока Ливи пыталась отрешиться от обаяния атмосферы, Торп разложил салат. Ведь она пришла серьезно поговорить. Пора бы и приступить к разговору.

— У тебя прекрасная квартира, — начала она. — Ты давно здесь живешь?

— Три года.

— А как ты выбирал ее? Торп усмехнулся:

— Очень просто. Она удобна, а красивой я сделал ее сам. Я поселился здесь после Израиля. Я там работал как раз, когда случилась уотергейтская история. До сих пор жалею, что не был здесь. Ух и репортаж я бы сделал на эту тему.

Он предложил ей масло и уксус.

— Я знавал редактора, который выбросил в корзинку полученный материал на эту тему. У него была запарка, и он полагал, что никто не придает значения какому-то дурацкому взлому и подслушиванию. Теперь он, по-моему, где-то в Айдахо продает подержанные автомобили.

Ливи рассмеялась, а потом спросила:

— Ты долго пробыл на Ближнем Востоке?

— Слишком долго. — Он поймал вопросительный взгляд Ливи. — Долгие часы скуки и мгновения ужаса. Не очень здоровый образ жизни. Война открывает нам глаза, чтобы видеть, на что способен человек, может быть, даже чересчур широко.

— Наверное, это очень трудно, — сказала она тихо, пытаясь зрительно представить себе картину, — делать репортажи о войне, о такого рода войне, в чужой стране…

— Да, это нелегко, — пожал он плечами. — Дело в том, что, описывая такую войну, ты подвергаешься опасности забыть о том, что тоже человек. Вот здесь, — он постучал себя по виску, — все время норовит поселиться мысль, что ты неуязвим и что камера властвует над полем битвы. Но это опасное заблуждение, которое пули и гранаты не уважают.

Ливи поняла, что он имеет в виду. Она сама однажды беззаботно проследовала в правительственное здание за группой, обезвреживающей бомбы. Она думала только о прекрасном репортаже, который у нее получится. И только позднее до нее дошло, как она рисковала.

— Это странно, правда? — задумчиво спросила она. — И такое случается не только с репортерами. С телеоператорами дело обстоит еще хуже. В чем, по-твоему, причина?

— Некоторые любят бросаться словами: мол, это особая миссия, священный долг — довести информацию до общества. Но я всегда относил это за счет стремления сделать свое дело как можно лучше.

— Узкое мышление, — заметила Ливи, вспомнив, что именно эту фразу он как-то сказал. — И звучит куда прозаичней, чем слово «миссия».

Торп улыбнулся, глядя, как пламя свечей бросает отблески на ее лицо.

— А ты ищешь романтики в своей профессии, Ливи?

Вопрос испугал ее и сразу вернул к действительности.

— Нет. Нет, конечно, я не ищу романтики. — И тут же упрекнула себя. — Именно поэтому я согласилась пообедать с тобой сегодня вечером.

— Значит, ты стараешься романтику отделить от своей профессии?

Ливи нахмурилась. Почему он все так странно воспринимает?

— Да… то есть нет, — смутилась она.

— Пока ты думаешь, я принесу спагетти.

Ливи чертыхнулась про себя и разломила надвое кусочек хлеба с чесноком. Почему в его присутствии все ее планы рушатся? И почему он всег-да одерживает верх? Выпрямившись, она подняла бокал с вином. Ну что ж, попробуем еще раз.

— А вот и мы.

Торп поставил на столик блюдо тонких прозрачных макарон, залитых соусом.

— Торп… — начала Ливи. Перед запахом, однако, было невозможно устоять, и Ливи стала наполнять свою тарелку, не переставая говорить: — Я думаю, что ты все понял.

— Конечно, конечно, Оливия. Ты на редкость внятно умеешь выражать свои мысли.

— Зачем же усложнять мое положение…

— Посылая тебе цветы, — закончил он и подал ей тертый сыр.

— Ну да. — Удивительно, как глупо прозвучала эта мысль, выраженная вслух. — Да, конечно, это очень мило с твоей стороны, но… — И она хмуро намотала спагетти на вилку. — Я не хочу, чтобы ты сам или кто-нибудь другой придавали этому какое-то особое значение.

— Разумеется. — Он, не отрываясь, смотрел, как она ест. — Ну, каково?

— Фантастика! Совершенная фантастика! — Ливи остро ощутила чувственное наслаждение от еды. — Никогда не ела ничего вкуснее.

Она опять намотала спагетти на вилку, пытаясь вспомнить, что именно хотела объяснить Торпу.

— Во всяком случае, коллеги так не поступают, ты же знаешь.

Спагетти по-прежнему были великолепны.

Ему доставляло неимоверное удовольствие видеть, с каким аппетитом она поглощает его стряпню. Ливи даже слегка облизала вилку.

— Ну, я имею в виду цветы. Между нами ведь существует давнее соперничество. То есть между местной и национальной службами новостей. Как, например, между родными сестрами.

— Ты имеешь в виду свою сестру? — уточнил Торп. Мерцание свечей зажгло золотые искорки в ее глазах. Ему показалось, что он может даже сосчитать их.

— М-м. С такой сестрой, как Мелинда, я в полной мере испытала, что значит быть на вторых ролях. Но я быстро поняла, что такое положение развивает изобретательность. То же самое относится и к местному телевещанию.

— Вот, значит, как ты к этому относишься? — с любопытством заметил Торп. Он взял ее руку и стал разглядывать. Нежная кожа, ногти чудесной формы, изящная кисть. — И ты считаешь себя второстепенной личностью?

— Да вся разница только в бюджете. Единственное ваше преимущество.

Своими грубоватыми ладонями он слегка царапал ей косточки суставов. Ее вдруг охватила внезапная дрожь. Ливи осторожно высвободила свою руку и потянулась к бокалу.

— Но я не об этом.

— А о чем же?

Он улыбнулся — медленной, всезнающей улыбкой, которая сбивала ее с толку. Ливи поспешно отвела взгляд.

— Ты же знаешь, как быстро распространяются слухи, — продолжала она, по-прежнему уничтожая спагетти. — Личную жизнь не скроешь. А для меня эта скрытность необходима.

— Да, ты в этом преуспела. О тебе не было никаких упоминаний в газетах или массовых журналах с тех пор, как ты стала взрослой. А жизнь семейства Кармайкл — неплохая кормушка для прессы.

— Я не укладываюсь в общепринятые рамки. Ливи совсем не хотела этого говорить и была неприятно удивлена. Что-то она расслабилась. Еще не хватало впасть в глупую откровенность.

— Ну подумай сам, — продолжала она при полном молчании Торпа, — ведь невинная встреча за чашкой кофе после третьих уст превращается в потрясающее любовное свидание во время ленча.

— Неужели это так сильно тебя беспокоит? Ливи устало вздохнула:

— Очевидно, с твоей точки зрения это мелочи. Но я-то все еще здесь новичок и к тому же женщина. Любой мой успех поэтому подвергается пристальному рассмотрению и строгому суду. Ведь что могут подумать: Кармайкл встречается с Торпом, потому что хочет попасть в федеральную службу новостей.

Примерно с минуту он пристально смотрел на нее, а потом изрек:

— Ты недостаточно в себе уверена.

— Ну уж нет, я хороший репортер! — надменно возразила Оливия.

— Я говорю о тебе как о женщине.

Она оледенела. Торп едва не выругался от отчаяния.

— Тебя это не касается. — В голосе ее звучала чуть ли не угроза.

— Но не об этом ли мы с тобой говорим? Я послал розу женщине, а не репортеру.