Майнеры Милушкин Сергей
– Помните, что с прошлой недели торчите нам косарь? – Житко бросил недокуренную сигарету на землю, припечатал ее кроссовком Air Max Jordan.
– Интересно, с какого бодуна? – поинтересовался Скоков.
– Ага, что-то не припомню, – сказал Хворост. После нескольких затяжек он мог вполне потерять страх и адекватность. – Может, это вы нам торчите?
Лицо Житко вытянулось.
– Что ты сказал, Хворост?
– Я сказал, это вы нам торчите.
Назревала драка. Но видно, не всем с той стороны хотелось влезать в конфликт из-за ерунды, Плешь взял Житко за локоть и что-то зашептал на ухо.
Житко слушал и вращал глазами.
– Э-э, – осклабился он, – ошибочка вышла! Что, испугались, гундосы?! – видно, ему не слишком хотелось сдавать назад.
– Завтра футбол, косарик то вы и проиграете. Если на зассыте поставить.
– Ставлю две, что выиграем, – сказал Скоков.
– И я накину еще три. Итого пять, что мы вас отымеем в двух партиях по сорок пять минут как… – тут видно Хворост сообразил, что не стоит продолжать, иначе они не то что не одержат победу, скорее всего, даже не дойдут живыми и здоровыми до школьного стадиона.
– Откуда такие деньги, сосунки? – осклабился Житко. – Хотя, какая разница. Главное, что вы принесете их мне на блюдечке с кровавыми соплями! – он снова заржал, радуясь шутке и предвкушая футбольный поединок, в исходе которого он, похоже, не сомневался.
– Эй, Хворост! – Скоков слегка ткнул товарища, который увлекся перепалкой с дружками Житко, – давай докуривай, через пару минут звонок!
– Ага, – бросил тот не оборачиваясь. – А ты, Кислый, – он тыкнул пальцем в сторону низкорослого крепыша, обычно стоящего в команде противоборствующего класса на воротах, – вообще, хреновый вратарь, батя сказал, – ты отстой.
Все знали, чем занимается отец Андрея, хотя это не сильно прибавляло авторитета как самому Хворосту, так и его словам.
– Че ты все за батю прячешься, – процедил Кислый, которого подобный выпад явно задел. Как-никак, если про тебя что-то говорит человек, явно получше разбирающийся в футболе, чем твои одноклассники, хоть и играющий в первой лиге, это не может пройти мимо ушей остальных, самолюбие – штука очень нежная. И злопамятная. – Готовь бабло лучше, мудила.
– Ты на кого хавальник разинул, – ринулся вперед Хворост, явно перебрав с куревом. – Да я…
Скоков успел поймать его за куртку, послышался треск материи, но плотный джинс удержал забияку, не дав разгореться драке.
– Хватит, хватит, Хворост, нам еще играть!
Тот взмахнул руками, словно крыльями и смачно плюнул на землю аккурат между буквой «С» и «Т» в слове «СТАРТ», написанном белой краской на асфальте – вокруг школы проходила беговая дорожка, размеченная кривым почерком учителя физкультура Валерия Павловича.
– Сука, – процедил Хворост. – Они у нас еще попляшут.
Но, похоже, Житко и не собирался драться, – он стоял в прекрасном настроении, выдыхая дым прямо в лица дружков.
– Давай, давай, – бросил он вслед удаляющимся друзьям, – папашку не забудь взять, чтобы за мячом бегал.
– Ты не помнишь, каким у нас алгебра, – спросил Скоков раскрасневшегося товарища.
Тот повернулся к нему лицом. Глаза покраснели, зрачки сузились, на лице играла безразличная улыбка.
– Я доктор, что ли? Спроси у Савельевой, она к тебе неровно дышит, а не я.
Саша Савельева училась в параллельном, 11 «А» классе и, по мнению Скокова, всячески его избегала, выражая свои чувства полупрезрительными взглядами и фразами, сказанными вроде бы, не ему лично, но отражающими ее отношение к тому образу жизни, что он вел: «Как можно положиться на человека, которому наплевать на самого себя». Сказанное в кругу подружек с расчетом, что услышит и он, намекало, что она не может ему доверить себя, даже если случится нашествие зомби.
Месяц назад он пригласил ее в кино на премьеру ужастика «Я плюю на ваши могилы», но она, услышал название, скривилась так, словно ее накормили гнилой картошкой.
– Скоков, ты не мог придумать более ужасный способ пригласить девушку на свидание? Неужели я похожа на человека, который будет ЭТО смотреть?
Вечером, придя домой, она отыскала пиратскую копию фильма в онлайн-кинотеатре, надела наушники, представила, что ОН сидит рядом, обняла медведя и просмотрела фильм от начала до конца, закрывая глаза на самых страшных сценах. Она думала, что вместе могло быть не так страшно, а с НИМ, наверное, совсем нестрашно. Разве что – чуть-чуть. Но это такой сладостный страх, ведь понятно, что он, в отличие от прыщавых выпендрежников-отличников, по крайней мере, был самим собой, не притворялся заучкой.
Когда он вытворял очередной фортель, ей порой приходила мысль, – за напускным шутовством, под маской развязного беспечного хулигана скрывается другой Скоков, умный, ранимый, честный, добрый…
«Кто ты?» – спрашивала она мысленно, но в следующую секунду очередная его выходка рассеивала смутные сомнения, оставляя легкое чувство головокружения, подобное тому, что испытывает человек, очнувшись от внезапного наваждения.
Если в следующий раз он пригласит, я пойду хоть на «Ночь живых мертвецов», – думала она.
Когда она увидела на первом этаже школы информационное сообщение о предстоящем футбольном матче между 11-ми «А» и «Б» классами, нарисованное Валериком, сразу же решила, что обязательно пойдет, и не потому, что любила футбол или ей нравился Гелендваген папы Хвороста, а потому что Скоков будет играть на месте левого нападающего.
Глава 19
Той ночью, сидя возле темно-синего Вольво, в багажнике которого лежал скрюченный труп наркомана, пытавшегося отобрать деньги, вырученные за продажу машины, Ларин отправил СМС жене:
«Светочка, поздравляю с рождением дочери, я счастлив и горжусь тобой и у меня нет слов, как мне хочется быть с тобой сейчас и целовать маленькие ножки. Твой Д. Л.»
Совершенно вымотанная длительными родами, которые, слава богу, закончились хорошо, Света прочитала его сообщение только в семь утра, когда медсестра тронула ее за плечо:
– Пора кормить, дорогуша, – и протянула плотно запеленатый сверток.
Она взглянула в сморщенное личико дочки, – как же дочь похожа на Ларина, особенно когда тот сердится, – подумала она, освобождая грудь.
Потом вспомнила про СМС, взяла телефон, лежащий на прикроватном столике, и вновь его прочитала. Дочка припала к груди, ее мерное причмокивание наполнило Свету нежностью.
Она снова и снова перечитывала послание мужа, пока ее взгляд, не видящий ничего, кроме букв, не наткнулся на время отправки сообщения: 2:31 после полуночи. Родила она в 22:46. СМС мужу отправила уже из палаты, – в 23:17.
Снова посмотрела на экран телефона. Все верно, ошибка исключена. Дима ответил только через три часа, после того как узнал, что у него родилась дочка. Через три часа! Но написать несколько чертовых символов, – это же не телеграмму дать как в прежние времена, – ехать на почтамт не требуется!
Где он все это время находился?!
Закончив кормить дочку, она принялась ее баюкать, скорее автоматически, ребенок не кричал, – она хотела успокоить себя, а нее.
Репетиторство? Да, возможно, но не в два часа ночи. Дежурство? Могло быть, конечно, только он уволился, они разговаривали долго на эту тему и решили, что будет лучше для всех, если он оставит работу на складе бытовой химии (и, возможно, наркотиков), за которым следят бандиты.
Уснул? Остается только эта версия. Но как он мог уснуть в такой день? Это не похоже на Ларина, он должен стоять под окнами палаты с цветами и шампанским, но сколько она не выглядывала, видела один и тот же высокий решетчатый забор с незнакомыми лицами, помятыми нетрезвой глуповатой восторженностью.
Он не обещал, что придет, – сказала она себе. Но разве ЭТО нужно обещать?
Марго прислала пышное видеопоздравление, сестра радовалась совершенно искренне, в ее глазах стояли слезы, а когда начала перечислять, что они с Виктором купили для малышки и вовсе разрыдалась:
– Света, я так счастлива за тебя, ты себе представить не можешь, – камера показала комнату, заставленную розовыми коробками, пакетами, подарочными наборами, цветами, конфетами, – у Светы возникло ощущение, что сестра покупала это для себя, – но дарила совершенно без зависти, с той нерастраченной материнской любовью и чувством, которое переполняло ее участие в радостных событиях.
– Напиши, когда родишь, боже я так волнуюсь, – говорила она на камеру, вытирая слезы, – мы тебя встретим, ни о чем не волнуйся, все будет сделано по высшему разряду.
На заднем плане поддакивал Виктор, он тоже улыбался, хотя и не так восторженно, и уж точно, не утирал слезы. Но в чем его упрекать? Он спонсировал сумасшедшие выдумки Марго, старался угодить ей, иной раз и вовсе бездумно потакал – но не от глупости или желания купить ее любовь, ему хотелось сделать ей приятное.
И в самом деле, Марго так увлеклась приготовлениями к рождению дочери сестры, что депрессия отошла на второй план и у нее случилась почти полностью трезвая неделя.
«Нужен ребенок, нужен ребенок, нужен ребенок», – твердил про себя Виктор, но откуда могло взяться чудо? – анализы были неумолимы: он никогда не сможет иметь детей. Он не хотел ей признаться, не мог, потому что эта длительная ложь, в конце концов, стала скелетом в шкафу, который никогда не открывают даже для себя, узнай она правду, ее психика могла не выдержать. Он боялся, что она сойдет с ума или что-то в этом роде.
Виктор спускался в подвал дома, открывал сейф, наливал полный стакан виски и смотрел на свой миллион, упакованный в плотные пачки. Он думал, можно ли за миллион долларов купить маленький орущий комочек. И проходил к выводу, что нельзя.
– Мы звонили Диме, хотели приехать к тебе все вместе, когда ты родишь, но он не берет трубку, – простодушным тоном продолжала Марго на записи, – наверное, на занятиях.
Когда же она сняла это видео? – Света посмотрела на время. Видео от Марго пришло в пять часов вечера. Он мог быть на уроках или каком-нибудь факультативе. Да, мог. Но мог и не быть.
Света отложила телефон. Сердце ее билось, и если бы не дочка с лицом ангела, она, пожалуй, позвонила бы Ларину прямо сейчас, в семь утра и спросила его, что все это значит. Где, черт возьми, его носило, когда она корчилась в родовых схватках? Она имела право знать, потому что в последнее время он стал сам не свой. Света понимала, – он переживал, что не может обеспечить семью, особенно в такой момент наверняка корил, изводил себя.
Она взяла телефон снова, хотела набрать СМС, начала писать, но тут заерзала дочка, и вместо длинной тирады, она написала: «Доброе утро, мы уже не спим». Сфотографировала лицо малютки и нажала «Отправить».
Когда он получил сообщение, сразу понял, что она прекрасно уловила его отсутствие в самые важные моменты. Телефон лежал на пассажирском сидении Вольво. Радио в машине играло старый хит группы Самоцветы «Не надо печалиться» и он подпевал, шевеля губами:
«Не надо печалиться вся жизнь впереди
Вся жизнь впереди надейся и жди».
Автомобиль, миновав оживленную улицу, свернул в незаметный переулок, проскочил узкоколейку, потом, довольно долго ехал вдоль еще голой лесополосы, пока не уткнулся в приземистое одноэтажное здание серого кирпича, с черно-оранжевыми потеками из-под ржавого карниза.
Он решил не выезжать из города – слишком опасно, учитывая, что орудовавшая в Подмосковье банда ГТА поставила на уши все правоохранительные органы, машины досматривали вооруженные автоматами полицейские с собаками, кое-где подтягивали армию, – нечего и думать, чтобы проскочить с трупом в багажнике, завернутым в джутовый мешок.
На невзрачной табличке здания крупными буквами было написано: «Кремация животных», чуть ниже, на большом белом плакате красными печатными буквами красовался прейскурант. «Животное свыше 60 кг – 8000 р.» – гласила третья снизу строчка.
Еще ниже болталась приписка с восклицательным знаком: «Захоронение трупов животных на территории Москвы и Московской области запрещено законодательством Российской Федерации».
Ларин позвонил в дверь.
Ночью он вспомнил, что пару лет назад отвозил кремировать немецкую овчарку родителей Светы по кличке Фрида, она скоропостижно умерла ночью с воскресенья на понедельник, он тогда обзвонил половину Москвы, пытаясь сообразить, куда деть ее труп. Проблему решил дворник, тоже таджик, он и подсказал адрес, добавив, что город ему доплачивает за утилизацию мертвых животных, а он делится с владельцем крематория. От того требуется справка о кремации, на основе чего выплачиваются деньги. Выручку делят пополам.
Навстречу ему вышел старик неопределенного возраста, тот самый, что и два года назад. Кажется, его звали Миша.
– Что там у вас? – спросил он глухим безжизненным голосом, оглядывая Вольво.
– Ротвейлер, – сказал Ларин.
– Крупный?
– Килограммов шестьдесят.
– Сами дотащите? Мне надо глянуть.
– Он три дня пролежал на даче, воняет сильно, – сказал Ларин.
– Ничего, – ответил старик. – Такой закон. Вдруг там не ротвейлер, а что-то другое…
Ларин ждал этот вопрос. И все равно почувствовал, как взмокли ладони.
– Пойдем, – сказал он. – В багажнике.
Старик подошел к машине, скрестил руки.
– Ну. Открывай.
Ларин нажал на кнопку, дверца распахнулась вверх, он не спеша развязал мешок, из которого с глухим стуком вывалилась черная с подпалинами голова, по которой ползали жирные зеленые мухи. Он тотчас закрутил мешок веревкой.
Старик кивнул.
– Точно справишься? А то могу помочь.
– Да, – сказал Ларин. – Дотащу. Я уже был у вас.
– Немца привозили, – сказал старик.
– Точно.
– Ладно, я составлю акт, а вы, если знаете, куда нести, идите.
– Конечно, – ответил Ларин.
Старик удалился. Ларин снова открыл багажник, откинул полог черной ткани и достал мешок. Крематорий работал с семи утра, и когда Ларин позвонил, он думал, что план может выгореть, если старик до сих пор там работает. Мертвую собаку он купил у коммунальщиков, отлавливающих бродячих животных за три тысячи рублей. Те удивились, но вопросов не стали задавать.
– Плати и забирай хоть всех, – сказал мутный тип с порезанным лицом в черной кепке. – Мы еще наловим. Обычно выкупают живых, мертвых – впервые.
– В анатомичку нужно, – сказал Ларин.
Подхватив тело Поляка, Ларин прошел через проходную и свернул влево по дорожке. Здесь располагалось такое же приземистое здание бледно-желтого цвета из центра которого торчала высокая труба, с ее конца, прикрытого жестяным домиком от дождя, змеился бледно-серый дымок.
Он вошел в помещение, слева стояли две каталки, поодаль располагались выемки печи. Он взгромоздил мешок на одну из тележек.
– Готовы? – услышал он и вздрогнул, – старик подошел очень тихо.
– Да.
– Подвозите и загружайте на поддон.
Ларин подвез мешок к поддону, торчащему из выемки печи, перенос на него тело в мешке и задвинул внутрь.
Возле печи располагалась допотопная панель управления с градусником, выключателем, кнопкой «Старт» и «Стоп».
Старик встал около печи.
– Какая здоровая собака, – покачал он головой.
– Да, – сказал Ларин. – Большая. Могу доплатить за вес. – Он был готов сам нажать кнопку «Старт», лишь бы закончить со всем этим.
– Вроде не так воняет. Или я уже нюх совсем потерял.
Ларин промолчал, наблюдая за его движениями. Если вдруг Мише придет в голову еще раз проверить мешок, то… он не представлял, что будет.
Старик все медлил.
– А что с ним случилось?
– Соседи отравили крысиным ядом, мешал спать. Детей пугал.
– Да, – сказал старик. – В последнее время часто привозят отравленных собак. Люди совсем озверели. – С этими словами он задвинул крышку печи и нажал кнопку «Старт».
– Прах будете забирать?
Ларин кивнул.
– Член семьи.
– Тогда придется подождать полчаса. – С этими словами старик вышел, а Ларин застыл на месте, наблюдая, как оранжевое пламя сочится сквозь многочисленные щели. Нестерпимая жара заставила его отойти, но он так и продолжал стоять рядом, словно боялся, что процесс внезапно остановится и из огненного ада выйдет горящая фигура человека, сжимающая в одной руке шприц, а в другой – отвертку.
Глава 20
Дэйв Фрэнкуотерс вылетел рейсом 109 на самолете Боинг 777 авиакомпании «Юнайтед Эйрлайнз» из аэропорта имени Джона Кеннеди, Нью-Йорк. В токийском аэропорту Нарита он приземлится через четырнадцать часов пятнадцать минут, оставив позади почти одиннадцать тысяч километров.
Полет прошел без эксцессов, лишь в районе Гонолулу самолет здорово тряхнуло, обычно в такие моменты улыбаешься, а внутри исступленно твердишь акт Надежды: «Доверяю Тебе, так как Ты – верный, всесильный и милосердный. Ты дашь мне отпущение грехов, милость и вечное спасение».
Вместо божьей милости, на его плечо легла изящная кисть стюардессы, которая сказала приятным грудным голосом:
– Простите, это же вы Джек Фрэнкуотерс? Я смотрела ваше парное выступление с Дэйвом в четвертьфинале турнира в Портленде, это потрясающе!
Дэйв встрепенулся, страх исчез сам собой, он улыбнулся широкой обворожительной улыбкой.
– Все верно, Синтия, – он прочитал ее имя на бэдже. – Мы тогда добрались до полуфинала, но травяное покрытие не наш конек, слишком медленное.
– Так я угадала, вы и правда – Джек? Вас так трудно различить с братом, я тогда сказала подружке Сью, что угадаю Джека даже с закрытыми глазами.
Дэйв посмотрел на нее снизу вверх, ее взгляд недвусмысленно скользил по его сильным загорелым рукам.
– Это как же, если не секрет? А то мы сами порой друг друга не можем отличить.
– О, это мой маленький секрет, и я немного смущаюсь. Вы, когда отбиваете мяч, кричите с таким придыханием, что у меня мурашки по спине бегут. А Дэйв – он просто кричит.
– Вот как… – Дэйв снова улыбнулся. Лети Джек сейчас рядом, он бы выиграл хорошую бутылку виски.
– Спасибо, мисс Свенсон. Это помогает мне держать оборону.
– Вам принести напитки, Джек Фрэнкуотерс?
– Не откажусь от минералки, – Дэйв подмигнул ей, на что она покраснела.
В Токио его встречал дождь, улыбчивые японки, заглядывающиеся на высокого, стройного американца и бурлящая, перехлестывающая через край жизнь, – настолько плотная, насыщенная информационным драйвом, что даже он, истинный ньюйоркец, которого ничем не проймешь, выглядел ошеломленным.
Все, что сутки назад ему казалось достигшим апогея в технологическом развитии, будь то Tesla, Uber, Умный дом или виртуальная реальность, ставшие обыденностью, – здесь, в Токио, достигли невероятных вершин и развития, если же учесть, что весь город пестрел иероглифами, перевод которых часто отсутствовал, возникало ощущение инопланетности.
Немудрено, что японцы первыми легализовали биткоин и используют его наравне с обычной иеной, абсолютно не беспокоясь о последствиях. Они как будто специально призывают эти последствия, тогда как весь остальной мир тащится в арьергарде японского технологического чуда.
В длинной череде встречающих с большими белыми табличками он увидел фамилию «Фрэнкуотерс».
Его ожидал коренастый (а разве бывают другие, – подумал Дэйв) японец, с широким лицом, открытым, несмотря на узкие щелки глаз, взглядом, в сером костюме и белой рубашке с черным галстуком, производящий впечатление простого офисного клерка, хотя на самом деле занимал пост президента брокерской компании, торгующей на первой криптовалютной бирже в мире под названием Mi.Box.
Биржа размещалась в деловом квартале Токио Сибуя, по совместительству являющимся эпицентром ночной жизни столицы со всеми вытекающими атрибутами: здесь находились самые дорогие и фешенебельные ночные клубы, модные магазины, сотни, тысячи кафе и баров.
– Мистер Кабаяши?
– Мистер Фрэнкуотерс, как я рад вас встретить в Токио! Очень наслышан о вас и ваших… приключениях.
– Спасибо! Благодарю за встречу, я, признаться, несколько ошеломлен. После Нью-Йорка Токио кажется центром вселенной, не меньше. Обстоятельства нашей мм… встречи, также весьма загадочны, вы мне позвонили, когда я сам вас искал и не мог найти.
Японец заулыбался.
– О Токио, это город будущего, мистер Фрэнкуотерс! Мы можем организовать хорошую экскурсию, чтобы вы как следует разглядели все достопримечательности! А насчет встречи… чудес не бывает, мы живем в век интернета и квантовых технологий.
Они вышли из здания аэропорта, к ним тотчас подъехала черная Тойота, Дэйв заметил фирменный знак на радиаторной решетке.
Кабаяши распахнул перед ним заднюю дверь, сам сел спереди.
– Ваши вещи доставят в отель, мистер Фрэнкуотерс.
– Спасибо, мистер Кабаяши. Я подумал, что сейчас каждая секунда дорога. Поэтому, как бы мне ни хотелось, но экскурсию отложим на более позднее время.
– Конечно, мистер Фрэнкуотерс, это верное решение.
Поверни сейчас Дэйв голову влево и чуть назад, он увидел бы европейца средних лет, прилетевшим тем же рейсом, – в обычном невзрачном костюме и легком плаще. В правой руке он держал черный дипломат. Его никто не встречал, но он не стушевался, как многие иностранцы, при виде сотен надписей незнакомым алфавитом. Человек дождался автобуса, зашел внутрь, занял место у окна, после чего достал телефон и написал в секретном чате послание:
«Прибыл на место. Объект встречают. Продолжаю наблюдение. Жду дальнейших указаний».
Через секунду Боб Шнитке, заскочивший в Старбакс выпить кофе, услышал сигнал мобильного, извещающий о новом сообщении. Он мельком взглянул на экран и кивнул головой отправителю, после чего положил телефон во внутренний карман пиджака. Через пару секунд сообщение пропало навсегда, так что, даже если бы аппарат кто-то стащил, кроме пары фотографий вашингтонских улиц, не обнаружил.
Кофе тут дерьмо, – подумал Боб, сворачивая «Вашингтон Пост». На первой странице газеты в правом верхнем углу чернел заголовок: «Угроза или спасение? Что даст биткоин Америке».
Боб посмотрел в окно. На улице распускались деревья и кусты, американцы спешили по делам, и почти никто из них не имел понятия, что такое биткоин, зачем он нужен и почему именно в нем нужно искать спасение.
Боб Шнитке практически не сомневался, что ажиотаж, который неминуемо охватит сначала Японию, потом Америку, а после и весь мир приведет к смене финансовых устоев. Государство, увязшее в гигантском дефиците расходов, копает яму самому себе, покрывая черную дыру долгов все новыми и новыми пачками ничем не обеспеченных долларов. Оно бросает в печь дрова, которые уже не дают тепла. Паровой двигатель не тянет локомотив, от натуги он вот-вот взорвется и что случится в таком случае – одному Богу известно.
Тойота мчалась по ровной, как зеркало дороге, расстояние от аэропорта до столицы составляло примерно семьдесят километров. По пути Кабаяши рассказывал историю возникновения биржи. Оказывается, чему Дэйв очень удивился, биржу основал американец, программист из Сан-Франциско, Рон МакМастер, который также создал одну из первых сетей передачи файлов и музыки от одного компьютера к другому, чье удобство оценили как простые американцы, так и пираты, распространявшие через сеть нелегальную музыку, фильмы и, конечно, порнографию.
Дэйв достал новый телефон, активировал сим-карту, они с братом решили, что будет безопаснее использовать новое оборудование во избежание кражи данных.
Через пару секунд телефон нашел сеть. Он набрал сообщение:
– Джек, я на месте. Мистер Кабаяши встретил в аэропорту, как и договорились. Долетел хорошо. Немного трясло на подлете. Лови пару фотографий. Сейчас едем в отель, потом сразу на биржу. Готовь документы и деньги. Как куплю новый ноутбук, напишу. Тебе привет от мисс Дрейк, стюардессы. Она сказала, что ты здорово кричишь.
Дэйв отправил несколько фотографий мисс Дрейк. На кадрах, сделанных украдкой, Джек увидел рекламный плакат авиакомпании с девизом «Работай жестко, летай просто», торчащий из заднего кармана сиденья, чуть правее, в проходе между креслами, кокетливо улыбаясь, катила тележку голубоглазая девушка в форменной одежде. Ее игривый взгляд целился прямо в объектив, как будто она знала, что Дэйв ее фотографирует.
Джек прочитал сообщение, открыл фотографию стюардессы и улыбнулся. Долетел – уже полдела сделано, хотя самое сложное и, возможно, опасное – еще впереди. Технология новая, не отработанная, поэтому наверняка возникнут сложности, о которых они даже не подозреваешь, хотя по уверениям Кабаяши, технология проверена тысячу раз».
На вопрос о возможных проблемах, он написал в чате: «Это исключено, мистер Фрэнкуотерс, биржа вышла на оборот двести тысяч долларов в день, все операции отработаны и проверены, у нас очень строгие аудиторы по безопасности».
Дэйв оставил рабочий ноутбук в Нью-Йорке, именно с него сейчас и писал Джек, они не плодили компьютеры, предпочитая пользоваться одним, который каждый день подвергался тщательной проверке на предмет обнаружения уязвимостей. Легко потерять все, оставив ноутбук в людном месте.
– Отлично, Дэйв, – написал Джек в чате. – Не буду тебя отвлекать, у меня все готово, жду твоего сигнала. Тебе желательно поспать, чтобы голова была ясная, суточный перелет ослабляет реакции.
– Ты знал, что основатель биржи – американец?
– Да? Вот так совпадение. Нет, не знал.
– Это парень, который разработал программу для обмена файлами. Но как я понял, сам он не занимается биржей, руководят ей другие люди.
– Дэйв, будь осторожен.
– Конечно, Джек.
– Стюардесса очаровательна. Они там все такие?
– Да.
– Если привезешь мне одну, я не обижусь. Шутка. Часть денег уже на нашем счете в японском банке.
– Отлично.
– Ты, случайно, мистера Накомото не встретишь?
– Сомневаюсь, его вообще никто не видел. Хотя… писал же он в чат.
– Ты не против, если я почитаю?
– Конечно, нет. Это же наш общий ноутбук.
– Где найти переписку? Я не видел, ты просто упоминал, но не сказал где.
– В IRC (Internet Relay Chat) в канале под названием btc.
– Этим приложением еще кто-то пользуется? Ни разу его не открывал с двухтысячного года, одиннадцать лет прошло.
– Я тоже удивился, что он туда пишет. Молодежь не знает эту программу, только старшее поколение, – те, кто стоял у истоков интернета.
– Как приедешь на биржу, напиши. Я буду ждать с контрактами.
– Хорошо. Отбой.
– Отбой.
Джек вздохнул, потом нашел на компьютере программу под названием IRC, открыл ее, вошел в нужную комнату, не обнаружив ни одного собеседника онлайн.
Он прокрутил мышкой строки вверх, и остановился, когда нашел беседу брата и Сатоши Накомото. Она выглядела довольно краткой, но он понял, что прикоснулся к чему-то очень важному, прочитав зеленые строки на черном фоне.
– Почему мы должны доверять вам?
– Вы не должны.
– Тогда зачем нам инвестировать в биткоин?
– Вы хотели надрать задницу Хаммербауму. Это ваш шанс.
– И все же. Я даже не знаю, кто вы… никто не знает…
– Зачем вам это? Вы все равно не поверите.
– Надежнее иметь дело с человеком, которого знаешь.
– Но не в случае биткоина. Сейчас я переведу вам сто тысяч монет. Это небольшая сумма для меня. Когда понадобится, используйте их. Пусть это будет моей визитной карточкой.
– Спасибо, но… мы сможем увидеться лично? Чтобы обсудить детали и перспективы нашего проекта?
– Мистер Кабаяши поможет вам на первых порах.
– А кто это?
Джек прокрутил экран вверх, вниз, но ответа Сатоши не последовало.
Он увидел ряд английских слов, не связанных между собой, означающих пароль в виде кодовой фразы.
Так вот, чем брат расплатился в ресторане, – подумал он, закрывая крышку ноутбука. Сатоши больше не отвечал, но деньги перевел. Значит ли это, что ему можно доверять? В наше время никто просто так не переводит деньги, если, конечно, это не является платой за работу. Гонораром. Вознаграждением.
Сатоши наверняка знал, что они люди не бедные – в прессе не раз фигурировала сумма отступных, уплаченных Хаммербаумом по решению суда, поэтому сто тысяч монет, даже с учетом роста курса – сумма небольшая. Но передать ее просто так…
Джек снова открыл крышку ноутбука, чтобы отыскать курс биткоина на тот момент, когда состоялся разговор Дэйва и Сатоши – общая сумма «подарка» составляла чуть более двух тысяч долларов. За четыре прошедших месяца с момента разговора курс вырос в… пятнадцать раз. Теперь сумма выглядела более чем приличной – тридцать тысяч американских долларов.
В пятнадцать раз за четыре месяца… он присвистнул, осознав всю невероятность этого взрывного роста, похожего скорее на пузырь, нежели на привлекательную инвестицию.
С другой стороны, – пришла ему в голову мысль как бы сама собой… – Вселенная тоже расширяется. Причем с ускорением. И никого это не смущает. Никто не кричит, – это пузырь, это пузырь, завтра он схлопнется, оставив всех нас с носом!
Он посмотрел в прозрачное окно офиса. Ему показалось, будто что-то блеснуло прямо ему в глаза, вернее, не показалось, а на самом деле блеснуло. Он зажмурился, но когда вновь посмотрел в окно, увидел, что на двадцать четвертом этаже здания напротив промышленный альпинист драит огромные тонированные окна, и лучи весеннего солнца, отражаясь от влажной, идеально гладкой поверхности, разноцветными бликами разлетаются по всей округе.
Глава 21