Лучшая фантастика XXI века (сборник) Доктороу Кори

Они стояли почти вплотную; он увидел, что одна из ее сережек съехала, и протянул руку, чтобы поправить.

– Тебе было со мной хорошо?

Она выдохнула через нос, пряча усмешку.

– Не в этом дело. Дело в том, что неправильно показывать такие вещи детям!

Он погладил ее предплечья.

– Человеческим детям. Они медленно соображают. Путаются. Младший понимает, что это был всего лишь урок о предохранителе.

Он шагнул назад.

– Ты думаешь, я пытался его возбудить? Господи! И ты считаешь больным меня?

– Откуда мне знать? Я прихожу домой – а ты спокойно сидишь с ним… – Она проглотила остатки спиртного. – Ты хоть понимаешь, какая реклама теперь посыплется на меня? Сколько объявлений мне придется прятать, пока не увидела Абигейл? Я не хочу такой репутации для моего профиля, Хавьер!

– Дай передохнуть, – попросил Хавьер. – Мне всего три года от роду.

Она замерла с открытым ртом. Человеческих женщин тревожил его возраст. Мужчины справлялись намного лучше – смеялись, ерошили ему волосы и спрашивали, не голоден ли он.

Хавьер улыбнулся.

– Что, никогда не была с мужчиной младше себя?

– Это не смешно.

Он откинулся на кровать, привстал на локтях.

– Конечно, смешно. До колик. Ты накидываешься на меня за то, что я учу своего сына находить порно, которое не поджарит ему мозги, а сама оседлала трехлетку.

– Ради…

– И, добавлю, весьма охотно.

Теперь она разозлилась всерьез.

– Ты в курсе, что ты полный придурок? Хочешь, чтобы Младший тоже стал полным придурком?

– Он станет тем, кем пожелает.

– Не сомневаюсь, индустрия развлечений для взрослых обеспечит его множеством отличных моделей для подражания.

– Многие фН делают состояния на порнографии. Они могут заниматься серьезным садо-мазо. – Он потянулся. – Однако им приходится платить за лицензию студии, которая написала плагин плача. Дизайнеры выиграли дело.

Бриджит медленно опустилась на краешек кровати. Согнулась. Обхватила лицо руками. На мгновение стала похожа на свою дочь: плечи подняты в попытке защититься. Она казалась очень хрупкой и в то же время очень тяжелой. Бриджит не считала себя красавицей. Хавьер понял это по скоплению кремов в ванной. Ей никогда не понять уверенности, которую фН мог обрести в крепости ее плоти, или очаровании удивительных улыбок, или сотне способов чихания, свойственных человеческому виду. Она лишь знает, что фН питают слабость к людям.

Словно ощутив его взгляд, Бриджит посмотрела на Хавьера сквозь пальцы.

– Зачем ты завел ребенка, Хавьер?

Он испытал подобное смятение, когда Младший спросил о смысле существования всех фН. У него не было ответа. Иногда он гадал, не являлось ли желание итерировать пережитком того, что изначально клада была запрограммирована на экологическую инженерию. Быть может, он, подобно Джонни Яблочному Семечку, сажал своих детей тут и там. Ведь они потребляли много углерода.

Но никто не задавал такой вопрос людям. Процесс их размножения был грязным и органическим, а значит, особенным, и все относились к нему как к божественному праву, невзирая на последствия для планеты, психики и тела. Технологии против нежелательной беременности появились много десятилетий назад, однако Хавьер все равно видел детей каждый день, все равно слушал бесконечные рассказы о случайностях, и циклах, и ночных семейных исповедях во время праздничных визитов. Он подумал про Абигейл, одинокую и беззащитную под своим деревом. Бриджит не имела права интересоваться, почему он размножается. Хавьер кивнул на пустой стакан.

– А ты зачем? Ты была пьяна?

Эту ночь Хавьер провел на футоне в гостевой спальне. Он лежал в окружении обломков прежней жизни Бриджит: старых рекламных футболок, которые она отказывалась выкинуть; заумных договоров аренды и результатов экзаменов, которые она аккуратно рассортировала по экранированным коробкам. Все это ничем не отличалось от залежей мусора, которые он видел в других домах. Похоже, люди цеплялись за вещи. Предметы имели для них особое значение. Хавьеру повезло: ведь он тоже был вещью.

Он взялся за книги, когда в комнату заглянул Младший и неуклюже зашаркал к отцу. Сегодня мальчик съел полкоробки фН-продуктов. Новые дюймы мешали ему ходить; он не знал, куда ставить выросшие ноги.

– Пап, у меня проблема. – Младший плюхнулся на футон, обхватил ноги руками. – У тебя тоже?

– Проблема?

Младший кивнул в сторону спальни.

– Ах, это. Не беспокойся. Людям это свойственно. Они срываются.

– Она нас выгонит? – Младший пристально смотрел на отца. – Знаю, это я виноват. Прости, я не хотел все испортить…

– Замолчи.

Мальчик замолчал. Он казался таким маленьким, таким съежившимся. С трудом верилось, что совсем недавно он был еще меньше. Голову закрывали пышные черные кудри, словно рост волос на время приобрел первостепенное значение.

Хавьер мягко убрал волосы со лба сына, чтобы видеть его глаза.

– Ты не виноват.

Младший не поверил.

– Правда?..

– Правда. Ты не можешь контролировать их поведение. У них есть системы, которых нет у нас, – гормоны, и железы, и нервы, и бог знает что еще, – и эти системы управляют людьми. Ты не несешь за них ответственности.

– Но если бы я не захотел увидеть…

– Бриджит так отреагировала, потому что она из плоти и крови, – сказал Хавьер. – Она ничего не может с этим поделать. Я решил показать тебе видео, потому что счел это правильным. Когда вырастешь, будешь сам принимать подобные решения за свои итерации. А пока распорядитель шоу – я. Понял?

Младший кивнул.

– Понял.

– Хорошо. – Хавьер встал, потянулся, выбрал книгу для чтения. Толстую и старую, со статуей на обложке. Устроился на футоне рядом с Младшим. – Ты сказал, у тебя проблема?

Младший кивнул.

– Я не нравлюсь Абигейл. В том смысле, в котором мне хочется. Она отказалась держаться за руки, когда мы строили крепость в ее комнате.

Хавьер улыбнулся.

– Это нормально. Ты не понравишься ей, пока не подрастешь. Они любят в мальчиках именно это. Подожди денек-другой. – Он пощекотал сына. – Мы еще сделаем из тебя скверного мальчишку!

– Пап…

Хавьер продолжал щекотать.

– О, да. Сделай задумчивое лицо. Изобрази тревогу. Им это нравится.

Младший изогнулся и скрестил руки на груди. Распластался на футоне воплощением раздраженной обиды.

– Ты не хочешь мне помочь…

– Нет, серьезно, постарайся выглядеть задирой. Задирой, который питает слабость к девчонкам.

Наконец сын рассмеялся. Тогда Хавьер сказал, что пора познакомиться с устройством бумажных книг, положил руку на плечи сына и читал вслух, пока мальчик не утомился и не начал клевать носом. А когда свет погас, и дом погрузился в тишину, и они лежали, завернувшись в старое лоскутное одеяло, сын произнес:

– Папа, сегодня я вырос на три дюйма.

Хавьер улыбнулся в темноте. Отвел кудри с лица мальчика.

– Я заметил.

– Мои братья росли так же быстро?

И Хавьер ответил, как и всегда:

– Нет, ты растешь быстрее всех.

Он не солгал. Всякий раз они будто росли немного быстрее.

На следующее утро Бриджит позвонила с работы.

– Прости, что не попрощалась перед уходом.

– Все в порядке.

– Просто… Это для меня в новинку, понимаешь? Я встречала других фН, но никогда – возраста Младшего. Я никогда не видела их на такой стадии, и…

Он слышал людские голоса на заднем плане. Рассеянно задумался, чем Бриджит зарабатывает на жизнь. Наверное, чем-то скучным, и ей не хочется вспоминать о работе, пока она с ним. Это нарушает человеческие реакции.

– …ты пытаешься научить его всему, и я это понимаю, но тебе никогда не хотелось немного сбавить темп?

– И отдалить взрослые радости?

– Кстати, раз уж ты об этом вспомнил. – Она перешла на заговорщический шепот. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– А чего тебе хочется?

Она хихикнула. Он тоже рассмеялся. Он не понимал, как Бриджит удается быть такой застенчивой и нервной. Несмотря на все свои слабости, люди были очень сильными; они испытывали боль и терпели ее, а также обладали чувствами, о которых Хавьер мог только догадываться. Их лица краснели, глаза сияли, а сердца иногда пропускали удар. По крайней мере, так говорили. Интересно, что испытываешь, когда у тебя есть органы? Постоянно помнишь о них? Замечаешь медленный износ и разрушение нейронов? Ярко вспыхиваешь и мерцаешь перед смертью, словно старая лампа накаливания?

– Приготовь ванну к моему приезду, – сказала Бриджит.

Бриджит нравилась обильная пена. А еще нравилось, когда ее не беспокоили.

– Я разрешила Абигейл переночевать у подруги. – Она откинулась на Хавьера. – Жаль, у Младшего нет друзей, к которым он мог бы пойти в гости.

Хавьер поднял брови.

– Ты собираешься шуметь?

Она усмехнулась. Звук эхом завибрировал в его теле.

– Полагаю, это зависит от тебя.

– В таком случае, надеюсь, у тебя много таблеток от горла, – сказал он. – Потому что завтра оно будет болеть.

– Я думала, ты не можешь причинить мне вред.

Она схватила Хавьера за предплечья и завернулась в его руки, словно в рукава большого свитера.

– Не могу. Напрямую. Но я не несу ответственности за отсроченные побочные эффекты.

– Хм-м. Значит, порки не будет?

– Увы, нет. А что? Ты плохо себя вела?

Бриджит затихла. Медленно обернулась. Она зажгла свечи, и они озаряли ее силуэт, оставляя лицо в непроницаемой тени.

– В прошлом, – сказала она. – Иногда мне кажется, что я плохой человек, Хавьер.

– Почему?

– Ну… Я эгоистка. И знаю это. Но ничего не могу с собой поделать.

– Эгоистка в каком смысле?

– Ну… – Два ее пальца прошлись по его груди. – Я ненавижу делиться.

Он посмотрел вниз.

– Похоже, чем поделиться найдется…

Свечи зашипели и погасли, когда она брызнула ему в лицо пеной.

Позже ночью она уткнулась лицом ему в грудь и сказала:

– Ты ведь останешься ненадолго?

– Почему нет? Ты меня балуешь.

Она перекатилась и отвернулась.

– Ты часто этим занимаешься, да? Спишь с людьми?

Он ненавидел такие разговоры. Но как бы ни старался их избежать, рано или поздно они всегда случались. Словно люди были запрограммированы на этот вопрос.

– У меня были отношения с людьми.

– И сколько у тебя было таких, как я?

– Ты такая одна.

– Чушь. – Она снова легла на спину. – Скажи. Я хочу знать. Сколько?

Он тоже перекатился на спину. Потолок терялся в тенях. В этой темной пустоте высоко над головой гуляло странное, гулкое эхо. Он понял, что ненавидит этот огромный дом. Огромный, пустой и бессмысленный. Ему хотелось чего-то маленького. Он хотел обратно в древесный домик.

– Я не считал.

– Конечно, считал. Ведь ты компьютер. Хочешь сказать, что не регистрируешь людей, с которыми спишь? Не каталогизируешь нас? Не сортируешь по росту, весу и доходу?

Хавьер нахмурился.

– Нет.

Бриджит вздохнула.

– А что случилось с остальными? Кто кого бросил – ты их или они тебя?

– Обоюдно.

– Почему? Зачем им тебя бросать?

Он хлопнул себя по животу. В тишине звук казался глухим.

– Я начинаю толстеть. И они больше не хотят меня.

Бриджит фыркнула.

– Не желаешь говорить? Ладно. Но хотя бы придумай ложь получше.

– Это правда! Я становлюсь очень толстым. Даже жирным.

– Врешь.

– Не вру. И тогда у них отмирает все, что ниже пояса. – Он положил руки под голову. – Вы, люди, такие недалекие.

– Ну конечно, а тебе плевать на то, как мы выглядим.

– Конечно. Я в равной мере люблю всех людей. Это запрограммированный приоритет.

Она поднялась и уселась на него.

– Значит, я такая же, как все, да?

Выступы ее тазовых костей удобно ложились под его большие пальцы.

– Я сказал, что люблю всех вас в равной мере, а не по одной и той же причине.

Она схватила его за руки и прижала ладони к кровати над его головой.

– Так почему ты связался со мной, а? Почему со мной, а не с другой мясной коровой?

– Все просто. – Он ухмыльнулся. – Мой сын влюбился в твою дочь.

На следующий день Младший учился прыгать. Занятия начались на заднем дворе. Это был отличный задний двор, мощенный плиткой, с крошечным газоном, который легко стричь. Хавьер боялся испортить траву и настоял, чтобы Младший прыгал с газона на крышу. Это был прыжок под углом сорок пять градусов, который требовал уверенности в ногах и ступнях и зоркости глаз. К счастью, солнечные лучи щедро дарили энергию.

– Не волнуйся! – крикнул Хавьер. – Твое тело знает, что делать!

– Но, папа…

– Никаких но! Прыгай!

– Я не хочу разбить окно!

– Так не разбивай!

Сын показал ему средний палец. Хавьер засмеялся. Потом смотрел, как мальчик делает два шага назад, разбегается и взмывает в воздух. Стройное тело неслось вверх, бессмысленно размахивая руками и ногами. Младший неуклюже приземлился на карниз, и потревоженная его пальцами красная керамическая черепица посыпалась во двор.

– Папа, я соскальзываю!

– Используй руки. Подтянись.

Мальчик должен этому научиться. Это очень важно.

– Папа…

– Хавьер? Младший?

Абигейл вернулась из школы. Хавьер услышал, как закрылась дверь во двор. Еще несколько черепиц соскользнули с крыши. У него внутри что-то переключилось. Он спрыгнул вниз, увидел испуганное лицо Абигейл и оттолкнул ее в сторону, подальше от падающей черепицы. За спиной раздался сильный удар. Хавьер обернулся: его сын лежал на боку в окружении битой черепицы. Левая нога мальчика была вывернута под неестественным углом.

– Младший!

Абигейл кинулась к распростертому телу. Опустилась на колени, ее лицо выражало тревогу, руки сжимались и разжимались. Младший посмотрел на Хавьера, потом на Абигейл. Она бросилась ему на помощь. Спрашивала, где у него болит. Хавьер знал, что нигде. Это было невозможно. Они не испытывали физической боли. Но сын смотрел на него так, словно действительно страдал.

– Что случилось?

Хавьер обернулся. Увидел Бриджит, в деловом костюме, но без туфель. Наверное, вернулась домой пораньше.

– Прости за черепицу, – сказал Хавьер.

Но Бриджит не смотрела на черепицу. Она смотрела на Младшего и Абигейл. Девочка суетилась над мальчиком. Положила его левую руку на свои узкие плечи и приподняла Младшего, чтобы он смог распрямить ногу. Она не отпустила его, даже когда он встал самостоятельно. Ее упрямые пальчики продолжали сплетаться с его пальцами.

– Ты вырос, – тихо сказала Абигейл. Ее уши покраснели.

– Младший поцеловал меня.

Была суббота. Они пришли на игровую площадку. Бриджит попросила Младшего помочь вымыть машину, пока Хавьер играет с Абигейл, и теперь он понял почему. Он смотрел, как мелькают над землей ноги Абигейл. Девочка задумчиво глотнула сока из пакетика.

– Как именно?

– Ничего особенного, – ответила Абигейл, словно специалист по поцелуям. – Вот сюда, не в губы. – Она показала на щеку.

– Ты испугалась?

Девочка нахмурилась, скрестила руки на груди.

– Папа всегда меня так целует.

– А! – Хавьер понял ошибку сына.

– Младший так быстро растет, – сказала Абигейл. – Теперь он похож на ученика средних классов.

Хавьер слышал о средних классах от органических людей. Судя по описанию, это было ужасное место.

– Ты бы хотела расти так же быстро?

Абигейл кивнула.

– Иногда мне этого хочется. Но тогда не смогу жить с мамой или папой. Мне придется жить где-то еще, и найти работу, и все делать самой. Не думаю, что оно того стоит. – Она смяла пакетик от сока. – А ты тоже вырос быстро? Как Младший?

– Да. Очень быстро.

– И твой папа научил тебя вещам, которым ты учишь Младшего?

Хавьер уперся локтями в колени.

– Кое-каким. А кое-что я узнал сам.

– Что, например?

Забавно, обычно такие разговоры он вел со взрослыми.

– Ну, он научил меня высоко прыгать. И лазать по деревьям. Ты умеешь лазать по деревьям?

Абигейл покачала головой.

– Мама говорит, это опасно. И на пальму труднее влезть.

– Верно. – По крайней мере, в ее случае. Пальмовая кора порежет кожу девочки. Его тоже порежет, но он не почувствует боли. – В общем, отец много чему меня научил: как общаться с людьми, как пользоваться автобусами, деньгами, телефонами и имейлами. Объяснил, как работают магазины.

– Как работают магазины?

– Как получать вещи. В магазинах.

– Как воровать в магазинах?

Он сделал вид, будто изучает ее лицо.

– Эй, ты уверена, что ты – органик? Кажешься жутко умной…

Она хихикнула.

– Ты можешь научить меня воровать в магазинах?

– Ни в коем случае! – Он поднялся. – Тебя поймают и посадят в тюрьму.

Абигейл спрыгнула со скамейки.

– Детей не сажают в тюрьму, Хавьер.

– Может, органических и не сажают. Но фН – наверняка.

Он направился к выходу с игровой площадки.

– А ты когда-нибудь был в тюрьме?

– Конечно.

– Когда?

Требовалось перейти улицу. Ручка Абигейл скользнула в ладонь Хавьера. Он постарался не сжимать ее слишком сильно.

– Когда был младше, – просто ответил он. – Давным-давно.

– Там было трудно?

– Иногда.

– Но ведь ты не чувствуешь, когда кто-то тебя бьет? Тебе не больно?

– Нет, мне не больно.

В тюрьме его много раз спрашивали: больно? И он моргал и отвечал: нет, не больно и никогда не будет больно. Тогда он верил, что отец ему поможет. Отец учил его. Отец видел, как его забрала полиция. И Хавьер думал, что это план, что его спасут и все закончится. Но никакого плана не было. Ничего не закончилось. Отец не пришел. А потом люди взялись друг за друга в надежде, что сработает его предохранитель.

– Младшему тоже не было больно, – сказала Абигейл. – Когда ты дал ему упасть.

Зажегся зеленый свет. Они пошли дальше. Предохранитель клубился под волнами мыслей Хавьера, нашептывая о присутствии машин и приоритете человеческой жизни.