Белгравия Феллоуз Джулиан

– Не знаю. Какой-то мальчишка. Он сразу убежал.

– Странно.

Но конверт он открыл и принялся просматривать содержимое. Джеймс читал страницу за страницей и становился все бледнее. Наконец он снова посмотрел на Сьюзен.

– Этот мальчик – он был чей-то слуга? Паж?

– Не знаю. Просто мальчик.

Джеймс неподвижно стоял еще несколько секунд, которые показались Сьюзен бесконечными.

– Я должен поговорить с женой.

– Прежде чем вы пойдете к ней, я хочу сказать вам еще кое-что. – Сьюзен собрала всю свою храбрость, решив пойти ва-банк. Она приняла подобающе скромный вид, чуть ли не покраснев от смущения, но стараясь не переусердствовать. Пора. Сьюзен набрала побольше воздуху и выпалила: – У меня будет ребенок!

И внезапно счастье Джеймса удвоилось, утроилось, учетверилось. В одно мгновение он узнал, что имя его дочери избавлено от позора, что его внук по праву займет высокое положение в обществе и что у его сына, следующего Тренчарда в линии наследования, тоже будет ребенок. Джеймсу показалось, что сейчас его сердце разорвется от радости. Буквально за несколько минут, прошедших с тех пор, как невестка переступила порог его комнаты, его жизнь полностью переменилась.

– Дорогая моя! Ты уверена?

– Вполне. Но теперь вам нужно идти к матушке.

– Ей можно сказать?

– Конечно!

В общем, когда Сьюзен вернулась к себе в спальню, где Спир возилась с одеждой госпожи, на душе у Сьюзен было легко. Она достойно отомстила Джону Белласису, окончательно разорив негодяя. Если Тренчарды до сегодняшнего дня не знали правду, то сейчас они ее знают. Теперь можно было заняться осуществлением плана по спасению собственной репутации, и, хотя исход этой игры не был предрешен, Сьюзен радовало хотя бы то, что финал уже близок.

Джон Белласис на чем свет стоит бранил себя за то, что не сжег свидетельство о рукоположении Бувери в сан. Зачем он сохранил эту бумагу? Какая ему была от нее польза? Ведь если бы он ее уничтожил, Сьюзен показала бы свекру и свекрови только копии документов, которыми Анна Тренчард и так уже располагала. Кто знает, как долго еще Тренчарды пребывали бы в уверенности, что этот брак – фикция? Но теперь из-за собственной глупости он погиб и утратил контроль над ситуацией – стараниями этой вздорной женщины. Если бы в этот момент у него была возможность задушить Сьюзен, он бы ни за что ее не упустил.

Повинуясь порыву, Джон взял кеб до Итон-сквер, но, выйдя из экипажа, призадумался. Что произойдет, если он позвонит в дверь? Его проведут внутрь, и потом кто-нибудь – скорее всего, не Сьюзен – увидит его, и что тогда сказать? Постояв еще пару минут, Белласис решил не ждать, пока кто-то из семьи или из прислуги заметит, что он слоняется вдоль решетки сада на площади. Вместо этого он свернул за угол и направился в заведение «Лошадь и грум», где всегда встречался с Тёртоном. Если дворецкий там, можно постараться его уговорить… на что? Выкрасть бумаги обратно? Но что это даст? Сьюзен уже наверняка показала документы родным, и все знают, что Бувери был настоящим священником. Если потребуется, Тренчарды легко найдут и другие доказательства. Ну и ладно. Надо выпить, чтобы успокоиться, а потом можно пройтись пешком обратно до «Олбани». Может быть, двадцать минут на прохладном вечернем воздухе остудят его ярость. Джон толкнул дверь, вошел внутрь и огляделся.

Но вовсе не Тёртона увидел он у поцарапанной и заляпанной пятнами деревянной стойки. Там, привалившись к длинному деревянному прилавку, опоясывающему чуть ли не весь тесный и прокуренный зал, с бокалом какой-то жидкости, похожей на виски, стоял Оливер Тренчард. И как только Джон Белласис увидел этого человека, ему в голову пришла идея. Она была безумной, но отчаянные времена порождают отчаянные шаги. От Сьюзен Джон знал, что Оливер ненавидит Чарльза Поупа, винит его в разладе с отцом и готов на все, лишь бы избавиться от наглого выскочки. Со слов бывшей любовницы Джон знал также, что Поупа очень огорчает то, что он невольно встал между отцом и сыном, став причиной их ссоры. Оливер сказал жене, что Поуп якобы не отрицал выдвинутые против него обвинения, но Джеймс сам не поверил, что они соответствуют действительности. Сьюзен достало мудрости сообразить, что Чарльз Поуп даже не предпринял попыток оправдать себя, поскольку не желал усугублять ситуацию. Джон нахмурился. Можно ли использовать эту ссору в своих интересах? Поуп, видимо, был готов на все, чтобы восстановить отношения. Нельзя ли Джону сделать Оливера своим орудием?

В голове у Белласиса понемногу складывался план. Оливеру Тренчарду нужно было любой ценой убрать Поупа с дороги, он не делал из этого секрета. Оливер изобличил Поупа перед многими людьми, включая свою жену. Если вдруг с Чарльзом Поупом что-то случится, то кто окажется первым подозреваемым? А уж если полиция найдет доказательства того, что Оливер и Поуп договаривались встретиться…

Тренчард поднял глаза. Он заметил наблюдавшего за ним Джона и заморгал, пытаясь понять, не обознался ли.

– Мистер Белласис? Неужели это вы? Что вы забыли в этой вонючей дыре?

– Собирался пропустить стаканчик, чтобы успокоиться.

Ответ прозвучал странно.

– А что случилось, почему вам нужно успокоиться? – спросил Оливер.

Джон придвинулся ближе и небрежно оперся о стойку рядом с собеседником.

– Вы знаете, кто такой Чарльз Поуп? – Джон мысленно улыбнулся, увидев, как лицо Оливера налилось гневом.

– Если я еще раз услышу это имя…

Джон знаком велел трактирщику принести еще два стакана виски.

– Я хочу проучить этого типа, да так, чтобы он навсегда запомнил, – сказал Джон.

– Охотно вам помогу, – кивнул Оливер.

– Даже так? – удивился Джон, взял стакан и осушил его одним глотком. – Это очень кстати. Потому что вы действительно могли бы мне помочь.

Хозяин заведения с любопытством поглядывал на двоих мужчин, которые стояли вдали у стойки, наклонив голову, и что-то потихоньку обсуждали. О чем, интересно, могла идти речь на этом срочном совещании? Трактирщик видел раньше здесь их обоих, но не вместе, а по отдельности.

Когда Джеймс вошел в спальню к жене, Эллис еще укладывала ей волосы.

– Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? – попросил он.

Анна отпустила служанку, велев ей возвращаться через десять минут. Когда дверь закрылась, она повернулась к мужу:

– В чем дело? Что случилось?

– Посмотри сюда. – Он положил перед ней бумаги.

Она проглядела первые два-три листа:

– Где ты их взял?

– Какой-то мальчишка сунул их Сьюзен в руки, когда она входила в дом. Ну, что скажешь? Это копии, конечно.

– Я знаю, что это копии, – ответила Анна, вставая. – Оригиналы у меня.

Она наклонилась к шкафчику, отперла его и достала бумаги, которые отдала ей Джейн Крофт. Передавая их мужу, Анна молчала. Она сразу поняла, что Джеймс обиделся.

– Почему ты ничего мне о них не сказала? – спросил он.

Анна не могла назвать ему настоящую причину – что частичку Софии она хотела сберечь для себя. Это лишь на время, убеждала она себя. Рано или поздно она собиралась показать бумаги мужу. Но выполнила бы она это данное себе обещание или нет, теперь было уже не узнать.

– Это письма Софии и ее фальшивое брачное свидетельство. Она велела своей камеристке все сжечь, еще когда мы были в Брюсселе, но та не послушалась. Крофт заезжала сюда по пути в Америку и решила отдать бумаги мне на хранение. Они ничего не меняют.

Прежде чем заговорить, Джеймс некоторое время молча смотрел на жену. Значительность известия, которое ему предстояло объявить, приводила его в трепет.

– Если я что-то упустила, пожалуйста, скажи мне, в чем дело, – озадаченно произнесла Анна и терпеливо села.

– Вот то, чего не хватает. – Джеймс вытащил из кипы бумаг один документ. – Это не копия, и этот документ ты наверняка не видела. – (Анна взяла бумагу у него из рук.) – Кто-то решил навести справки о человеке, проводившем церемонию венчания, о Ричарде Бувери, или о преподобном и достопочтенном Ричарде Бувери, если быть точным. Потому что он на самом деле был священником, когда вернулся в армию, и, следовательно, обладал всеми полномочиями совершать обряд венчания. Иными словами, брак не был розыгрышем. София умерла, будучи леди Белласис, а Чарльз – законнорожденный ребенок.

– А Эдмунд – честный человек.

Глаза Анны наполнились слезами при мысли о том, как они оклеветали этого храброго юношу, который, возможно, был излишне порывист и порой даже вел себя как глупец, но искренне любил их дочь и желал ей только добра. Анна решила назавтра пойти в церковь и заказать по нему панихиду.

– Как это на тебя похоже – подумать именно об этом.

Но сам Джеймс тоже был счастлив, что его мнение об избраннике дочери не оказалось настолько ошибочным. Последние четверть века Тренчард винил в гибели Софии себя, но сейчас недоумевал: как он мог так легко поверить и почему сразу не разобрался, что к чему? Почему все они приняли на слово вердикт обезумевшей от ужаса Софии, увидевшей Бувери рядом с домом Ричмондов, и дружно заключили, что этот человек – шарлатан и гнусный обманщик? Но так оно всегда бывает: задним умом оценивать происходящее легко.

Анна все еще смотрела на лежащие перед ней на столике бумаги.

– Как, ты сказал, Сьюзен их получила?

– Какой-то мальчик сунул их ей в руки на улице перед домом.

– Но мне знаком этот почерк… – Она не успела закончить мысль, как дверь открылась и вернулась Эллис.

– Вы уже готовы продолжать, мэм?

Анна кивнула, и Джеймс принялся собирать бумаги. Эллис тем временем подошла к госпоже и остановилась, невольно ахнув и тут же зажав себе рот ладонью. Увидеть эти бумаги в руках хозяйки она совершенно не ожидала.

– Где вы это взяли? – вырвалось у нее.

Эллис поняла, что сказала это вслух, только когда услышала собственные слова. И под пристальными взглядами Джеймса и Анны предприняла последнюю попытку спасти себя:

– Я имею в виду, мэм, эти бумаги очень необычно выглядят.

Теперь заговорила Анна. Если документы были скопированы человеком, чей почерк ей знаком, кандидатов не так уж много. И первой попадала под подозрение сама Эллис, которая встречала Джейн Крофт.

– Эллис, пожалуйста, расскажите, что вам известно об этих бумагах!

Анна смотрела на лихорадочно пытавшуюся выкрутиться камеристку, на эту женщину, которая прислуживала ей целых тридцать лет и о которой она тем не менее знала так мало. Если бы они вдруг поменялись ролями, могла бы она сама, Анна, предать свою хозяйку, у которой проработала так долго? Вряд ли, но, с другой стороны, ей никогда не приходилось проходить через горькие, унизительные испытания, которыми отмечена жизнь прислуги.

Джеймс начал терять терпение:

– Если у вас есть что сказать, чтобы смягчить свою вину, то сейчас самое время это сделать.

Эллис пребывала в смятении. Ей, конечно, надо было настоять, чтобы мистер Белласис, прочитав копии, сжег их прямо у нее на глазах. Но послушался бы он ее? Наверное, нет. Эллис лихорадочно думала, как ей сейчас поступить. Она выступила в роли соучастницы, тут уж ничего не поделаешь, но надо постараться хотя бы не угодить в тюрьму.

– Это все мистер Тёртон, сэр. Это он нашел бумаги в чемодане мисс Крофт и сделал копии.

– По чьему распоряжению?

Эллис задумалась. Она солгала, что документы искал Тёртон, но есть ли смысл лгать дальше? Поможет ли ей, если она станет выгораживать мистера Белласиса? Нет. Он все равно больше не будет ей платить. Что теперь ему разузнавать… Правда, нельзя забывать о рекомендательных письмах. Как она найдет себе другое место без хороших рекомендаций? А миссис Тренчард наверняка в них откажет. Эллис зарыдала. У нее всегда довольно неплохо получалось заплакать, если вдруг возникала необходимость.

– Простите меня, мэм! Если бы я знала, что вас это коснется, я бы ни за что не позволила втянуть себя в эту аферу.

– Вы видели, как Тёртон переписывает письма мисс Софии, но не подумали, что это может меня касаться? – Голос Анны стал жестким.

Джеймс переступил с ноги на ногу:

– Вопрос в том, для кого их скопировали?

Эллис решила, что откровенное признание сэкономит время.

– Я знаю, что потеряла место, сэр. Но я не порочная женщина.

– Но и не добродетельная, – сурово сказала Анна.

– Я была слаба. Я знаю. Но если у меня не будет рекомендательных писем, я умру с голоду.

– Понятно, – сразу сориентировался Джеймс. Он раньше жены понял, о чем толкует служанка. – Вы имеете в виду, что, если мы дадим вам рекомендации, вы во всем признаетесь и расскажете, кто просил сделать эти копии. Об этом идет речь?

Поскольку речь шла именно об этом, Эллис молчала, опустив глаза.

– Ну хорошо, – сказал Тренчард и жестом заставил замолчать жену, которая, как ему показалось, попыталась вмешаться. – Мы дадим вам рекомендации, не блестящие, но такие, чтобы вы смогли найти приличную работу.

Эллис вздохнула с облегчением и порадовалась, что ей хватило присутствия духа подороже продать последний оставшийся у нее товар.

– Мистер Тёртон сделал копии для мистера Джона Белласиса, сэр.

– Для мистера Джона Белласиса? – Анна удивленно подняла глаза. – Вы имеете в виду племянника леди Брокенхёрст?

– Да, мэм, – кивнула Эллис.

– Ну конечно, это был Джон Белласис, – произнес Джеймс, рассуждая вслух. – И вероятно, именно он решил выяснить, кто такой Бувери. Он сделал то, что двадцать шесть лет назад должны были сделать мы с тобой. Интерес племянника леди Брокенхёрст очевиден: если Ричард Бувери окажется подставным лицом, то Джон Белласис по-прежнему остается наследником своего дядюшки; если Бувери – настоящий священник, то Белласис ничего не получает.

На мгновение он забыл о присутствии Эллис, но тут Анна нарочито громко кашлянула, дабы вернуть мужа в реальность.

– Эллис, а какова была во всем этом ваша роль? – спросила она.

Служанка колебалась. Что именно рассказать, а о чем умолчать? Она предусмотрительно добилась себе приличных рекомендаций, а Тренчарды не из тех, кто берет свои слова назад. И все равно рассказывать им больше необходимого не стоило.

– Мистер Тёртон заставил меня отнести копии мистеру Белласису.

– Хорошо, – кивнула Анна. – Идите. Сегодня еще можете переночевать, но завтра вы получите рекомендации и должны будете немедленно покинуть наш дом.

Эллис коротко присела в книксене и ушла, аккуратно закрыв за собой дверь. Все могло обернуться гораздо хуже, думала она, спускаясь по лестнице. До последнего дня ей платили неплохо, и она сумела отложить денег, особенно благодаря гонорарам от мистера Б. Ничего, она найдет другое место, у человека, который будет слишком глуп и самонадеян, чтобы заглядывать в ее прошлое.

Тем временем Джеймс Тренчард взял жену за руку и сказал:

– Вот что, давай пока никому ничего не будем говорить. Ни Чарльзу Поупу, ни Брокенхёрстам, ни Оливеру со Сьюзен. Мы должны еще раз тщательно перепроверить сведения об этом священнике и лично убедиться, что брак Софии был законным. Потом надо узнать, как его правильно зарегистрировать, дабы соблюсти все формальности. Я не хочу никого обнадеживать раньше времени.

Анна кивнула. Конечно, она была счастлива. Она была просто вне себя от радости. Но некоторые фрагменты этой истории казались ей не вполне логичными. Если Джон Белласис дал себе труд предпринять расследование, то почему он так небрежно хранил информацию? Ведь в его интересах было скрыть правду, пусть бы все по-прежнему считали этот брак незаконным. Эдмунд мертв. София мертва. Бувери мертв. Единственное доказательство – бумага, которую ему отыскали где-то в архивах, и, если бы Джон ее сжег, никто бы ничего не узнал. Так почему же он так легкомысленно выпустил документ из рук? И кто этот мальчик, который вручил Сьюзен пакет? А что, если их невестка каким-то образом к этому причастна?

– Чуть не забыл, у меня есть для тебя еще одна новость. – Голос Джеймса вывел Анну из задумчивости. – Наверняка она тебя обрадует. – Он помолчал для вящего эффекта. – Сьюзен беременна!

Ага, вот оно, ее догадка подтверждается.

– Правда? – Анна постаралась изобразить восторг.

– Только что сама мне сказала! – кивнул Джеймс, улыбаясь от уха до уха. – Ну надо же, десять лет жили с Оливером – и ничего. Мы уже все просто отчаялись. А теперь у нее будет ребенок. Разве это не чудесно? Ты счастлива, милая?

– Ну а как же иначе, – проговорила Анна.

Оливер опаздывал домой, и, когда он заглянул в комнату Сьюзен, та была уже одета к ужину.

– Я, пожалуй, пойду вниз, – сказала она.

– Иди. Можете начинать, меня не ждите.

Сьюзен видела, что муж зол. Неужели опять поссорились с Джеймсом? Оливер покачнулся и схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Значит, пьян. Ну и пусть. Она пойдет вниз и постарается воспользоваться случаем посидеть с его родителями наедине. Сьюзен наугад нащупывала способ пройти через это испытание, но если все получится, если удастся склонить их на свою сторону, катастрофы можно будет избежать. Самой трудной ее задачей будет Оливер, но говорить с мужем, когда он в таком состоянии, не имело смысла. Сейчас ей требовалось проявить смелость, и пусть Сьюзен недоставало иных добродетелей, смелости ей было не занимать.

Когда она вошла в столовую, свекор и свекровь уже ждали там. С упавшим сердцем она подошла к Анне. Если кому и могло хватить ума и понимания человеческой природы, чтобы обо всем догадаться, то лишь этой женщине.

– Отец уже рассказал вам? – спросила Сьюзен, наблюдая за ее реакцией.

– Рассказал, – ответила Анна. – Мои поздравления!

Но восторга в ее голосе не прозвучало. Она новыми глазами посмотрела на невестку.

– Ну же! – воскликнул Джеймс из другого угла комнаты. – Поцелуй девочку!

Анна запечатлела на щеке Сьюзен короткий холодный поцелуй.

Сьюзен почтительно поцеловала ее в ответ.

– Оливер немного задержится. Когда я спускалась, он только вернулся домой. Сказал, чтобы мы начинали без него, если хотим.

– Думаю, мы можем подождать, – холодно произнесла Анна. – Джеймс? Ты уже поговорил с Тёртоном?

Муж покачал головой:

– Хотел оставить это на потом, не хотел портить себе аппетит. Или это проявление малодушия?

– Важно, чтобы дворецкий услышал обо всем от тебя, а не от Эллис, хотя, может быть, мы все равно уже опоздали.

– Верно, – закивал Джеймс. – Думаю, Тёртону тоже придется дать какую-нибудь рекомендацию. Ладно, схожу, заодно прихвачу внизу пару бутылок шампанского, – прибавил он и исчез, оставив двух женщин наедине.

Для этого вечера Сьюзен оделась тщательно, но скромно. Блуза из красно-коричневого шифона и широкая юбка из чуть более темного красно-коричневого шелка. Волосы собраны в простой пучок, только несколько локонов целомудренно закрывают уши. Она добивалась эффекта простоты и благовоспитанности: этакая добродетельная женщина, честная, гордая, столп общества. Но Анна без труда разгадала замысел невестки.

– Присядем? – предложила она. Женщины сели на два позолоченных кресла, стоявшие по бокам мраморного камина, и свекровь продолжила: – Почему Джон Белласис отдал тебе эти бумаги?

От столь неожиданного вопроса у Сьюзен перехватило дыхание, и она даже на секунду растерялась, но вовремя удержалась, чтобы не солгать. Анна догадалась об истине, по крайней мере частично, и Сьюзен вдруг отчетливо поняла, что если говорить правду, то, может быть, и удастся прорваться, но если спрятаться за ложью, то уж точно ничего не выйдет.

– Он мне их не давал. Я сама взяла.

Анна кивнула. Она почти зауважала Сьюзен за то, что невестка даже не попыталась ее обманывать.

– Могу я спросить почему?

– Он сказал мне, что Чарльз Поуп – законнорожденный ребенок и законный наследник своего дяди, и если показать эти бумаги нужным людям, то он сам, Джон Белласис, все потеряет. Вы ведь ничего этого не знали. Разве справедливо, что мистер Поуп вынужден работать в поте лица на какой-то грязной фабрике на севере страны?

– Мы знали, что венчание состоялось, но считали его инсценировкой.

– Джон думал, что когда вы увидите оригиналы писем, то начнете немедленно изучать эту историю и узнаете правду.

– Так нам и надо было поступить, еще тогда, четверть века назад, – вздохнула Анна. – А теперь, получается, мистер Белласис это за нас сделал. Забавно. Если бы он оставил все как есть, мы бы никогда ничего не узнали.

Эта мысль только что посетила Анну. Ей даже стало нехорошо.

– А почему ты решила ему навредить? Вы ведь были любовниками?

И снова откровенность вопроса потрясла Сьюзен, но она уже зашла слишком далеко. Теперь не поможет ничего, кроме правды.

– Я хотела, чтобы Джон женился на мне, если я разведусь с Оливером. Пока я считала, что он станет лордом Брокенхёрстом, то о таком даже мечтать не могла. Но если мечтала, то отдавала себе отчет, что это лишь мечты. А когда он превратился в нищего сына младшего сына, они стали не такими уж запредельными. У меня сейчас, должно быть, больше денег, чем у него. Намного больше.

– Согласна. – Анна говорила так, будто они обсуждали достоинства и недостатки нового повара. – Я бы на месте Джона Белласиса сочла, что ты послана ему в ответ на его молитвы.

– Какое там, – вздохнула Сьюзен. – Он лишь рассмеялся мне в лицо, услышав подобное предположение.

– Понятно.

Анне и впрямь все было понятно. Сьюзен увлеклась красивым мужчиной, обладавшим изящными светскими манерами. Она встретила его, когда была одинока, нелюбима и думала, что не способна родить ребенка.

– Значит, получается, ты не бесплодна, – прибавила Анна. – Это радостное известие, хотя оно многое усложняет.

– Если бы я знала, что причина в Оливере, а не во мне самой, то была бы осторожнее, – криво улыбнулась Сьюзен.

Как странно звучал этот разговор. Сьюзен оглядела уютную столовую: красивые цветы, шикарная мебель и картины, – но отныне эта комната, которую она так хорошо знала, навсегда станет для нее другой. Сейчас Сьюзен и Анна разговаривали на равных, почти как две подруги, что отчасти было необычно, хотя Сьюзен всегда уважала свекровь больше остальных членов семьи.

– В том-то все и дело. – Голос Анны снова стал серьезным. – Оливер не может стать отцом.

В ее голосе звучала неподдельная печаль. «Да и как иначе, – подумала Сьюзен. – Как это ужасно для матери – знать, что ее сын никогда не сможет иметь наследника!»

И невестка попыталась утешить свекровь:

– Если я не могу забеременеть от Оливера, то это еще ничего не значит. Ведь у Наполеона тоже не было детей от Жозефины, но потом Мария-Луиза родила ему сына.

– Оливер – не Наполеон, – сказала Анна, словно поставив точку.

Она размышляла. Только тиканье часов на каминной полке нарушало молчание, да с шумом разваливались в камине горящие угольки. Анна повернулась к Сьюзен и посмотрела на нее в упор:

– Я хочу четко понимать условия сделки, которую ты предлагаешь.

– Сделки? – Сьюзен пока еще не приходило в голову считать это сделкой.

– Теперь, когда отходные пути с Джоном Белласисом для тебя отрезаны, ты хочешь остаться с Оливером?

Сердце у Сьюзен громко стучало. Ближайшие несколько минут решат ее судьбу.

– Да, я хотела бы остаться в этой семье.

Неожиданно раздавшийся лай заставил их обеих вскочить. Агнесса, спавшая на коврике перед камином, проснулась и тыкалась хозяйке носом в юбки, прося взять ее на руки. Как только собака уселась у Анны на коленях, та продолжила:

– Как ты поступишь с Оливером? Полагаю, он должен знать, что ребенок не от него.

– Да, он это непременно узнает, – кивнула Сьюзен. – Но Оливера предоставьте мне.

– Тогда чего ты хочешь от нас с Джеймсом?

Анне было любопытно узнать, насколько у невестки все предусмотрено. На самом деле Сьюзен импровизировала на ходу, но ей хватало такта подать свои мысли так, словно она все тщательно обдумала.

– Я хочу, чтобы Оливер видел, как доволен его отец этим известием, как оно его обрадовало, как мистер Тренчард гордится своим сыном, как он счастлив. Оливер уже давно не давал отцу повода почувствовать себя счастливым.

Некоторое время Анна ничего не отвечала. Молчание так затянулось, что Сьюзен уже решила, что этот причудливый разговор подошел к концу. Но свекровь все же заговорила:

– Ты хочешь дать Оливеру понять, что он многое приобретет, если признает ребенка своим?

– Да, в этом случае он окажется на коне.

Сьюзен и сама понемногу начинала верить в то, что говорит.

Анна медленно кивнула:

– Я сделаю все от меня зависящее и сохраню твою тайну, но при одном условии. Жить вы будете в Гленвилле.

Сьюзен в остолбенении смотрела на нее. Жить в Сомерсете?! В двух, если не в трех днях езды от столицы?

– В Гленвилле? – повторила она, словно бы не веря своим ушам.

– Да. Вы будете жить там. А я никому не расскажу о твоей тайне.

Сьюзен начала понимать, что выбора у нее нет. Анна как будто задавала вопрос, но на самом деле отдавала распоряжение.

– Нам пора признать, что Оливеру не принесет счастья карьера, которую наметил для него Джеймс, – продолжила она. – Мой сын никогда ничего не добьется ни в строительстве, ни в коммерции. Ну и ладно. Пусть лучше будет землевладельцем, сельским сквайром. Это ему нравится. Как знать, может, там он добьется успеха?

По правде говоря, расстаться с Гленвиллом было для Анны очень тяжело. Это все равно как лишиться руки или ноги, и даже хуже того – потерять половину жизни. Гленвилл был ее любовью и источником неизменной радости, но Анна понимала, что для ее сына он окажется спасением, и поэтому придется сделать нелегкий выбор.

– Я, как и прежде, буду наезжать время от времени, но уже не как хозяйка дома. С этого момента особняк переходит в твое распоряжение. Если ты согласишься. Ну, что скажешь?

Сьюзен уже поняла, что никакое другое решение просто невозможно. Выбор был невелик: стать разведенной женой, нарушившей супружескую верность, жить изгнанницей с незаконнорожденным ребенком, поднимать его в одиночку, не имея возможности на что-либо претендовать, или же оказаться владелицей огромного дома в графстве на юго-западе, жить с мужем и сыном (или дочкой), играть заметную роль в местном обществе. Не так уж и страшно. Но…

– Можно мне будет на светский сезон приезжать в Лондон?

Впервые с тех пор, как Сьюзен вошла в комнату, Анна улыбнулась:

– Да. Каждый год на два месяца ты будешь приезжать сюда.

– И можно будет иногда наносить визиты?

– Можно. Хотя, мне кажется, ты с удивлением обнаружишь, как тебе понравится деревенская жизнь, стоит только войти в ее ритм. – Анна помолчала. – У меня есть еще одно условие.

Сьюзен сжалась:

– Какое?

– Чтобы Джеймс никогда не узнал правды. Этот ребенок будет его внуком, и он ничего не должен даже заподозрить.

– Ну, от меня он точно никогда ничего не узнает, – кивнула Сьюзен. – И я постараюсь сделать так, чтобы Оливер нас не выдал. Но у меня тоже есть условие.

– Ты не в том положении, чтобы выдвигать условия.

– Мне кажется, что это условие я выдвинуть могу. Оливер не должен заподозрить, что вы знаете правду. Происхождение ребенка будет нашим секретом, моим и Оливера. Только тогда он сможет сохранить чувство собственного достоинства.

– Понимаю, – согласилась Анна. – Хорошо. Я даю тебе слово.

– В чем это ты даешь слово? – Голос Джеймса испугал их, но Анна сумела сохранить полную невозмутимость.

– В том, что они с Оливером получат Гленвилл в свое распоряжение. Ребенок должен расти в деревне. Ты нашел шампанское?

– Я попросил принести его к концу ужина.

Как легко было отвлечь его внимание! Но не успел Джеймс ничего больше сказать, как дверь открылась и вошел Оливер. Он уже переоделся и плеснул себе в лицо водой, что немного прогнало у него из головы хмель, к великому облегчению Сьюзен. Хотя, когда она посмотрела на мужа, ее стали одолевать нехорошие предчувствия. Сегодня к ночи ее будущее решится, так или иначе.

При виде сына Джеймс тотчас испустил радостный возглас.

– Ура! Мальчик мой! – крикнул он, широко улыбаясь. – Поздравляю тебя!

Он так крепко обнял сына, что не увидел замешательства на его лице.

Оливер посмотрел на мать и открыл было рот, но, прежде чем успел что-то спросить, она перебила его:

– Это прекрасная новость, милый. Мы со Сьюзен все обсудили, и теперь я могу сказать: Гленвилл достается тебе. Ты должен оставить работу в Лондоне и переехать в Сомерсет.

– Что это значит? Ты никогда не говорила, что он должен уйти со службы. – Джеймс высвободился из объятий, но Анна жестом заставила мужа молчать.

– Денег у нас достаточно. Почему бы и нет? Что и кому мы пытаемся доказать? Оливер рожден быть сквайром, а не коммерсантом.

Анна чувствовала, что наступает один из тех моментов в браке, когда принимаются самые важные решения, которые кардинальным образом все меняют. Еще когда Оливер был мальчиком, Джеймс хотел, чтобы сын пошел по его стопам, но из этого ничего не получилось, кроме взаимного недовольства. Они рассорились до такой степени, что едва разговаривали друг с другом.

– Неужели тебе не хочется восхищаться сыном, вместо того чтобы все время в нем разочаровываться? – прошептала Анна Джеймсу на ухо. – Веди дела вместе с Чарльзом. Пусть Оливер идет своей дорогой.

Джеймс глянул на жену и кивнул. Едва заметно, но кивнул.

Анна улыбнулась.

– Благодарю тебя, Боже! – едва слышно проговорила она, хотя и сама не знала, обращается ли она больше к Создателю или к своему мужу.

– Что происходит? Почему вы говорите в таком тоне? – спросил крайне озадаченный Оливер. Все его мечты в одно мгновение сбылись, но почему?

– Наверное, твоя мать права, – вздохнул Джеймс. Он уже согласился с решением Анны. – Ребенку надо расти в деревне.

– Ребенку? – Оливер опять не поверил своим ушам.

– Дорогой, нам больше не нужно ничего скрывать, – уверенно и невозмутимо сказала Сьюзен. – Я все рассказала твоим родителям. Они очень рады за нас, и мама хочет отдать нам Гленвилл. Мы сможем жить там семьей.