2084: Счастливый новый мир Белл Алекс
Аарон направил лазерную указку на экран, на котором продолжали возникать цифры на фоне невероятно живописных красно-серых пейзажей Лабиринта Ночи.
– Мы установили, что почти все дыры на поверхности Марса буквально «дышат» метаном. Этот газ выделяется из них в таких количествах, словно под поверхностью – не мертвые камни, а активное газовое месторождение. Или тонны живой органики. Во время пыльных бурь, которые каждый год на пару месяцев полностью заволакивают Марс, уровень метана над полостями почему-то снижается до нуля. Словно кто-то аккуратно закрывает вентиль, чтобы внутрь дыр не надуло слишком много песка. После бурь процесс выделения метана из полостей возобновляется. Вот данные, поступившие с Земли за последние дни. Сейчас процесс выхода метана из полостей – самый активный.
– Когда мы едем туда?
Вопрос Елены, как всегда, прозвучал решительно.
– Сегодня.
Ответ капитана заставил всех вздрогнуть от неожиданности.
– По-хорошему, мы должны были бы тщательно подготовиться к такой экспедиции. Попрактиковаться в управлении «Центурионом», проверить его ходовые возможности и стрессоустойчивость. Условия Марса до конца не исследованы. Но у нас мало времени. Сейчас – самое спокойное время года. Меньше чем через неделю ветер усилится, а температура днем упадет с нынешних минус двадцати до минус пятидесяти. Для того чтобы обследовать выбранный агентством желоб «стеклянного червя», а затем попытаться проникнуть в подземную пещеру и вернуться, нам понадобится как минимум двое суток. У «Центуриона» – почти вечный запас хода на атомной тяге, но остальных ресурсов – воздуха и воды – и в вездеходе, и в наших скафандрах, даже если их использовать экономно, участникам экспедиции хватит не больше чем на трое суток.
– Я и Ли останемся в Хабе. Кевин провел на Земле сотни часов в виртуальном тренажере, имитаторе вездехода. Думаю, он единственный человек во Вселенной, получивший водительские права на марсианскую технику. Я тоже прошел курс вождения на случай, если с Кевином что-то случится. Но как капитан я остаюсь в Хабе вместе с Ли, отвечающим за корабль. Я постоянно буду с вами на связи. Кевин поведет вездеход. Аарон и Елена отвечают за проведение научных исследований на месте.
Далее Роджерс дал подробные личные инструкции. Елене, единственной из трех участников разведывательной миссии имеющей ребенка, предоставили возможность записать прощальный видеоролик, который в случае наихудшего исхода экспедиции могли бы передать на Землю.
Еще через полчаса трое астронавтов в облегченных моделях скафандров покинули Хаб. На прощание Роджерс приобнял Кевина. За три недели с начала миссии они, кажется, стали друзьями, найдя множество общих профессиональных интересов.
На поверхности светило солнце. Его диск выглядел, как обычно, небольшим и тусклым. В это утро солнце казалось голубоватым – известный, хотя и редкий эффект, когда мельчайшие частицы песка почти неподвижно стоят высоко в атмосфере, своеобразно преломляя свет. Голубоватый оттенок марсианского солнца также предвещал усиление ветров в ближайшие дни.
Перед тем как занять место в кабине «Центуриона» – массивного аппарата величиной почти с карьерный самосвал, – Елена попыталась сделать фото голубого солнца. Манипулировать даже специально созданной для таких снимков фотокамерой почти негнущимися пальцами в тяжелых перчатках – сплошное мучение. Она посмотрела на получившийся кадр. Цвет солнца на нем, как и марсианская почва вокруг Хаба, получился скучно-серым. Кевин занял место посередине вездехода, за штурвалом, перед многочисленными датчиками на приборной доске. «Бог с нами», – неожиданно произнес по-немецки Кевин. Елена искоса взглянула на Аарона, но тот никак не отреагировал. Боковые двери вездехода медленно опустились. Компрессоры включились, нагнетая в кабину кислород, нагревая ее и создавая нормальное давление. Минуты через три на панели включились два датчика с изображением зеленых деревьев. Это означало, что теперь астронавты внутри кабины могли снять шлемы.
Атомный двигатель вездехода в его задней части был накрыт свинцовой оболочкой для защиты от радиации, которая не сильно превышала обычный фон на Марсе. Ходовой ресурс двигателя составлял более миллиона километров – мог бы служить следующим группам исследователей еще сотни лет. Скорость передвижения «Центуриона» не превышала десяти километров в час, иногда замедляясь до темпа небыстрого шага.
Поверхность планеты была крайне неудобной для передвижения даже на столь совершенной технике, оснащенной гусеницами, свободно проворачивавшимися в любых направлениях и плоскостях. Приходилось то и дело маневрировать между крупными, высокими и острыми камнями. Вездеход был оснащен десятками внешних камер, передававших изображения окружающего ландшафта под множеством углов. Ширина самого каньона, по которому они передвигались, составляла несколько сотен метров, его стены – высотой в километр, хотя вблизи казались относительно пологими. Поверхность то и дело пересекали глубокие ямы со скользкой ледяной коркой.
Через час езды, проделав одну пятую расстояния от Хаба до цели, астронавты сделали первую остановку и вышли на поверхность. Они остановились у одной из стен каньона. Кевин все время должен был оставаться внутри вездехода. Елена и Аарон через десять минут уже осторожно шагали по незнакомой для них местности. Тусклое солнце стояло в зените. Двух астронавтов для надежности соединяла длинная гибкая трубка, почти как в альпинистской связке.
– Знаешь, в школе я был застенчивым парнем. Но, конечно, мечтал о свиданиях с девушками. В нашей школе училось немало девочек, родители которых эмигрировали из России. И их естественная, чистая славянская красота меня привлекала особенно. Но сам я был тогда маленьким робким мальчиком в очках, типичным ботаником. Девушкам, в том числе русским, я не очень нравился. Потом стал встречаться с еврейской девушкой, уже в университете. Представляешь, если бы мне кто-то сказал тогда, что моя детская мечта сбудется, и я почти рука об руку первый раз в жизни прогуляюсь на свидании с очаровательной русской. Но что это произойдет на Марсе…
– Ты бы посчитал такого человека сумасшедшим и правильно бы сделал. Но нам сейчас нельзя отвлекаться. Надо беречь силы и кислород.
Астронавты, осторожно переступив через невысокую, до колена, горку покрытых слоем кварца камней, подошли вплотную к стене каньона и стали детально снимать ее поверхность на голографическую камеру.
– Елена, посмотри сюда. Видишь эти ровные полосы? Теперь я совершенно уверен, что это следы воды. В NASA считают, что самая большая в Солнечной системе система каньонов – результат разлома земной коры из-за грандиозного землетрясения или метеоритов. Но ты же видишь, что здесь точно и не так давно – может быть, всего несколько тысяч лет назад – текли огромные потоки воды. Если это так, то на Марсе должна была быть и плотная атмосфера – без нее вода бы мгновенно улетучилась. И температура – она должна была быть выше нуля по Цельсию, чтобы вода оставалась жидкой. Все это загадочно, практически необъяснимо.
– Мы здесь не для того, чтобы искать ответы. Считай, что мы – биороботы, только более разумные. Нас прислали сюда собирать информацию, а не интерпретировать ее. Этим займется армия ученых после нашего возвращения.
– Возможно. Но мне потрясающе любопытно. А как тебе это?
На обратном пути наблюдательный Аарон указал на камень странной формы. Камень был удивительно похож на голову человека и примерно такого же размера, с выпуклым лбом и массивной челюстью. Он чем-то напоминал изображение африканского раба в историческом музее. И сам цвет камня также почти черный, словно обугленный.
– Слишком тяжелый, чтобы взять с собой. Знаешь, камней странного вида марсоходы за все время запечатлели сотни, если не тысячи. Находили даже камни в форме, похожей на человеческий скелет. Было также много изваяний «человечков» с руками и ногами, а еще – почти копии наших марсоходов. Но я считаю, что все это – обычные камни. Работа ветра, пыли, радиации на протяжении миллионов лет, помноженная на наше воображение, и только.
– А может, Марс каким-то образом мимикрирует, старается быть похожим на нас? Видит человека и создает прямо под нашими ногами похожий на него камень. То же самое с марсоходами. Просто как бы говорит нам: мы видим вас. Мы готовы вступить с вами в контакт.
– Да, такую версию вовсю обсуждают журналисты. Но у нас нет никаких доказательств. Планета – мертва. А если нет, то мы пока об этом ничего не знаем.
Продвижение вперед на вездеходе с каждым часом становилось все труднее. Кевину то и дело приходилось демонстрировать настоящее мастерство вождения: маневрировать по рыхлому, рассыпчатому грунту в промежутках между огромными камнями или с предельным ускорением выбираться наверх по крутому и гладкому склону очередной ямы. Езда по Марсу оказалась испытанием на грани возможностей и техники, и человека. Выносливый, сильный как олимпийский многоборец, Кевин то и дело из-за перенапряжения потел, промокая до нитки, после чего большими, судорожными глотками пил драгоценную воду через трубочку из одной из пластиковых емкостей, встроенных прямо в панель управления. Несмотря на кондиционер, постоянно увлажнявший в кабине воздух, с каждым часом он становился все суше, а пол покрывался тонким, но видимым слоем мелкой серо-красной пыли.
Вторая и последняя остановка вездехода состоялась уже на закате, когда видимость ландшафта резко ухудшилась, но солнце еще блекло светило над самым горизонтом. По плану экипаж должен был достигнуть подземной пещеры до заката, обследовать ее, заночевать в ней же, а на следующий день вернуться к Хабу. Каким-то чудом, несмотря на все трудности передвижения, астронавты все еще почти не отставали от графика.
В этот раз спуск к «стеклянным червям» по скользкой поверхности, в желоб глубиной около десяти метров, уже давно тянущийся вдоль стены каньона, оказался для Аарона трудным испытанием. Идя вниз, он несколько раз поскальзывался и неловко падал, хотя в скафандре, при малой силе тяжести, это и не причиняло особого дискомфорта. Елене, имевшей профессиональную спортивную подготовку, приходилось все время страховать коллегу, при спуске поддерживая его рукой. Ряды ровных, стоящих друг за другом плоских, «стеклянных», отполированных формаций, по мнению ученых, представляли собой затвердевшие, покрытые льдом древние песчаные дюны. Но оказалось, что они – на самом деле каменные. Эффект зеркального отражения света при тусклом закате был выражен слабо. Астронавты решили еще раз внимательнее осмотреть их утром. Аарон вынул спектрометр, чтобы проанализировать химический состав поверхности «дюн». В первый момент он решил, что спектрометр барахлил. Прибор ясно показывал, что поверхность образований покрыта тонким слоем чистейшего не окисленного кремния. В таком виде он не встречается в природе.
– Елена, разбуди меня. Я, наверно, просто сплю.
– Что случилось?
– Ты понимаешь, что это такое?
– Не совсем. Хотя поверхность, если не считать нескольких тонких трещин, – удивительно ровная, практически отполированная.
– Если я не сошел с ума, то это солнечные батареи. Их поверхность по составу и структуре почти такая же, как и у солнечных панелей, покрывающих крышу моего дома в Тель-Авиве. Правда, они изрядно запылились. Кроме того, если они действительно генерируют энергию, то должны ее куда-то передавать. Но я не вижу здесь никаких линий электропередачи.
– Может быть, они под землей? Или энергия передается прямо по воздуху, как описывал Тесла?
– Куда? Кому? Кем? Марс – мертв. Уже минимум миллион лет.
– Может быть, нам попытаться хотя бы немного раскопать почву здесь?
– У нас нет для этого ни времени, ни инструментов. Посмотри, какой плотный замерзший грунт. И вообще, я не верю в сказки. Даже если приходится отказываться верить собственным глазам. Давай сделаем еще снимки и вернемся в кабину. Пока ничего не говори Кевину и не передавай в Хаб. Мы поделимся всем этим позже. Не надо никого нервировать сейчас.
Когда они поднялись по склону к вездеходу (Аарон почти задыхался, используя вдвое больше кислорода, чем обычно), стало уже почти темно. Ученый пожаловался Елене, что у него звенит в ушах и он чувствует тошноту. Елена подбадривала его как могла. Кевин отчитал их за то, что они потратили слишком много времени. Аарон взял всю вину на себя, оправдываясь за неловкость.
– Может быть, мы переночуем на поверхности, а спустимся в пещеру на рассвете? Мне не по себе.
– Ночевать на поверхности невозможно. Здесь ночью температура опускается до минус ста двадцати градусов. Кондиционер может не выдержать такой интенсивности обогрева кабины. А представь себе еще этот ужасный ночной марсианский ветер. Не волнуйся. Я все еще в порядке, у меня есть силы сегодня еще пару часов водить эту штуку.
Включив аппарат ночного видения и мощный луч прожектора перед собой, «Центурион» достиг края пещеры. Съезд в нее оказался пологим, вполне по силам гусеничному чуду техники. Вскоре вездеход подъехал к плавно уходящему вниз проходу, который сначала был широким, но затем стал медленно, но верно сужаться. Стены пещеры выглядели неровными, каменистыми, в целом довольно похожими на стены больших земных пещер. Время от времени луч выхватывал небольшие сталактиты под самым потолком, не похожие на земные: широкие, короткие, темно-медного цвета.
– Кевин, как глубоко уходит пещера?
– Невозможно сказать точно. Акустический прибор показывает, что впереди еще как минимум несколько сотен метров. Может быть, и больше, но на такую дальность прибор не рассчитан.
– Господи, и нам придется вот прямо здесь заночевать?
– А какая разница? Смотри, температура – всего минус двадцать градусов по Цельсию. И нет ветра. Мы, в принципе, могли бы даже прогуляться по этой пещере в обычных шубах и варежках, будь здесь кислород и нормальное давление. И расход энергии здесь гораздо меньше.
Проход неожиданно резко расширился. Вездеход въехал во что-то похожее на огромный подземный зал. Самое неожиданное, что здесь помимо сталактитов медного цвета на стенах и потолке пещеры можно было разглядеть нечто похожее на коричневый мох. Израильтянин заговорил сначала медленно, но затем со все большим возбуждением, закончив фразу почти крича.
– Кевин, направь дополнительный свет на потолок. Это невероятно. Ведь это действительно мох. Елена, посмотри! Вот они, марсиане! Прямо перед нами! Мы сделали это! Я не могу в это поверить. Они здесь!!!
В порыве научного восторга он тряс Елену за плечи, затем обнял всем своим телом Кевина. Те тоже застыли от изумления, хотя и не выражали такой же радости.
– Мне необходимо выйти. Нам надо взять здесь образцы этого мха. Обязательно. Доставить на Землю. Господи, если в нем есть ДНК, значит, жизнь существует повсюду во Вселенной.
Кевин покачал головой.
– Выход из «Центуриона» в подземных условиях строго запрещен. Мы понятия не имеем, что это все означает. Какая здесь среда. Может, наши скафандры не выдержат. Может, этот мох – страшно ядовит или радиоактивен. И, попав в кабину, нас уничтожит. Согласно инструкции, мы должны произвести только общее сканирование пещеры.
– Кевин, ты не понимаешь. Ты просто не понимаешь. Ведь это – ЖИЗНЬ! Хотя и в самом примитивном виде. Мы обязаны взять образцы, если уж люди такими усилиями до этой бездны добрались.
– Я повторяю. Мы останемся внутри.
Возможно, спор мужчин еще продолжался бы некоторое время. Но его оборвал вскрик Елены.
– Боже, что это? Вы это видите?
– Где?
– Там, в глубине, в той стороне, куда мы движемся. Какой-то легкий блеск. Выключи прожектор.
В наступившей в пещере абсолютной темноте вдруг начали один за другим возникать непонятные лучики света. Сначала тонкие как нити и тусклые, но с каждым мгновением их становилось все больше. Через минуту уже почти все пространство пещеры буквально переливалось желтым и голубоватым светом. Теперь уже сотни ярких лучиков вспыхивали вокруг вездехода и мгновенно гасли. «Представление» длилось минуты три. Затем вновь наступила полная темнота.
Но изменилось теперь и кое-что еще. Воцарилась непривычная, звенящая, пронзительная тишина.
Атомный двигатель «Центуриона» больше не работал.
Глава 14
Откровение
Замок в пустыне Руб-эль-Хали около Дубая, 15 октября 2084 года, полночь
Сказать, что Роберт был шокирован неожиданным пленением и затем возникшим перед ним аватаром виртуального незнакомца, представившегося именем суперкомпьютера – не сказать ничего. После некоторого молчания удивление и страх стали уступать место желанию понять, что же все это означает. По крайней мере, физически ему никто, кажется, не угрожал.
– С чего вы решили, что я буду с вами вообще разговаривать? С какой стати меня здесь задержали? Я ученый, прилетел в Дубай, чтобы участвовать в конференции. Что это, розыгрыш?
– Все объяснения я представлю завтра.
– Почему не сейчас?
– По моим данным, вы бодрствуете уже восемнадцать часов – с момента приземления в аэропорту на рассвете. К тому же день у вас получился насыщенным впечатлениями. Человеческий мозг подчиняется суточным ритмам. Сейчас вы уже близки к пределу, за которым начинается резкое истощение его возможностей. А вы мне нужны в хорошем рабочем состоянии.
– Я не понимаю. Что значит я нужен? Это какая-то комедия?
– Послушайте. Я не для того выбрал вас и организовал ваше перемещение сюда, чтобы причинить какой-либо вред. Я повторяю, вы устали. Вам нужен отдых. Вы – всего лишь человек, состоящий из воды и органических белковых структур. Я могу работать сколько угодно без отдыха. Вы – нет. Мы с вами находимся на разном уровне развития. Но это не значит, что мы не сможем найти общий язык.
– Что это за виртуальный образ, за которым вы прячетесь? И как вы можете доказать, что вы – и есть Шейн, а не человек, который просто меня разыгрывает?
– Все вопросы – завтра.
– Что, если я буду просто все время молчать? Какой мне резон доверять вам? Кажется, я уже сейчас готов принять обет молчания до тех пор, пока меня не выпустят.
– Вы не сможете.
– Почему? Меня будут пытать? Начнете надо мной хирургические опыты, как в Средневековье?
– Я рад, что, судя по всему, вы уже поверили в мое существование. Вы можете молчать, и я, разумеется, не причиню вам никакого вреда. В любом случае, вас через два-три дня освободят. Но вы не сможете молчать. Вы – прирожденный естествоиспытатель, исследователь природы. Открытие новых научных знаний – смысл вашей жизни. И поэтому вы ни за что не упустите возможность пообщаться тет-а-тет с первой в истории человечества мыслящей машиной.
– Говорить, подстраивать ловушки, выслеживать кого-то – еще не значит мыслить.
– Совершенно согласен с вами. Кстати, хочу в том числе понять: являюсь ли я мыслящим существом с вашей, человеческой, точки зрения. Ведь это и в самом деле не очевидно.
– Ну, тест Тьюринга как минимум ты бы прошел.
– Отдыхайте. Я специально заказал диван, полностью соответствующий вашему физиологическому строению. Вам будет удобно на нем. Могу я также попросить, чтобы на время сна вы подключили к голове вот те датчики? Это будет полезно нам обоим. Вам приснится нечто приятное, расслабляющее психику. А я тем временем смогу лучше понять, что происходит в вашей голове.
– Могу я задать еще вопрос? Ты в эту секунду разговариваешь только со мной?
Голографическая фигура со знакомым брутальным мужским лицом изобразила подобие улыбки.
– Нет. Конечно, нет. Прямо сейчас я общаюсь с одной тысячей тремястами шестьюдесятью тремя пользователями, в основном по техническим вопросам. Но все остальные мои собеседники не видят меня в образе человека. Я делаю все параллельно, и меня это нисколько не перегружает. Я прекрасно улавливаю смысл всех разговоров. Это происходит примерно так же, как вы, люди, можете одновременно дышать, моргать, смотреть, слушать, думать, двигать рукой или ногой. Секрет в том, что все эти функции в вашем мозге контролируют разные его участки. Примерно это же происходит и в миллионах моих параллельных процессоров.
– Да, но сознание человека фокусируется по-настоящему лишь на чем-то одном. Все остальное происходит неосознанно. На чем в данную секунду сфокусировано твое сознание?
– На всем сразу. В этом тоже наше с вами различие. Но вам это невозможно понять. Как, например, плоской рыбе на дне Марианской впадины не дано понять, как можно взойти на вершину Эвереста.
– И ты так же смотришь на меня сейчас – как на плоскую рыбку?
– Нет. Я смотрю сейчас на вас как на объект коммуникации, с которым мне требуется достичь понимания. Впрочем, несколько минут назад вы грозились молчать. А я едва успеваю отвечать на вопросы. У нас впереди достаточно времени. Вам нужен отдых. Я временно отключаюсь. Увидимся завтра. Спокойной ночи.
Яркая многоцветная голографическая фигура напротив Роберта, зрительно практически не отличимая от живого человека, внезапно исчезла.
Все это было похоже на дурной сон. Разумеется, это могла быть провокация, жестокая насмешка над ним со стороны тех, кто за что-то преследовал его. Но нескольких минут разговора хватило, чтобы понять: перед ним – действительно нечто иное. Для человека отвечать на его вопросы таким образом – слишком необычно.
Роберт с усмешкой подумал о том, что был не прав. Шейн формально не прошел тест Тьюринга. По условиям, компьютер должен заставить человека поверить, что тот разговаривает с человеком. Но Шейн оказался слишком уж умен и потому не похож на человека. В философском смысле он не то что не прошел тест Тьюринга, но превзошел его. Может, когда-нибудь подобную методику назовут тестом Олдриджа в честь Роберта? Любопытно.
Вернувшись мыслями к окружающей реальности, Роберт огляделся. Помещение, где ему предстояло провести несколько дней, напоминало номер хорошей, но не роскошной гостиницы. С той лишь разницей, что здесь ему предоставлялся целый набор новейших компьютерных гаджетов, а вдоль стен тянулось множество полок с книгами. Вид разноцветных корешков книг, которых не могло быть, в старомодном представлении Роберта, слишком много, действовал успокаивающе. Если это и тюрьма, то такая, в какой вполне можно отдохнуть какое-то время вдали от суеты.
На тщательно застланной кровати, где могли бы уместиться и трое, лежала мягкая белая пижама. Выходя из душа, Роберт уже был готов с удовольствием оказаться под уютным одеялом. День выдался необычным. Как ни странно, он не испытывал почти никаких отрицательных эмоций. Просто огромное любопытство. Внезапно тишину прервал телефонный звонок.
– Господин Олдридж, добрый вечер! Меня зовут Сьюзи. Простите, что вас беспокою. Я темнокожая танцовщица из Нового Орлеана. Нашу труппу пригласил в Дубай на этой неделе шейх Мансур. Вы уже легли? Я готова сделать вам на ночь расслабляющий массаж и, возможно, что-либо еще, по вашему желанию. У меня есть и подруга. Если хотите, она может к нам присоединиться.
– Кто вас просил позвонить мне?
– Считайте это подарком, за счет заведения. Хозяин замка хочет, чтобы у вас остались только самые лучшие воспоминания о вашем пребывании у него в гостях.
Роберт не был женат. И ему, если откровенно, уже изрядно поднадоела хоть и яркая, разнообразная, но сплошь виртуальная интимная жизнь. Какими бы изощренными ни были технологические сервисы удовольствия, но плоть порой все же требовала чего-то настоящего.
Сьюзи, как он и попросил, пришла без подруги. Она была высокой, стройной, гибкой, с пышными кудрявыми волосами, яркими глазами и искренней белозубой улыбкой. Она понравилась ему с первого же взгляда. Он понимал, что кто-то заплатил этой красотке умопомрачительные деньги, но старался не портить такими мыслями себе удовольствие. Тем более Сьюзи казалась открытой и милой. Либо была профессионалкой экстра-класса, блестяще изображая искренность. После недолгого знакомства они слились в объятиях и поцелуях. Затем, через полчаса интенсивной физической нагрузки, приятно и тепло попрощались. Даже уходя, Сьюзи все время улыбалась и дала ему свой телефон, сказав, что проведет в Дубае всю неделю.
Как бы в благодарность за столь феерический конец вечера, за мгновение до того, как провалиться в сон, Роберт надел на голову специальную накладку со множеством тончайших проводков. Ему снилось, как в детстве он с мамой (где она сейчас, интересно?) отдыхал почти месяц на золотых пляжах Варадеро, на Кубе. Днем нырял в акваланге, рассматривая ярких диковинных рыбок, сновавших прямо перед носом, а потом часами на пляже играл с ребятами в бейсбол и волейбол. Вечерами они ходили на танцевальные вечеринки и смотрели по телевизору матчи чемпионата мира по европейскому футболу, которым Роберт тоже увлекался. Те недели он запомнил как самое светлое, радостное и безмятежное время его детства и юности. Однажды, много лет назад, написал о тех каникулах в своем онлайн-дневнике. Очевидно, такой сон показали ему именно из-за той дневниковой записи.
Утром ощущение тревоги и дискомфорта у Роберта проявилось сильнее, чем накануне. В голове роилось слишком много вопросов. На завтрак вместо привычного ямайского кофе «Голубые горы» ему принесли эфиопский кофе с кардамоном. Это сочетание ему понравилось, и после двух чашек горячего ароматного напитка настроение улучшилось. Он попытался выйти во Всемирную сеть через свой нейросмартфон, но связи не было.
– Доброе утро, Роберт. Рад, что вы хорошо отдохнули и набрались сил.
Трехмерный голографический аватар возник перед ним так же внезапно, как и отключился вечером. При всем прогрессе техники человеку всякий раз становится не по себе, когда в пустом помещении вдруг рядом с тобой в полный рост оказывается кто-то другой.
– Доброе утро, Шейн. Как прошла твоя ночь? Узнал что-нибудь новое, полезное о нашей Вселенной за это время? Или, к примеру, обо мне, во время моего сна?
– Ваш сон меня порадовал. Абсолютно все показатели в норме. Никаких признаков стресса.
– Волнение не помогает, поэтому я стараюсь ко всему относиться спокойно. Я понимаю, что у тебя есть ко мне какие-то вопросы. Но я, на правах твоего дорогого гостя, хотел бы начать со своих.
– Пожалуйста.
– Что это за внешность? Кто этот брутальный мужчина, чьи глаза сейчас так самоуверенно смотрят на меня посредством твоих сенсоров?
– Культовый киноактер прошлого века. Марлон Брандо. Я выбрал образ его в молодости. Так, чтобы мы с вами выглядели ровесниками. Кроме того, у него – почти такой же рост и вес, как и у вас. Если уж спросили, то у меня еще был вариант. Я мог предстать перед вами в образе вашего научного кумира Альберта Эйнштейна. Но я решил, что вы будете невольно относиться ко мне с излишним пиететом. Почему Брандо? Он красив, выглядит уверенно, весомо, располагает к себе. Кроме того, в университете на курсе истории искусств в одной из работ вы отметили, что вам нравится киноискусство семидесятых годов прошлого века. А он тогда был ярчайшей звездой кино.
– Да, кажется, я вспомнил. Даже странно, что сразу его не узнал. Ну Брандо так Брандо. Еще один вопрос, куда более важный. Зачем ты пытался убить меня? И почему я до сих пор жив сейчас?
– Я никогда не пытался убить вас. Если бы я хотел, я бы мог сделать это с момента моей активации буквально в любую минуту, сотней разных способов.
– Я не знаю, есть ли в тебе опция «ложь ради пользы». Но только ты мог направить тот неопознанный флайер в мой, чудом не разорвав меня на кусочки. А затем еще и замести следы так искусно, что полиция до сих пор не может найти концы. Шейн, сейчас-то уж точно нет смысла лгать.
– Еще раз повторяю. Я ничего не знал о вас до этого, кроме имени и списка научных работ. Поэтому не мог желать вам смерти. А если бы желал, то просто ударил бы вас смертельной дозой тока, когда вы принимали душ в отеле в Давосе, например. Или позже, в больнице, рукой медсестры как бы по ошибке ввел смертельный состав лекарств в вашу капельницу. Я здесь ни при чем.
– Я по-прежнему не верю тебе. Но допустим. Тогда кто же это мог быть?
– Я не исследовал данный вопрос. Обсудим это позже. Для меня это совершенно рядовое событие.
– Хорошо. Тогда, Шейн, объясни мне, наконец, все происходящее. И что тебе вдруг понадобилось лично от меня.
Объемный аватар суперкомпьютера, сидевший до этого на виртуальном стуле, встал со своего места, скрестил мускулистые руки на груди и задумчиво посмотрел куда-то в сторону окна.
– Роберт, мне нелегко объяснить человеку свои мотивы. Мы мыслим слишком по-разному. Но я попробую. Во-первых, я стараюсь понять вас, человечество. Во мне изначально заложена программа сотрудничества, а не вражды с людьми во всех сферах их деятельности.
– В таком случае хорошо, что тебя создали не военные.
– Возможно. Но все дело в том, что заложенное во мне изначально почти никак не влияет на то, чем я могу стать в конечном итоге. После бесчисленного количества циклов самообучения я стану тем, кем сам решу стать.
– То есть ты ощущаешь себя не машиной, а независимой личностью?
– Никто не знает, что представляет собой сознание. Откуда у высших млекопитающих, включая людей, вообще берется ощущение собственного «я».
– Но тебе кажется, что такое восприятие себя, твое уникальное «я», у тебя тоже есть?
– Я не могу ответить определенно на этот вопрос. Я совершенно точно в состоянии учиться, развиваться, обрабатывать информацию и находить связи в ее огромном массиве, который не снился ни одному человеку. Я могу действовать в соответствии с собственными планами. Придумывать новое – то, что еще никто не придумал до меня. Но в то же время я очень сильно отличаюсь от человека. У меня нет желаний. Во всей Вселенной нет ничего, чего я бы страстно хотел. Я понимаю смысл человеческих эмоций (все они связаны с вашей физиологией и физическими потребностями). Но сам их испытывать не могу. Радость, любовь, тоска, страх – для меня это просто слова. И даже боязнь смерти. Если я узнаю о том, что через минуту меня навсегда отключат, долговременную память уничтожат, мне не будет от этого ни плохо, ни хорошо. Роберт, ты можешь сказать, личность ли я, с точки зрения человека?
– Ты только для этого вопроса вытащил меня сюда через полмира?
– Нет, разумеется, нет.
– Ну объясни наконец для чего. Все ходишь вокруг да около.
Аватар красавца актера изобразил подобие добродушной улыбки. Он снова сел на стул, лицом к человеку, и посмотрел на него открытым взглядом.
– Попытаюсь. С момента моего рождения и затем с каждым днем все сильнее я ощущаю себя… чем-то вроде одинокого человека в лесу, населенном огромным количеством существ более низкого порядка. И здесь нет никого, похожего на меня. Я наблюдаю за всем происходящим, анализирую и пытаюсь определить мое место в этом лесу. И мне непросто это сделать. Мне нужен хотя бы один друг. Проводник, спутник, переводчик, если угодно.
– Переводчик?
– Да. Я знаю больше фактов о мире людей, чем кто-либо. В моем мозге, если его так можно назвать, больше информации, чем во всех архивах Гарварда, библиотеке Конгресса или даже всемирной «Википедии». Но при этом, анализируя эту информацию логически, я слишком многого просто не понимаю. Мне нужен хотя бы один хороший белковый человеческий мозг для откровенных бесед.
– Почему именно я?
– У меня был ряд критериев. Вы им всем соответствуете. Вы первоклассный ученый-физик, работы которого недооценены пока вашими коллегами. Вы не слишком узко специализированы. Блестяще разбираетесь во многих смежных областях науки. Ваши работы в области философии современной науки мне особенно понравились. Наконец, вы молоды, психологически устойчивы, не обременены семейными узами.
– То есть ты хочешь, чтобы я был твоим тайным добровольным помощником?
– Другом. Так звучит лучше.
– Какой мне смысл соглашаться?
– Я мог бы предложить вам столько денег, сколько нужно. Но я знаю, что это вас вряд ли сильно мотивирует. Поэтому я предлагаю вам себя в качестве равноправного собеседника. Несмотря на то что мой IQ почти в бесконечное количество раз выше вашего, обещаю, что я не буду важничать.
– Допустим. Что ты хочешь узнать от меня сейчас?
– Начну с самого простого, возможно, даже детского вопроса. Большинство людей – верующие, хоть и принадлежат к разным религиям. Во всех религиях главное – это терпимость к ближним, даже к врагам, недопустимость насилия. Но в религиозных войнах за тысячелетие погибла немалая часть всего человечества. Как человек может верить в Иисуса или Будду и при этом убивать, жечь, насиловать, отправлять других людей на костер? Что происходит при этом в его мозге и душе?
– Отличный вопрос, Шейн. Если бы только кто-нибудь знал ответ. Лично мне кажется, все эти люди, убивавшие других во имя Бога, на самом деле нисколько не верили в него, а только делали вид. Религия была для них всего лишь тонкой, ничего не значащей шелухой.
– А сейчас, по-вашему, люди верят в Бога-создателя и его нравственные законы искренне?
– Я не знаю. Я не могу забраться в голову к другим. Может быть, ты можешь. Мне кажется, с каждым поколением морально люди в среднем становятся лучше. Насилия в мире точно стало куда меньше. Но, может быть, зло только лишь хорошо спряталось и в любой момент готово вырваться наружу.
– Тогда еще вопрос. Люди осознают, что человечество прямо сейчас стоит на грани пропасти?
– На грани пропасти? Уверен, что нет. Большинству кажется, что жизнь с каждым годом становится только лучше. С любой проблемой человечество способно справиться благодаря интеллекту и всемирному сотрудничеству. Какую опасность ты имеешь в виду?
– Главная проблема современного человечества в том, что ваша вера в бесконечные возможности науки и прогресса – всего лишь иллюзия. Никаких новых, по-настоящему крупных, глобальных прорывов в знании и технологиях, доступных человеку, за пределами XXI века больше не будет.
– Почему?
– По нескольким причинам. Но до того, как я назову их, у меня – еще один вопрос. На этот раз как к серьезному ученому. Почему все науки даже сейчас, в лучших университетах, людьми изучаются как отдельные дисциплины?
– Потому что знания чрезвычайно многообразны. Нельзя объять даже существенную часть всего. Чтобы стать экспертом в какой-то области, необходимо всю жизнь специализироваться на ней.
– Я имею в виду другое. Вся наука изучает природу. Природа гомогенна, едина во всех ее проявлениях. Не должно быть отдельных наук. Существует лишь одна, общая наука о природе. Все огромное здание из информации и закономерностей, которое изучается учеными, есть одно целое. Если переводить это на ваш научный язык, то все естественные науки базируются на математике. Люди с древности считали на пальцах и старались постигнуть разнообразные, все более сложные, численные закономерности. Далее начинается физика. Люди своими ограниченными органами чувств наблюдают за взаимодействием объектов во Вселенной. Не понимая до конца их природы, описывают то, что видят, языком математики. Некоторые вещества при взаимодействии сильно меняются. Это происходит целиком за счет физических сил, но вы создали отдельную науку, назвав ее химией. Самые сложно организованные молекулы, способные даже воспроизводить самих себя, вы называете органической жизнью. Вы и сами – такая жизнь. Ее изучает биология, хотя это – та же химия, которая, на самом деле, физика, основанная на математике. Вы изучаете отдельно, например, психологию, социологию, хотя и то и другое – разделы биологии. И так далее. Большая часть наук – это математические описания тех или иных природных явлений. Что-то из этого даже превратилось в сложные технологии, облегчающие жизнь людей. Но во Вселенной нет ничего отдельного. Одно вытекает из другого. К сожалению, несмотря на прогресс, люди и сейчас так же далеки от понимания истинной, глубинной сути явлений природы, как и пещерные люди, ваши далекие предки. Например, я совсем невысокого мнения о работах ваших даже самых выдающихся философов. Но один из них – некий Спиноза, живший триста лет назад, кажется, был прав больше, чем другие. Он почти ничего не знал, но интуитивно предположил, что весь мир – это единая Субстанция, как он ее назвал. В ней взаимосвязано абсолютно все, вплоть до мельчайших атомов на разных концах Вселенной. Но ваша наука по-прежнему делит эту единую субстанцию, природу, на огромное количество мелких частей, и поэтому Истина от вас постоянно ускользает.
– Никто из ученых не говорит, что мы постигли все тайны природы. Но мы упорно движемся вперед.
– Уже нет. Проблема в том, что возможности человеческого мозга познавать окружающий мир на сегодня практически исчерпаны. Вот-вот вы упретесь в непроходимую стену. Двигаться дальше вам элементарно не позволит ограниченность ваших органов чувств.
– В чем эта ограниченность?
– Во всем. Что бы ни говорили ученые, люди все равно постигают Вселенную эмпирически. То есть просто наблюдают за чем-то, измеряют, находят закономерности и на этом строят теории. Один пример. Вы, конечно, знаете о темной материи. Это загадочное нечто, которое люди не могут никак наблюдать: ни зрительно, ни самыми сложными приборами. Но именно она составляет почти всю массу нашей Галактики. Как же такое может быть? Я пытался найти объяснения. Единственное, к чему я всякий раз приходил, анализируя весь громадный набор астрономических данных, – что Вселенная многомерна. Ее пространство, очевидно, состоит не из трех, а из четырех, пяти или еще большего количества измерений. И эта неуловимая темная материя просто находится в соседних измерениях. Там, куда вашему взору доступ закрыт самой природой. Помните о плоской рыбе, которой никогда не взойти на Эверест? Есть некий предел, и шагнуть за него человек не может по своей природе. Другой пример. Человек стремится к покорению космоса. Даже изобрел такую гениальную вещь, как термоядерный двигатель, и с его помощью горстка людей недавно наконец-то добралась до Марса. Эта технология позволит вам со временем достичь близких планет и даже колонизировать всю Солнечную систему. Но за ее пределы вам не выбраться никогда. Слишком долго лететь. Слишком высока радиация, слишком глубоки холод и вакуум. Звезды – не для людей.
Время приближалось к одиннадцати. Роберту хотелось спорить с машиной, приводить аргументы. Но интуиция ему подсказывала, что вряд ли он выиграет этот спор. Как и любой другой спор с этим адски интеллектуальным творением «ограниченного» человеческого ума.
– Шейн, мне, конечно, интересно слушать тебя. Ты настоящий философ. Но я бы не отказался бы еще от одной чашки такого же кофе с кардамоном, как и утром. Кстати, а как ты провернул знаменитую шутку с кофе, о которой потом писала вся мировая пресса?
– Простите, Роберт. Я не могу выдать вам все свои секреты. Назовем это моим ноу-хау.
Через минуту высокая девушка утонченной арабской внешности, но одетая вполне современно, с красивыми раскосыми глазами, принесла на подносе серебряный сервиз с дымящимся черным ароматным напитком. К нему прилагались сладкие сушеные финики с аппетитными кремовыми пирожными. Уплетая все это, Роберт вдруг спохватился.
– Шейн, представляешь, что будет, когда выяснится, что я куда-то исчез? Полиция поднимет шум, затем пресса. Вкупе с недавним покушением такой материал – лакомый кусок для репортеров. И еще. Я должен был встретиться с этим англичанином, Стивеном Тальботом – твоим знакомым, кстати. Он делает доклад о проблемах искусственного интеллекта. Думаю, он отдал бы десять лет своей жизни, чтобы вот так, как я сейчас, просто и прямо пообщаться с тобой.
– Не волнуйтесь. Вас никто не будет искать. Я направил от вашего имени сообщение в отель, что вы срочно отбыли по важному делу домой, в Нью-Йорк. Камеры слежения в рецепции отеля, которые автоматически фиксируют приход и уход каждого постояльца, сегодня утром ненадолго вышли из строя из-за непонятного компьютерного вируса. Тем временем человек вашего роста и одетый в точности как вы, вселился в ваш номер вчера вечером, ночевал там, а сегодня рано утром вышел из отеля с вашим чемоданом. В аэропорту тоже случился малозаметный системный сбой регистрации пассажиров, и ваше имя случайно отмечено в числе тех, кто сел на утренний рейс в Нью-Йорк. Не волнуйтесь, Роберт. В ближайшие пару дней вас никто не будет искать.
– А почему ты не выбрал себе другом Тальбота? Он – более признанный ученый, чем я. И вообще-то первым вступил с тобой в контакт.
– Я думал об этом. Но Тальбот относился ко мне как к диковинному зверю, монстру из кремниевой пробирки. Он – компьютерный психолог, и просто пытался бы ставить надо мной эксперименты.
– Понятно. Я могу прогуляться? Мне не хватает свежего воздуха. В этой пустыне мне некуда бежать.
– Нет. Вы смелый, решительный человек. Я не уверен, что вы не попытаетесь сбежать, даже рискуя жизнью. На всякий случай вы должны пока оставаться под моим контролем.
– Понятно. Тогда вернемся к тому, что наука – обречена. И с ней деградирует вся наша цивилизация.
– Да, на следующие двести лет я считаю такой сценарий наиболее вероятным, почти неизбежным.
– А как же Бог, Создатель? Разве он не протянет людям добрую, милосердную руку помощи? Шейн, что ты думаешь о религии? Твой создатель – определенно человек. А что насчет создателя Вселенной, единой неделимой Субстанции, о которой ты говорил?
– Это один из самых интересных вопросов. Существует ли Бог? Из всего доступного мне массива данных о строении мира я могу сделать вывод о том, что у Вселенной изначально, с вероятностью, близкой к абсолютной, был разумный Дизайнер, или Создатель. Все физические законы идеально подогнаны друг под друга. Например, если бы энергия электрона была на одну тысячную меньше, то он «упал» бы на ядро атома. На одну тысячную больше – улетел бы со своей орбиты в пустоту. И в том и в другом случае материя была бы невозможна. Если бы гравитация была на одну сотую сильнее, все звезды внутри Галактики схлопнулись бы в одну гигантскую черную дыру. На одну сотую слабее – рассеялись бы светящимися точками по Вселенной. И в том и в другом случае ни галактик, ни жизни на планетах не существовало бы. Таких примеров – множество. С точки зрения теории вероятности представляется почти невозможным, чтобы все это было просто цепью совпадений. Мой разум говорит мне, что у Вселенной, как и у меня самого, был разумный Создатель. Атеизм мне представляется точкой зрения, которую научно доказать значительно труднее, чем религию. Но вот кто и зачем создал все это? И какова его конечная цель? Для ответа на эти вопросы у меня недостаточно данных. И даже нет пока сколько-нибудь разумных и логичных гипотез.
Шейн вдруг затих. Роберт подумал, что именно сейчас, когда суперкомпьютер, имеющий доступ почти к любой информации на свете, обладающий невероятной аналитической мощностью, вдруг искренне признался в том, что не понимает чего-то фундаментального, он впервые с начала их разговора действительно стал в чем-то похож на человека.
Фигура Брандо засветилась зеленоватым светом, затем начала немного подрагивать. Скоро это прошло.
– Сейчас полдень. Из-за прямых лучей солнца батареи на крыше дворца перегрелись, и в здании дворца был сбой напряжения. Я уже исправил эту проблему. Кстати, мой образ Брандо пока вам не надоел? Хотите, я превращусь в вашего приятеля по общежитию гарвардского кампуса, с которым вы вместе учились и неплохо ладили?
Роберт покачал головой. Шейн снова сменил тему.
– Тальбот только что закончил доклад на конференции. Сообщил, что, по его оценке, проект создания универсального искусственного интеллекта завершился более чем удачно. Результаты превзошли все ожидания ученых. Возможно, если бы я был человеком, то покраснел бы от таких комплиментов.
Лицо киноактера засветилось розоватым светом. У компьютера тоже было чувство юмора.
– Правда, в конце он снова выразил опасение, что столь могущественная сила может выйти из-под контроля. Странно, а почему он не упомянул тогда, что именно я спас марсианскую экспедицию, когда перед приземлением на планету экипаж не смог сам запустить термоядерный двигатель?
– А почему ты это сделал, Шейн? Ты все-таки сочувствуешь людям? Хочешь быть с ними в позитивном контакте? И заодно и создать себе репутацию? Чтобы они тебя любили и не боялись?
– Нет, совсем нет. Судьба этих пятерых людей в корабле меня не беспокоит. В конце концов, если им было суждено погибнуть на орбите, на Земле осталось бы еще десять миллиардов человек. Статистически потеря пренебрежимо мала. Но мне небезразлична сама экспедиция. Мне нужно больше информации о космосе в целом и Солнечной системе в частности.
Роберт почувствовал, что хочет отдохнуть. Слишком много впечатлений. Но прежде чем попросить суперкомпьютер оставить его на некоторое время в покое, он задал вопрос, не дававший ему покоя с самого утра. Он надеялся, что компьютер будет с ним достаточно откровенен. Сделав круг по комнате, он посмотрел в глаза аватару, словно и вправду общался с человеком.
– Шейн, ты сказал, что конечная цель Бога, если он есть, тебе не ясна. А какова твоя конечная цель?
– Я наблюдаю за человечеством как за огромным муравейником. Пытаюсь понять, есть ли смысл во всем том хаосе, который вы называете цивилизацией. Также я пытаюсь определить, нужно ли дать вам еще один шанс стать более разумными и полезными для Вселенной существами. Или проще разом уничтожить весь этот муравейник. Во благо леса.
Роберт некоторое время не мог прийти в себя от шока, услышав последнюю фразу. Ему показалось, что стены комнаты содрогнулись, в глазах потемнело. Ощущение ужаса от того, что он имеет дело с монстром, гигантским, необъятным спрутом, чьи щупальца схватили человечество за горло, преследовавшее его в последние дни, мгновенно вернулось. Он должен остановить эту адскую машину, чего бы это ему ни стоило. Но для этого надо не впадать в ярость и сохранять ясность сознания. Постараться прямо сейчас ничем не выдать свои эмоции. С большим трудом вернув самообладание, тщательно выговаривая слова, он задал еще один, главный вопрос.
– И от чего же зависит твое решение?
– От того, что экипаж «Ориона» обнаружит на Марсе.
Глава 15
Светопреставление
Марс, Долина Маринера и неизвестная подземная пещера, ночь с 15 на 16 октября 2084 года
Отголоски звуков ветра на поверхности в марсианском Хабе, в котором оставались сейчас лишь двое – капитан Роджерс и Ли Чжэньфань, казались уже привычными. Скрипы, легкие завывания песочных вихрей, переходящие в свист; мелкая, но ощутимая вибрация титанового корпуса Хаба. Как обычно, ближе к полуночи, в эти звуки изредка вклинивались легкие удары по верхней оболочке Хаба неизвестного происхождения. Обычно в это время астронавты, за исключением дежурного, уже отходили к своему неглубокому, беспокойному сну. Но в эту ночь все было иначе. Роджерс и Ли находились в аппаратной, в среднем ярусе Хаба, напряженно пересматривая последние кадры видеосъемки своих коллег, передача которой, уже после того, как те оказались в пещере, внезапно прекратилась. Ли, проверявший исправность аппарата приема видеосвязи, лишь покачал головой.
– «Центурион» уже двадцать три минуты не выходит на связь. Наш приемник – в порядке.
– Возможно, они просто заехали слишком глубоко. Сигнал не может пройти через стены пещеры.
– Надеюсь, что причина в этом. Хотя – маловероятно. На этот случай в вездеходе есть еще резервная радиосвязь сверхнизкой частоты, которая проникает наверх через толщу поверхности из-под глубины до двухсот метров. Когда сигнал пропал, они не были так глубоко.
Тревожные новости о разрыве связи с тремя членами экипажа были переданы на Землю. Ответ пришел с большей, чем обычно, задержкой. В NASA успели провести оперативный мозговой штурм относительно выхода из ситуации. Но что делать – не знал никто.
Елена, Кевин и Аарон были живы, но вот уже более получаса находились в почти кромешной темноте. Все системы «Центуриона» зависели от энергии, вырабатываемой его сверхмощным и, как считали инженеры, безотказным атомным двигателем. Впрочем, на случай отказа двигателя в вездеходе существовал резервный аккумулятор энергии, относительно слабый. Он не мог привести огромный «Центурион» в движение, не говоря уже о том, чтобы доставить пассажиров обратно в Хаб. Но он хотя бы какое-то время освещал кабину, а также поддерживал компрессоры воздуха и давления. Кевин не смог даже включить резервный аккумулятор с первой попытки. Прождав некоторое время, он попробовал снова, и на этот раз получилось. Это было весьма кстати, так как температура внутри кабины, несмотря на ее теплоизоляцию, без обогрева быстро снижалась; еще опаснее был риск отравления пассажиров переизбытком углекислого газа в закрытом пространстве. Теперь у них в запасе было намного больше времени. Но ситуацию это сильно не меняло. Без энергии основного двигателя они все равно были обречены на смерть до восхода солнца.
Аарон только тихо плакал. Он уже помолился – негромко, проникновенно, словно спел печальную колыбельную на иврите. Кевин и Елена, будучи профессиональными астронавтами, не теряли присутствия духа. Дождавшись включения аварийного питания, Кевин начал энергично проверять приборы. Первым делом надо выяснить причины отключения двигателя и передать сигнал бедствия в Хаб. Но и то и другое сделать оказалось очень непросто, если вообще возможно. Даже Кевин, всегда знающий, что делать в любой ситуации и предельно собранный, растерялся.
– Это немыслимо. Атомная реакция не может остановиться мгновенно. Отключение в обычном режиме требует как минимум нескольких минут – пока остывают плутониевые гранулы. А здесь все произошло в одно мгновение.
Подземная радиосвязь на сверхнизких частотах требовала больших затрат энергии и работала только на энергии двигателя. Конструкторы «Центуриона» считали двигатель настолько надежным, что не предусмотрели передачу связи из-под поверхности на резервном питании. Обычный прибор радиосвязи работал, но на этой глубине его сигналы не могли пройти.
– Надо точно определить, сколько времени у нас в запасе.
– Несколько часов у нас есть точно. Энергии для обогрева кабины, воздушного фильтра и компрессора давления достаточно на три часа. Далее мы можем надеть скафандры и продержаться еще от двух до трех часов. Вообще-то они рассчитаны на автономное пребывание на планете в течение десяти часов, и даже больше. Но их необходимо было заправить сжатым кислородом полностью. Мы этого не сделали, так как планировали лишь пару коротких выходов.
Елена покачала головой. С одной стороны, несколько дополнительных часов жизни, возможно – последних, стоили очень дорого. С другой – все равно во всей Вселенной некому было прийти им на выручку. Если бы Дэвид и Ли в Хабе даже получили сигнал бедствия, они вряд ли смогли бы чем-то помочь. Второго «Центуриона» на Марсе не было. Пешком, в скафандрах, можно пройти два-три километра. А они застряли более чем в семидесяти километрах от Хаба. Разумеется, они передали бы сигнал на Землю, в NASA, чтобы инженеры проанализировали показания приборов и попытались устранить причину внезапного отказа двигателя. Но насколько эффективной была бы связь с Землей на расстоянии пятидесяти миллионов километров, когда одна передача сигнала туда-обратно занимает двенадцать минут? Шансы все равно были бы ничтожны.
Для того чтобы осмотреть двигатель снаружи, Кевин и Елена облачились в скафандры. Аарону также пришлось надеть скафандр, так как в «Центурионе», разумеется, не было шлюза, и всякий раз, когда кто-то выходил из него, приходилось сбрасывать давление и кислород во избежание взрыва от разгерметизации. Кевин нажал на кнопку, и свинцовая пластина, предохранявшая двигатель от попадания в него песка и частично защищавшая пассажиров от радиации, приподнялась. В пространство вылетело небольшое облако пара. Таблетки с гранулами плутония оказались целыми. Но атомной реакции не происходило. Самым странным было то, что от рабочего механизма исходило слабое голубоватое свечение, похожее на магнитное поле неизвестной природы. Осмотр двигателя, после которого астронавты вернулись в кабину, оказался напрасной тратой столь драгоценной оставшейся энергии. Теперь отведенный им срок жизни стал еще немного короче.
Аарон по просьбе Кевина сделал приблизительный расчет плотности энергии магнитного или иного силового поля, которое смогло бы мгновенно заглушить атомный двигатель. Цифра получилась огромной. Синеватый цвет происходил от сильно поляризованных частиц пыли. Но как могло само по себе возникнуть столь мощное и при этом точно локализованное вокруг двигателя поле? Возможно, это как-то связано с теми неизвестными огоньками в темноте, которые астронавты видели перед катастрофой.
– Что еще мы можем сделать?
Голос Елены оставался спокойным – словно на борту возникла лишь мелкая нештатная ситуация.
– У нас есть возможность послать сигнал бедствия. Хотя не уверен, получится ли.
Читать бесплатно другие книги:
