Такой чудесный день Левин Айра

Глава 1

С июля 153-го по маркс 162-го Скол получил четыре задания: два в исследовательских лабораториях в Сша; одно, непродолжительное, в Институте генной инженерии в Инд, где он прослушал курс лекций по новейшим разработкам в области индукции мутаций; и пятилетнее – на заводе по производству химических веществ в Кит. Ему дважды повышали квалификацию и к 162-му сделали генетиком-систематиком второго разряда.

Внешне в эти годы он вел себя как обычный, удовлетворенный член Семьи. Добросовестно работал, участвовал в местных спортивных и праздничных мероприятиях; еженедельно имел половое сношение; раз в месяц звонил родителям и дважды в год их навещал; стабильно и вовремя приходил на просмотр телепередач и встречи с наставником; не жаловался ни на какой физический или психологический дискомфорт.

Внутри, однако, Скол был весьма далек от нормы. Чувство вины, с которым он покинул академию, побудило к скрытности в общении с новым наставником. Он лелеял это сильное, хоть и неприятное чувство, ибо оно, как ни странно, позволяло острее ощущать жизнь. А умалчивая о напряжении и разыгрывая перед наставником роль довольного, безмятежного человека, он с годами погрузился в состояние общей настороженности и начал закрываться и от остальных. Все казалось спорным: макси-кейки, комбинезоны, стандартные комнаты, мысли товарищей и особенно работа, которая, как он видел, вела только к упрочению вселенской одинаковости. Альтернативы, конечно, не имелось, он не мог ее себе представить, но сторонился окружающих, во всем сомневался и лишь первые несколько дней после очередной терапии был тем, кем притворялся.

Одно в мире казалось неоспоримо правильным: изображение лошади. Скол вставил его в рамку – не из центра снабжения, а самодельную, из отодранных от задней стенки ящика и зачищенных деревянных планок – и вешал у себя на стену в Сша, Инд, Кит… Смотреть на него было несравнимо приятнее, чем на «Уэй обращается к химиотерапевтам», «Маркс за работой» или «Изгнание торговцев из храма».

В Кит он стал подумывать о женитьбе, однако ему сообщили, что он не допущен к воспроизводству, и идея сама собой отпала.

В середине маркса 162-го, незадолго до того, как ему исполнилось двадцать семь, Скола вновь перевели в Институт генной инженерии в ИНД26110 и приписали к только что созданному Центру классификации. Новые микроскопы обнаружили доселе незаметные различия в генах, и он был в числе сорока систематиков второго и третьего разряда, которым поручили разрабатывать подклассы. Жил он в четырех зданиях от Центра, ежедневно совершал короткую прогулку пешком до работы и обратно и вскоре нашел себе девушку, этажом ниже. Нового наставника, младше его на год, звали Боб РО. Жизнь пошла по накатанной дорожке.

Как-то апрельским вечером, собираясь почистить зубы и лечь спать, Скол обнаружил, что из головки зубной щетки торчит что-то белое. В замешательстве вытащил сложенную втрое, плотно скрученную прямоугольную записку и прочитал следующий машинописный текст:

«Товарищ, вы не такой, как все: размышляете, к примеру, какая профессия вам по вкусу. Хотите познакомиться с другими необычными? Не торопитесь с ответом. Вы живы только отчасти и даже не представляете, как с нашей помощью все изменится».

Скола поразило, что кому-то известно его прошлое, и встревожила секретность, а также фраза «Вы живы только отчасти». Странное утверждение. Что бы оно значило? К чему все это послание? И какой дурак додумался сунуть его в зубную щетку?… Вдруг осенило, что лучше места не найти – здесь он обязательно его увидит, причем только он один. Хорошо, тогда кто же этот ловкач? Зайти сюда вечером или днем мог любой. В комнате побывали, по крайней мере, двое – на столе лежали записки от Миры СК, его девушки, и секретаря клуба фотолюбителей.

Скол почистил зубы, забрался в постель и перечитал загадочный текст. Его автор или кто-то еще из «необычных», видимо, имеет доступ к базе данных Уникомпа, и детских мыслей о выборе профессии оказалось достаточно, чтобы сделать вывод, будто Скол с ними заодно. Заодно ли? Они ненормальны, сомнений нет. А он? Он разве нормален? «Даже не представляете, как с нашей помощью все изменится». Что это значит? Какой помощью? В чем? И если он захочет встретиться, что тогда делать? Судя по всему, ждать следующей записки, какого-то знака. Тут сказано: «Не торопитесь с ответом».

Прозвенел последний звонок. Скол свернул обратно бумажку и сунул ее в корешок «Живой мудрости Уэя» на тумбочке. Выключил свет и стал думать. Мысли текли тревожные, но странные и интересные. «Хотите познакомиться с другими необычными?»

Он ничего не сказал Бобу РО. Всякий раз, возвращаясь к себе, проверял щетку, а по дороге на работу и домой, перед телевизором, в очереди в столовой или центре снабжения оглядывал товарищей в ожидании многозначительной фразы или взгляда и манящего кивка головой. Безрезультатно.

Через четыре дня он начал думать, что кто-то из больных товарищей просто пошутил или того хуже ему устроили проверку. Вдруг записку оставил сам Боб РО, чтобы поглядеть на его реакцию?

Вначале Скол заинтересовался, даже обрадовался и на что-то надеялся, толком не зная, на что. Теперь же – дни шли, а новой весточки не поступало – был разочарован и сердит.

И вот тогда-то, через неделю после первой, в зубной щетке появилась вторая записка: такая же сложенная втрое и скрученная бумажка. Опять нахлынули волнение и надежда. Скол развернул ее и прочитал:

«Если хотите встретиться и узнать подробности, приходите завтра вечером в 11:15 на Нижнюю площадь Христа между корпусами Ж16 и Ж18. Не касайтесь сканеров. Если увидите рядом товарищей, идите другой дорогой. Я буду ждать до 11:30».

Внизу, как подпись, было напечатано: «Снежинка».

Редкие прохожие, устремив взгляд перед собой, спешили по домам. Сделать крюк пришлось только раз. Скол прибавил шагу и оказался на Нижней площади Христа ровно в 11:15; пересек залитое призрачным светом белое пространство с выключенным фонтаном, в котором отражалась луна, и нашел Ж16 и темный проход, соединяющий его с Ж18.

Никого. Вдруг в тени, на расстоянии нескольких метров, он различил белый комбинезон и на нем, кажется, красный крест медработника. Подошел к товарищу, который молча стоял у стены Ж16.

– Снежинка?

– Да.

Голос женский.

– Касался сканеров?

– Нет.

– Забавное чувство, правда?

На ней была какая-то бледная тонкая, плотно прилегающая маска.

– Я так уже делал.

– Вот и молодец.

– Только однажды, и не по своей воле.

Она была старше. Насколько – он затруднялся определить.

– До нашего места идти пять минут. Нас шестеро, четыре женщины и двое мужчин – кошмарное соотношение. Надеюсь, ты его поправишь. Мы сделаем тебе предложение, и если ты его примешь, то однажды сможешь стать одним из нас; если нет, сегодняшняя встреча будет последней. В таком случае важно, чтобы ты не знал, как мы выглядим и где собираемся. – Она вытащила из кармана что-то белое. – Придется завязать тебе глаза. Отсюда и комбинезон врача – я тебя поведу и никто ничего не заподозрит.

– В такой-то час?

– Уже опробовано. Не возражаешь?

Он пожал плечами.

– Наверно, нет.

– Положи на глаза. – Она протянула два клочка ваты.

Скол приложил вату. Снежинка начала бинтовать вокруг головы и глаз; он убрал пальцы и наклонил голову, чтобы ей было удобно. Она наматывала все новые круги, частично захватывая лоб и щеки.

– Ты точно не из медцентра?

Она прыснула.

– Гарантирую.

Затем плотно прижала кончик липкого бинта, разгладила и поправила повязку, взяла его за руку и повернула в сторону площади.

– Не забудь свою маску, – сказал Скол.

Снежинка вздрогнула.

– Спасибо, что напомнил. – Она на секунду отпустила его руку, и они пошли.

В открытом пространстве их шаги изменились, стали бесшумными; ветерок, гуляющий по площади, холодил кожу ниже бинта. Рука Снежинки потянула его по диагонали налево, в противоположную от института сторону.

– Когда будем на месте, я заклею лентой твой и свой браслет. Мы стараемся по возможности не знать цифроимена друг друга. Я твое знаю – я тебя нашла, – но другие нет; для них ты просто потенциальный член. Позже, быть может, одному-двум придется сказать.

– Вы проверяете данные на всех, кого сюда переводят?

– Нет, а что?

– Разве не так ты меня «нашла» – потому что я думал о профессиях?

– Осторожно, ступенька вниз. Нет, это просто подтвердило догадку. И еще две ступеньки. Я заметила твой взгляд, взгляд товарища, который не на сто процентов в лоне Семьи. Если присоединишься к нам, научишься различать. Узнала, кто ты, а потом зашла к тебе в комнату и увидела лошадь на стене.

– Лошадь?

– Нет, «Маркс за работой»!.. Конечно, лошадь. Ты рисуешь так, как ни одному нормальному и в голову не придет. Тогда, уже после лошади, посмотрела твою биографию.

Площадь осталась позади; они шли по одной из западных аллей – К или Л, он не мог разобрать.

– А вот и нет. Лошадь нарисовал не я.

– Ты. Ты запрашивал альбомы и угольные стержни.

– Для другого товарища. Моего приятеля по академии.

– Очень интересно! Мошенничество с запросами – самый лучший признак. В любом случае рисунок нравится тебе так сильно, что ты его сохранил и вставил в рамку. Или рамку тоже сделал приятель?

– Нет, я, – улыбнулся Скол. – Ты ничего не упустила.

– Здесь направо.

– Ты наставница?

– Я? Злость!.. Нет, конечно.

– У тебя есть доступ к информации?

– Иногда.

– Работаешь в институте?

– Какой любопытный! Кстати, как нам тебя называть вместо ЛИ РМ?

– М-м… Скол.

– Скол? Нет, не первое, что на ум взбредет, а Пират, например, или Тигр. У нас есть Король, Лилия, Леопард, Тихоня и Воробейка.

– Меня так звали в детстве. Я привык.

– Ладно, хотя я бы придумала что-нибудь получше. Знаешь, где мы находимся?

– Нет.

– Отлично. Теперь налево.

Дверь, ступеньки, снова дверь, отдающий эхом зал… Они поворачивали то туда, то сюда, словно обходя произвольно расставленные предметы; поднялись по неработающему эскалатору и прошли по коридору, который изгибался вправо.

Снежинка остановила Скола и попросила поднять запястье; прилепила что-то к браслету и потерла. Скол пощупал: вместо цифроимени – гладкая поверхность. В сочетании с завязанными глазами это породило чувство бестелесности: вот-вот он оторвется от земли, просочится сквозь стены и растворится в пространстве.

Снежинка снова взяла его за руку. Прошли еще немного. Раздался стук. Скрипнула дверь. Послышались голоса, которые тут же смолкли.

– Привет, – сказала Снежинка, выводя его вперед. – Это Скол. Так ему нравится.

Задвигали стульями. Кто-то потряс ему руку.

– Меня зовут Король, – произнес мужской голос. – Рад, что ты решился прийти.

– Спасибо.

Снова рукопожатие, более сильное. Голос тоже мужской, постарше.

– Снежинка говорит, ты отличный художник. Я Леопард.

Еще руки, женские.

– Здравствуй, Скол, я Лилия.

– Воробейка. Надеюсь, будем видеться.

– Тихоня, жена Леопарда. Здравствуй.

Последний голос был старческим, два предыдущих – молодыми.

Скола усадили. Он нащупал перед собой гладкий пустой стол, не прямоугольный – то ли овальный, то ли большой круглый. Присутствующие тоже расселись: Снежинка – справа от него, кто-то еще – слева. Скол уловил запах гари, принюхался. Остальные, судя по всему, ничего не замечали.

– Что-то горит.

– Табак, – ответил слева от него пожилой голос Тихони.

– Табак?

– Мы курим, – пояснила Снежинка. – Хочешь попробовать?

– Нет.

Кое-кто засмеялся.

– От этого не умирают, – произнес откуда-то слева Король. – Подозреваю, что курение в некотором роде даже полезно.

– И очень приятно, – добавила сидящая напротив молодая женщина.

– Спасибо, не надо.

Снова смех и реплики. Потом голоса стихли. Снежинка накрыла его правую руку своей. Он хотел было ее убрать, но сдержался. Идиот. Зачем он пришел? Что делает здесь с повязкой на глазах среди больных товарищей с мнимыми именами? Табак! Сто лет как эту гадость полностью изничтожили. Где только, злость возьми, они его берут?

– Извини за повязку, – произнес Король. – Полагаю, тебе объяснили, почему она необходима.

– Да.

– Я объяснила, – подтвердила Снежинка.

Она больше его не держала, и он убрал руки на колени.

– Мы, как ты уже понял, ненормальны, – сказал Король. – И делаем многое из того, что принято считать нездоровым. Однако мы думаем – нет, убеждены, – что все совсем не так.

Голос был сильным, глубоким и властным. Скол вообразил крупного, могучего мужчину лет сорока.

– Не стану вдаваться в подробности – в твоем нынешнем состоянии они тебя встревожат и расстроят, так же как, очевидно, встревожил и расстроил тот факт, что мы курим. Со временем ты все сам узнаешь, если, конечно, наше знакомство продлится.

– В моем нынешнем состоянии? Что вы имеете в виду?

На секунду воцарилась тишина. Кто-то из женщин кашлянул.

– Ты притуплен и нормализован последней терапией, – ответил Король.

Скол неподвижно глядел в его сторону, пораженный абсурдностью этих слов. Еще немного подумал и произнес:

– Я не притуплен и не нормализован.

– Притуплен, – повторил Король.

– Как и прочие члены Семьи, – добавила Снежинка.

Справа, откуда-то из-за нее, раздался пожилой голос Леопарда:

– Все, не только ты.

– Из чего, по-твоему, состоит терапия? – спросил Король.

– Из вакцин, энзимов, контрацептива, иногда транквилизатора…

– Всегда – транквилизатора, – поправил Король. – А также ЛПК, который сводит к минимуму агрессию, радость, остроту восприятия и все остальное, на что, драка побери, способен мозг.

– Включая сексуальное желание, – вставила Снежинка.

– Да, – подтвердил Король. – Десять минут механического секса в неделю – ничтожная доля от возможностей человеческого организма.

– Я не верю. Все это ложь.

Его стали убеждать.

– Поверь, Скол!

– Это правда!

– Так и есть!

– Ты же работаешь с генами, – продолжал Король. – Разве не к этому стремится генетика? Убрать агрессию, подчинить половой инстинкт, встроить в психику отзывчивость, послушание и благодарность… А покуда генная инженерия ковыряется над ростом и цветом кожи, ее функцию выполняет терапия.

– Терапия нам помогает.

– Она помогает Уни, – возразила женщина напротив.

– И поклонникам Уэя, которые создали Уникомп, – добавил Король. – Терапия не помогает. По крайней мере, вреда от нее гораздо больше. Она превращает нас в роботов.

Скол помотал головой раз, другой…

– Снежинка говорила, – ровным тихим голосом, оправдывая свое прозвище, произнесла Тихоня, – что у тебя есть нездоровые наклонности. Ты никогда не замечал, что они набирают силу перед терапией и ослабевают сразу после нее?

Снежинка добавила:

– Спорим, ты сделал ту рамку за день-два до?

Он на секунду задумался.

– Не помню. Но когда в детстве я думал о разных профессиях, сама идея после терапии казалась глупой и до-У, а накануне была… интересной.

– Вот видишь, – сказал Король.

– Это нездоровый интерес!

– Еще какой здоровый, – возразил Король.

Женщина напротив добавила:

– Ты жил, чувствовал. Любое чувство лучше, чем полное их отсутствие.

Скол вспомнил об укорах совести, которые скрывал от наставников с момента окончания академии, и кивнул.

– Да. Возможно. – Он повернул лицо к Королю, женщине напротив, Леопарду и Снежинке, жалея, что не может открыть глаза. – Я не понимаю: вы тоже проходите терапию. Как…

– Сниженные дозы, – ответила Снежинка.

– Мы добились уменьшения концентрации некоторых компонентов, – пояснил Король. – И не настолько роботы, как думает Уни.

– То же самое мы предлагаем тебе, – продолжила Снежинка. – Шанс больше видеть, чувствовать, делать, получать больше удовольствия.

– И быть более несчастным. Не забудьте предупредить.

Это был голос второй молодой женщины, мягкий и чистый. Она сидела по ту сторону стола, слева, рядом с Королем.

– Неправда, – возразила Снежинка.

– Правда, – произнес чистый, почти девчоночий голос.

Ей не больше двадцати, прикинул Скол.

– Порой ты будешь ненавидеть Христа, Маркса, Вуда и Уэя и мечтать поджечь Уни. Придут мысли сорвать браслет и убежать в горы, как неизлечимые прошлого, чтобы делать то, что хочется, и самому решать, как жить.

– Лилия! – воскликнула Снежинка.

– Будут дни, когда ты возненавидишь нас за то, что мы тебя разбудили и ты перестал быть роботом. В этой вселенной уютно машинам, а люди – изгои.

– Лилия, – повторила Снежинка, – мы хотим привлечь его в нашу компанию, а не отпугнуть. – Она повернулась к Сколу. – Лилия у нас по-настоящему ненормальная.

– В ее словах есть доля правды, – вмешался Король. – Думаю, всем нам порой хочется, чтобы было место, куда можно уйти. Какое-нибудь поселение или община, где ты сам себе хозяин…

– Только не мне, – вставила Снежинка.

– И поскольку такого места нет, – продолжал Король, – иногда мы несчастны. За исключением тебя, Снежинка, я знаю. Да, за редким исключением способность испытывать счастье, судя по всему, предполагает и обратную сторону. Однако, как сказала Воробейка, любое чувство лучше и здоровее, чем полное их отсутствие, и грусть накатывает не так уж часто.

– Еще как часто, – возразила Лилия.

– Ткань! – снова встряла Снежинка. – Хватит уже про плохое.

– Не волнуйся, – заметила с противоположной стороны стола Воробейка, – если он попробует удрать, ты успеешь поставить подножку.

– Ха-ха! Злость!

– Снежинка! Воробейка! – остановил их Король. – Итак, Скол, каков твой ответ? Хочешь уменьшить концентрацию препаратов? Это происходит поэтапно. Первый несложен, и если через месяц тебе не понравятся ощущения, ты можешь сказать наставнику, что тебя совратила группа крайне больных товарищей, личность которых, к сожалению, тебе неизвестна.

После секундного колебания Скол произнес:

– Хорошо. Что нужно делать?

Снежинка сжала его руку.

– Молодец, – прошептала Тихоня.

– Сейчас, только раскурю трубку, – сказал Король.