Белгравия Феллоуз Джулиан

– Что такое, Дженкинс?

– Ваша светлость, леди Темплмор в холле.

Дворецкий был достаточно осведомлен и знал, что поступил правильно, не проводив графиню прямо в гостиную.

Каролина посмотрела на Марию:

– Легка на помине.

– Действительно, – ответила девушка. – Но ведь рано или поздно все равно придется встречаться с мамой, так почему бы не сейчас? – Она встала и расправила юбки.

Хозяйка дома, поразмыслив, кивнула:

– Пожалуйста, проводите леди Темплмор в гостиную.

Дворецкий слегка поклонился и ушел.

– Вам, наверное, лучше остаться здесь, моя дорогая. – Каролина встала, сняла испачканный красками фартук и взглянула на себя в зеркало, висевшее над камином.

– Нет, – сказала Мария. – Это моя битва, а не ваша. Я встречусь с мамой.

– Ну, по крайней мере, одна вы туда не пойдете, – заявила Каролина, и две женщины вместе двинулись по коридору навстречу неприятелю.

«Мы словно идем в зал суда», – подумала Мария, глядя на соединявшие балюстраду лестницы с лепным потолком зеленые мраморные колонны, которые придавали их шествию официальность.

Когда Каролина вошла в комнату, леди Темплмор уже сидела в обитом дамастом бержере времен Людовика XV. Она была полна достоинства, но при этом выглядела до того одинокой, что Каролина почувствовала укол совести.

– Могу ли я вам что-нибудь предложить? – как можно любезнее спросила она.

– Мою дочь, – без тени улыбки ответила леди Темплмор.

В этот момент вошла Мария. Она остановилась в коридоре у зеркала поправить волосы, прежде чем предстать перед суровым взглядом матери.

– Я здесь, мама.

– Я пришла забрать тебя домой.

– Нет, мама, – категоричным тоном, как она умела, произнесла Мария.

Столь неожиданное заявление оказалось для леди Темплмор настоящим шоком. Она даже не сомневалась, что сможет по первому же требованию получить своего ребенка обратно. На некоторое время в гостиной воцарилась тишина.

Первой нарушила молчание леди Темплмор:

– Моя дорогая…

– Нет, мама. Я не вернусь домой. По крайней мере, пока не вернусь.

Коринна Темплмор из последних сил пыталась сохранить душевное равновесие.

– Но если люди об этом узнают – а не узнать они не могут, – то что про нас подумают?

Мария держалась очень спокойно. Мнение о ней леди Брокенхёрст становилось с каждой минутой все выше.

– Подумают, что я гощу у тети своего жениха, и сочтут это совершенно нормальным. Правда, вскоре мы объявим, что свадьба не состоится. И что вместо этого я выхожу замуж за некоего мистера Чарльза Поупа. Все найдут это весьма интересным и, без сомнения, примутся горячо обсуждать. «Да кто он такой, этот мистер Поуп, и откуда он взялся?» – станут говорить люди, и эта новость займет общество до тех пор, пока не появится новая. Получив известие о чьем-нибудь тайном побеге или о том, что какой-то крупный коммерсант из Сити разорился, окружающие переключатся на свежую сплетню, а мы постепенно отойдем на задний план и будем жить своей жизнью.

Мария сидела на диване и, закончив говорить, решительно сжала ладони и опустила руки на колени.

Леди Темплмор недоверчиво смотрела на свою девочку или, вернее, на злого оборотня, который украл ее настоящую дочь и теперь занял ее место. Но Коринна ничего не ответила Марии. Вместо этого повернулась к леди Брокенхёрст и сказала:

– Вот чего вы добились. Вы испортили моего ребенка. Зачем вы это делаете? Ревнуете, да? Вам завидно, что мои дети живы, а ваш сын мертв? Так?

Коринна произнесла это спокойным и даже вежливым тоном, отчего все прозвучало даже более пугающе, чем если бы она кричала и рвала на себе волосы.

Леди Брокенхёрст потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. Наконец она смогла заговорить.

– Коринна… – начала она, но леди Темплмор, вытянув руку, заставила ее замолчать:

– Прошу обращаться ко мне, как положено. Мое имя – только для моих друзей.

– Мама, – сказала Мария, – нам нельзя ссориться, словно мы бандиты, которые дерутся на улице.

– Я бы предпочла, чтобы на меня напал бандит, чем собственная дочь.

Девушка встала. Ей нужно было воспользоваться этим моментом, чтобы изменить направление разговора. Иначе они все окажутся в тупике.

– Мама, прошу тебя, – как можно рассудительнее сказала она. – Я не вернусь домой, пока ты не свыкнешься с мыслью, что твои планы выдать меня за Джона Белласиса не осуществятся. Когда ты будешь в состоянии осознать этот факт, я уверена, мы быстро сможем восстановить былые отношения.

– Чтобы ты смогла выйти замуж за мистера Поупа? – язвительно поинтересовалась Коринна.

– Да, мама, – вздохнула Мария. – Однако тут все, пожалуй, не так плохо, как ты думаешь.

Она покосилась на Каролину в надежде, что хозяйка дома перехватит инициативу. Сама Мария не знала, насколько много (или мало) можно рассказать матери.

Леди Брокенхёрст кивнула:

– Мария права. Мистер Поуп не столь скромного происхождения, как могло бы показаться.

– Вот как? – бросила на нее взгляд леди Темплмор.

– Судя по всему, его отец был сыном графа.

Наступила тишина. Коринна переваривала неожиданную новость. Подумав, она уточнила:

– То есть его отец был незаконнорожденным? Или сам мистер Поуп – бастард? Поскольку никакого третьего объяснения вашему заявлению быть не может.

Леди Брокенхёрст сделала глубокий вдох. Разыгрывать все свои карты она еще не была готова.

– Могу напомнить вам, что пятнадцать лет назад незаконнорожденный сын герцога Норфолка женился на дочери графа Олбермарля и сегодня их везде принимают.

– И вы считаете, что если это сошло с рук Стивенсонам, то сойдет и Чарльзу Поупу? – скептически осведомилась леди Темплмор.

– Почему бы и нет? – Голос Каролины был таким мягким и вкрадчивым, каким Мария его никогда не слышала. Графиня буквально умоляла, и девушка знала, в чем причина.

Но Коринна Темплмор упорно стояла на своем:

– Почему нет? Для начала потому, что герцог воспитал Генри Стивенсона как своего сына и признал его с момента рождения. И во-вторых, я не уверена, что леди Мэри Кеппель разорвала помолвку с графом, чтобы выйти за него замуж. Ваше вмешательство лишило мою дочь положения в обществе, которое позволило бы ей преуспеть. Что, небось довольны тем, что разрушили ее будущее?

– Думаю, что я смогу преуспеть и в том случае, если буду замужем за Чарльзом! – Неуступчивость матери начинала раздражать Марию.

Услышав это, графиня Темплмор наконец встала. Каролина была вынуждена признать, что в манере этой женщины держаться было что-то завораживающее. Элегантно одетая, с прямой как палка спиной, она была неумолимо суровой и от этого еще более величественной.

– Тогда, моя дорогая, тебе придется справляться с этой задачей без помощи матери, ибо я больше не желаю о тебе слышать. Приехав домой, я первым делом отправлю сюда Райан с твоими вещами. Если хочешь, можешь оставить ее себе в качестве камеристки, но жалованье изволь платить ей сама. В противном случае Райан получит расчет. Я попрошу мистера Смита из банка Хоура написать тебе и подробно объяснить, какой доход ты получаешь по распоряжению покойного отца. И далее, моя дорогая, ты будешь общаться с ним, а не со мной. Отныне я отрекаюсь от тебя. Ты отправляешься в свободное плавание, так что впредь будешь сама править своей лодкой. Что касается вас, – она повернулась к Каролине, и в глазах у нее засверкала ненависть, – вы украли мою дочь и погубили мою жизнь. Я проклинаю вас за это.

С этими словами леди Темплмор развернулась, быстро вышла из гостиной и спустилась по парадной лестнице, оставив Марию и леди Брокенхёрст одних в полной тишине.

Сьюзен Тренчард не могла точно описать свое настроение. Иногда она была полна надежд, и ей казалось, будто ее жизнь вот-вот изменится к лучшему. Но порой краски сгущались, и она трепетала, как если бы вдруг оказалась на краю пропасти.

Сьюзен призналась Джону, что беременна, в последний раз, когда заходила в «Олбани», – сразу, как они поднялись по ступеням и оказались в его маленькой гостиной. Он выслушал любовницу озадаченно, даже удивленно, хотя вроде бы совершенно не рассердился.

– Я думал, ты не способна зачать, – сказал он. – Мне казалось, что в этом-то и состоит вся проблема.

Фраза сия прозвучала весьма странно.

– Что это значит? Какую проблему ты имеешь в виду?

Он увильнул от ответа, поинтересовавшись:

– Полагаю, ты уверена?

– Вполне. Хотя к доктору еще не ходила.

– Сходи, – кивнул Джон. – У тебя есть врач, которому ты можешь доверять?

Сьюзен недоуменно посмотрела на него:

– Я замужняя женщина. Зачем мне нужен доктор, которому я могу, как ты выразился, доверять?

– Тоже верно. Ладно, в таком случае обратись к врачу, который знает, что надо делать.

И снова формулировка была причудливой, но Сьюзен видела, что Джона в данный момент занимает что-то другое. Чуть-чуть не столкнувшись в дверях с камеристкой своей свекрови, она вполне резонно предположила, что Джон что-то узнал – возможно, некую новость о таинственном мистере Поупе, – и это отвлекает все его внимание.

Одним словом, тогда они решили, что Сьюзен посетит врача, а потом расскажет Джону о результатах, и договорились, в какой именно день она вновь навестит его в «Олбани». Так что сейчас Джон должен был ждать Сьюзен, однако дома его не оказалось. Молчаливый слуга проводил гостью внутрь, указал ей на кресло в гостиной и пояснил:

– Хозяин отправился на встречу в Сент-Джеймс, и та, должно быть, затянулась дольше, чем он рассчитывал. Но в любом случае мистер Белласис должен вскоре вернуться.

– «Вскоре» – это когда? – уточнила Сьюзен.

Этого слуга не знал, и она вот уже почти целый час торчала в холодной гостиной, придвинувшись поближе к чахлому огню.

Отсутствие Джона дало Сьюзен возможность хорошенько обдумать свое положение. Рассчитывала ли она, что они поженятся и что этот брак спасет ее от безнадежного уныния дома Тренчардов? В мечтах – да, но теперь, когда первый порыв страсти миновал, Сьюзен понимала, что глупо надеяться стать следующей графиней Брокенхёрст. Разведенная дочь торговца? Ее трудно будет вписать в историю династии Белласисов. Да и сколько еще времени все займет? Ведь чтобы получить развод, требуется разрешение парламента, причем в каждом случае вопрос решается индивидуально. Найдут ли они лояльного члена парламента, который поможет им провернуть все достаточно быстро, чтобы они успели пожениться раньше, чем родится ребенок? Вряд ли.

Тогда чего же она хотела? Навечно остаться любовницей Джона? Снять где-нибудь дом и воспитывать внебрачного ребенка? Когда умрет дядя Джона, у него будет достаточно денег, и все же… все же… Сьюзен не была уверена, что такая жизнь для нее подходит – жизнь за чертой светского общества, пусть даже такого скучного и заурядного, как то, в которое ей удалось проникнуть. Но вытерпит ли она необходимость остаться с Оливером, да и будет ли у нее такая возможность? Оливер Тренчард – человек невеликого ума, но он мигом поймет, что ребенок не от него, поскольку сам уже несколько месяцев даже не приближался к жене. Забавно, что много лет Сьюзен считалась бесплодной, все жалели ее, выражали сочувствие, а причина-то на самом деле была в Оливере. Теперь, разумеется, он во всем обвинит жену. Может быть, лучший из имеющихся выходов – согласиться стать содержанкой Джона? Наконец дверь распахнулась.

– Ну что? – спросил Белласис, едва войдя в комнату.

– Я прождала тебя почти час.

– И вот я уже вернулся. Давай рассказывай!

Сьюзен кивнула, прекрасно зная, что бессмысленно даже пытаться заставить Джона Белласиса испытывать чувство вины.

– Я сделала все, как ты велел. Сходила к доктору, и тот подтвердил, что я беременна. Срок не меньше трех месяцев.

Джон снял шляпу и нервно отшвырнул ее:

– Надеюсь, он сделает все, что нужно? Или уже сделал?

Его слова резанули ее, как нож. «Все, что нужно»?! Сьюзен обдумывала множество различных вариантов, но все они непременно включали ребенка. Ни разу ей не пришло в голову, что от него можно избавиться. Сьюзен десять лет безуспешно пыталась зачать, и теперь, когда она наконец беременна, Джон заставляет ее рисковать жизнью и делать аборт. Он даже, кажется, не понимал, что здесь можно обсуждать.

– Конечно нет! – Сьюзен с досадой потрясла головой и некоторое время молчала, пытаясь успокоиться. – Я вовсе не хочу избавляться от малыша. Неужели ты думаешь, что я бы на такое пошла? Ты что, не испытываешь к этому ребенку совсем никаких чувств?

Джон недоумевающе посмотрел на нее:

– А с какой стати мне испытывать к нему чувства?

– Потому что ты его отец.

– Кто это сказал? Какие тому имеются доказательства? Позволь тебе напомнить, что ты при первой же возможности прыгнула ко мне в постель. Так что нечего тут изображать из себя новую мадам Валевскую[33], которая была чистой и непорочной, пока не попалась на глаза императору! – Он грубо расхохотался, налил бренди из ожидавшего его на столике графина и одним махом опрокинул содержимое стакана в глотку.

– Ты прекрасно знаешь, что ребенок от тебя.

– Сильно сомневаюсь. – Джон снова наполнил бокал. – В любом случае это твои трудности, а не мои. Как друг я мог бы заплатить, чтобы ты их разрешила, но если ты отказываешься, то я умываю руки.

Он рухнул в кресло.

На мгновение Сьюзен почувствовала такую ярость, словно проглотила огонь, но она умела сдерживать свои чувства. И прекрасно понимала, что, подняв сейчас крик, ничего этим не добьется. Нет, надо найти способ переубедить Джона, пока еще ничего не потеряно.

– У тебя все в порядке? – спросила она, меняя тему. – Ты выглядишь озабоченным.

Он окинул любовницу взглядом, удивленный мягкостью ее голоса.

– Можно подумать, что тебе есть до этого дело.

Сьюзен всегда была талантливой актрисой.

– Джон, за тебя я, конечно, говорить не могу, – она улыбнулась подкупающей улыбкой, – но сама я вот уже много месяцев тебя люблю. Твое счастье означает для меня больше, чем все сокровища на земле. Конечно, мне есть дело.

Произнося эти слова, Сьюзен подумала, что, пожалуй, перегнула палку, однако, как ни странно, они возымели желаемое действие. Ну до чего же доверчивы мужчины! Как собаки: ласково потреплешь их – и они твои на всю жизнь.

– Так как, милый, расскажешь мне, что случилось?

Джон вздохнул и откинулся в кресле, закинув руки за голову:

– Что случилось? Да ничего особенного: только то, что я все потерял.

– Не преувеличивай, не может все быть настолько плохо.

– Еще как может! Сьюзен, у меня ничего нет, совсем ничего. Я нищий. И всегда буду ничем.

Он встал, подошел к окну и стал смотреть вниз, на спешащих по своим делам людей. Все они жили своей повседневной жизнью, тогда как его собственная жизнь растворилась, как струйка дыма.

Сьюзен начинала понимать: похоже, и впрямь произошло нечто особенное.

– Да что стряслось? – спросила она.

– Я выяснил, что никогда не стану следующим графом Брокенхёрстом. Я не унаследую состояние дяди. И Лимингтон-Парк. И Брокенхёрст-Хаус. Не получу совсем ничего. Мне не достанется никакого наследства.

Джону было наплевать, что он выдает тайну Сьюзен. Анна и Джеймс Тренчард уже наверняка видели бумаги Софии и рано или поздно непременно кому-нибудь их покажут. А как же иначе. И тогда они узнают истину и опубликуют ее в газетах, чтобы прочитал весь мир.

– Не понимаю. – Это невероятное известие на время отвлекло Сьюзен от переживаний по поводу собственного незавидного положения. – Но кто же тогда наследник?

– Кто наследник? Да все тот же человек, Чарльз Поуп. Мой вечный соперник. Похоже, он родной внук моих дяди и тети.

– Но он же вроде как оказался сыном моего свекра? Так ты раньше говорил.

– Тогда я и впрямь так думал. Но ошибался. На самом деле он сын моего кузена Эдмунда.

– Тогда почему его не признали как сына Эдмунда? Почему он носит фамилию Поуп? Разве он не должен быть… Какой там титул учтивости?[34]

– Виконт Белласис.

– Отлично. Почему он не виконт Белласис?

– А он как раз таки виконт Белласис. – Джон горько рассмеялся. – Просто сам пока еще об этом не знает.

– Почему?

– Все думали, что Чарльз незаконнорожденный. Поэтому его и спрятали в приемной семье, дали другую фамилию, воспитывали подальше от Лондона.

Сьюзен слушала с неподдельным интересом. Ум ее работал, как паровоз новой железной дороги.

– А когда выяснилась правда?

– Это я выяснил правду! Ни Брокенхёрсты, ни Тренчарды еще ничего не знают. Эдмунд и дочь Тренчардов заключили брак. В Брюсселе. Накануне битвы при Ватерлоо. Но они думают, что венчание было спектаклем. Что это была уловка, дабы соблазнить Софию.

Сьюзен потрясла головой. Сколько тайн сразу! Стало быть, Софию, покойную сестру Оливера, чью память в доме чтили как священную, соблазнил Эдмунд Белласис. То есть на самом деле не соблазнил. По крайней мере, сперва они заключили брак. Осознать это все сразу было невозможно.

– Ты утверждаешь, они еще не знают правды?

– Думаю, что нет. Понимаешь, я попросил одного своего друга посмотреть этот документ, и брак оказался вполне законным.

Джон вытащил из внутреннего кармана пачку бумаг.

– Они считают, что священник, проводивший венчание, на самом деле был простым солдатом и поэтому церемония недействительна. Но все оказалось гораздо сложнее: да, он был солдатом, но при этом еще и англиканским священником. И доказательство этого у меня вот здесь.

– Я удивлена, что ты не сжег эти бумаги. Если никто еще ничего не знает.

Джон снова расхохотался:

– Напрасно удивляешься. Сжег бы, но нет смысла. У меня только копии, доказывающие законность брака. А оригиналы – у них.

– Но если никто не видел документов, найденных твоим другом…

– Рано или поздно и Тренчарды, и Брокенхёрсты все равно узнают правду. Не могут не узнать.

И тут Сьюзен сообразила, какой ей выпал шанс. Пожалуй, то, что Джон все потерял, даже к лучшему. Теперь ей будет гораздо проще добиться своей цели.

– Джон, – осторожно начала она, – если все действительно так ужасно и титула ты не получишь…

– И денег тоже.

– И денег, – кивнула она. – Тогда почему бы нам не пожениться? Я знаю, ты не выбрал бы меня, если бы рассчитывал стать главой семьи, но теперь ты навсегда остаешься сыном младшего сына. Я могу развестись с Оливером и обратиться за помощью к своему отцу. У него есть деньги, и много, а я его единственный ребенок. Я все унаследую. Мы с тобой заживем счастливо. Мы будем обеспечены. У нас родятся еще дети. Ты можешь взять патент на офицерский чин, или купим земли. Возможно, у тебя есть на примете более родовитые женщины, но мало кто из них сможет обеспечить тебя так, как я.

Сьюзен замолчала. Ей показалось, что она предложила Джону выгодную сделку. У нее будут муж и положение в обществе, а у него – средства, необходимые, чтобы жить как джентльмену. Чем плохо? Он ничего не потеряет, а, напротив, многое приобретет.

Джон в упор смотрел на любовницу; казалось, это продолжалось целую вечность.

Потом он запрокинул голову и засмеялся. Он не просто смеялся. Он ревел от смеха. Хохотал до тех пор, пока слезы не потекли по щекам. Потом остановился и повернулся к Сьюзен:

– Ты что, вообразила, будто я, Джон Белласис, племянник графа Брокенхёрста, чьи предки сражались еще в Крестовых походах, а потом участвовали чуть ли не во всех главных европейских сражениях, могу когда-нибудь… – Джон смотрел на нее со злобой; взгляд его глаз был жестким и холодным, как камень. – Ты всерьез вообразила, что я могу жениться на разведенной дочери какого-то грязного торговца?

Сьюзен, ахнув, отшатнулась, словно ее окатили ледяной водой. А Джон снова начал хохотать, и это сильно смахивало на истерику. Словно бы все его унижение от внезапного падения нашло выход в этом жестоком, дикарском веселье.

Это была чувствительная и злая пощечина. Сьюзен встала, прижав руки к щекам. У нее отчаянно билось сердце.

Но он еще не закончил:

– Неужели ты не понимаешь? Мне нужно заключить блестящий брак. Сейчас больше, чем когда-либо. И жениться не на Марии Грей, этой девице с понурым видом и пустым кошельком. Блестящий, ты слышишь? Так что извини, моя дорогая, но тебя в этом сценарии быть никак не может. – Он покачал головой. – Бедная маленькая Сьюзен Тренчард. Распутная женушка грязного мелкого коммерсантишки. Смех, да и только.

Некоторое время она стояла молча и неподвижно, не проронив ни слова, не двинув и бровью, пока не почувствовала, что снова полностью владеет своим телом и своим голосом. И только тогда заговорила:

– Не соблаговолишь ли попросить своего слугу вызвать мне наемный экипаж? Я уеду немедленно.

– А ты что, не можешь спуститься и сама поймать экипаж?

Он разговаривал с ней так, словно она была ему посторонней.

– Джон, прошу тебя. Давай расстанемся по-хорошему.

Были то крохи приличия или последние следы чести, однако что-то заставило Джона Белласиса буркнуть: «Ладно» – и выйти из комнаты, чтобы отдать соответствующие распоряжения. Как только он вышел, Сьюзен схватила бумаги, которые любовник бросил на кресло, сунула их в ридикюль и быстро выбежала из комнаты. Она уже была на середине лестницы, когда услышала, как Джон зовет ее по имени, но лишь ускорила шаги и выбежала через двор на улицу. Минуту спустя Сьюзен уже сидела в кебе и ехала домой. Когда Джон выскочил на тротуар и ринулся по Пикадилли, бросая яростные взгляды направо и налево, она отпрянула от окна и откинулась на сиденье.

Оливер Тренчард сидел в библиотеке Джеймса на Итон-сквер, пил бренди и листал «Таймс». Отец наверняка бы с ним не согласился, но, по его собственным меркам, день у Оливера сегодня выдался трудный, хотя ни строительная контора, ни работа у братьев Кьюбитт не имели к этому никакого отношения. Почти все утро он катался верхом в Гайд-парке, затем наведался к своему портному на Сэвил-роу, дабы одобрить покрой охотничьих бриджей, а потом был званый обед на Уилтон-Кресент, после которого он составил компанию друзьям на партию в вист. Правда, заядлым игроком Оливер не был. Он настолько не любил проигрывать, что выигрыши не компенсировали досады, возникающей от поражений. И вообще, хотя недостаточное трудолюбие и вызывало неудовольствие его отца, пороки Оливера были отнюдь не велики. Да, он пил, когда бывал расстроен, и с удовольствием завел бы интрижку на стороне, но каждый раз, когда пытался назначить свидание, был просто не в состоянии избавиться от образа своей жены. Сьюзен тотчас появлялась у него в уме, с этой своей надменной улыбкой и глазами, вечно ищущими объект для флирта, флирта с кем угодно, но только не с мужем… Картина, возникавшая перед мысленным взором, была столь отчетливой, что Оливер оставлял свои планы и шел домой. Если бы он научился забывать о жене, то был бы счастливее. По крайней мере, так он думал, когда уселся в кресло и поднес к губам бокал, надеясь в ближайшее время не встретиться ни с отцом, ни со Сьюзен.

Несмотря на то что они жили в одном доме с родителями, Оливер после того неприятного обеда в клубе у Джеймса успешно избегал разговоров с отцом. Каждое утро он специально уходил из дому пораньше, задолго до того, как Джеймс отправлялся на работу, а возвращался зачастую под утро, надеясь, что мать и отец уже давным-давно улеглись спать. Но сегодня Тренчард-младший ошибся в расчетах, решив, что Джеймс вышел пообедать. Как только он поставил бокал и сложил газеты пополам, в библиотеку вошел отец.

Джеймс остановился на полпути. Он тоже явно не ожидал увидеть здесь сына.

– Все «Таймс» читаешь? – спросил он, испытывая некоторую неловкость после столь затянувшегося молчания.

– Могу отдать тебе, папа, если тебе нужно, – достаточно вежливо ответил Оливер.

– Нет-нет. Продолжай. Я только найду одну книгу. Ты не знаешь, где мама?

– Наверху. Устала после долгой прогулки. Хотела отдохнуть перед обедом.

– Значит, с мамой ты разговариваешь спокойно?

– С ней я не ссорился, – невозмутимо сказал Оливер.

– Только со мной.

Джеймс начинал чувствовать, что напряжение между ними вот-вот достигнет критической точки. Может быть, настало время сойтись в битве, которую оба так долго откладывали?

– С тобой и с Чарльзом Поупом.

Это было выше понимания Джеймса.

– Неужели ты не любишь этого человека до такой степени, что готов был проехать всю Англию, только чтобы попытаться погубить его доброе имя?

– А оно у него было, это доброе имя, чтобы я его погубил? – фыркнул Оливер и вернулся к газете.

– Признайся, ты заплатил тем людям в Манчестере, чтобы они написали компрометирующие письма? – спросил Джеймс.

– Этого не потребовалось. Они не меньше моего хотели разорить Чарльза Поупа.

– Но почему? – Джеймс недоверчиво покачал головой.

Слишком трудно было все понять. Вот сидит Оливер, который путешествует по жизни пассажиром, читает «Таймс» в этой милой библиотеке, обустроенной по образцу лучших библиотек джентльменов, какие только доводилось видеть Джеймсу. Золоченые корешки поблескивают в свете масляных ламп. Над каминной плитой висит портрет короля Георга III, а между книжными шкафами, стоящими вдоль длинной стены, примостился инкрустированный столик. Что может быть приятнее глазу? Как это все не похоже на обшарпанные, осыпающиеся, потертые декорации, в которых прошла его собственная юность. И спрашивается, что сделал Оливер, чтобы все это заслужить? Ничего. Но был ли он когда-нибудь удовлетворен жизнью, счастлив или хотя бы доволен?

– Значит, ты нарочно проделал весь путь до Манчестера, чтобы только найти какие-нибудь факты, которые бы навредили мистеру Поупу в моих глазах?

– Да. – Оливер больше не видел смысла темнить.

– Но зачем тебе сводить счеты с человеком, который ничего тебе не сделал? – недоуменно спросил Джеймс.

– Ничего мне не сделал? – удивленно повторил Оливер. – Да он украл у меня отца и вот-вот украдет мое состояние. И это называется «ничего»?

– Чушь! – с негодованием пожал плечами Тренчард-старший.

Но на этот раз Оливер решил высказать все. Отец хотел знать, что стоит за его ненавистью к Поупу? Отлично. Пусть теперь слушает.

– Ты слишком щедро одариваешь своим вниманием постороннего человека – этого чужака и выскочку! И, не скупясь, выдаешь ему деньги и похвалу!

– Я верю в него.

– Допустим. – Оливер чуть не плакал. Он чувствовал, что его начинает трясти. – Но, видит Бог, в меня ты не веришь и никогда не верил! Ты сроду меня не поддерживал, тебе всегда было на меня наплевать, ты даже не прислушивался к моему мнению…

Джеймс чувствовал, как в груди его поднимается волна гнева.

– Позволь тебе напомнить, что я рисковал дружбой с Кьюбиттами, людьми, которых я уважаю больше всех ныне живущих, чтобы сделать тебе карьеру. И что я получаю взамен? Ты пропускаешь все собрания, отменяешь деловые встречи, чтобы пойти покататься верхом, пострелять, прогуляться в парке! И после всего этого я же не имею права разочароваться в тебе? Не имею права чувствовать, что мой сын не стоит всех тех неприятностей, через которые я ради него прошел?

Оливер глядел на отца, на этого простецкого вида низкорослого мужчину с красным лицом, вечно одетого в тесный сюртук, человека, который ничего не понимал в утонченной светской жизни, и удивлялся. С одной стороны, Оливер презирал этого человека. С другой, жаждал его уважения. Он сам не мог понять сложившегося положения вещей и чувствовал, что окончательно запутался, однако просто не мог больше молчать о том, что больше всего его беспокоило.

– Прости, отец, но я не могу поменяться местами с Софией, хотя мы оба понимаем, что тебе хотелось бы именно этого. Увы, я не могу лечь в могилу сам, а ее оттуда освободить. Это не в моих силах.

И с этими словами Оливер распахнул дверь и оставил Джеймса в одиночестве возле мерцающего огнем камина.

Сьюзен была необычно тихой, пока Спир перед ужином укладывала ей волосы. Служанка заподозрила, что у ее госпожи с мистером Белласисом не все обстоит гладко, но она могла только догадываться, что там у них такое произошло. Естественно, Спир знала, что миссис Оливер беременна – такие секреты от камеристки не утаишь, – и нимало не сомневалась, что отец – мистер Белласис, поскольку за одиннадцать лет жизни с мужем у Сьюзен не случилось даже выкидыша. Похоже, хозяйка во всем призналась сегодня своему любовнику и тот дал ей от ворот поворот.

– Вы готовы одеваться, мэм? – спросила камеристка.

– Чуть позже. Сперва мне нужно кое-что сделать. Вот что, Спир, вы можете принести мне лист бумаги и ленту?

Сьюзен терпеливо дождалась, пока служанка не вернется и не доставит ей все необходимое. После чего достала из ридикюля пакет с письмами, закатала их в лист белой бумаги, завязала лентой и запечатала воском, который стоял у нее в углу письменного стола. Потом повернулась к Спир:

– Мне нужно, чтобы вы здесь кое-что написали. Просто напишите: «Джеймсу Тренчарду, эсквайру».

– Но зачем, мэм?

– Не важно зачем. Просто мистер Тренчард не знает вашего почерка, а мой знает. Я не прошу вас хранить это в тайне. Вы и так уже знаете столько, что хватит, чтобы меня повесить.

Недоумевающая камеристка послушно села за стол и сделала то, что было велено. Сьюзен поблагодарила ее, взяла пакет и вышла.

Джеймс был уже почти одет к ужину, когда услышал стук в дверь.

– Кто там?

– Это я, отец.

Он не помнил, чтобы Сьюзен когда-либо приходила к нему в комнату. Но Тренчард был человеком благовоспитанным, и к тому же для завершения туалета ему надо было только накинуть сюртук, поэтому он открыл дверь и пригласил невестку войти, отпустив своего слугу.

– Что случилось? – спросил он.

– Мне на улице вручили этот сверток, когда я подходила к входной двери нашего дома. – Она протянула пакет, и свекор взял его.

Сьюзен выглядела сегодня какой-то слишком кроткой, что было на нее не похоже, и Джеймсу на секунду показалось, что за ее словами стоит нечто большее. Он недоуменно посмотрел на пакет, который молодая женщина сунула ему в руки.

– Кто вручил?