Корабль для уничтожения миров Вестерфельд Скотт

Главный инженер кричал, а на глазах у него стояли слезы. Он схватил Хоббс за плечи. Кэтри уже была готова начать отбиваться, но Фрик взял себя в руки.

– Вы запустили дрона-буя, да? – спросил он. Хоббс кивнула.

– Нам потребовалось механическое ускорение, настолько сильное, насколько возможно. В качестве реактивной массы мы должны были использовать твердый объект. Если бы мы снова распылили воду, риксы бы опять нас засекли. Они искали лучами лазеров кристаллики льда и шли по следу за «Рысью».

Фрик на миг задумался, потом выругался и коротко понимающе кивнул.

– Но мы никак не ожидали, что в грузовом отсеке треснет обшивка, – сказала Хоббс.

Фрик покачал головой.

– Это не должно было случиться. Но тут оказались тонюсенькие трещинки, не толще волоска – их проделали вирусы. Видимо, они угодили в обшивку во время атаки «стайников». Этот участок обшивки, – добавил он, указав на то, что еще совсем недавно было полом грузового отсека, – продолжает грызть кавитация.

Хоббс кивнула. На то, чтобы зарегистрировать все повреждения, нанесенные «стайниками», у них было меньше двадцати минут. Видимо, один из снарядов оставил в обшивке поедающие металл наноустройства.

– Вот почему вы открыли этот люк, – проговорила она.

Фрик опустил голову.

– Одно из двух: либо медленная утечка, либо еще один взрыв. Если бы мы столкнулись с неуправляемой декомпрессией, мы бы потеряли и переборку в артиллерийском отсеке, и так далее – по всему кораблю.

Кэтри Хоббс сглотнула подступивший к горлу ком, представив себе, как трескается одна переборка за другой – так вода ломала переборки легендарного «Титаника».

Она обшарила взглядом переборку и увидела трещины, избороздившие ее поверхность. Трещины расползались клином – так выглядит с большой высоты дельта реки.

– Фрик, она выдержит еще один поворот?

– Еще один что?!

– Капитану нужно еще раз развернуть фрегат, чтобы мы опять оказались нос к носу с риксским крейсером.

– Господи, помилуй, – прошептал Фрик.

Хоббс взглянула на механические часы на запястье. Часы продолжали идти даже в открытом космосе.

– Пилоты начнут разворот через сорок три секунды, – сказала она. – Но с ускорением всего в одну двадцатую g, как вы просили.

– Нет! Слишком много! – воскликнул Фрик. – Для центра корабля это ерунда, а здесь ощущается намного сильнее.

Хоббс растерянно покачала головой. Она не понимала, о чем говорит бортинженер.

– Вы когда-нибудь кнутом махали? – спросил Фрик.

Хоббс нахмурилась. Она припомнила игру – рискованный маневр при нулевой силе тяжести, который заново изобретал каждый успешный класс в академии. Длинная цепочка курсантов бралась за руки в большом спортивном зале на учебной орбитальной станции и начинала раскручиваться. Если ты оказывался посередине, то двигался едва-едва, но при этом ощущал, с какой силой тебя тянет в обе стороны. Те курсанты, которым довелось оказаться на краях цепочки, летали с невероятной скоростью. А когда цепочка распадалась, они ударялись о стенки – будто вылетали из пушки. Игра обычно заканчивалась парой-тройкой переломанных ключиц, а то и трещиной в черепе, и ее строго-настрого запрещали – до тех пор, пока в будущем году новички не открывали для себя это ни с чем не сравнимое удовольствие.

Старший помощник, широко раскрыв глаза, смотрела на растрескавшуюся переборку.

– Что произойдет, Фрик?

Главный бортинженер взглянул на трещины и зажмурился. Его губы шевелились. Похоже, он проговаривал вслух какое-то сложное уравнение. Потом он оттолкнулся от переборки, чтобы осмотреть ее целиком.

Хоббс посмотрела на часы капитана Зая. Оставалось двадцать восемь секунд до начала третьего маневра. Зай наверняка знал, что грузовой отсек получил повреждения. Даже пассивно работающие датчики должны были зарегистрировать отрыв значительной массы металла и потерю большого объема кислорода.

Но капитан не догадывался о том, что структурные изменения коснулись следующей переборки. Сейчас, в режиме затемнения, не работали внутренние датчики. В командном отсеке понятия не имели о вирусной кавитации. А кто знал, как далеко зашло заражение металла? Вполне могло быть и так, что инфекция поразила все переборки.

Не откажется ли Зай от задуманного и согласованного с Хоббс плана?

Двадцать секунд.

Старший помощник подлетела к Фрику и коснулась своей антенной антенны на его гермошлеме.

– Главный инженер, докладывайте!

Фрик открыл глаза.

– При таком маневре у «Рыси» окончательно оторвется нос, – сказал он. – Мы потеряем по меньшей мере носовой артиллерийский отсек. А может, и того больше.

– Может быть, и весь корабль, вы хотите сказать?

Фрик кивнул.

Хоббс не стала медлить. Времени на размышления нет. Ей следовало нарушить главное правило, которое сейчас действовало на корабле. Но за этим-то Зай и послал сюда ее: единственного офицера на борту «Рыси», кто мог нарушить, в случае необходимости, приказ капитана.

А это было абсолютно необходимо.

Старший помощник Хоббс сняла с ремня портативную рацию и включила ее. Заметят риксы слабенький радиосигнал – что ж, будь что будет.

К чертям риксов. «Рысь» находилась в нескольких секундах от гибели.

– Срочное сообщение. Срочное сообщение, – произнесла Хоббс. – Не включайте холодные реактивные двигатели. Корабль не выдержит. Никакого ускорения. Докладывала Хоббс. Конец связи.

И она выключила рацию.

Главный бортинженер в страхе посмотрел на нее, но Хоббс не стала обращать внимание на его взгляд.

– Положение здесь стабильное. Уводите бригаду и займитесь ликвидацией повреждений.

В первое мгновение Фрик не пошевелился. Он все еще не мог поверить, что Хоббс нарушила приказ капитана.

– Повторяю для тугодумов, Фрик: уходите отсюда и уводите бригаду внутрь корабля. – Она дернула к себе страховочный фал и подтянула себя и Фрика к отверстию люка. – Может быть, скоро по нам откроют огонь, – добавила она.

Сомневаться почти не приходилось. Кэтри Хоббс об этом позаботилась.

ИНЖЕНЕР-СЕРЖАНТ

Чем ближе Телмор Бигз подлетал к обнаруженному им объекту, тем больше у него возникало сомнений в том, что это – «Рысь».

Зрение у него продолжало восстанавливаться. Теперь Бигз видел, что объект неоднородный, нецелостный. Гораздо больше он напоминал скопление крупных частей. Некоторые из них вращались сами по себе, вращалась и вся масса. Вряд ли это был фрегат – разве только в том случае, если ему уж очень здорово досталось.

Если Бигз вправду возвращался домой, то его дом разнесло на куски.

Он снова старательно поморгал – в надежде, что вернется ясность зрения. Потом обшарил взглядом пространство, отчаянно надеясь увидеть где-нибудь поблизости фрегат.

Ничего.

Конечно, даже если бы он заметил «Рысь», то все равно мало бы чем мог себе помочь. Бак реактивного движка опустел на две трети – оставшегося горючего не хватило бы для того, чтобы взять новый курс и долететь до цели.

Эти обломки – вот единственное, до чего мог добраться Бигз.

Подлетев поближе, Бигз лучше разглядел их.

Посередине вращался металлический диск с рваными, зазубренными краями, а вокруг него – еще несколько крупных кусков броневой стали. Все вместе было окружено едва заметной дымкой замерзшей окиси азота.

Самым крупным объектом оказался нос «Рыси» – та часть грузового отсека, которую оторвало от корабля и выбросило в космос вместе с броневыми плитами и одним инженером-сержантом.

Бигз присвистнул. Катастрофа, вследствие которой он оказался за бортом корабля, оказалась намного серьезнее, чем он подумал вначале. Бигз предполагал, что «Рысь» получила пробоину метров десять диаметром – это максимум – и что из-за этого возникла декомпрессия, вот его и вышвырнуло в космос через эту дырищу. А дело обстояло куда как хуже. Нос оторвало. Уж не летают ли где-нибудь поблизости другие здоровенные обломки «Рыси»? Если весь корабль разлетелся на куски, скорого спасения ждать не приходилось.

Бигз подлетал все ближе к обломкам и, изо всех сил напрягая слезившиеся больные глаза, все смотрел и смотрел, и искал взглядом мигающий фонарь. Может быть, еще кому-то удалось уцелеть. Пользоваться рациями, конечно, нельзя – запрещено согласно режиму затемнения, чтобы не навлечь на себя огонь риксов, но фонарь-то на гермошлеме включить можно, это же не радио. У Бигза горел фонарик на запястье. Он провел его лучом по обломкам металла. Никого и ничего. Даже при том, что по кровеносным сосудам Бигза все еще разгуливал допинг, сердце у него ушло в пятки. Он остался совсем один.

Трупов, правда, не было.

Бигз истратил немного горючего на торможение и спланировал на одну из тех самых плит, которые они с ребятами из инженерной бригады вырезали из обшивки генератора сингулярности. Магниты, вмонтированные в скафандр, сработали, и при столкновении массивная плита завертелась не слишком сильно.

Бигз уставился на обломок носовой части «Рыси», который парил всего в нескольких десятках метров от него, и попытался представить себе, как же теперь выглядит грузовой отсек. К счастью, члены инженерной бригады пристегнулись к переборке. Если бы они держались за плиты, как вначале, все бы теперь были здесь. Но вышло так, что большинство из них остались на борту. Бигзу не повезло, что его крепежное кольцо вылетело из переборки. Да, его друзья остались живы – если, конечно, переборка тоже не вылетела в космос вместе с ними.

Нет, это вряд ли. Если бы такое случилось, обломки фрегата были бы разбросаны повсюду, и вокруг Телмора Бигза сейчас бы летали груды кусков «Рыси», заледеневшей окиси азота, а также – другие члены экипажа. По всей видимости, за бортом оказался только он один.

Итак, он был один-одинешенек. Он стал повелителем этого маленького мирка.

И вдруг Бигз услышал сообщение. Голос, минуя его оглохшие уши, прозвучал в области вторичного слуха.

«Срочное сообщение!» – прозвучал ясный, чистый голос.

«Черт побери! – подумал Бигз. – Это кто же, будь он трижды проклят, воспользовался рацией? Ведь риксы мгновенно засекут источник!»

«Не включайтехолодные реактивные двигатели. Корабль не выдержит. Никакого ускорения. Докладывала Хоббс. Конец связи».

Старший помощник? Неужели она не понимала, что обрекает корабль на гибель?

Бигз снял с ремня портативную рацию, с помощью которой можно было определить, откуда поступил сигнал. Прибор показал приблизительное направление, и Бигз сощурил глаза и стал вглядываться в тьму, пытаясь разглядеть «Рысь».

Но глаза все еще видели плохо. Фрегата нигде не было.

Бигз распластался на медленно вращавшейся пластине. Он надеялся на то, что риксы не услышали сообщения, и решил ждать, считать и отмечать минуты до тех пор, пока он и все остальные не окажутся вне опасности.

КАПИТАН

– Вражеский импульсный обстрел прекратился, – сообщил офицер, следивший за показателями датчиков.

Капитан Лаурент Зай облизнул пересохшие губы. Риксский лазер стрелял с высокой частотой, разыскивая обледеневший след «Рыси». А теперь риксы прекратили поиски.

Враги услышали сообщение Хоббс.

– Наверное, заряжают, сэр.

– Похоже на то.

Скорострельность риксского дальнобойного лазерного орудия менялась. При низкой мощности луча орудие могло выдавать по несколько импульсов в минуту, а при более высокой стреляло реже. Если риксы отказались от пульсирующей стрельбы, значит, поняли, где находится «Рысь». Теперь они готовились к выстрелу сверхвысокой мощности – такому, с помощью которого можно было бы четко осветить имперский фрегат и потом уже не выпускать из вида.

А как только луч лазера найдет и подпалит фрегат, за дело возьмутся риксские гравитационные орудия.

До того, как риксы подготовятся к первому выстрелу, – как минимум десять секунд.

Зай совладал с собой.

Мигнул большой дисплей, и помещение командного отсека осветило с такой силой, словно в него угодила шаровая молния.

– Промах, сэр. Недолет – сто метров.

Зай кивнул. Риксы отстали на десять метров в секунду в квадрате – вот и все, чего «Рыси» удалось добиться за счет запуска дрона-буя. Рывок был настолько силен, что капитана Зая выбросило из кресла. Вероятно, еще несколько драгоценных метров в секунду добавила потеря носового грузового отсека.

– Нам нужно развернуться, сэр! – прокричал первый пилот. – Мы повернуты к противнику боком!

– Держим эту позицию, пилот, – скомандовал Зай.

Если бы «Рысь» смогла развернуться к противнику носом, она бы стала менее обширной целью. Но Кэтри Хоббс сказала, что еще один разворот грозит «Рыси» полным разрушением. Зай вынужден был ей поверить. Хоббс не стала бы рисковать своей должностью и карьерой, не будь абсолютно уверена в том, что говорит.

В итоге Заю оставалось надеяться только на удачу – то есть на то, что риксы промахнутся еще несколько раз. Ведь еще немного – и «Рысь» окажется вне зоны обстрела.

Они были так близки к спасению.

Судя по показаниям часов в командном отсеке, оставалось продержаться еще девяносто секунд – и «Рысь» окажется за пределами радиуса действия гравитационных орудий. По самой своей природе хаотичные гравитоны были намного менее когерентны, нежели фотоны. «Рысь» уходила от риксского крейсера со скоростью выше трех тысяч километров в секунду. Согласно строгим законам физики, очень скоро фрегат должен был обрести безопасность.

А как только они окажутся в безопасности, Зай сможет включить систему внутренней диагностики и сам разберется в том, что можно делать с кораблем, а чего нельзя.

Прошло еще пятнадцать секунд. Этого времени врагам вполне должно было хватить на подготовку к очередному залпу.

Бесшумная вспышка появилась как по расписанию.

– Еще один промах, сэр! Перелет двести метров.

– Невероятно, – прошептал Зай. Удача снова улыбнулась «Рыси».

Капитан Зай откинулся на спинку кресла, разжал побелевшие от напряжения пальцы на подлокотнике и вздохнул с облегчением.

– Что ж, может быть, у нас все получилось, – сказал он.

А еще через десять секунд мостик жутко тряхнуло, и корабль наполнился душераздирающим воем вскипевшего воздуха.

ИНЖЕНЕР-СЕРЖАНТ

Наконец Телмор Бигз разглядел «Рысь». Фрегат искрился на фоне космической тьмы. Вдоль корпуса корабля сновал красный луч лазера.

– Нет! – вскрикнул Бигз.

От корабля, сверкавшего наподобие гигантского фальшфейера, его отделяло расстояние не меньше двадцати километров. Сигарообразный силуэт фрегата своим свечением резал глаза – так же больно смотреть на солнце без защитных очков. Бигз понял, что зрение у него восстановилось окончательно. Как раз вовремя, чтобы он смог увидеть, как гибнут его родной корабль и товарищи.

«Уж лучше бы я остался слепым!» – в отчаянии думал Бигз.

Проклятье! Ведь «Рыси» почти удалось уйти из зоны огня. По подсчетам Бигза, еще бы меньше минуты, и фрегат стал бы недостижим для риксских орудий.

Инженер-сержант обвел взглядом окружавшие его обломки. Они одиноко вращались в пространстве. Крошечная планетка – обрубленный нос корабля. В окружении спутников, имевшая свою призрачную атмосферу и даже население в лице единственного гражданина – Телмора Бигза.

Очень скоро эта несчастная груда обломков и будет всем, что останется от «Рыси».

За несколько следующих секунд от корабля оторвалось с полдюжины крупных искр. Теперь риксы наводили на «Рысь» орудие, стрелявшее разрядами хаотичных гравитонов. Враги собирали все силы для последнего смертельного удара, а лазер им был нужен для точного прицела. Скорее всего, риксы могли сделать по «Рыси» всего один выстрел, после чего фрегат оказался бы для них недостижим, и поэтому они старались не промахнуться.

Бигз сжал закрепленный на ремне контейнер с противошоковым лекарством. Он хотел, чтобы последние капли стимулирующего препарата подарили ему уверенность перед принятием решения. Для него оставалось единственное.

Бигз включил аварийный маячок на полную мощность. Пульсирующий свет фонаря ярко отразился от окружавших астронавта стальных плит. Потом Бигз взял сварочный аппарат и вывел его в режим резки броневой стали. Он приставил аппарат к той плите, на которой закрепился магнитами, и нажал на кнопку включения.

Свет и жар окружили сварочный аппарат. Пламя раскалило сталь добела.

Бигз превратился в солнце своей крошечной системы – в недолговечную звезду, сверкавшую и отбрасывавшую тени на вращавшиеся вокруг нее металлические обломки.

Эта звезда засияла и ярко озарила пространство.

КАПИТАН

– Сохранять режим затемнения! – пытаясь перекричать грохот, приказал капитан Зай.

– Но они засекли нас, сэр! Мы горим как бикфордов шнур!

– Надо ждать! – рявкнул Зай. – Еще двадцать секунд – и они не смогут до нас дотянуться!

Офицер, ответственный за ликвидацию повреждений, наконец умолк. Он хотел включить внутренние датчики корабля, помочь координации ремонтных работ. Все было правильно. Риксы действительно определили местонахождение «Рыси». Но излучение от системы внутренних датчиков подсказало бы врагам, как сориентирован имперский корабль относительно их крейсера, и тогда они навели бы свое орудие точно на двигатель. В этом случае «Рысь» пострадала бы куда серьезнее, чем при неприцельном попадании. Какая-то часть «Рыси» так или иначе вот-вот должна была поджариться, но зачем же предоставлять врагам выбор?

– Спокойно. Самое большее, на что они способны, – это выстрелить по нам дважды разрядом полной мощности.

– С кормового пункта связи начинают поступать сообщения о повреждениях, – доложил кто-то из работавших в отсеке офицеров.

Корме больше всего досталось от луча лазера.

– Докладывайте.

– Структурных повреждений нет. Похоже, расплавился кормовой процессор. Десять погибших. Подсчет пострадавших продолжается.

«Проклятье! – думал Зай. – Опять жертвы, и снова потеря мощности компьютерного обеспечения. И все из-за какого-то прицельного лазера.

А когда в нас угодит разряд хаотичной гравитации, начнется сущий ад».

– Сколько времени осталось до выхода из зоны огня? – спросил он девушку-лейтенанта, неотрывно смотревшую на циферблат часов.

– Двенадцать, – ответила она.

– Считайте, – приказал капитан.

Девушка начала обратный отсчет. По мере того как она считала, в командном отсеке становилось все тише и тише. Никто из них не был способен сделать хоть что-то. Поток гравитации наносил своим жертвам чудовищные повреждения – переломы позвоночника, раздавленные мозги, разрывы внутренних органов. При том, что отсутствовала энергопоглощающая оболочка, способная отразить гравитационный разряд, могли погибнуть десятки, если не сотни членов экипажа.

Зай даже не мог предупредить весь экипаж, но мог хотя бы обратиться к тем, кто находился рядом с ним в командном отсеке.

Когда осталось пять секунд, он дал знак лейтенанту, и та умолкла.

Но Зай обнаружил, что не в состоянии даже пошевелить языком. Все традиционные ваданские фразы были составлены так, что в них упоминался Император, а слова об Императоре из уст Лаурента Зая прозвучали бы смешно.

– Благодарю за службу. – Вот и все, что он сумел сказать.

А потом вздохнул и стал ждать. Время истекло. Наверняка истекло.

– Промах, – тихо проговорил капитан. Офицер, следивший за показателями датчиков, ошарашенно уставился на настольный дисплей.

– Это не случайный промах, сэр. Они изменили прицел. Выстрелили по груде обломков в шести километрах от нас. Груду разнесло в пыль.

– Но… почему?! – вырвалось у Зая.

– Она была освещена, сэр. Какой-то источник тепла, микроволн и трансляция сигнала высокой мощности.

– Трансляция сигнала?

– Имперский сигнал SOS. Личный аварийный маяк.

Зай покачал головой. В это трудно было поверить. Отвлекающий маневр в самый нужный момент. Член экипажа «Рыси» каким-то образом оказался там, в нескольких километрах от корабля, и погиб, спасая родной фрегат. Но кто?

– Мы находились у них в руках, сэр, – продолжал офицер. – Почему же они перенацелились на что-то еще? Там ведь были какие-то жалкие искорки – разве их можно сравнить с тем фейерверком, в какой они превратили «Рысь»?

– Мы казались слишком легкой добычей, – ответил Зай. – Слишком очевидной. Сигнал, переданный Хоббс, был слишком коротким. Наверное, риксы решили, что мы – это и есть обломки.

Корабль задрожал. Послышался негромкий стон, он стал громче, а потом утих.

– Теперь они снова нацелились на нас, сэр. Перенесли огонь с груды обломков на «Рысь». Но мы уже вне зоны опасного попадания. Гравитационное орудие выпустило луч половинной мощности, широкого охвата. Пять тысяч гравитонов.

Зай вздохнул. Такой мощности едва хватило бы, чтобы вызвать у человека рак кожи. За счет чувствительности своего вестибулярного аппарата сам он ощутил гравитонную атаку в виде легкой тошноты, не более того.

– Включайте внутреннюю диагностику, – распорядился он. – Прикажите экипажу оставаться в тяжелых скафандрах.

Фрегат получил много повреждений, а обстрел хаотичными гравитонами низкой интенсивности мог еще какое-то время продолжаться, постепенно затихая по мере того, как будет расти расстояние между «Рысью» и риксским крейсером.

Они снова уцелели.

ДОМ

На десять лет раньше (по имперскому абсолютному времени)

Дом за много десятков лет дом разросся во все стороны.

Изначально выстроенный на вершине горы, он пустил корни глубоко в мантию планеты Родина, чтобы найти в ее недрах геотермальную энергию. Сейчас, когда наступило лето, с шести балконов открывался вид на искусственные водопады и сады, простиравшиеся до самого горизонта. Дом украсил соседние горные вершины специально засланными стаями искусственных бабочек, способных существовать автономно. Зеркальные крылышки этих бабочек отражали солнечные лучи и отбрасывали их на растения, помогая им выживать, а воде – течь. Благодаря бабочкам на окружающие снега ложились изящные тени, а бледно-алый арктический закат играл тремястами шестьюдесятью оттенками. Процессоры дома были расставлены повсюду: захоронены в каменных туннелях в недрах горы, припрятаны на дальних участках земель, рассеяны по снегам на сотни километров. Огромный дом на полюсе, отрезанный от остального мира, принадлежащий женщине, наделенной сенаторскими привилегиями, был отдельным миром, существовавшим по собственным законам.

Но сегодня домом владело определенное беспокойство, чувство неуверенности и сомнений, выражавшееся в виде легкой дрожи, пробегавшей по электронным системам. Возникла новая ситуация – та самая, которую дом обдумывал и моделировал на протяжении нескольких десятков лет, но никогда не пробовал на практике. Впервые в доме одновременно находились двое людей.

Хозяйка принимала гостя.

Дом обшарил свои подземные кладовые, исследовал все то, что было специально доставлено самолетом к визиту лейтенанта-командора, а также – неприкосновенные запасы, пролежавшие нетронутыми сто лет. В кладовых хранилось, конечно, намного больше продуктов, чем могли съесть двое людей за четыре года, а уж тем паче – за четыре дня. И все же беспокойство сохранялось. Этот визит для дома был шансом показать хозяйке, каких успехов он достиг за те долгие годы, пока здесь никто не жил, продемонстрировать результаты своей долгой независимой программы расширения и усовершенствования.

Обед был уже продуман. На нескольких уровнях выше геотермальной станции кипела работа, там готовился тропический банкет. Ферментированный подорожник, щедро украшенный зеленым тамариндом. Предварительно замаринованная капуста, вырезанная в форме цветочных лепестков, а затем на миг обжаренная в микросекундном плазменном поле. Морские креветки, которые обычно занимались очисткой водных запасов дома, несколько часов вываренные в карамели. Пудинг из длиннозерного риса и пальмового сахара, посыпанный пудрой из тертого кокоса, чтобы по цвету быть похожим на флотскую форму лейтенанта-командора. На каждую перемену блюд полагалось по двадцать миллилитров водки, настоянной на личи, рамбутане, папайе и косточках манго.

Но теперь дом впал в отчаяние и думал о том, что этого, пожалуй что, много. Правила этикета четко гласили: при любом визите самым роскошным должен был быть не первый обед, а последний. Лаурент Зай задерживался, и дому предстояло превзойти самого себя целых четыре раза подряд! А что, если хозяйка опять передумает? Ни мощности процессоров, ни какого угодно количества альтернативных вариантов, ни войск машин – ничего этого не хватило бы, чтобы исполнить редкостный человеческий каприз.

О чем они сейчас разговаривали?

Дом вернул свое внимание туда, где хозяйка стояла рядом с недавно произведенным в капитаны Лаурентом Заем. Они находились на западном балконе и, обнявшись, смотрели на озаренные закатным солнцем три небольших колокола, на которых лежали шапочки красноватого из-за наличия особых водорослей снега. «Хороша композиция», – самодовольно подумал дом. Хозяйка все еще улыбалась после поцелуя, которым они с капитаном обменялись после того, как она предложила ему задержаться.

– Четыре дня – это так мало, Нара, – сказал Зай.

(Дом с этим не был согласен. Приготовить двенадцать трапез, обустроить четыре заката!)

– Мы можем сделать их длиннее.

– Надеюсь. – Взгляд Зая упал на сад, уставленный ледяными скульптурами, изображавшими насекомых. – У нас столько разных технических способов для того, чтобы заставлять абсолютное время бежать быстрее. Анабиоз, релятивистские путешествия, симбиант. Но у нас нет ничего для того, чтобы несколько дней показались дольше. Хозяйка рассмеялась.

– Уверена, мы что-нибудь придумаем, – сказала она и прижалась к гостю теснее.

– Уже придумала?

– Да, придумала. Пожалуй, обед подождет.

С затаенным ужасом дом следил за тем, как они идут к спальне.

СЕНАТОР

В комнату вошла короткая летняя ночь, и Нара Оксам подумала: «Целый день без лекарства, отключающего эмпатию». Так долго. Ей нужно было почаще вот так прилетать сюда из столицы и совершенно освобождать свой разум от лекарства, не опасаясь толп народа.

Она посмотрела на спящего Лаурента. Возможно, порой ей нужны дозы безумия.

После прилива апатии в течение первых нескольких минут эффект лекарства постепенно уменьшался. Медленно тянулись часы, и эмпатическая чувствительность Нары нарастала. Весь день ее дар был активен. Эмпатическое чутье словно бы исследовало свои пределы, приспосабливалось, помогало Наре ощутить себя спокойно с тем человеком, который находился рядом с ней. Ее эмпатия ложилась на контуры его мыслей, будто покрывало снега на один из садов возле дома. С того мгновения, как Лаурент рассказал ей о Дханту, он вроде бы сумел восстановить душевное равновесие. Нара видела, что его разум окреп на фоне догматов «серой» религии и военной дисциплины.

Несмотря на то что убеждения Лаурента зиждились на понятиях, для Нары чужеродных, ее радовало все, что могло унять его боль.

Нара гадала, а хорошо ли это для нее – позволить себе так сильно привязаться к человеку, которого она едва знала и который был ее самым настоящим политическим противником.

С человеком, который скоро уйдет, улетит так надолго.

Лаурент пошевелился.

– Разожжем камин? – спросила Нара.

Они встали с постели и открыли окно в северной стене спальни, чтобы полюбоваться розовым ночным небом и ощутить арктическую прохладу. Нара любила разгар полярного лета. Солнце пряталось за горами, но никогда не уходило за линию горизонта совсем. Нара гадала, а каково же здесь в ту половину года, когда свет, а не тьма длится всего один час из десяти.

Они выбрали сухие, расколотые поленья и развели в камине жаркий огонь – настолько жаркий, что пришлось отодвинуться от камина, и улеглись на спину, головами к открытому окну.

Когда Лаурент уполз, чтобы присоединить протезы, Нара попросила дом собрать что-нибудь из того, чтобы было приготовлено на обед, и доставить в спальню. Дом согласился не слишком охотно. Зная, что «серые» недолюбливают говорящие машины, Нара приказала дому в присутствии Лаурента сохранять молчание, но подумала о том, что, вероятно, дому нужна более интенсивная разговорная практика, нежели та, какую он имеет во время ее кратких визитов.

Когда Лаурент вернулся, он был одет. Нара завернулась в простыни.

Он молчал, и Нара почувствовала, что ему неловко. Он не знал, что сказать. Такой момент, как правило, всегда наступал в отношениях людей, только что ставших любовниками, и эти периоды затишья предшествовали драматическим поворотам.

О чем могли говорить «розовый» сенатор и «серый» воин?

Откладывать очевидное не имело смысла.

– Ты вправду думаешь, что будет новое вторжение, Лаурент?

Капитан пожал плечами, но Нара почувствовала, что он нервничает.

– До сегодняшнего дня я сомневался в правдивости слухов. Но отправка в систему Легис, на самую границу…

– Разве флот не всегда находится вблизи той или иной границы?

– Это так. Но мне отдают под командование боевой корабль новой модели. – Он помолчал и посмотрел на нее. – Это, конечно, военная тайна. – Он улыбнулся. – Ты ведь не риксская шпионка, верно?

Нара рассмеялась.

– Лаурент, через несколько недель я буду присутствовать на заседании подкомиссии по делам военной разведки в Сенате его величества. Так что для тебя было бы лучше, чтобы я не оказалась риксской шпионкой.

Лаурент вздернул брови.

– Ты входишь в состав подкомиссии надзирателей?

Нара эмпатически ощутила его тревогу и автоматически ушла от неприятных чувств. Она знала о той неприязни, с которой военные относятся к вмешательству гражданских властей в их дела.

– Если у вас во флоте это так называют – да.

Он шумно вдохнул.

– О, а я и не догадывался.

– Тебе не приходило в голову, что секуляристы интересуются военными делами?

– Интересуются? Конечно интересуются. Но ведь вовсе не обязательно этот интерес позитивный.

– Мой интерес очень позитивный, Лаурент. Вооруженные силы Империи только выигрывают из-за того, что надзор за ними осуществляют живые люди. В этом я абсолютно уверена. В конце концов, ведь это мы поставляем Императору тех, кто за него умирает.

Лаурент поморщился. Утраченные конечности свело спазмом фантомных болей, и Нара почти расслышала его мысли. Что могла она, «розовый» сенатор, знать о смерти?

– Мое назначение может состояться до заседания подкомиссии, – сдержанно произнес он. – Пожалуй, нам следует ограничить темы наших разговоров.

Нара Оксам изумленно моргнула. В очередной раз она изумилась тому, насколько политически наивны некоторые военные. Лаурент даже не поинтересовался содержимым ее портфолио перед поездкой сюда. А ведь окружение сенатора не позволяло ей даже на вечеринку с коктейлями отправиться, прежде чем она не запоминала с подробностями досье каждого из приглашенных. После того как Нара пригласила Зая, она узнала все о его командирах, о бывшем экипаже, об успехах в академии, а также прочитала уйму пропагандистских статей, в которых пресс-служба Аппарата восхваляла героя Дханту. Нара не поленилась заглянуть и в «желтые» издания, где Лаурента Зая именовали не иначе как «Калекой».

Конечно, все это вовсе не означало, что она понимала его. Во всех этих подробностях Наре недоставало одной важнейшей мелочи: продолжительности карьеры Зая в реальных годах. После почти столетия в абсолютном летоисчислении на службе у Императора, после тех десятков лет, которые истекли с релятивистской скоростью, этот человек устал терять друзей и любимых, устал отдавать их Воришке-Времени. И вот теперь он вновь должен был улететь лет на двадцать.

Он имел полное право злиться. Но не на нее.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Фантастический Петербург, где объединены мистика и реальность, вечность и время, смысл и бессмысленн...
Повесть-фэнтези известного писателя продолжает традиции петербуржской городской сказки. Фантастическ...
Если однажды вы почувствуете, что авторучка выскальзывает из рук, что привычные вещи стали чужими, ч...
Как известно, беда одна не приходит....
Ироничные, с занимательной детективной интригой рассказы Честертона стали классикой детектива, привл...
Подводная охота продолжается! Несмотря на то что охотник Роман Савельев был отправлен в отставку, ег...