Майнеры Милушкин Сергей
По его спине полз отвратительный холодок, ноги онемели, язык, вечно неугомонный, готовый высказать острое словцо всякому и по любому поводу вдруг онемел, прирос к небу.
Камера на видеозаписи снимает сверху, качество ее откровенно плохое, но все же его хватает, чтобы понять детали происходящего. Джек различает знакомое лицо, которое видит каждый день – вот уже тридцать пять лет. Обладатель этого лица никогда, ни разу за все время не сказал ему неправду. Даже в тот раз, когда грянул гром и адские языки пламени разверзлись прямо перед их ошарашенными лицами, да-да, когда Дэйв профукал ноутбук с делом всей их жизни, тогда он, хоть и не без труда, отворачивая глаза, после третьего стакана виски для храбрости, признался, что Энн Лесковски была слишком красива, он не смог ее пропустить.
И брат понял, – как не понять, сам такой. Это стоило им миллиардного богатства и почти десять лет беспрерывных судов.
Человек на видео, похожий как две капли воды на Дэйва Фрэнкуотерса, выходит из массажного салона, над дверью которого видна маленькая розовая вывеска с хризантемой. Его походка неуверенная, нехарактерная для Дэйва, Джек сразу это отмечает. Тренированные теннисисты так не ходят, будто в задницу засунули раскаленный штырь.
Дэйв озирается, словно кого-то ищет, в руках он держит национальный японский веер, за которым что-то прячет. Ему не слишком удобно, веер в левой руке, правый локоть отставлен, он двигается боком, вдоль стены, как будто боится выйти из тени здания. Ни одного прохожего на тротуаре не видно, для густонаселенного Токио это странно, к тому же здесь пешеходная зона и время не слишком позднее, офисные клерки в это время обычно возвращаются домой. Только у самого края видео, где заметно падает резкость, заметен пьяница, лежащий на лавке, периодически он подносит ко рту бутылку с пойлом.
Дэйв, или кто-то на него похожий (Джек вглядывается, пытаясь различить на шее родимое пятно, но качество видео не позволяет) видит человека, стоящего в пяти – шести метрах возле прилавка сувенирной лавки. Человек этот не японец, он европейской наружности, в спортивном пиджаке, пристально рассматривает статуэтку Будды из черного дерева сквозь прозрачное стекло витрины.
Внезапно незнакомец в спортивном пиджаке оборачивается, Джек видит вытянутое, слегка лошадиное лицо, оно кажется ему знакомым, где мог видеть этого человека? Между тем парень, похожий на брата (Джек уже почти смирился, что это и есть брат), преодолевает столбняк и с кошачьей грацией приближается к незнакомцу. Тот в последний момент запускает руку во внутренний карман пиджака, пытаясь что-то выхватить, но его рука запутывается и он теряет доли секунды… у Дэйва отличная реакция, недаром он всегда играет возле сетки: Веер чуть отклоняется, и хоть звука на видео нет, Джек слышит два глухих выстрела, тело мужчины дергается два раза, как будто он кашляет, потом удивление сползает с лица, а сам он начинает уменьшаться в размерах, оседать, и вот уже секунду спустя, ничком лежит у ног Дэйва (это он, ошибки быть не может, туфли, которые видит Джек на ногах потенциального брата – сшиты на заказ в единственном экземпляре у Гарри Вазовски, знаменитого обувного мастера, обитающего в соседнем доме по Сорок второй улице).
Дэйв мгновение стоит у распластавшегося человека, смотрит на тело (Джеку даже кажется, что он сейчас плюнет), потом поворачивается и остатки сомнений исчезают: это Дэйв Фрэнкуотерс, его брат и он только что стрелял в безоружного (по крайней мере, тот не успел достать пушку, если она у него вообще была) человека.
Дэйв заходит обратно в салон, дверь закрывается, а вывеска, светящаяся хризантема – выключается. На этом видео заканчивается, но Джек запускает воспроизведение вновь и вновь, подливая виски в стакан.
Что это все значит? Он пытается думать, но мысли скачут. Скорее всего, конец. Иначе и быть не может. Даже если видео пока не попало к властям, и Дэйв не арестован, – они переписывались несколько часов назад и никаких признаков паники, брат на свободе и не слишком встревожен.
Скорее всего, убийство подстроено, – сам по себе Дэйв крылышко мухе не оторвет, а чтобы убить человека… Да еще и за границей…
У Джека возникло желание тут же набрать Дэйва по телефону, но он решил выждать время. Разговоры могли прослушивать, он не знал в точности, что произошло и мог навредить брату любым лишним движением… Вообще-то, на случай сверхординарных ситуаций, когда кто-то не мог говорить, у них был заготовлен пароль, кодовое слово на любой из каналов связи, СМС, емейл, мессенджере, чат – везде, где они могли связаться. Но он не получал такого сообщения, в этом Джек был уверен.
Заблокировать транзакции? Тоже нельзя, слишком велика цена… Поставить в известность американские власти в Токио?
Он сидел перед ноутбуком уже второй час. Но идеи в голову не приходили.
Нет, нужно продолжать движение, будто ничего не случилось. Если брат не оставил знака, значит, на то была причина. Люди, которые прислали видео наверняка захотят выкуп, они знают, что в Японии за убийство грозит пожизненное заключение.
С момента получения компрометирующего видео никто не звонил, не писал, требования не поступали, премьер-министр Японии Наото Кан не обвинил американцев в эскалации преступности и даже японское информационное агентство «Киодо Цусин» молчало, что, по большому счету, означало одно – убийство тщательно скрыли (если это все не театральная постановка), а запись, которую прислали ему в социальной сети, гласности пока не предавали. В противном случае, он посмотрел на время, – глубоко за полночь, сегодня утром лучше не просыпаться.
Каково сейчас брату и что заставило его пойти на столь отчаянный шаг, – размышлял Джек, вглядываясь в черноту монитора ноутбука. Джек исходил из того, что толкнуло бы его самого на такой поступок. Одно из двух: либо угроза жизни, либо… второго «либо» не существовало.
Джек закрыл крышку ноутбука, взял мобильный телефон, задумался на несколько секунд, потом набрал номер.
– Сэм? Ты не спишь?
В трубке послышалось ворчание.
– Это имеет какое-то значение?
Джек посмотрел на плюшевого медвежонка, которого Дэйв зачем-то приволок из дома. Тот стоял на подоконнике и смотрел вниз. В его взгляде из двух черных пуговок сквозило пугающее одиночество и обреченность.
– Срочно приезжай. Кажется, у нас проблемы.
Глава 43
Утром понедельника все телевизионные каналы наперебой сообщали о чудовищном по наглости преступлении в стенах Государственной думы, корреспонденты сперва говорили – «в одном из кабинетов», умалчивая, в каком именно. Кто бы мог подумать, вещали они, пытаясь перекричать плотный поток машин на Охотном Ряду, что здесь, в сердце государственной власти, может произойти нечто подобное.
Следственный комитет возбудил уголовное дело по статьям «Посягательство на жизнь государственного деятеля», «Покушение на убийство двух и более лиц» и «Незаконный оборот оружия», в телевизоре выступал очередной депутат, вспоминавший погибшего как истинного патриота, заботившегося о финансовой безопасности россиян.
Ларин сидел в кабинете директора школы, за длинным столом для совещаний, где присутствовали еще пятнадцать учителей.
Эльвира Анатольевна в элегантном перламутровом костюме с золотой бабочкой-брошью раздавала указания на предстоящую неделю, это ей давалось легко, слова так и слетали с ее тонких ярко накрашенных губ.
– Элла Георгиевна, вы же еще не прошли переаттестацию, и не пройдете, если на факультативах будете вспоминать СССР, которого давно нет, все уже по-другому, понимаете?
Географичка кивала, но понять ей было тяжело, родом из СССР, она часто приводила ту страну в пример нынешней и на нее стали поступать жалобы от родителей.
– Но ведь… – попыталась вставить она реплику.
– Никаких ведь! Есть официальные учебники, строго по ним вести уроки и факультативы. Это всех касается. Ясно?
Глядя перед собой в стол, как на трудном, невыученном уроке, учителя закивали.
– Вас, Ларин, это тоже касается. Что за самодеятельность вы развели на алгебре в одиннадцатом «А»? Мне прислали видеозапись урока, где вы, простите, что вообще говорите? Какая-то Византия, генералы… потом этот, как его… евнух… – она замерла, красная от гнева, – играть на публику Эльвире Анатольевне удавалось великолепно – все как один взоры, оторвавшись от неинтересных столов, устремились к ней. Словно в лучах софитов она купалась в настороженном внимании не слишком благодарных, и явно напуганных зрителей.
– Евнух! Прошу это услышать всех присутствующих. На уроке алгебры в одиннадцатом классе. Вы бы еще им порно показали! Детям, которые… – она сбилась, подыскивая слово, а учителя, каждый сам про себя, ехидно подумал, – как же она их назовет? – …которые, еще совсем дети, невинные и чистые! Не то что некоторые педагоги, простите. Ларин! Дмитрий Сергеевич! Как же так можно?!
А в это время, включенный телевизор чуть левее над ее плечом продолжал вещать об утреннем преступлении, всколыхнувшем всю страну; Дмитрий смотрел сквозь директрису, стараясь не пропустить ни слова. По правде говоря, он даже не слышал звеневший от гнева голос Песчинской.
«Туалет был закрыт после обеда на ремонт, – говорил степенный мужчина в сером костюме. – Мы только вечером его открыли и там… Что касается возможных версий, это дело следствия, но, несомненно, это связано с профессиональной деятельностью погибшего».
– Ларин! Вы меня слышите?
Он встрепенулся.
– Да, Эльвира Анатольевна, я готов объяснить…
– Мне не нужны ваши объяснения. Будь сейчас вал математиков, мы бы тут с вами уже не беседовали. Но пока вы учите детей в школе, где я директор, попрошу впредь строго придерживаться программы.
– Как с Успенским? – спросил Ларин и весь учительский коллектив напрягся.
Эльвира вздрогнула, словно невидимый экзекутор всадил ей в спину пару оголенных электрических проводов.
– Именно, – сказала она. – Как с Успенским. У вас хватило мужества признать ошибку в отношении нашего единственного золотого медалиста, принести ему и его родителям извинения. Никто, замечу, за язык вас не тянул.
Ларин покачал головой. Учительское мнение было, большей частью, на его стороне, все прекрасно знали, какой отморозок на самом деле Успенский-младший, да и старший тоже. То, что Ларин смалодушничал, конечно, характеризовало его не лучшим образом. Никто из присутствующих понятия не имел об истинных причинах такого поступка.
Эльвира была очень зла. Но математика среди учебного года, да еще такого безропотного, как Ларин, ей не отыскать. Поэтому она решила дотерпеть и на летних каникулах найти учителя более лояльного к главным спонсорам школы.
Завуч, Надежда Петровна Комарова, сидящая по левую руку, ближе всех к Эльвире, тяжело молчала. Выражение ее лица, насупленное, с разлетевшимися крыльями прямого и острого, как клюв у коршуна, носа была знакомо всем учителям, не предвещая ничего хорошего. Она, как преподаватель истории, прекрасно знала, о каком евнухе шла речь на уроке Ларина и причем тут вообще Византия с генералами.
Мысленно она обращалась к самой себе: потерпи еще годик и весь этот ужас закончится, ты займешь законное место, по какой-то неведомой причине до сих пор тебе не принадлежащее. Вероятно, таким образом, господь бог, в которого она уже не слишком верила, или же иные космические силы хотели проверить ее на стойкость, твердость характера, верность идеалам и веру в торжество знаний, каковых в нынешней ЕЕ школе совсем не осталось.
А еще этот Ларин.
Он так нарочно вызывающе ведет себе так, словно ему больше всех надо, чем злит Эльвиру, вызывая раскол в коллективе. Нет, не внешний, раскол внутренний, конечно же. Кто из учителей отважится высказать вслух, что думает? Кто из людей отважится в наше время высказывать собственное мнение, не рискуя быть осмеянным и преданным анафеме? Школа обнажает пороки лучше других институтов общества. Ларин, в конце концов, сдался, она понимала его, – беременная жена, зарплата никудышная, взятки дают прямо в руки – при этом нагло смеются, мол, не возьмешь, найдется кто посговорчивее.
«Последней инициативой депутата Севостьянова стал законопроект о финансовой безопасности наших граждан. Увеличивающееся благосостояние населения притягивает нечистых дельцов, которые путем различных афер, махинаций, обманом, пытаются завладеть законно заработанными средствами…» – журналист, девушка совсем юных лет, с ярко накрашенными пухлыми, как будто надутыми насосом губами, срывающимся голосом продолжала репортаж. Позади нее то и дело проезжали иномарки стоимостью сотни тысяч долларов, при этом некоторые недвусмысленно сигналили. Когда камера взяла более общий план, учителя получили возможность оценить длину ее черной траурной мини-юбки.
Песчинская рано или ошибется, – Комарова знала это абсолютно точно. Так случилось с шестерыми ее предшественниками за двадцать пять лет. Эльвира руководила третий год, перевернув вверх дном учебный процесс, превратив спонсоров в главных советчиков относительно важнейших школьных решений и, разумеется, попав к ним в кабалу.
– А теперь что касается футбольного матча, – Эльвира Анатольевна сделала паузу, взглянула в окно, откуда ей был виден кусок школьного стадиона, лавки которого перед уроками оккупировала стайка курящих старшеклассников.
Надежда Петровна подняла голову, уголки ее губ тронула едва заметная улыбка. Она чувствовала, этот чертов самый прекрасный футбольный матч в мире, который никогда не покажут по телевизору, обойдется Эльвире слишком дорого.
Учителя напряглись. Валерик, сидевший крайним возле входной двери (из-за своего роста), втянул голову в плечи, и все равно его лысая коричневая макушка была видна с любой точки кабинета.
Все уже знали, что произошло, но какие будут приняты меры, а они, разумеется, должны быть приняты, – только догадывались. Каждый благодарил провидение и еще бог знает кого, что не оказался на том злополучном матче.
– Все знают, произошло ЧП. Один из учеников был жестоко избит, потерял сознание. Один из лучших учеников школы, это я хочу особо отметить. Исходя из расследования обстоятельств происшедшего, выяснилось, что организация футбольного матча была проведена на крайне низком уровне. – Она держала в руках красную папку с надписью «Оргвыводы», помахивая ей с увеличивающейся амплитудой. В конце концов, она бросила ее со всего размаха на стол, визгливый голос сорвался: – Вы вообще, охренели? Школьника чуть не убили на футбольном матче, и никто за него не вступился! Никто! – глаза ее пылали.
Комарова выпрямилась. Будь у нее возможность, она бы сняла происходящее на видео, чтобы потом… но судя по всему, этого не потребуется.
– Ларин! – Эльвира схватила со стола перламутровую ручку с золотым пером, сверкнувшим в лучах утреннего солнца, всем показалось, мгновение спустя, она метнет эту ручку словно охотничий дротик в Ларина, чтобы пригвоздить того к стулу. – Вы там были! Вы сидели на противоположной трибуне и не приняли мер! Более того! – ее лицо исказила гримаса и Евгений Рябов, учитель биологии, покосился в сторону графина, стоящего на небольшом столике прямо у него за спиной, возле широкого окна с пышными алоказиями, – вы! даже не знаю, как это назвать, вы… делали ставки, пока избивали Успенского!
Она обвела мутным взглядом коллектив, но никто не поднял лица.
– Семьдесят тысяч, – в повисшей тишине Ларин произнес абсолютно спокойным голосом.
– Что семьдесят тысяч? – хрипло спросила Эльвира.
– Я выиграл семьдесят тысяч. Ставки были семь к одному на 11 «А» класс. Поставил десять тысяч, учительскую зарплату за месяц.
Директриса побагровела.
«Ранее погибший, как известно, занимал должность директора „Росмониторинга“ и на этой должности он запомнился россиянам как непримиримый борец с отмыванием денег, коррупцией и взяточничеством. Множество финансовых учреждений, занимавшихся нелегальными операциями, были ликвидированы благодаря его непримиримости» – телевизор продолжал нагнетать страсти и Ларин, конечно же, лучше других понимал, что произошло.
– И вы… вы еще смеете вот так говорить нам об этом?! Здесь? В моем кабинете?!
Ларин оглядел присутствующих.
– Конечно, ставки на спорт не являются законными, но… их организовал лично Успенский, – я хотел убедиться, что ничего не напутал, и в качестве пробы сделал ставку. Следственный эксперимент, знаете ли, Эльвира Анатольевна. Иначе он отвертится, скажет, ничего такого не было. Если вы хотели прямо сейчас меня уволить, давайте. Я выложу пленку с записью тотализатора и последующего избиения Успенского на «Ютуб». Думаю, вышестоящим организациям будет интересно узнать, что творится вашей школе. Да и отец Успенского не обрадуется столь широкой огласке. А еще он узнает, что вы не пришли на матч, чтобы лично опекать единственного золотого медалиста. Впрочем, об этом он уже и так знает.
Эльвира с ненавистью посмотрела на Ларина, ее грудь подымалась и опускалась словно кислородная подушка агонизирующего больного – резкими рывками.
Если запись существует, – пронеслась в голове Комаровой шальная мысль, Эльвире конец. И что значит «если», это футбольный матч, у каждого болельщика в руках смартфон. Кто угодно мог заснять эту сцену, но, конечно, не каждый понимает, какую ценность она имеет.
«Вы думаете, преступление будет раскрыто? Убийцы будут найдены и наказаны?» – задавала вопрос толстогубая рыба с экрана. Человек с пустым безликим взглядом монотонно отвечал заготовленный текст: «Это даже не обсуждается. Правоохранительные органы разрабатывают несколько версий и, хотя выводы делать рано, мы не сомневаемся, что виновные в данном преступлении понесут заслуженное наказание.
– Я вам это так не оставлю, – прошипела Эльвира. Она обращалась теперь не к Ларину, а ко всем учителям, вместе взятым. Мельком взглянув на золотые часы, обвивающие ее тонкое запястье, она опрокинулась в кресло. – Совещание окончено, – сказала она, не глядя на присутствующих. Все свободны.
Учителя покидали кабинет в непривычном молчании. Последней вышла Комарова. Закрывая дверь, она окинула взглядом помещение, подмигнула портрету Президента, висящему над головой Эльвиры. Она бы поклялась на библии, если бы знала, как это сделать, что тот подмигнул ей в ответ.
Глава 44
– Кумико, что все это значит? Какое отношение вы имеете к происходящему? Вы же могли меня остановить, но именно вы и протянули мне пистолет и теперь… странно, что я не в японской тюрьме.
Она скрестила пальцы, ее губы напевали что-то похожее на русскую песню, которая звучала из динамиков бара. Бородатый, похожий на медведя бармен пританцовывал за стойкой, его губы тоже двигались в такт мелодии: «В слезах парнишка, ему соврала я немножко, сдала подружка, должно быть ей сейчас так стыдно…»
– Черт! – сказала она и слезинка скатилась по ее щеке.
– Да, русские умеют петь душевно, – согласился Дэйв.
– Я прихожу в этот бар очень редко. Отчасти потому что здесь не бывает японцев, они попросту бояться сюда заходить, даже якудза. Отчасти потому что он всегда сидел за этим столиком. Здесь нет слежки, с потолка на тебя не нацелены вездесущие камеры, – гейша поддела красную икринку вилкой и отправила ее в рот. – На самом деле я жена Кабаяши. Отца завербовала русская разведка в молодости, тогда были модными увлечения марксизмом-ленинизмом, свободой, равенством, братством, но, что интересно, много позже, уже будучи смертельно больным, он говорил мне, что русские, несмотря на всю безалаберность, куда более приятные люди, чем японцы и что все это увлечение технологиями еще аукнется нашей стране. Я тогда не понимала, о чем он, но теперь, когда шагу нельзя ступить без тотальной слежки, кажется, мне стало ясно.
– Разве у русских иначе? Они тоже внедряют такие системы, просто у них не хватает денег. Далеко ходить не надо, именно русский купил тот красный Порше за биткоины, заметьте.
– Может, вы и правы. Только не они бомбили Хиросиму, у моего отца там погибли родители, погибли мгновенно, их стерло с лица земли, как будто они никогда не существовали, даже фотографий не осталось.
– Соболезную, – тихо сказал Дэйв. – Поверьте, мне как американцу стыдно за это.
– Всегда выбираешь чью-то сторону. Даже если не хочешь, жизнь ставит тебя перед выбором. Отец умер во Владивостоке несколько лет назад, его тайно похоронили на военном кладбище. А я продолжила миссию.
– Это заслуживает уважения, – сказал Дэйв, который не питал особой радости по отношению к русским, во многом из-за пропаганды, хотя стоит признать, что когда они с Джеком играли против русской пары в теннис, те дрались до последнего. – Но какое это имеет отношение ко мне?
– Я жена мафиози, мне поручено опекать вас и по возможности выудить, о чем вы умалчиваете на официальных переговорах. За вами всюду следят, так что… если бы вы не остановили агента, который следил за вами, лежать вам под горой Фудзи. Это абсолютно точно. Муж купил, вернее, забрал биржу у американца, потому что финансовые потоки перемещаются в другую реальность, и тот, кто первый завладеет завтрашними технологиями, будет править миром. Пока мало кто это понимает, но время придет, поверьте. Послевоенный технологический скачок Японии яркий пример. У мафии есть и свои интересы, которые никак не пересекаются с возвышенными идеалами, либертарианством и прочей чепухой. Меня не посвящают во все вопросы, но мне известно, что в ближайшем будущем, когда на бирже будут аккумулированы значительные средства, в том числе благодаря вашему участию, систему ожидает взлом, все деньги будут похищены.
– Что? – не веря ушам, спросил Дэйв. – Это шутка?
– Это такая же шутка, как и агент ФРС возле массажного салона.
– Неужели ваш муж позволяет вам обслуживать других мужчин? – спросил Дэйв, он подумал, что такого быть не может.
– Я личная гейша Кабаяши, он мой данну7, покровитель. Мой статус выше, чем статус жены. Что он прикажет, то я и выполняю. Он делится со мной секретами, спрашивает совета, потому что ценит мое мнение. По большому счету, кроме меня, он никому больше не доверяет.
– Что же мне делать?
– Прежде чем я отвечу, мне хотелось бы заручиться вашим доверием. Я могу попросить вас когда-нибудь оказать мне услугу или поделиться информацией, которая будет мне интересна.
– Вы меня вербуете? – Дэйв наклонился к ней ближе, едва уловимый аромат ее духов с привкусом мандарина, жасмина и мускуса щекотал его ноздри.
– Да.
Он взглянул на медведя за стойкой еще раз, тот натирал бокалы и был абсолютно безмятежен, пожалуй, он мог написать о своем занятии книгу «Дзен натирания бокалов», и она, несомненно, вошла бы в списки бестселлеров «Нью-Йорк Таймс».
– У меня нет другого выхода, я ваш должник.
– Значит, вы согласны?
– Меня вербуют впервые в жизни. Поэтому я не знаю, в чем должно выражаться мое согласие. Если расписаться кровью, давайте вашу бумагу и иголку.
Дэйв был слегка пьян, но он вполне контролировал себя. Японка работала на русских, она спасла ему жизнь, а теперь и деньги, если можно так выразиться.
Она улыбнулась.
– Обойдемся без крови. Теперь слушайте внимательно. О нашем договоре не должен знать никто. В том числе ваш брат. Скорее всего, Ямагути-гуми будут его шантажировать вашим видео, поэтому нужно подать ему знак, что у вас все под контролем. И чтобы он продолжал инвестиции. Они захотят, чтобы вы держали все деньги на бирже и сообщили о надежности такого способа в прессе, тогда начнется приток инвестиций тех, кто вам доверяет, а это приличная часть американцев. Биржа схлопнется, пузырь лопнет, все обвинения посыпятся на вас, а вы потеряете все. Таков сценарий, который, кстати, полностью устраивает вашу комиссию по ценным бумагам.
– Но мы бы и так вкладывали средства в биржу, зачем все эти сложности, убийства, к чему?
– Потому что вы сейчас были бы мертвы, такой приказ получил агент. Они ожидали, что вы сделаете заявление в прессе, и все, кто, так или иначе, следили за вашим процессом, последуют вашему совету вкладывать деньги в биткоин, что повлечет цепную реакцию, которую сложно спрогнозировать. Проще вас ликвидировать, чем разгребать последствия. А ваш брат в одиночку не станет рисковать.
– Но тогда получается, у мафии и правительства – одни и те же цели. Они могут договориться, дождаться, пока биржа аккумулирует приличный объем средств, потом лопнет. Мафии достаются средства, правительству – скомпрометированный инструмент.
– Скорее всего, они не в курсе ситуации. Да и вряд ли ФРС будет сотрудничать с якудза, даже если у них общие цели. До вчерашнего дня биржа принадлежала американцу, и ничего кроме игровых фантиков не продавала, – ответила она.
– Да, это точно… – сказал Дэйв. – Джек немедленно бы закрыл проект. Но как выйти из ситуации с минимальными потерями? И что будет, если видео все-таки всплывет?
– Я найду и удалю файл. Он хранится в ноутбуке Кабаяши. Я знаю, он увлекается детским порно, закачивает его из интернета, так что исчезновение файлов можно будет объяснить вирусом. Потом узнаю, когда настанет день Х, а до этого – просто выполняйте все, что они предлагают. Они прикажут вашему брату не сообщать вам о видео, и предложат сделать заявление для прессы о сотрудничестве с биржей, вы распишите все ее прелести, безопасность и все такое, что сподвигнет рядового американца сделать вклад. Если он сам вам предложит это сделать, вы согласитесь.
– Да… – задумчиво сказал Дэйв. – Я всегда соглашаюсь с Джеком.
– Ну вот. Он скажет: Дэйв, я думаю, пока непоздно, нужно инвестировать до лета все наши активы, я тут кое-что просчитал и думаю, это самое лучшее вложение, что мы когда-либо делали. Давай напишем статью в «Уолл-стрит джорнал». И вы согласитесь.
– А если это ловушка? Если вы мне врете, и мы все потеряем! – Дэйв с шумом выдохнул, посмотрел на Кумико: – Извините… я взвинчен как паровой молот.
– Я вас понимаю. Вы успеете вывести деньги за несколько часов до краха. Я сообщу точное время.
– Вы уверены, что вам удастся? Это непросто большая сумма, это все что у нас есть! Слишком многое на кону!
– Я уверена, – ответила она. – Там будут и мои деньги. Все мои деньги. После этой операции я уезжаю в Россию.
Он посмотрел на нее со смесью страха и восхищения.
– Но зачем вы вкладываетесь в такой опасный проект? Слишком рискованно, можно все потерять, навсегда остаться здесь, больше не увидеть могилу отца…
Она помолчала, потом ответила.
– Потому что курс будет расти. Курс будет сильно расти. Понимаете? Я не могу упустить такой шанс.
Он кивнул. Потому что слишком хорошо это понимал.
Глава 45
Утром, перед совещанием в школе, Ларин позвонил жене, она сказала, что их выписывают через неделю-полторы, если все пойдет хорошо. Поздно вечером она написала сумбурное сообщение, что Еву (он обратил внимание на имя, которое предложил ОН) привезли в палату из реанимации и что с ней все хорошо. Насколько хорошо, он не понял, СМС не позволяет различить оттенки настроения жены, но понятно, что далеко не все так радужно.
Света написала так:
«Дима, Еву наконец-то привезли! Ко мне приезжала Марго и как раз позвонили, что ее везут, я побежала со всех ног, на нашем этаже, где выход из лифта очень скользкая плитка, к тому же ее постоянно чем-то натирают, я упала, разбила коленки. Когда прибежала, она лежала в кроватке и смотрела на меня. Она меня ждала. Она меня узнала! Чтобы не случилось, неважно, что, я буду с ней…»
Ларин вздрогнул. Холодная колючая проволока обвила его грудную клетку, мешая вздохнуть. Словно на голову надели полиэтиленовый пакет, страшная догадка иглой проткнула сердце, и, наверное, впервые в жизни, он прижал руку слева к груди. Давило с такой силой, как если бы груженый самосвал наехал колесом на грудь и остановился, заглушив мотор.
Ларин начал было писать – что, как, расскажи подробнее, потом стер, переписал заново, более коротко, но выходило все равно фальшиво, неискренне, наподобие того, как мнимые друзья спрашивают: «Как дела, как здоровье». Он снова все стер, чувствуя себя полным ничтожеством, выглянул в окно, где ждала его скоковская «Вольво».
– Пап, что случилось? – спросил Олег, доедая бутерброд на завтрак.
– Мама прислала сообщение, с твоей сестрой все хорошо.
– Да? А почему у тебя такое лицо? Это же отличная новость!
– Отличная… – отозвался Ларин. – Ты прав. Все хорошо с Евой. Это главное. Просто сегодня у нас совещание в школе перед уроками, похоже, мне достанется.
– Из-за футбола?
– С чего ты взял?
– Все только об этом и говорят.
Ларин хмыкнул.
– И что говорят?
– Я же там не был, у нас под мостом в Лужниках проводились соревнования, но мне прислали видео.
– Видео? А ну покажи!
Олег протянул отцу телефон, где в группе вконтакте было выложено то самое видео матча, снятое с дальнего конца от места происшествия, точно разобрать, что происходит было сложно. Тем не он увидел, как еле передвигающаяся команда 10 «А» топчется у ворот, взлохмаченный Успенский орет, сложив руки рупором, стоя у кромки поля, в следующий момент он поднимает с земли зеленую бутылку пива и делает длинный глоток (он скажет, что это был лимонад, – подумал Ларин). В другой руке дымится сигарета. Он даже не расхаживает, скорее прыгает вдоль белой полосы, очерчивающей границы поля. Иногда он так сильно машет руками, что пиво выливается из бутылки и, пенясь, льется ему под ноги.
В конце концов, от команды беломаечников отделяется самый крупный игрок. Он медленно, покачиваясь, подходит к Успенскому, со спины трудно разобрать, что происходит, но со своего места Ларин видел, как капитан команды 10 «А» Житко что-то говорит однокласснику, тот отрицательно мотает головой и… мгновение спустя, – летит на беговую дорожку как мешок с картошкой, плюхается о гравийку, тело подпрыгивает и замирает. Бутылка пива закатывается под трибуну, оставляя тонкий мокрый след позади себя.
– Мда… – сказал Ларин, поворачиваясь к сыну. – Меня там не видно?
– А ты там был? Не, тебя не видно. Есть еще пару видео, но там только начало матча, никто не снимал все подряд, а когда случилось самое интересное, не успели включить телефоны. Круто он ему врезал, да?
– Да. Жаль, что не убил.
Олег посмотрел на отца с сомнением.
– Тогда бы вам всем досталось… кстати, когда наша машина будет готова? Что-то долго она в ремонте.
Ларин ковырнул вилкой яичницу.
– Наверное, я ее на запчасти продам. Дороже чинить постоянно.
– Ты всегда хвастался, что она без ремонта еще сто тысяч пройдет, только масло меняй.
– И на старуху бывает неберущийся интеграл. Поездим пока на Вольво.
Снаружи, за дребезжащим окном, копер принялся забивать сваю в землю. Он вгонял ее с завидным упорством, выдыхая, а потом с лязгом обрушивая огромную массу на железобетонную свечу.
– А где ты ее взял, пап? – спросил Олег, повысив голос, чтобы перекричать стройку.
– Друг дал на время… пока новую не купим.
– Новую? Ты хочешь новую машину?
БАММ! – грохнул копер.
– Скоро нам потребуется транспорт пообъемнее, – сказал Ларин. – Теперь кое-что изменится в нашей жизни. Не только в моей…
Олег с изумлением и даже испугом посмотрел на отца. То, что изменится, он осознал месяцев пять назад, когда у матери появился живот, но только теперь, оставшись с отцом вдвоем, пусть и на время, он понял, – так «как раньше», уже точно не будет.
С отцом что-то происходило, он менялся, перемены эти одновременно страшили и манили его – из тихого, скромного, никому не нужного и вечно забитого учителя математики он на глазах превращался в… Олег не мог подобрать слова для этой метаморфозы… внутри отца будто рос графитовый стержень, как на атомных станциях, он словно горел изнутри и раньше такого за ним не наблюдалось. Олег особенно остро это чувствовал в гостях у дяди Вити и тети Марго, которые хоть и были одного возраста с его отцом и матерью, но жили совсем иначе.
– Пап?
– Да.
– А… – Олег не знал, как подобраться к самому главному. – с Евой… все нормально? Она… нормальная?
Ларин отложил смартфон, на котором читал новости об убитом депутате Севостьянове, занимавшем прежде пост его свояка Виктора Бойко.
– С Евой? Почему ты спрашиваешь об этом?
У Ларина сильнее забилось сердце. Он изо всех сил постарался сохранить непринужденный вид и поспешил поставить кофе на стол, чтобы сын не увидел, как задрожали его руки.
– Просто… мне показалось… тетя Марго странно со мной разговаривала, сказала вчера, чтобы я лучше ехал кататься, она сама к маме съездит. И отвезла меня в скейтпарк, хотя я обещал, что приеду.
– С ней все хорошо, – отрезал Ларин. Рядом оказался хороший доктор. Нам повезло, понятно?
– Это хорошо, что повезло. Потому что везет не так уж и часто. Я вот вчера так и не смог сделать хардфлип, как не старался.
Они закончили завтрак под монотонную долбежку с улицы.
– Сын?
– Да пап.
– Просто ты должен знать… чтобы не случилось, мы с мамой любим тебя. Понимаешь? И Еву тоже. Вас одинаково.
– Да пап. Я вас тоже люблю. – Олег хотел сказать – «И Еву тоже», но не сказал, потому что пока не мог понять, любит он ее тоже или…
– Поехали? – Ларин подошел к зеркалу, пригладил волосы рукой, возникла мысль, что неплохо бы привести себя в порядок в нормальной парикмахерской, хотя до сих пор просил подравнять волосы жену. Потом окинул взглядом бумаги, лежащие на полочке под зеркалом – какая-то реклама микрозаймов на дешевой газетной бумаге, «От зарплаты до зарплаты пусть помогут вам деньжата. Позвоните и курьер разрушит денежный барьер».
«Спасибо», – подумал Ларин, – «Я сам разрушу этот чертов барьер». Он взял листовку, скомкал ее и засунул в карман пиджака.
Потом ковырнул остальные бумажки, из-под третьей или четвертой рекламы выскочил счет за квартиру. Кажется, он не платил уже третий месяц, могли прийти и отключить электричество за долги. Машинально взглянув на счетчик, который висел левее и выше зеркала, он достал телефон и ввел показания в программу.
Через пару секунд на экране выскочили цифры, и Ларин обомлел. Сумма за электричество превышала трехмесячный долг за квартиру. Не просто превышала, она была раза в два больше.
Он посмотрел в сторону комнаты, где собирался Олег и в его мозг закралось подозрение.
Медленным шагом, он прошел по коридору и взглянул внутрь. Олег сидел за компьютером, ничего не делая. Обычно, когда он играл, левая рука лежала на клавиатуре, правая на мышке, пальцы ожесточенно долбили по кнопкам, глаза бегали из одной точки в другую. Сейчас же он просто сидел и смотрел в одну точку.
– Майнишь? – Дмитрий вышел из-за стены, сын от неожиданности подпрыгнул.
– Что? Не-ет, – промямлил он. – Вернее… Я хотел… попробовать. Прочитал на сайте, что так можно заработать… – Олег покосился на отца, съежился, в его глазах читался испуг.
– Да, – сказал Ларин. – За электричество мы уже должны половину твоего компьютера по стоимости. И сколько удалось заработать?
Олегу очень хотелось похвастаться, но хвастать явно было нечем.
– Десять биткоинов.
– Это пятьсот рублей, сын. Оно не стоит того, – Ларин протянул телефон, обращенный экраном к Олегу. – Посмотри, сколько киловатт намотал.
Олег присвистнул, увидев цифры.
– Пап… извини… я… даже не думал, что столько жрет.
– Да, жрет прилично. Оставь эти монеты себе, не надо их тратить. А я заплачу за электричество. Но обещай, что не будешь больше пытаться майнить дома.
Олег съежился, цифра долга на экране телефона испугала его.
– Обещаю, пап.
Ларин подошел к нему совсем близко.
– И давай не будем говорить об этом маме, хорошо? Думаю, ей сейчас придется нелегко, учитывая…
БАММ! БАММ! БАММ!
Олег кивнул.
– Ей придется очень нелегко, – согласился он. – Но мы ей поможем. Да, пап?
– Надеюсь, что так.
Ларин заметил, что Олег выключил компьютер полностью.
После совещания у Песчинской, Ларин достал телефон и вошел на сервер, управляющий вычислительным кластером.
Внизу, в подвале старой школы, за непробиваемой железной дверью, работала сотня новейших компьютеров, добывая совершенно фантастические, невероятные по своей природе деньги. Не существующие в реальности, они, являясь порождением математического гения, имели реальную стоимость, которая, что еще более удивительно, росла с каждым днем.
Ларин открыл баланс и увидел, что за сутки заработок составил 762 биткоина. За два месяца они отобьют все вложения и потом пойдет чистая прибыль. Он остановился посреди кипящей броуновским движением школы. То, что он видел на экране смартфона, было реальным. Если ничего не изменится, совсем скоро, может быть, даже до конца весны или летом, максимум к осени он станет миллионером.
Хотя – что такое миллион? Столько будет стоить средняя квартира в «Королевском замке», который строили напротив их хрущевки. Я стану первым учителем математики – миллионером, – подумал он, просачиваясь сквозь рой первоклашек. Надо только удержаться в школе. Любой ценой.
– Дмитрий Сергеевич, – он услышал женский голос позади себя. Это была завуч, Надежда Петровна. Она сияла, что, в общем-то, для нее было явлением экстраординарным. – Мне нужно с вами поговорить. У нас есть еще пять минут до звонка, давайте отойдем в тихое место.
Глава 46
Председатель Банковского Комитета Сената Соединенных Штатов Америки сенатор Колин Рузвелл протер очки, затем надел их и посмотрел в зал. Все должны быть в сборе, подумал он.
Секретарь, Ширли Фэллон кивнула ему, что означало, – заседание можно открывать.
Он откашлялся. На повестке дня стоял один вопрос – продление полномочий Патрика Нельсона, уже отсидевшего два срока в просторном кабинете из темного орехового дерева на пересечении 20-й улицы и Авеню Конституции, Вашингтон, округ Колумбия. Колин Рузвелл ненавидел Нельсона и не скрывал негативного отношения: когда-то давно Нельсон не поддержал его кандидатуру при назначении главой комитета, более того, он сделал все, чтобы Рузвелл вылетел из Сената, но кое-кто с Уолл-Стрит был другого мнения. С тех пор и один и второй заняли важнейшие государственные посты, но так и не помирились.
Читать бесплатно другие книги:
