И снова мир Васечко Михаил

Глава I

Мать была мертва и лежала на полу, раскинув руки. Его маленькая сестрёнка прильнула к холодной материнской груди в надежде заполучить заветное молоко. Теперь и она умрёт, он знал это. Взяв сестрёнку на руки, Иван позволил ей обхватить губами свой тёплый сосок. Та, почмокивая, наконец-таки закрыла свои крохотные синие глазки и заснула. Брат закутал Ридну в материнское платье и вышел из дома, дома, который был его последним пристанищем на пути к величию.

Иван шёл, держа на руках ребёнка, босиком по холодному, рыхлому снегу, стараясь не оглядываться назад. Он проклинал людей, проклинал самого себя, и лишь только маленькая сестра на его руках останавливала его от шага в бесконечность.

«Прочь, я никогда не вернусь сюда, пусть земли эти будут прокляты навечно!»

– Не убежишь, твоя судьба – твой верный пёс, она следует за тобой! – шипел им вслед беззубый старик Ахиль. Он единственный, кто не наблюдал обращения. Ему было позволено отлучиться, и церемония прошла без него.

– Злорадствуй, старик, но знай, что род наш ещё даст о себе знать! – После своих слов Иван захохотал, словно сумасшедший.

– Никогда этому не бывать! Слышишь? Ты меня слышишь, мальчишка?

Но Иван не слышал старика, обезумев от голода, холода и смерти матери, он слышал лишь свой собственный истерический хохот.

Страж смотрел на посиневшие от холода ноги ребёнка с содроганием и всё же не пропускал того внутрь храма. Отверженные не могли покидать пределы своей области, поэтому-то у ребёнка и отняли обувь. Страж знал это, а ещё он знал, что за грудных детей в окрестностях Эдема дают большие деньги.

– Слушай, я могу взять твою сестру, если ты желаешь, тебе будет намного легче без неё.

– Я не могу её оставить, наши псы в одной упряжке. – Иван развернулся и хотел было уйти, но его остановил неприметный мужчина с седой бородой, стоявший поодаль от открытых ворот стены, разделяющей два мира.

– Я знал твоего отца, он предал веру, но ты можешь всё изменить, я вижу в тебе разгорающееся пламя, не дай ему потухнуть.

Незнакомец попросил стража не выгонять ребенка, а дать тому возможность подождать его, пока он сходит до своей лачуги.

Через некоторое время мужчина вернулся, держа в руках небольшие ботинки и сосуд с белой жидкостью.

– Этого должно хватить на день, я вижу, что девочка ослабла, ей необходимо подкрепиться. Возьми и эти ботинки, они достались мне как воспоминание от моего маленького брата, который ушёл вслед за Мореной.

– Я благодарен тебе, человек, пусть дни твои будут беспечны.

– Вита, – незнакомец поклонился ребёнку. После чего последний из рода Тура покинул проклятое место.

Перед ними раскрывались огромные снежные просторы, Иван знал, что там, вдали, за белыми барханами находится Эдем. До обращения его отец часто рассказывал ему перед сном истории о городе. В Эдеме не существовало ночи, горожане закрывали ставни окон, дабы уснуть. Городские скверы были заполнены людьми, вечное движение вдоль и поперёк широких улиц не останавливалось ни на миг. По дорогам шли различные транспортные средства, от роскошных лимузинов до обычного общественного транспорта. Во дворах небоскрёбов, в которых жили горожане, располагались парки. Как правило, в каждом из таких дворов были собственная оранжерея, концертная площадка, бассейны, магазины, фонтаны и спортивные арены. Город был сказкой для скитальцев, о нём слагали легенды. Те, кто был рождён в ските, не верил в его существование, и всё же Эдем существовал.

Иван пытался экономить смесь, которой с ним поделился незнакомец, девочка же начинала голодать, отчего периодически плакала. Даже с учётом экономии он понимал, что им не дойти до городских окрестностей, ведь и его организм слишком истощился. К тому же наступила ночь, ни луны, ни звёзд не было видно, чёрные облака висели над землями скитальцев уже несколько недель. Ветер всё больше усиливался, а поблизости не было ни одного убежища, в котором им можно было бы укрыться от разыгравшейся непогоды. Несмотря ни на что, Иван продолжал идти вперёд до тех пор, пока полностью не провалился под снежный настил.

Они попали в ловушку, снежный мешок укрыл их от мороза и бурана, но выбраться из него наружу не представлялось возможным. Мальчишка от ненависти к самому себе начал бить себя по щекам, так хлёстко, что звуки от ударов заставили его встрепенуться. На мгновение ему показалось, что, помимо него и Ридны, здесь есть ещё кто-то, тот, кто отреагировал на звук. И правда, помолчав немного, он услышал тихое урчание. Ребёнок начал вдыхать в себя, чтобы почувствовать запах постояльца. Запах был похож на запах старого полушубка отца. Только вот Иван никак не мог вспомнить, из шерсти какого зверя была сшита эта одежда. Опустив узелок, в котором находилась сестра, дабы освободить свои руки, он протянул правую руку вперёд и тут же наткнулся на что-то мягкое. Прикоснувшись, он вздрогнул, страх объял всё его тело. Иван вспомнил, как однажды после его невинного детского проступка отец, подражая косолапому медведю, надел на себя полушубок и, раскачиваясь из стороны в сторону, с поднятыми руками шёл на него, и рыча говорил: «Ваня, я съем тебя, если ты будешь плохо себя вести».

Медвежья берлога, в которой они находились, представляла собой довольно просторную полость, потолок берлоги состоял из ветвей хвои, они были перенесены сюда за несколько километров от ближайшего леса. Ветки были не настолько прочными, чтобы выдержать двух человеческих отпрысков. Возможно, зверь специально делал крышу своего логова менее прочной, памятуя о долгой спячке.

Здесь им суждено стать медвежьим лакомством, жертва сама нашла хищника, свалившись тому прямиком на голову.

Иван вновь взял на руки свою сестру. В берлоге было теплей, чем на открытом воздухе, поэтому теперь он мог почувствовать, насколько мокрыми были пелёнки Ридны. Брат раскутал пелёнки, сделанные из материнского платья, и, сняв свою рубаху, прижал сестру к своему тщедушному телу. С ужасом он осознал тот факт, что тело Ридны теплей его собственного.

– Не будь дураком, их и так в этом мире полным-полно.

На миг Иван замер.

– Неужели я сошёл с ума, и моё второе Я говорит само с собой? – подумал про себя мальчишка.

– Слышишь, что я тебе говорю, раб? – вновь раздался возглас из тьмы.

– Я не раб, а свободный человек, мой отец проклял Велеса и был обращён, предан огню!

– Хорошо-хорошо, но можно на полтона пониже, всё-таки в гостях не шумят. Тем более в гостях у того, чей рёв может свести вас с ума, чьи клыки могут раскрошить ваш череп, чьи когти могут разорвать вашу плоть. Я же, с вашего позволения, хочу спросить: что делает «свободный» человек в таком замкнутом пространстве, как это?

– Отдыхает…

– Хороший отпуск.

Иван не понял значения слов незнакомца, и всё же этот невидимый собеседник заинтересовал его.

– Теперь моя очередь. Во-первых, как тебя зову… – фраза Ивана внезапно оборвалась на полуслове.

Косматое чудовище проснулось и направилось в сторону незнакомца, раздался скрежет зубов, и, кажется, зверь пару раз ударил лапой того, кто был в потёмках, после чего животное успокоилось и вновь отправилось почивать. Ридна пару раз всхлипнула, брат хотел было прикрыть рот сестры ладонью, но не стал этого делать, подумав, что ещё больше раззадорит ребёнка.

«Вот и конец былой беседе, кем был этот человек, неизвестно, хороший он был или плохой, неважно, теперь его дух ушёл в небеса, туда, куда уходят наши предки, – думал про себя Иван. – Вита, незнакомец, возможно, ты спас нас ценой собственной жизни.

– Меня зовут Хипо, – прошептал тот, кого приняли за мертвеца.

– Не может этого быть, минуту назад зверь раскромсал тебя на части, а сейчас ты говоришь со мной! – удивился мальчишка.

То место, где была тьма, осветилось мягким синеватым мерцанием. Похожие на светлячков жучки летали в воздухе, освещая Хипо. Туловище его было разорвано, таз вместе с ногами отсутствовал, также на теле не хватало левой руки, вместо неё торчал кусок проволоки. Из живота Хипо свисали различные проводки и железки, под ним растеклась белая жидкость, с голубоватым оттенком. Раны были повсюду, лишь его лицо сохранило прежнее очертание. Его белоснежная улыбка выделялась на чёрном лике, которое покрывала густая рыжая борода. В ушах сверкали серьги со вставленными в них красными рубинами. На правый глаз была натянута чёрная повязка. Хипо напоминал пирата из книг, которые мать читала Ивану на ночь. Хипо раскрыл свой рот, и жучки залетели внутрь, и снова наступила кромешная тьма.

Медведица опять встрепенулась и зарычала, Иван и Хипо на мгновение замолчали.

– Я просчитал уровень громкости, при котором следует вести нашу дальнейшую беседу, хищник не проснётся, если диапазон будет до двадцати пяти децибел. Сейчас я говорю в районе тридцати, тебе стоит приблизиться ко мне.

Иван последовал совету Хипо и оказался рядом с ним на расстоянии одного дюйма.

– Мне необходимо передать порученную миссию тебе.

– С чего ты решил, что я буду твоей марионеткой? – спросил Иван.

– С того, что ты хочешь спасти свою сестру, выбраться из логова зверя и попасть в город. Мой прогноз состоит из сложных математических уравнений, твоё согласие помочь мне составляет примерно девяносто девять и девять десятых процента.

– Единственное, чего я хочу, так это выжить, но не потому, что я люблю свою собственную жизнь, а потому, что я отвечаю за жизнь Ридны. Мать просила меня перед своей смертью позаботиться о ребёнке, и я выполню обещание, чего бы мне это ни стоило.

– Позволь мне немного рассмотреть её личико. – Хипо вновь раскрыл свой рот, и из него тут же вылетело несколько светящихся мошек.

– О, прекрасное дитя, обречённое на страдание. Цивилизация, вот единственный оплот человечества, и она – его крохотная частица. – Хипо засунул свою уцелевшую руку в рот по самый локоть. Хипо вытащил из себя продолговатый предмет, по форме напоминавший цилиндр с округлыми окончаниями. – Передашь его будущему адвокату Александру Максвелу. Мальчишке, который сейчас живёт в Америке, городе Нью-Йорке, на улице Красной розы. Скажешь ему, что это подарок от Хипо. Моя просьба в обмен на благополучную жизнь Ридны.

– Ха, как всё просто. Допустим, я соглашусь, допустим, мы дойдём до города, но как я найду Максвела и выберусь отсюда?

– Во-первых, ты не дойдёшь, а долетишь на своём собственном самолёте, во-вторых, встреча ваша произойдёт через несколько десятков лет, после прочтения статьи в «Иллюмити ньюс». Ты отдашь подарок, когда Максвелу исполнится пятьдесят лет. И в-третьих… – Хипо укусил себя за руку, да так сильно, что вырвал своими зубами часть искусственной кожи. Крови совсем не было, вместо неё в месте укуса пульсировал красный алмаз.

– Что это? – спросил ребёнок.

– Это твой пропуск в новый мир, – ответил андроид, – а теперь слушай внимательно…

После своего непродолжительного рассказа Хипо нажал на кнопку панели управления космического челнока, находившейся рядом с ним. В стене мгновенно образовалось отверстие.

– Прощай, посланник небес. – Взяв алмаз, Иван вместе с Ридной покинул Хипо.

Глава II

Зрители заняли свои места перед началом показа фильма, голос за кадром зазвучал, как только появилась картина, на которой была изображена судьба человека.

«Отправляясь прямиком на электрический стул, как правило, человек пытается вспомнить самое главное в своей прошедшей жизни. По большему счёту судьба нашего подсудимого трагична. Влад родился в бедной польской семье, его отец умер, когда ему не было и шести. Мать работала на двух работах, прачкой в Гарден Палас, “о, вы должны знать об этом великолепном отеле”, а в вечернее время уборщицей в Ред Роуз, небольшой забегаловке на Третьей авеню. С ранних лет Влад начал зарабатывать, чтобы хоть как-то помочь своей матери и двум младшим сёстрам. Тогда ему исполнилось десять, на его торте не было свечек, да собственно говоря, не было и самого торта, лишь несколько килограммов металлической стружки под станком Флетчера. Представьте, первый рабочий день Влада выпал на его собственный день рождения. Он занимался тем, что собирал в корзины металлическую стружку, образовавшуюся после обработки готовых изделий. Говорят, каждая вторая семья в стране пользовалась мясорубками Флетчера. Да, знаю-знаю, у ваших родителей они тоже были. А когда Влад повзрослел, он сам встал за станок. В доме наконец-таки появился достаток. Казалось бы, все идёт хорошо, но у Бога своеобразный юмор. В тот день Владу повезло больше, чем его семье, он вышел в ночную смену, заменил своего напарника, у которого заболела дочь. Дом сгорел дотла, мать и двух сестёр удалось идентифицировать лишь после патологоанатомической экспертизы. Плохая проводка, ветхий деревянный дом послужили причиной возгорания и смерти пятнадцати человек, среди которых были и Крыженовские. Всё, ради чего он так старался, рухнуло в одночасье, мир для него погиб. Наркотики, спиртное помогали Владу на время забыться, покинуть реальность, до тех пор, пока он не встретил её.

Агата Тейлор, конечно же, была не королевой Голливуда, хотя и носила ту же фамилию, что и Элизабет, и всё же ей удалось покорить сердце падшего мужчины. Она работала в бригаде скорой помощи, когда поступил срочный вызов. Агата застала Влада на улице потерявшим сознание после очередной передозировки. Их обвенчал налаксон, введённый внутримышечно. Роман, начавшийся на улице, завершился другим Романом мужского пола. После рождения сына переменилось абсолютно всё, он снова устроился на работу, он поклялся больше никогда не притрагиваться к спиртному и тем более к наркотикам. Влад стал примерным семьянином, который любил своего ребёнка, который души не чаял в своей жене.

А потом случилось это. Дай бог никому не познать той беды, которая произошла с двенадцатилетним Романом Крыженовским. Болезнь, которая требовала в срочном порядке пересадки костного мозга, помимо прочего требовала больших денег. Влад не мог позволить себе бездействовать. Нет, он не собрал нужной суммы вовремя, Владу не дали кредита в банке. Он решился на крайние меры. В тот роковой вечер Влад приставил дуло своего кольта к голове кассира, ещё не зная о том, что патрон находится в патроннике, а не в магазине. Уверяю вас, уважаемые присяжные, что Влад хотел лишь напугать Эллу Ли, но рок, который преследовал его с начала рождения, удерживает его до сей поры. Казалось бы, на этом можно заканчивать историю семьи Крыженовских, но это особенный, можно сказать, единственный в своём роде уникальный фильм, в котором режиссёры присяжные, а значит, концовка фильма зависит только от вас».

Речь адвоката на первый взгляд возымела действие, присяжные несколько смутились. И всё же окончательный вердикт был иным, не в пользу защиты. Смертная казнь, путём введения инъекции. Для Влада это решение было скорей избавлением, он не хотел жить после смерти своего ребёнка и самоубийства Агаты.

Перед исполнением приговора Максвел зашёл в камеру приговорённого. Их оставили наедине, такова была последняя воля Влада. Светловолосый, голубоглазый мужчина в тюремной робе сидел на своей кровати в позе лотоса.

– Увлёкся буддистским учением напоследок. Покину своё бренное тело до того, как почувствую действие яда. – Влад, как показалось Максвелу, на миг улыбнулся.

– Говорят, что это больше похоже на сон.

– Адвокат, если бы это говорили живые, я бы вам поверил.

– Я бы мог тебя защитить, ты мог бы выбрать другой путь.

– Что вы, мистер Максвел, этот путь уже давным-давно определён. Судьба благоволила мне с самого рождения.

– Пистолет, как вы того и желали, я утопил в реке.

– Спасибо, мистер Максвел. Бог послал мне вас. Вы знаете, что я бы не смог жить после смерти родных. Самоубийство всё же это не естественный процесс.

– Надеюсь, вы приобретёте покой.

– Даже не сомневайтесь, мистер Максвел, даже не сомневайтесь.

– Вы хотели бы что-нибудь передать на волю, какие-нибудь слова для тех, кто вам дорог?

– Человечество обречено, если за него всё решено заранее. Скажите это кому-нибудь, мистер Максвел. Найдите того, кто сможет понять эту суть, и прощайте!

Влада ведут по коридору, и он тихо напевает колыбельную песню, которую слушал перед сном от своей матери, когда был ещё ребёнком. Через какое-то мгновение его жизнь должна прекратиться, а пока он идёт, навстречу ему идёт его сон, сон, где он будет снова вместе со своими родными и близкими. Idzie, idzie sen…

Глава III

Розовая пена у побережья – дурной знак. Комато, вождь племени юков, знал это, и поэтому на берегу рядом с ним была только его жена Санака. Несколько зелёных пальм укрывали супругов от палящего солнца. Подул бриз, растрепав седые волосы Санаки, Комато обеими руками разгладил седые волосы жены.

– Нужно сказать всем, прикажи им приготовить лодки.

– Слишком поздно, Санака, море окрасилось в красный цвет, а это значит, дракон уже извергает своё пламя.

– Неужели ничего нельзя поделать, Комато?

– Иди и скажи всем, что их вождь, отец юков, ждёт всех взрослых мужчин и всех взрослых женщин здесь, но не говори им об опасности. Сама же останься в селении вместе с детьми. Тебе и оставшимся детям необходимо будет взять с собой как можно больше припасов и отправиться к великану.

– Мы могли бы все уйти к горе.

– Еды на всех не хватит, Санака.

– Но ведь после мы сможем её добывать…

– Когда пламя потухнет, рыба будет отравлена, трава почернеет, а с неба пойдёт кровавый дождь, который уничтожит всё живое.

– Значит, та легенда, которую нам рассказывали наши предки, правда?

– Мой дед Эму был ещё совсем мал, когда зверь прилетел. Не многие пережили те события, юки умирали от страшных болезней и голода. Спаслись лишь те, кто спрятался от дракона в пасти великана.

– Комато, я буду помнить тебя!

Санака обняла своего мужа в последний раз и заплакав отправилась в селение.

Вождь находился по колено в воде, сложив свои морщинистые руки на волосатой груди. В ожидании зверя Комато молился богам, которые не слышали его.

Первым предзнаменованием было нашествие птиц, которые кружили над островом в неистовом урагане, затем на берег одна за другой начали выбрасываться рыбы. Комато в ужасе выбежал из воды, когда вслед за рыбами на берег стали выбрасываться киты. В джунглях послышались страшные крики животных, которые устремились вглубь острова.

– Комато! Комато! Комато! Ты и Санака обманули нас! Воды окрасились в красный цвет! Нам теперь не успеть взобраться на плечи великана! – кричала в испуге сотня юков, показавшаяся на побережье.

– Сородичи мои, простите меня, гибель ваша неизбежна, но знайте, что смерть эта во спасение остальных.

Обозлённые, юки ринулись к своему вождю и стали разрывать его тело на части голыми руками. Комато не проронил ни слова, сейчас он жалел об одном, о том, что не сможет увидеть дракона, ведь сородичи своими ногтями выдрали его глаза. Юки остановились лишь тогда, когда море вспыхнуло, озарив всё вокруг в красный цвет. Раздался свирепый гул, и юки повалились на песок. Превозмогая боль, из последних сил вождь поднялся на ноги, с его нагого тела свисали куски мяса, по его разодранному лицу стекала кровь, но, несмотря на увечья, Комато хотел почувствовать дыхание зверя, вождь желал прикоснуться к величию царя земли. Чувствуя жар, Комато, вытянув руки вперёд, вдохнул в себя раскалённый воздух, и его легкие лопнули.

Глава IV

Находиться в окопе тяжело, ещё тяжелее, если ты ранен, когда осколок находится в районе твоей мошонки, немного неприятно. Понимаете, неудобно при ходьбе, кровь течёт тебе прямиком в трусы, стекает по ногам в берцы. Делаешь несколько шагов и слышишь мерзкое, противное хлюпанье. Жгут бесполезен, не будешь ведь перетягивать самую главную часть своего тела. А ползти надо, несмотря на жуткую боль, чёрт возьми, если ты остановишься, тебя пристрелят. Вот и приходиться удерживать изо всех сил плотную тряпку, закрывающую пробоину в субмарине. Хотел было попросить Андерсена о помощи, своего давнего кореша, но думаю, ему сейчас не до этого, он стал шивой, так на войне мы называем тех, кто получил пулю в лоб. Русские на той стороне, так что помощи от союзников не дождаться. Конечно, бывало, что они заглядывали к нам, стрельнуть лаки страйки, но контейнера не было уже вторую неделю. О чём я искренне сожалею, так это о последнем выстреле, хотел уложить Аладдина, но пуля прошла чуть левей от его макушки. Надо было оставить последний патрон для себя. Ах да, забыл о своём прозвище, меня так и называли – Джери мать его отморозок. Нет-нет, не просто по имени, и не просто Джери-отморозок, полностью «Джери мать его отморозок». Прозвище прилипло ко мне после дрянной истории, произошедшей со мной с самого начала службы.

Моя добрая матушка привила мне любовь к финикам, хотя этот сбой мог произойти и на генетическом уровне. Так вот, все отдыхают, я стою в карауле, а до противника рукой подать, и финиковые пальмы у них только растут. Возможно, эти сволочи специально вырубили растения в местах нашей будущей дислокации. В общем, как бы там ни было, ночь была темная, тучи небо заволокли, а такое в этой сраной пустыне случалось крайне редко, вот я и решил за финиками сбегать. Они там стоят себе такие важные, я мимо них в полный рост, а они как будто меня и не видят, думали, наверное, что свой. Я за бараки захожу, а там вообще ни одного бородача и вот тебе пальмы, и лестница тут же стоит. Я вначале было на лестницу сунулся, а потом увидел у стены одного из саманных домишек вёдра, набитые под завязку финиками. Я всю ночь эти вёдра перетаскивал, пока меня караульные не сменили. Да, отделался по тем меркам легко, просто больше никогда не ставили в караул, ну и так, чуток бока помяли. Зато рота этими финиками на год вперёд запаслась.

Талибы идут в полный рост, держат в руках здоровые такие тесаки, больше похожие на мачете, только их клинок несколько изогнут. А я им и кричу во всё горло: «Давайте, давайте, подходите по одному, гады этакие». А они улыбаются, кажется, думают, что я прошу пощады. Один из них, самый мелкий пацан лет сорока, с чёрной густой бородой, запрыгивает ко мне в траншею, говорит что-то на арабском и подставляет к моей шее клинок. Тут я о маме своей вспомнил, она просила привезти ей фиников, как же она будет негодовать, когда узнает, что её сын оплошал. А этот, значит, голову вверх поднял и как закричит «Аллах Акбар». На колени упал и молиться начал. У меня-то, конечно, есть чувство гордости, да и вообще я парень не скромный, а тут даже немного покраснел. Стал из окопа выбираться, тот пацан бородатый там и остался сидеть, на меня больше никакого внимания не обращал, уткнувшись головой в песок, шептал всё время «Шайтан, шайтан». Но больше всего я удивился, когда те другие, которые наших парней положили, побросав своё оружие, улеглись на землю лицом вниз и громко молились.

Я и про боль, честно сказать, свою позабыл. Я так-то в церковь вообще редко ходил, меня вроде даже и не крестили, но крест я всё равно носил, рядом с биркой болтался, он мне, что ли, уверенности придавал, вроде как талисман. Ладно, думаю, раз уж я святой, мне надо сказать что-нибудь. Сказал, что помнил из псалмов – «Дети мои, прощаю я вам грехи ваши». И тут слышу голос командира: «Джери, мать твою, отморозок». Его, оказывается, снарядом контузило, выбросив ударной волной из траншеи. Как же так получается, думаю, среди нашего белого брата появился еретик. Я, конечно, не верующий, но кощунства не потерплю, хоть и от контуженного человека. Кричу в ответ ему: «Опомнись, брат мой, ибо не ведаешь ты, что творишь». А он чёрный как чёрт, пальцем в небо всё тычет. Я, конечно, посмотрел вверх, лучше бы я этого не делал, разочаровался очень, понял, что никакой я вовсе и не святой.

Огромные чёрные тарелки висели над полем сражения. Даже не понятно, как они умудрились там оказаться, никто не слышал их прилёта, они просто появились там ни с того ни с сего, внезапно взялись и объявились по окончанию боя. Потом прибежали русские, оказали первую медицинскую помощь командиру и мне, талибы же отошли на свою сторону. Тот самый бородатый пацан вылез из траншеи, прошел мимо нас как в ни чём не бывало, но ему даже ничего не сказали, русские просто проводили его взглядом, вот и всё. К сожалению, а может, и к счастью, на этом моё приключение не закончилось, я решил поближе рассмотреть марсиан.

– Бл…, прям как в том фильме Бёртона, круто же! – Да я себя как Армстронг ощущал «Один маленький шаг пацана из Висконсина, и охеренный прыжок всего, мать его, человечества»!

В общем, полез я на те сопки, похожие на бабушкины буфера, там одна из них прям над этими сиськами зависла. Ага, мне ещё парни что-то русские кричали на своём, вроде «передавай им от нас привет». Хотя я могу и ошибаться, вы же знаете этих русских, они и послать могли. Это ещё хорошо, что они по ним долбить не стали, а то бы Марс в ответ начал атаковать. Лезу всё же на эту бабушкину сопку, а пах болит так, как будто мне яйца отрезали. Слава, она такая, с трудом достаётся. Как только дополз до высоты, так сознание и потерял и больше-то ничего не припомню…

Глава V

Когда стоишь на берегу моря и на тебя надвигается волна величиной с десятиэтажный дом, в последние секунды своей жизни ты можешь созерцать величие природы, понимать её абсолютное превосходство над человеком. Магия эта воздействует на тебя словно гипноз, ты не убегаешь от надвигающейся опасности, ты восторгаешься катаклизмом и покоряешься необузданной силе природы.

Несколько вертолётов приземлились на выжженный берег испытуемого острова, из них выбрались люди в специальных костюмах, похожих на костюмы космонавтов. Люди начали устанавливать раскладные столы и устанавливать на них колбы с реактивами, так же на них устанавливалось различное оборудование, состоящее из множества проводов, тянущихся к электронным приборам-анализаторам.

Часть ученых, отделившись от остальных, отправилась вглубь острова, за ними последовал гусеничный робот, походивший на марсоход, исписанный различными иероглифами. Робот мог работать как днём, так и ночью, он имел в своей конструкции на передней панели два больших прожектора, за что его прозвали глазастым.

– Сегодня прекрасный день, Гуй.

– Штиль, товарищ Бэй, – переговаривались друг с другом по радиосвязи два друга.

– Ты обратил внимание на тех несчастных людей на берегу? Нам не докладывали, что на острове находятся племена. Возможно, это всё местное население острова. Вей Чу возьмёт образцы пепла, и в НИИ определят этническую группу, – говорил Бэй.

– Об этом никто не должен узнать.

– Ещё бы, Гуй, в ООН будут недовольные, наши действия подвергнут критике.

– Тогда необходимо собрать улики! – в знак согласия Бэй поднял руку вверх, сжав кулак.

Учёные не придали никакого значения этому жесту, хотя и догадывались, что друзья опять общаются друг с другом в режиме тандем.

Морские млекопитающие, выбросившиеся на берег, птицы, упавшие с небес, обезьяны, змеи и ящерицы – все они были мертвы. Чем дальше учёные продвигались вглубь острова, тем более ужасающая картина открывалась их взору. Вместо богатого фауной леса всюду лежали мёртвые животные, их было так много, что учёные не переступали через них, а шли прямиком по телам погибших.

– Если бы у бога были волосы, он бы поседел, – возмутился на общей радиоволне один из учёных, замыкающий колонну.

Гусеничный робот остановился возле журчащего ручейка, из его верхней панели высунулась механическая рука, которая отобрала образцы воды. Внутри робота что-то резко щёлкнуло. Гуй подошёл к глазастому и, осмотрев его повреждения, обратился к товарищу:

– Бэй, ты не поверишь, счётчик радиации вышел из строя.

– Вот так история, а ведь мы даже не в эпицентре взрыва.

Группа шла всё дальше, попутно собирая уцелевшие материалы растительного мира, и наконец-таки остановилась у подножья единственной горы, расположенной в самом центре острова. У подножья горы учёным удалось обнаружить уцелевшие формы жизни, ими оказались несколько видов насекомых.

Бэй уже было схватил толстую многоножку, как вдруг из пышного куста высунулась маленькая ручка, стремительно выхватившая из перчатки учёного извивающееся насекомое. Бэй несколько раз моргнул, подумав, что ему это всё привиделось, но насекомого и действительно не оказалось в руке. Учёный не стал говорить остальным об инциденте. Слава должна была достаться только ему одному, считал Бэй.

– Чего ты там застрял? Регенерация практически вся истощилась, пора возвращаться обратно.

– Гуй, я, пожалуй, воспользуюсь запаской.

– Вот уж нет, все вместе пришли, все вместе и уйдём. Да и запаска нужна для экстренного случая, по пути назад может произойти всё что угодно, кислорода на всех может не хватить.

Бэй вытащил из нагрудного кармана портативный счётчик Гейгера, включив его.

– Видишь там, на склоне, есть пещера. Возможно, в ней есть те, кому удалось спастись. Радиационный фон здесь пониженный, а это значит, моя теория вполне реальна. Живые образцы млекопитающих, только представь, Гуй!

– Надеюсь, на острове не водятся пантеры.

– По пути сюда нам не попалось ни одного трупа хищника.

– Хорошо, только прошу не задерживаться слишком долго, мы выдвигаемся через час.

Сняв запасные регенерационные баллоны с глазастого, Бэй отправился к пещере, в свою очередь остальные учёные вместе с роботом отправились к берегу, где их с отобранными образцами и результатами осмотра территории ожидала основная группа.

У входа в пещеру Бэй на миг остановился, на него внезапно нахлынуло чувство страха. А что, если Гуй был прав и внутри затаился зверь, или даже если вместо хищника окажутся выжившие аборигены, как они воспримут его появление в скафандре? И всё же учёный последовал внутрь: тот, кто украл членистоногое, мог находиться здесь. Встроенный в скафандр фонарик вспыхнул, осветив пещеру. С потолка грота свисали сталактиты, послужившие пристанищем для летучих мышей. «А вот и первая находка, ещё бы получилось поймать», – подумал про себя Бэй. Снизу грота находилась небольшая выемка, в которой блестела вода. Бэй потянулся в карман за пробиркой с целью отобрать пробы, как неожиданно для себя понял, что ощущает на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову вверх, он обомлел от увиденного ужаса. Перед ним стояли уродливые нагие дети, с ног до головы их тела покрывали гноящиеся раны, у некоторых из детей совсем отсутствовали волосы. Больше всего Бэя потряс вид одного мальчугана, с лица которого целиком слезла кожа. Одна из девочек приблизилась к учёному, держа в руках то самое насекомое, которое Бэй хотел отобрать для исследований. Девочка протянула многоножку учёному. Остальные дети встали на колени и начали кланяться ему.

– Санака! Санака! Санака! – скандировали маленькие аборигены.

Взяв насекомое из рук девочки, Бэй последовал за ней вглубь пещеры.

Тело старой женщины лежало на каменном возвышении, оно было усыпано орхидеями и другими экзотическими цветами, облысевшая голова Санаки лежала словно на подушке из её же выпавших седых волос, а ногти на руках и ногах слезли. Больше всего от радиации пострадали ноги, отслоившееся мясо обнажило берцовые кости. «После того, как мать умерла, дети сами стали добытчиками, охотясь на поверхности, что и послужило их облучению», – строил догадки Бэй.

Прозвучал сигнал, возвещавший о низком уровне кислорода. Бэй переключился на второй баллон, запасов которого должно было хватить для возвращения на базу. «Что же, – подумал Бэй, – раз они принимают меня за своего бога, стоит этим воспользоваться, не с пустыми же руками возвращаться». Взяв девочку за руку, он повёл её к выходу, остальные было ринулись за ней, но Бэй отпугнул детей грозным рычанием, включив внешние динамики.

Глава VI

В школе над ним часто подшучивали, называя его «Митсеру безрукий» за его неумение плавать. Отец Митсеру был капитаном морского судна «Полярис». Отец мечтал о династии, хотел, чтобы его сын когда-нибудь встал у штурвала корабля, но желание сына не совпадало с желанием отца. Митсеру нравилось рисовать сказочные дворцы, невиданных зверей, драконов и великанов, таких больших, что их плечи задевали облака, а их головы касались небосвода. Однажды на день рождения родители подарили мальчику титановые водонепроницаемые ручные часы с надписью того самого судна, на котором плавал отец.

– Отец, я мечтал о масляных красках и мольберте, – разочаровался Митсеру.

– Краски и холсты для девочек, Митсеру! – рассердился отец.

Мать же успокаивала мальчишку.

– Перестань, Арэта, для Митсеру это всего лишь хобби, на Новый год мы обязательно подарим нашему Микеланджело мольберт с красками.

И всё же сам подарок был дорогим и эксклюзивным, такие вещи нравились Митсеру. На следующий день, собираясь перед школой, Митсеру надел рубашку с короткими рукавами, так чтобы часы мог разглядеть любой прохожий.

– Смотрите, какие красивые, смотрите, ни у кого таких нет в целой школе, – хвастался мальчуган.

– О, смотрите у безрукого Митсеру появились часы, – шутила одноклассница, обращаясь к нему по его прозвищу.

Но над шуткой теперь никто не смеялся, потому что часы были и вправду очень красивыми.

– Митсеру, дай-ка взглянуть, Митсеру, пожалуйста, не упрямься, Митсеру, вот смотри, у меня тоже кое-что есть, смотри, какое ароматное зелёное яблоко. Если ты хочешь, Митсеру, я поделюсь им с тобой, только дай хотя бы раз взглянуть на них, – просили его одноклассники.

Митсеру, хоть и был хвастунишкой, но не был жадиной.

– Вот, – он снял с себя часы и передал их Харуки, своему лучшему другу в классе.

– Тут написано, что они водонепроницаемые, целых сто метров! – восхитился Харуки.

– Не может быть, – остальные тоже спешили подержать в руках часы.

– А давайте-ка после школы проверим, насколько они проницаемы, – выступил с предложением Йока, самый задиристый и завистливый мальчишка в классе.

– Не стоит этого делать, часы – подарок, а подарки надо беречь, ведь они достаются нам от дорогих людей, – внесла свою лепту Изуми, самая красивая девочка во всей школе, хоть ей и было всего-то восемь лет.

– Значит, это просто обычная китайская подделка, – вновь заговорил Йока.

Некоторые согласились с Йокой и последовали за ним в класс. Осталось совсем немного ребят, которые всё же верили в подлинность часов.

– Ладно, докажем им всем!!! – возмутился Митсеру.

– Мы с тобой! Один за всех и все за одного! – Харука, Изуми, Митсеру и остальные ребята решили после школы продемонстрировать Йоке прочность корпуса японского часового механизма.

Весь класс после окончания занятий пошёл на пристань. Они выбрали подходящее место, где поручни были расположены наиболее удачно. Поручни были расположены так низко, что через них можно было бы с лёгкостью перекинуть нить. Йока привязал к часам прочную нить с мотком и приготовился.

– Давай уже, кидай! Сам убедишься в том, насколько они прочны, – дразнил Йоку Харука.

Хлюп, и часы оказались в воде, Митсеру немного заволновался и даже покраснел.

– Как помидор выглядишь. Тебе надо немного успокоиться, ведь это всего лишь навсего обычные китайские часы, – подшучивал Йока.

– Вытаскивай уже. Хватит. – Теперь уже волновалась Изуми.

– Надо немного подождать, материал может быть и некачественным, но течь способен дать только через несколько минут, пока клей не растворится от соприкосновения с морской водой. – Йока всё же потянул за нить, но потянул слишком резко, нить зацепилась об острую кромку поручня пристани и порвалась.

Все вокруг ахнули. Неожиданно Митсеру бросился с пристани вслед за тонувшими часами.

– Куда, стой, недотёпа! – Но слова Харуки, как и осознание того, что Митсеру сам не умел плавать, дошли до него слишком поздно.

Митсеру шлёпнулся в воду. Мальчишка вынырнул первый раз, потом вынырнул второй, а после третьего своего появления на поверхности Митсеру окончательно скрылся под водой. Никто из ребят не решился поспеть к нему на помощь, Митсеру был слишком полным ребёнком, и, спасая его, другие могли пойти на дно вместе с ним.

Дети кричали о помощи, но взрослых поблизости не оказалось. Харука побежал в начало пристани, к тому месту, где висел спасательный круг, но было слишком поздно, Митсеру больше не показывался.

Изуми и остальные дети начали плакать. Йока побледнел настолько, что казалось, его кожу обсыпали мукой.

– Это я, я виноват в смерти Митсеру, – шептал Йока.

Когда казалось, что надежды больше нет, из воды показались плавники. Стая дельфинов несла потерявшего сознание мальчишку прямиком к берегу, да так быстро, что за ними не поспевали бежавшие по пристани дети.

Прошло много лет с той поры, как Митсеру спасли дельфины. Митсеру не стал капитаном корабля, но всё же отец не был разочарован своим наследником…

И кем же всё-таки стал наш герой?

Митсеру стал президентом одной из самых влиятельных рыболовецких фирм Японии «Фиш компарейшен». Сейчас он прогуливался по корме того самого судна, капитаном которого когда-то был его отец. Митсеру выкупил «Полярис» и в память о своём умершем отце переименовал его в «Арэта».

– Господин Митсеру, разрешите начать, – спросил рыбак.

Митсеру чуть махнул головой. Краны, находившиеся на палубе, начали поднимать сети и перемещать улов в специальный трюм для хранения.

– А ну давай живей, нам необходимо управиться до рассвета, пока зелёные не забили тревогу, – командовал один из подчинённых Митсеру.

– Ничего они нам не сделают, мы находимся не в территориальных водах, мистер Кавасаки, – напомнил президент.

Митсеру всё же взглянул на свои часы, те самые часы, которые ему когда-то подарил его отец. Стрелка часов показывала ровно четыре утра.

Пока одни рыбачили, другие занимались разделкой дельфиньих туш. С помощью различных, острых как бритва ножей работники отделяли мясо от костей, плавники от туловища. Ничего не должно было пропасть, даже второстепенная продукция, кровь, переливалась в продолговатые сосуды, кишки и сухожилия укладывали в промаркированные пакеты.

Самые дорогие рестораны для влиятельных посетителей, гурманов, знающих толк в морской пище, закупали у Митсеру дельфинье мясо в огромных объёмах, по самой высокой цене. Конечно, у Митсеру были и другие виды морской продукции, начиная от морских ежей и заканчивая морскими водорослями ламинариями; но ничего из этой продукции не могло принести фирме столь высокой прибыли, как прибыль от продажи китового мяса.

– Славная рыбалка, давно такого клёва не припомню, и всё это благодаря нашей Кляксе, – язвил Кавасаки.

С ним соглашались практически все, его слушались и ему подчинялись, ведь он был правой рукой президента фирмы. И всё же Митсеру держал при себе мистера Кавасаки не только за его выдающуюся харизму, но и по большей части за его французского бульдога чёрной окраски по кличке Клякса. Когда бульдог чихал, в море судно не выходило, пёс наравне с высокоточными метеорологическими приборами предсказывал шторм. «Лучший синоптик во всей Японии» – так говорили о собаке моряки.

Вот и сейчас после удачного лова пёс зачихал. Митсеру взял Кляксу на руки и поцеловал того в плоскую мордочку.

– Прошу тебя, только не сейчас, когда рыба сама просится в сеть, такой куш нельзя упустить! Скажи, Кавасаки, твой пёс просто-напросто простыл, ведь так?

– Господин Митсеру, я немного сомневаюсь, кажется…

– Вам всё время чего-то кажется, мистер Кавасаки, вы взрослый человек, мой партнёр, в конце концов иногда стоит рискнуть, чтобы получить максимум прибыли.

Кавасаки согласился с президентом и отошёл к капитану корабля, дабы расспросить того о возможной непогоде.

– О, мистер Кавасаки, даже не переживайте, на небе видны все звёзды, шторма в ближайшее время точно не предвидится, да и приборы об этом говорят, – успокаивал капитан Ючи.

Работа на время остановилась, краны перестали вытягивать сеть, работники перестали кромсать выловленную добычу. Все были озадачены поведением нескольких человек, столпившихся у страборд сайда.

Ючи отдал свой штурвал старшему помощнику и подошёл к бортику. Кавасаки распихивал моряков, дабы освободить проход для капитана.

Митсеру к этому времени покинул палубу. Спустившись в трюм, президент, хотел немного передохнуть, он приказал, чтобы его никто не беспокоил до окончания лова. Никто не мог тревожить сон Митсеру, даже при самых крайних обстоятельствах, и это знали все. Однако этот инцидент был исключением из правил, в его каюту сильно постучали. Президент был разозлён не на шутку.

– Кто посмел, неужели какой-то чудак захотел лишиться своей работы? А ну отвечай, с чем пожаловал, негодник?!

– Простите меня великодушно, господин президент. Дело в том, я хотел сказать, что там, в море, то есть, за бортом… – отвечал голос за дверью.

– Они не могли прислать того, кто не мямлит, твоя бессвязная речь выводит меня из себя. – Митсеру открыл дверь.

Перед ним стоял растерянный молодой человек лет двадцати, его руки тряслись, своих глаз он не поднимал, боясь наткнуться на суровый взгляд президента.

– Меня просто послали к вам, я не виноват, они хотели передать вам…

– Да говори ты уже наконец, что там у вас происходит?

– Огни святого Эльма. Там, в воде, их так много, что кажется, море горит.

– Опять эти ваши морские суеверия, бабкины сказки. Увидели люминесцентный планктон и испугались. Взрослые люди, а верить в чепуху не перестают.

И всё же президент поднялся на палубу. Моряки стояли по всему периметру корабля. Кого-то объял ужас, кто-то был удивлён происходящим, никто из них не мог сдвинуться со своих мест, работа прекратилась.

– Это просто природная аномалия, электромагнитное явление, а ну, живо за работу, бестолочи, иначе всех вас я лишу месячной премии! – ругался Митсеру, пытаясь привести в чувство своих работников.