Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) Купер Джеймс Фенимор

Маленький псевдо-ученый под влиянием своего ультранаучного спора совершенно не обратил внимания, что большая часть маршрута осталась позади. Синяя трава исчезла, на ее месте появилась овсяница, обильно источавшая аромат свежескошенного сена, а на небольшом расстоянии уже плотной стеной стоял кустарник, над которым возвышались верхушки красных кленов. Эти деревья любят влажную почву и, следовательно, являются обнадеживающим знаком того, что поблизости можно найти освежающую влагу, тем более необходимую после тяжелой скачки.

У кустов разведчики остановились. Когда отряд к ним приблизился, они замахали руками, призывая быть осторожными, и закричали: «Nambau, nambau!»

Слово это на самом деле означает «ходить», но может быть понято как «тропа». Разведчики давали понять, что надо соблюдать осторожность, чтобы не уничтожить найденный след прежде, чем его прочитают вожди. Вокаде проигнорировал их советы.

– Вец товеке! – крикнул ему тот, кто уже раньше подал свой голос. Это означает «молодой человек», и произнесенная таким образом фраза представляет собой упрек. Молодой человек, вероятно, не считается опытным воином. Но упрек не оскорбил Вокаде. Тем не менее он ответил весьма серьезно:

– Мои братья хотят посчитать зимы, которые прожил Вокаде? Он знает точно, что делает. Он знает этот след, потому что здесь есть также отпечатки его ног. В этом месте он вместе с сиу-огаллала стоял лагерем, прежде чем они отправили его искать палатки шошонов. Они, скорее всего, поехали отсюда на запад, чтобы достичь реки Большого Рога, и, конечно же, оставили для Вокаде знак, чтобы он смог быстро следовать за ними.

По месту, где они остановились, знатоку нетрудно догадаться, что несколько дней назад тут был лагерь большой группы всадников, но сделать такой вывод мог только человек с хорошо тренированным глазом, поскольку вытоптанная трава успела полностью подняться, распрямившись во всю длину своих стеблей. Лишь по ближайшему кустарнику, верхушки веток которого отсутствовали, можно было сделать вывод, что здесь, очевидно, поработали лошадиные зубы.

После разъяснений, которые дал Вокаде, задерживаться было бы неразумно. Поэтому отряд тотчас снова двинулся дальше.

Хотя солнце и стояло в зените, а стало быть, наступил самый жаркий период дня и лошади нуждались хотя бы в короткой передышке, люди не торопились давать свободу животным, по крайней мере, до тех пор, пока не достигнут воды.

Равнина закончилась, и дорога пошла в гору. Теперь со всех сторон всадников обступали горные хребты, а вскоре отряд оказался в широкой, поросшей все той же овсяницей низине, запертой лабиринтом высоких скал, подступавших все ближе и ближе. Кустарник очень скоро сменился карликовыми бальзамовыми тополями, которые, очевидно, не могли здесь развиться в настоящие деревья, а также дикими грушами, называемыми американцами spiked-hawthorn.

Редкие деревья теперь объединились в перелески, и самих пород деревьев стало больше: замелькали белый ясень, каштаны, крупноплодные дубы, липы и другие деревья, по стволам которых до самых вершин взбирались пурпурные кирказоны[32].

Когда позже дорога у одной из скал резко свернула на север, взорам всадников открылись заросшие густым лесом горы. Вот там-то уж наверняка должна была быть вода. Две обезображенные трещинами вершины круто вздымались впереди друг напротив друга. Меж ними едва втискивалась узкая долина, по которой струился ручеек. Свернуть туда или продолжать двигаться в прежнем направлении?

Разящая Рука зорко осмотрел опушку леса. Вскоре он удовлетворенно кивнул сам себе и проговорил:

– Наш путь ведет налево, в долину.

– Почему? – задал вопрос Длинный Дэви.

– Разве вы не видите, что вон там, в липе, застряла ветвь ели?

– Да, сэр. Действительно поразительно, что хвойная листва растет на лиственном дереве.

– Должно быть, это знак для Вокаде. Сиу поместили его так, что он указывает на долину. Они держат это направление, и, думаю, мы еще не раз встретим подобные знаки. Вперед!

Виннету молча поехал вперед, бросив лишь беглый взгляд на липу. Таким он был по натуре: больше дела, меньше слов.

Проехав совсем немного, они оказались на месте, великолепно подходившем для лагеря. Здесь и сделали остановку. Вода, тень, прекрасный корм для лошадей – лучшего нельзя было и желать!

Всадники спешились и отправили животных пастись. У шошонов до сих пор оставалось вяленое мясо, а белые еще не использовали весь провиант, взятый в жилище Охотника на Медведей. Люди расположились в траве: одни блаженно растянулись на мягком мху, чтобы хоть немного вздремнуть, другие сбились в тесный круг – поговорить о былом.

Негр Боб чувствовал себя хуже всех. Натерев во время езды до ран упомянутые места, теперь он корчился от боли.

– Массер Боб быть болен, очень болен, – все повторял он. – Массер Боб не иметь больше кожу на его ногах. Вся его кожа слезла и ушла, и теперь, даже когда брюки касаются ног, Массер Бобу очень больно. Кто виноват? Сиу. Когда Массер Боб встретится с ними, всех убьет, они не могут больше жить! Массер Боб не может ни ехать, ни сидеть, ни стоять, ни лежать. Будто ноги массера Боба горят огнем.

– Существует растение, – заметил Мартин Бауман, сидевший рядом. – Поищи coltsfoot[33] и наложи листья на раны.

– Но где оно растет?

– В основном на опушках. Хотя, может, и здесь найдется.

– Но массер Боб не знает такого растения. Как он может его найти?

– Пойдем! Я помогу тебе.

Оба хотели уже удалиться, но Разящая Рука, услышав их слова, предупредил:

– Возьмите ружья. Мы здесь не на восточном базаре. Никогда не знаешь, что принесет следующее мгновение.

Мартин молча подхватил ружье, и даже негр взвалил свой мушкет.

– Да, – сказал он. – Массер Боб также взять его винтовку. Когда покажется сиу или дикое животное, он сразу же возьмет их на прицел, чтобы защитить юный масса Мартин. Идем!

Оба медленно шли к краю долины в поисках нужного растения, но нигде мать-и-мачехи не было видно. Так они удалялись все дальше и дальше от лагеря. В долине было тихо и солнечно. Вокруг цветов порхали бабочки. Жужжали и гудели жуки, перелетавшие с места на место, мирно журчала вода, а верхушки деревьев купались в солнечном свете. Ну кто мог подумать об угрозе!

Вдруг Мартин, который шел впереди, остановился, указывая на прямую линию в траве недалеко от небольшого ручья, уходящую к стене долины и исчезающую среди деревьев.

– И что это может быть? – спросил Боб. – Тропа?

– Да, тропа. Кажется, кто-то выходит из леса, чтобы черпать воду.

– Может быть, это вестмен?

– Хм! Вестмен? Здесь? Это вряд ли.

– Или животное?

– В это я поверю быстрее. Рассмотрим след получше!

Они подошли ближе и еще раз осмотрели след. От воды до самых деревьев полоса травы нескольких футов в ширину не только была утоптана, а вытоптана так, что просвечивала голая земля. Мартин и Боб и в самом деле обнаружили тропу.

– Это не животное, – сказал негр. – Похоже, что человек в ботинках бегал туда и обратно. Масса Мартин быть согласен с массер Боб?

Парень, однако, отрицательно покачал головой. Он осмотрел внимательно тропу и ответил:

– Выглядит это все, конечно, странно. Не вижу следов ни от копыт, ни от когтей. Земля так сильно утрамбована, что невозможно даже определить, когда в последний раз пользовались этой тропой. Готов держать пари, что только одно копытное животное могло оставить такой след.

– О, прекрасно, очень хорошо, – стал восторгаться негр. – Может быть, это след опоссума. Массер Боб очень рад.

Виргинский опоссум может быть до полуметра длиной. Хотя у него нежное, белое и жирное мясо, оно имеет такой своеобразный, неприятный запах, что белые никогда не станут его есть. Но есть некоторые чернокожие, которые страстно любят это неприятно пахнущее жаркое. К подобным гурманам принадлежал и наш храбрый Боб.

– Ну придумал! – засмеялся Мартин. – Опоссум? Здесь! Где это ты слышал, что опоссум копытное?

– Массер Боб просто считает, что мог быть и опоссум. У него прекрасное нежное мясо, и массер Боб пытается сейчас его поймать, вдруг все-таки опоссум.

Он хотел уже идти дальше по следу, но Мартин остановил его.

– Подожди, не смешно! Об опоссуме не может быть здесь и речи. Он слишком мал, чтобы протоптать такую дорожку. Это большое животное, вероятно, ничуть не меньше лося.

– О, лось, лось! – вскричал Боб, цокнув языком. – От лося будет много-премного мяса, сала и кожи. Лось быть хорошо, быть очень хорошо! Боб тут же стрелять лося.

– Постой! Это не может быть лось, потому что тогда трава была бы здесь объедена.

– Тогда массер Боб посмотрит, что это быть. А вдруг это все же опоссум? О, если массер Боб найти опоссума, он закатить большой праздник!

Он побежал по дорожке к стене долины, покрытой лесом.

– Подожди! Просто подожди! – призывал Мартин. – Это же может быть большой хищник!

– Опоссум быть хищником, он питается птицами и другими мелкими зверюшками. Массер Боб поймать его. Откуда опоссум – массеру Бобу все равно. Мясо опоссума быть прекрасный деликатес, и массер Боб пытаться поймать такой опоссум.

Он без предупреждения отправился дальше. Мысль о его любимом жарком заставила его забыть обо всякой осторожности. Мартин последовал за ним, чтобы в случае неприятной неожиданности быть наготове, но негр оставил юношу далеко позади. Так они достигли края леса, где тропинка довольно крутой дугой поднималась вверх.

Путь пролегал прямо в заросли деревьев, а затем – между большими обломками скал. Деревья стояли настолько плотной стеной, что никаких следов на вытоптанной тропинке практически не было видно.

Они довольно далеко зашли, негр поднялся на пригорок. Деревья стояли очень плотно, и между ними рос густой подлесок, так что можно было действительно сказать, что тропа пролегала через дикую чащу. Вдруг Мартин услышал ликующий вопль негра:

– Масса идет, сейчас же! Массер Боб нашел гнездо опоссума.

Юноша, бросился к Бобу, чувствуя, что чернокожий сейчас может влипнуть в какую-нибудь историю. Об опоссуме не могло быть и речи, а потому добрый Боб, похоже, сам шел в лапы опасности, о которой и не подозревал.

– Остановись, стой! – громко крикнул Мартин. – Ничего не предпринимай, пока я не подойду.

– О, здесь быть дыра – входная дверь в гнездо опоссума! Массер Боб сейчас наносить ему визит.

Наконец Мартин достиг того места, где находился негр. Скальные глыбы здесь громоздились друг на друга, образуя некое подобие пещеры, перед которой стеной стояли дебри разросшегося лесного орешника, кустов дикой шелковицы, колючек малины и ежевики. В этих дебрях был пробит лаз. Тропка вела внутрь, но теперь вправо и влево от нее уходили следы, а следовательно, обитатель пещеры совершал экскурсии не только к воде, но и в других направлениях.

Негр стал на корточки и уже наполовину погрузился в заросли, чтобы подползти к пещере. Именно в этот момент Мартин, к своему ужасу, понял, что худшие его опасения, увы, были верны. По четкому теперь следу он понял, с каким животным они имеют дело.

– Ради всего святого, назад, назад! – крикнул он. – Это же берлога медведя!

В то же время он взял Боба за ноги, чтобы вытащить его обратно. Но, казалось, негр не понял, о чем речь, потому что ответил:

– Почему меня держать? Массер Боб быть храбрым. Он победит все гнездо полное опоссумов.

– Нет никаких опоссумов, там медведь, медведь!

Он со всей силой вцепился в черного. Из глубины послышалось гневное рычание, и в этот же миг Боб издал крик ужаса.

– Иисус! Зверь, монстр! О, Массер Боб! О, массер Боб!

Он быстро вылез из подлеска и вскочил. Мартин увидел, что кровь прилила к его лицу. Это было видно, несмотря на его темную кожу.

– Он все еще там, в пещере? – спросил юноша.

Боб замахал руками в воздухе, зашевелил губами, но при этом не издал ни звука. Он выронил ружье. Его глаза закатились, а зубы заскрежетали. В кустах раздался шелест – показалась голова гризли. Это вернуло негру дар речи.

– Прочь, прочь! – кричал он. – Массер Боб на дерево!

Он сделал огромный скачок к тонкой стройной березе и стал карабкаться на ее ствол с проворством белки. Мартин стоял бледный как смерть, но не от страха. Вдруг, словно очнувшись, он быстро подобрал тяжелый мушкет негра, а потом прыгнул за какой-то толстый бук, росший рядом. Он прислонил мушкет к дереву и снял с плеча собственную двустволку.

Медведь наконец показался среди терновника. Двигался он медленно. Его маленькие глазки сначала взглянули на негра, который завис на нижних ветвях березы, потом на Мартина, стоявшего от него поодаль. Хищник пригнул голову, открыл жуткую пасть, с которой капала слюна, и высунул язык. Он, казалось, обдумывал, за какого из противников взяться в первую очередь. Потом он медленно и, слегка покачиваясь, встал на задние лапы. Зверь оказался футов восемь высотой и источал тяжелое зловоние, в той или иной степени свойственное хищникам глуши.

С момента, когда Боб запрыгнул на ствол, не прошло и минуты. А теперь, увидев огромного зверя вытянувшимся во весь рост не более чем в четырех шагах от себя, негр во все горло запричитал:

– Ради бога! Медведь съест массер Боб! Вверх, вверх, быстро, быстро!

Совершая судорожные движения, подобно гимнасту, он карабкался все выше. К сожалению, береза была настолько хилой, что согнулась под немалой тяжестью негра. Он, как только мог, цепляясь ногами, поднялся вверх, обхватив крепко руками и ногами ствол, но не смог удержаться в этом положении. Тонкий ствол наклонился, и Боб оказался висящим на четырех конечностях вниз головой, как гигантская летучая мышь.

Медведь, казалось, понял, что с этим противником справиться легче, чем со вторым. Он повернулся к березе, подставив Мартину свой левый бок. Юноша, который был еще совсем мальчишкой, схватился за грудь. Там, под охотничьей рубахой, висел маленький игрушечный щенок – кровавая память о его несчастной сестренке.

– Людди, Людди! – прошептал он. – Я отомщу за тебя!

Он лежал неподвижно с зажатым в руках ружьем. Раздался выстрел, потом еще один…

Боб от страха разжал руки.

– Иисус! Иисус! – кричал он. – Массер Боб быть умер, совсем умер!

Он упал, и береза выпрямилась, приняв свое естественное положение.

Медведь дернулся, как будто получил чудовищный удар. Он раскрыл страшную, усеянную желтыми зубами пасть, и сделал еще пару неуверенных шагов. Негр протянул обе руки вперед, грохнулся на землю и закричал:

– Массер Боб вам ничего не сделает, он просто хотел поймать опоссум!

В этот момент смелый юноша оказался между ним и зверем. Он отбросил свое ружье и взял ружье чернокожего, направив его ствол на медведя. Между ним и животным не было и двух ярдов. В его глазах загорелся огонь, почти сжатыми губами он неустанно повторял: ты или я!

Но, вместо того чтобы выстрелить, он опустил ружье и отскочил назад. Ему хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять – в третьем выстреле нет необходимости. Медведь остановился. Из его горла вырвался рык, а затем последовало глухое рычание. Дрожь пробежала по всему его телу, передние лапы опустились, темная струйка крови потекла по языку, и животное рухнуло. По телу последний раз прокатилась судорога, он завалился на бок и застыл неподвижно прямо рядом с негром.

– Помогите! Помогите! – вопил тот, раскинув в стороны руки, которые от страха потеряли всякую подвижность в суставах.

– Эй, Боб, будь мужчиной! – зло сказал Мартин. – Что ты скулишь, как жалкий трус!

– Медведь, медведь!

– Он мертв!

Наконец черный пришел в себя и снова был в состоянии сгибать руки, он скользил вопрошающе-тревожным взглядом от медведя к Мартину и обратно, повторяя:

– Мертвый! Мертвый! Это правда?

– Конечно.

– Точно?

– Вы видите это, да! Бьюсь об заклад, что обе пули попали ему прямо в сердце.

Боб мигом поднялся. Он продемонстрировал, что все его суставы в полном порядке, и торжественным голосом крикнул:

– Мертвый, мертвый медведь! Ой-ой-ой! Массер Боб и масса Мартин победили монстра! Массер Боб провел охоту на медведя. О! Теперь массер Боб смелый и знаменитый вестмен! Все будут рассказывать о его мужестве, бесстрашии и безрассудстве!

– Да уж, – рассмеялся Мартин, – ты был безрассуден, как спелая слива, которая упала с дерева прямо в пасть медведя!

Чернокожий гордо взглянул на юношу.

– Упала? – переспросил он. – Нет, я не падать! Массер Боб просто подпустил медведя поближе.

– Так ты решил стать приманкой, чтобы мне легче было его убить?!

– Массер Боб сидеть на месте, потому что он хотел показать, что он не боится медведя. О! Что медведь против массер Боба! Боб стал героем! Он брал медведя за ухо и дал ему пощечину, на которую медведь совсем не рассчитывал!

При этих словах Боб наклонился и потянулся левой рукой к маленькому уху убитого животного, но сначала тихо и осторожно, чтобы убедиться, что тот действительно мертв. Потом, когда он преисполнился уверенности, ударил правой рукой прямо по морде.

Вдруг послышались громкие голоса и торопливые шаги.

– Вот дьявол, медвежья тропа! – послышалось со стороны воды. – Это может быть только гигантский гризли. Но они оба этого не знают и вышли прямо навстречу медведю. Скорее!

Это был голос Разящей Руки. Опытный вестмен, взглянув на тропу всего раз, ничуть не сомневался, что это за зверь протоптал ее.

– Да, это гризли, – послышался голос Толстяка Джемми. – Быть может, их обоих уже нет в живых. Быстрее, в лес!

– Эй, крикуны! – весело окликнул их Мартин Бауман. – Не беспокойтесь о нас. Мы в полном порядке.

Разящая Рука и Виннету были первыми, кто добрался до логова. За ними подошли Токви-Тей и Длинный Дэви, следом Толстяк Джемми и маленький саксонец. Индейцы остались в лагере, потому что лошадей, конечно же, нельзя было оставлять без присмотра.

– Поистине гризли! – закричал Разящая Рука при виде убитого зверя. – Судя по размерам, один из самых крупных. И вы живы, мастер Мартин! Какое счастье!

Он подошел к медведю и осмотрел рану.

– Пуля попала прямо в сердце, и это с довольно большого расстояния! Великолепный трофей для охотника. Конечно же, я не буду спрашивать, кто убил зверя.

Тут Боб выступил вперед и сказал гордым, уверенным в себе голосом:

– Массер Боб победил медведя. Массер Боб – тот человек, кто виноват, что медведь расстался с жизнью.

– Вы, Боб? Ну, это звучит просто невероятно.

– О! Это правда, честно! Массер Боб должен был стать приманкой перед носом медведя, так чтобы он все свое внимание обратил на него, а масса Мартин должен был стрелять. Массеру Бобу пришлось рисковать своей жизнью, чтобы масса Мартин смог произвести один, а потом еще и второй, такой же верный выстрел.

Разящая Рука улыбнулся. Его наметанный взгляд не упускал даже мелочей. Он отлично разглядел зеленые листья березы, валявшиеся на земле. Боб же сильно оцарапался о ветви при подъеме. Некоторые части одежды, зацепившись за ветви, так и остались висеть на них.

– Вот как! Кажется, массер Боб был очень смелым, – произнес Разящая Рука. – Увидев медведя, он в страхе стал взбираться на березу, не понимая, что она слишком тонка, чтобы выдержать его. Она наклонилась, и Боб едва не упал, вернее, он висел перед зверем вниз головой. И он, скорее всего, погиб бы, не выстрели вовремя его юный хозяин. Разве не так все было, мастер Бауман?

Мартин вынужден был ответить утвердительно, хотя это компрометировало «храброго» негра. Последний, однако, стремился оправдать себя:

– Да, массер Боб вскарабкался по березе, чтобы медведь все внимание обратил на него. Массер Боб хотел принести себя в жертву, чтобы спасти юного мастера.

Естественно, все хотели узнать подробности этого опасного приключения, и Мартину пришлось ввести всех в курс дела. Рассказывал он просто и скромно, без прикрас, но слушатели по достоинству оценили его хладнокровие и мужество. Для него это было всеобщее признание.

– Мой дорогой юный друг, – произнес Разящая Рука, – признаюсь вам честно: даже самый опытный охотник не действовал бы лучше, чем вы. Если вы будете продолжать в том же духе, то когда-нибудь станете человеком, о котором все заговорят.

Даже обычно молчаливый Виннету благосклонно сказал:

– Мой маленький белый брат ведет себя как опытный воин. Он достойный сын знаменитого Охотника на Медведей. Вождь апачей дает ему свою руку.

Когда Мартин пожал руку Виннету, он почувствовал прилив гордости за самого себя. Признание двух таких знаменитых людей дорогого стоило, даже больше, чем если бы он был представлен к медали первым лицом какого-нибудь государства.

Маленький саксонец аккуратно толкнул в бок Толстяка Джемми и спросил:

– Это ли не проявление истинного героизма? А?

– Безусловно! Я преисполнен уважения к этому парню.

– И теперь вы верите, что и других медведей постигла та же участь?

– Охотно.

– Да, он очень храбрый парень. Кто знает, как бы вы вели себя на его месте. Смею предположить, что, скорее всего, просто позволили бы съесть себя, как баварскую сосиску.

– Ну, я бы вел себя не настолько тихо. Я привез сюда свое старое ружье не для того, чтобы стрелять по воробьям.

– Ага! Только вот вопрос: попали бы вы хоть во что-нибудь из вашего мушкета? Медведя проще взять на прицел. Вы хоть одного подстрелили?

– И не только одного.

– Слушайте, да вы просто насмехаетесь надо мной!

– Ха! Да я даже проспал как-то с медведем ночь напролет, и только утром понял, кто был моим соседом.

– Это просто невероятно, уму не постижимо! Не заметить медведя! И что, он даже не храпел?

– Нет, сопел и вздыхал, но не храпел в буквальном смысле.

– Хм! Вы должны рассказать мне об этом.

– Только когда вернемся в лагерь. Сейчас не время.

Грудинка медведя считалась вкусным лакомством, окорок ценился еще выше, а лапы вообще слыли изысканным блюдом. Лишь его сердце и печень индейцы выбрасывали, потому что считали их ядовитыми. Очень популярно у них было медвежье сало, из которого они получали маслянистую жидкость. Эта жидкость была незаменима, например, при приготовлении боевой раскраски или охры, которой сиу разрисовывают линии пробора волос. Кроме того, индейцы натирали салом кожу, чтобы защититься от укусов москитов и других вредных насекомых.

На вопросительный жест вождя шошонов Мартин ответил:

– Пусть мои братья возьмут мясо медведя, а шкуру я оставлю себе.

Через две минуты шкура с хищника была содрана, а мясо разрезано на куски. Пока большинство шошонов свежевали тушу своими острыми, как бритвы, ножами для скальпирования и резали мясо длинными, широкими полосами, остальные занимались обработкой шкуры, разумеется, в предварительной пока стадии. Все прилипшие к ней остатки мяса были тщательно удалены, а шкура хорошо очищена, после чего череп медведя томагавком раскололи, чтобы мозгом хищника натереть внутреннюю поверхность шкуры для ее лучшей сохранности.

С этими работами воины управились за четверть часа и вернулись в лагерь. Шкуру взвалили на вьючную лошадь, которую шошоны предусмотрительно взяли с собой, а мясо засунули в «печи».

Печи? У индейцев с собой были печи? Само собой, только, конечно, эти печи были не из мрамора, фарфора или железа. Просто каждый положил свою долю мяса под седло. За время скачки оно обычно настолько размягчалось и запекалось, что к вечеру представляло собой готовый продукт и поедалось с огромным аппетитом. Конечно, какому-нибудь гурману из Старого Света такое блюдо вряд ли показалось бы очень аппетитным.

На полуденный отдых, прерванный охотничьим приключением, времени больше не оставалось, и вся компания снова тронулась в путь.