Культ Ктулху (сборник) Коллектив авторов

– Да ты в жизни верблюжьего горба не едал! – оскорбительно вставил Сет.

– Но мог бы, – скромно заметил Уилф.

– Мог бы, а не едал. Ты даже в пустыне-то никогда не был.

– Ну, если поднапрячь воображение и представить, что я ходил в паломничество к гробнице Ньярлахотепа…

– Это черного владыки древних, что грядет в нощи с востока, и всякий увидевший его не узнает?

– Естественно!

– Это я так, проверял.

– Глупый вопрос, если кому интересное мое мнение.

– А вдруг ты про кого еще говоришь, с тем же именем?

– Ну, имечко-то не то чтобы сильно распространенное, а? Ньярлахотеп. Второго такого нечасто увидишь. «Здорово, меня кличут Ньярлахотепом, какое совпадение вас тут встретить, прикольно, что нас таких двое»? Вот уж не думаю. Короче, блуждаешь ты эдак по своим бесследным пустыням, думаешь себе, вот, мол, навернуть бы сейчас верблюжачьего горба…

– Но ты же не блуждал, так? Ты даже из иннсмутской гавани ни разу не выходил.

– Ну… нет.

– Вот! – Сет победоносно воззрился на Бена, потом наклонился и зашептал ему в самое ухо:

– Боюсь, он когда пропустит пару кружечек, всегда такой делается.

– Я, между прочим, все слышу, – вставил Уилф.

– Отлично, – сказал Сет. – Так о чем это мы? Ага, Г. Ф. Лавкрафт. От него ведь чего жди… Гм. Ну, скажем, вот: «Выгибистая луна висела низко над энигматическими батрахианами, населявшими сквамозный Далвич». Вот что это такое? Я вас спрашиваю, что это такое? А я вам скажу, что этот гад имел в виду! А имел он в виду, что чертова луна была почти полная, а в Далвиче обитали одни только растреклятые лягушки. Вот и все, делов-то!

– А что там с этой другой штукой, про которую ты сказал? – вопросил Уилф.

– Это про какую?

– Сквамозную. Енто вообще что?

– Понятия не имею. – Сет пожал плечами. – Но у него такого добра навалом.

Воцарилась долгая пауза.

– Я вообще-то студент, – разродился внезапно Бен. – Буду металлургией заниматься.

Каким-то образом он успел прикончить всю пинту шогготского особого, выдержанного – свой первый в жизни алкоголь, осознал он со смесью ужаса и восхищения.

– А вы, парни, чем занимаетесь?

– Мы – аколиты, – сказал Уилф.

– Великого Ктулху, – с гордостью добавил Сет.

– Да ну? – поразился Бен. – И что же это значит?

– Погодите-ка, – заявил длинный. – Мой раунд.

Он нанес визит барменше и возвратился еще с тремя пинтами.

– Ну, – пояснил он, – сейчас это не то чтобы сильно много значит. Аколитство – это вам не какая-нибудь полная занятость в разгаре сезона. Все, конечно, потому что он спит. Ох, ну не прямо спит. Если уж называть вещи своими именами, больше похоже на умер.

– У себя в чертоге, в погрузившемся в бездны Р’льехе, мертвый Ктулху почивает и видит сны, – вмешался Сет. – Или, как сказал поэт, то не мертво, что вечность охраняет…

– Смерть вместе с вечностью… – продекламировал Уилф. – А под вечностью он, надо понимать, подразумевал чертову прорву времени…

– Да! Мы тут не про какое-нибудь ваше нормальное время талдычим… Так вот, Смерть вместе с вечностью порою умирает!

Бен с легким изумлением обнаружил, что уговаривает уже вторую полнотелую пинту шогготского особого, выдержанного. Характерный козлиный привкус уже не казался ему таким уж отвратным. Он даже с удовольствием отметил, что больше не голоден и что натертая до пузырей нога уже не саднит – да и собутыльники, чьи имена у него правда слепились в одно, оказались просто чудесными парнями, очень умными, обаятельными. А опыта возлияний у мальчика было, прямо скажем, недостаточно, чтобы признать во всем происходящем типичные симптомы второй пинты шогготского особого, выдержанного.

– Так что вот прямо сейчас, – сказал Сет… а, может быть, Уилф, – обязанностей у нас совсем немного. По большей части мы ждем.

– И молимся, – вставил Уилф… если он, конечно, не был Сетом.

– И молимся. Но уже очень скоро все изменится.

– Да? – обрадовался Бен. – А почему?

– Ну, – заговорщически сознался тот, что повыше, – в любой момент Великий Ктулху (ныне считающийся временно почившим) – это который наш босс! – может пробудиться в своей подводной типа-как-штаб-квартире.

– И тогда, – подхватил коротенький, – он потянется и зевнет, и станет одеваться…

– Может, в туалет пойдет – лично меня бы это совсем не удивило…

– Газетку наверняка почитает…

– И вот, совершив все это, восстанет он из пучины морской и пожрет весь мир без остатка…

Эту перспективу Бен счел невыразимо забавной.

– Прямо как я – этот крестьянский! – воскликнул он.

– Именно! Именно! Превосходно сказано, мой юный американский джентльмен! Великий Ктулху проглотит мир одним махом, как этот крестьянский сэндвич, оставив только лужицу Брэнстоновского чатни на краю тарелки.

– Это вот та бурая штука? – заинтересовался Бен.

Друзья заверили его, что это она и есть, и он радостно поскакал в бар и поставил всей компании еще по пинте шогготского особого, выдержанного.

Какой поворот беседа приняла дальше, он не запомнил. Вроде бы он разделался со своей пинтой, и новые приятели пригласили его совершить пешую экскурсию по деревне, любезно знакомя по пути со всякими достопримечательностями.

– Вот тут мы видео напрокат берем, а вон то громадное здание по соседству – это Безымянный Храм Невыразимых Божеств. По субботам у нас в крипте благотворительные базары…

Бен в ответ поделился тем, что думает о путеводителях, и заверил (очень эмоционально) что Иннсмут – место одновременно живописное и пленительное, такое нечасто встретишь. Еще он сообщил им, что они – самые лучшие друзья на свете, а эта их деревня – так и вообще восхитительная!

Луна стояла почти полная, и в бледном ее сиянии оба его новых товарища примечательно смахивали на лягушек. Или, возможно, на верблюдов. Они втроем дошли до конца проржавевшего пирса, и Сет – а, возможно, и Уилф – показал Бену развалины затонувшего Р’льеха в заливе – четко различимые в потоке лунного света под зеркалом моря, а Бена внезапно скрутил, как он упорно потом утверждал, внезапный и непредвиденный приступ морской болезни, и его долго и жестоко тошнило через железные поручни прямо в черное ночное море…

Дальше все обернулось как-то совсем странно.

Бен Ласситер проснулся на холодной земле, на склоне холма. Голова у него раскалывалась, во рту было погано; под затылком обнаружился рюкзак. Кругом во все стороны расстилалась скалистая пустошь безо всяких признаков деревень – будь они живописные, пленительные, восхитительные или даже колоритные. До ближайшей дороги ему пришлось прохромать почти милю, а дальше – по ней, до бензоколонки.

Там ему сказали, что нигде поблизости отродясь не было селения под названием Иннсмут, да еще с пабом «Книга Мертвых Имен». Он попробовал рассказать им о своих друзьях, Сете и Уилфе, и еще об одном их друге, по имени Странный Иэн, который вроде бы где-то спит и, кажется, в море… если, конечно, не умер. Ему в ответ сказали, что тут не очень-то уважают американских хиппи, которые шляются по округе да жрут наркотики, и что ему наверняка станет лучше после доброй чашки чаю и сэндвича с тунцом и огурцом, но если он твердо намерен продолжать шляться по округе и жрать наркотики, так молодой Эрни, который работает во вторую смену, с радостью снабдит его славненьким пакетиком дури с домашнего огорода, так что заходите после обеда.

Бен вытащил «Пешком вдоль Британского побережья» и попробовал найти в нем Иннсмут, чтобы доказать всем и каждому, что он его точно не выдумал, – но не смог отыскать страницу, на которой тот был… если она вообще когда-то существовала. Зато он обнаружил страницу, большую часть которой кто-то неаккуратно оторвал – где-то в середине книги.

После этого Бен позвонил в такси, и его отвезли в Бутл, на станцию, где он сел на поезд, доехал на нем до Манчестера, там пересел на самолет, который доставил его в Чикаго, где он сел на другой самолет и долетел до Далласа, а там еще на другой, направлявшийся на север, потом взял в прокате машину и, наконец, добрался до дома.

Уверенность в том, что между океаном и тобой – по меньшей мере шестьсот миль, почему-то очень утешала его всю оставшуюся жизнь. Став постарше, он даже перебрался в Небраску, еще дальше от моря… но той ночью, под старым пирсом, Бенджамин Ласситер увидел – или думал, что увидел, – нечто такое, что ему уже никогда не удастся забыть. Бывает, что под серыми дождевиками скрывается то, чего человеку знать не положено. Не нужно ему этого знать. Всякие сквамозные вещи. И нет нужды искать в словаре это мудреное слово – с ними и так все ясно. Именно что сквамозные.

Через пару недель по возвращении домой, Бен отправил свой аннотированный экземпляр «Пешком вдоль Британского побережья» по почте автору – через издательство, они такое делают, – присовокупив к нему письмо с рядом рекомендаций для дальнейших переизданий. Еще в нем он спрашивал писательницу, не согласится ли она прислать копию страницы, которую вырвали из его книги, чтобы успокоить, наконец, его сомнения, – и испытал тайное облегчение, когда дни стали превращаться в месяцы, месяцы – в годы, а те – в десятилетия, а она ему так и не ответила.