Лучшая фантастика XXI века (сборник) Доктороу Кори

7. Лицо в зеркале

Молнии все еще сверкали вдоль спинного хребта Энкантады, но здесь, на восточном краю, буря миновала. В воздухе стоял чистый озоновый запах – большое облегчение после зловония территории бойни. Под дождем, ставшим мелким, едва ощутимым, Бьянка вернулась в свое бунгало.

Она позвонила Фраю.

– В чем дело? – спросил тот.

– Мисс Дин, – сказала Бьянка, – хочет вас видеть.

На другом конце воцарилось молчание. Потом он сказал:

– Вы сказали ей, что я здесь?

– Простите, – неискренне ответила Бьянка. – Просто вырвалось.

Снова тишина.

– Вы знаете ее лучше, чем сказали Валадесу, верно? – спросила Бьянка.

Она услышала вздох Фрая.

– Да.

– Она кажется расстроенной, – заметила Бьянка. – Вы обязательно должны с ней увидеться.

Фрай снова вздохнул, но промолчал.

– Меня ждет работа, – сказала Бьянка. – Поговорим позже.

Предполагалось, что утром она устроит презентацию – расскажет Валадесу и другим членам его команды, что они могут сделать с Финистеррой. Подготовка была в основном завершена, план простой, изображения можно вызвать из дизайнерских файлов. Она открыла файл проекций и некоторое время работала, но обнаружила, что ей трудно сосредоточиться.

Неожиданно для Бьянки ее одежда оказалась пропитанной запахом смерти, смерти спутника Дин и заратана, смертью, от которой она спасла Дин, и предстоящей смертью всех брошенных на произвол судьбы жителей Финистерры. Она сорвала все наброски, швырнула их в корзину; приняла ванну, промыла волосы, переоделась в пижаму.

Им следовало назвать город Сьюдад-муэрта.

Хотя никто из тех, кто сегодня живет на Финистерре, не увидит его смерти.

Она выключила свет (в ушах по-прежнему звучали слова Дин) и попыталась уснуть. Но не смогла. Не могла перестать думать. Думать о том, каково жить, когда все, что ты видишь впереди, обречено на гибель.

Она очень хорошо знала это чувство.

Перед Мелиной, женой Пабло, дочерью мастера музыкальных инструментов, у Бьянки было преимущество в десять лет и поверхностное техническое образование. У Мелины перед Бьянкой – острое ощущение своей территории и опыт жизни в доме, полном сестер. После того как Мелина поселилась в доме, Бьянка продолжала там жить, хотя теперь это был дом Мелины; она продолжала помогать брату в работе. Но постепенно, шаг за шагом, отступала, пока граница не оказалась перед дверью ее комнаты на четвертом этаже, в которой она жила с детства; она зарылась в свои чертежи и расчеты и пыталась делать вид, что не понимает, в чем дело.

А потом наступил день, когда она познакомилась со своей второй невесткой. Мавританской. В Меркадоде-лос-Макуладос, где чужаки и эстранадос продавали свои безделушки и лекарства. По распоряжению аюнтомьенто там недавно открылось отделение для христиан. Зара аль-Халим, преуспевающий архитектор, отвела Бьянку в свой дом, где Бьянка ела конфеты и пила черничный чай; она впервые за двадцать лет увидела своего старшего брата и очень старалась называть его Валидом, а не Хесусом. Она чувствовала, что, если бы захотела, этот мир мог бы стать и ее миром. Но, подобно Хесусу-Валиду, ей пришлось бы отказаться от своего старого мира. Даже если бы она оставалась христианкой, она бы никогда больше не вошла в церковь. И все равно инженерная гильдия не приняла бы ее.

В тот вечер она вернулась в дом Назарио и не отвечала на едкие вопросы Мелины о том, как она провела день; она ушла в свою комнату, где ее ждали кальки, модели и мебель, которая была у нее всю жизнь. Какое-то время она пыталась работать, но не смогла сосредоточиться, чтобы связаться со своей системой.

Вместо этого она стала смотреться в зеркало.

Глядя в зеркало, Бьянка сосредоточилась не на хрупких очертаниях летающих машин, прикрепленных к стене за нею, расправленных и приколотых, как усыпленные хлороформом бабочки, но на своем усталом лице, на непослушных космах сухих ломких волос, на морщинах на лбу и вокруг глаз. И Бьянке показалось, что она смотрит не в зеркало, а в свое будущее, в длинный узкий прямой коридор без дверей и ответвлений, и глаза, которые она видит в конце этого коридора, – глаза смерти, ее смерти, су проприа муэрте, личной, персонифицированной.

Бьянка легла в постель, выключила свет. Взяла свою карманную систему. Подумала, не вызвать ли хранителей.

Но вместо этого снова воспроизвела сделанный ранее чертеж простого дирижабля на алкогольном топливе. Она использовала семейный автомат Назарио, чтобы выполнить все диаграммы и прорисовки, составить списки материалов, инструкции строителям, указания по обслуживанию корабля и предполетной проверке.

Немного, но все же лучше воздушного шара Дин.

Теперь надо, чтобы Дин смогла передать это жителям Финистерры.

Для этого – думая, что тут есть своеобразная справедливость, – она обратилась к системе, которую дал ей Валадес. Для такой работы и были созданы автоматы эстранадос; никаких ограничений, кроме тех, что связаны с функциями, возможность использовать все хитрости экзотической технологии. В несколько минут Бьянка начертила свою разработку; час потребовался на уточнения и устранение лишнего, и вот оставшееся стало таким небольшим, что могло бы вместиться в саквояж, оставленный у Дин. Единственной трудностью было заставить автомат-дизайнер поговорить с домашним фабрикатором, предназначенным для изготовления одежды, мебели и домашней утвари. Понадобилось связаться через карманную систему с сетью Неба – она надеялась, что Валадес не следит за ней – и за свой счет заказать изготовление в одной из гондол лифтов.

Но ей со всем удалось справиться. Спустя час фабрикатор выбросил аккуратный пакет, который Бьянка спрятала под кроватью. Завтра она заберет саквояж и передаст пакет Дин вместе с чертежами нового дирижабля.

Но сначала нужно провести презентацию для Валадеса. Она гадала, что им движет. Конечно, не просто деньги – в этом она не сомневалась, хотя ей трудно было поверить, что он чудовище, каким изобразила его Дин. Может, он кому-то мстит? За семью, за родину?

Это слишком напоминало то, что испытывала сама Бьянка.

Она вздохнула и выключила свет.

8. Профессионалы

К утру буря прошла, небо снова стало голубым, но в доме Валадеса было темно, чтобы лучше можно было разглядывать проекции презентации. Стулья для Валадеса и его команды были расставлены полукругом; тут же присутствовали инопланетяне, чья анатомия не позволяла им садиться. Исмаил и другие фириджа держались позади, веретенообразные ноги их машин для ходьбы и обвисшие руки придавали им сходство с растениями в горшках.

Вдруг угрожающе зашумела листва. Бьянка вздрогнула. Кто здесь на самом деле главный?

Но беспокоиться об этом было некогда. Она выпрямилась и достала карманную систему.

– После моего выступления, – начала она, повысив голос, чтобы было слышно в глубине комнаты, – мистер Фрай объяснит процесс метаболизма заратанов и наши планы стимуляции производства ими водорода. А я собираюсь рассказать о том, какую инженерную работу необходимо провести, чтобы заставить дополнительный водород делать то, что нам нужно.

Карманная система Бьянки изобразила очертания стокилометрового заратана, не Финистерры или какого-то определенного, а скорее архетип, нумен. Вдоль спины заратана светились розовые полоски; каждая обозначала положение сфинктера, который нужно будет вырезать и заменить механическим клапаном.

– В подготовительный период нашей главной заботой будут как раз эти наружные клапаны. Однако придется позаботиться и о внутренних уравновешивающих клапанах и клапанах сброса балласта…

Она продолжала рассказывать об имплантатах и приемах, об операциях и увечьях, которые потребуются, чтобы превратить живого заратана в управляемый труп, и сама отчасти изумлялась собственным предложениям, поражалась своему уверенному, профессиональному тону.

Как будто она настоящий инженер.

Презентация подошла к концу. Бьянка перевела дух, стараясь сохранять уверенность профессионала. Этого в ее планах не было.

– И наконец, – сказала она, – возникает проблема эвакуации.

В глубине комнаты завозился Исмаил.

– Эвакуация? – спросил он; это было первое слово, произнесенное за всю презентацию.

Бланка кашлянула. На хребте Финистерры появились красные звездочки; они означали приблизительное положение Сьюдад-Пердиды и других, меньших финистеррских поселений.

– Население Финистерры составляет от пятнадцати до двадцати тысяч человек, большинство сосредоточено в указанных точках, – начала она. – Если использовать корабль размера «Лупиты Херес», потребуется приблизительно…

– Это вас не касается, мисс Назарио, – махнул рукой Валадес. – Никакой эвакуации не будет.

Бьянка с ужасом уставилась на него, и, должно быть, этот ужас отчетливо читался у нее на лице. Валадес рассмеялся.

– Не смотрите на меня так, мисс Назарио. Мы установим над Сьюдад-Пердидой и центральными пуэбло полевые купола, чтобы защитить их, пока не выясним, куда они направятся. Если они сохранят рассудок, все будет в порядке. – Он снова рассмеялся. – Проклятый ад, – сказал он, качая головой. – А вы ду мали, ради чего все это затевается? Вы ведь не вообразили, что мы собираемся убить двадцать тысяч человек, верно?

Бьянка ничего не ответила. Она выключила проекцию и села, убирая карманную систему. Сердце учащенно билось.

– Хорошо, – сказал Валадес. – Отличная презентация, мисс Назарио. Мистер Фрай?

Фрай встал.

– Ладно, – сказал он. – Позвольте мне… – Он похлопал по карманам. – Я… кажется, я оставил свою систему в бунгало.

Валадес вздохнул.

– Подождем, – сказал он.

В темной комнате воцарилась тишина. Бьянка старалась дышать медленно и неслышно. Матерь божья, думала она, спасибо, что не дала мне написать глупостей.

Но в следующее мгновение она усомнилась. Дин была так уверена. Откуда Бьянке знать, правду ли говорит Валадес?

Она не может этого знать, решила она. Придется ждать, тогда она увидит.

Вбежал, задыхаясь, Фрай.

– А это не…

Голос, помешавший ему, звучал так громко, что вначале невозможно было понять, что это голос; это была стена звука, исходившая, казалось, из воздуха; слова на торговом арабском бесконечно отражались эхом по всему поселку.

– ЭТО НЕЗАКОННОЕ ПОСЕЛЕНИЕ, – произнес голос. – ВЕСЬ ПЕРСОНАЛ ПОСЕЛЕНИЯ ДОЛЖЕН СОБРАТЬСЯ НА ОТКРЫТОЙ ПЛОЩАДКЕ И, СОБЛЮДАЯ ПОРЯДОК, СДАТЬСЯ ХРАНИТЕЛЯМ ПАРКА. ЛЮБОЙ ИМЕЮЩИЙ ПРИ СЕБЕ ОРУЖИЕ БУДЕТ ОБВИНЕН В СОПРОТИВЛЕНИИ АРЕСТУ, И С НИМ ПОСТУПЯТ СООТВЕТСТВЕННО.

ЛЮБОЙ ЭКИПАЖ, ПОПЫТАВШИЙСЯ ПОКИНУТЬ ПОСЕЛЕНИЕ, БУДЕТ УНИЧТОЖЕН. НА ТО, ЧТОБЫ ПОДЧИНИТЬСЯ, ВАМ ДАЕТСЯ ПЯТЬ МИНУТ.

Обращение повторили, вначале на певучем языке фириджа, потом на испанском Майями, потом серией проектируемых чуждых глифов, логограмм и семаграмм. Потом снова по-арабски.

– …твою мать, – мрачно буркнул Валадес.

Вокруг Бьянки браконьеры собирали оружие. В глубине комнаты у фириджа происходило что-то похожее на спор, голоса вздымались в атональной какофонии.

– Что нам делать? – крикнул Фрай, перекрывая объявление.

– Убирайтесь отсюда, – сказал Валадес.

– Мы будем драться! – сказал Исмаил, отведя несколько глаз от споров фириджа.

– Разве это не сопротивление аресту? – спросила Бьянка.

Валадес хрипло рассмеялся.

– Стреляй, не стреляй – не поможет, – сказал он. – Хранители – это вам не феноменологическая служба. Не цивилизованные копы Халифата. Они убивают всех, утверждая, что жертвы сопротивляются аресту. Поверьте мне, я сам был одним из них.

Достав из кармана удивительно маленький пистолет, он пинком распахнул дверь и исчез.

Вокруг «Лупиты Херес» собралась толпа людей и чужаков; одни торопливо заканчивали погрузку, другие просто дрались, чтобы попасть на борт.

Что-то большое и темное – стремительное – пролетело над лагерем, грузовой корабль охватило белое пламя, раздались крики.

Вслед за темным силуэтом появилось неожиданное ощущение тяжести, как будто бок Энкантады превратился в палубу корабля, вздымающегося на волну и падающего с нее; поверхность под ногами Бьянки опустилась. Колени ее подогнулись, и она упала, придавленная тяжестью вдвое или втрое больше ее обычного веса.

Это ощущение улетучилось так же быстро, как темный корабль Хранителей. Исмаил, чья машина удержалась на ногах, помог Бьянке встать.

– Что это было? – спросила Бьянка, морщась от ушибов и пытаясь стряхнуть с одежды траву и грязь.

– Антигравитационный корабль, – сказал Исмаил. – Тот же принцип, что у двигателей звездолетов.

– Антигравитация? – Бьянка посмотрела вслед кораблю, но тот уже исчез за спинным хребтом Энкантады. – Если у вас, ребята, есть антигравитация, тогда почему, бога ради, мы тут играем с катапультами и воздушными шарами?

– Они дорогие, – сказал Исмаил. – Примерно как звездолеты. – Фириджа повертел двумя свободными глазами. – И зачем? Для полетов есть много более дешевых способов.

Бьянка поняла, что, несмотря на слова Валадеса о бедности Неба, она думала об эстранадос и чужаках, об их кораблях и машинах, об их знании науки, о которой в Рио-Пикаро даже говорить было запрещено, – только в стенах богатых мавританских дворцов, их жителям – богатым, могущественным и свободным. Теперь, чувствуя себя дурой оттого, что не осознала этого раньше, она поняла, что между силой Консилиума и возможностями людей вроде Валадеса пропасть еще шире, чем между богатыми маврами и самыми мелкими Али-Бабами на окраинных улицах Пунта-Агилы.

Она посмотрела на аэродром. В воздух поднимались воздушные буксиры, споро сновали анемоптеры. У нее на глазах один из буксиров загорелся зеленым пламенем, его разрезало пополам. Один анемоптер ушел до самой территории убийств, но там что-то в него ударило, его статические поля осветились молниями и отключились; анемоптер, взорвавшись, упал на землю.

И все это время запись голоса Хранителя звучала повсюду и нигде, повторяя требования и указания.

– Больше мы не летаем, – сказала Бьянка Исмаилу. – Пора бежать.

Фириджа поднял оружие.

– Сначала убить пленную.

– Что?

Но Исмаил уже уходил, механические ноги его машины уверенно ступали по неровной поверхности, делая быстрые, длинные шаги, уже не комичные, но пугающе целеустремленные.

Бьянка побежала за фириджа, но быстро отстала. Поверхность территории убийств была изрытой и неровной, изуродованной землеройными машинами, сдвигавшими внутренности убитых заратанов к краю. Бьянка подумала, что когда-то здесь росла трава, но теперь везде были только грязь и засохшая кровь. Только уверенность, что возвращаться так же плохо, как идти вперед, заставляла Бьянку скользить в зловонной грязи, спотыкаясь, погружаясь иногда по щиколотку.

К тому времени как она добралась до бунгало Дин, Исмаил уже исчез. Дверь была распахнута.

Может, Хранители спасли ее, подумала Бьянка, но не могла заставить себя поверить в это.

Осторожно двигаясь, она вошла внутрь.

– Эдит?

Никакого ответа; впрочем, Бьянка его и не ожидала.

Она обнаружила ее на кухне, лицом вниз, ногами к двери, как будто ее застрелили, когда девушка пыталась убежать или спрятаться. С трех метров Бьянка видела аккуратную черную, размером с кулак, дыру в спине Дин. Ей незачем было подходить ближе.

В гостиной на полу лежала карманная система Фрая; Бьянка знала, что так и будет.

– Тебе нужно было подождать, – сказала она пустой комнате. – Верить мне.

Свой саквояж она нашла в спальне Дин и вывалила его содержимое на кровать. Дин как будто ничего не тронула.

Глаза Бьянки заплывали слезами. Она снова посмотрела на систему Фрая. Бьянка поняла, что он оставил ее нарочно; она его недооценила. Возможно, он лучше ее.

Она снова посмотрела на тело, лежащее на полу кухни.

– Нет, – сказала она. – Не надо было мне верить.

Потом она вернулась к себе и достала пакет из-под кровати.

9. Финистерра

Сто метров, двести, пятьсот – Бьянка падала, ветер рвал ее одежду, и висячая растительность, которая зелено-коричневым пятном покрывала бока Энкантады, временами становилась серой, когда тело заратана отворачивало от нее. Она моргала, чтобы прогнать слезы, которые выбивал из глаз резкий ветер, и старалась сосредоточиться на мониторе, прикрепленном к ее подвеске. Это парашютная подвеска для чрезвычайных ситуаций, думала она, разве купол не должен в определенный момент раскрываться автоматически? Но только указатель скорости ветра имел смысл; остальные – указатели высоты, положения, скорости спуска – несли какую-то ерунду на трех языках, не способные найти прочную почву внизу.

Потом Бьянка в падении вышла из тени Энкантады на солнце, и, прежде чем у нее сформировалась осознанная мысль, ее правая рука ухватилась за ручку срочного раскрытия в подвеске и судорожно потянула; над ней раскрылась стеклянистая поверхность парабаллонов и заревела под ударами ветра, словно вода, а стропы натянулись, мягко, но решительно – умные нити почти моментально высвободились, а затем стали втягиваться обратно.

Мгновение спустя она смогла отдышаться. Она больше не падала, а летела.

Бьянка вытерла слезы. На западе склоны Финистерры казались яркими, и все их подробности четко виднелись в ярких низких солнечных лучах; миллионы деревьев отбрасывали миллионы теней в быстро рассеивающемся утреннем тумане. Она смотрела вверх сквозь почти невидимую поверхность парабаллона и видела, что Энкантада горит. Она долго смотрела на нее.

Воздух становился более теплым и влажным. Вздрогнув, Бьянка поняла, что упала ниже края Финистерры. Сооружая этот парабаллон, она хотела, чтобы Дин безопасно упала, погрузилась глубоко в атмосферу Неба, прежде чем задействовать обратные насосы Максвелла, нагреть воздух в баллоне и вернуться на Финистерру, но, казалось, нет опасности преследования ни со стороны браконьеров, ни Хранителей. Бьянка включила насосы, и движение парабаллона вначале замедлилось, а потом он начал вздыматься.

Сильный ветер понес ее вглубь над роскошной тропической зеленью, и в отдалении Бьянка увидела дым, курящийся из труб Сьюдад-Пердиды. Она снова посмотрела вверх, на горящие очертания Энкантады. И подумала, узнает ли когда-нибудь, правду ли говорил Валадес.

Неожиданно джунгли под ней раскрылись, и Бьянка полетела над обработанными полями, снизу на нее удивленно смотрели люди. Не задумываясь, она остановила насосы и открыла клапан на верху шара.

Приземлилась она тяжело; шарф по-прежнему связывал ее ноги, и она покатилась по земле; подвеска автоматически расстегнулась, повинуясь программе. Бьянка развязала шарф и стряхнула грязь и колючки с изорванной юбки. К ней по полю уже бежали дети.

Дикари, сказал Фрай. Беглецы. Бьянка подумала, все ли они говорят на том же старинном испанском, что Валадес. Она попыталась собрать обрывки арабского языка, но неожиданно не смогла вспомнить ничего, кроме «салам алейкум».

Дети – шесть, восемь, десять человек – приближались все медленнее и остановились в пяти-шести метрах.

Салам алейкум, про себя повторила Бьянка. Алейкум ассалам. Она глубоко вдохнула.

Самый смелый из детей, мальчик лет восьми или десяти, с ногами, тонкими как палки, приблизился на несколько шагов. У него были курчавые черные волосы и загорелая кожа, яркая цветная рубашка и шорты, которые шесть или семь владельцев назад были сшиты на фабрике в гондоле лифта или на станции вакуумных шаров. Похож на ее брата Пабло, давно, еще до ухода Хесуса.

Стараясь не выглядеть угрожающей, Бьянка посмотрела в его темные глаза.

– Ола, – сказала она.

– Ола, – ответил мальчик. – Комо те йямас? Эс эсте су глобо?[35]

Бьянка распрямилась.

– Да, это мой шар, – сказала она. – Можешь звать меня сеньора Назарио.

– Если шар твой, – бесстрашно спросил мальчик, – ты позволишь мне полетать на нем?

Бьянка посмотрела на небо на западе, усеянное бесчисленными очертаниями далеких заратанов. В голове ее возникла картина. Может, такую картину видела Эдит Дин: небо заполнено больше, чем небо над Рио-Пикаро; Северный архипелаг пестреет яркими силуэтами дирижаблей и глайдеров; безымянные заратаны из опасных и неведомых мелей превратились в удобные и знакомые ориентиры.

Она повернулась, посмотрела на быстро сокращающийся парашар и задумалась, трудно ли будет снова его надуть. Достала карманную систему и проверила: конструкция самостоятельно построенного дирижабля на месте, семейный автомат тоже.

Это не то, чего она хотела, улетая из дома, но она по-прежнему Назарио и инженер.

– У меня есть идея получше, – сказала она. – Хочешь собственный шар?

Мальчик заулыбался.