Романс для вора Седов Б.
На самом деле три звука практически слились в один — треск выстрела, резкий металлический щелчок и хруст черепа, в который вломилась расплющившаяся о металл двери пуля. Бритый парень дернул головой и как-то даже не упал, а сложился вниз, наподобие куклы-марионетки, у которой невидимые ножницы разом отхватили поддерживающие ее нитки.
Роман опустил пистолет и закрыл лицо ладонью.
Арбуз бросился к рыдающей дочке, прижал ее к себе, долго теребил за растрепанные косички. Потом посмотрел на вмятину в оцинкованном железе, потрогал ее пальцем и, криво улыбнувшись, сказал:
— Хороший свояк исполнил…
Сдержав предательски набежавшую слезу, Арбуз улыбнулся и подумал, что две слезы за два дня — для вора в законе многовато…
Через пару часов они уже сидели в арбузовской квартире и смотрели дневные питерские новости, слегка приглушив звук, чтобы не разбудить набиравшегося сил Боровика. Дочку Арбуз сразу же отправил в надежное место под присмотр проверенных врачей и сиделок, и оттуда только что отзвонились, сказали, что девочка в порядке, пришла в себя после шока и спит как сурок.
И теперь можно было подумать о дальнейшем.
Диктор, старательно подделывавшийся под разухабистого сотрудника «Си-Эн-Эн», бубнил с экрана об опасности, которую представляют для городского хозяйства выведенные из жилого фонда дома, брошенные по неизвестным причинам на произвол судьбы. Вот, пожалуйста, — очередной пожар! Дотла сгорело давно расселенное трехэтажное здание прямо на Обводном. При этом еще и выяснилось, что в нем без должного оформления располагался офис фирмы «Суперхит». Пахнет самозахватом, наверняка не обошлось без коррупции! И, конечно, пора призвать к порядку бомжей, разводящих костры где попало.
— Да, напрактиковались мои подчиненные концы зачищать, — улыбнулся Арбуз и пощелкал пальцами перед глазами уставившегося в телевизор Романа. — Ты сюда вот лучше посмотри.
Он перебросил через журнальный столик две прямоугольные визитки из светло-коричневой бумаги, одна попроще, другая побогаче, с золотым обрезом.
— Это нашли у твоего крестника, а это у Стропиллы покойного. Нотариальная контора «Пульс» на Петроградской, почему-то при ней Сергей Иванович Петров, более известный как выдающийся народный депутат. Ну что, расскажешь другу детства про «Волю народа», о которой ты мне у Стропилло шепнул?
Роман вздохнул.
— Миша, ты когда про похищение своей дочки рассказывал, о людях из мэрии помянул. Для этой самой «Воли народа» мэрия — тьфу, как семечки, тут концы куда как выше тянутся… Похоже, придется нам в этот самый «Пульс» теперь наведаться, с Сергеем Ивановичем лично объясниться.
В это время в офисе нотариальной конторы «Пульс» Сергей Иванович Петров метался по своему кабинету, остервенело молотя кулаком правой руки по ладони левой. Ладонь от ударов давно уже распухла и покраснела, однако боли он не замечал — не до того было.
Только что Сергей Иванович проводил Адольфа Богдановича Самоедова и Василия Кимовича Безродного. Самоедов сразу же направился в «Пулково», чтобы ближайшим рейсом улететь в Москву, а генералмайор Безродный засобирался в срочную долговременную командировку с целью инспекции вверенных его попечению исправительно-трудовых учреждений Северо-Востока Российской Федерации.
По странному стечению обстоятельств именно сейчас у него вдруг возникла крайне острая в ней необходимость.
И теперь Сергей Иванович остался в Питере один.
По сути дела его бросили — да что там бросили, просто-напросто предали! И это после той информации о состоянии текущих дел «Воли народа» в Питере, которую они ему сообщили!
Боровик, оказывается, остался жив после покушения, попытка дострелить его в больнице не удалась и обернулась настоящей бойней, после которой осталось аж девять трупов — четверо убоповцев, двое бандитов и трое боевиков самой «Воли народа».
Такое случалось разве что в Чикаго времен «сухого закона».
В довершение всего пропала девчонка, при этом убиты Стропилло и еще двое боевиков уже из команды Сергея Ивановича.
Провал, полный провал по всем направлениям…
И это всесильная организация, великая и могущественная, как Гудвин из сказки про Изумрудный город?
На словах-то все горазды глаза пучить да многозначительные речи говорить, кивая на высокие кабинеты, а как дошло до дела — выходит пшик, и отвечать по полной программе одному Сергею Ивановичу!
Сергей Иванович вдруг резко остановился и прикрыл рот ладонью. Он сам испугался внезапно пришедшей ему в голову мысли.
А что, если вся эта «Воля народа» — просто-напросто блеф?
Вдруг его, Сергея Ивановича, просто-напросто развели, как самонадеянного мальчишку на привокзальном лохотроне?
В самом деле, что за идеи такие дикие с массовым самоубийством заключенных? За версту какимто Жюль Верном отдает! Мы да мы, страна будет наша — развели гигантоманию, всех денег в белые тапки не заныкаешь! В этой глупой стране можно и так неплохо прожить, понатырить деньжат безо всяких там далеко идущих тайн мадридского двора — да и за границу, подальше от местного бардака, пусть, кому больше всех нужно, сам его разгребает…
Блеф, ну конечно же, блеф!
Сергей Иванович бросился в кресло, забарабанил пальцами по полированной поверхности стола. Взгляд его упал на оставленные Безродным бумажки с ориентировками.
Вот, пожалуйста!
Простой российский уголовный авторитет Арбуз, он же Арбузов Михаил Александрович, одной левой разрушает стратегические планы всемогущей организации, перед которой вроде как трепещет вся Россия от Кремля до Камчатки!
И он, многоопытный и умный Сергей Иванович, повелся на всю эту театральщину! От досады и безысходности Сергей Иванович укусил себя за костяшку указательного пальца.
Стоп!
Арбуз…
«А что? — тут же подсказал адвокатский ум свежую мыслишку. — Не будет ли правильным в этой ситуации познакомиться с ним поближе?»
Сергей Иванович откинулся на спинку кресла и призадумался. Он уже был готов на все. Как раз в этот момент на приставленной к столу тумбочке мягко зазвонил служебный телефон.
Сергей Иванович нехотя взял трубку.
— Слушаю.
— Я был уверен, что, несмотря на субботу, застану вас в служебном кабинете, — послышался незнакомый голос.
— Почему? — машинально спросил Сергей Иванович.
— Потому что знаю, что у вас сейчас очень много дел. И дела ваши имеют самое непосредственное соприкосновение с моими. Да, извините, забыл представиться: зовут меня Михаил Александрович, фамилия моя Арбузов.
Сергей Иванович оторопел.
Ну и кто говорит, что такие совпадения бывают только в кино?
— Что вам угодно? — спросил он севшим голосом.
— Я бы хотел поговорить с вами, Сергей Иванович, просто поговорить.
«Судьба», — пронеслось в голове у Сергея Ивановича.
Он решился. Своя рубашка ближе к телу.
— Я был бы рад встрече, Михаил Александрович, — по возможности как можно многозначительнее сказал он. — Не могли бы мы увидеться у меня в офисе?
— Именно это я и хотел предложить. Буду через час.
Сергей Иванович осторожно положил трубку. Оперативно, очень оперативно вышел на него Арбуз. Лишний балл за то, чтобы иметь с ним дело.
Арбуз произвел на Сергея Ивановича крайне благоприятное впечатление с первого взгляда. Вальяжно прошел он в кабинет, сел напротив Сергея Ивановича, закинул ногу на ногу, выложил на стол массивный золотой портсигар с огромным рубином на защелке, достал из него сигарету — и только после этого заговорил.
— Здравствуйте, Сергей Иванович. Вот и свиделись.
— Здравствуйте, — солидно откликнулся Петров.
— Вы ведь, кажется, не курите? В таком случае и я воздержусь, — Арбуз убрал сигарету обратно в портсигар и отодвинул его в сторону.
Огромный рубин как будто гипнотизировал Сергея Ивановича. С трудом оторвав от него взгляд, Сергей Иванович спросил:
— Так что вы хотели мне сказать, Михаил Александрович?
Арбуз хмыкнул.
— А я хотел вас послушать, почтеннейший. Почему это жизнь закрутилась так, что вы встали у меня на пути?
Собравшись с мыслями, Сергей Иванович твердо посмотрел в глаза собеседнику.
— Волею обстоятельств я оказался вовлечен в события, которые не соответствовали моим истинным устремлениям. Я был вынужден выполнять приказы, зачастую против своей воли, и искренне огорчен, что эти события затронули ваши интересы. Более того, я всегда с уважением относился к вам и к вашей… гм… организации и даже осмелюсь высказать мнение, что при более близком знакомстве мы наверняка смогли бы найти общие, скажем так, интересы.
— Какие же такие общие интересы могут быть у нас с вами? — любезно поинтересовался Арбуз.
— Кто знает, Михаил Александрович? Человеку свойственно ошибаться. Бывает, что болеющий за дело человек убеждается, что его способности используют в мелких, корыстных целях. Почему бы не допустить в таком случае, что человек этот найдет для своих способностей новое, более достойное применение? Причем заметьте, что человек этот ценит оказываемое ему доверие и способен благодаря своему положению оправдать его.
«Да, определенно катит сегодня, — подумал Арбуз, — на ловца и зверь бежит».
— Все это, конечно, так, да ведь доверие — такая вещь, что его заслужить нужно, — протянул он.
— Со своей стороны я готов…
— Сергей Иванович, — перебил вдруг Арбуз, — а чьи приказы вы, как изволили выразиться, выполняли против воли?
Сергей Иванович замялся.
— Слушайте, любезный, — Арбуз отбросил свою напускную любезность, — сказали «а», говорите «б». Мы с вами не мальчики, люди серьезные, и танец розовых фламинго нам тут изображать ни к чему. Вы встали у меня на пути. Чувствуя, что я сильнее, предлагаете мне свои услуги. Я человек практический, незлопамятный, готов рассмотреть. Только я котами в мешке не промышляю. Товар лицом, господин Петров!
Сергей Иванович понял, что на адвокатской лошадке здесь не проедешь. Ну что ж, в конце концов, это его бросили на произвол судьбы, а не он. В кабинете посторонних ушей нет, прослушивание исключено — вполне можно натравить этого Арбуза на «Волю народа». Про план уничтожения заключенных, кстати, рассказать — они же для него свои, не может не подействовать…
И будет он, Сергей Иванович, при этом в любом случае в дамках. Достанет у «Воли народа» силы справиться с Арбузом — туда ему и дорога. Не достанет — Сергей Иванович имеет все шансы прислониться к Арбузу, заслужив у него доверие ценной информацией.
Ну и ладушки.
— Михаил Александрович, — он наклонился поближе к Арбузу, — вы должны понимать, чего мне все это стоит. Видите ли, есть такая глубоко законспирированная организация под названием «Воля народа»…
Арбуз передвинул портсигар на столе и приготовился слушать.
Сергей Иванович говорил долго, почти час. Он рассказал о «Воле народа» все, что знал, упирая на зловещий план массового уничтожения заключенных.
Все это время его рассказ фиксировала миниатюрная видеокамера, вмонтированная в массивный золотой портсигар. Объектив видеокамеры был спрятан как раз под тем самым рубином, который так гипнотизировал Сергея Ивановича. Рубин, кстати, был искусственный — у него оптические свойства лучше.
Распрощались Сергей Иванович с Арбузом почти дружески.
Арбуз обнадежил Сергея Ивановича, вполне искренне поблагодарил его за информацию и обещал дать о себе знать.
Через час с небольшим портсигар с камерой был уже у Романа.
— Ну что, друг детства, — спросил на всякий случай Арбуз, — не подведет твой журналюга?
— Не извольте сомневаться, сеньор Корлеоне, — Роман подбросил на ладони портсигар, — его программу «Факт правды» пол-России смотрит. Я уже с ним связался, все будет в порядке, следующий выпуск наш. В понедельник, в двадцать два пятнадцать. Самое смотрибельное время.
— Сколько?
— Сорок тысяч. С учетом срочности — не в баксах, а в евро.
— Ого! За сорок минут халявы на чужом материале?
— Что ты хочешь, Миша, это Москва. У него там, кстати, целая очередь из желающих слить материалы за бабки, недаром кликуху носит — Сливной бачок. Там и из органов люди толкутся, и кое-откуда повыше. Так что мне еще пришлось дружеское влияние включать, чтобы побыстрее вышло.
— Ну-ну…
Журналюга не подвел, честно отработал свои сорок тысяч «убитых евреев». Те самые «пол-России», которые не отрываются от программы «Факт правды», были в очередной раз ошарашены ею в наступивший понедельник ровно в двадцать два пятнадцать. Сорокаминутные излияния Сергея Ивановича со зловещемрачными комментариями журналюги произвели сильное впечатление.
Произвели они впечатление и на председателя политического совета организации «Воля народа» Самсона Эдуардовича Бергамова, внимательно отсмотревшего программу в своем загородном коттедже на реке Клязьме.
Когда прошли заключительные титры и замельтешила истошная реклама, Самсон Эдуардович приглушил звук и поднял глаза к потолку. Посидев так несколько минут, он пожевал губами и потянулся к телефону.
— Я. Внимание по всем направлениям. Мероприятие «Двадцать пять» отменить. Не до особого распоряжения, а вообще отменить. Завтра к десяти утра доставить Самоедова на корабль. Все.
ЭПИЛОГ
Роман сидел у овального иллюминатора и держал в руке бутылку пива.
Далеко внизу медленно проплывала поверхность Земли, расчерченная сельскохозяйственными квадратиками, извилистые узкие реки ослепительно блестели, отражая солнечный свет, и казалось, что Солнце на самом деле внизу, а реки — это просто причудливые щели, сквозь которые прорываются его лучи…
Роман оторвался от гипнотизирующей картины и приложился к бутылке.
Сегодня вечером опять концерт, на этот раз в колонии строгого режима. После всех приключений демон упрямства настойчиво посоветовал Роману все-таки поехать в турне по тюрьмам и зонам, но уже не по подсказке Шапиро, который выполнял пожелания таинственной «Воли народа», а по своей собственной воле.
Из принципа.
Никакого зомбирования зэков, понятное дело, на концертах не происходило, все было чисто. Публика хрипло верещала, вертухаи снисходительно ухмылялись, глядя на радовавшихся развлечению зэков, а Шапиро, которого Роман, несмотря на его подлое предательство, отнюдь не выгнал, считал деньги, общался с администрацией исправительных заведений и был тише воды и ниже травы.
Сейчас он, как и в прежние добрые времена, сидел рядом с Романом и озабоченно перелистывал свои бумаги, старательно запутывая состояние дел. Однако для постороннего, а таким мог быть, например, сотрудник налоговой инспекции, в бумагах была полная ясность и прозрачность.
Все-таки Шапиро — гений…
Эта мысль заставила Романа усмехнуться.
Совместны-таки гений и злодейство, — подумал он.
Хотя какой Шапиро злодей!
Просто у него не хватило ума сразу рассказать обо всем Роману. И тогда можно было бы принимать контрмеры. Предупрежден — значит, вооружен. И какой бы страшной и опасной ни была эта «Воля народа», всегда можно было бы найти способ защититься от нее. А Шапиро испугался и совершил ошибку, которая потащила за собой следующую, а потом он увяз, и…
И, в общем, все ясно.
— Слышь, Лева! — Роман повернулся к Шапиро. — Когда мы приземлимся?
— В три часа дня, — с готовностью ответил Шапиро.
— Слушай, — Роман почесал нос, — ты все-таки это… концерт в Тюмени отмени. Я не хочу.
— Но как же… — попытался возразить Шапиро.
— Я сказал — отмени, — повторил Роман, — значит, отмени. Как ты это сделаешь — твое дело. На то ты и директор. И вообще мне надоело, что ты постоянно перечишь. Вот выгоню тебя…
— Не выгонишь, — уверенно ответил Шапиро, — куда ты без меня денешься? А возьмешь кого-нибудь другого, так он будет красть в десять раз больше, чем я. Выгонишь — сам потом приползешь и будешь посыпать голову прахом.
— Ну-ну, — скептически хмыкнул Роман.
Он понимал, что Шапиро прав.
А еще он знал, что Шапиро прекрасно понимает ситуацию.
Если после всех фортелей Роман не выгнал его, значит — ценит. Поэтому Шапиро, хоть и был поначалу тихой мышью, с каждым днем становился все наглее и смелее, и Роман чувствовал, что недалек тот день, когда он снова увидит своего директора развязным и самоуверенным. И, положа руку на сердце, Роман ждал этого, потому что терпеть не мог в людях подобострастия и приниженности.
— А здорово прошла на вчерашнем концерте «Все равно ты будешь живой»! — сказал Роман.
— Да, согласен, — кивнул Шапиро, — поэтому надо будет снять клип. Кстати говоря, я уже договорился с телевизионщиками. Как вернемся — сразу на студию, и — вперед.
— Опять без меня все решил, — недовольно буркнул Роман.
— А что, ты против? — прищурился Шапиро.
— Да нет, я не против…
— Ну так и в чем дело? В тебе опять проснулся ишак?
— Не твое дело, — ответил Роман.
А сам подумал: «Вот ведь сволочь чувствительная!
Ведь все видит, все знает обо мне… Ну и ладно.
Разве мне не такой директор нужен?
Да я на другого ни за какие коврижки не соглашусь!»
— А что за телевизионщики? — теперь уже только притворяясь недовольным и капризным, поинтересовался Роман.
— А ты их знаешь, — охотно откликнулся Шапиро. — Телевизионная компания «Балтийский экран», директор — Евгений Старостин. Те же, что в «Крестах» снимали.
— Сволочь ты, Шапиро, — вздохнул Роман.
— Знаю, — самодовольно ответил Шапиро, — и еще какая!
Когда после недели ежедневных триумфальных концертов у Романа выдалась пара свободных дней, он сразу же рванул самолетом в Питер, чтобы отоспаться как следует, отлежать до изнеможения бока в своем любимом логове в переулке Антоненко.
«Двое суток вообще из кровати не вылезу, — сонно думал Роман, подремывая на заднем сиденье такси по дороге из Пулкова в центр. — Даже телевизор ни разу не включу, если и открою когда глаза, то хватит с меня и Исаакия в окне…»
Однако человек предполагает, а кое-кто располагает.
Утром Романа разбудил настырный телефонный звонок. Он тоненьким буравчиком ввинчивался в блаженно отключившийся головной мозг и не умолкал до тех пор, пока Роман не проснулся.
Проклиная себя за то, что не догадался сразу же по приезде отключить телефон, Роман вместе с одеялом скатился с кровати и нашарил трубку, уронив попутно стойку с компакт-дисками.
— Ну? — недовольно буркнул он осипшим спросонья голосом и взглянул на часы, с трудом разлепив глаза.
Боже мой, еще только половина одиннадцатого!
— Баранки гну! — весело откликнулся знакомый голос. — Наконец-то ты в городе объявился, друг детства. Дело есть.
— Мишка! — обрадовался Роман, тотчас узнав Арбуза. — Хорошо, что это ты, а то пришлось бы пугать Шныря грязной руганью спозаранку…
Шнырь, истомленный сухим кормом, которым его пичкала приходящая в отсутствие Романа домработница, уже терся неподалеку.
— Слушай, друг детства, я тут сюрприз тебе приготовил.
Роман подумал про себя, что его норма по сюрпризам за последние пару недель уже выполнена как минимум лет на двадцать вперед.
— Не боись, — угадал его мысли Арбуз, — на этот раз сюрприз приятный. Человек один хороший хочет с тобой встретиться, чуть со свету меня не сжил, пристал, как матрос к сиротке.
— Тебя, пожалуй, сживешь! — рассмеялся Роман. — Ладно, говори, где и когда, чувствую, что накрылся мой блаженный покой.
Роман наскоро взбодрился в домашней сауне и через пару часов уже входил в кабинет Арбуза, бодрый и свеженький, как пупырчатый зеленый огурчик. Навстречу ему с черного кожаного дивана поднялся немолодой полный человек с небольшой квадратной бородкой.
— Знакомьтесь, — представил их друг другу Арбуз, — это известный исполнитель криминальных баллад Роман Меньшиков. А это, Роман, твой крестник, светило отечественной науки, он же Дмитрий Игоревич Чернов.
Роман недоуменно посмотрел на Арбуза.
— Да-да, тот самый, которого ты так любезно увез из «Крестов» в колонке. И заодно, замечу, спас от неминуемой смерти.
Чернов подошел к Роману и крепко пожал ему руку.
— Спасибо, Роман. Вы действительно буквально вытащили меня с того света, и я считаю своим долгом поблагодарить вас за оказанную мне неоценимую помощь. Еще раз спасибо вам, я никогда этого не забуду.
— Да полно вам, — растроганно похлопал его по плечу Роман. — Вон Мишу надо благодарить, что расшевелил меня, грешного. Слава богу, все позади.
— Боюсь, что нет, — Чернов отвел взгляд, — боюсь, что для меня все только начинается. И кончится при этом, скорее всего, весьма печально.
Роман с Арбузом переглянулись.
— Ладно, — сказал Арбуз, — живы будем, не помрем. Нечего раньше срока себя хоронить. Присядем-ка лучше, поговорим… во, блин, заноза это «Место встречи», что ни скажешь, все оттуда! Короче, садитесь, гости дорогие. Танюша!
Все расселись вокруг знаменитого стеклянного стола. Танюша тут же принесла поднос с напитками и стаканами.
Чокнулись, выпили по первой.
— Давайте, Дмитрий Игоревич, — сказал Арбуз, — выкладывайте, отчего такой мрак на челе.
Чернов повертел в руке стакан.
— Видите ли, когда я заведовал лабораторией в Государственном институте генетики, мне пришлось заниматься одним проектом. Я вел программу по отработке новых технологий в области изменений генома и клонирования. Программа была завершена успешно, наступила стадия военной приемки — ведь заказ исходил от Главного штаба…
Чернов замялся.
— Ну и что? — не утерпел Роман.
— На этой стадии результаты исследований были украдены. И я оказался единственным, кто знает в лицо некоторых организаторов похищения документов по новым технологиям и их продажи за границу.
Удивленный Роман вскинул брови.
— Так вы тоже в этом участвовали?
— Нет, конечно же, нет. Как я понял позже, им просто-напросто было без меня не обойтись в подборе материалов, определении сферы их практического применения и выстраивании отношений с потенциальными клиентами — ведь я автор проекта, а они в этом деле профаны. Когда стало известно, что материалы украдены, я сопоставил факты и пришел к однозначным выводам. И они это знают — поэтому и упекли меня в тюрьму.
— Кстати, а что насчет практического применения? — поинтересовался Арбуз.
— В этом-то все и дело. Мое изобретение позволяет наладить массовое производство клонированных человеческих органов. А это принесет производителям миллиарды и миллиарды! И в этом причины моего пессимистического взгляда на собственное будущее. Думаю, что меня не убили сразу только потому, что держали про запас на случай необходимости какой-нибудь внезапной научной консультации. Теперь такой необходимости уже нет.
Арбуз присвистнул и откинулся на спинку кресла.
— Понятно! Международная нелегальная торговля органами-запчастями накрывается медным тазом. Десятки тысяч безработных мафиози выходят на улицы городов мира с одним воплем на устах — Чернов, Чернов, где ты, дай тебя разорвать! А по необъятным просторам нашей родины мечутся представители продающей организации примерно с таким же пожеланием.
— Так и есть, Михаил Александрович, — Чернов печально улыбнулся. — Куда ни кинь — всюду клин.
— Что же это за организация-то такая, которая в состоянии позволить себе столь широкомасштабные выходки? — спросил Арбуз.
Поникший Чернов молча пожал плечами. Роман налил ему водки, Чернов машинально выпил.
— Думаю, что здесь не обошлось без очень влиятельных людей, — сказал он наконец, — причем на государственном уровне. Слишком высокие сферы задействованы во всей этой истории.
«Воля народа» — тут же подумал Роман и вздохнул. Это уже паранойя какая-то, надо все-таки отдохнуть как следует, выкинуть из головы пережитое.
— Дмитрий Игоревич, — сказал вдруг Арбуз, — а ведь получается, что мафиози-то международным как раз выгодно вас живым и невредимым заполучить. Ведь вы знаете продавцов в лицо, через вас они смогут выйти на них и устранить всю эту компанию — прямо как в фильме «Мертвый сезон», Ролан Быков вы наш. Ну и, соответственно, сорвать распространение вашего изобретения на Западе, бизнес свой обезопасить. Здешние же влиятельные люди будут вас гасить без рассуждений, это точно.
— Получается, надо Дмитрию Игоревичу за границу, — подхватил Роман, — там безопаснее, по крайней мере в лицо его там не знают…
Чернов подумал, покачал головой.
— Знаете, я начал уже думать, что высшие силы меня наказывают какие-то, что ли. Ведь разработки мои имеют еще один аспект. Теоретически на их основе можно вносить в выращиваемые органы генетические изменения, ведущие к неизлечимым смертельным болезням, связанным с неотвратимым изменением генетического кода как самого человека, так и его потомства. В принципе можно добиться и того, чтобы болезни эти передавались от больных с имплантированными зараженными органами к здоровым людям инфекционным путем… Все это потенциально чревато глобальными эпидемиями пострашнее СПИДа и вырождением человечества. Я, конечно, не думал об этом, приступая к работе, однако мысль развивается независимо от человеческого желания, и я понял, что это не просто возможно, а лежит на поверхности! Обладая разработанной мной технологией, этот маленький шажок можно сделать в любой мало-мальски оборудованной лаборатории, даже кустарной… Я тут же подумал о террористах и ужаснулся тому, что сделал!
— Ну вот, уже и до террористов дело дошло, — улыбнулся Арбуз, — только их нам не хватало для полного счастья. Не казните вы себя так, Дмитрий Игоревич, не Нобель виноват, который динамит придумал, а тот, кто этим динамитом неповинным людям руки-ноги отрывает. А вот насчет забугорных держав Рома прав, выходит, что самое время вам туда прогуляться.
Арбуз встал, прошелся по кабинету, сел рядом с Черновым.
— Вот что, Дмитрий Игоревич. Сейчас отправим мы вас в одно надежное место на Карельском перешейке. Отдохнете там пару неделек, а за это время мы тут документики вам приготовим — не волнуйтесь, чистые, как слеза новорожденного. И отправим вас с ними в Европу переждать год-другой, пока вся эта байда не успокоится. Ну а там решим, что делать. Как вам такой вариант?
— Спасибо, — только и смог сказать Чернов. — Вы хорошие люди, Михаил Александрович, и вы, Роман…
— Ну и хорошо! — махнув рукой, Арбуз придвинул к себе поднос с бутылками. — А теперь выпьем как следует и позабудем хоть на время о всяких там горестях-неприятностях. Давай, друг детства!
И Роман дал, как, впрочем, и все остальные, включая расслабившегося наконец-то Чернова. Радостное облегчение овладело всеми, и никто не думал о завтрашнем дне.
Только вот проклятая «Воля народа» никак не выходила у Романа из головы.
И не зря.
Как раз в это время в Москве Самоедов отчитывался перед Самсоном Эдуардовичем Бергамовым о результатах проведенного им расследования. Оно касалось причин катастрофического провала в Петербурге и его виновников. Доклад Самоедова длился около часа. Он очень волновался, часто вытирал пот с бледного лица белоснежным носовым платком.
Показанная в программе «Факт правды» пленка с откровениями Петрова вызвала скандал государственного масштаба. Завыли недобитые оппозиционные газетенки, к ним тут же подключилась иностранная пресса. Некстати подвернулась сессия Европарламента, посыпались запросы. Западные враги тут же спустили с поводка демократическую международную шваль — то да се, в России готовится возврат к тоталитаризму почище сталинского, причем на самом высоком уровне… Дошло до Кремля.
Столь тщательно законспирированная «Воля народа» оказалась засвечена — и засвечена Петровым, которого, как ни верти, порекомендовал организации именно он, Адольф Богданович Самоедов, и ему было прекрасно известно, какие оргвыводы следуют обычно в таких случаях по отношению и к гораздо менее провинившимся членам организации — сам не раз приводил их в исполнение…
Выслушав Самоедова, Бергамов долго молчал. Потом вышел из-за стола, подошел к замершему навытяжку Самоедову и посмотрел ему прямо в глаза.
— Итак, вы утверждаете, что именно некий Роман Меньшиков является главным звеном в той цепи событий, которая привела к краху нашего ленинградского филиала и вызвала столь широкий резонанс в масштабах страны и за ее пределами.
Самоедов молча кивнул.
— А вы, значит, тут ни при чем.
Самоедов замер.
Бергамов тяжело вздохнул. Страна, страна… Не на кого положиться, даже Самоедов — и тот подводит.
— Слушай, Самоедов, — сказал он веско, — даю тебе последний шанс. Что делать с Петровым и с этим поганым журналистиком — сам знаешь.
Напряженно слушающий Самоедов опять кивнул.
— Ну а что касается Меньшикова, — Бергамов не сдержался и дернул щекой, — с ним разговор будет особый. Очень особый…
Бергамов подошел к окну своего кабинета. Прямо напротив окна, на другом берегу Москвы-реки, в лучах оранжевого предзакатного солнца золотился Кремль.
— Именно так, — повторил он твердо, — очень особый разговор…