На перекрестке больших дорог Бенцони Жюльетта

– Госпожа Катрин, в спальнях нет мест. Паломники спят во дворе, но я не мог найти даже соломенного матраца. Я-то всегда могу найти пристанище в монастыре. А как быть с вами?

– Со мной? Это неважно. Я посплю во дворе. Кстати, брат Осеб, пришло время сказать вам правду. Я не возвращаюсь в Монсальви. Завтра вместе с другими паломниками я ухожу в Компостель… Теперь мне ничто не мешает так поступать. Но я хочу попросить у вас прощения за беспокойство, которое я вам причинила. Сеньор аббат…

Широкая улыбка появилась на круглом лице монаха. Из своей сутаны он вытащил свернутый пергамент и протянул его Катрин.

– Наш многоуважаемый отец аббат, – изрек он, – поручил мне передать вам это, госпожа Катрин. Но я не должен был вручать вам этот пергамент до того времени, пока вы не исполнили своей воли. Теперь все в порядке? Не так ли?

– Да, это так.

– Вот, возьмите.

Дрожащей рукой Катрин взяла свиток, взломала печать и развернула его. Там было всего несколько слов, но, прочитав их, она пришла в восторг: «Идите с миром, и да хранит вас Господь. Я позабочусь о ребенке и Монсальви».

Она бросила счастливый взгляд на брата-портье. В порыве радости поцеловала подпись на письме и положила его в свой кошель, а затем протянула руку своему спутнику.

– Здесь мы и расстанемся. Возвращайтесь в Монсальви, брат Осеб, и передайте аббату, что мне стыдно за недоверие к нему, и мою благодарность. Верните ему мулов, мне они больше не нужны. Я пойду пешком, как и все остальные.

Паломников было около полусотни, мужчин и женщин, собравшихся из Оверни, Франш-Конте и даже из Германии. Они группировались по районам, интересам, но некоторые предпочитали одиночество и сами себе составляли компанию.

Среди новых спутников Катрин присутствовала на Большой Пасхальной мессе. Она видела, как всего в нескольких шагах от нее прошел к высокому трону, стоявшему на хорах, Карл VII. Рядом с ним она увидела мощную фигуру Артура де Ришмона. Коннетабль Франции в этот пасхальный день вновь занял официально свой пост. В его огромных руках блестела большая голубая шпага, украшенная золотыми лилиями. Она увидела также королеву Марию, а среди людей Ришмона разглядела высокий силуэт Тристана Эрмита… Тристан, ее последний друг. Как ей хотелось выйти из молчаливых рядов и бежать к нему… Как было бы приятно услышать радостное восклицание и вспомнить прошлое.

Но она сдержала свой порыв. НЕТ… она больше не принадлежала этому блестящему, яркому и беспечному миру. Между ней и епископом в белых одеяниях, служившим сейчас мессу, существовала вчерашняя договоренность, и барьер, отделявший ее от двора, к которому она еще принадлежала, не мог быть опрокинут.

Кто мог признать в этой женщине графиню де Монсальви, прекрасную вдову из Шинона, перед которой на коленях стоял Пьер де Брезе? На ней было платье из грубой шерстяной ткани, под ним – тонкая льняная рубашка, прочные башмаки, большое манто, способное противостоять ветрам и дождям, косынка с нагрудником из тонкой ткани облегала ее лицо, прикрытое полями большой черной войлочной шляпы, украшенной оловянной ракушкой.

В кошеле, подвешенном на поясе, она держала деньги и кинжал Арно, бывший ей верным спутником в трудные дни опасного прошлого. И, наконец, в правой руке она держала отличительный знак всех паломников – знаменитый колокольчик, в левой – посох с привязанной к нему фляжкой… Нет, никто не мог узнать ее в этом одеянии, и она радовалась этому. Она была одним из паломников среди десятков других…

Церемония подходила к концу. Епископ пожелал доброго пути всем, кто отправлялся в дальние края. Теперь он освящал колокольчики, поднятые единым движением вверх. Священники с большим крестом, которые должны были возглавить процессию до городских ворот, уже были наготове. Катрин, посмотрев в последний раз на хоры, окинула взглядом короля, коннетабля и блестящую свиту, охраняемую гвардейцами. Они отодвинулись в ее воображении в туманное прошлое. Высоко над всем этим спектаклем она могла видеть проклятый бриллиант Гарена, испускавший лучи на широкой ленте, венчавшей маленькую фигуру святой Девы.

Открылись ворота, и стало видно бледно-голубое небо, по которому бежали тучки… На пороге церкви Катрин вздохнула всей грудью. Было впечатление, что эти ворота собора вели в бесконечность, к надежде, питающей весь мир.

Позади священников и монахов шествовали с радостными криками вниз по маленькой улочке паломники. Шедший впереди колонны здоровенный мужчина с горящими глазами затянул старую походную песню, которая так часто поддерживала силы уставших путников во время долгих переходов и задавала ритм. Это была странная песня, исполнявшаяся на старофранцузском языке.

Простенькая песенка, скандируемая путниками, хорошо помогала маршу вперед. Она пробегала над колонной как пламя. Катрин тоже начала петь. На сердце было легко, в душе мирно, энергия била ключом. В оставшемся позади городе вовсю звонили колокола. Их победный звон перекрывал жуткие воспоминания о колокольном звоне в Карлате, так долго звучавшем в ее сердце.

Катрин обрела такую же святую веру, такую же значительную, как вера крестоносцев, шедших на покорение Святых земель, и была уверена, что найдет Арно, пусть даже ей придется идти на край света и умереть там вместе с ним.

В конце затяжного подъема на краю плато паломников встретил сильный, пронизывающий ветер с дождем. Катрин опустила голову и, опираясь на посох, шла против ветра. Не желая сдаваться, она пела изо всех сил. Ветер дул с юга. Прежде чем встретиться с ней, он пролетел над незнакомыми землями, к которым она направлялась шаг за шагом, чтобы в конце концов найти свою потерянную любовь… Этот ветер был ее союзником…