Невинная обманщица Картленд Барбара

Она не хуже разбойника понимала, что кричать бесполезно, ведь в этой безлюдной местности ее призыва на помощь никто не услышит.

Злодею, должно быть, надоело пререкаться со своей жертвой. Ему хотелось как можно скорее заполучить добычу.

— Давай, давай денежки! — торопил он.

— Я уже сказала, что согласна отдать вам деньги, если вы пообещаете не трогать моего жеребца.

— Готов поклясться! — воскликнул разбойник и засмеялся.

Теперь его смех прозвучал еще более зловеще.

— Если сейчас же не получу лошадь и кошелек, прострелю башку твоему псу! — пригрозил разбойник.

Манелла поняла, что проиграла. Взглянув на Герона, как ей казалось, в последний раз, она вдруг услышала топот копыт. К ним галопом приближался какой-то мужчина.

Манелла не успела его разглядеть, а он с пригорка, должно быть, увидел их раньше и, сразу поняв смысл происходящего, успел выхватить пистолет. Приблизившись, он без предупреждения выстрелил в разбойника.

Злодей был бы убит на месте, если бы как раз в этот момент не повернулся посмотреть, что происходит у него за спиной. Пуля просвистела совсем близко от его плеча, а разбойник выстрелил в ответ.

Выстрелы напугали лошадей. Жеребец разбойника отскочил назад, то же сделал Герон. Манелла, продолжавшая крепко-накрепко держать его под уздцы, едва не упала.

Разбойник пришпорил своего жеребца и поскакал что есть духу в направлении леса.

Манелла с облегчением вздохнула.

Тем временем ее спаситель пустился догонять преступника.

Немного успокоившись, девушка заметила, что всадник сидит в седле весьма неловко и как-то странно покачивается. Вдруг она узнала в своем благодетеле ненавистного дядю Герберта.

Манелла была перепугана, как никогда в жизни. По сравнению с опасностью, которой ей теперь удалось избежать, угроза нападения месье Граве показалась бы ей забавным пустяком, если бы у нее были силы вспомнить свое предпоследнее приключение.

Она стояла как вкопанная, не чувствуя, что у нее затекли пальцы, сжимающие уздечку, не замечая, как крутится, поскуливая, у ее ног Флэш, сожалея, что не смог защитить хозяйку.

Впрочем, когда появился неприятный джентльмен из старого дома, Флэш как раз собрался броситься на еще более неприятного типа с грубым голосом, угрожавшего его хозяйке. Так что совесть сеттера была чиста.

Манеллу вывел из забытья звук выстрела, громом раскатившийся по лугу. Она прижалась к Герону, большому и сильному, словно ища защиты у того, кого только что пыталась спасти.

Теперь Манелла даже не была уверена, что ей повезло спастись от разбойника. Отвращение к дяде Герберту и предполагаемому жениху было столь велико, что она предпочла бы любой исход встречи со злодеем, лишь бы не видеть ненавистного опекуна и не возвращаться в его дом.

Услышав приближение всадника, она не сразу повернулась на стук копыт, доносившийся с той стороны, откуда она недавно прискакала сама.

Каков же был восторг девушки, когда она увидела, что к ней галопом, не разбирая дороги, несется маркиз.

Спрыгнув с лошади, едва не на полном скаку, он бросился к Манелле.

— С вами ничего не случилось? — спросил он. — Вас не ранили?

Манелла буквально потеряла дар речи. Она прижалась к маркизу. Признаться, в этот миг даже любовь отступила в ее сознании на второй план. Она думала лишь о том, что, раз маркиз здесь, Герону уже точно ничто не угрожает.

Спустя несколько мгновений она обрадовалась еще больше, осознав, что встретила того, кого не чаяла больше увидеть.

»— Любимая моя, ну как ты могла меня покинуть? — приговаривал маркиз, поглаживая девушку по волосам.

Тесно прижав ее к себе, он продолжал:

— Прости меня за то, что я вел себя, как напыщенный болван. Теперь я понял, что ни часа не могу прожить без тебя, и хочу, чтобы ты стала моей женой.

Манелла в изумлении подняла на него глаза.

Не ослышалась ли она? Ведь именно эту фразу она мечтала услышать от любимого человека задолго до того, как познакомилась с маркизом. Как раз ее всегда произносил романтический герой на предпоследней странице романа.

Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали. Манелла ничего не отвечала.

Маркиз смотрел на нее сверху вниз, любуясь и думая, что на свете не существует женщины прекрасней.

Разжав объятия, он, отступив на шаг, сказал:

— Позволь мне сделать формальное предложение. Согласна ли ты, мой ангел, стать моей женой, чтобы быть со мной в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас?

Знакомые слова, которые произносятся во время венчания, пришлись теперь как нельзя кстати. Маркиз поразился, впервые прочувствовав их великий, возвышенный смысл.

Но выдерживать дольше этот торжественный тон не было сил. Маркиз крепко обнял девушку, запечатлевая на ее губах страстный поцелуй, который был выразительнее всяких слов.

Манелле казалось, что она погрузилась в прекрасный сон, и она не хотела пробуждаться. Как странно и в то же время как радостно складывались обстоятельства!

Манелла испытывала внутреннюю дрожь, и, как ей показалось, маркиз, тесно прижимавшийся к ней, дрожал так же.

Он страстно шептал:

— Выглянув утром в окно, я увидел, что ты уезжаешь. Боже, что я пережил, поняв, что теряю тебя! Я ощутил такую пустоту! Это заставило меня понять, как дорога ты мне стала за эти дни.

— Я тоже люблю вас. Мне тоже было горько расставаться с вами, — вторила ему Манелла. — Но я чувствовала, что то, что вы хотели… грешно.

— Грешно! — подхватил маркиз. — Сегодня утром я понял, что вел себя совершенным глупцом, предлагая тебе то, что противоречит твоим принципам.

Они долго стояли так, то что-то шепча, то страстно целуясь, продолжая тот любовный разговор, который завязался с первой встречи и должен был продолжаться долгие годы.

Приоткрыв глаза — ее веки были сомкнуты большую часть этой сцены, — Манелла вдруг увидела лошадь без седока, выбежавшую из леса.

— Сорока! — воскликнула она.

Маркиз, не отпуская ее, посмотрел вверх.

— Сорока! Так зовут эту каурую кобылу, — пояснила Манелла, не в силах сдержать улыбку.

— Откуда ты знаешь, как ее зовут? — удивился маркиз. — Боже, откуда она взялась? У разбойника ведь был рыжий жеребец!

Тем временем Сорока приблизилась и радостно заржала, приветствуя Герона, который отозвался столь же благожелательно.

Теперь маркизу бросилось в глаза явное сходство двух животных. Сорока была так же породиста и ухоженна, как жеребец Манеллы. И они были одной масти, словно брат и сестра.

Манелла подошла к лошади и ласково потрепала ее по гриве.

Маркиз с удивлением наблюдал эту сцену.

— Судя по всему, ты знаешь эту лошадь. Надо полагать, ты знаешь и хозяина, — сказал он. — Чья же она?

— Наша, — ответила Манелла, охваченная страхом. — На ней прискакал мой дядя, от которого я и бежала. Животные всегда не любили его. Должно быть, Сорока сбросила его с седла. Я должна воспользоваться этим, чтобы немедленно скрыться, пока он не увидел меня.

Говоря это, Манелла опасливо оглядывалась, но дяди не было видно.

Вдруг ее осенило, что бояться уже нечего. Она придвинулась к маркизу.

— А вы скажете ему, что я останусь с вами, потому что… потому что мы поженимся? — Она произносила слова медленно и неуверенно, словно боясь, что говорит вздор.

— Значит, ты согласна! — воскликнул маркиз. Впрочем, он в этом ни минуты не сомневался.

— Я скажу ему, что ты принадлежишь мне, — пообещал он. — И я не могу вообразить причины, которая заставила бы его возражать.

Что касается Манеллы, она вполне могла себе представить такую причину. У нее сразу мелькнула мысль: если маркиз станет ее мужем, дяде будет трудно шантажировать его, заставляя расплачиваться по своим векселям.

Ее мысли были в полном смятении. Она надеялась, что избавлена от брака с престарелым герцогом, по инерции боялась дядю и в то же время сознавала, что он перестал быть опасен.

Понимая, что она не властна в этой ситуации, Манелла решила во всем положиться на своего жениха. Едва ли герой Ватерлоо спасует перед ее дядюшкой, доблестно произносившим тосты самого героического содержания, когда его соотечественники сражались с Наполеоном.

Маркиз, будто прочитав ее мысли, мягко сказал:

— Предоставь это дело мне. Поеду посмотрю, что случилось с твоим дядей, а ты пока отпусти лошадей, пусть передохнут. Нам ведь предстоит еще обратный путь.

Отпуская лошадей попастись, Манелла, шевеля губами, будто ребенок, шепотом молилась. Девушка сбивчиво благодарила бога за счастье, которое он ей послал, заклинала уберечь маркиза и вразумить дядю, чтобы тот хоть раз в жизни оставил свое легендарное самодурство.

— Боже, помоги мне! Помоги маркизу! Спаси и сохрани всех нас. Отведи от нас все дурное! Ну пожалуйста!

Лошади мирно пощипывали травку. Флэш купался в ручье, поднимая множество брызг, фыркал и громко бил лапами по воде.

Манелла, не отдавая себе отчета, медленно шла в направлении леса, где прежде скрылся дядя, преследовавший разбойника, а теперь — и маркиз.

Она не могла избавиться от страха. В последние дни зловещий образ дяди разросся в ее представлении до чудовищных размеров. Подобно кошке, которой слабая мышка приписывает обладание самой сокрушительной силой, дядя рисовался в воображении Манеллы могущественным и чудовищно коварным.

На самом деле он был назойливым, беспардонным и страшным лишь для таких беспомощных созданий, как она.

«Но ведь и я смогла, по крайней мере, убежать от него!»— рассуждала Манелла, стараясь успокоиться.

Из леса показался маркиз, почему-то один.

Манелла не решалась смотреть ему в лицо, боясь понять правду по его выражению, и молча, напрягшись как тетива, выжидала.

— Что… что случилось? — едва выговорила она.

— Боюсь, твой дядя скончался, — произнес маркиз, — Скончался? — упавшим голосом повторила Манелла.

— Разбойник попал ему прямо в сердце, — объяснил маркиз, спешившись, — а на плече у него еще одна рана, должно быть, злодей стрелял в него дважды.

Манелла, хоть и не любила дядю, по доброте не могла не пожалеть этого человека, умершего в тот момент, когда она была так счастлива.

Девушка искренне посочувствовала покойному, о котором никто не будет горевать, потому что его никто не любил. Родственникам он приносил одни неприятности. Приятели были с ним одного поля ягоды и не питали к нему искренней привязанности. Женщины либо тянулись к деньгам, которыми он их одаривал, либо отвергали. Слуги ненавидели за вздорность нрава и скаредность, животные — за жестокость.

Манелла уткнулась лицом в широкую грудь маркиза.

— Мы ничем не можем ему помочь, — продолжал маркиз. — Лучше всего будет сразу заехать к местному главному констеблю, который был дружен с моим отцом, и уведомить его о происшествии.

— Но как же мы его оставим? — попробовала возражать Манелла. — Может быть, мы сами увезем тело?

— Нет, — твердо ответил маркиз. — Я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Мы ничем не можем ему помочь, — повторил он. — Пуля попала прямо в сердце. Судя по тому, что ты бежала от этого человека, ты, вероятно, не слишком любила его. Однако он твой родственник, и я вполне понимаю твои чувства. Должен заверить тебя, что он умер мгновенно, ни минуты не мучаясь.

Не дожидаясь от Манеллы ответа, он свистнул лошадям, подсадил ее в седло, вскочил на своего жеребца, и они отправились в обратный путь в сопровождении Флэша и Сороки, которую даже не понадобилось привязывать.

И хотя сельская дорога была не слишком ровной, а солнце нещадно палило, Манелле казалось, что именно таким и должен быть путь в рай.

В деревне было безлюдно, лишь в одном из палисадников трое мальчишек и девочка что-то рисовали на песке.

Манелла удивилась, когда маркиз остановился явно для того, чтобы поговорить с детьми, которые дружно встали и подошли к изгороди, застенчиво улыбаясь всадникам.

— Спасибо вам, ребята! — приветливо обратился к ним маркиз. — Вы молодцы: заметили, куда поскакала эта леди, и предупредили меня, что в кустах, за деревней, может прятаться разбойник. Идите и купите себе сладостей!

С этими словами он достал кошелек и выдал каждому и, разумеется, девочке по гинее.

Дети как завороженные смотрели на золотые монеты, которых не видели никогда в жизни. В те времена это были большие деньги.

Манелла, привыкшая вести хозяйство при довольно скудных средствах, рассудила, что в семь-восемь лет ребенок не может верно распорядиться такой суммой, и решительно вмешалась:

— Эти деньги вы отнесете своим родителям, а вам на сладости я дам другие монетки.

Она положила в каждую из подставленных ей ладошек по полсоверена.

— Спасибо вам, — поблагодарила она.

Дети, потупившись от смущения, ничего не ответили.

Всадники продолжали путь, провожаемые взглядами детей.

События развивались так стремительно, что Манелле даже не пришло в голову удивиться, каким образом маркиз отыскал ее. Теперь, прежде чем спросить, как это произошло, она получила объяснение.

— Если бы не эти дети, разбойник, наверное, успел бы отобрать у меня Герона, — заметила она, содрогаясь при мысли о возможном исходе событий.

— Ну, думаю, твой дядя мог бы этому помешать, — возразил маркиз. — Однако я не понимаю, почему, имея пистолет, он даже не попытался стрелять. Судя по всему, разбойник скрылся цел и невредим.

— Да нет же, он стрелял! — сказала Манелла. — Просто он все время проводил в Лондоне, никогда не охотился и отнюдь не отличался меткостью.

Маркиз заметил, что Манелла отзывается о родственнике с неприязнью. По-видимому, у нее были веские причины бежать из дома. Но он предпочел не расспрашивать девушку об обстоятельствах ее прошлой жизни, во всяком случае, теперь, после того как она насмерть переволновалась.

Пару миль они проехали, не говоря ни слова.

— Главный констебль живет в полумиле отсюда, мы заедем к нему по пути, — прервал молчание маркиз. — Ты должна сказать мне, как зовут твоего дядю. Пожалуй, теперь ты можешь открыть мне и свое настоящее имя. Полагаю, что на самом деле ты не мисс Шинон.

Манелла усмехнулась:

— Как забавно, нет, как замечательно, что вы решились сделать мне предложение, даже не зная, кто я.

— Сегодня, когда я увидел из окна, как ты уезжаешь, я подумал, что готов жениться на тебе, будь ты дочкой самого дьявола, — сказал маркиз.

Манелла вздохнула.

— Если бы вы только знали, как мне хотелось, чтобы вы думали именно так, — счастливо улыбнулась она.

— Так как же зовут тебя и твоего дядю? — настаивал маркиз.

— Он был седьмым графом Эйвонсдейлом, — прошептала Манелла. — Папин брат… Унаследовал титул, потому что единственным ребенком в семье шестого графа была девочка.

Маркиз молчал, пораженный этим известием. Манелла продолжала, должно быть, желая разом освободиться от своих тягостных секретов.

— Я убежала от него, потому что он решил выдать меня замуж за герцога Данстера, богатого старика.

Должно быть, надеялся, что тот поможет ему выпутаться из долгов.

— Но ведь я помню твоего отца. Он приезжал сюда, когда я был ребенком! — воскликнул маркиз. — Мои родители очень его любили. Почему же ты сразу не призналась мне, кто ты на самом деле?

Манелла, отвернувшись, ничего не отвечала.

— Можешь ничего не говорить, я сам все понимаю. Итак, ты решила скрыться от своего опекуна под чужим именем?

— Не под чужим, а под бабушкиным. Она действительно была француженкой, и это ее девичья фамилия, — поправила Манелла, у которой после признания заметно отлегло от сердца.

— Воображаю, как ты негодовала, когда я предложил тебе свое покровительство, — смущенно продолжал маркиз. — Ради бога, прости меня. И как я не подумал, что подобным совершенством может обладать только истинная аристократка.

Манелла, казалось, не слишком вдумывалась в смысл его слов. Ей было приятно слышать голос любимого, сознавать, что он рядом.

— Пожалуйста, давайте больше не будем к этому возвращаться, — попросила она. — Главное, что все страхи, недоразумения и, я надеюсь, опасности позади. Теперь я так счастлива, что мне вовсе не хочется думать о плохом.

Маркиз смотрел на невесту восторженным взглядом, отчего Манелла ощущала внутренний трепет.

Вечером того же дня Манелла вновь лежала на массивной кровати, последовательно принадлежавшей всем владелицам Бекиндона. Она ожидала мужа, который должен был войти из смежной комнаты.

Умом она понимала, что несколько часов назад обвенчалась с маркизом, но все никак не могла привыкнуть к тому, что теперь она замужняя дама.

Благодаря распорядительности маркиза все устроилось очень быстро: констебль был уведомлен о случившемся, люди — посланы на поиски тела, которое надлежало доставить в родовое имение Эйвонсдейлов.

Покончив с этим делом, маркиз заметил:

— Мы должны пожениться не откладывая, сегодня же вечером.

Манелла посмотрела на него в замешательстве. Она не думала, что их бракосочетание может произойти так скоро.

— Твой дядя, как бы ты к нему ни относилась, после смерти брата стал главой семьи. Следовательно, всех твоих родственников надо поставить в известность о похоронах. Значит, мы уже не сможем находиться под одной крышей, если тебя не будет опекать какая-нибудь дама. А потом будет объявлен траур, и наше венчание отложится на несколько месяцев.

— Но я не хочу вас покидать, — сказала Манелла упавшим голосом.

— Я и сам не желаю с тобой расставаться, — добавил маркиз. — Местный викарий сможет сегодня же обвенчать нас в моей домашней часовне.

Манелла в душе обрадовалась. Она опасалась, что придется венчаться в каком-нибудь лондонском соборе, при большом стечении гостей, тогда как ей больше нравились тихие и скромные брачные церемонии.

Выходит, все устраивалось так, как ей хотелось, словно господь решил разом вознаградить ее за все испытания прошлых месяцев.

— Что же ты не отвечаешь, моя милая? — ласково спросил маркиз. — Или ты не хочешь выходить замуж так скоро?

— Хочу! — в волнении воскликнула Манелла. — Я буду счастлива с вами где угодно: и на дне морском, и на вершине Гималаев.

— Насчет морского дна ничего не могу сказать, а вот Гималаи ты увидишь, — пообещал маркиз. — В свадебное путешествие мы поедем в Индию, посетим и другие страны, и в каждой из них я буду говорить тебе о своей любви.

Ничего не отвечая, Манелла блаженно улыбалась.

— Я думаю, вы понимаете, что у меня не найдется подходящего платья для венчания, — спохватилась вдруг она. — Боюсь, что разонравлюсь вам, ведь вы привыкли к обществу самых красивых и элегантных дам Парижа и Лондона.

Впрочем, Манелла была настолько уверена в чувствах своего жениха, что на самом деле не слишком переживала из-за явной бедности своего наряда.

Маркиз рассмеялся.

— Для меня ты хороша в любом платье, — возразил он. — Впрочем, я уже решил, что завтра же пошлю Уотсона в Лондон, чтобы он пригласил сюда лучших столичных портных с их самыми элегантными изделиями. Тебе останется лишь выбрать себе туалеты по вкусу.

— И они действительно согласятся ехать в такую даль? — простодушно удивилась Манелла.

— Еще как согласятся, — рассмеялся маркиз.

— Ну, конечно, я забыла, что вы очень важная особа, — кивнула Манелла.

Маркиз отметил про себя, что впервые встречает женщину, которая так равнодушно относится к его богатству и высокому положению, ценя в нем лишь его самого.

Он не женился довольно долго; сам не зная, чего искал в женщинах. Теперь он понял: именно такой бескорыстной любви.

Маркиз предложил Манелле готовиться к венчанию, отрядив ей в помощь миссис Франклин, а сам отправился сделать необходимые распоряжения. Целуя девушку на прощание, он заметил, что она будет самой красивой из владелиц этого замка.

Домоправительница страшно разволновалась, узнав о предстоящем венчании. Однако волнение не помешало ей добыть для невесты все необходимое, точнее — все, что можно было собрать в столь короткий срок.

Капеллан явился в четверть седьмого вечера.

Манелла пошла к алтарю в своем муслиновом платье, изумительной бриллиантовой диадеме, преподнесенной ей женихом в последний момент, и под фатой из брюссельского кружева, которую чрезвычайно ловко сшила одна из горничных.

Из оранжереи доставили букет нежнейших белых лилий.

Ступив в прохладный полумрак часовни, Манелла заметила там гирлянды из таких же лилий и орхидей.

Единственными свидетелями брачной церемонии были миссис Франклин и Доббинс. Флэш наблюдал за происходящим с улицы, через открытую дверь.

После венчания, во время которого Манелла, как ей показалось, слышала ангельское пение, новобрачную проводили в будуар, также украшенный лилиями и орхидеями.

«Должно быть, садовники срезали все цветы в оранжерее», — подумала Манелла.

Впоследствии обнаружилось, что таким же образом была украшена и их спальня.

Позднее молодоженам был подан ужин, который Бесси с Джейн приготовили с величайшим старанием, ощущая бремя ответственности, которое легло на их плечи теперь, когда дом во второй раз за неделю оказался без поварихи. Само собой, им пришли на помощь все, кто хоть что-то понимал в кулинарии.

После ужина маркиз проводил жену в спальню.

Фату и диадему Манелла сняла еще перед ужином. Теперь же молодой муж вынул шпильки из ее прически, и волосы тяжелой волной рассыпались по ее спине и плечам. Обняв Манеллу, маркиз, не прерывая поцелуя, расстегнул пуговки на ее платье.

Девушка трепетала от сладостного возбуждения.

— Ложись, моя милая, я скоро приду, — нежно шепнул маркиз, размыкая объятия, Вскоре он вернулся в спальню. Присев на кровать, маркиз мягким голосом спросил:

— Неужели все это происходит наяву?

— Я и сама об этом думаю, — словно в полусне отвечала Манелла, поражаясь не в первый раз, что мысли приходят к ним одновременно. — Мне так тревожно: вдруг я сплю, а пробудившись, обнаружу, что мне по-прежнему надо куда-то бежать, скрываться, притворяться…

— Все это в прошлом, — улыбнулся маркиз, склоняясь над женой. — Милая, я так люблю тебя, что боюсь, вдруг я причиню тебе боль, напугаю тебя…

Манелла трепетала под его прикосновениями. Поцелуи мужа становились все жарче, ласки — все настойчивее. Она больше ни о чем не думала, отдавшись новым для себя ощущениям.

Когда маркиз нежно овладел Манеллой, она поняла, что они теперь близки не только духовно, но и телесно.

В пылу экстаза ей даже показалось, что они вместе парят высоко в небесах.