Лучшая фантастика XXI века (сборник) Доктороу Кори

– Да, отчасти так, – согласился Фрагмент. – Но Ривет-Кутюр – это матрица, карта поверх карты. Оверсэтч – совершенно новая карта.

– Не понимаю.

– Я покажу. – Подошел официант, и они сделали заказ. Потом Фрагмент встал. – Пойдемте. За рестораном есть небольшой магазин.

Геннадий пошел за ним. За перегородкой с вьющимися растениями стояли несколько торговых киосков, заваленных всевозможным товаром. Много одежды в стиле Атлантиды, сшитой как будто вручную. Различные безделушки, часы и серьги, как у Миранды.

– Сюда, – сказал Фрагмент и провел Геннадия к самой задней стойке.

Он взял круглые, похожие на старинные очки.

– Примерьте.

Геннадий надел очки и, когда глаза привыкли, увидел знакомое свечение: загружался интерфейс виртуальной реальности.

– Они…

– Такие же, как вы носили, – кивнул Фрагмент, – но с некоторыми дополнениями. Сделаны исключительно на 3D-принтерах и вручную и предназначены для жителей Оверсэтча и их друзей. База данных связана с обычными интернет-протоколами, это называется туннелированием.

Фрагмент купил две пары очков у улыбающейся пожилой женщины за прилавком, и они вернулись к столику. Миранда болтала с жителями Атлантиды. Когда она вернулась, Фрагмент протянул ей очки. Она молча надела их.

Вечер прошел без происшествий, хотя различные игроки из Ривет-Кутюр то и дело подходили к ним и обменивались слухами и новостями. Сюда приходили из-за приятной атмосферы и хорошей еды, но также чтобы приобрести связи, которые помогут продвижению в игре.

После того, как все поели, Фрагмент положил на стол виртуальные деньги и, когда подошел официант, сказал:

– Поблагодарите шеф-повара.

– Спасибо.

Официант поклонился.

– Даме очень понравилось, и она и ее спутник хотели бы больше узнать о том, откуда появились их блюда.

Фрагмент отвернул лацкан пиджака и показал красивую маленькую булавку в форме шестеренки. У официанта округлились глаза.

– Конечно, сэр, конечно. Идемте за мной.

Он провел их мимо киосков в глубину ресторана, где повара трудились у переносных походных плит, которые казались совсем обычными. На улице стояло несколько машин и доставочных фургонов без обозначения транспортной компании. Задние двери фургонов были открыты, позволяя увидеть множество пластиковых контейнеров с продуктами.

Официант поговорил с мужчиной, разгружавшим один из фургонов. Тот хмыкнул.

– В таком случае помогите мне, – сказал он Геннадию.

Геннадий вынес из фургона поддон с булочками, и мужчина сказал:

– Мы сами все выращиваем. Сейчас, когда в моде всякие новые словечки, это называется «вертикальные фермы». Но, когда я начинал, это были просто грядки, и на них выращивали марихуану. Ха! – Он хлопнул Геннадия по плечу. – Нужна организованная преступность, чтобы начать сельскохозяйственную революцию. Они усовершенствовали искусство выращивать, а мы используем его, чтобы растить помидоры, зеленые бобы и еще много всякого, что только можно вообразить.

Геннадий взялся за другой поддон.

– Так что, вокруг города есть дома, где выращивают овощи?

Мужчина пожал плечами.

– Пара подвалов. В основном мы растим все в открытую, на бульварах, в парках, на крышах, на карнизах высоких зданий… в любом городе найдутся целые гектары неиспользуемой земли. Можно как-нибудь приспособить к делу.

Разгрузив поддоны, Геннадий увидел, что Фрагмент манит его от другого фургона. Они с Мирандой подошли и увидели, что в фургоне не продукты, а разное оборудование.

– Что это? – спросила Миранда.

Геннадий присвистнул.

– Да это настоящая фабрика!

Перед ними был промышленный 3D-принтер, достаточно сложный, чтобы производить электронное оборудование, а также болты, провода и вообще все, что указано в файле описания трехмерного образа. Здесь был также трехмерный сканер с лазером с несколькими головками: лазерной, высокочастотной и рентгеновской. Геннадий знал, что подобные приборы используют при поиске изотопов в контрабандных контейнерах. Они могли оцифровать почти все, от украшений Миранды до бытовых электронных приборов, а принтер – напечатать почти точную копию, соответствующую созданному файлу образа. При помощи сканирования он способен был воспроизводить электронные приборы не сложнее тостера, но при добавлении стандартных интегральных схем мог сделать все что угодно, от сотовых телефонов до беспроводных роутеров и, конечно, очков виртуальной реальности.

Фрагмент улыбался, любовно глядя на устройство.

– Эта малютка способна воспроизвести даже себя, воссоздавая собственные компоненты. Вся разработка имеется в открытых источниках.

Миранда заметно удивилась.

– Ривет-Кутюр ни в чем подобном не нуждается, – сказала она.

Фрагмент кивнул.

– А вот Оверсэтч – совсем другое дело.

Он пошел в сторону ресторана, они, хмурясь, – за ним.

– А знаете ли вы, – неожиданно спросил Фрагмент, – что, когда провинции Римской империи бунтовали, они первым делом начинали чеканить свои монеты? – Геннадий приподнял брови, и немного погодя Фрагмент с улыбкой продолжил: – У Оверсэтча есть своя валюта, но что еще важней – там свое сельское хозяйство и своя промышленность; он выпускает одежду и разные мелочи для игроков, которые, в свою очередь, платят или работают на фермах. Для игроков это часть приключения.

Миранда покачала головой.

– Но я все равно не понимаю причины. Прежде всего почему вообще существует Оверсэтч? Ты говоришь, что это своего рода мятеж?

Они вышли из ресторана и зашагали в сторону отеля. Фрагмент долго молчал. Обычно он действовал в какой-то манере, засовывал руки в карманы или размахивал ими на ходу. Но сейчас он шагал как робот, и Геннадию пришло в голову, что его кукловод в эти минуты отсутствует или по крайней мере не обращает внимания на походку Фрагмента.

Через несколько минут сираноид снова поднял голову и сказал:

– Представьте себе, что в мире существует всего один язык. Вы думаете только на нем и потому считаете названия вещей единственно возможными. Вы считаете, что есть лишь один способ мироустройства, только один его вид. Или возьмем город… – Он широко развел руки, обнимая холодный вечер и рисунок освещенных окон на черных фасадах зданий. – В Интернете у нас огромные динамичные паутины связей, которые постоянно меняются. В один день возникают и исчезают мегакорпорации; люди за одну ночь становятся звездами и гаснут через неделю. Но внутри этого хаоса имеются водовороты и омуты, где формируется стабильность. Они называются аттракторами. Это узлы силы, но в нашем языке для них нет обозначения. Нужно новое слово.

Если вы будете снимать весь город, скажем, по секунде раз в год, вы увидите, что он эволюционирует точно так же. Город – это водоворот взаимоотношений, однако он меняется так медленно, что люди не способны управлять его течениями и силами.

Но если таков город, то почему не вся страна? Не вся цивилизация? Города и страны – это застывшие наборы отношений, будто карты связей социальной сети, сделанные из стали и камня. Нам эти карты кажутся такими огромными и неподвижными, что направляют нашу жизнь, и мы несемся по ним, как мошки, подхваченные ураганом. Но они не обязательно должны быть такими.

Геннадий слегка запутался, но Миранда понимающе кивала.

– Интернет-страны ломают традиционные границы, – сказала она. – Ты можешь жить в Монголии, а твой ближайший сосед по сети – в Лос-Анджелесе. Прежние географические ограничения здесь больше неприменимы.

– Точно так стала единым городом Каскадия, – сказал Фрагмент, – хотя до сих пор считается, что это города Сиэтл, Портленд и Ванкувер, вдобавок расположенные в двух разных странах.

– Хорошо, – раздраженно сказал Геннадий, – значит, Оверсэтч – еще одно онлайн-государство. И что?

Фрагмент показал на горизонт. В реальности там было только черное небо, но в Ривет-Кутюр облака пронзали огромные шпили собора.

– Существующие онлайн-государства копируют медлительность реального мира, – сказал он. – Правда, они создают новые карты, но эти карты так же статичны, как старые. Этот собор существует здесь с начала игры. Никто не переместит его, потому что это нарушит законы альтернативного мира.

В Оверсэтче дома и улицы возникают и исчезают в секунды. Это не новая, начерченная от руки карта мира. Это динамичная, меняющаяся карта Интернета. Она миг за мигом отражает реальность мира. И оставляет на месте вот этого, – он хлопнул по стене небоскреба, мимо которого они проходили, – груды пыли.

Они подошли к другому переулку, темному во всех мирах. Фрагмент остановился.

– Вот мы и пришли, – сказал он. – Хитченс и его ребята не смогли пройти этот пункт. Заблудились в лабиринте. Я знаю, что вы готовы, – сказал он Миранде. – Вы здесь уже давно. Что касается вас, Геннадий… – Он потер щетину на подбородке. Это настолько не вязалось с Фрагментом, что у Геннадия пробежал холодок по спине: в этом жесте не было ничего от Фрагмента. – Могу только сказать, что вы должны войти в Оверсэтч вместе. В одиночку вы сделать этого не можете.

Он встал в стороне, как зазывала, загоняющий деревенщин в ярмарочный балаган.

– Вот дорога в Оверсэтч.

В переулке не было ничего, кроме темноты. Геннадий и Миранда переглянулись. Потом, не совсем рука об руку, но плечом к плечу шагнули вперед.

Геннадий лежал с закрытыми глазами, чувствуя, как медленно покачивается под ним корабль. Гул далеких двигателей заполнял палубу; звук был таким постоянным, привычным, что Геннадий больше не замечал его. Он не спал, но с некоторым отчаянием пытался напомнить себе, где находится – и что предположительно должен делать.

Трудно представить себе, что всего шесть недель назад он подписал контракт с Интерполом. Все нормальные ориентиры с тех пор утратили смысл. Даже финансовые часы, отсчитывавшие время от чека до чека, от счета к счету, отказали. Он уже несколько недель совсем не думал о деньгах, потому что здесь, в Оверсэтче, в них не нуждался.

Здесь, в Оверсэтче… Увы, даже в этом «здесь» разобраться было чрезвычайно трудно. Он должен был четко это усвоить в первую же ночь, когда они с Мирандой прошли по темному переулку и постепенно начали различать слабо светящуюся виртуальную дорогу. Дорогу они видели оба и потому могли по ней идти. Фрагмент с ними не пошел, поэтому на ходу они беседовали о нем. А затем, когда дорога наконец вывела их на освещенные улицы Стокгольма, Геннадий обнаружил, что Миранды с ним нет. Вернее, она была рядом, но виртуально, а не физически. Дорога, по которой они шли, на поверку оказалась двумя схожими дорогами, но ведущими в разные стороны.

Поняв, что произошло, Геннадий повернул, собираясь пройти назад по своему пути, но опоздал. Виртуальная дорога бледным свечением показывала отрезок перед ним, но позади ее уже не было.

– Мы должны идти вперед, – сказала Миранда. – Я должна – ради сына.

Геннадию стоило только снять очки, и он вернулся бы в реальный мир, так почему же он вдруг так испугался?

– Ваш сын, – недовольно сказал он. – Вы вспоминаете о нем только в такие вот странные минуты, но никогда ничего не рассказываете. Вы словно ему не мать.

Она долго молчала, но наконец сказала:

– Я не очень хорошо его знаю. Это ужасно, но… его вырастил отец. Геннадий, я пыталась наладить с ним отношения. Мы с ним общались в основном по электронной почте, но это не значит, что он мне безразличен.

– Ладно, – со вздохом ответил он. – Простите. Так что нам теперь делать?

– Идти дальше, полагаю.

Они пошли вперед. Примерно полчаса спустя Геннадий оказался в районе, застроенном складами и старыми полуразвалившимися домами. Голубая дорога подвела их ко входу в основательное кирпичное здание и остановилась.

– Геннадий, – сказала Миранда, – моя дорога только что оборвалась у кирпичной стены.

Геннадий потянул за ручку, но металлическая дверь не поддалась. Над ручкой виднелся кодовый замок, но никакой кнопки звонка. Он постучал. Но никто не ответил.

– Что вы видите? – спросил он у Миранды. – Хоть что-то видите?

Оба искали какой-нибудь сигнал, и немного погодя она неохотно ответила:

– Здесь какое-то граффити.

– Что за граффити?

Стоя здесь, он чувствовал себя глупцом, балансирующим на краю бездонной пропасти.

– Цифры, – сказала она. – Написанные с помощью баллончика на стене.

– Перечислите их, – велел он.

Она назвала ему цифры, и он набрал их на кодовом замке.

Что-то щелкнуло, и дверь в Оверсэтч открылась.

Когда это произошло, перед Мирандой появилась новая тропа. Она зашагала по ней, и прошло больше недели, прежде чем Геннадий снова встретился с ней лицом к лицу. За это время они познакомились с десятками граждан Оверсэтча – от бывших школьных учителей до целого экипажа небритых сквернословящих рыбаков, разочаровавшихся программистов и исключенных из университетов студентов – и посетили несколько ферм и фабрик в параллельной реальности, настолько же далеких от Ривет-Кутюр, насколько Ривет – от обычного Стокгольма.

Граждане Оверсэтча предпочли от всего отказаться. И отказались не только от прежнего гражданства, как это сделала Миранда Вин, когда вышла замуж за инженера-механика из Каскадии. Ее муж возводил ветровые электростанции на склонах холмов и вершинах гор вокруг города, помогая городу полностью освободиться от реальной энергосистемы. Миранда же работала на одной из «вертикальных ферм» на городской окраине. Один абсолютно белый небоскреб, отданный под гидропонику, мог прокормить 50 000 человек, а в Каскадии высились десятки таких огромных башен. Каскадия полностью отвергла зависимость от североамериканской экономики, а Миранда – американское гражданство. По-своему это было очень логично – но ничуть не походило на Оверсэтч.

Если раньше Миранда и Геннадий передавали пакеты от одного риветского великого герцога другому, сейчас они играли в сложные финансовые международные игры для государств, не существующих в реальном мире, используя не существующие в этом мире валюты. У Оверсэтча была своя обширная экономика, собственные организации и международное право, но действовать они могли только в эфемерном мире, где узловые элементы часто возникали и исчезали в одну ночь. Организации, компании, города и государства – в Оверсэтче все они назывались «аттракторами». К ним сводилась вся сложная сеть человеческой деятельности, но в любой данный момент времени гибкие действия семи миллиардов человек, предпринимающих свои шаги наполовину независимо друг от друга, могли мгновенно изменить эти узлы до неузнаваемости. К концу дня Ай-би-эм могла прийти единой корпорацией, но в течение дня меняла свои международные границы; то же самое было справедливо по отношению ко всем остальным политическим и экономическим субъектам.

В Оверсэтче в отличие от других игр на карту наносились не только аттракторы. Существовала еще так называемая «моментальная карта», постоянно обновлявшаяся на основе интернет-анализа и показывавшая, в каком состоянии пребывает тот или иной действующий субъект в каждый данный момент. Именно эта карта называлась «Оно 2.0». Геннадий привык каждое утро просматривать список новых государств, которые все получали уникальные и неповторимые названия вроде «Дональд-Дакери» или «Брилбинти». Между этими временными объектами игроки Оверсэтча перебрасывали гигантские материальные и финансовые ресурсы. Когда в одной части мира день заканчивался, он начинался где-то в другом месте, и этот процесс продолжался непрерывно, хотя где-нибудь временные искажения мира могли непоправимо исчезнуть. Тогда на карте снова могла возникнуть Великобритания. А также Гугл и Евросоюз.

– Похоже на игру «Дипломатия», – заметила как-то Миранда, – только карта постоянно меняется.

Когда они не сосредоточивались на внешнем мире, Геннадий с Мирандой сканировали разные объекты и печатали их на 3D-принтерах Оверсэтча, или ухаживали за садами на крышах, или перегоняли фургоны с продукцией из одного тайного места в другое. Все, в чем они нуждались для выживания, производилось за пределами формальной экономики и вообще не требовало от нее ресурсов. Даже электричество, передвигавшее их фургоны, поступало от ветряков на крышах, созданных на 3D-принтерах Оверсэтча, которые сами были напечатаны на других принтерах. Оверсэтч разрабатывал брошенные территории, очищая их и добывая металлы и редкоземельные элементы. Тарелки на крышах домов принимали и передавали закодированную информацию – обычными информационными сетями Оверсэтч не пользовался. Эти автономные системы уходили далеко за пределы Стокгольма; в сущности, они пронизывали весь мир.

Примерно через неделю выяснилось, что гораздо легче и дешевле выписаться из отеля и снять квартиру в Оверсэтче; такие квартиры, как и все остальное в этом виртуальном мире, находились в самых неожиданных местах. Геннадий и Миранда переселились в Гётеборг, где им предложили просторное жилье в перестроенных судовых контейнерах у пристани – очень уютные, отапливаемые, с электричеством, со спутниковой связью и шестидесятиканальным телевидением (все, разумеется, изготовлено в Оверсэтче) отсеки.

Как-то ясным утром Геннадий отправился в стокгольмское кафе, куда его просил зайти Хитченс, и попытался описать свою новую жизнь человеку из Интерпола.

Хитченс не на шутку разволновался.

– Это фантастика, Геннадий, просто фантастика.

И он начал строить планы облав, с помощью которых преступников захватят с поличным и покончат со всей их сетью.

Геннадий смотрел на него, мигая, как сова.

– Возможно, я еще не вполне проснулся, – сказал он с самым сильным славянским акцентом, на какой только был способен, – но, кажется, эти люди ничего плохого не делают.

Хитченс поперхнулся, и Геннадий, подавив сарказм, постарался объяснить, что граждане Оверсэтча не делают ничего противоречащего шведским законам, – более того, они во всем скрупулезно придерживаются буквы закона. Они отказались от национальной и региональной экономики, а вместе с тем от общества потребления. Если им вдруг понадобятся деньги, чтобы заплатить за какую-то услугу в реальном мире, у них имелось достаточно инвестиций, недвижимости и тысяч других законных предприятий. Просто для выживания им ничего этого не нужно. Они платят традиционной экономике, лишь бы она оставила их в покое.

– К тому же, – добавил он, – Оверсэтч распространился по всему миру, как гигантская транснациональная корпорация. Обычно мы с Мирандой работаем вместе, но географически мы разделены… таково большинство их операций. Тут, в сущности, нет места, где возможно бы было провести облаву.

– Если они хотят, чтобы их оставили в покое, – нетерпеливо спросил Хитченс, – зачем им понадобился плутоний?

Геннадий пожал плечами.

– Я не нашел ни одного свидетельства, что за похищением плутония стоит именно Оверсэтч. Свои посылки они даже не запечатывают – я специально проверял и знаю, и постоянно ношу с собой счетчик Гейгера. Тот, кто перемещает плутоний, вероятно, использует Ривет-Кутюр. Вот там посылки запечатывают.

Хитченс постучал пальцами по желтой скатерти.

– Тогда на кого, черт побери, работает Фрагмент?

Вопрос намекал, что сам Хитченс об этом почти не думал (а вот у Геннадия он сидел в сознании постоянно), и это его глубоко встревожило. Что же это за люди такие, если слепо доверяют пойманному с поличным преступнику и не подумали, что он с самого начала мог быть двойным агентом?

Он сказал Хитченсу:

– Не думаю, что Оверсэтч – конечная цель Фрагмента. Помните, он сказал, что прибыл из какой-то «далекой Силении». Думаю, он хочет заманить нас туда.

Хитченс провел пальцами по волосам.

– Не понимаю, почему бы ему просто не сказать нам, где это.

– Потому что это не место, – с легким нетерпением сказал Геннадий. – Это протокол.

Некоторое время он пытался объяснить это Хитченсу, но только возвращаясь к себе в доки, вдруг понял сам. Несколько недель назад он вообще не понимал, что такое Оверсэтч. Вместе с тем бессмысленные и бездумные отношения в так называемом «реальном» мире начинали казаться ему все более сюрреалистическими. Почему люди по-прежнему ежедневно приходят на одно и то же рабочее место, если количество необходимых шагов, чтобы предлагать свои профессиональные услуги, практически свелось к нулю? Большую часть своих способностей люди могут сегодня применять гораздо эффективнее, но продолжают запирать себя в прокрустово ложе контрактов и трудовых договоров – отношений, которые, подобно существующим «во плоти» городам и государствам Фрагмента, сейчас превратились в реликты варварских времен.

Геннадий почти добрался до своего жилища в порту Оверсэтча, когда его очки негромко пискнули. На рабочем столе появился небольшой значок с надписью: «Входящий звонок. Вызывает Лэнс Хитченс».

Геннадий поднес палец к уху и сказал:

– Слушаю.

– Геннадий, говорит Лэнс. Новые события. Мы проследили за несколькими пакетами с плутонием в Ривет-Кутюр и считаем, что все они готовы к переправке за море.

Геннадий остановился.

– Вздор. Весь смысл разделения на части в том, чтобы легче было пронести их мимо сенсоров в аэропортах и на причалах. Если эта стратегия действует, зачем отказываться от нее?

– Возможно, они как-то почуяли, что мы за ними следим, и хотят доставить плутоний к конечной цели, прежде чем мы их задержим, – сказал Хитченс. – Мы знаем, где сейчас плутоний, – он в контейнере на корабле «Акира», который стоит в километре от вашего забавного маленького поселка. Не думаю, что это простое совпадение. А вы как считаете?

«Вот что имеют в виду, когда говорят «бесцеремонно ворвалась реальность», – подумал Геннадий.

– Нет, – сказал он, – это маловероятно. И что теперь? Облава?

– Нет, мы хотим выяснить личности покупателей на другом конце линии. Было бы достаточно проследить за контейнером. «Акира» идет в Ванкувер, и канадская конная полиция посмотрит, кто подберет контейнер, когда он прибудет.

– А это относится к их юрисдикции? – спросил Геннадий. – Не забудьте, Ванкувер – часть Каскадии.

– Не говорите глупостей, Геннадий. Во всяком случае, похоже, нам больше нет необходимости гоняться за «далекой Силенией». Можете возвращаться, и мы включим вас в одну из групп до окончания расследования. Деньги хорошие, и ребята в группе отличные.

– Спасибо.

«Евро», – подумал Геннадий. Он найдет им применение.

Хитченс повесил трубку. Геннадий мог развернуться и уйти из порта. Мог бы просто забыть про очки виртуальной реальности и получить честно заработанное в Интерполе. Но он пошел дальше.

Добравшись до лабиринта преобразованных контейнеров, Геннадий сказал себе, что просто хочет лично сообщить Миранде новости. Тогда они смогут вместе покинуть Оверсэтч. Но только… он понял, что она не захочет уйти. Она по-прежнему будет искать следы своего пропавшего сына, который общался с ней преимущественно электронными письмами, а теперь прекратил всякое общение.

Если Геннадий сейчас ее бросит, он проделает дыру в системе связей Оверсэтча. Сможет ли Миранда оставаться в Оверсэтче без партнера? Он не был в этом уверен.

Он открыл большую дверь судового контейнера – неотличимый от соседей, на самом деле тот был совсем другим, – и прошел по сухому, хорошо освещенному коридору в противоположный конец. Там он открыл другую дверь и вышел в огромный лабиринт коридоров и лестниц, врезанных в металл груды контейнеров. Миновал несколько других работников, поздоровавшись с ними, поднялся по легкой углеволоконной лестнице в просторную гостиную (на самом деле еще один корабельный контейнер), которую делил с Мирандой.

Фрагмент сидел в кресле и болтал с Мирандой, которая стояла за круглым столом в дальнем конце. Оба тепло поздоровались с вошедшим Геннадием.

– Как поживаете? – спросил Фрагмент. – Освоились наконец с Оверсэтчем?

Геннадий улыбнулся.

– Вполне, – сказал он.

– Готовы подняться на следующий уровень?

Геннадий осторожно прошел к другому креслу в этой длинной комнате.

– О чем речь?

Фрагмент энергично подался вперед.

– Дверь в Силению вот-вот откроется – сказал он. – И если мы хотим этим воспользоваться, нужно выступать сегодня же вечером.

– Мы? – переспросил Геннадий. – Разве вы не говорили, что вы из Силении?

– Из нее – да, – ответил сираноид. – Но не в ней. Я хочу туда вернуться по личным причинам. Миранде нужно найти сына, вам – плутоний. Все мы хотим туда.

Геннадий решил не говорить, что уже нашел плутоний.

– Что для этого потребуется?

– Ничего, – ответил Фрагмент, сцепляя пальцы и глядя поверх них на Геннадия. – Будьте в своей комнате в два часа. И убедитесь, что дверь заперта.

После этого таинственного инструктажа Фрагмент сказал еще несколько любезных слов и ушел. Миранда села, и Геннадий понял, что все еще стоит, крепко держась за спинку стула. Миранда спросила:

– Что с вами?

– Они нашли плутоний! – выпалил он.

У нее округлились глаза, потом женщина опустила взгляд.

– Значит, полагаю, вы уходите.

Он заставил себя сесть напротив нее.

– Не знаю… Не хочу оставлять вас один на один с этой загадочной Силенией.

– Мой Белый Рыцарь, – с усмешкой сказала она, но он видел, что ей приятно.

– Ну, дело не только в этом. – Он сцепил руки, не зная, как лучше выразиться. – Впервые в жизни я участвую в… в проекте… который создает что-то новое. На протяжении всей карьеры я лишь расчищал грязь, оставленную предыдущим поколением. Чернобыль, Хэнфорд, все эти крупные и мелкие аварии. А на все остальное, понимаете, культуру потребления, и телевидение, и кино, и игры – у меня на все это просто не было времени. Ну, может, за исключением игр. Но я ничего не покупал, понимаете? А вся наша культура построена на покупке товаров. Я никогда не был радикальным защитником окружающей среды, никогда не призывал вернуться «к земле», потому что безопасной земли, куда можно было бы вернуться, больше не существует, если не счистить с нее грязь. Выходит, я много лет жил в аду и не осознавал этого.

Теперь он смотрел ей в глаза.

– В Оверсэтче происходит очень многое, помимо игры в уклонение от налогов, не так ли? Люди, которые занимаются этим, говорят, что в одном и том же месте в одно и то же время может существовать не один мир, а сотни тысяч. Что уходить из двадцать первого века в фермеры или в горцы не обязательно. И они строят этот параллельный мир.

– Это первый такой мир, – согласилась она, – но, очевидно, не последний. Силения должна быть такой же, только гораздо более скрытной и независимой. Мир без мира. – Она покачала головой. – Вначале я не понимала, почему Джейк туда отправился. Но он всегда был похож на вас… не связан с определенным миром, не искал легких путей. Вообще не представляю себе его членом какого-нибудь культа.

Геннадий огляделся.

– Разве это культ? – спросил он.

Миранда покачала головой.

– Нас никогда не просили во что-то верить, – сказала она. – Перед нами просто открывали двери… одну за другой. – Она улыбнулась. – Разве вам хоть немного не любопытно, а что там за следующей дверью?

Он не ответил, но в два часа ждал в своей комнате, заперев двери. Пытался читать, слушать музыку, но время тянулось бесконечно, и в конце концов он просто ждал, все меньше веря, что что-то произойдет.

Когда на судовой контейнер с грохотом рухнуло что-то огромное, Геннадий вскочил и бросился к двери – но было поздно. Его комната, раскачиваясь (что вызывало у него морскую болезнь), поднималась в воздух, а когда ему наконец удалось подавить приступ тошноты, невидимый кран с глухим стуком опустил куда-то его контейнер.

Дверь по-прежнему была заблокирована. К тому времени как несколько часов спустя ее открыли, Геннадий уже смирился с мыслью, что ему предстоит умереть с голоду или от недостатка кислорода. Между тем контейнеровоз «Акира» уже давно был в пути; Геннадий лежал, закрыв глаза, и чувствовал, как корабль под ним медленно раскачивается. Не открывая глаз, он погружался в темноту, это был его личный «аттрактор», где он мог скрыться хотя бы ненадолго.

Но вот под кроватью послышался настойчивый электронный писк. Геннадий, не задумываясь, протянул руку, но помедлил. Потом, негромко чертыхаясь, надел очки.

В тот же миг вокруг возник Оверсэтч, сложный светящийся город, видимый сквозь стены судового контейнера. Сегодняшняя карта мира была устремлена к Китаю; почему это произошло, он поймет позже. А пока он пригасил поток подробностей и, когда город превратился в слабое сияние и негромкий шелест, встал и вышел из комнаты.

Его контейнер в числе многих модифицированных стоял на палубе «Акиры». В Оверсэтче контейнеры именовались «пакетами». У большинства пакетов были незаметные снаружи двери, так что, если поставить их рядом, можно было переходить из одного в другой, не выходя на палубу. Контейнер Геннадия стоял в ряду из десяти. Над ним и под ним были другие уровни, куда попадали через двери в полу и потолке контейнеров.

Все эти пакеты наряду с законно перевозимыми контейнерами предстояло выгрузить в месте назначения. В редких нелегальных операциях Оверсэтч взламывал существующую маршрутную систему перевозки контейнеров. Официально судовые контейнеры Оверсэтча не существовали. Когда их снимут с одного корабля, они рано или поздно окажутся на борту другого и отправятся другим маршрутом, точно как информационные пакеты в Интернете. Они перемещаются по системе, никогда не достигая пункта назначения, но регулярно встречаясь с другими и образуя временные сообщества, подобные этому, а затем рассыпаясь и преобразуясь, и создавая новые сообщества где-то еще. Все вместе они создают столицу Оверсэтча – город в вечном движении, постоянно перестраивающийся и почти всегда находящийся в международных водах.

Контейнер с плутонием находился в этом же жилом комплексе, но не был его частью. В него невозможно было попасть из других контейнеров. В него вообще невозможно было попасть. В первую же ночь на корабле Геннадий вышел на палубу и обнаружил его на самом верху груды. До него было не менее тридцати футов, и Геннадию потребовалось минут десять, чтобы с трудом до него добраться. Когда он наконец оказался возле него, у него отчаянно колотилось сердце. Что, если он упадет в темноте, на раскачивающемся корабле, в непредсказуемый ветер? Он осмотрел дверь контейнера, но та была заперта. На всех окружающих контейнерах стоял только штамп инспектора: контейнеры были пусты.

Больше он не пытался туда подняться, но продолжал наблюдать.

Исследуя лабиринт контейнеров Оверсэтча, он побывал в гостиных, столовых, химических туалетах и рабочих мастерских. Шведы, направлявшиеся в отпуск в Канаду, махали ему, здоровались и называли по имени; они уже явно выпили; он улыбался им и шел дальше. Многие просто неподвижно сидели в гостиных. Они работали, и он им не мешал.

Он добрался до своего обычного рабочего места, но Миранда, чье место было рядом, еще не появлялась. Поблизости сидела другая женщина, пила пиво и оживленно разговаривала с пустой стеной.

Где-то, может быть, на другом конце света, кто-то махал рукой и отвечал на ее слова. Женщина управляла своим собственным сираноидом.

Вчера Миранда и Геннадий побывали на автовокзале в Чикаго. Оба управляли сираноидами, но у Миранды это получалось гораздо лучше. Верхнюю часть его тела освещали инфракрасные лучи, что позволяло системе считывать его позу, жесты, даже тончайшие движения мимических мышц и передавать человеку на другом конце. Для Геннадия это было просто передвижением аватара в игровом мире. Физическим мастерством, необходимым для истолкования сигналов системы, был наделен сам сираноид, так что в этом отношении Геннадию было легче.

Но при этом ему приходилось регулярно сталкиваться с новыми людьми, и, хотя физически он находился от них за тысячи миль, при каждой новой встрече у него сводило желудок от необъяснимой тревоги.

На вокзале они с Мирандой занимались тем же, что проделывали поколения бесчисленных сводников, вербовщиков-проповедников и сексуальных хищников: изучали одиноких молодых людей, выходящих из автобусов. Их можно было узнать по осанке, по выражению лица, и Геннадий научился распознавать в них страх перед одиночеством в большом городе.

Сираноиды, которыми они с Мирандой управляли, выглядели весьма респектабельно. Вместе или порознь они заводили беседы с неуверенными в себе молодыми людьми и предлагали им работу. Оверсэтч набирал новых игроков.

Результаты впечатляли. Найди неуверенного в себе восемнадцатилетнего молодого человека или девушку, не имеющих ни профессии, ни социальных связей. Научи его быть сираноидом. Затем одень его в приличный костюм и отправь в деловой центр города. В разные дни им будут управлять разные люди: опытный и уверенный аудитор, частный сыщик, успешный торговец или архитектор-консультант, специализирующийся на строительстве больниц. Этот человек мог принимать участие во встречах, писать отчеты, перемещаться от одного контакта к другому и много раз за день менять личность. Ему требовалось только повторять слова, возникающие в его ушах, и исполнять команды тактильно-сенсорного интерфейса. Профессионал, управляющий сираноидом, мог создавать собственную сеть и с помощью разных сираноидов одновременно заниматься делами в разных городах. А сам сираноид, просто наблюдая за происходящим, очень многое узнавал о бизнесе и государственном управлении.

Геннадий создал собственную сеть сираноидов, с помощью которой контролировал хранилища радиоактивных отходов по всему миру. Молодым людям нужны были дипломы, и он и Оверсэтч оплачивали их обучение. А в свободные от занятий часы Геннадий отправлял их в хранилища представителями собственной, зарегистрированной на него консультационной фирмы. В этих кругах его имя имело вес, поэтому его молодых представителей (шестерых юношей и трех девушек) принимали охотно. И поскольку он ими управлял, они проявляли сверхъестественное мастерство, выявляя проблемы этих хранилищ и находя их решение. Все эти молодые люди быстро делали карьеру.

Геннадий устроился под невидимым лазерным душем и приготовился вызвать своих учеников. И в этот миг корабль слегка вздрогнул – легкое движение, но внутренний инженер Геннадия тотчас подсчитал необходимое для этого количество энергии. Очень большое.

Теперь он заметил, что комната слегка раскачивается. С «Акирой» такое происходило очень редко: корабль обладал не только огромной массой, но и стабилизирующими гироскопами.

– Вы это почувствовали? – спросил он у женщины рядом.

Та нажала кнопку «пауза», оглянулась и спросила:

– Что?

– Ничего.

Он вызвал программу, сообщавшую Оверсэтчу основные данные о судне. Они находились в Чукотском море, справа была Россия, слева – Аляска. Когда «Акира» пересекал Ледовитый океан, Геннадий спал; впрочем, смотреть было особенно не на что: океан окутывал туман. Теперь из Восточно-Сибирского моря приближался сильный шторм. На видео отображались низкие свинцовые тучи и море с гигантскими, увенчанными белыми шапками пирамидальными волнами. Поразительно, что он не почувствовал этого раньше. Переговоры по коммуникационной сети корабля шли осторожные, но сдержанные: такие бури на новых, свободных от льда арктических линиях случаются регулярно, как по часам. И этот шторм возник по расписанию, однако корабль намеревался идти прямо сквозь него.

Геннадий мысленно сделал пометку: подняться наверх и увидеть бурю своими глазами. Но пока он продолжал сидеть в кресле, дверь раскрылась и вбежала Миранда.

Она подбежала к нему, схватила за руку и спросила:

– Ты… ведешь?

– Нет, я…

Она заставила его встать.

– Я его видела! Геннадий, я видела Джейка!

Пол медленно накренился, Геннадий с Мирандой ухватились за стену, но комната выпрямилась.

– Вашего сына? Вы видели его здесь?

Она покачала головой.

– Нет, не здесь. И на самом деле я видела не его. Я хочу сказать… нет, слушайте, сядьте, и я вам расскажу.

Они сели подальше от женщины, продолжавшей вести сираноида. Корабельные контейнеры были довольно узкими, так что их ноги едва не соприкасались. Миранда наклонилась вперед, сцепила руки и улыбнулась.

– Это было в Сан-Паулу. Как вам известно, Оверсэтч поощряет участие в различных международных конференциях. На сей раз я управляла местным сираноидом, участником международного симпозиума по исчезнувшей культуре тропических дождевых лесов. Человек десять моих англоговорящих коллег собрались на отдельное заседание… разумеется, мне, вернее, моему сираноиду пришлось представляться постдоком из Бразилии… ну, вы понимаете, о чем я говорю. Меня они не знали. Но был среди них один парень… И каждый раз, как он со мной заговаривал, у меня возникало совершенно необъяснимое чувство. Что-то в выборе слов, в ритме речи, даже в жестах… и он тоже приметил меня.

Примерно полчаса спустя он перехватил мой взгляд, наклонился вперед и что-то написал на листочке из блокнота. Это очень несовременно, но никто ничего не сказал. Однако в конце совещания, когда все встали, он снова перехватил мой взгляд, скомкал листок и бросил в урну. Потом я потеряла его из виду, поэтому вернулась и подняла листок.

– И что на нем было?

К его удивлению, Миранда сняла очки и положила их на стол. Спустя мгновение он сделал то же самое. Миранда протянула ему свой ноутбук, которого он не видел с самого первого дня их встречи.

– Я вела в нем заметки, – прошептала она, – не в очках. На случай, если за нами следят. Мне пришлось сделать снимок через сираноида, но, как только смогла, я извлекла изображение и стерла его из очков. Вот что было на листке.

Геннадий посмотрел. И увидел «Силения. 64°58’ С, 168°58’ З».