Три господина ночи Бенцони Жюльетта
Несколько недель они прожили в скромной гостинице, расположенной внутри прежней ограды Тампля. Хозяин этой гостиницы, некий Лазарь, был странным человеком и не походил ни на одного из трактирщиков, каких знала Лоренца. Молчаливый и бесшумно двигавшийся, он не каждого впускал в дом, но стоило Бальзамо прошептать ему на ухо несколько слов, как он тотчас сделался донельзя обходительным и даже сказал им, что они могут оставаться у него столько, сколько захотят.
Весь день Бальзамо сидел у выходившего на улицу окна и через стекло вглядывался в приходящих в гостиницу людей так, словно ждал кого-то. Молодую женщину снова охватил страх. Что еще задумал ее таинственный супруг? Он не работал, не делился с ней никакими планами, и тем не менее беспросветная нищета, которую они узнали на Кент-стрит, к ним не возвращалась… Лоренцу понемногу начала томить мучительная тревога: с пустыми ли руками ушел Жозеф из дома сэра Ричарда? Уж не обязаны ли они сегодняшним относительным благополучием краденым рубинам?
Однажды вечером она осмелилась задать мужу этот вопрос, заранее дрожа от страха при мысли о том, какую бурю ярости он вызовет. Но Бальзамо не рассердился.
– Нет, Лоренца… С алчностью и воровством, на которые толкала меня страсть к драгоценным камням, теперь покончено. Я уклонился с пути, предначертанного мне, но, благодарение богу, я вернулся на этот путь.
– Каким образом?
– Благодаря одному человеку, с которым встретился в Лондоне, когда искал тебя; впрочем, встреча была совершенно случайной. Этот человек, к несчастью, был далеко, когда мы приехали в Лондон, иначе мы не узнали бы нищеты.
– Кто он?
– Я не имею права назвать тебе его имя. Он приказал мне отправиться сюда и здесь дожидаться от него известия. Вот я и жду…
Понимая, что дальше настаивать бесполезно, Лоренца прекратила расспросы. Терпеливое ожидание Бальзамо продлилось еще два дня, до тех пор, пока не появился наконец маленький человек, одетый в черное. Они с Бальзамо не обменялись ни единым словом. Только странным знаком на пальцах. Затем человечек вручил Жозефу письмо с черной печатью, поклонился и исчез так же бесшумно, как появился. Прочитав письмо, Жозеф с улыбкой повернулся к Лоренце:
– Теперь я знаю, что получил прощение. Мы уезжаем!
– И куда же?
– На Мальту!
Действительно ли Великий Магистр Мальтийского ордена был отцом ее мужа? Этот вопрос неотступно преследовал Лоренцу изо дня в день, все время, впрочем, весьма мирно протекавшее на большом острове в Средиземном море. Она с радостью вернулась к ленивому, на итальянский лад, образу жизни в просторном, окруженном цветниками доме с выходившей к морю террасой.
И душа ее тоже вновь обрела покой и безмятежность. Разве не принадлежал этот прекрасный остров рыцарям-монахам, разве не была вся эта земля, вся целиком, посвящена богу? Тревоги, вызванные странными занятиями мужа, теперь улеглись. Гипнотические сеансы прекратились, он больше не обращался ни к магии, ни к предсказаниям. Каждый день Жозеф отправлялся во дворец Великого Магистра и там, по его словам, вместе с хозяином работал в алхимической лаборатории. Кроме того, он немного занимался медициной и начал кое-кого лечить; но, когда Лоренца попробовала расспросить его о родственных связях, якобы существовавших между ним и Великим Магистром, Жозеф в ответ лишь улыбнулся.
Так продолжалось больше года, а потом они внезапно в одну прекрасную ночь покинули белый дом – с некоторой поспешностью, но на мальтийском судне и в сопровождении шевалье д'Акино.
Они отправились в Неаполь, и там Лоренца обнаружила, что они снова поменяли имя: теперь Бальзамо и его жена стали маркизом и маркизой Пеллегрино. Но на этот раз Жозеф снизошел до того, чтобы дать кое-какие разъяснения:
– Великий Магистр дал мне поручение. Я должен найти одного человека.
– Что за человек?
– Весьма загадочный! Этому человеку известны все величайшие тайны, он обладает всем могуществом, о котором мечтает Великий Магистр Пинто. Ему известен секрет вечной молодости, он умеет делать золото, превращать один металл в другой, увеличивать и очищать драгоценные камни. Он может заглядывать в далекое будущее.
Лоренца поспешно перекрестилась – к ней вернулись ее давние страхи.
– Такая власть дана одному лишь Сатане. Кто этот человек?
– Кто может это сказать? Именно это делает мою миссию такой трудной. Во Фландрии его называли графом де Сюрмон, в Италии он – маркиз Балетти, в Венгрии – граф Зараски, в России – граф Салтыков, во Франции – граф де Сен-Жермен… Никому не известно ни кто он такой, ни откуда он взялся. Послушать его, так он знал самого Христа, жил в Риме во времена Цезарей. Некоторые считают его сыном венгерского князя, другие утверждают, будто он – незаконный отпрыск испанской королевы и некоего знатного сеньора. В чем сомневаться не приходится – это в его высоком происхождении: король Людовик XV, чрезвычайно щепетильный в вопросе о титулах, принимал его с почестями и даже предоставил в его распоряжение королевский замок в Шамборе, чтобы он мог там работать. Вот его я и хочу найти, и мы, если понадобится, будем разыскивать его по всей Европе.
Лоренца слушала мужа с восхищением, граничившим со страхом. Она уже видела, как перед ней головокружительной сетью раскидываются бесконечные дороги Европы… бесконечные, потому что, по ее мнению, человек, которого они искали, мог быть только призраком. И в самом деле, с той поры для них начались безумные розыски и нескончаемые путешествия, а тем временем шевалье д'Акино, облеченный той же миссией, отплыл на галере обшаривать города Восточного Средиземноморья.
Чета скитальцев снова оказалась в Лондоне. Но на этот раз они прибыли не как жалкие беглецы по фамилии Бальзамо, но под видом богатых генуэзцев, барона Дзаноне и его жены. Затем были Эдинбург, Брюссель, Копенгаген и Амстердам, где наконец в одном из старых домов в гетто Бальзамо напал на след.
– Властелин Тайн вернулся в Германию, где у возглавляемой им организации розенкрейцеров существует множество сторонников, – рассказал ему раввин Га-Леви. – Если ты хочешь его найти, тебе следует отправиться в Пруссию или к маркграфу Гессенскому, который называет себя его учеником.
– Согласится ли он провести меня к нему?
– Попробуй! Если Властелин считает, что ты можешь ему послужить, он сумеет сообщить тебе об этом. Разве ты не следуешь обычаю розенкрейцеров, предписывающему, сменив страну, менять и имя? Кто ты сегодня?
– Граф де Феникс.
– Хорошо. Смело продолжай свой путь. Недалек час, когда ты встретишься с Властелином.
Какая таинственная рука привела сюда Бальзамо? Он тщетно старался представить ее себе, с трудом взбираясь темной ноябрьской ночью по узкой тропинке, вьющейся по склону одной из вершин Вогельсберга. Было очень холодно, струи дождя проникали даже под его плотный плащ для верховой езды. Он думал о Лоренце, оставшейся на теплом и уютном постоялом дворе.
В последнем ее взгляде, брошенном на него, Бальзамо прочел страх. Чужой край, непогода, таинственные голоса, которые завели их в самое сердце Гессенского маркграфства, – все это пробудило ее римские суеверия, но Бальзамо знал, что уже не может отступить, что он близок к цели… Цели, которую он преследовал, используя для этого любые средства, вплоть до самых неприглядных!
Внезапно перед ним возникли призрачные очертания древнего полуразрушенного замка, казавшегося зловещим среди этого безмолвия и мрака. Но под наполовину обвалившейся стрельчатой аркой входа горел факел, и сквозняк трепал его пламя.
Привязав коня к висевшему рядом с факелом заржавленному железному кольцу, путник вступил под своды. Впереди, указывая ему путь, горел еще один факел, и третий – у низкой двери на мощных железных петлях, стронувшейся под его рукой. При виде открывшегося перед ним зрелища Бальзамо вздрогнул и отшатнулся.
Он увидел большой зал, сплошь затянутый черным, у стен высокие скамьи темного дерева наподобие тех, какие стоят в соборах. В глубине зала, на каменном алтаре, сияла в центре огненного креста исполинская золотая роза. Но впечатление ужаса исходило от тех, кто занимал эти скамьи. С головы до ног закутанные в белые покрывала, скрывавшие лица, они казались недвижными и безмолвными призраками.
Бальзамо медленно вошел в зал и направился к алтарю. Он успел пройти примерно половину расстояния, отделявшего его от цели, когда раздался низкий, страшный голос, тотчас подхваченный эхом:
– Что ты здесь делаешь?
– Я ищу того, кого называют Властелином Тайн! – недрогнувшим голосом ответил Бальзамо.
– Зачем?
– У меня послание для него.
– Что за послание?
– Я открою это только ему самому.
– Мы – розенкрейцеры, его братья. Ты можешь передать нам послание для него.
– Я уже один раз отказал вам в этом.
По рядам призраков пробежал одобрительный гул – первое проявление жизни у этих белых теней. Наступила тишина, потом снова раздался тот же голос:
– Откуда ты пришел?
– Отовсюду и ниоткуда.
– Назови свое имя.
– Когда я был ребенком, мой учитель Альтот называл меня Ашара. Позже, в Палермо, он отдал меня на воспитание в семью бедняков, я взял их фамилию и стал Жозефом Бальзамо. С тех пор у меня было много других имен.
– Все они нам известны.
Внезапно из-за алтаря показалась фигура человека в длинном и широком белом плаще. Незнакомец медленно вышел из-за алтаря и остановился. В отличие от прочих он не прятал лица, и Бальзамо смог разглядеть тонкие, гордые черты, высокий лоб мыслителя. Цвет кожи был очень темным, глаза казались непостижимыми, и взгляд их был непереносим даже для Бальзамо, кисти рук и ступни восхитительной формы. Ему могло быть лет сорок, но от всей его фигуры исходило впечатление совершенно юношеской силы мышц. Он подошел к Бальзамо поближе и улыбнулся:
– Ты не дрогнул, это хорошо. Я – тот, кого ты ищешь, тот, кого король Франции называл графом де Сен-Жерменом… – Затем, обернувшись к белым призракам, прибавил: – Братья мои, вы можете удалиться. Мне надо поговорить с ним…
Они в молчании дождались, пока белые призраки покинут зал, но затем, когда Бальзамо собрался исполнить данное ему поручение, Сен-Жермен его остановил:
– Не трудитесь понапрасну! Я не поеду на Мальту. Я знаю, чего хочет Великий Магистр Пинто де Фонсека. Его интересуют лишь золото и превращения камней… Меня это не занимает. В Европе меня ждет великое дело. Люди жаждут свободы, но это слово они даже не осмеливаются произнести вслух. Они стремятся к науке, к знаниям, а главное – к лучшей жизни. Мы, розенкрейцеры, посвятили себя выполнению этой задачи, и я уже давно тебя жду.
– Меня?
– Да. Я знаю, кто ты, но тебе этого не скажу. Твой первый покровитель, кардинал Орсини, тоже это знал. Он был моим другом. Но ты заблудился на очень темных путях.
– Я знаю, – смиренно признал Бальзамо. – Я раскаялся в этом.
– Давно пора было это сделать. Теперь слушай: ты можешь многое для нас сделать. Хочешь ли ты нам служить?
Как было не поддаться непреодолимому магнетизму этого ясного взгляда? Бальзамо почувствовал, что его охватывает странный восторг. Этот удивительный человек мог потребовать от него чего угодно, даже его собственную жизнь, и он отдал бы ее безропотно.
– Я готов служить вам, но каким образом?
– Ты знаком с химией, с медициной. Я открою тебе секреты, которые помогут исцелять тела и завораживать дух. В течение месяца ты будешь оставаться здесь, подле меня. Ты уже знаешь, как подчинять себе души при помощи гипнотизма, иногда перед тобой приоткрывается завеса, за которой прячется будущее. У тебя большие способности, ты хороший ученик, я научу тебя еще многим вещам.
– Но… моя жена ждет внизу!
– Пусть ждет. Это неиспорченная, но грубая душа. Суеверие окутывает ее непроницаемым туманом. Она может стать для тебя опасной. Ты должен более чем когда-либо подчинить ее своей воле. Не тревожься, она будет ждать тебя. Я пошлю ее предупредить.
– И что я должен буду делать, когда пройдет этот месяц?
– Отправишься туда, куда я прикажу тебе. Сначала в Россию, чтобы создать и укрепить свою репутацию. А потом во Францию. Именно из Франции должно идти великое дело Свободы. – Тонкая рука графа дружески, но вместе с тем весьма ощутимо легла на плечо Бальзамо. Эта рука умела приласкать и заставить подчиниться. Теплый, до странности проникновенный голос задал новый вопрос: – Готов ли ты повиноваться мне? Тебе надо будет основывать масонские ложи, работать в тени и одиночестве, может быть, ты потеряешь доброе имя и самую жизнь. Готов ли ты к этому?
– Да, я готов.
– Тогда следуй за мной. Для тебя настало время учения, которое сделает тебя человеком, имя которого навеки запомнят грядущие поколения…
Сен-Жермен направился к алтарю, из-за которого вышел, и Бальзамо собирался последовать за ним, но вдруг остановился.
– До сегодняшнего дня мне, повинуясь приказаниям, которые я получал, даже не зная, откуда они исходят, пришлось носить множество имен. Под каким из них меня будут знать потомки? Бальзамо, Пеллегрино, Дзаноне, Феникс…
– Ни под одним из них! Отныне ты будешь носить лишь одно имя: ты станешь графом Александром де Калиостро!
– Калиостро?
– Это грозное имя… незабываемое имя. Послушай, как хорошо откликается на него эхо.
И, возвысив голос, Властелин Тайн послал к каждой из четырех стен огромного зала имя, которое вскоре после того начнет твердить вся Европа:
– Калиостро! Калиостро! Калиостро!..
И зал наполнился шумом урагана…
4. Чародей с улицы Сен-Клод
Въехав на улицу Сен-Клод, которая была слишком узкой для того, чтобы можно было нестись по ней во весь опор, карета двинулась шагом. Это был великолепный экипаж, за версту было видно, что он принадлежит знатному вельможе, и гербы, украшавшие его дверцы, принадлежали, пожалуй, самому знатному семейству Франции после королевской семьи. Бархатные занавески за стеклами были тщательно задернуты. Кучер и лакей втягивали головы в плечи, безуспешно стараясь укрыться от дождя, не прекращавшегося с самого рассвета того февральского дня 1785 года. Париж превратился в сплошное болото…
В самом конце улицы, там, где она упиралась в проспект, проложенный на месте прежних укреплений Карла V, стоял красивый особняк. Над окружавшими его высокими стенами, за обнаженными ветвями деревьев, видны были окна верхних этажей. Сквозь опущенные жалюзи пробивался свет, но никаких звуков не доносилось.
Когда карета приблизилась к дому, парадные двери бесшумно распахнулись, хотя и не видно было, чтобы к ним прикасалась чья-то рука, и карета, прокатившись по довольно обширному двору, остановилась у дорических колонн подъезда, между которыми, словно картина в раме, показался элегантный вестибюль и начало роскошной лестницы.
Слуга, черный исполин в ослепительных восточных шелках, ждал у ее подножия, высоко держа большой серебряный подсвечник с красными свечами.
Как только два насквозь промокших лакея распахнули дверцу и опустили подножку, высокий, внушительного вида мужчина, изящно носивший костюм придворного священника, на котором среди кружев поблескивал крест Святого Людовика, выскочил из кареты и устремился к подъезду. Бросив мимолетный взгляд на слугу, он спросил:
– Твой хозяин дома?
– Он ждет вас, ваше преосвященство.
В самом деле, на площадке второго этажа стоял хозяин дома, с головы до пят укрытый длинным одеянием из черного бархата с вышитыми на нем масонскими знаками. Его тщательно напудренные волосы прикрывал капюшон. Спрятав руки в рукава, он отвесил гостю глубокий поклон.
– Ваше преосвященство запаздывает, – заметил он и больше ни слова не прибавил.
Посетитель, который был не кто иной, как принц Луи де Роган, кардинал, высшее духовное лицо при особе короля Франции и епископ Страсбургский, улыбнулся, сверкнув прекрасными белыми зубами:
– Знаю, что опоздал, дорогой Калиостро, но вы должны меня простить. Меня задержал чересчур болтливый викарий.
Калиостро не ответил на его улыбку. Нахмурившись, он с озабоченным видом покачал головой:
– Ваше преосвященство слишком нравится женщинам, и ваше преосвященство слишком любит женщин. Это опасно.
– Ну, будет вам, милый мой чародей! Вы умеете читать в сердцах и прекрасно знаете, что я люблю и всегда буду любить только одну женщину. Так что я остаюсь в неприкосновенности. Все уже готово?
– Все готово…
Калиостро посторонился, пропуская кардинала. С той ночи на Вогельсберге прошло десять лет, и теперешний граф де Калиостро мало чем напоминал ненасытно алчного молодого человека, не знавшего сомнений и терзаний совести и так легко дававшего себя заворожить блеску драгоценных камней. Он стал ученым, высоким масонским чином, одним из тех людей, которые, заворожив толпу, заставляют ее действовать удивительными, им одним ведомыми способами. Пять лет прошло с того дня, как его черная с золотом карета проехала по мосту, переброшенному через Рейн в городе Келе, и за эти годы он завоевал сначала Страсбург, затем Бордо, Лион и, наконец, Париж. Весь двор и весь город стекались к чародею с улицы Сен-Клод, и если ему ни разу не удалось снова увидеться с удивительным человеком, у которого он пробыл целый месяц, то полученные от того знания навеки запечатлелись не только в его уме, но едва ли не в плоти.
Калиостро открыл перед гостем дверь комнаты, убранной с чисто восточной роскошью, блистающей красотой пышных ковров и затканных золотом драпировок, но полностью лишенной мебели, за исключением единственного стола, застеленного черной тканью. Различные предметы теснились на этом столе вокруг хрустального шара, наполненного чистой водой. У стола стояла на коленях совсем юная девушка, застывшая в каменной неподвижности, с закрытыми глазами, в белоснежных одеждах, с распущенными по плечам светлыми волосами.
Приблизившись, кардинал разглядел, что, кроме шара и черного покрывала, на котором были вышиты красные каббалистические знаки, на столе размещались еще и зажженные свечи – кроме них, другого освещения не было, – египетские глиняные статуэтки, распятие слоновой кости и скрещенные обнаженные шпаги. Указав на девушку, кардинал тихо спросил:
– Это и есть девственница?
– Да, монсеньор, – ответил чародей. – Как вы видите, ваше преосвященство, она уже находится в состоянии транса.
В подтверждение своих слов он приподнял пальцем веко девушки и показал совершенно белое глазное яблоко. Принц Луи кивнул и пробормотал слегка изменившимся голосом:
– Хорошо! Спрашивайте ее!
Тогда, взяв со стола одну из лежавших на нем шпаг, Калиостро легонько ударил ею по хрустальному шару. Вода замутилась, потом стала дымиться. Затем чародей, не выпуская шпаги, опустил клинок на голову девушки.
– Сейчас вы будете читать в этой воде так же уверенно, как читали бы по книге, – медленно проговорил он. – Вы слышите меня?
– Я слышу вас… – Голос девушки казался далеким и словно бесплотным. – Я готова читать. Что вам угодно?
– Особа, находящаяся рядом со мной, нуждается в сведениях. Она встревожена из-за некоторых ожидаемых ею известий. Можете ли вы увидеть, что для нее готовится?
Девушка, не вставая с колен, изогнулась всем худеньким телом и прижала руку к груди так, будто старалась унять жестокую боль. В углах ее губ показалась пена.
– Я вижу всадника. Он только что проехал Рульскую заставу… едет через предместье Сент-Оноре… так спешит, что почти летит над землей… О! Я вижу письмо, которое он прячет на груди… это из-за него он скачет так быстро…
– Откуда едет этот всадник?
– Из… из Версаля. Он вымок под дождем, но ему приказано торопиться. Я все еще вижу его… он проезжает Пале-Рояль… Сворачивает в маленькую улочку… Подождите! Я читаю… улица… Вьей-дю-Тампль. Останавливается перед роскошной гостиницей.
– Над входом в эту гостиницу должна быть какая-нибудь вывеска. Читайте, я хочу этого!
Голос неуверенно смолк, потом медленно проговорил:
– Гостиница… «Страсбург».
Кардинал, едва удержавшись от восклицания, схватил Калиостро за руку.
– Это письмо… – начал он.
Но девушка уже заговорила снова:
– Всадник стучит у дверей. Ему открывают… Он вручает письмо привратнику…
– Кто написал это письмо?
Девушка мучительно застонала и стала ломать руки.
– Я плохо вижу… Мне кажется, это женщина…
– Подпись!.. Прочитайте ее… хотя бы первые буквы! Ну, читайте же!
– Вы делаете мне больно! Ох, как вы меня мучаете!.. Сейчас прочитаю… Это трудно! Подождите!.. Мари!.. Мария-Антуа…
– Довольно!
Этот крик вырвался у кардинала. Услышав его, девушка упала и стала биться в судорогах. Калиостро бросился к ней.
– Вы едва не убили ее, монсеньор! – упрекнул он. – Никогда нельзя резко выдергивать из транса. Боюсь, что на сегодняшний вечер…
Но кардинал, сияя лучезарной улыбкой, уже не слушал его.
– Я знаю вполне достаточно! Спасибо, друг мой! Мне пора идти.
– Но… как же наши опыты превращения?
– В другой раз! Потом! Я только что получил слишком важное известие. До скорой встречи! Примите мою искреннюю благодарность.
И кардинал, завернувшись в плащ, с силой захлопнул дверь и сбежал по лестнице так проворно, словно все еще был юным аббатом. Калиостро, с загадочной улыбкой на губах, слушал, как его карета быстро выезжает со двора, как затихает вдали стук ее колес. Перестав прислушиваться, он поднял на руки безвольно поникшую девушку и отнес ее на диван в соседней маленькой гостиной. Позвонил, и на звонок явился черный слуга.
– Алкандр, скажи госпоже де Ла Мотт, что опыт закончен, а потом возвращайся сюда ухаживать за этой девушкой.
– Госпожа графиня уже ждет господина графа в магическом салоне.
– Готов поклясться, что она подслушивала у дверей! – с саркастической улыбкой произнес чародей.
В салоне, теперь опустевшем, его действительно ждала молодая женщина лет двадцати восьми. Она была высокого роста, хорошо сложена, изысканно одета и без видимого труда удерживала на огромном напудренном парике одну из тех нелепых, перегруженных украшениями шляп, какие тогда были в моде. На ее тонком лице, которое было бы совершенно прелестным, если бы не выражение напряженной хитрости, опасным огнем горели голубые глаза. Впрочем, в эту минуту прекрасная графиня казалась задумчивой.
– В конце концов я поверю, что моя племянница в самом деле обладает даром ясновидения, – медленно произнесла она.
Калиостро пожал плечами:
– Этот дар приходит к ней по моей воле, потому что она девственно и безупречно чиста. В этом и заключается весь секрет…
– Нет, но все-таки! То, что она смогла прочесть в этом хрустальном шаре сведения, которые, как я думала, знала я одна – я имею в виду, что наш кардинал получит сегодня вечером записку… из высоких кругов, – это просто-напросто совершенно поразительно. В иные дни, Александр, ты внушаешь мне страх…
Снова пожав плечами, Калиостро взял со стола хрустальный шар и спрятал в ларец, который затем запер маленьким золотым ключиком, висевшим у него на шее.
– В мире есть много совершенно поразительных вещей, и тем не менее мы почти не обращаем на них внимания! Ты тоже внушаешь мне страх, Жанна! Ты не знаешь, куда идешь, но идешь туда очень быстро… слишком быстро!
– Я иду к богатству, и это всего лишь справедливо для женщины, рожденной Валуа, пусть даже от побочной ветви, да еще женщины с моей внешностью. Наш милый кардинал всего лишь исправляет незаслуженную обиду, нанесенную мне судьбой, которая заставила меня родиться в бедности; впрочем, ему это тоже на руку. Без моей помощи он не может рассчитывать выпросить у королевы место, которое так жаждет получить.
– А с твоей помощью он его получит?
– Королева удостаивает меня своей дружбы, и ты прекрасно это знаешь. Для тебя я тоже многое могу сделать… если ты этого захочешь!
Калиостро засмеялся. Сняв свое одеяние, он остался в немыслимом костюме из голубой тафты, по всем швам обшитом золотым галуном. С годами, из-за необходимости всегда быть заметным, он привык одеваться с подчеркнутой элегантностью, порой граничившей с безвкусицей.
– Обо мне, пожалуйста, не беспокойся! – сказал он. – Что касается королевы, мне, возможно, захотелось бы проверить, правду ли ты говоришь, если бы только в мои планы не входило, чтобы все вещи оставались такими, как есть, и чтобы все шло, как идет, то есть зашло очень далеко.
Графиня, улыбаясь, подошла поближе к Калиостро.
– Я не делюсь с тобой ни своими планами, ни своими замыслами. Что ты можешь знать?
– Что Бемер и Бассанж, придворные ювелиры, собираются продать сказочное бриллиантовое ожерелье, некогда предназначавшееся для Дю Барри, что королеве очень хотелось иметь это ожерелье, но она отказалась от него из-за его цены… и что кардинал очень богат.
Молния, упавшая у ног графини, не так бы ее испугала. Она побледнела как полотно.
– Александр, ты – сам дьявол! Если тебе это известно, значит, ты способен оценить размеры моего могущества. Но ты, по крайней мере, поможешь мне, если потребуется? Хотя бы советом?
– Нет, Жанна. Я уже сказал тебе: я хочу, чтобы все шло так, как должно идти, до самого конца. И все же сегодня – и это будет в последний раз – я дам тебе совет. Остерегайся двух вещей: истинного состояния богатства кардинала и гордости королевы. Ты должна была научиться остерегаться ее гордости, если вы с ней подруги!
– Разумеется! Зачем бы я стала тебя обманывать? – сказала графиня чуть более нервно, чем следовало, и улыбка Калиостро стала еще ехиднее.
– Это было бы глупо! И все же запомни мои слова: бойся ее гордости и дня 15 августа!
Графиня, ничего не ответив, поднялась.
– Вели подать мой портшез. Я возвращаюсь домой! И посмотри, пожалуйста, готова ли моя племянница? Мне давно пора ехать.
– Уже? Но почему так рано?
В свою очередь пожав плечами, она мимолетно указала взглядом на верхние этажи:
– А почему бы и нет? Ведь твоя жена здесь, правда?
Лоренца в это время была в своей комнате, расположенной как раз над той, где происходил этот любопытный разговор. Сидя на стульчике у горящего камина, она тщетно пыталась согреться. Годы, прошедшие после той странной отлучки Жозефа в Гессене, не оставили на ней никаких следов. Несмотря на то что ей было уже за тридцать, она по-прежнему выглядела девически свежей и юной. Ее безупречная красота была одним из главных козырей Калиостро. Достаточно было одного взгляда на красавицу жену, чтобы преисполниться веры в едва ли не божественное могущество мужа.
Но эта ослепительная красота, над которой время было не властно, стала почти обузой для самой Лоренцы, которую теперь перекрестили в Серафину, чтобы стереть всякую память о прежней жизни под фамилией Бальзамо. Пропасть, образовавшаяся между ней и ее мужем, все увеличивалась, заполняясь ненавистью, неудержимой ревностью, едва скрываемой злобой и суеверным страхом. От прежней любви осталась только горечь, и она с каждым днем росла при взгляде на многочисленных женщин, которые толпами стекались к модному чародею, готовые на любые жертвы, лишь бы быть причастными к его тайнам.
Сколько времени прошло с той поездки в Германию, и сколько стран, сколько городов промелькнуло перед ними: Курляндия, Польша, Санкт-Петербург, где Екатерина Великая оказала им самый лестный прием, потом снова Варшава и, наконец, Страсбург. Там помешанный на оккультных науках кардинал де Роган гостеприимно предоставил им свой роскошный Савернский дворец. И там же они впервые встретились с этой графиней де Ла Мотт, которая утверждала, будто она – урожденная Валуа, и ее любезным мужем. Лоренца сразу же возненавидела эту женщину, угадав в ней порочную душу, но Жозеф отнесся к прекрасной Жанне с живым интересом. Поначалу из-за этого разыгрывались бурные сцены, но Жозеф, чья гипнотическая власть над женой не только сохранилась, а стала сильнее, чем когда-либо, быстро ее усмирял; потом чета Ла Мотт покинула Страсбург, и все улеглось. Но не прошло и года после их отъезда, как Калиостро вслед за ними перебрался в Париж, куда его повез кардинал, потому что старый маршал де Субиз, доводившийся ему родственником, нуждался в услугах «милого чародея». Разве тот не избавил его самого от неизлечимой астмы? Но они лишь ненадолго туда заехали, потому что чародея ждали другие дела, главным образом – создание масонских лож в больших французских городах.
Кроме того, Калиостро действительно умел исцелять. Больные быстро выздоравливали благодаря трем таинственным средствам, состав которых был неизвестен даже Лоренце: ваннам, целебному травяному настою и, наконец, бесцветной жидкости, которую Жозеф называл жизненным эликсиром. Откуда Жозефу стали известны эти секреты? Лоренца не знала, но подозревала, что от того таинственного человека, которого она вместе с мужем разыскивала по всей Европе. Впрочем, она и не особенно старалась это узнать, потому что с годами она все отчаяннее цеплялась за свою ограниченную набожность истинной римлянки и смертельно боялась пламени преисподней, которая, как ей казалось, вот-вот готова была поглотить и ее, и ее мужа.
Скрип ворот вывел Лоренцу из оцепенения. Она подошла к окну. Портшез удалялся, унося госпожу де Ла Мотт и ее племянницу. Дождь кончился. Слуги запирали дом. Жозеф сейчас должен быть один…
Подобрав одной рукой складки своего атласного платья цвета опавшей листвы, Лоренца направилась к маленькой потайной лестнице, которая проходила в толще стены и вела прямо в парадные комнаты.
Жена застала Калиостро в его рабочем кабинете, причудливо сочетавшем в себе библиотеку и лабораторию. Он как раз переодевался из своего броского голубого наряда в простой камзол темного сукна. Увидев отражение Лоренцы в зеркале, он обернулся и улыбнулся ей:
– Я собирался к тебе зайти перед уходом. Мне надо идти.
Подойдя к жене, он нежно поцеловал ее, но жар поцелуя не растопил сковывавшего Лоренцу льда.
– Наконец-то эта женщина ушла, – сухо произнесла она.
Калиостро вздохнул:
– Да перестань же ты ревновать, Лоренца! Клянусь тебе, для этого нет никаких оснований.
– Она – твоя любовница. Во всяком случае, была ею. По-моему, этого вполне достаточно.
– Прежде всего, это смешно. Который год я тебе твержу, что она мне нужна для совершенно иных целей. Она всего лишь пешка на моей шахматной доске, но важная для меня пешка.
– Ты всегда так говоришь… и каждый раз лжешь!
Калиостро с тоской поглядел на жену. До чего же она в последнее время стала жесткой и замкнутой! Для нее время любви давно прошло, но его-то любовь сейчас расцвела особенно пышным цветом. Он так гордился Лоренцей, ее чудесной красотой, не увядавшей с годами, что в конце концов страстно в нее влюбился. Время уступок, на которые он вынуждал ее идти, давным-давно прошло, и теперь при одном воспоминании о них краска стыда заливала лицо странного, непостижимого человека, каким стал Жозеф. По мере того как отдалялась от него Лоренца, он все более страстно желал к ней приблизиться и приходил в отчаяние, чувствуя, что, кажется, упустил время… Единственной возможностью на нее воздействовать оставалась его магнетическая власть, и он постоянно дрожал от страха, что и это последнее средство воздействия может быть у него отнято.
– Клянусь тебе, что не люблю ее, – устало произнес он, – что я никогда ее не любил и что люблю тебя одну. Но ты отказываешься понимать, что мы наконец можем достигнуть счастья и покоя. Еще немного времени – и моя миссия будет выполнена, а наше положение окончательно упрочится.
Лоренца рассмеялась сухим, неприятным смехом:
– Твоя миссия? Ах да! Ты, как, впрочем, и многие другие, пытаешься уничтожить монархию во Франции. Ты всерьез рассчитываешь, что у тебя это получится?
– Масонские ложи, основанные мной, не перестают множиться. Тебе это известно, ведь и ты сама согласилась возглавить женскую ложу. Я знаю, ты сделала это без большой охоты, но все же сделала. Идеи прокладывают себе путь, и люди, которым суждено разрушить одряхлевшее здание монархии, объединяются друг с другом. Но именно эта женщина, это порочное ничтожество, эта жалкая гнилая тварь, нанесет самый жестокий удар… и очень скоро. Мне потребовались бы годы, чтобы выполнить ту работу, которую проделает она. Всего через несколько месяцев…
Черные глаза чародея словно старались разглядеть в пламени камина картины, встающие за теми, которые теснились в его мозгу и были доступны лишь его видению. В эту минуту на него снизошло пророческое величие, вид его был столь грозным и вместе с тем столь таинственным, что Лоренца торопливо перекрестилась несколько раз подряд.
– Не знаю, откуда у тебя эта способность предсказывать будущее, да и не хочу знать, но думаю, что ты, Жозеф, продал свою душу дьяволу и будешь за это проклят!
– Разве только в его власти позволить человеку заглянуть в будущее? Глубокое знание человеческого сердца и пристальное наблюдение за происходящими событиями уже позволяют о многом догадаться. Я не дьявол, Лоренца… и для тебя мне хотелось бы оставаться всего лишь мужчиной, просто быть твоим мужем!
– У меня был муж, которого я любила, его больше нет…
Калиостро больно сжал запястья Лоренцы.
– Может быть, я смогу воскресить его, – прошептал он. – Разве ты не знаешь, что я могу призывать мертвых? Если бы я вернул тебе твоего мужа, Лоренца, того самого Жозефа Бальзамо, которого ты так любила?.. И который тем не менее немногого стоил!
Отчаянно вскрикнув, она вырвалась из рук мужа, отбежала в дальний угол и в ужасе зажала уши обеими ладонями.
– Замолчи, безбожник, я больше не хочу тебя слушать!
Калиостро, обреченно вздохнув, отвернулся от нее, взял со стула широкую черную накидку, набросил на плечи.
– Иди к себе, Лоренца, и постарайся уснуть, тебе нужен отдых. Я пойду в Египетскую ложу. Сегодня ночью мы принимаем новичков, и среди них одного очень знатного вельможу. Я вернусь поздно. Спокойной ночи.
Лоренца хотела было возразить, но Калиостро внезапно протянул к ней руку, наставив два пальца на бледный лоб молодой женщины.
– Спи! – громко приказал он. – Спи, я так хочу!.. Иди к себе. Ты проснешься, только когда рассветет!
Лоренца пошатнулась, взмахнула руками, словно в поисках опоры, помощи. Затем ее черты разгладились, глаза закрылись, на губах появилась улыбка. Тихонько повернувшись, она послушно, словно автомат, направилась к лестнице.
Калиостро смотрел, как она поднимается по ступенькам. Когда она скрылась из виду, он глубоко вздохнул:
– Счастье не на твоей стороне, Ашара! Довольствуйся своей властью над мужчинами и молись, чтобы против тебя не обратилась ненависть единственной женщины, которую ты любил в своей жизни.
Через несколько минут чародей с улицы Сен-Клод вышел из дома и быстро растворился во тьме парижской ночи…
5. Ожерелье королевы
Вечером 27 марта 1785 года, в то самое время, как веселая толпа прибоем накатывала на ограды празднично освещенного Версальского дворца, на улицах пели и танцевали, огни фейерверков озаряли небо, а пушка беспрестанно палила, возвещая о рождении Его Высочества герцога Нормандского, которому позже предстояло стать дофином, – в это самое время король Людовик XVI принимал в своем кабинете с тщательно затворенными дверьми своего министра Калонна и своего начальника полиции Ленуара.
Несмотря на то что это был великий и радостный день, король выглядел очень недовольным. Он нервно расхаживал по просторной комнате, с силой вдавливая красные каблуки в роскошный ковер и время от времени возвращаясь к письменному столу, чтобы с силой ударить кулаком по лежавшей на нем раскрытой папке.
– Чаша переполнилась, господин начальник полиции. Шарлатанские выходки этого Калиостро переходят все границы. Необходимо срочно что-то предпринять. Еще можно было мириться со странными ужинами, которые он устраивал в своем доме на улице Сен-Клод и где живые, если верить рассказам, усаживались за стол вместе с мертвыми…
– Совершенно верно! – вмешался в разговор Калонн. – Графиня де Бриар, которая очень дружна с моей женой, уверяет, будто ужинала у него с Вольтером д'Аламбером, Дидро и Монтескье. Маркиз де Сегюр клянется, будто имел честь встречаться с Жанной д'Арк и даже с императором Карлом Великим!
Король, побагровев от негодования, испепелил своего министра чрезвычайно суровым для такого добродушного монарха взглядом.
– Госпожа де Бриар – полоумная старуха, которая души не чает в этом шарлатане с тех пор, как он избавил ее от ревматизма. Но от маркиза де Сегюр, признаюсь, я ожидал более здравых суждений! Жанна д'Арк! Ну, скажите, на что это похоже! Не иначе, этот человек им заморочил голову, загипнотизировал их, усыпил, кто его знает!
– Или же на него просто работают очень искусные актеры, – спокойно произнес Калонн. – Вроде бы гостям Калиостро категорически запрещено прикасаться к сотрапезникам-призракам даже кончиками пальцев.
– В конце концов, все это еще не так страшно, – вмешался Ленуар. – Меня куда сильнее беспокоит масонская ложа с египетскими обрядами, которую основал этот самый Калиостро. Герцог Люксембургский занимает там одну из высших должностей, а сам Калиостро носит титул Великого Копта…
– Да это все просто фарс, всего-навсего маскарад! – перебил их король. – Но эта женская ложа Изиды совершенно непристойна.
– Что? – сказал министр, не присутствовавший при начале разговора между королем и начальником полиции. – О чем идет речь?