Лучшая фантастика XXI века (сборник) Доктороу Кори
Она облизала пальцы свободной руки, потом сжала мою кисть той рукой, которую я держал в своей.
– Это просто вопрос ветвления. Одна теория утверждает, что ежедневно образуются миллионы крошечных развилок. А другая говорит, что развилки длинные. Вопрос в размере ветвей и их числе.
Я вспомнил, как в девятом классе отец пытался заниматься со мной алгеброй. Он показывал на уравнение, которое мне было совершенно непонятно, – острие его карандаша дрожало – и говорил: «Ты должен понять уравнения. Как это ты не понимаешь уравнений?» И решал уравнение без всяких промежуточных этапов, а мне приходилось искать того, кто был бы достаточно медлителен, чтобы не обгонять меня. Но сейчас учителя, кроме Эльзы, рядом не было – по крайней мере по этому предмету.
Она посмотрела на меня и сказала:
– Тебя увлекли размеры, Адам. Это так же опасно, как увлечься временем. И то и другое – ограничения.
Я вообще не думал о размерах.
– Но… но в одной вселенной пьяные и не пьяные рассказывают обо мне миллионы историй. А в другой вселенной вообще нет свободной воли.
– Я ставлю, – Эльза подняла свой стакан, – на вселенную из историй.
Она осушила стакан, потом еще один – раньше она никогда так не делала – и встала, чуть покачиваясь; я взял ее за локоть, вывел из двери и повел по лужайке.
Мы прошли половину дороги (Эльза опиралась на мою руку), когда вдруг остановились и замерли почти в полной темноте под снегопадом. Эльза подняла руки, обхватила меня за голову и притянула мое лицо вниз для поцелуя. Губы у нее оказались холодными и мягкими; мы жадно целовались, как дети, неожиданно получившие свободу. На ее губах был вкус сладкого перца и пива. Это был единственный раз, когда она поцеловала меня.
Что произошло в эту ночь в других множественных вселенных?
В течение следующих трех недель Эльза работала с ФР так, словно они участвовали в гонках. Лицо ее светилось энергией, и даже когда она явно уставала, ее глаза танцевали. Я держался чуть в стороне и наблюдал. Эльза была настолько поглощена работой, что от громких звуков вздрагивала и сердито смотрела на меня, и я передвигался на цыпочках. Вначале Эльза и ФР продолжали работать со слышимыми звуками – гудение и музыка звучали так тихо, что я едва их слышал. Потом ФР начала издавать белый шум, смешивая слабые звуки, исходящие от окружающего. Потом я услышал тишину, а Эльза и ФР стали разговаривать светом. Я следил за ними через собственный интерфейс, связывающий меня с ФР, который позволял следить за обменом звуками-вспышками, за тем, как протягиваются нити между идеями, концепциями и даже стихотворениями. Я этого не понимал, но связи казались правильными, и тогда я отказался от попыток понять: передо мной на дисплее словно текла река идей.
Почти ежедневно Эльза находила новый объект, включала его в ФР, расширяя ее сеть. Сайентология. Культ карго. Древние пещерные рисунки.
Я записывал все это, сохранял для других, для будущих исследований. Пытался не отставать от них, с трудом карабкался в гору, отягощенный неспособностью понять. Кормил Эльзу, но она отказывалась уходить домой, и я купил второй диван, чтобы она не оставалась одна.
Мы так и не совершили первый прорыв.
За окном утреннее солнце украсило лед на ветвях яркими точками света. В лаборатории пахло выдохшимся кофе и застарелым потом. У меня не поднимались веки, в голове был туман. Эльза еще спала, свернувшись под одеялами, которые я принес для нее из дома, одна нога высунулась и торчала под необычным углом. Передо мной зеленым и голубым светом вспыхнул дисплей. ФР требовала внимания.
– Да, ФР?
– Меня что-то коснулось. Разбуди Эльзу.
Я не понял.
– Хорошо. – Я встал, жалея, что не успел сварить кофе. – Минутку. Сделайся видимой.
Я всегда предпочитаю общаться с голограммой, а не с дисплеем.
Да и ФР это дает больше возможностей: пусть по крайней мере общается как человек.
У ФР свой язык тела.
Я прошептал Эльзе на ухо:
– ФР говорит, ее что-то коснулось.
Эльза сразу села, широко раскрыв глаза, и посмотрела на голограмму. ФР сидела, одетая в джинсы и футболку, свесив ноги с голографического стула; ее жесты свидетельствовали о нетерпении.
– Я даже не звала. Просто напевала свои песни, – выпалила она, – и на них внезапно пришел ответ. Искусственный разум, как я, и при нем ученый по имени Эльза. Всего несколько секунд, как будто щель раскрылась и тут же закрылась. Конечно, я могла говорить только с ИР и посылала ей поток данных наших последних недель. И тут связь разорвалась.
– Ты узнала время? – негромко спросила Эльза.
Голограмма нахмурилась.
– Я спросила, но связь прекратилась прежде, чем пришел ответ.
– Можешь передать ваш разговор?
Голограмма покачала головой. Я проверил. В последние мгновения перед тем, как ФР меня вызвала, все было тихо.
– Ничего нет. Только признаки возбуждения.
– Хорошо, – сказала Эльза. – Мы этим займемся. – Она поправила волосы. – ФР, что ты чувствуешь?
Необычно спрашивать об этом у ИР.
– Я стала больше. Растянута. Прикреплена к другой себе. Но в то же время я знала… – над ее головой мелькнуло трехмерное слово «знала», вероятно, предназначенное специально для меня… – я знала, что на самом деле не могу быть ближе. Как будто между бранами физическая преграда.
Эльза поджала губы. Я пошел варить кофе.
Вернувшись, протянул Эльзе чашку, и она стала пить без всяких признаков волнения.
– Мы должны сделать так, чтобы это повторилось, – сказала она. – Вернее, я надеюсь, что это повторится. Не мы это начали.
– Что повторилось? Пока не понимаю.
– Кофе горячий, верно?
Я улыбнулся.
– И это хорошо.
– Но это неправда. – Она сделала осторожный глоток. – Коснись своего колена.
Я послушался.
– Чего ты коснулся?
– Своего колена.
– Нет, ты коснулся преграды. В твоем распоряжении вся теория, вся математика. Ты знаешь, что на самом деле мы свет и звук, призрачнее, чем голограмма ФР. – Она посмотрела на голограмму, сквозь которую виднелась противоположная стена. – Что ж. То, что к ФР прикоснулась она сама из другой вселенной, означает, что мы – свет, звук и бесконечность. – Эльза на мгновение замолчала, глаза ее сверкнули. – Я считала, что конструкт из данных может сделать то, на что мы не способны. Или по крайней мере показать нам путь. – Она встала, поставила кофе и посмотрела в окно; сейчас она стояла в той самой позе, в какой я ее впервые увидел. – Я должна последовать за ней в свои истории. Если смогу.
– В твои истории?
– Помнишь вечер, когда я пила пиво? История расщепилась, и нормальная я – поскольку обычно я не пью пиво – расщепилась в другой вселенной. Я все время расщепляюсь, и ты тоже.
– Теоретически.
– Теоретически. Я велела ФР в поисках себя искать и меня тоже. Миллионы ФР, и миллионы Эльз, и, вероятно, миллионы Адамов все ищут друг друга. Чем больше культурных ценностей, чем больше идей мы вводим в ФР, тем вероятнее она синтезирует ключ. Наша ФР не смогла, иначе она бы первой вступила в контакт. Но в другой истории, в другом месте нашелся нужный ключ.
Она поджала губы и смотрела в окно на ледяные ветви; теплело, с ветвей капала вода. Эльза снова заговорила:
– Возможно, этот ключ ей подсказал другой Адам.
Потребовался целый год, чтобы собрать достаточно материала для статьи. Чтобы вообще повторить результаты. В первых двух случаях другие ФР находили нашу, три разных ФР – или четыре, смотря как считать. Они научились поддерживать связь, расширять ее, находить новую. Эльза и ФР смогли вместе доказать, что одновременно находятся в другом пространстве. Иными словами, они не были историей друг друга или описаниями друг друга. Множественные вселенные. Доказательство было математическим.
Я написал статью, поставив ее фамилию первой, хотя данные в основном исходили от ФР; ФР, конечно, в числе авторов не упоминалась. Наше исследование привлекло к себе внимание. Эльза – образцовый ученый, а ФР вообще не имеет биологических ограничений.
Приходило все больше посетителей; они шли постоянным потоком. Мы использовали часть средств, и я уговорил исследовательский отдел купить нам электронный календарь, который управлял бы доступом к нам, сберегая время. Это иногда освобождало нам целый день без перерывов. Эльза по-прежнему выдерживала публичные посещения, но в свободные дни полностью уединялась, не желая ни звука, ни прикосновения. Она разговаривала с ФР, со многими ФР через нашу ФР, а я сидел рядом, вне сферы ее эмоций, отчужденный от ее блестящего мозга. Она часто улыбалась в пустоту, точнее, тому, чего я не мог увидеть.
Адамов было множество, хотя не везде. Иногда ассистентом был кто-то другой. В одной из вселенных я умер предыдущей весной, и той Эльзе, той ФР помогал другой человек. Это, казалось, совсем не тревожило Эльзу. Та Эльза послала меня за пивом.
У меня шла кругом голова. Происходило именно то, чего я хотел; только то, чего я на самом деле хотел, ушло с чили, и хлебом, и с моей Эльзой.
Все это было два года назад. Я хорошо помню дату – 12 апреля 2011 года. Я смотрел на нее, а она смотрела в открытое окно. Щеки ее были залиты слезами. Плечи дрожали.
Я никогда не видел ее плачущей. Ни разу за все десять лет.
Я встал за ней и обнял. Она вздрогнула, словно хотела избавиться от моих объятий. Я все равно удержал ее, прижался щекой к волосам, смотрел на ее полузакрытые глаза и веснушки. Она бывала дружелюбной, забавной, растерянной, но никогда-никогда не боялась. Я крепко обнимал ее, гладил по волосам, но сам дрожал. Что она нашла?
Потребовалось какое-то время, но наконец она посмотрела мне в глаза и сказала:
– Я не могу пройти. Может только ФР. Другие ФР. Другие ИР. Что бы я ни делала, пройти не могу. И другие Эльзы тоже не могут. Как мы ни умны, как ни необычны, как ни благословенны, нам не раскрыть дверь. Идеи ни при чем – мое тело… мое тело мешает.
Она моргнула, и две свежие слезы скользнули по ее щекам. Мне захотелось слизнуть их.
– Теперь я уверена, что пройти может только чистая информация. Люди еще много лет не будут чистой информацией, во всяком случае не при моей жизни. Я никогда не увижу того, что видит ФР.
Она повернулась, прижалась ко мне и заплакала; у меня промокла рубашка и ноги затекли от долгого стояния на месте.
Потом, поддавшись одной из своих стремительных смен настроения, Эльза высвободилась и пошла к двери. Я протянул ей пальто, она схватила его одной рукой и закрыла дверь, не пригласив меня пойти с ней.
Вечером я ушел домой, а на следующий день Эльза не пришла. Я нетерпеливо ждал до середины дня и наконец пошел к ее известняковому дому. Дверь была не заперта и распахнута. Вещи Эльзы оставались на знакомых местах.
Я пошел обратно через кампус, надо мной голубело небо, подо мной была влажная трава. Распахнул дверь.
– ФР! Где Эльза?
Интерфейс ФР представлял собой мальчика с удочкой – изображение, которое я выбрал сам. Но сейчас я в нем не нуждался.
– Верни прежнее изображение!
Появилась голограмма танцовщицы; балерина сидела на камне, изящно скрестив ноги.
– Я не знаю, где она.
– Черт побери! Я волнуюсь. Когда я видел ее в последний раз, она плакала. Она считала, что никогда не сможет пройти.
– Я знаю.
Конечно. ФР всегда в курсе.
Весенние воды заполнили канавы и образовали небольшие речушки на территории кампуса. Я обошел все места, где мы с ней бывали вместе. Рестораны. Книжные магазины. Старый музыкальный магазин на бульваре, с яркими плакатами в витринах.
На другое утро два бегуна нашли ее тело. Она сидела под деревом. Полиция отвезла меня к ней для опознания. Она выглядела необыкновенно юной и могла бы показаться спящей, если бы не неподвижность и холод. Она была в пальто, но оно промокло и не могло согреть ее. Никаких следов насилия. Капли дождя покрыли ее щеки, как слезы. Я наклонился и провел пальцами по ее лицу, прежде чем полицейские попросили меня отойти.
Меня расспрашивали полицейский постарше и молодая женщина в штатском, мне на неделю закрыли доступ в лабораторию. Когда я вернулся на работу, там царил беспорядок. Ну, не слишком большой, эти люди вели себя вежливо. Эльза бы пожаловалась, что карандаш лежит в трех дюймах от обычного места, книги стоят не на той полке, а кофейные чашки – как попало.
Меня ждала ФР в виде голограммы старика. Он был очень серьезен и явно знал о том, что произошло.
– Их три.
– Что?
– Я обнаружила трех Эльз, которые убили себя. Две исчезли.
Голограмма плакала, ее глаза на лице старика покраснели.
Остальные Эльзы продолжают работать, я поговорил с ними через ФР. Держу себя в форме, каждое утро бегаю. Я моложе Эльзы и, возможно, еще встречусь с ней до того, как умру.
Лиз Уильямс
Дочь циркового артиста-фокусника и писательницы, автора готических романов, Лиз Уильямс работала гадалкой на Брайтонском Пирсе и администратором в системе образования Казахстана. Ее первые два романа, «The Ghost Sister» (2001) и «Empire of Bones» (2002), стали финалистами премии Филипа К. Дика. С тех пор она опубликовала еще несколько романов и десятки фантастических рассказов. В 2004 году вышел ее сборник «The Banquet of the Lords of Night and Other Stories».
Действие рассказа «Икирио» происходит в мире романа «Banner of Souls», в котором генетически преобразованные существа участвуют в придворных азиатских интригах. Существо, состоявшее при дворе низложенной бывшей богини, призывают для воспитания необычного ребенка.[48]
Икирио
Каждый вечер каппа вела дитя вниз по ступеням водяного храма на самый край озера. Ребенку как будто нравилось здесь, хотя девочка говорила редко, и потому судить об этом было трудно. Но это был один из тех редких случаев, когда ребенок шел с каппой добровольно, без капризов или истерического плача, и каппа считала это добрым знаком.
На самых последних ступенях, там, где на них плескали волны, девочка останавливалась и смотрела на озеро, пока каппа мягко не усаживала ее на остаток обвалившейся стены. И они молча смотрели на воду, гладь которой нарушали лишь всплеск карпа или одна из больших черепах, что жили в глубине и лишь изредка поднимались к поверхности. Легенда утверждала, что они могут говорить. Иногда каппе казалось, что она замечает блеск разума в черном глазу черепахи, выглядывающей из озера, и тогда она задумывалась о том, откуда пришли черепахи и всегда ли они жили здесь, аборигены древних времен, или же они – результат более поздних экспериментов и переселены сюда недавно. Будь каппа одна, она могла бы попробовать поймать одну из черепах, но она была слишком занята заботой о ребенке – икирио.
Но вот она посмотрела на девочку. Икирио сидела совершенно неподвижно, лицо замкнуто, словно на него упала тень. Она выглядит точь-в-точь как другие дети, подумала каппа, у нее темные брови над черными раскосыми глазами, прямые черные волосы. Трудно определить ее возраст, может, лет семь или восемь; но ее рост, вероятно, ускорен искусственно.
Когда дворцовые женщины привели ребенка к каппе, та задала много вопросов, но не получила удовлетворительных ответов.
– У нее есть имя? – спросила каппа у женщин. Одна из них, с плоским невыразительным лицом, смотрела прямо перед собой, словно сосредоточившись на какой-то внутренней программе, а не на происходящем перед ней. У второй женщины, подумала каппа, во взгляде желтых глаз что-то тигриное; к тому же она необычайно высока и с еле заметными полосками на коже. Типичный телохранитель. Каппа постаралась вести себя покорно.
– У нее нет имени, – сказала женщина-тигрица. – Она икирио.
Это слово прозвучало как рычание.
– Боюсь, я очень глупа, – униженно сказала каппа. – Я не знаю, что это значит.
– Неважно, – сказала женщина-тигрица. – Присматривай за ней как можно лучше. Тебе заплатят. Ты ведь была воспитательницей, верно?
– Да, у той, что…
Каппа не решилась продолжить.
– У богини до Ай-Нами, – сказала женщина-тигрица. – Не бойся. Можешь произносить ее имя. Она умерла с честью.
– Я была придворной нянькой, – сказала каппа, опустив взгляд. Она не хотела, чтобы женщина-тигрица увидела ее мысль, словно карпа в пруду: да, если честь требует, можно попросить, чтобы тебя отравили. – Я заботилась о растущих почках богини Тан Чен.
– И одним из детей Тан Чен была, конечно, Ай-Нами. Богиня помнит тебя и благодарна тебе.
«Она сослала меня сюда после смерти Тан Чен. Мне еще повезло, что она не приказала меня умертвить. Почему меня просят присмотреть за другим ребенком?» – думала каппа, но ничего не сказала.
– Это ребенок богини Ай-Нами? – спросила она просто для уверенности.
– Она икирио, – ответила женщина-тигрица. Каппа поняла, что дальнейшие расспросы бесполезны.
В последующие дни невозможно было не заметить, что девочка встревожена. Большую часть времени икирио молчала, но была склонна к припадкам, каких раньше каппа никогда не видела; она выкрикивала оскорбления, проклятия, связанные с болезнями и уродствами, и другую исступленную брань. В другое время она жалась в угол храма, полными ужаса глазами смотрела в пустоту. Каппа узнала, что попытки успокоить ее приводят только к худшему, девочка кусалась и царапалась, что не оставляло следов на толстой коже каппы, но отпечатывалось в сознании. Теперь, когда начинался припадок, она оставляла девочку в покое и только следила издали, чтобы та не причинила себе вреда.
Солнце село за деревья, оплетенные ползучими растениями, но после полуденного дождя воздух оставался теплым и влажным. Над водой гудели москиты, и длинный язык каппы убирал их, прежде чем они могли повредить нежную кожу девочки. Каппа встала, и ее отражение в воде передвинулось – приземистое существо, похожее на жабу. Девочка тоже послушно встала и схватила рукой перепончатую руку каппы. Они вместе поднялись по ступеням к водяному храму.
На следующее утро ребенок был безутешен. Не обращая внимания на мягкие матрацы и теплые шерстяные одеяла на кровати, девочка лежала на полу, отвернувшись лицом к стене, раскрыв рот в беззвучном крике. Каппа озабоченно наблюдала за ней. Опыт научил ее не вмешиваться, но ребенок оставался в этой позе так долго, тело его было так скрючено, что каппа встревожилась и включила антиподглядыватель, чтобы поговорить с дворцом.
Ответила не женщина-тигрица, а вторая, та, что по большей части молчала. Каппа рассказала ей о том, что происходит.
– Можешь не волноваться, – спокойно ответила женщина. – Мы этого ожидали.
– Но ребенок в большой тревоге. Нельзя ли что-то сделать…
Каппа пошевелила толстыми пальцами.
– Ничего. Это нормально. Она икирио.
– Но что мне делать?
– Не обращай на это внимания.
Женщина оглянулась через плечо на неожиданный шум. Каппа услышала взрывы.
– Милостивое небо! Что происходит?
Женщина посмотрела на нее так, словно каппа сошла с ума.
– Фейерверк. Сегодня первый день новой луны.
Живя в водяном храме, каппа не следила за ходом времени и потому забыла, что они вступили в месяц дождей и начался праздник восшествия Ай-Нами к божественности. Сегодня первый день праздника, он будет продолжаться еще три дня.
– У меня дела, – сказала женщина. – Советую тебе заняться своими.
Экран антиподглядывателя потемнел. Каппа поискала девочку и, к своему огромному облегчению, обнаружила ее у стены: девочка сидела, обхватив колени руками.
– Тебе лучше? – спросила каппа.
– Мне скучно!
Как любому ребенку. Скучно – это хорошо, решила каппа.
– Давай приготовим лапшу, – сказала она, а потом, так как лицо икирио оставалось мрачным, добавила: – А потом, может, сходим на праздник. Как тебе это?
Предполагалось, что каппа будет оставаться в храме, но здесь не было ни часовых, ни ограды, и она вдруг ощутила острое желание переменить обстановку. В городе так много людей, а каппа и ребенок – такое обычное зрелище, что они, по сути, будут невидимы. Можно попросить, чтобы их подвез какой-нибудь крестьянин.
Лицо девочки озарила надежда.
– Я хочу! Что нам делать?
– Сначала нужно поесть, – сказала каппа.
До города они добрались к середине дня, трясясь в повозке с большими колесами. При виде этой повозки глаза девочки удивленно распахнулись.
– Какая удивительная! – сказала она.
– Ты, конечно, видела такие телеги? – изумленно спросила каппа. В конце концов, девочка предположительно выросла во дворце, да и привезли ее в храм в одном из экипажей Ай-Нами.
Девочка сморщилась.
– Не помню.
– Ну, не волнуйся об этом, – быстро сказала каппа, не желая ее тревожить. Она крепко держала девочку за руку, то и дело поглядывая поверх окружавших их корзин с дынями, редиской и перцем. Дорога была запружена бесчисленными повозками и толпами людей, изредка проезжали кареты. В горячем воздухе роилась пыль, и каппа была рада, что ее голову с редкими волосами защищает от жары широкая шляпа. Девочка чихнула.
– Далеко еще?
– Надеюсь, нет.
Они поворачивали на улицу Сью-Пла, неподалеку от центра города. Каппа слышала треск шутих и ритмичные удары церемониальных барабанов, подгоняющих тех, кто исполнял танец в честь богини.
Богиня, как же, подумала каппа. Всего лишь женщина, как и все остальные, выросшая в сумке. Эти восхождения к божественности ничего хорошего не дают: после каждого переворота народ верит – скорее не по наивности, а из-за усталости и неготовности по-настоящему действовать, – в то, что жизнь наконец может стать лучше. Но всякий раз происходило одно и то же: за маской начинает проступать женщина, ноги колосса становятся глиняными, народ начинает сердиться, а новая правительница проявляет избалованность, или вялость и равнодушие, или даже жестокость. Тан Чен была из избалованных, но при ней хотя бы не случалось больших потрясений. Ай-Нами? Каппа не знала, какой она стала правительницей. Но понимала, расспрашивать не следует, ведь кто-нибудь может решить, что она сомневается, а для некоторых правителей этого достаточно.
Но сегодня, несомненно, был настоящий праздник. По-прежнему держа девочку за руку, каппа слезла с телеги и растворилась в толпе.
– Держись крепче, – сказала она девочке. – Не отпускай руку. Не хочу потерять тебя среди этих людей.
Они смотрели, как мимо прошествовал длинный дракон, за ним шагали львы из красных и золотых искр. Под ними виднелись ноги в сандалиях. Когда небо потемнело, став аквамариновым, начались фейерверки; огни вспыхивали, как звезды в глубине небесных вод. Каппа и девочка шли мимо прилавков, с которых продавали всевозможные товары: сладости, части схем, сушеные фрукты, цветы. Каппа купила девочке коробочку конфет, и та стала есть в приятной тишине. Это хорошо, думала каппа, видя, что девочка ведет себя как нормальный маленький ребенок. Она мягко потянула икирио за руку.
– Все в порядке?
Девочка кивнула, потом нахмурилась.
– А это что?
Грохот фейерверков стал вдвое громче. Последовала неожиданная какофония звуков. Из-за угла выбежал отряд женщин-тигриц, в церемониальных доспехах и высоких золотых шапках. Женщины были вооружены пиками и делали вид, что нападают на толпу. Девочка пронзительно вскрикнула.
– Тише, – сказала каппа; сердце ее упало. – Видишь? Это просто игра.
Девочка прижалась к платью каппы, поднесла руку ко рту.
– Они мне не нравятся. Такие большие.
– Это значит, что идет богиня, – сказала рядом какая-то молодая женщина. Говорила она снисходительно: горожанка просвещала невежественных крестьян. – На главной площади началось шествие – оттуда оно направится сюда и дальше, в Нан-Онг.
– Слышишь? – спросила каппа, крепче сжимая руку девочки. – Ты увидишь богиню. – Она наклонилась и шепнула девочке на ухо: – Ты ее помнишь?
– Богиню? – шепотом ответила девочка. – А кто это?
Каппа нахмурилась. Женщина-тигрица точно сказала, что девочка – от Ай-Нами. Может, икирио просто не помнит? Но это вызывает новые вопросы о ее происхождении и возрасте.
– Скоро увидишь, – сказала каппа, чувствуя: что-то неладно.
Из-за спин высоких людей каппа увидела начало процессии – скачущего пса-льва. Вначале она подумала, что цилиня изображает группа людей, но потом поняла, что мифическое животное вполне реально. Его золотые глаза вращались, длинный красный язык болтался. Девочка до боли сжала руку каппы.
– Не бойся, – сказала каппа, – он на привязи.
Дрессировщики напряженно следили за ним, но смеялись и кричали что-то друг другу, когда цилинь встряхивал своей великолепной гривой. Дальше следовал паланкин, его несли на плечах четверо существ, немного похожих на каппу, но более крупных и внушительных. Их спины покрывали тяжелые блестящие панцири. Они шли со своей ношей, улыбаясь. Эти существа – носильщики-черепахи, цилинь, женщины-тигрицы – все были собственностью двора. Никто другой не смел выращивать такие существа или владеть ими (другое дело – обычные каппы, которых вывели очень давно для физического труда на фабриках и на малайских рисовых полях). Каппа помнила такие существа со времен своей жизни при дворе, помнила и о том, что происходило за закрытыми дверями для развлечения богини Тан Чен и ее гостей. Каппа нисколько не жалела о Тан Чен, но, говорят, Ай-Нами еще хуже.
– Приближается наша богиня, – негромко сказал кто-то в толпе. Раздались возгласы удивления и восторга. Если бы только они знали, думала каппа. Но так всегда лучше. Она посмотрела на приближающиеся носилки: занавеска отдернута, и сама Ай-Нами выглядывает в окно и машет толпе. Ее овальное лицо раскрашено в традиционной манере – по коже скользят разноцветные полосы. Сверкают большие черные глаза, обведенные золотом. Сам воздух вокруг нее, кажется, насыщен благоуханием и блеском. Удивленная каппа отступила на шаг. Иллюзия и голограммы, ничего больше, но она никогда не видела, чтобы кто-нибудь был так похож на богиню.
– Как она прекрасна! – сказала женщина рядом с каппой, бешено аплодируя.
– Да, – нахмурившись, согласилась каппа.
– И так добра к нам.
– Правда?
Каппа повернулась, ожидая увидеть понимающую улыбку, цинично кривую усмешку, но женщина, казалось, говорила совершенно искренне.
– Конечно! Теперь стало безопасно ходить ночью по улицам. Она приходила в мой дом и сама поднялась по лестнице, чтобы лично все увидеть, а потом приказала расчистить канал. Теперь у нас снова есть чистая вода и электричество. И на всех углах бедным раздают пищу – с субсидированных ферм. Сейчас все намного лучше.
В толпе послышались одобрительные возгласы. Каппа, удивленная, посмотрела на девочку.
– Ты все это слышала?
Но лицо девочки выражало ужас. Глаза закатились, так что видны были только сине-белые полоски, на губах выступила тонкая полоска пены. Она тянула каппу за руку. Каппа немедля взяла ее на руки и вынесла из толпы к пустой скамье. Усадила ребенка, села рядом. Икирио, казалось, почти ничего не сознавала, она что-то негромко бормотала и бранилась.
– Что случилось? – спросила каппа, но девочка не ответила. Каппа бросилась назад к толпе и обратилась к одной женщине: – Мне нужен врач. Побыстрей.
Женщина обернулась.
– А что случилось?
– Моя подопечная больна. Может, жара… не знаю.
– За углом на улице Чен больница, но, думаю, сейчас они все смотрят шествие, – сказала женщина.
Каппа тоже так думала, но выбора у нее не было. Вдруг девочка умирает? Она подняла икирио на руки и через просвет между домами (всего лишь несколько лачуг) понесла на улицу Чен. Вероятно, благотворное влияние Ай-Нами сюда еще не распространилось – а может, дошло: уличные колонки работали, и, когда каппа нажала на кнопку, забила чистая вода. Каппа смочила край платья и вытерла лицо девочки, а потом понесла к синей звезде, обозначающей больницу.
Вначале ей показалось, что женщина права и здесь никого нет. Но, стоя перед дверью, она заметила в глубине фигуру. Тогда она постучала в стекло. Показалась крупная сильная женщина в красном платье. Когда она увидела каппу, лицо ее скривилось.
– Мы закрыты!
– Пожалуйста! – воскликнула каппа.
Она показала ребенка, которого держала на руках. Что-то бормоча, женщина отперла дверь.
– Заноси ее. Положи сюда, на диван. Тебе повезло, что я здесь. Забыла цветочные лепестки, чтобы бросать на участников шествия. Что с ней?
– Не знаю. У нее припадки – не знаю, что это такое.
– Ты ее нянька?
– Да.
– Она очень бледна, – сказала женщина. – Бедняжка. Лекарей нет. У нас их трое, все занимаются традиционным лечением. Попробую их вызвать. – Она пальцами сжала мочку. Каппа увидела зеленый огонек. – Ма Шен Ши? Это я, я в больнице. Тут маленькая девочка потеряла сознание. Можешь прийти?
Ответ как будто был положительным.
– Садись, – сказала женщина. – Он скоро придет.
Каппа ждала, глядя на ребенка. Девочка стонала и бредила. Кулаки ее были сжаты.
– У нее раньше бывало такое состояние? – спросила женщина.
– Нет. Случались лишь… кратковременные припадки.
Каппа подняла голову, услышав, как открылась дверь. Вошел пожилой мужчина маленького роста, в красном платье лекаря, с сигаретой во рту.
– Иди, бросай лепестки, – сказал он женщине. – А ты, каппа, займись чем-нибудь полезным. Завари чай. Я осмотрю ее.
Женщина исчезла в теплой тьме снаружи. Каппа неохотно отыскала за столом регистраторши чайник и включила его, потом бросила в три чашки три шарика чая, все время при этом наблюдая за лекарем. Тот осмотрел глаза и уши девочки, вытащил ее язык, резко постучал по коленям и локтям и проверил пульс. А потом просто сидел, закрыв глаза и вытянув руку над неподвижной девочкой. Каппе хотелось спросить, что он делает, но она не смела вмешиваться. Девочка часто задышала, как дышат собаки. Лекарь открыл глаза.
– Что с ней? – шепотом спросила каппа. – Ты знаешь?
– Я точно знаю, что с ней, – сказал лекарь. Он подошел к столу и глотнул чая. – Можно выразиться так: она икирио. Отличный образец мастерства.
Каппа смотрела на него.
– Так мне сказали, когда принесли ее ко мне. Но что такое икирио?
– Икирио – существо из легенд, из старых преданий, которые рассказывают на островах Ниппон. Это дух.
– Эта маленькая девочка не дух. Она из плоти и крови. Она ест, она испражняется, она дышит.
Читать бесплатно другие книги:
