Белгравия Феллоуз Джулиан
– Вот как? Очень смело с его стороны.
Лицо леди Брокенхёрст оставалось непроницаемым. Но что-то явно происходило у нее в голове, пока она смотрела на эту девушку. Может быть, графиня обдумывала некий план? Если так, то в чем он состоял?
– Если честно… – Мария чуть покраснела, – вообще-то, это я сама предложила его навестить, но он не стал меня отговаривать.
Девушка склонила голову набок, опустив глаза. Ее длинные ресницы легонько трепетали, а щеки сияли нежным розовым румянцем. Мария понимала, что ведет себя неразумно. Она помолвлена. Леди Темплмор недвусмысленно заявила дочери, что ее будущее связано с Джоном Белласисом. Земли в Ирландии, которыми она только что хвалилась, были заложены, и, хотя ее брат как мог старался приумножить то, что осталось им от отца, Марии откровенно заявили, что поддерживать мать в старости должна именно она. Девушка колебалась: не признаться ли, чего именно она хочет? Ведь если леди Брокенхёрст принимает живое участие в судьбе Чарльза и если бы ее можно было убедить…
Анна посмотрела на графиню. Неужели та не заметила краску на щеках юной гостьи и то, как она вертит в руках веер? Мария была довольно смелой. Анне она, пожалуй, нравилась.
– Ну что тут сказать… – начала леди Брокенхёрст. Мария Грей была помолвлена с племянником ее мужа, и очевидно, что правила приличия предписывали не поощрять такие встречи. Но Анна была права. У Каролины Брокенхёрст имелся собственный план. Причем появился он только сейчас. – Если вам хочется туда съездить, то не вижу причины, почему бы этого не сделать. Я уже виделась с мистером Поупом в его конторе, но со времени последней встречи у нас появились новые поводы для обсуждения.
Мария едва верила своим ушам.
– Вы так думаете?
Это было крайне необычно. Тетушка Джона Белласиса предлагает ей прогуляться в Сити, чтобы встретиться с мистером Поупом!
– Думаю, не нужно никаких официальных уведомлений, – невозмутимо продолжала леди Брокенхёрст, – иначе мистер Поуп сочтет, что ему необходимо отдельно уделить внимание также и вам, моя дорогая. – Она глянула на Марию. – Думаю, будет проще, если визит окажется для него неожиданностью.
Все три дамы прекрасно понимали, что это означает. Спонтанный визит будет гораздо легче объяснить леди Темплмор, если до этого дойдет дело.
– А можно и мне тоже к вам присоединиться? – спросила Анна абсолютно невинным тоном. Ну просто майская роза, да и только.
Каролина посмотрела на нее. Как странно иметь одну тайну на двоих с этой женщиной, с которой у нее больше нет ничего общего. Однако эта тайна все же связывала их, по крайней мере до сего момента. Анна была права: Каролина устала от обмана. Она бы охотно сделала их секрет всеобщим достоянием. Общество найдет его забавным, все повеселятся за чтением газет, обсуждая, каким повесой был Эдмунд, так что им с мужем это ровным счетом ничем не грозит. Но, искренне полюбив Чарльза, Каролина все же испытывала определенные угрызения совести при мысли о посмертном порицании бесстыдницы, которая его родила, и даже нечто похожее на жалость к ее матери.
– Конечно можно, – сказала леди Брокенхёрст. – Если хотите, поедемте вместе.
Анна замерла. Неужели она и впрямь навестит своего внука, у нее будет еще одна возможность с ним поговорить? Когда они встретились на вечере, Анна была вне себя от радости, но муж разгневался, и потому она не осмеливалась завести с Чарльзом даже ничего не значащий разговор. Теперь они смогут узнать друг друга получше, ибо участие Джеймса Тренчарда в предприятии молодого человека будет вполне уместным оправданием для знакомства. Конечно, когда истина вскроется, связь между ними подвергнут самому тщательному рассмотрению, но сейчас Анне выпадал шанс еще раз увидеть внука и пообщаться с ним – надо ловить момент, пока не разразилась буря. Устоять было невозможно.
– Очень хочу! – услышала она собственный голос. – Можно будет заодно прогуляться там по магазинам, и получится настоящий выход в город.
Итак, все было решено. Когда Анна возвращалась домой по холодку раннего вечера, ее грело предвкушение грядущей встречи. Пусть даже это и станет еще одним секретом, который придется таить от мужа.
В тот вечер атмосфера за ужином в доме Тренчардов была тревожной. Джеймс сидел усталый и задумчивый, Оливер тоже был подавлен. «Сегодняшний день, – думал он, – должен был стать днем триумфа: главу семейства принимают в джентльменский клуб, и они с сыном впервые вместе там обедают. Однако отец предпочел взять с собой Чарльза Поупа, этого человека из ниоткуда, наглого выскочку, который занимал мысли Джеймса Тренчарда, а заодно и тянул из него денежки. Этот проклятый Поуп оказался объектом всеобщего внимания – заручился поддержкой леди Брокенхёрст, получал приглашения на закрытые вечера в Брокенхёрст-Хаус…» Согласитесь, этого было вполне достаточно, чтобы почувствовать ревность. И Оливер ревновал не на шутку.
Сьюзен тоже была не в духе, но не столько подавлена, сколько встревожена. Со времени свидания в Айзелуорте она не получила от Джона Белласиса никаких известий. Сьюзен ожидала по меньшей мере письма. Он как-то раз переговорил на улице со Спир – служанка обо всем доложила госпоже – под тем предлогом, что якобы собирается устроить еще одно рандеву, но никаких приглашений или предложений не последовало. Сьюзен потащила Спир к «Олбани», и они вдвоем, как уличные девки, целый день разгуливали по Пикадилли в надежде случайно наткнуться на Джона, но все оказалось тщетно. При воспоминании о том дне у Сьюзен горели щеки. Она не чувствовала вкуса еды, все время спрашивая себя, не совершила ли она ошибку, так охотно прыгнув к Джону в постель. Не слишком ли легко она сдалась? Сьюзен нахмурилась. Проблема заключалась в том, что ей всерьез нравился Джон Белласис. Он был красив, со вкусом и изысканно одевался да к тому же должен был со временем унаследовать громкий титул и немалое состояние. То есть идеально подходил на роль человека, с которым можно совершить побег из унылой семьи, где Сьюзен чувствовала себя запертой, как в ловушке. Она искоса глянула на мужа, ковыряющего вилкой в тарелке. По сравнению с Оливером Джон был страстным и решительным любовником. Сьюзен невольно вздохнула.
– С тобой все в порядке, моя дорогая? – осведомилась Анна.
– Да, матушка, – ответила Сьюзен. – Конечно.
– Просто вид у тебя какой-то отсутствующий.
– Боюсь, я не вполне хорошо себя чувствую после того дня в Айзелуорте. Должно быть, простудилась за городом. – Она поежилась, чтобы слова прозвучали более правдоподобно.
– Мне очень жаль, – ответила Анна, пристально вглядываясь в невестку.
Та как-то неуловимо изменилась, что-то новое появилось в ее манере держаться, но Анна не могла определить, что именно.
– Как вы поговорили с леди Брокенхёрст? – поинтересовался Джеймс, гоняя по тарелке кусочек лангуста. Ему тоже не хотелось есть.
Анна глянула на бесстрастные лица Билли и Морриса, стоявших по обе стороны от камина.
– Очень хорошо, спасибо.
– Она не удивилась, что ты приехала без предупреждения? – спросил Джеймс.
– Вы ездили к леди Брокенхёрст? – Сьюзен явно расстроилась, что упустила эту возможность. Анна кивнула. – А ее племянника там, случайно, не было?
– Мистера Белласиса? – Анна нахмурилась. Странно, что Сьюзен задает такой вопрос. – Нет, молодого Джона я не встретила, но зато там была его невеста.
– Его невеста? Правда? – Голос Сьюзен чуть напрягся.
– Леди Мария Грей, – пояснила Анна. – Очень хорошенькая. Она мне понравилась.
– Я видел ее на ужине, – сказал Оливер, кивнув Билли, чтобы тот налил ему еще супа. – Мне она показалась ничем не примечательной.
– А с графиней ты побеседовала? – гнул свое Джеймс.
– Да, мы разговаривали, – ответила Анна, улыбнувшись бестактности мужа. Зачем он задает ей эти вопросы в присутствии слуг, а также Сьюзен с Оливером?
На самом деле Тренчарду так не терпелось услышать, чем же закончился этот визит, что он на время забыл об осторожности. Взгляд Анны напомнил ему о правилах приличия.
– Ладно, – сказал Джеймс. – После расскажешь.
Жена улыбнулась.
Эллис присела на полу, держа в руке крючок для пуговиц, и расстегивала Анне кожаные ботинки. От словоохотливого Билли она услышала, что ее госпожа ходила к леди Брокенхёрст, и была заинтригована.
– Вы хорошо провели день, миледи?
Эллис не вполне поняла, какие именно сведения велел ей собирать мистер Белласис, заплатив вперед, а также не очень представляла, что миссис Тренчард может быть известно об этом человеке, Чарльзе Поупе. Но она твердо знала, что у хозяина и его жены есть некий секрет, которым они не хотят делиться с другими. Тот же самый вывод служанка сделала, когда сегодня днем ее отослали из комнаты. После того как мистер и миссис Тренчард с глазу на глаз обсудили свои дела, хозяйка вышла из дому, никого не предупредив. Теперь Эллис знала, куда та ходила.
– Да, вполне, – ответила Анна, вытаскивая правую ногу из оков. – Спасибо, – прибавила она, разминая пальцы в шелковом чулке. – Знаете, почему-то эти ботинки совсем не разнашиваются.
Ясно, что Анна не расположена была настолько легко делиться сведениями, как надеялась Эллис. Служанка предприняла еще одну попытку:
– Не уверена, что эта обувь предназначена для долгих прогулок, миледи.
– Я ходила недалеко, – ответила Анна, снимая серьги и глядя на себя в зеркало. – Всего лишь прогулялась до Белгрейв-сквер.
Она заметила сидевшую рядом со стулом Агнессу и взяла ее на руки.
– До Белгрейв-сквер? – Эллис так и замерла с крючком в руке, позабыв о пуговицах.
– Да, – кивнула Анна. Она не столько отвечала на вопросы служанки, сколько рассуждала вслух. На самом деле ее взволновал грядущий визит в контору Чарльза. Очевидно, что обсудить новость с Джеймсом Анна не могла, но поговорить с кем-нибудь об этом ей хотелось. – Что вы знаете о Бишопсгейте?
– О Бишопсгейте, мэм? – Эллис подняла глаза. – А зачем вам туда?
Она стащила второй ботинок.
– Да я просто так спросила, – спохватилась Анна; не хватало еще выбалтывать любопытной служанке все подряд. – Собираюсь навестить одного человека, у которого в Бишопсгейте находится контора. Но я уже много лет там не была. Хотела узнать, стоит ли заглянуть куда-нибудь, если окажусь в тех краях.
– Может, там есть склады, где можно дешево купить ткань, – сказала Эллис. – Я поспрашиваю, вдруг кто знает. Когда вы планируете ехать?
– Еще не решила. Через день-другой. – Анна не собиралась больше отвечать ни на какие вопросы. Она чувствовала, что и так уже наговорила достаточно. А потому сменила тему: – Давайте завтра достанем старое траурное платье из бомбазина. Хочу посмотреть, можно ли его спасти или надо заказывать новое. Всегда стоит иметь в гардеробе приличный наряд на случай траура.
Эллис кивнула. Она узнала достаточно и понимала, что разговор о Бишопсгейте закончен.
Джон Белласис щедро вознаградил Эллис за информацию. Нечасто служанка получает соверен лишь за то, что повторяет слова, которые услышала, пока расстегивала госпоже ботинки. Слушая рассказ о том, как хозяева Эллис поговорили с глазу на глаз, после чего миссис Тренчард отправилась к леди Брокенхёрст, а потом начала планировать поездку в Бишопсгейт, Джон чуть не расхохотался от радости: кое-что начало проясняться! Он прекрасно знал, кто работает в Бишопсгейте и к тому же представляет интерес как для леди Брокенхёрст, так и для Тренчардов. После рассказа отца о загадочном визите Чарльза Поупа в Брокенхёрст-Хаус Джону захотелось узнать о молодом коммерсанте все, что можно.
– Она не упоминала про мистера Поупа?
– Такого имени не припомню, сэр. В этот раз хозяйка о нем определенно не говорила.
– Даже если и так, все равно Поупа и графиню явно что-то связывает, – заявил Белласис и допил последний глоток джина из стакана, с которым вышел на улицу из «Лошади и грума». – Помимо ее финансовых вложений, я имею в виду.
– Вы так думаете, сэр? Мне трудно в это поверить, – ответила служанка из-под накидки, которая надежно скрывала ее лицо в тени. Эллис надела ее в последний момент перед выходом, на случай если кто-то вдруг увидит, как она разговаривает с мистером Белласисом. Никогда не помешает позаботиться о своей репутации.
– Не поймите меня превратно. Я не беру на себя смелость сказать, что мне известны их дела, но что-то там у них такое происходит. – Джон уверенно покивал, словно этот пункт уже не вызывал сомнений. – И могу ручаться, что всех нас это еще удивит.
– Вам виднее, сэр. – Эллис поцокала языком и скрестила руки на груди. Она любила послушать сплетни, но эта история ей почему-то не нравилась.
– Помяните мое слово, – сказал Джон. – Не сомневаюсь, этот честолюбивый выскочка использует леди Брокенхёрст в своих интересах.
– Но как же он может ее использовать, сэр?
– Именно это нам и предстоит выяснить, – уверенно заключил Джон и поставил стакан на землю. – А когда выясним, то, не сомневаюсь, леди Брокенхёрст выложит кругленькую сумму, чтобы сохранить все в тайне.
– Кругленькую сумму? – раскрыла рот Эллис.
– Да, и вы поможете мне получить денежки!
На следующее утро Эллис стояла у входа в цокольный этаж Брокенхёрст-Хауса. Она волновалась и не стыдилась этого. Мистер Белласис предложил ей поговорить со служанкой леди Брокенхёрст и выяснить, нельзя ли что-нибудь узнать о делах ее хозяйки, в частности выведать, почему та среди бела дня принимает в своей личной гостиной, за закрытыми дверями, красивого молодого человека по имени Чарльз Поуп. Начать мистер Белласис посоветовал с вопроса, не оставила ли миссис Тренчард свой веер тогда, на ужине. Никакого веера Анна в гостях, разумеется, не забывала. Веер лежал у Эллис в кармане, на тот случай, если вдруг потребуется его неожиданно «найти». Служанка разгладила плащ и поправила шляпку, собираясь с духом, чтобы постучаться.
– Что вам угодно? – За дверью стоял мальчик-коридорный в темно-зеленой ливрее Брокенхёрстов.
– Меня зовут мисс Эллис, – начала она. – Я камеристка миссис Джеймс Тренчард.
– Кого? – переспросил мальчик.
Эллис в досаде прикусила губу. Работай она у герцогини, ее бы не держали столько времени на пороге.
– Миссис Джеймс Тренчард, – настойчиво повторила она. – На днях моя госпожа приходила на ужин к ее светлости и, кажется, оставила здесь свой веер.
– Вам лучше поговорить с мистером Дженкинсом.
В цоколе Брокенхёрст-Хауса кипела деятельность. В комнатах и коридорах, более широких, чем на Итон-сквер, было больше свободного места и естественного освещения. Все выглядело весьма впечатляюще, и Эллис, присаживаясь на большой деревянный стул у кладовой, почувствовала укол зависти.
Никто не обращал на нее особого внимания. Все занимались своими делами. Через открытую дверь напротив она видела, как три лакея полируют блюдо. Внушительная коллекция серебра: блюда для закусок, сервировочные блюда, подносы, соусники, супницы, чайники для заварки и для кипятка и по меньшей мере два десятка обеденных тарелок – была беспорядочно составлена на стол, накрытый подстилкой из мягкого серого фетра, и слуги понемногу разгребали завалы. Такой работе Эллис не завидовала. Нужно было опустить пальцы в миску с мягким красным порошком, смешанным с нашатырем, и натирать серебро, пока оно не засияет, а на пальцах не появятся волдыри. Но слугам, похоже, это занятие нравилось – может быть, оттого, что давало им возможность поболтать.
– Подождите здесь, я приведу мистера Дженкинса, – пообещал коридорный.
Эллис кивнула. Справа через внутреннее окно, выходившее на кухню, где на стенах висело бессчетное количество медных сковородок, она видела, как трудится кухарка. Наклонившись над доской, та месила тесто. Поднимала его, снова бросала, хлопая ладонями, вздымая облако муки. В воздухе вокруг нее висела пыль, играя в проникавшем через окно солнечном луче.
– Мисс Эллис?
Камеристка вздрогнула. Движения кухарки так заворожили ее, что она не услышала тихих шагов подошедшего мистера Дженкинса.
– Сэр, – сказала она, вставая.
– Как я понял, вы что-то ищете?
– Да, сэр, веер мой хозяйки. Она считает, что могла оставить его здесь после приема у графини. Я подумала, может быть, его перепутали с веерами ее светлости. Если бы я могла поговорить с камеристкой леди Брокенхёрст…
– Боюсь, никто не находил здесь никакого веера. Извините. – И Дженкинс повернулся к черному ходу, собираясь выпроводить гостью.
– Ой… – На секунду Эллис растерялась. Ей обязательно надо было пообщаться с камеристкой графини, иначе весь визит окажется бессмысленным. – Миссис Тренчард еще просила меня, если можно, узнать у камеристки ее светлости насчет волос…
– Насчет волос? – Широкие седые брови Дженкинса медленно поднялись.
– Да, сэр. На вечере прическа ее светлости произвела на мою хозяйку большое впечатление, и она интересовалась, могу ли я узнать, как достичь такого эффекта. – Эллис улыбнулась. Обезоруживающе, как ей казалось.
Дженкинс нахмурился. Подобные просьбы он слышал не в первый раз. Камеристки постоянно обменивались различными мелкими хитростями.
– Хорошо, я посмотрю, свободна ли мисс Доусон, – ответил он. – Будьте любезны подождать здесь. Может быть, она сейчас у ее светлости, в этом случае я ничем не смогу вам помочь.
Десять минут спустя появилась Доусон. Про себя камеристка сочла просьбу несколько бесцеремонной, но в то же время она ей льстила, поскольку своим парикмахерским искусством Доусон гордилась. Она часами причесывала накладные волосы госпожи, неукоснительно следила, чтобы краска не выцветала и отдельные пряди не выделялись, и в душе обрадовалась, что ее труды кто-то оценил. Вскоре она уже вела Эллис вверх по черной лестнице, затем по коридорам, а потом они вошли в обитую сукном дверь рядом с входом в личные покои хозяйки.
Комнаты леди Брокенхёрст, располагавшиеся на третьем этаже особняка, были просторными и уютными, а из подъемных окон открывался великолепный вид на парк и площадь. У графини была не только огромная спальня с кроватью под пологом, столиком и несколькими изящными креслами, расшитыми золотом, но и личная гостиная и, разумеется, гардеробная.
– Вам нравятся эти акварели? – спросила Доусон, оглядываясь на Эллис, которая шла вслед за ней через спальню. – Большинство из них написано ее светлостью. Вот это их дом. – Она ткнула коротким пальцем в какую-то картину. – Лимингтон-Парк. Семья владеет им с тысяча шестисотого года.
– Подумать только! А старым особняк вовсе не выглядит.
Эллис было ровным счетом наплевать и на дом, и на акварели.
– Его дважды перестраивали. Поместье занимает более десяти тысяч акров.
Похоже, служанка испытывала необъяснимую гордость за Брокенхёрстов, словно отблеск их величия попадал и на нее тоже. По мнению Доусон, так оно и было.
– Не сомневаюсь, что поместье великолепно, – сказала Эллис. – Должно быть, это замечательно – работать в такой благородной семье… Вот если бы мне так повезло!..
Когда они вошли в гардеробную, Эллис поняла, что задача будет трудной, если вообще выполнимой. Доусон принадлежала к старомодному типу слуг, которые не отделяли свою жизнь от жизни своих хозяев. Крепкая, с широким лицом и неспешной походкой, она была обходительна, но явно не любила сплетничать, по крайней мере с незнакомым человеком, а также наверняка хранила верность хозяевам. В этой семье она служила очень долго и по праву рассчитывала получить небольшое содержание в старости. Ей не было никакого расчета откровенничать с посторонними.
– Раньше я работала у вдовствующей графини, – объявила Доусон.
– Два поколения графинь, как же вам посчастливилось! – восторженно проговорила Эллис, стараясь быть любезной. – И должно быть, вы много путешествовали, намного больше, чем я, и повидали немало интересного.
– Грех жаловаться, – кивнула Доусон. – Я прожила с этой семьей хорошую жизнь.
Эллис внимательно посмотрела на нее. Похоже, Доусон была зверем редкой породы: счастливой прислугой. Она не жаждала отмщения за тысячи мелких обид. Она не считала, что боги отвернулись от нее и обрекли на рабство. Она была всем довольна, и это оказалось выше понимания Эллис. Нельзя сказать, что она не любила миссис Тренчард. Просто считала, что госпожа принадлежит к другой расе, не той, что она сама. Несмотря на то что они долгие годы прожили вместе, подспудно ощущаемая несправедливость в разнице их положений позволяла Эллис предать свою хозяйку без лишних угрызений совести. Все полученные от Анны деньги были честно заработаны. Заработаны годами бесконечного труда, лжи, заискивания, необходимости притворяться, что она рада быть в услужении у своих хозяев, хотя на самом деле все это время она только и желала, чтобы они провалились, убрались куда подальше. Эллис без колебаний солгала бы Анне в лицо. Воровала бы у хозяев, будь она уверена, что ее не поймают. Подобное отношение Эллис надеялась встретить также и у камеристки леди Брокенхёрст, рассчитывая, что ее сестра по несчастью с большой охотой ухватится за возможность навредить графине. Поэтому теперь, воочию столкнувшись с преданностью Доусон, Эллис пребывала в затруднении и не представляла, как поступить.
– Неудивительно, что вы столько знаете о парикмахерском искусстве, – широко улыбнулась она. – У такого человека, как вы, я могу поучиться, даже в своем возрасте. – Сказав это, Эллис засмеялась, и Доусон к ней присоединилась. – На мою хозяйку прическа графини произвела просто неизгладимое впечатление!
Эллис знала, что умеет очень убедительно лгать. Она прошла суровую школу.
– Да что вы говорите? – Доусон положила ладонь на грудь, невольно тронутая похвалой.
– О да! – продолжала гостья. – Расскажите же мне, как вы добились этих изящных локонов около ушей?
– Тут есть один секрет. – Доусон открыла ящик туалетного столика и продемонстрировала целую выставку щипцов для волос и папильоток. – Вот эти я когда-то давно отыскала в Париже и с тех пор ими пользуюсь. – Она достала очень узкие и изящные щипцы. – Вот в этом месте я нагреваю их на огне.
– А каким образом? – Эллис усиленно изображала почтительное восхищение.
– У меня есть специальное устройство, которое крепится на решетку. – Камеристка графини вытащила наружу медную жаровню.
– Чего только не придумают! – воскликнула Эллис, гадая, долго ли ей еще тут сидеть, пока она дождется хоть каких-то существенных сведений.
– Да, это просто великолепно. Сегодня трудно представить, как без всего этого обходились тридцать лет назад. Но самое важное – это, пожалуй, найти хорошие волосы. Я предпочитаю мадам Габриэль, которая живет неподалеку от Бонд-стрит. У нее надежные поставщики. Говорит, что получает волосы по большей части от монахинь, а не от нищих девушек, и, видимо, поэтому качество у них получше. Волосы потолще и блестят.
Пока Доусон объясняла, как нагреть волосы, не вредя им, и рассказывала, что ароматизированные папильотки помогают не обжечь кожу, Эллис украдкой обшаривала глазами комнату. На туалетном столике, стоявшем между двумя высокими окнами, она заметила маленький портрет на эмали. На нем был изображен офицер в мундире, который носили лет двадцать назад, не меньше.
– Кто это? – спросила она.
Доусон проследила за направлением ее взгляда:
– Это несчастный лорд Белласис, сын ее светлости. Он погиб при Ватерлоо. Ужасное было горе для всего дома. Ее светлость так до конца и не оправилась. Это ведь был ее единственный ребенок.
– Какая трагедия! – Эллис повнимательнее всмотрелась в изображение. Ответ Доусон дал ей повод подойти поближе и как следует его рассмотреть.
– Хороший портрет. Работа Генри Боуна. – Камеристка вновь не упустила возможности похвастаться семейными сокровищами.
Эллис прищурилась. Лицо показалось ей странно знакомым. Эти темные кудри и голубые глаза напоминали о ком-то, кто давным-давно приходил к ним в дом. Уж не в Брюсселе ли это было? Вполне возможно, раз лорд Белласис погиб при Ватерлоо… И тут она вспомнила. Точно, этот молодой человек был другом мисс Софии. Эллис помнила, как он был красив. Странно было видеть это изображение на туалетном столике леди Брокенхёрст. Но Эллис ничего не сказала. Она никогда не делилась соображениями, если в том не было особой необходимости.
– Ее светлость осталась довольна недавним приемом? – спросила Эллис.
– Думаю, да! – кивнула Доусон.
– Моей хозяйке понравилось. Очень. Она сказала, что познакомилась со многими славными людьми.
– Не всякому посчастливится попасть в Брокенхёрст-Хаус, – с воодушевлением сказала Доусон, опять преисполнившись гордости за хозяев.
– На ужине был один молодой человек, который особенно поразил мою госпожу. Как же его имя? Кажется, мистер Поуп? – Эллис замолчала, выжидая.
– Мистер Поуп? Да-да! – подтвердила Доусон. – Очень приятный молодой джентльмен. Он в большом фаворе у ее светлости. В последнее время часто здесь бывает.
– Говорите, он часто бывает у ее светлости? – улыбнулась Эллис.
Доусон пришла в замешательство. На что намекает эта женщина? Камеристка собрала инструменты и стала складывать их на место.
– Да, – резко сказала она. – Моя хозяйка и лорд Брокенхёрст заинтересовались его коммерческими делами. Они любят поддерживать молодых людей. И проявляют в этом большую щедрость.
На самом деле, это было не так – по крайней мере, до сего момента, – но Доусон не собиралась давать неизвестно кому повод думать, будто ее хозяйка совершает нечто предосудительное.
«Если эта женщина намерена продолжать в том же духе, то пусть сама учится укладывать волосы!» – подумала она, с грохотом задвигая ящик.
– Как благородно! – Эллис понимала, что сделала неверный шаг и теперь стремилась загладить неловкость. – Никогда о таком не слышала. Знатная дама принимает живое участие в делах многообещающего молодого человека! Миссис Тренчард, безусловно, очень умна, но мне кажется, ее вряд ли можно назвать деловой женщиной.
– Может, это и необычно, но чистая правда. – Доусон немного успокоилась, Эллис удалось умерить ее негодование. – Через пару дней ее светлость отправляется в Сити, хочет навестить этого самого Поупа у него в конторе. Уж леди Брокенхёрст ни за что не станет вкладывать деньги, если не будет четко представлять, во что она их вкладывает. Это я знаю точно.
– Она вправду дает юноше денег? Видно, он и впрямь очарователен! – не смогла сдержаться Эллис, и в результате лицо Доусон снова приняло суровое выражение.
– Понятия не имею, какое это может иметь значение. У ее светлости множество различных интересов.
Чтобы показать, что здесь нет ничего предосудительного, Доусон чуть было не упомянула, что госпожа берет с собой леди Марию, но тут же одернула себя: с чего это она посвящает какую-то неизвестную женщину в семейные дела? Ее лицо стало каменным.
– Мне больше нечего добавить. А теперь, мисс Эллис, боюсь, вам пора идти. У меня очень много дел, да и у вас наверняка тоже. Всего вам доброго. – Доусон встала. – Полагаю, вы сами найдете черную лестницу?
– Конечно. – Эллис попыталась взять собеседницу за руку. – Вы были очень добры и великодушны. Огромное вам спасибо!
Но на этот раз ей не удалось так легко восстановить утерянные позиции.
– Не стоит благодарности, – сказала Доусон, отстраняясь. – Прошу извинить, но мне надо идти работать.
Выйдя в коридор, Эллис подумала, что во второй раз получить доступ в Брокенхёрст-Хаус будет непросто, но это не слишком ее волновало. Зачем ходить понапрасну, если и так ясно, что мисс Доусон никогда не выдаст ей никаких тайн. Кроме того, Эллис раздобыла для мистера Белласиса весьма существенную информацию, за которую он должен хорошо заплатить. Вопрос в том, что он будет делать дальше?
7. Деловой человек
Когда экипаж леди Брокенхёрст остановился у дома на Итон-сквер, Эллис едва могла сдержать любопытство. Прижавшись к окну в гардеробной миссис Тренчард, так что дыхание ее туманило стекло, она силилась разглядеть, что происходит внизу на улице. Графиня, в элегантной шляпке с пером и с зонтиком в руках, наклонилась к кучеру, отдавая ему приказания. Рядом с ней в коляске, тоже закрываясь от теплого солнечного света изящным зонтиком с бахромой, сидела леди Мария Грей. Она была одета в юбку в бело-голубую полоску и модный облегающий темно-синий жакет в морском стиле. Лицо обрамляла подобранная в тон синяя шляпка, отделанная кремовыми кружевами. Одним словом, Мария выглядела, как она того и добивалась, совершенно неотразимо. Дамы не вышли из экипажа на тротуар. Вместо этого один из форейторов подошел к двери и позвонил в колокольчик.
Эллис знала, что они приехали за хозяйкой, так что стрелой бросилась к лестнице, прихватив все, что может потребоваться. Миссис Тренчард уже ждала в холле.
– Я вам сегодня утром еще понадоблюсь, мэм? – спросила камеристка, сжимая в руках зеленый плащ.
– Не понадобитесь, Эллис. Спасибо.
– Наверно, едете в какое-то славное место, мэм?
– Да.
Анна была слишком захвачена грядущими событиями, чтобы обратить на вопрос должное внимание. Кроме того, если уж ей чудом удалось скрыть цель своей поездки от Джеймса, так неужели бы она стала откровенничать с камеристкой.
Эллис, разумеется, прекрасно знала, куда направляется хозяйка, но ей хотелось получить подтверждение. Однако если она и огорчилась, то виду не подала.
– Хорошо, мэм. Желаю приятно провести время!
– Спасибо.
Анна кивнула лакею, и тот открыл ей дверь. Зонтик от солнца был у миссис Тренчард с собой. Она хорошо подготовилась.
Обе женщины, и леди Брокенхёрст, и Мария, улыбнулись ей, когда она поднялась по ступенькам экипажа. Мария пересела спиной к лошадям – большая любезность по отношению к человеку более низкого положения, и Анна это оценила. В общем, ничто не должно было испортить этот день. Леди Брокенхёрст была для Анны не самой желанной спутницей, однако двух женщин кое-что объединяло – ни одна из них не стала бы этого отрицать – и нынче они в каком-то смысле собирались это отметить.
– Вам удобно, моя дорогая? – (Анна кивнула.) – Тогда едем.
Кучер подхватил вожжи, и экипаж тронулся.
Сегодня Каролина Брокенхёрст решила быть с миссис Тренчард любезной. Как и Анна, она предвкушала новую встречу с молодым человеком, и ее жалость к этой женщине, чей мир грозил вот-вот рухнуть, стала даже чуть сильнее, чем раньше. Каролина понимала, что правда уже совсем скоро должна выйти на поверхность, после чего репутация Эдмунда отчасти выиграет, а вот репутация Софии Тренчард будет безвозвратно погублена. Это было весьма печально. Даже сама Каролина это признавала.
Когда они проезжали мимо Букингемского дворца, Анна смотрела на стену, ограждавшую дворцовый парк, и думала о том, как странно устроен мир. Молодая женщина двадцати с небольшим лет стояла на высшей точке социальных устремлений. Очутиться рядом с ней было пределом мечтаний, венцом успешной жизни для таких людей, как Джеймс: умных, талантливых, энергичных. Но что такого она сделала, эта юная леди? Да ничего. Просто родилась в королевской семье. Нет, Анна не была революционеркой и вовсе не желала, чтобы в стране произошли политические катаклизмы. Ей не нравились республики, и она охотно склонилась бы перед королевой в глубоком реверансе, представься ей вдруг такая возможность. И тем не менее миссис Тренчард не могла не удивляться нелогичности системы, в которой она существовала.
– Смотрите! Ее величество в Лондоне!
Взгляд Марии был устремлен вверх. И действительно, на крыше дворца, над стеной, примыкающей к дальней стороне открытого двора[24], развевался королевский штандарт. Анна разглядывала огромный портик с колоннами с застекленным проездом для карет, предназначенным защищать от дождя и солнца членов королевской семьи, когда они садились в карету или выходили из нее. Всю жизнь на глазах у публики – ужасно, если задуматься. С другой стороны, они, должно быть, привыкли быть объектом всеобщего любопытства.
Экипаж выехал на Мэлл, и вскоре Анна уже восхищалась великолепием Карлтон-Хаус-Террас, которая даже сейчас, через десять лет после постройки, потрясла ее новизной и великолепием архитектуры.
– Я слышала, что лорд Палмерстон поселился в доме номер пять, – сказала Мария. – Вам знакомы эти дома?
– Внутри я никогда не бывала, – ответила Анна.
Но ничто не могло заставить Марию замолчать. Она была взволнованна, как ребенок в магазине игрушек, и обе женщины знали почему.
– Мне ужасно нравится, как выглядит старый герцог Йоркский! Не знаю, по какой причине ему так быстро поставили памятник на площади Ватерлоо, но я очень рада, что колонну установили.
Они подъехали к тому месту, где белые террасы домов прерывались и широкая лестница вела к высокой колонне, служившей постаментом второму сыну короля Георга III.
– Интересно, какого размера эта статуя на самом деле?
– Это я могу вам рассказать, – отозвалась Анна. – Пять лет назад я была здесь, на этом самом месте, когда устанавливали памятник. Он был вдвое больше человеческого роста. Футов двенадцать, наверное, а может, и тринадцать.
Она улыбнулась Марии. Девушка определенно вызывала у нее симпатию. И не только потому, что была влюблена в Чарльза (пусть никакого счастливого исхода у этой истории быть не могло), нет, Мария нравилась миссис Тренчард и сама по себе. Она была смелой девушкой, обладала сильным характером и в иных жизненных обстоятельствах наверняка могла бы совершить немало славных дел. Возможности дочери разорившегося графа, конечно, невелики, но вины Марии Грей в том не было.
На мгновение Анне стало стыдно, что она скрыла сегодняшнюю затею от Джеймса. Надо было и его тоже пригласить с собой. Возможно, муж сказал бы, что день у него расписан по секундам, но на эту встречу он точно выбрался бы. Тренчарду нравилось бывать в обществе внука, которого он знал намного лучше, чем сама Анна, и Джеймс не трудился это скрывать. Ни от кого, даже от Оливера.
И все-таки Анна умолчала о планирующемся визите в контору Чарльза Поупа. Она позволила мужу считать, что, побеседовав с леди Брокенхёрст, убедила графиню впредь вести себя более осмотрительно, когда она захочет выказать Чарльзу знаки внимания. Так что сегодняшняя поездка на службу к внуку, en pleine vue[25], в экипаже Брокенхёрстов, в обществе графини, собственной жены и юной светской красавицы в придачу, привела бы Джеймса в ужас. Анна прекрасно знала, что Каролине Брокенхёрст нет никакого резона хранить их общий секрет, он должен раскрыться, и эта эскапада лишь ускорит разоблачение, вину за которое Джеймс, разумеется, свалит на нее. Может, именно это и было причиной, по которой она утаила затею от мужа? И если так, чувствовала ли она вину? Ведь он же сам лгал ей многие годы – по крайней мере, не рассказывал правды. Теперь пришел черед Анны. Так или иначе, сейчас все прочие ее чувства пересиливало желание еще раз увидеть внука.
Три женщины непринужденно беседовали, двигаясь по улицам Лондона по направлению к Сити и конторе Чарльза Поупа в Бишопсгейте.
– Вы нашли свой веер? – спросила леди Брокенхёрст, когда они ехали по Уайтхолл.
– Какой веер?
– Тот славный «Дювельруа», который был у вас на ужине. Я еще обратила внимание, какой он изящный. Было бы обидно его потерять.
– Но я вовсе не теряла его, – ответила Анна, тронутая тем, что графиня запомнила, какой у нее был веер.
– Не понимаю, – проговорила озадаченная леди Брокенхёрст. – Ваша служанка приходила недавно его искать. По крайней мере, так сказала моя камеристка.
– Эллис? Приходила к вам искать мой веер? Ничего не понимаю. Расспрошу ее, когда вернусь домой.
Анна стала размышлять о том, что Эллис в последнее время ведет себя странно. «Как, в сущности, мало всем нам известно о прислуге, – думала она, – даже о камеристках и камердинерах, которые каждый день непосредственно общаются со своими хозяевами. Они разговаривают с господами и смеются, если их поощряют к этому, и порой даже становятся им друзьями. Или, по крайней мере, так это выглядит со стороны. Но много ли хозяева на самом деле знают об этих людях?»
Вскоре экипаж оставил позади фешенебельную часть Лондона и поехал по тесным, извилистым улочкам старого города, застройка которого едва ли изменилась с тех времен, когда на троне находились Плантагенеты. Анну поразило, что отдельные кварталы, расположенные совсем недалеко от главных магистралей, буквально утопают в грязи. Кучер Хатчинсон как мог старался объезжать злачные места, но чем дальше, тем сильнее делался запах открытых сточных канав, тем уже и неприятнее становились улицы.
Путешествие приближалось к концу: они проезжали нищие рыночные ряды неподалеку от церкви Святой Елены. Тротуары и переулки были сплошь забиты торговцами с гружеными деревянными тележками. Разговор сидевших в экипаже дам полностью потонул в их громких криках:
– Горох! Шесть пенсов за пек![26]
– Ярмутская селедка, три штуки на пенни!
– Вкусные молодые кролики! – завопил какой-то парень. Он шагал рядом с экипажем, подняв в воздух зажатых в кулаке за задние лапы несчастных зверьков, которые отчаянно пытались вырваться.
– Зачем же их, бедняжек, держать живыми? – вздохнула Мария, обращаясь, скорее, к себе самой, чем к торговцу.
Но тот обернулся и посмотрел ей в глаза:
– А как же еще сохранить их свежими, мисс?
Он еще некоторое время молча глазел на Марию, видимо недоумевая, откуда на их улице взялось это чудесное создание с далекой планеты, а потом не спеша вытер рукой нос и отвернулся, переключившись на пассажиров следующего экипажа.
Повсюду бегали мальчишки и девчонки, по большей части без башмаков, и играли со всем, что попадало им в руки: со старыми коробками, кирпичами, пустыми раковинами от устриц, усеивавшими булыжную мостовую. У одного даже был старый обруч, судя по всему, выброшенный каким-то отпрыском богатой семьи. Но этим детям, занятым игрой, еще повезло. У других их сверстников не оставалось времени на развлечения. Они пытались продать хоть что-нибудь. Анна заметила чумазого мальчугана лет шести, не больше, который апатично пробирался сквозь толпу, высоко подняв связку грязных луковиц в надежде найти покупателя. На каменных ступенях углового дома сидела старуха, перед ней стояла корзина с переложенными вереском яйцами. Она плотно закуталась в толстый черный плащ, несмотря на яркое солнце, а седеющей головой прислонилась к грубой кирпичной стене. Когда дамы добрались до конторы Чарльза Поупа, от вида нужды и голода все их чувства уже успели притупиться.
Мария первой прервала молчание:
– Не могу видеть босоногих детишек. Им, должно быть, очень холодно, бедняжкам! – Она покачала головой.
– Я тоже, – ответила Анна, сочувственно тронув Марию за колено.
Каролина Брокенхёрст была менее сентиментальна.
– Но что мы можем поделать? Никакая благотворительность с этим не справится.
– Этим детям нужно больше, чем наша благотворительность, – сказала Мария. – Им нужно, чтобы все изменилось.
Анна хотя и промолчала, но вежливо кивнула в знак согласия.
Контора Чарльза Поупа располагалась на третьем этаже просторного и довольно старого здания, которое некогда, видимо, являлось жилым, но уже давно было отдано под нужды такого серьезного дела, как коммерция. Комнаты Чарльза находились достаточно высоко, чтобы туда не долетал шум улицы. Поднявшись на несколько маршей крутой лестницы, дамы вошли, и не успели они еще осведомиться о Чарльзе, как распахнулась внутренняя дверь и появился он сам.
– Леди Брокенхёрст! – воскликнул молодой человек и, широко улыбаясь, двинулся им навстречу. – Какой чудесный сюрприз!
Это и впрямь был сюрприз. Чарльз едва верил своим глазам.
Каролине было приятно видеть столь явную радость внука. Возможно, следовало предупредить его о визите, но леди Брокенхёрст хотелось оценить атмосферу этого места, а если бы Чарльз узнал обо всем заранее, то наверняка постарался бы создать более благоприятное и, возможно, обманчивое впечатление. Про первый визит она написала, чтобы Поуп имел возможность подготовиться к встрече, но на сей раз не стала этого делать. Правда, имелся риск, что они не застанут Чарльза на месте, но графиня решила рискнуть. Она и не догадывалась, что Анна Тренчард, в отличие от нее, не собиралась рисковать понапрасну и накануне отправила лакея Билли осведомиться, будет ли мистер Поуп у себя в конторе завтра днем, строго-настрого приказав слуге не называть никаких имен. В результатеЧарльза уведомили, что кто-то едет к нему, вот только не сказали, кто именно. Эллис узнала новость от Билли, после того как госпожа уехала, так что теперь у камеристки появилось о чем доложить мистеру Белласису. Сама Анна, естественно, и не подозревала, какие интриги плетутся вокруг нее.
Теперь же, когда женщины наконец-то оказались в Бишопсгейте, Каролину больше всего интересовало, как отреагирует Чарльз на присутствие Марии Грей.
– Не могу поверить, что вы здесь! – едва увидев девушку, выпалил он. И, чтобы загладить впечатление, добавил: – Я имею в виду, все вы!
Читать бесплатно другие книги:
