Триумф нежности Макнот Джудит
– Пожелай мне удачи, – сказала она своему отражению.
Она прошла в гостиную, присела, но затем в возбуждении прищелкнула пальцами.
– Виски, – громко сказала она. Рамон любит виски. А у нее его нет. Оставив входную дверь открытой, Кэти помчалась к соседям и одолжила у них бутылку. Она надеялась к своему возвращению найти Рамона в квартире, но его не было. Она прошла на кухню и смешала такой же коктейль, как он однажды заказал, когда они где-то были, с небольшим количеством льда. Она поднесла бокал к свету, критически проверяя содержимое. Сколько же нужно класть льда? И почему она допустила такую глупость – смешала коктейль так рано? К тому времени когда он придет, лед уже растает!
Без пятнадцати девять раздался звонок. Он показался ей громоподобным. Сдерживая себя в последний момент, чтобы не распахнуть широко дверь и не кинуться к нему, она улыбнулась деланой улыбкой и спокойно открыла. В мягком свете фонаря перед дверью стоял очень высокий и ослепительно красивый мужчина в светло-сером костюме и темно-бордовом галстуке. Он смотрел ей прямо в глаза, его невозмутимое лицо не выражало никаких чувств.
– Спасибо, что пришел, – сказала Кэти, пропуская его и закрывая за ним дверь. Она так нервничала, что не знала, с чего начать. Наконец она решилась: – Садись, я приготовлю тебе выпить.
– Спасибо, – ответил Рамон, прошел в гостиную, снял пиджак. Даже не посмотрев в ее сторону, он небрежно кинул его на спинку стула.
Кэти была окончательно сбита с толку его поведением, но, в конце концов, если он снял пиджак, значит, намеревается задержаться. Когда она вернулась из кухни с бокалом, он стоял спиной к ней, засунув руки в карманы, и смотрел в окно. Он повернулся, услышав ее шаги, и впервые Кэти увидела глубокие морщины усталости вокруг его глаз и рта.
– Рамон, ты выглядишь измученным!
Он освободил галстук и взял бокал, протянутый ему Кэти.
– Кэти, я пришел сюда не обсуждать состояние моего здоровья, – сухо произнес он.
– Да, я знаю, – вздохнула Кэти.
Он был холодный, далекий и, как почувствовала Кэти, все еще в ярости.
– Ты даже не хочешь мне помочь? – вслух высказала она то, что думала.
Его темные глаза оставались безучастными.
– В чем? Я уже говорил тебе, что могу предложить очень немного, если ты станешь моей женой. Честность между нами входит в то малое, что я обещаю. Всегда. Я ожидаю того же и от тебя.
Молча кивнув головой, Кэти отвернулась от него, схватилась за спинку стула – она поняла, что от мужчины, стоящего около нее, никакой поддержки ожидать не приходится. Он ее не простил. Сделав глубокий вдох, Кэти прикрыла глаза.
– Рамон, в четверг, в церкви, я… я подумала, что ты набожный католик. И тогда я решила, что если это так, то светский развод для тебя не действителен. Вот почему я сказала, что венчалась в католической церкви и была разведена. Это все правда. Я была разведена, но Дэвид умер.
Голос позади нее прозвучал холодно и бесстрастно:
– Я знаю.
У Кэти онемели пальцы – так она сжала спинку стула.
– Ты знаешь? Но откуда?
– Не делай из меня дурака. Однажды ты сказала, что я напоминаю кого-то, чья смерть принесла тебе огромное облегчение. Когда ты рассказывала о своем бывшем муже, ты упомянула, что я на него похож. Я предположил, что ты вряд ли знала двух мужчин, которые бы напоминали меня. Кроме того, ты совершенно не умеешь лгать.
Его полное безразличие разрывало сердце Кэти.
– Я понимаю, – сказала она.
Ее душили слезы. Очевидно, Рамон не хочет той, что была женой другого, и не важно, разведена она или вдова.
Понимая, что в дальнейшем ей придется казнить себя за то, что она позволила себе сказать это, Кэти прошептала:
– Ты не мог бы объяснить мне, почему ты все еще сердишься на меня, после того что я только что сказала тебе? Я понимаю – ты в ярости, только я не совсем понимаю почему, и…
Он схватил ее за плечи и повернул к себе, его пальцы впивались в ее тело.
– Потому что я люблю тебя, – выдавил он. – И за эти два дня прошел семь кругов ада. – Его голос звучал так хрипло, что, казалось, он усилием воли вырывал из груди эти слова. – Я люблю тебя, и около сорока восьми часов я ждал твоего звонка, умирая с каждым часом твоего молчания.
Улыбаясь сквозь слезы, Кэти коснулась его щеки, подбородка, стараясь успокоить его:
– Эти дни для меня были просто ужасными…
Он сжал ее в объятиях с неистовой силой. Его руки нетерпеливо ласкали ее шею, спину, грудь, скользнули вниз, крепко прижимая ее к возбужденной мужской плоти. Кэти инстинктивно пошевелила бедрами, и Рамон застонал от переполнявшего его желания. Он сжал ее голову, их рты были слиты, его язык колебался в такт возбуждающим движениям Кэти.
Наконец он оторвался от ее рта и начал, торопясь, покрывать поцелуями ее лицо, глаза, шею.
– Ты сводишь меня с ума! Ты знаешь об этом! – шептал он.
Но Кэти не могла отвечать. Она погрузилась в океан наслаждения, отдаваясь его волнам. Кэти начала медленно возвращаться к действительности, только когда почувствовала, что поцелуи Рамона ослабли, а затем и совсем прекратились. Ощущая себя покинутой, она прижалась щекой к его груди.
Рука Рамона ласково коснулась ее щеки, Кэти подняла глаза, блестящие от слез, очарованная той новой нежностью, которая появилась в его лице.
– Кэти, я бы женился на тебе, даже если бы ты венчалась с этим животным в каждой церкви на земле, а потом разводилась с ним в каждом суде.
Кэти с трудом узнала в хриплом шепоте свой голос:
– Я думала, что ты разъярился из-за того, что я позволила тебе полюбить меня и не сказала о своем замужестве.
Он покачал головой:
– Меня разозлила твоя ложь. Ты сказала, что твой муж жив, чтобы легче было отказать мне – ты не хотела стать моей женой. Я понимал, что ты напугана своим внезапным чувством ко мне. А я не мог оставаться здесь дольше, чтобы побороть твой страх. Я был взбешен от своего бессилия.
Кэти приподнялась на цыпочки и поцеловала его в теплые чуткие губы, но, когда он попытался сжать ее в объятиях, она отстранилась, чтобы не искушать себя:
– Кажется, мне лучше переговорить со своими родителями, прежде чем я совсем потеряю разум. Не считая сегодняшнего, у нас осталось всего три дня, чтобы выиграть сражение.
Кэти подошла к кофейному столику, подняла телефонную трубку и стала набирать номер. Взглянув на Рамона, она сказала:
– Я собиралась сказать, что мы приедем к ним, но мне кажется, будет лучше пригласить их сюда. – Она смущенно улыбнулась. – Они могут выгнать тебя вон из своего дома, но не из моего.
Она гладила его по взъерошенным волосам, одновременно пытаясь придумать, как начать. Когда мать наконец ответила, Кэти окончательно растерялась:
– Привет, мам! Это я.
– Кэти, что-нибудь случилось? Половина десятого!
– Нет, ничего не случилось… – Она сделала паузу. – Если еще не очень поздно, я надеюсь, что вы с папой сможете приехать ко мне на бокал вина.
Мать рассмеялась:
– Думаю, что сможем. Мы как раз вернулись с ужина в клубе. Нам не помешает поужинать еще раз.
Кэти мучительно думала, как подготовить родителей, и, пытаясь задержать мать у телефона, сказала:
– Только вино захвати, пожалуйста, с собой. У меня нет ничего, кроме виски.
– Очаровательное приглашение, дорогая! Что еще привозить?
– Транквилизаторы и нюхательную соль, – невнятно пробормотала Кэти.
– Что, прости, дорогая?
– Ничего, мам. Я кое-что собираюсь тебе сообщить. Но прежде мне надо у тебя спросить. Помнишь, когда я была маленькой, ты сказала мне, что ты и папа всегда будете любить меня, что бы я ни сделала? Ты сказала, что я для вас всегда ваша Кэти, ты…
– Кэти! – резко прервала ее мать. – Если ты намерена была напугать меня, то у тебя это уже получилось.
– Я не хотела, – несчастно вздохнула Кэти. – Мам, здесь Рамон. Я собираюсь в воскресенье уехать вместе с ним в Пуэрто-Рико и там стать его женой. Об этом мы и хотим поговорить сегодня вечером с тобой и папой.
На секунду наступила тишина, затем из трубки донеслось:
– Нам тоже хотелось бы с тобой поговорить, Кэтрин.
Кэти повесила трубку и посмотрела на Рамона, который приподнял бровь в немом вопросе. Кэти пыталась казаться веселой, но получалось кисло. Ох, что сейчас заварится!
Она смотрела в окно, рядом с ней стоял Рамон и заботливо обнимал ее за плечи. По скорости, с которой пара передних фар ворвалась на стоянку около дома, она поняла, что приехали ее родители. Кэти направилась к двери, когда голос Рамона остановил ее:
– Кэти, если бы я мог снять с тебя эту тяжесть, я бы сделал это. Но это не в моей власти – я только могу обещать тебе, что это единственное несчастье, которое я причинил тебе умышленно.
– Спасибо, – страстно прошептала она, вложила свою руку в его протянутую ладонь и почувствовала силу его пожатия. – Я когда-нибудь говорила тебе, как я люблю слушать твои признания?
– Нет, – сказал он со слабым смешком. – Как раз самое время.
Но у Кэти уже не было времени для ответа, нежного или насмешливого, – в прихожей надрывался звонок.
Отец Кэти, известный своим обаянием и хорошими манерами, стремительно ворвался в квартиру, пожал протянутую руку Рамона и сказал:
– Мы рады вас видеть, Гальварра, и будем счастливы встретиться с вами еще – лет через тридцать. Вы нам чертовски потрепали нервы, предложив Кэти стать вашей женой. Вы просто сошли с ума, если надеетесь, что мы согласимся с этим.
Мать Кэти, прославленная среди друзей своей способностью оставаться хладнокровной даже в самых необычных ситуациях, как жонглер, держала по бутылке ликера в каждой руке.
– Мы этого не потерпим, – объявила она. – Мистер Гальварра, мы просим вас удалиться. – Бутылка величественно указала на дверь. – А ты, Кэтрин, иди в свою комнату. – Другая бутылка дернулась в противоположную сторону.
Кэти смотрела на родителей, как загипнотизированный кролик смотрит на удава. Наконец она пришла в себя настолько, чтобы сказать:
– Папа, садись. Мама, ты тоже.
Они как подкошенные упали в кресла. Кэти открыла рот, чтобы заговорить, но, увидев, как мать сжимает бутылки за горлышки, отобрала их у нее:
– Мам, поставь, а то поранишься.
Освободив мать от опасного оружия, Кэти выпрямилась, пытаясь придумать, как начать, провела ладонями по своим персиковым бедрам, ничего не придумала и бросила беспомощный взгляд на Рамона. Рамон обнял ее за тонкую талию, игнорируя свирепый взгляд отца, и спокойно сказал ему:
– Кэти согласилась поехать со мной в Пуэрто-Рико, где мы поженимся. Мы уезжаем в воскресенье. Я понимаю, насколько сложно для вас это принять, но для Кэти необычайно важно знать, что вы ее поддерживаете.
– Поддерживаем?! Да вы с ума сошли! – закричал мистер Конелли.
– В таком случае, – спокойно продолжал Рамон, – вы заставляете ее выбирать между нами, и это плохо для нас всех. Она так или иначе поедет со мной, но будет ненавидеть меня как причину разрыва с вами. Но она также будет ненавидеть и вас за то, что вы пытались разрушить ее счастье. Главное, ей будет больно. Для меня же очень важно, чтобы Кэти была счастлива.
– И для нас тоже, – проскрипел отец Кэти. – И что за жизнь вы можете ей предложить на какой-то ферме в Пуэрто-Рико?
Кэти заметила, как побледнел Рамон, и за это она была готова задушить отца. Он не смеет унижать ее жениха! Но когда Рамон заговорил, его голос был спокойным:
– У нее будет маленький дом, в котором не протекает крыша и можно жить. У нее всегда будут еда и одежда. И я подарю ей детей. Кроме этого, я не могу обещать Кэти ничего – за исключением того, что каждый день она будет просыпаться, зная, что любима.
Глаза матери наполнились слезами, враждебность исчезла с ее лица, когда она взглянула на Рамона.
– О мой Бог! – прошептала она.
Однако отец Кэти уже разогрелся для сражения.
– Получается, Кэти будет работать как батрачка, не так ли?
– Нет, она станет моей женой!
– Фермершей, – с презрением бросил отец. – Легкая жизнь, ничего не скажешь.
Рамон сжал зубы и побледнел еще сильнее.
– Да, конечно, у нее будут какие-то обязанности.
– А вы отдаете себе отчет, что Кэти за всю свою жизнь была на ферме только один раз, мистер Гальварра? Я могу красочно описать это событие.
Его безжалостный взгляд устремился на испуганную дочь.
– Ты не хочешь ему рассказать об этом, Кэтрин, или я попробую?
– Папа! Мне было всего лишь двенадцать лет.
– Там было еще трое твоих друзей, Кэтрин. Но они не кричали, что фермер – убийца, и не отказывались потом в течение двух лет есть цыплят. Они не находили лошадей «зловонными», а коров «чудовищами» – это мирных-то коров! – они не считали богатую ферму, приносящую миллионные доходы, огромной помойкой с мерзкими животными.
– Конечно, – огрызнулась Кэти, – им посчастливилось не упасть в кучу навоза, их не щипали гуси, их даже не мчала шалая лошадь!
Поспешно повернувшись к Рамону, она хотела оправдать себя в его глазах. Но кажется, что его эта трагическая история просто рассмешила.
– Вы смеетесь, Гальварра, – в ярости бросил мистер Конелли, – но вы перестанете смеяться, когда узнаете, что для Кэти жить по средствам означает тратить все, что у нее есть, и получать все, что ей хочется, за мой счет. Она не умеет ничего готовить, только положить содержимое банки на тарелку; она не знает, как нитка вдевается в иголку, она…
– Райен, ты преувеличиваешь! – неожиданно обиделась миссис Конелли. – Кэти после окончания университета живет на собственные деньги, а шить и готовить она давно уже научилась.
Казалось, что Райен Конелли взорвется:
– Я до сих пор так и не понял, что это было за блюдо – то ли рыба, то ли сова, и ты, между прочим, не поняла тоже!
Кэти невольно засмеялась.
– Это были грибы, – объяснила она, повернувшись к Рамону. – Я их приготовила, когда мне было четырнадцать. Какая незаслуженно долгая память суждена той сковородке грибов! – От смеха у нее выступили слезы, она вытерла их и подняла на Рамона свои лучистые глаза. – Ты знаешь, мне вообще-то казалось, что родители сочтут тебя недостойным такой жены. Кажется, получается наоборот?
– Все, что мы думаем, – Райен Конелли ухватился за эту мысль, – это…
– Это то, что Кэти не подготовлена к такой жизни, которую ей придется вести с вами, мистер Гальварра. – Миссис Конелли прервала вспышку гнева своего мужа: – Кэти очень трудолюбива, но и в университете и на службе она занималась умственным трудом, а не стирала и мыла полы. Она окончила университет с высокими наградами, и я знаю, с каким удовольствием она работает. Но Кэти никогда не знала изнурительного физического труда.
– И не узнает, если станет моей женой, – ответил Рамон.
Эти слова окончательно вывели из себя Райена Конелли, благоразумие покинуло его. Он вскочил, сделал два быстрых шага куда-то в сторону, затем повернулся к Рамону, глядя на него с той ненавистью, с какой кошка шипит на собаку:
– Я недооценил тебя, Гальварра, когда ты был у нас дома. Я решил, что у тебя есть и гордость, и честь, но я ошибся. – Кэти почувствовала, как окаменел Рамон, а ее отец продолжал свою истерическую тираду: – Да, я понимаю, вы бедны, и я дам вам в кредит немного, так, для приличия. Вы тут стояли и говорили нам, что вам нечего предложить ей, и все же вам хочется забрать нашу дочь от нас, от всего, что ей дорого – от семьи, от друзей. Я спрашиваю вас: разве это поступок порядочного, честного человека? Если отважитесь, то отвечайте мне.
Кэти, желая заступиться, взглянула на Рамона, но его мрачный, отрешенный вид заставил ее промолчать. Громким голосом он сказал, высокомерно растягивая слова:
– Я заберу Кэти из любого рая – ей нет рая без меня! Такой ответ устраивает вас?
– Да, слава богу, этого достаточно! Это характеризует вас как…
– Сядь, Райен! – резко сказала миссис Конелли. – Кэти, вы с Рамоном отправляйтесь на кухню и приготовьте нам что-нибудь выпить. Я хочу поговорить с твоим отцом наедине. – Когда молодые люди вышли, она продолжала: – Я сойду с ума без нее, милый, я этого не переживу…
Кэти, не подозревая, что Рамон подошел, чтобы быть рядом, прислонилась головой к двери, и слезы потекли по ее щекам.
В комнате тоже плакали. Приподняв подбородок жены, Райен кончиками пальцев стер слезы с ее лица. Миссис Конелли попыталась улыбнуться:
– Этого всегда можно было ожидать, это… как раз в духе Кэти. Ведь с такой добротой жить очень сложно. Она всегда готова отдать всю себя. И с детьми прекрасно играла, и не было ни одной бездомной собаки, в которую бы она ни влюблялась. Помнишь? До этого мига мне казалось, что Дэвид уничтожил эту лучшую, прекрасную часть ее души, и я ненавидела его за это… но он не смог.
Слезы скатывались по ее щекам.
– Райен, неужели ты не видишь? Кэти нашла своего бездомного и полюбила его.
– А он ее укусил, – печально усмехнулся отец.
– Скорее, он укусит того, кто ее обидит.
Заключив свою готовую расплакаться жену в объятия, Райен взглянул через комнату и увидел Кэти, рыдающую на груди Рамона. С улыбкой, обозначающей примирение с этим высоким мужчиной, защитником его дочери, Райен сказал:
– Рамон, у тебя нет запасного носового платка?
Рамон коротко улыбнулся – он признал примирение:
– Для женщин или для вас?
Когда родители Кэти ушли, Рамон попросил разрешения воспользоваться телефоном.
Не желая его стеснять, Кэти вышла из квартиры во внутренний дворик. Она бродила по нему, рассеянно касаясь растений в огромных чашах, затем прислонилась к спинке одного из шезлонгов, взглянула на темно-синее небо. Она вспомнила одну из картин Ван Гога, на ней звезды лучились, как астры. Значит, он рисовал с натуры!
Рамон тоже вышел во двор и замер, зачарованный красотой своей будущей жены. Свет из окна очерчивал ее силуэт на фоне бархатной тьмы ночи. Ее волосы свободно струились по плечам; в профиле была какая-то античная законченность; тихой гордостью веяло от наклона головы. Весь ее облик, соблазнительный и неприступный одновременно, был полон очарования и поэзии.
Почувствовав его присутствие, Кэти слегка повернула голову.
– Что-нибудь не так? – спросила она, имея в виду его звонок.
– Да, – ответил он с нежной торжественностью. – Я боюсь, что если подойду ближе, то ты окажешься только сном.
Улыбка, которая была и ласковой, и чувственной, тронула ее губы.
– Я очень реальна.
– Ангелы тоже реальны. Но ни один мужчина не сможет протянуть руки и обнять ангела.
– У меня очень земные мысли, когда ты меня целуешь.
Он шагнул к ней, пристально взглянул в ее глаза:
– И о чем твои мысли, когда ты стоишь здесь в одиночестве и смотришь на небо, словно поклоняешься звездам?
Кэти вдруг почувствовала странную застенчивость:
– Я думала, как невероятно, что за семь дней моя жизнь так изменилась. Нет, не за семь дней, а за семь секунд. В тот миг, когда ты спросил адрес, вся моя жизнь изменилась. Хотела бы я знать, что случилось, если бы я вошла в бар на пять минут позже.
Рамон приблизился к ней:
– Ты не веришь в судьбу, Кэти?
– Только когда совсем плохо.
– А когда все прекрасно?
В глазах у Кэти заплясали игривые огоньки.
– Ну тогда это благодаря моему блестящему плану и упорной работе.
– Спасибо, – сказал он с мальчишеской усмешкой.
– За что?
– Эти последние семь дней ты все время заставляешь меня улыбаться.
Он наклонился над ней, и их губы слились в сладостном поцелуе.
Кэти поняла, что он, щадя ее, не собирается заниматься любовью сегодня, и она была благодарна ему за это. Ее силы – и духовные, и физические – были на пределе.
– Какие у тебя планы на завтра? – спросила она немного позже, когда он уходил.
– Мое время – твое, – сказал Рамон. – Я был намерен уехать в Пуэрто-Рико завтра. Но мы не уедем до воскресенья, поэтому единственное обязательство, которое необходимо выполнить, – это позавтракать с твоим отцом.
– Может быть, ты подвезешь меня до работы завтра утром перед встречей с ним? – спросила Кэти. – Мы сможем провести какое-то время вместе, а в конце дня ты заедешь за мной.
Руки Рамона обвились вокруг нее.
– Конечно, – прошептал он.
Глава 9
Кэти сидела за столом, машинально крутя ручку. Вирджиния присутствовала на заседании совета управляющих, и это позволяло Кэти спокойно привести в порядок мысли. У нее было полтора часа, чтобы решить, увольняться ли с работы или взять двухнедельный отпуск за свой счет. Она знала, какого решения ждал от нее Рамон. Конечно же, уволиться, разорвать все узы сразу. А если не увольняться, просто попросить отпуск на месяц? Но тогда Рамон почувствует, что она не верит ему полностью, оставляет для себя лазейку. Она вспомнила взгляд Рамона, когда он заехал утром. Его темные глаза изучали ее с проницательной напряженностью.
– Ты не передумала? – спросил он и, когда Кэти ответила «нет», заключил ее в объятия и приник к губам. В его поцелуе было огромное облегчение.
С каждым мгновением, которое она проводила с Рамоном, Кэти становилась ближе ему духовно. Ее сердце все больше верило в правоту Рамона, верило, что их любовь важнее общепринятых условностей. Но разум… ее разум отчаянно сопротивлялся. Он вкрадчиво шептал Кэти, что все происходит слишком поспешно. Ее мучили опасения: а вдруг Рамон не тот человек, каким кажется, вдруг он что-то скрывает от нее? Голубые глаза Кэти помрачнели. Утром на нем был красивый золотистый свитер для игры в гольф с широкими рукавами. Дважды до этого он приходил в прекрасном строгом деловом костюме. Это казалось так необычно для фермера, что трудно было поверить, что это его вещи. Однажды Кэти прямо спросила его об этом. Рамон с улыбкой ответил, что деловые костюмы у фермеров такие же, как и у бизнесменов. Кэти пришлось поверить этому, но, когда она попыталась узнать о нем еще что-нибудь, он уклонился от ее вопросов:
– Кэти, все ответы обо мне и о своем будущем ты получишь в Пуэрто-Рико.
Меж тем жизнь в отделе кадров текла обычным порядком: претенденты заполняли бланки, выполняли тесты, ожидали встречи с Кэти или с одним из ее пяти помощников.
Может быть, она и не права, не доверяя Рамону. Она выяснит это в Пуэрто-Рико, но, пока все страхи и сомнения не исчезнут, она не может рисковать, увольняясь с работы. Если она откажется от должности сегодня, то это будет увольнение без предупреждения. Тогда она никогда не сможет вернуться в Техническое бюро, не получит хорошей рекомендации, нужной на случай поисков другой работы. И Вирджиния… она будет выглядеть совершенно глупо перед вице-президентом, который только что по рекомендации Вирджинии прибавил Кэти жалованье. И как она, Вирджиния, будет объяснять вице-президенту, что Кэти, ее протеже, уволилась без предупреждения – как увольняется большинство безответственных временных работников, подметающих полы.
Кэти поднялась, рассеянно поправила волосы и прошла в приемную, миновав Дону и двух секретарей, работающих в отделе. Зайдя в машбюро, она вставила чистый лист бумаги в пишущую машинку и в нерешительности замерла над клавишами.
Рамон ожидал, что она уволится. Конечно, она поступит по отношению к нему как предательница, если возьмет отпуск на месяц. Можно умолчать об этом, но честность так много значит для Рамона, да и для нее тоже. И она не хотела лгать ему. Вчера вечером, согласившись стать его женой и уехать в Пуэрто-Рико, она и не представляла себе, какие терзания будут разрывать ее грудь сегодня утром. Она не была уверена, разумно ли будет рассказать об этом Рамону. Это была тяжелая, но разрешимая проблема. Она гнала от себя подозрения о существовании тайных сторон в его жизни, но это бесконечно тревожило ее. Только вряд ли Рамон захочет посвящать ее в это.
Ей казалось, что намного лучше поехать в Пуэрто-Рико и со временем узнать Рамона поближе. Там ее подозрения разрешатся или подтвердятся.
Вздохнув, Кэти постаралась придумать, как объяснить Рамону свое решение не увольняться. Солнечный лучик лег ей на руку, и с ним пришло решение. Оно было настолько очевидным, что Кэти изумилась, как она могла думать об увольнении без предупреждения. Быстро и умело она напечатала заявление на имя Вирджинии о предоставлении ей двухнедельного отпуска за свой счет, начиная с завтрашнего дня. Вечером она объяснит Рамону, что, вероятно, не сможет уволиться без предупреждения о своем замужестве. Мужчины не увольняются без предупреждения о женитьбе, и, если Кэти поступит таким образом, это повлечет большие неприятности для остальных сотрудниц, которые отчаянно борются за равные права в аппарате управления. Всякий знает эти разговоры о том, что женщин не стоит продвигать. Они-де то выходят замуж, то рожают, то переезжают вместе с мужем… Начальник кадров – настоящий женоненавистник. Если Кэти уволится без предупреждения о замужестве, он никогда не простит этого бедной Вирджинии. Он найдет какую-нибудь причину, чтобы не допустить на место Кэти другую женщину. С другой стороны, если Кэти уволится во время отпуска в Пуэрто-Рико, то формальности будут соблюдены. Все это означало, что у нее будет две недели до принятия окончательного решения. И Кэти почувствовала себя наконец-то спокойной.
Мысли ее потекли дальше. Находясь в Пуэрто-Рико, ей совершенно не обязательно сообщать начальству, что она увольняется из-за замужества. Мотив ее увольнения – так всегда делают в подобных случаях мужчины – более выгодная должность. Все обдумав, Кэти вставила другой лист бумаги в машинку и напечатала заявление об уходе, датировав его двумя неделями вперед. Она захватила свои бумаги и направилась к Вирджинии. По мере того как Кэти приближалась к кабинету начальницы, ее спокойствие испарялось.
Вирджиния была поглощена чтением каких-то записок, ее темноволосая голова с короткой стрижкой низко склонилась над столом. Как всегда, она выглядела деловой и женственной.
«Элегантный вечный двигатель», – с любовью подумала Кэти. Приведя в порядок свой темно-синий блейзер и разгладив складки шотландки, она проскользнула в кабинет:
– Джикки, ты не могла бы уделить мне несколько минут?
– Если это не срочно, дай мне полчаса просмотреть отчет, – ответила Вирджиния, не поднимая головы.
Волнение Кэти нарастало с каждой секундой. Ей показалось, что она не выдержит еще полчаса.
– Это… это очень важно.
Женщина за столом быстро подняла голову, услышав дрожь в голосе Кэти. Она очень медленно положила ручку на стол, взглянула на приближающуюся Кэти и по ее лицу что-то поняла – от огорчения у нее появились складки на лбу.
Теперь, когда пришло время, Кэти не знала, с чего начинать. Она подала Вирджинии свои бумаги.
– Теперь объясни толком, к чему эта двойная бухгалтерия?
– Я хочу поехать в Пуэрто-Рико с Рамоном. Там я смогу решить – стать его женой или нет. Если я решусь – вот мое заявление об отставке. Двухнедельный отпуск может сохраниться как предупреждение, вот оно, если ты позволишь.
Вирджиния откинулась в кресле и в изумлении посмотрела на Кэти.
– Кто он? – спросила она.
– Мужчина, о котором мы говорили в среду. – Вирджиния продолжала смотреть на нее с недоверием, и Кэти пришлось объяснять: – У Рамона маленькая ферма в Пуэрто-Рико. Он хочет, чтобы я стала его женой и жила с ним.
– О Господи, – протяжно вздохнула Вирджиния.
Кэти, которая никогда не видела Вирджинию в таком состоянии, беспомощно добавила:
– Он вообще-то испанец.
– О Господи! – почему-то снова повторила Вирджиния.
– Джикки! – в отчаянии умоляла Кэти. – Я понимаю – это так внезапно, что почти невероятно. Это…
– Ненормально! – решительно объявила Вирджиния, наконец-то придя в себя. Она сокрушенно покачала головой: – Кэти, по твоему рассказу два дня назад я представила его не только красивым, но и утонченным, имеющим стиль – под стать тебе. Теперь ты говоришь, что он пуэрто-риканский фермер, – и ты собираешься стать его женой?
Кэти только молча кивнула головой.
– Я думаю, что ты просто сошла с ума, но, в конце концов, у тебя есть достаточно здравого смысла, чтобы не отказываться от должности и не сжигать за собой все мосты. Через четыре недели или несколько раньше ты будешь раскаиваться в этом романтичном, но слишком абсурдном порыве. И ты знаешь, что я права, – иначе не просила бы об отпуске, а просто уволилась.
– Это не безрассудство и не порыв. – Глаза Кэти были полны слез. – Рамон так отличается…
– Я думаю! – мрачно проговорила Вирджиния. – Латиноамериканский мужчина обычно считает жену своей рабыней.
Кэти промолчала – она и сама хорошо знала, что Рамон – настоящий латиноамериканец. Со всеми вытекающими последствиями.
– Рамон не такой, как все, – наконец сказала Кэти, пытаясь убедить в этом не только подругу, но и себя. – Рядом с ним и я чувствую себя особенной. Он не пустой и не эгоист, как большинство мужчин. – Заметив, что Вирджиния по-прежнему не верит ей, она добавила: – Джикки, он любит меня. Я чувствую, что любит. И я нужна ему. Я…
– Конечно, ты нужна ему! – усмехнулась Вирджиния. – Он мелкий фермер, он не в состоянии оплачивать повара, домохозяйку и ту, с которой можно спать. Ему нужна жена, которая выполнит все обязанности разом… – Но, взглянув на дрожащее лицо Кэти, она не стала продолжать. – Извини, Кэти, я не должна была так говорить. У меня свои представления о браке, а у тебя, может быть, все будет по-другому. Но я сомневаюсь, что такой брак – твоя судьба, ты не сможешь вписаться в эту жизнь.
– Но и моя жизнь меня не радует, Джикки, – с тихой убежденностью сказала Кэти. – Задолго до того, как я встретила Рамона, я это почувствовала. Я не смогу быть счастливой, посвящая все время себе – своей карьере, своему будущему. Для меня такая жизнь пуста и бессмысленна.
– А ты знаешь, у скольких женщин нет ничего из того, что есть у тебя? Ты знаешь, сколько женщин мечтают о независимости?
Кэти кивнула, ей стало неудобно – отвергая свою жизнь, она косвенно отвергала и стиль жизни Джикки:
– Я знаю. Может быть, это так, но не для меня.
Джикки взглянула на часы и поднялась, извиняясь:
– Я спешу, у меня назначена встреча, я не вернусь до твоего ухода. Бери все четыре недели. Если ты решишься отказаться от должности, я положу это заявление в твое досье и скажу, что ты вручила его мне заранее. Вице-президент поморщится, но придется ему это съесть. – Она мельком еще раз пробежала заявление и улыбнулась, прочитав причину увольнения. – «Предложена лучшая должность», – процитировала она. – Очень красиво выглядит.
Кэти встала, ее глаза были влажны от нахлынувшей нежности к подруге.
– В таком случае я намерена попрощаться.
– Нет, Кэти, – сказала со смехом Джикки, собирая бумаги в портфель. – Через две недели ты начнешь скучать. Через четыре – почувствуешь пустоту, тебе будет не хватать азарта карьеры. И ты вернешься. Пусть у тебя будут хорошие каникулы. Ты просто переутомилась. Мы встретимся через месяц или раньше.
Читать бесплатно другие книги:
