Рывок. От отличного к гениальному Сайед Мэтью
Перечитайте последний абзац еще раз, поскольку он может показаться вам знакомым. Дело в том, что в нем кратко сформулировано все, что эта книга рассказала вам о мастерстве. Эти слова мог бы произнести Андерс Эрикссон. То есть у людей с установкой на рост взгляды на природу таланта подтверждены свидетельствами.
Теперь, учитывая это обстоятельство, вспомним еще об одном факте: на пути от неуклюжей школьницы до олимпийской чемпионки Сидзука Аракава падала более двадцати тысяч раз. Анализируя ее историю, мы забыли спросить: почему? Почему нужно все это преодолевать? Почему она продолжала тренироваться, несмотря на постоянные неудачи? Почему не бросила фигурное катание и не занялась чем-то другим?
Исследование Двек дает нам ответ: потому что Аракава не воспринимала свои падения как неудачи. Вооруженная установкой на рост, она воспринимала падения не просто как средство совершенствования, но и как свидетельства совершенствования. Неудача не лишала ее сил и уверенности, а предоставляла возможность для обучения, развития, адаптации.
Как ни странно, это основа взгляда на мир большинства успешных людей. Помните знаменитую рекламу Nike, где Майкл Джордан говорит: «Я не попадал в кольцо больше девяти тысяч раз. Я проиграл почти три сотни игр. Двадцать шесть раз мне доверяли решающий бросок, и я промахивался»?
Многих удивили эти слова, но Джордан – живое свидетельство установки на рост – выразил глубокую и важную истину: чтобы стать величайшим баскетболистом всех времен, нужно принять неудачу. «Психологическая устойчивость и храбрость гораздо сильнее любых физических преимуществ, которые могут у вас быть, – отмечал он. – Я всегда это говорил и всегда в это верил». С ним согласен великий американский изобретатель Томас Эдисон: «Я нашел десять тысяч способов, которые не работают, но я не потерпел неудачу, потому что каждая неверная попытка – это шаг вперед»[7].
Жизнь можно представить как две дороги: одна ведет к посредственности, другая к совершенству. Что мы знаем о дороге к посредственности? Что она ровная и прямая. Мы знаем, что по ней можно двигаться на автопилоте, и движение будет плавным, размеренным и без усилий. Но самое главное – пункта назначения можно достичь, не спотыкаясь и не падая.
Если вы идете по такой дороге, то ваша установка не имеет значения. Обе группы, и с установкой на данность, и с установкой на рост, благополучно движутся к своей цели, без всяких проблем. Никто не вырывается вперед и не отстает. И обе группы добьются средних результатов, не затратив лишнего времени.
Но дорога к совершенству совсем другая. Крутая, изнурительная и трудная. Она необыкновенно длинная, и для достижения вершины требуется не меньше десяти тысяч часов невероятных усилий. И самое главное – идущие по ней спотыкаются и падают на каждом отрезке пути.
Откуда мы это знаем? Дело в том, что это определяющая характеристика целенаправленной практики, без которой совершенство недостижимо. Совершенство предполагает стремление к тому, что находится вне пределов досягаемости, сражение с задачами, выходящими за нынешние границы возможного, где снова и снова вы терпите поражение. Парадокс совершенства заключается в том, что оно построено на фундаменте необходимых неудач.
Следствие очевидно. Установка на рост прекрасно приспособлена к достижению совершенства; установка на данность – к достижению среднего результата. Даже если вдохновляющие нас искры иногда кажутся загадочными, спрятанными в непостижимых глубинах сознания, одно несомненно: если вы выбрали цель в царстве совершенства, то лучше иметь установку на рост. Почему? Потому что искра, вспыхнувшая в мозгу с установкой на данность, скорее всего, погаснет при первых же признаках неудачи.
Но можно ли управлять внутренней установкой – своей, своих детей или учеников? Можно ли отбросить миф о таланте, под чары которого вы уже попали?
В 1998 году Кэрол Двек вместе с коллегами отобрала для эксперимента 400 пятиклассников и предложила им ряд простых головоломок. После этого каждому ученику сообщили его результат, а также кое-что еще – несколько слов похвалы. Половину детей похвалили за ум: «Похоже, у тебя к этому талант!» Другую половину похвалили за усердие: «Похоже, ты очень старался!»
Двек хотела проверить, способны ли эти простые слова, с акцентом на разных аспектах, повлиять на установки учеников. Могут ли они определить отношение ребенка к успеху и неудаче, оказывают ли измеряемое воздействие на упорство и достижения в будущем.
Результаты оказались поразительными.
После первого теста ученикам предложили на выбор трудное и легкое задания. Две трети детей, которых похвалили за ум, выбрали легкое: они не хотели рисковать потерей ярлыка «умный», провалив сложный тест. Однако 90 % тех, кого похвалили за старание, выбрали трудное задание: их интересовал не успех, а ответ на потенциально плодотворный вызов. Они хотели доказать, что действительно усердны и настойчивы.
Затем школьникам дали очень сложное задание, с которым ни один из них не справился. Здесь снова обнаружились две совершенно разные реакции на неудачу. Те, кого хвалили за ум, воспринимали неудачу как доказательство, что они все-таки не сильны в головоломках. Школьники, которых хвалили за старание, трудились над заданием гораздо дольше, получали гораздо большее удовольствие и не страдали от потери уверенности в себе.
Финальная стадия эксперимента как бы повторяла первую – школьникам предложили задание, по сложности эквивалентное первому. Что произошло? У группы, которую хвалили за интеллект, результаты оказались на 20 % хуже, чем в первом тесте, хотя задания были ничуть не сложнее. Однако те, кого хвалили за усердие, улучшили результат на 30 %: неудача лишь подстегнула их.
И эта огромная разница была обусловлена лишь разницей в нескольких простых словах, произнесенных после первого теста.
Двек и ее коллеги были так поражены полученными результатами, что три раза повторили эксперимент в разных частях страны со школьниками разного этнического происхождения. Во всех трех случаях результат был одним и тем же. «Мы получили такие четкие и однозначные результаты, какие мне редко доводилось видеть, – писала Двек. – Общий итог сводится к следующему: похвала в адрес интеллекта детей подрывает их мотивацию и снижает их результаты».
Причину определить несложно: похвала умственным способностям помогает выработке установки на данность. Она говорит о том, что интеллект важнее усилий, посредством которых он может изменяться, учит выбирать легкие задачи вместо эффективного обучения. «Формулировки, в которых будет вестись подобный «текущий отчет» в головах людей, определяются их установкой, – считает Двек. – Именно установка руководит всем процессом интерпретации».
Рассмотрим несколько фраз, в которых похвала воздается таланту:
«Ты выучил урок так быстро! Какой ты умный!»
«Ты только посмотри на эту картину, Марта! Ну разве он не второй Пикассо?!»
«Какая ты умница! Получила пятерку, хотя даже не готовилась!»
Все они как будто направлены на поддержку школьника и на повышение его самооценки. Но если присмотреться, можно увидеть истинный смысл этих посланий:
Если я не смогу быстро выучить урок, значит, я не умный.
Мне не следует рисовать ничего сложного, а не то они поймут, что я не Пикассо.
Мне лучше перестать готовиться, иначе они подумают, что я не такая уж и умница.
Эти примеры, позаимствованные из книги Двек «Гибкое сознание» (Mindset. The New Psycholology of Success)[8], намекают на совершенно новый подход к взаимодействию с учениками, стремящимися к успеху спортсменами и со всеми остальными. Нужно хвалить усилия, а не талант; следует подчеркивать, как старание может изменить способности, мы должны учить себя и других видеть в трудностях шанс для обучения, а не угрозы, а неудачу интерпретировать не как унижение, а как благоприятную возможность.
В таком случае как же похвалить ученика, который справился с заданием быстро и легко? Как похвалить усилия, а не талант, если ребенок справился с заданием, не приложив никаких усилий? Вот совет от Двек: «В таких случаях я говорю: “Ой-ой. Похоже, задача была слишком легкой. Извини, что зря потратила твое время. Давай выполним другое задание, которое действительно тебя чему-нибудь научит!”»
Исследование Двек имело далеко идущие последствия. Многие педагоги считали, что занижение стандартов повышает самооценку учеников и в конечном счете способствует достижениям. Так считали работники системы образования в Соединенных Штатах и в Европе в 1970-х и 1980-х, и эта точка зрения остается влиятельной и сегодня.
Но теперь совершенно очевидно, что, несмотря на благие намерения, она губительна для образования. «Истоки у этого мнения те же, что у привычки перехваливать интеллект учеников, – считает Двек. – Ничего хорошего из этого не получится. Занижение стандартов приводит всего лишь к понижению качества образования учеников, которые привыкают к легкой работе и потоку похвал».
Восьмилетняя девочка в ярко-розовом платьице отбивает мячи на корте № 1 Академии тенниса Ника Боллетьери на западе Флориды. Мячи с помощью специального устройства подает один из тренеров академии, а девочка выполняет удар слева двумя руками с такой силой, что по инерции поворачивается на пол-оборота.
Затем тренер меняет упражнение и начинает подавать мячи под правую руку девочки, сопровождая напоминаниями о важности ритма и техники. Время от времени поток мячей, летящих через сетку, останавливается, и тренер обращает внимание на определенный аспект: «Не сжимай ракетку слишком сильно» или «Старайся думать о том, куда ты направляешь мяч». Лоб девочки сосредоточенно хмурится, по щекам стекают капельки пота – на улице жарко и влажно.
Точно такую же сцену можно наблюдать на каждом из кортов, протянувшихся до самого горизонта, словно это зеркальная комната с бесконечным числом отражений. И через какое-то время перестаешь удивляться ребенку ростом чуть больше ракетки, который с таким упорством отбивает мячи.
Основав в 1978 году свою академию на побережье Флориды, Боллетьери со временем превратился в символ мастерства. Но когда я обходил корты – открытые и крытые, – становилось ясно, что от других теннисных центров мира эту академию отличает вовсе не качество тренировок. Отличие в качестве установок.
Дети тренировались увлеченно; они воспринимали физические нагрузки как привилегию, а не как обязанность, а еда была для них горючим, которым заправлялись для продолжения тренировок. Атмосфера здесь отличалась от атмосферы в других теннисных центрах. Конечно, в них тоже присутствует желание тренироваться и упорно трудиться, однако оно не такое явное, мощное и ненасытное. Тут им буквально пропитано все.
Чем объясняется такая разница? В поисках ответа на этот вопрос я наблюдал за тренировкой, которую восьмидесятилетний Боллетьери проводил на одном из закрытых кортов. Он никогда не слышал имени Кэрол Двек, не знал о ее экспериментах с «похвалой», но все, что он говорил и делал, способствовало формированию установки на рост у его ученика, двенадцатилетнего французского теннисиста по имени Ив.
Тренер хвалит усилия, а не талант; при первой же возможности он рассказывает о том, насколько мощным стимулом для изменений является тренировка, а во время каждого перерыва напоминает о важности упорной работы. Ошибки своих учеников он рассматривает не как добро или зло, а как возможность улучшить игру. «Все в порядке, – говорит он ученику, который ударом справа посылает мяч за пределы корта. – Ты на верном пути. Дело не в ошибках, а в том, как ты на них реагируешь».
Вот официальное кредо Боллетьери, под которым могли бы подписаться все его ученики: «Каждая попытка, в которую вложена страсть, полезна, независимо от результата. Дело не в победе или поражении, а в усилии, приложенном для получения результата. Лучший способ предсказать будущее – создать его, и поэтому мы убеждены, что владеем лучшими методами тренировки, чтобы помочь каждому спортсмену исполнить свою мечту, достичь своей цели и в конечном счете реализовать свои возможности в спорте и в жизни».
Это самое краткое из возможных описаний практического применения теории о мастерстве или самое красноречивое изображение достоинств установки на рост. Стоит ли удивляться, что из академии Боллетьери вышли такие блестящие спортсмены, как Андре Агасси, Джим Курье, Мартина Хингис, Мария Шарапова, Анна Курникова и Елена Янкович?
В эксперименте Двек мы видели, как похвала усилиям, а не таланту помогала формировать у школьников установку на рост, что имело серьезные последствия. Проблема в том, что эти последствия, как выявили дальнейшие эксперименты Двек, оказались относительно кратковременными: предоставленные сами себе, дети в итоге возвращались к установке на данность, предшествовавшей похвале.
Единственный способ укоренить установку на рост – постоянно повторять похвалу усилиям, что не так легко в мире, где господствует миф о таланте. Но академия Боллетьери демонстрирует, какими потрясающими могут быть результаты, когда формирование установки на рост является постоянным, вдохновенным и неустанным, когда это послание проникает в глубины подсознания учеников, меняя изначальные установки.
«Знаете, почему это место так успешно? – спрашивает Боллетьери своим низким голосом, садясь рядом со мной, чтобы поговорить о своей философии. – Потому что никто из детей не уходит отсюда без изменившейся установки. Они приходят сюда, думая, что могут проложить свой, особенный путь к успеху, но быстро понимают, что никто не добивался успеха в жизни без упорного труда, строгой дисциплины и ответственности за свои действия. Именно это в конечном счете отличает лучших от всех остальных».
Проведите несколько дней в академии Боллетьери, и вы почувствуете драму трансформации, которая разыгрывается в головах учеников, по мере того как их подсознание медленно впитывает, а затем принимает радикальную теорию установки на рост. Проведя здесь несколько недель, вы поймете – испытывая радостное волнение, – что и ваша установка меняется в сторону роста.
Академия Боллетьери не единственное подобное заведение. Существуют и другие цитадели мастерства: те места в разных частях мира, где установка на рост стала частью культуры. В этих местах вновь и вновь демонстрируется причинно-следственная связь между упорным трудом и совершенством. На протяжении нескольких поколений.
Знаменитый Национальный теннисный центр в Пекине стал домом для китайской команды по настольному теннису. Это серое бетонное здание в тщательно охраняемом комплексе в нескольких сотнях метров от Храма Неба. Снаружи оно мало чем отличается от других зданий китайской столицы. Но внутри обстановка напоминает пчелиный улей – это живое, дышащее свидетельство могущества практики. На каждом этаже тренируется отдельная команда: девушки, юноши, женщины, мужчины. В каждом зале десятки теннисистов играют за десятками столов, не останавливаясь ни на минуту – их энергии хватило бы на освещение всего города.
Попадая в это здание, понимаешь, что национальная команда Китая тренируется с большей интенсивностью, с большим упорством, с большей верой в то, что тяжелый труд преобразуется в медали, чем любая другая сборная по настольному теннису. Здесь каждый игрок принимает установку на рост. Эта атмосфера пронизывает все здание.
«Трудно переоценить силу таких спортивных центров, – говорил мне Питер Кин, один из ведущих специалистов в области спорта и архитектор успеха британской команды на Олимпийских играх 2008 года. – В британском олимпийском движении мы поставили цель: попытаться создать такие места, где культура персональной трансформации укоренена настолько, что захватывает честолюбивых молодых людей. Я не сомневаюсь, что успех британских велосипедистов [завоевавших восемь золотых медалей на Олимпиаде в Пекине] отчасти обусловлен культурой их тренировочной базы».
Эта база находится в здании на окраине Манчестера, промышленного города на северо-западе Англии. Это ничем не примечательный район, застроенный бетонными зданиями, не отличающимися красотой. Приезжая сюда на такси, чувствуешь некоторое разочарование. Даже досаду. А потом входишь внутрь. Беседуешь с тренерами и спортсменами. И начинаешь чувствовать магию. Чувствуешь атмосферу. Буквально в каждом прозвучавшем предложении, в каждом звуке отражается вера в преображающую силу упорного труда.
«Я убежден, что результаты мирового класса определяются установкой, – говорит Кин. – Многие наши великие велосипедисты в самом начале не имели врожденных преимуществ, но изменили себя при помощи тренировок. Возможно, главная задача любого центра подготовки – поощрять принятие установки на рост. Когда такого рода философия становится встроенной в культуру, последствия могут быть просто невероятными».
Но если цитадели мастерства, формирующие установку на рост, способны воспитывать спортсменов мирового класса, то как будет выглядеть место, где используется установка на данность? Что случится с организацией – культурой, – которая сознательно опирается на миф о таланте? Какие будут результаты и чего достигнут ее воспитанники?
Прежде чем отвечать на этот вопрос, рассмотрим еще один результат эксперимента с похвалой, поставленного Двек. В одном из исследований Двек сообщила ученикам, что будет проводить такой же эксперимент в другой школе и что другие дети, возможно, захотят узнать мнение тех, кто уже решал эти задания. Каждому был выдан лист бумаги, где они могли поделиться своими мыслями, а также рассказать о трудностях, с которыми столкнулись.
Взглянув на то, что написали дети, которых хвалили за усилия, Двек обнаружила, что почти все правдиво рассказали о своих результатах. Только один ребенок в группе преувеличил свои достижения. А вот среди тех, кого хвалили за талант, солгали 40 % – невероятно много. «Успех был для них так важен, что они искажали свои результаты, чтобы произвести впечатление на незнакомых сверстников», – говорит Двек.
23 октября 2006 года Джеффри Скиллинг сидел в здании федерального суда в Хьюстоне и ждал приговора по обвинению в крахе компании Enron, самом громком корпоративном скандале в современной истории. Бывший исполнительный директор, одетый в элегантный темный костюм с галстуком, за прутьями решетки с мрачным лицом размышлял о своем будущем. Рядом с ним суетилась небольшая армия адвокатов.
Улица, где находилось здание суда, и весь квартал были заполнены тележурналистами, вооруженными микрофонами и наушниками. Газетные репортеры приготовили ноутбуки и мобильные телефоны. Бывшие работники Enron, чьи пенсионные сбережения пропали в результате краха компании, также собирались у здания суда, надеясь первыми узнать приговор.
Выслушав показания Скиллинга – он продолжал настаивать на своей невиновности – и тех, чья жизнь была разрушена крахом компании, судья попросил всех встать. «Свидетельства доказали, что ответчик постоянно лгал инвесторам, в том числе работникам Enron, о различных аспектах деятельности компании», – заключил он. Затем судья огласил приговор: 292 месяца тюрьмы. Ребекка Картер, вторая жена Скиллинга и бывший управляющий делами Enron, упала в обморок, услышав эти слова.
Суд над Скиллингом вызвал большой общественный интерес, но даже комментаторам, специализирующимся на финансах, было трудно следить за цепочкой доказательств. Большая часть времени была посвящена необыкновенно сложным финансовым инструментам, с помощью которых руководители Enron скрывали надвигающуюся катастрофу от акционеров и финансовых рынков. Два из этих инструментов отняли больше всего времени у суда, пытавшегося проникнуть в тайные махинации корпоративного гиганта, который правил миром, прежде чем рухнуть как карточный домик.
Первый назывался учетом по текущим ценам: он позволял Enron отражать огромную прибыль на основе не полученной выручки, а оценок будущего дохода, независимо от того, будет ли он получен. Другой инструмент – использование специализированных дочерних фирм. Это были специально созданные временные компании, которые позволяли Enron брать крупные кредиты, не отражая их в бухгалтерии. К моменту краха Enron создала три тысячи специализированных дочерних фирм.
Суд потратил много дней на выяснение этих механизмов, но один важный аспект не был исследован достаточно подробно: вероятность того, что эти финансовые манипуляции, так долго обманывавшие инвесторов и акционеров, были не проблемой, а просто симптомом более серьезной болезни. В сущности, они были следствием культуры, которая медленно, но неуклонно вела компанию с 22 тысячами работников по гибельной дороге к пропасти.
В 2001 году три высших руководителя McKinsey, самой крупной и самой престижной международной консалтинговой компании, специализирующейся на стратегическом управлении, опубликовали книгу «Война за таланты». Книга излагала ключевое положение философии McKinsey: в конечном счете именно талант определяет успех или удачу в корпоративном мире, а способность к логическому мышлению гораздо важнее знаний в конкретной области.
«Ставьте на прирожденных спортсменов, с природным дарованием, – говорил авторам один из руководителей. – Не бойтесь продвигать звезд, у которых отсутствует конкретный опыт, даже если это кажется преждевременным». Успех в корпоративном мире, соглашаются с ним авторы, требует «установки на талант» – «глубоко укоренившееся убеждение, что победить конкурентов можно только с помощью больших талантов на всех уровнях».
Взгляды McKinsey были неоднозначно восприняты корпоративной Америкой, но одна компания приняла эту философию, развила ее и стала внедрять более последовательно, чем другие. В статье Малкольма Гладуэлла для журнала New Yorker говорится: «[Enron] была компанией, где McKinsey осуществила двадцать отдельных проектов, где счета McKinsey составляли десять миллионов долларов в год, где руководитель McKinsey регулярно присутствовал на собраниях совета директоров и где сам исполнительный директор раньше был партнером McKinsey… Enron была воплощением компании “талантов”».
Вероятно, вера Скиллинга в талант ярче всего проявилась в известной истории о его поступлении в Гарвардскую школу бизнеса. «Вы умны?» – спросил его на собеседовании профессор. «Чертовски умен», – гордо ответил Скиллинг.
Компания Enron не только активно привлекала таланты из лучших школ бизнеса, но также относилась к своим ведущим специалистам как к суперзвездам. Каждый год 15 % лучших выписывались огромные бонусы, а 15 % худших увольнялись – этот процесс получил название «rank and yank» (сортируй и выбрасывай). Признанным талантам позволялось выбирать должности внутри компании, как будто они обладали способностью создавать прибыль лишь благодаря своим блестящим умственным способностям.
«Быстрое продвижение – абсолютная необходимость в нашей компании. И этому способствует тип людей, которых мы нанимаем, – говорил Скиллинг авторам отчета McKinsey. – Эта система не только помогает мотивировать каждого менеджера, но и формирует бизнес Enron таким образом, что он наилучшим образом мотивирует менеджеров». Поэтому неудивительно, что ежегодная текучка персонала в результате повышения по службе доходила до 20 %; лучшие работники скакали внутри компании как теннисные мячи, а переманивание сотрудников из других отделов всячески поощрялось.
У стратегии Enron было два главных недостатка, независимых друг от друга. Первый – она основывалась на ложной посылке, которую активно продвигала компания McKinsey: талант важнее знаний. Это чушь. Как мы видели в первой главе, эффективное принятие решений в сложных ситуациях – в спорте, бизнесе и других областях – определяется не врожденными способностями, а знаниями, которые приобретаются в результате обширной практики.
Но у стратегии Enron имелся еще один, более коварный недостаток. Лежавшая в ее основе философия не только снижала эффективность, но и формировала особую разновидность культуры. Эта культура ставила талант выше возможностей развития личности. Эта культура высмеивала идею, что обучение может изменить способности человека. Эта культура продвигала, питала и наконец внедряла установку на данность.
Вот что пишет Двек:
Компания Enron усиленно привлекала большие таланты, главным образом людей с мудреными степенями и званиями, что само по себе не так уж и плохо. Она платила им большие деньги, в чем тоже нет ничего страшного. Но, полностью доверяясь их таланту, Enron допустила роковую ошибку: она создала культуру, боготворящую талант, тем самым побуждая своих сотрудников стремиться выглядеть и действовать необычайно талантливо.
По сути, она навязала им установку на данность. А к чему это приводит, мы уже довольно хорошо себе представляем. Из наших исследований мы знаем, что люди с установкой на данность никогда не признают и не исправляют свои недостатки.
Помните эксперимент со студентами из Гонконга? Они отказывались от возможности пройти курс совершенствования английского языка, который значительно помог бы им в учебе, поскольку психологическая установка не позволяла им показывать свои слабости на публике. Помните, что 40 % учеников, которых хвалили за умственные способности, лгали о своих результатах теста? Установка на данность сделала признание реальных результатов неприемлемым для них.
Теперь вернемся к учету по текущим ценам и специализированным дочерним фирмам. Представьте, как Enron неделями готовила квартальные отчеты, выискивая способы скрыть плохие новости от рынка. Представьте, как боялся каждый работник признаться в своих ошибках, опасаясь, что его признают неталантливым и уволят. Представьте, как установка на данность начала распространяться и определять жизнь руководителей и рядовых работников компании.
Вот что пишет об этом Гладуэлл: «Они не были прирожденными лжецами… Они просто поступали так, как поступают люди, погруженные в атмосферу, которая поощряет лишь их врожденный «талант». Они начали причислять себя к этой категории, а когда настали трудные времена, угрожавшие разрушить такое представление о себе, не справились с последствиями. Они не стали корректировать курс. Не вышли к инвесторам и не признали свою ошибку. Они выбрали ложь».
В июле 2002 года меня пригласил Гидеон Эшисон, тренер по настольному теннису из Юго-Западного Лондона, известный тем, что с помощью спорта уводил неблагополучных подростков с улицы. «Я хочу, чтобы ты взглянул на мальчика, которого я нашел, – сказал мне Эшисон. – Его зовут Дариус Найт».
Эшисон повел меня в сарай, стоявший в глубине сада одного из его друзей – маленький, тесный, плохо освещенный, но вмещавший один теннисный стол. Внутри увлеченно тренировался Найт и еще один мальчик из группы Эшисона.
Почему в сарае? Причина проста: ничего другого ни Эшисон, ни Найт позволить себе не могли. Найт жил в криминальном районе, застроенном многоэтажными домами, его отец торговал наркотиками, а затем бросил семью. Для мальчика сарай олицетворял дверь в другую жизнь. Было у сарая еще одно преимущество: он работал круглосуточно.
Каждый день в 12 часов Найт выходил из здания школы, проезжал 8 километров на городском автобусе, а затем 20 минут шел пешком до сарая. Там он мог часами заниматься с Эшисоном: отрабатывал удар, разучивал постановку ног, практиковал подачу. Когда я увидел, он поразил меня своими возможностями, которые резко контрастировали с убогой обстановкой.
Следующие несколько недель я рекламировал Найта: в своей газетной колонке, друзьям, истеблишменту настольного тенниса, а также всем, кто соглашался меня слушать. Реакция меня обрадовала. Через несколько месяцев Найта пригласили в центр подготовки в Ноттингеме: внезапно он оказался в окружении самого современного оборудования, лучших тренеров и других специалистов, занимавшихся организацией его тренировок и соревнований. Это было похоже на сбывшуюся мечту, как он сам тогда говорил.
Однако Найту пришлось столкнуться с чем-то менее благоприятным – другим видом похвалы. От Эшисона юноша слышал только похвалу старанию: это была сильная сторона тренера. В вопросах техники он был не очень хорош, но знал, как сформировать у игрока установку на рост: поощрял трудолюбие, подчеркивал личную ответственность, внушал, что неудачу следует рассматривать как возможность, а не как унижение. Его юношеская группа тренировалась с такой интенсивностью, какой еще не знал английский настольный теннис.
Но в Ноттингеме Найт – последнее открытие в английском настольном теннисе – все время слышал, как он талантлив, каких замечательных успехов он достиг за такое короткое время и что он просто рожден для того, чтобы играть в настольный теннис. И громче всего в этом восторженном хоре звучала моя похвала его таланту (это было еще до того, как я познакомился с работами Двек): «Как будто настольный теннис встроен в его ДНК, – писал я в The Times. – С таким талантом прогресс гарантирован».
Вскоре после этого дела у Найта пошли на спад. Интенсивность его тренировок снизилась (зачем упорно тренироваться, если я так талантлив, что все дается мне без труда?), он начал уклоняться от крупных соревнований (зачем рисковать потерей репутации талантливого, проигрывая более слабым соперникам?) и даже лгать о своих результатах (зачем быть откровенным, если это прервет поток похвал?).
История Найта интересна по множеству причин, но в первую очередь тем, что она является притчей об установке. Когда Найт тренировался в убогом сарае, то прогрессировал со скоростью молнии: правильная установка вызывала ненасытное желание тренироваться, огромный энтузиазм и неустанное стремление к совершенствованию себя.
Но когда Найт перешел в один из самых престижных спортивных центров Европы, его развитие остановилось. У него появился доступ к существенным преимуществам, но это ничего не значило, потому что поменялся его психологический настрой: теперь он жил в мире, где главное место занимали талант, желание показать себя в наилучшем свете, страх неудачи и неприятие упорного труда.
Сегодня Найт снова прогрессирует. Почему? Потому что датчанин Стин Хансен, один из руководителей английского настольного тенниса, понял, что проблема Найта не в технике или тактике, а в психологии. Проблема в установке.
Хансен порекомендовал тренерам использовать рецепт Двек: хвалить старание, а не талант, поощрять Найта, чтобы он воспринимал поражение как средство оценки своих возможностей, хвалить стремление к совершенствованию. С тех пор результаты Найта существенно улучшились, и теперь он обосновался в первых строчках рейтинга для своей возрастной группы как в Англии, так и в Европе. Выиграет ли он Олимпийские игры 2016 года? Может, да, а может, нет[9].
Но мы точно знаем, что теперь на вооружении Найта есть самое важное: установка на рост. Она определяет его отношение не только к настольному теннису, но и к жизни вообще: взаимодействие с людьми, убеждения, обязанности по отношению к друзьям, товарищам по команде и спонсорам. Он не бежит от трудностей и не воспринимает неудачу как повод ослабить усилия. «Все зависит от установки», – недавно сказал мне Найт.
Он совершенствуется не только как теннисист, но и как личность.
Часть II. Парадоксы мышления
5. Эффект плацебо
25 сентября 2000 года Джонатан Эдвардс вышел на олимпийский стадион в Сиднее, чтобы участвовать в финальных соревнованиях по тройному прыжку. Будучи обладателем мирового рекорда, англичанин считался главным претендентом на золото, но опыт подсказывал ему, что ожидания – опасная вещь. Набрав полную грудь воздуха, он шагнул на арену стадиона.
В сумке у Эдвардса был обычный набор, знакомый каждому спортсмену: шиповки, запасные футболки, полотенца, специальные напитки. Но на самом дне лежало нечто необычное – банка сардин. Почему сардины? Чтобы объяснить это, нужно рассказать об Эдвардсе чуть подробнее.
Он был не только одним из самых знаменитых спортсменов Великобритании, но и ревностным христианином. В начале своей спортивной карьеры он отказывался соревноваться по воскресеньям, пропустив множество престижных турниров, в том числе чемпионат мира 1991 года. И только долгие беседы с друзьями, такими же ревностными христианами, убедили его, что соревнования в день отдохновения не противоречат воле Бога.
Путешествуя по миру и завоевывая репутацию лучшего прыгуна в истории, он продолжал проповедовать. Для Эдвардса спорт не имел отношения к победе или поражению, к личным достижениям или славе – спорт был для него средством распространения слова Божьего. И когда начались Олимпийские игры в Сиднее, это средство было как никогда сильным.
Почему же сардины? В 14-й главе Евангелия от Матфея рассказывается, как Иисус сотворил чудо, накормив пять тысяч человек:
«…взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей»[10].
Эдвардс очень любил этот библейский эпизод, свидетельствовавший о всемогуществе Бога. Таким образом, сардины символизировали рыб, которыми Христос накормил людей; фактически это был материальный символ веры Эдвардса в Бога.
Выходя к сектору для прыжков, Эдвардс мысленно молился: «Я вверяю свою судьбу в руки Господа. Да будет воля Твоя». Несколько часов спустя он завоевал золотую медаль с фантастическим результатом 17,71 метра, подтвердив репутацию одного из величайших британских спортсменов.
Многие люди ставили под сомнение рациональность религиозных верований, в том числе Ричард Докинз в своей знаменитой книге «Бог как иллюзия», но данная глава посвящена не рациональности и тем более не истинности веры. Мы поговорим о силе разного рода убеждений.
Кто станет отрицать, что религиозные убеждения обладают огромной силой?
Мысль о том, что Создатель на вашей стороне, что он направляет ваши действия, лично интересуется вашими трудностями, радуется вашим победам, дает утешение при неудачах, организует мир так, что, как выразился апостол Павел в «Послании к римлянам», «любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу», должна серьезно влиять на результаты спортсмена или любого другого человека. Как говорил Мухаммед Али, «разве я могу проиграть, если на моей стороне Аллах?»
Али говорил это во время подготовки к бою с Джорджем Форманом в 1974 году, и лишь немногие, в том числе в его команде, верили в то, что он выиграет эту схватку. Норман Мейлер, самый яркий из хроникеров Али, боялся, что боксер может потерять уверенность в себе и силы в период подготовки к бою – настолько велик был разрыв в возможностях бывшего чемпиона и его грозного молодого противника. Но Мейлер не учел божественного фактора: разве мог Али стать жертвой сомнений в себе, если его сила исходила от всемогущего Бога?
Конечно, Бог Али отличался от Бога, в которого верил Эдвардс. Чернокожие мусульмане были сторонниками учения Уоллеса Фарда Мухаммеда, коммивояжера, который проповедовал, что Бог – божественное существо, возникшее из одного вращающегося атома 76 триллионов лет назад, – спасет чернокожих от апокалипсиса в космическом корабле, имеющем форму колеса. Эдвардс верил в Иегову, Бога Библии.
Ключевой момент здесь заключается в том, что эти системы религиозных убеждений противоречат друг другу, и поэтому только одна из них (в лучшем случае) может быть истинной. Другими словами, либо Али, либо Эдвардс (или оба) извлекли пользу из ложных убеждений.
Именно об этом говорил Эдвардс, когда я приехал к нему домой на севере Англии. За годы, прошедшие после Олимпийских игр в Сиднее, его жизнь круто изменилась. Оставив спорт, он устроился на теплое местечко – ведущим Songs of Praise, самой популярной религиозной программы на британском телевидении. Кроме того, по выходным он посещал церкви, проповедуя и делясь своими мыслями о вере, – верующие приезжали издалека, чтобы услышать его.
Но колеся по стране во исполнение своего религиозного долга, он столкнулся с личным кризисом. «Я ни секунды не сомневался в своей вере в Бога, пока не оставил спорт», – говорил он мне. – Но после ухода случилось нечто совершенно неожиданное. Я быстро понял, что спорт был для меня гораздо важнее, чем я мог себе представить. В своем деле я был лучшим в мире, и вдруг это перестало быть правдой. А когда исчезла одна грань моей личности, я стал сомневаться в других, и остановиться уже было невозможно. Основы моего мира медленно разрушались».
«Когда ты начинаешь задавать себе вопрос: “Откуда я могу знать, существует ли Бог?” – ты уже на пути к неверию. Во время съемок документального фильма об апостоле Павле некоторые специалисты высказывали мнение, что чудесное обретение веры на пути в Дамаск могло быть вызвано эпилептическим припадком. И тогда я понял, что принимал все на веру, не подвергая анализу. Когда вы прибегаете к логическим рассуждениям, существование Бога становится просто невероятным. В конечном счете я был вынужден признаться самому себе, что больше не верю».
Отступничество Эдвардса потрясло христианскую общину Великобритании и стало причиной вполне понятных проблем в семейной жизни – он был женат на ревностной христианке, – которые, к счастью, благополучно разрешились. Он также отказался от роли ведущего в Songs of Praise и от других обязанностей, которые исполнял как христианин. Но изменившееся отношение к религии дало ему уникальную возможность проанализировать влияние веры на его спортивные достижения.
Помогала ли ему вера в Бога – теперь он считает, что для нее не было объективных оснований, – в разгар спортивных сражений?
«Несомненно, – признается он. – Оглядываясь назад, я понимаю, что моя вера была основой моего успеха. Вера в нечто, что больше тебя самого, может оказывать чрезвычайно полезное психологическое воздействие, даже если эта вера ложная. Она давала глубокое чувство уверенности, поскольку я верил, что результат в руках Божьих и что Бог на моей стороне. Она позволяла отбросить сомнения в последние секунды перед прыжком. Да, она была очень важна».
Если убежденный атеист свидетельствует о силе религиозного убеждения, разве можно сомневаться в его словах?
В первых главах книги мы показали, что совершенство является следствием многих тысяч часов целенаправленной практики. Но для успеха одного совершенства мало. Необходимо также преобразовать возможности в максимальную эффективность в жестких условиях конкуренции, когда на кону стоит заработок или, по крайней мере, самоуважение. Как оказалось, овладеть этим искусством очень сложно, и зачастую именно это отличает лучших от всех остальных.
Мы сразу же узнаем это качество: экстраординарную способность лучших спортсменов отбросить волнение, страх, сомнения и напряжение, которые часто парализуют более слабых. Они сохраняют уверенность движений и ясность ума, все те глубокие и сложные моторные навыки, которые сформировались за тысячи часов тренировок и которые так легко теряются в преддверии схватки.
Мы видели это качество у Тайгера Вудса, который катящимся ударом с 3,5 метра невозмутимо загоняет мяч в лунку и выигрывает US Masters, мы видели его у Дэвида Бекхэма, который с 27 метров по дуге, огибающей стенку, направляет мяч в ворота соперника, спасая сборную Англии от поражения. Мы видели его у Барака Обамы, во время президентских дебатов мгновенно вспоминающего факты и выстраивающего сложную аргументацию под лучами телевизионных софитов на глазах многомиллионной аудитории избирателей.
Как они это делали? Откуда эта психологическая устойчивость? Можно ли ей научиться?
Эта глава посвящена психологии эффективности. Мы проникнем в сознание лучших мастеров своего дела и исследуем взаимоотношения между психикой и телом во время стресса. И придем к парадоксальному выводу, что отличие лучших от всех остальных – это способность верить в то, что не является истиной, но невероятно эффективно.
Именно в этом суть истории об Эдвардсе и Али. По крайней мере, один из них (или оба) извлек пользу из ложных убеждений. Но это лишь отдельные эпизоды. Существуют ли еще свидетельства того, как ложные убеждения помогали достигнуть позитивных результатов?
Мы начнем с мира медицины и эффекта плацебо, одного из самых загадочных явлений, с которыми сталкивалась наука. К концу главы мы увидим, что эффект плацебо дает нам средство для понимания, как лучшие спортсмены – и другие профессионалы – могут действовать на пике своих возможностей, когда это действительно нужно.
Во время Второй мировой войны, в начале 1944 года, в районе Анцио на севере Италии высадился десант союзных войск. Операция оказалась неудачной, и американские войска целую неделю были заперты в пещерах Поццоли. В обязанности Генри Бичера, молодого врача из Гарварда, входил прием раненых американских солдат в импровизированном полевом госпитале на береговом плацдарме.
Раненых было так много, что у Бичера вскоре закончилось обезболивающее. Когда к нему поступил раненый, которого требовалось оперировать немедленно, врач приказал медсестре ввести пациенту физраствор вместо морфия. Раненый, считавший, что ему ввели требуемую дозу анестетика, ждал операции. Потом произошло то, что потрясло медицинский мир.
Бичер обнаружил, что солдат не просто успокоился после инъекции физраствора, он смог вытерпеть сильную боль во время хирургической операции, как будто ему ввели «настоящий» анестетик. В течение следующих нескольких недель Бичеру пришлось десятки раз повторить этот трюк, оперируя раненых солдат, и каждый с поистине чудесной стойкостью выдерживал операцию, хотя в его вену вводили всего лишь соленую воду. Вернувшись домой после войны, Бичер написал статью «Сила плацебо».
Но Бичер был не первым врачом, которого удивил эффект плацебо. В 1890-х годах в Берне швейцарский хирург Теодор Кохер выполнил без анестезии 1600 операций по удалению щитовидной железы, предварительно заставив пациентов поверить, что они получили обезболивающее. По свидетельству журналиста и врача Бена Голдакра, «еще до изобретения анестезии хирурги описывали, как некоторые пациенты переносили разрез мышц скальпелем и распил кости, находясь в полном сознании и даже не стискивая зубы».
«Возможно, вы выносливее, чем думаете», – отмечает Голдакр.
Эти примеры служат убедительным доказательством, что дух сильнее материи, но странность эффекта плацебо в полной мере раскрылась лишь в последние несколько лет, что заставило многих врачей радикально пересмотреть свои взгляды на связь между мозгом и телом.
В 1972 году был поставлен эксперимент, в котором студентам на лекции предложили таблетки глюкозы розового или голубого цвета. Участникам эксперимента сообщили, что таблетка является либо стимулирующим, либо успокоительным средством, но не сказали, каким именно (разумеется, в таблетках был только сахар). Выяснилось, что сосредоточиться студентам лучше помогало плацебо розового цвета, а не голубого. Другими словами, цвет таблеток имеет значение.
Последующие эксперименты показали, что оксазепам – препарат, аналогичный валиуму, – в таблетках зеленого цвета более эффективен в снятии тревожного состояния, а желтого – для лечения депрессии, седативное средство хлордиазепоксид более эффективно в капсулах, а не в таблетках, а инъекции физраствора эффективнее таблеток при повышенном кровяном давлении, головных и прочих болях, хотя не оказывают никакого физического воздействия. Еще в одном эксперименте сравнивались два плацебо для лечения болей в руке: таблетка глюкозы и ритуал, похожий на акупунктуру. Выяснилось, что более сложная процедура эффективнее.
Все это помогает раскрыть тайну эффекта плацебо. Сила плацебо по определению не имеет ничего общего с фармацевтическими свойствами лекарства; эффект основан исключительно на ложном убеждении в эффективности препарата. Но это убеждение не возникает просто так; оно создается внутри культурного контекста. Все, что придает лечению большую достоверность, что создает иллюзию достоверности, будет воздействовать на психику пациента, укрепляя его необоснованную веру в препарат и, следовательно, в его эффективность.
Важный фактор убедительности лечения с помощью плацебо – то обстоятельство, что лекарство назначается квалифицированным врачом. Но существует огромное количество других факторов. Например, в некоторых культурах цвет тесно связан с определенным воздействием: красный с возбуждением, голубой или белый с успокоением. Фармацевтические компании используют этот факт. Голдакр сообщает, что стимулирующие препараты обычно выпускаются в красной или оранжевой оболочке, антидепрессанты в голубой и так далее.
Упаковка также имеет значение и может усиливать эффект плацебо. Исследования показали, что аспирин в яркой и современной упаковке эффективнее аспирина в тусклых и скучных коробочках. Конечно, аспирин не относится к плацебо – суть в том, что сама упаковка может обладать эффектом плацебо. То же самое относится к цене. Дэн Ариэли, специалист в области поведенческой экономики, показал, что дешевые обезболивающие менее эффективны, чем препараты, идентичные по составу, но более дорогие.
И снова все сводится к вере. По очевидным причинам нам легче поверить в эффективность лекарства, которое опустошает наш кошелек: «При такой цене оно не может не помогать!» Как отмечает Ариэли, возможно, не так уж неразумно переплачивать за фирменный препарат, даже если с фармакологической точки зрения он идентичен более дешевому, лежащему на соседней полке. Сам факт того, что вы платите дополнительные деньги, усиливает убежденность в эффективности лекарства, без которой оно может и не подействовать.
Суть в том, что сила психологии проявляется посредством веры, причем не имеет никакого значения, истинная эта вера или ложная и как возникла данная иллюзия, – если она приносит успех. Совершенно не важно, создал ли ее врач, привлекательная упаковка, цена, реклама, цвет, инвазивная способность, ритуал или любая другая из бесчисленных возможностей. Не важно также, поддерживается ли она сфабрикованными доказательствами или доказательства вообще отсутствуют. Главное – пациент верит.
В 1960-х годах серия новаторских эпидемиологических исследований показала, что среди активных верующих сердечные болезни распространены гораздо меньше, чем в целом среди населения. Поначалу ученые пришли к выводу, что причина – секулярные факторы, такие как воздержание от вредных привычек, вроде курения табака, а также пониженный уровень стресса вследствие принадлежности к поддерживающему сообществу.
Но дальнейшие исследования, в которых контролировались эти факторы, подтвердили, что религиозные люди отличаются лучшим здоровьем. Научное сообщество было вынуждено признать довольно неожиданный факт, что религия сама по себе оказывает благоприятное воздействие на здоровье человека[11].
Естественно, христиане поспешили прославить это явление, утверждая, что Бог заботится о здоровье немногих избранных. Единственная проблема заключалась в том, что влияние веры на здоровье не признавало границ религиозных конфессий. Не только христиане, но и те, чьи представления противоречили Библии – например буддисты и индуисты, – испытывали благоприятное влияние на здоровье своих религиозных убеждений.
Герберт Бенсон в своей книге «Вечное исцеление» (Timeless Healing) писал: «В этой книге я обозначаю Бога заглавной буквой Б, но надеюсь, что читатели поймут, что я имею в виду всех божеств в иудеохристианской, буддистской, исламской и индуистской традициях, всех богов и богинь, а также духов, которым поклонялись люди во всем мире на протяжении всей истории человечества. Проводя научные наблюдения, я убедился, что независимо от того, каким именем вы называете Бесконечный Абсолют, которому поклоняетесь, и какой теологии придерживаетесь, результат веры в Бога остается неизменным».
В контексте предыдущего раздела, посвященного медицине, нетрудно увидеть, что происходит: это еще одно проявление эффекта плацебо. Но в данном случае желаемый результат обеспечивает не ложная вера в эффективность таблеток глюкозы, а убежденность в целительной силе Бога. Как и в случае с таблетками глюкозы, чем сильнее веришь, тем больше польза.
И действительно, религию можно назвать универсальным плацебо. Вместо авторитета врача религия опирается на авторитет Бога, непогрешимого и всемогущего. Если вера в медицинское плацебо основано на хитрой рекламе и красивой упаковке, то основой веры в целительную силу Бога является Священное Писание. И если ваша вера искренняя, то совершенно не важно, реален ли конкретный Бог (как не важно, обладает таблетка глюкозы фармакологическими свойствами или нет).
Более того, многие религии с помощью своей теологии активно используют эффект плацебо. Например, в Евангелии от Марка отец приводит больного сына к Иисусу и говорит: «…если что можешь, сжалься над нами и помоги нам» (Мк. 9: 22). Иисус отвечает: «…если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему». Подобные слова Иисуса мы читаем и в Евангелии от Матфея: «…по вере вашей да будет вам» (Мф. 9: 29).
Похоже, в Библии говорится о том, что Бог действует в соответствии не с достоинствами просящего, а с верой просящего в то, что Бог будет действовать именно так. Замените слово «Бог» в предыдущем предложении на «таблетка глюкозы», и получится определение плацебо. «Ничто, – пишет Энн Харрингтон, профессор истории науки Гарвардского университета, – не вносит большего вклада в эту врожденную способность [самоисцеления тела], чем вера в способность Бога нас исцелить».
Карл Маркс называл религию «опиумом для народа». Он был почти прав: религия – таблетка глюкозы для народа.
В 1952 году протестантский проповедник Норман Винсент Пил написал книгу, которая стала одной из самых известных работ по популярной психологии в XX веке. Книга называлась «Сила позитивного мышления». Она продержалась в списке бестселлеров New York Times 186 недель подряд, а число проданных во всем мире экземпляров превысило пять миллионов.
В своей книге Пил рассказывает о целительной силе веры в Бога, убеждая читателей формировать у себя религиозные убеждения с помощью таких средств, как воображение, внушение и чтение Библии. Однако Пил, несмотря на то что был протестантом, также открыто говорит, что религия читателя не имеет отношения к успеху позитивного мышления. «Нет необходимости рождаться заново, – утверждал Пил. – У вас свой путь к Богу, у меня свой… Христос – всего лишь один из путей».
В сущности, Пил описывал эффект плацебо: он говорил, что важна сама вера, а не ее содержание. Вот формулировка Харрингтона: «Вероятно, Пил посвятил больше времени, чем любой другой деятель XX века, психотерапевтическому движению, сводящему потребность в христианской или любой другой традиции к наслаждению целительными плодами веры». Неудивительно, что по этой причине он был осужден многими христианами.
Но гениальность книги Пила заключена в признании, что религиозное плацебо (или, если использовать его слова, сила религиозного убеждения) простирается далеко за пределы области здоровья. Он понял, что вера также способна успокаивать, усиливать чувство принадлежности, укреплять уверенность в себе, устранять страх – все это, как снова и снова повторяет Пил, улучшает жизнь человека и существенно повышает эффективность его действий. Вот названия некоторых глав в книге Пила: «Поверьте в себя», «Надейтесь на лучшее, и вы получите его», «Я не верю в поражение» и «Как вызвать к жизни эту Высшую Силу».
Самое сильное влияние эта книга, наверное, оказала на спорт. В 1980-х годах я потерял счет спортсменам, которые внезапно обратились за вдохновением к Богу; многие игроки перед матчем уединялись на 15 минут, делали дыхательные упражнения и мысленно повторяли строки Священного Писания. В середине 1980-х больше половины английской сборной по настольному теннису активно использовали методы Пила.
Религия, ранее не игравшая особой роли в мире спорта – не в последнюю очередь потому, что лучшие спортсмены считали, что у них нет времени для двух таких разных сфер, – внезапно вышла на первый план. Спортсмены, выходящие на площадку для игры, крестились или поднимали лицо к Создателю на небесах, победители благодарили Иисуса, Аллаха или какое-либо другое божество. Присмотритесь, и вы увидите, что многие так поступают и сегодня.
Вскоре этим заинтересовались исследователи и стали изучать, влияют ли религиозные убеждения на результаты, и если влияют, то как. Подобно тем, кто впервые оценил влияние веры на здоровье, они крайне скептично относились к идее, что вера в невидимого Бога может оказать ощутимое влияние в такой жесткой и конкурентной сфере, как спорт. Но статистика, как и в медицине, давала однозначный ответ: вера повышает результаты. И если ваша вера искренняя, то совершенно не важно, в какого бога вы верите.
Например, в 2000 году Чон Гын Пак из Университета Хосо изучал стратегии адаптации корейских спортсменов. Он выяснил, что они считали молитву ключевым фактором адаптации к стрессу и тревоге, достижения пиковой формы и придания смысла занятию спортом.
Выводы Пака получили многократное подтверждение. В 2004 году Д. Р. Чех и его коллеги изучили девять бывших спортсменов высшей лиги из числа христиан, выяснив, что религия оказывала «сильное влияние на спортсменов», которые «использовали молитву как адаптивный механизм для снятия стресса». К таким же выводам пришел Ральф Верначча из Университета Западного Вашингтона, изучавший спортсменов-олимпийцев.
Суть полученных результатов отражают слова одного из тех, кто был объектом исследования Пака:
Я всегда готовился к игре с помощью молитвы, независимо от важности игры. В молитве я просил Бога помочь мне показать все, на что я способен… Я вручал себя Богу и не испытывал волнения. Эти молитвы успокаивали меня, делали увереннее, и я забывал о страхе проигрыша. И в результате играл хорошо.
Вернемся к началу этой главы. Мы видели, что и Мухаммеду Али, и Джонатану Эдвардсу, по их собственным словам, вера помогала. Они верили в разных богов, придерживались несовместимых теологий, но для эффекта плацебо это не имеет значения. Главное, что оба, каждый по-своему, нисколько не сомневались в истинности своей веры.
Таким образом, перед новой дисциплиной, спортивной психологией (которая расцвела после коммерческого успеха книги Пила, как и более широкая сфера «самопомощи»), возникает естественный вопрос: возможно ли имитировать силу религиозного убеждения, чтобы добиться наилучших результатов? Можно ли секуляризировать учение Пила? Другими словами, можно ли найти таблетку глюкозы для тех, кто хочет стать звездой спорта?
Послушайте, что говорит выдающийся спортсмен за несколько секунд до важного матча, и вы услышите слова, граничащие с бессмыслицей. После тридцати лет существования спортивной психологии мы так привыкли к этому бессвязному бормотанию, что практически не замечаем его нелогичности.
Попробуем задуматься о том, что обычно говорят спортсмены. Я писал эту главу весной 2009 года, и на той неделе должен был состояться важный футбольный матч между Newcastle и Middlesbrough. Алан Ширер, в то время тренер Newcastle, говорил: «Я даже не рассматривал возможность поражения. В моем представлении мы должны были выиграть, и ничто не могло разубедить меня в этом».
Разумеется, эта вера полностью иррациональна. Перед игрой вероятность того, что Newcastle проиграет или что матч закончится вничью, была очень велика. Но Ширер не собирался основывать свои убеждения на статистических данных; ему нужно было сформировать убеждения, которые приведут к успеху (а это иная форма истины). Кстати, Newcastle выиграл со счетом 3:1.
На той же неделе британский теннисист Энди Маррей сказал нам, что во время каждого матча верит, что победит соперника. Это можно назвать безумием. Если Маррей, например, выходит на матч против Рафаэля Надаля на грунтовом покрытии, то он должен (так говорит статистика) думать, что проиграет. Но Маррей знает, что сомнение – опасная вещь, когда выходишь на корт.
Пил говорит об этом в «Силе позитивного мышления»: «Теперь я убежден, что если вы ожидаете самого лучшего, то вам дается некая странная сила создавать условия, обеспечивающие желаемые результаты». Об этом же пишет Энн Харрингтон из Гарвардского университета: «Наше тело обладает внутренней способностью максимально использовать свои возможности, реализовывать оптимистические сценарии, в которые мы страстно верим».
Это можно назвать «плацебо эффективности», но задача спортивной психологии заключалась в том, чтобы отделить его от религии, сделать основой оптимизма не вмешательство всемогущего Бога, а преувеличенную веру в свою эффективность, чтобы избавить от неуверенности, сформировав убежденность в возможности достичь желаемого результата. Именно поэтому многие спортсмены отказываются думать о возможности поражения: они знают, что сомнения опасны – как во время выхода на поле для игры, так и при приеме таблетки глюкозы.
«Сомнение – главная причина ошибок в спорте, – пишет Тимоти Голви, автор бестселлера о спортивной психологии “Внутренняя игра в гольф” (The Inner Game of Golf). – Сила сомнения заключена в его самореализующейся природе. Когда мы, например, не верим, что способны выполнить короткий катящийся удар, то обычно напрягаемся, увеличивая вероятность промаха. При неудаче сомнения в собственных возможностях укрепляются… В следующий раз сомнения усиливаются, а их разрушительное воздействие на наши истинные возможности выражается еще ярче».
Голви предлагает избавиться от сомнения с помощью разных методов, самый главный из которых заключается в формировании мысленных ассоциаций. «Нужно просто вспомнить или связать с представляющейся трудной задачей (в данном случае ударе в гольфе) некоторое простое действие, предпочтительно то, которое всегда удавалось. Например, при подготовке катящегося удара с расстояния в три метра можно вспомнить такое простое действие, как извлечение мяча из лунки».
«Яркая ассоциация с этим простым действием не оставляет места для ассоциации предстоящего удара с промахом… Каждый раз, когда мне удается полностью сосредоточиться на этом образе, в моем сознании не остается и следа от сомнений в успешности удара… Настоящий профессионал в любой области действует на основе твердой веры в свою способность добиться успеха. Он не прислушивается к сомнениям».
Я стою в узком, плохо освещенном коридоре рядом с тренировочным залом во время Игр Содружества в Манчестере в 2002 году. Здесь тихо и спокойно – звуки тренировок спортсменов заглушаются громадным занавесом, спускающимся с потолка. Коридор никуда не ведет – дверь в его торце заперта, чтобы на тренировки не смогли проникнуть посторонние. Но это мне и нужно. Сюда я пришел для того, чтобы поработать со своим плацебо.
На каждой спортивной арене, где мне приходилось играть, я находил подобное место: тихий укромный уголок, подальше от любопытных глаз, где я мог мысленно настроиться на борьбу в эти последние, очень важные минуты перед соревнованиями. На Олимпийских играх в Барселоне это была маленькая раздевалка, которой редко пользовались другие спортсмены, на чемпионате Европы в Бирмингеме – отгороженная лентой площадка над ареной, вдали от шума и гама, на супертурнире в Токио – крошечный закуток позади кафе на верхнем этаже.
Иногда я находил подходящее место, которое оказывалось занятым. На открытом чемпионате Швеции в крошечной раздевалке я наткнулся на Зорана Примораца, легендарного хорватского теннисиста, который переминался с ноги на ногу, закрыв глаза, и что-то бормотал. В другой раз я пробрался в редко используемую VIP-зону и увидел датского чемпиона Тринко Кина, который сидел на полу, обхватив голову руками; погруженный в свои мысли, он не заметил моего приближения. Поспешно извинившись, я отправился искать другое тихое место.
Десять лет я работал с тремя ведущими спортивными психологами и к концу этого периода превратил психологическую подготовку в настоящее искусство. На подготовку к матчу отводилось ровно 15 минут, и после разминки и обсуждения тактики с тренером я выскальзывал из зала и уходил в тщательно выбранное убежище.
Оказавшись там, в тишине и одиночестве, я закрывал глаза и начинал выполнять серию тщательно отработанных дыхательных упражнений. Вдохнуть, расслабиться, вдохну-у-ть, рассла-а-биться, вдохну-у-у-у-ть, рассла-а-а-а-биться. Когда я только начинал, мне требовалось несколько минут, чтобы успокоиться, но после долгой практики уже через 90 секунд мой пульс устанавливался, и я погружался в состояние глубокой релаксации.
Успокоившись и расслабившись, я приступал к процессу, который психологи называют позитивным изображением: в моем случае это череда ярких воспоминаний о самых лучших и вдохновляющих теннисных матчах, которые я сыграл. Сначала я смотрел на них со стороны, как зритель, восхищаясь великолепными ударами, аплодируя смелым атакам, радуясь разнообразию и сложности техники.
Затем перспектива менялась, и я переносился в собственное тело, ощущая прикосновение мяча к ракетке, свободу движения, радость от того, что у меня все получается. Затем я смещал фокус и представлял, как играю с будущим противником, реализуя тактику, которую обсуждал с тренером, и ощущая мощный прилив оптимизма.
Я чувствовал, как растет моя уверенность. Сомнения рассеиваются. Настроение улучшается.
Следом шло еще одно переключение к так называемым позитивным утверждениям. Я больше не рисовал мысленную картину своих действий, а повторял слова, обладающие особой силой: «Ты можешь выиграть». Снова и снова. С растущей убежденностью. Обратите внимание, что я не говорил: «Я могу выиграть». Я обращался к внутреннему «я», словно пытался побороть присущий ему скепсис. Последние несколько утверждений были другими: «Ты выиграешь! Ты выиграешь!»
После этого я открывал глаза и кивал в знак согласия; мое лицо было решительным, губы растянуты в улыбке. Я медленным шагом возвращался на спортивную арену, кивал тренеру, мы обменивались с ним ободряющим жестом, и я шел на площадку, чтобы пожать руку сопернику. Психологически я там, где хотел быть. В своем мире, в полном согласии с собой.
Проблема только одна: я вижу лицо соперника и понимаю, что он тоже глубоко и искренне верит в свою победу. Он излучает уверенность и ожидание успеха. У него не осталось сомнений. Другими словами, он тоже использует свой эффект плацебо.
Парадокс психологии эффективности заключается в том, что она учит каждого спортсмена верить, насколько это возможно, в свою победу. Никто не сомневается. Никто не поддается внутреннему скепсису. Такова логика спортивной психологии. Но победить может только один. Такова логика спорта.
Обратите внимание на разницу между ученым и спортсменом. Для ученого сомнение – это необходимость. Прогресс становится результатом сосредоточения на фактах, противоречащих теории, и последующего совершенствования этой теории. Скепсис – топливо научного развития. Но для спортсмена сомнение равносильно яду. Прогресс возможен только при игнорировании фактов; его условие – установка, на которую не влияют сомнения и неуверенность.
Повторим: с рациональной точки зрения это просто безумие. Зачем спортсмену убеждать себя, что он выиграет, если все свидетельствует о том, что этого не произойдет? Потому что для победы нужно обосновывать свою убежденность не фактами, а тем, что полезно. Для победы нужно решительно избавиться от сомнений, рациональных и иррациональных. Именно на этом основан эффект плацебо.
Арсен Венгер, один из самых успешных футбольных тренеров последних лет, говорил: «Чтобы максимально реализовать свои возможности, ты должен научить себя вере, которая выходит за пределы логики. Все лучшие игроки обладают этой способностью к иррациональному оптимизму; ни один из спортсменов не раскрывал свой потенциал без способности избавиться от сомнений».
В 2008 году в финале открытого чемпионата по гольфу в Торри Пайнс в Калифорнии Тайгер Вудс готовится выполнить катящийся удар на последней лунке. Зрители, окружившие травяную площадку, умолкли в ожидании. Вудс – как всегда в заключительном раунде крупного турнира – одет в красную рубашку поло, черные слаксы и бейсболку. Удар предстоит довольно трудный: три с половиной метра, с уводом влево.
Это был один из самых важных ударов Вудса в сезоне – возможность выиграть второй крупный турнир в финальном раунде с восемнадцатью лунками. Лидер соревнований Рокко Медиате уже закончил раунд и наблюдал за игрой из клабхауса. Вудс смотрит на мяч, затем медленно переводит взгляд на лунку. Становится еще тише. Вудс еще раз смотрит на лунку и занимает позицию для удара…
Открытый чемпионат США 2008 года называют одним из самых ярких спортивных событий последних лет. Это был первый турнир Вудса после операции на колене, и в первом же раунде стало ясно, что лидер мирового рейтинга испытывает сильную боль – он морщился, а иногда вскрикивал во время замаха, когда сильно ослабленные хрящи левого колена пытались справиться с нагрузкой, которая в четыре раза превышала вес его тела.
В одном из эпизодов третьего раунда Вудс выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок – такой сильной была боль после игры длинным айроном на грине. Но Вудс не отказался от борьбы, понимая, что на кону четырнадцатая победа в крупном турнире. К концу третьего раунда Вудс имел преимущество в один удар, но почти никто не сомневался, что ему, учитывая ухудшающееся физическое состояние, не удастся сохранить его в финальном раунде.
Но Вудс смог, компенсировав неудачную игру на первых двух лунках берди на девятой и одиннадцатой лунках. К последней лунке тысячи зрителей на поле для гольфа и миллионы телезрителей во всем мире замерли в ожидании: неужели можно выиграть один из главных турниров в гольфе практически на одной ноге? Успешный катящийся удар на семьдесят втором грине сохранит шанс на, возможно, самую дерзкую победу в истории гольфа.
Как мы видели, уверенность в своих силах создает мощную связь между разумом и телом. Но, наверное, самая удивительная черта Вудса заключается в том, что его уверенность неотразима, его убежденность настолько сильна, что словно передается окружающим. После открытого чемпионата США 2008 года я беседовал с восемью ведущими спортивными обозревателями, специализирующимися на гольфе, и все они говорили, что были «в высшей степени уверены», что Вудс успешно выполнит этот важный удар.
Ситуация необычная, учитывая, что даже для игрока с возможностями Вудса вероятность успеха при катящемся ударе с расстояния 3,5 метра не превышает 50 %. Но убежденность Вудса в своих возможностях была настолько глубока, а способность передавать свою уверенность с помощью языка тела настолько сильна, что даже опытные обозреватели приняли его точку зрения. Я подозреваю, что подавляющее большинство зрителей на трибунах думали точно так же.
С ними был согласен и Медиате, сидевший в клабхаусе. В интервью, данном через несколько секунд после того, как Вудс загнал мяч в лунку (затем он победил Медиате в заключительном раунде из 18 лунок), он сказал: «Я знал, что у него получится».
Эта способность вселять веру в других людей – важная черта лидера (политического или военного), и она также может создать огромное преимущество в спорте, воздействуя на соперников. Примечательный факт: лидируя в финальном раунде крупного турнира, Вудс проиграл всего один раз из пятнадцати (на момент написания этих строк). Может быть, его ближайшие преследователи заражались чувством уверенности мирового лидера в гольфе и уже не могли поддерживать свою уверенность? Очень похоже.
В конце 2009 года широкой публике стали известны проблемы в личной жизни Вудса, и ведущие газеты мира запестрели статьями о его супружеских изменах. Тем не менее он остается ярким примером, иллюстрирующим две главные идеи этой книги: человек, который приручил громадную силу целенаправленной практики при помощи многих тысяч часов тренировок и дополнил ее не менее мощным эффектом плацебо. Практика неизмеримо расширила его возможности на поле для гольфа, а уверенность в себе позволила преобразовать эти возможности в максимальную эффективность в условиях стресса.
Жан ван де Вельде, один из лучших французских гольфистов, говорит: «Вудс – самый удивительный спортсмен из тех, кого мне приходилось видеть, в смысле веры в себя. Он способен полностью вложиться в удар. Выполняя катящийся удар с трех метров, он не сомневается в успехе. Он знает, что вряд ли загонит мяч в лунку с расстояния 12 метров, но способен полностью сосредоточиться на возможном успехе, а не на вероятной неудаче. В момент удара его вера абсолютна. Это удивительная черта».
Лучший способ понять психологию Вудса – послушать его интервью. Те, кто давно следит за Тайгером, давно привыкли, что его слова звучат немного напыщенно – пока не понимаешь, что их цель не истина, а поддержание определенной установки. Именно над нужной установкой он долгие годы работал с отцом, и эту работу продолжил психолог Джей Бранза.
«Конечно, я этому научился [психологической устойчивости], – говорил Вудс. – У отца было несколько методов, чтобы вложить мне это в голову. На самом деле я просил его об этом, потому что был не слишком одарен физически и хотел быть стойким. Я играл с парнями, которые тренировались дольше меня, которые лучше играли в гольф, и понял, что единственный способ стать лучше – стать более стойким. Я понял, что если не превосхожу их физически, то могу бросить им вызов на уровне психологии, быть устойчивее и умнее их».
Вудс – яркий пример силы, которую дает вера в себя. Как говорит Моррис Пикенс, спортивный психолог, который работал в том числе с победителем открытого чемпионата США Заком Джонсоном: «Не думаю, что он сомневается в том, что делает». Это утверждение вскоре подвергнется самой строгой проверке, поскольку Вудс думает о восстановлении своей карьеры и о том, чтобы попытаться побить рекорд Джека Никлауса, выигравшего 18 крупных турниров.
Тем не менее при внедрении иррационально оптимистических убеждений возникает еще одна очевидная проблема: они слишком часто противоречат суровой реальности. Например, вера в победу над Рафаэлем Надалем может запустить мощные психологические процессы, которые повысят вероятность такого результата, но не гарантирует успех – в особенности с учетом того, что у Надаля имеется собственное плацебо.
Аналогичным образом вера в Бога может самыми разными способами положительно влиять на здоровье, но она не способна предотвратить те ужасные вещи, которые могут с вами случиться. Многие верующие и члены их семей умирают от рака и других болезней. Многие не излечиваются от своих заболеваний. Подобно медицинскому плацебо (которое помогает лишь при некоторых болезнях), «плацебо эффективности» и «религиозное плацебо» действуют лишь в определенных границах.
Поэтому можно ли считать реалистичным с точки зрения психологии, если человек придерживается ложных (но полезных) убеждений, когда они зачастую противоречат фактам? Стоит ли Тайгеру Вудсу поддерживать веру в то, что он закатит мяч в лунку с расстояния 12 метров, если два предыдущих раза он промахнулся? Можно ли менять убеждения в соответствии с ситуацией, как одежду?
Николас Хамфри, профессор психологии из Лондонской школы экономики, говорит:
Чтобы открыть новое плацебо, вам нужно изобрести его, а для этого достаточно лишь изменить свои убеждения. Поэтому добровольное регулирование, по всей видимости, доступно всем… Да, конечно – наверное, к счастью – это сделать нелегко. Когда доходит до дела, как вы измените свои убеждения на более подходящие? Никто не способен просто заставить себя поверить в то, что он выбрал.
Мысль Хамфри сформулирована четко и ясно. И все же она далека от истины. Одно из самых удивительных открытий современной психологии – способность человеческих существ подгонять факты, чтобы они соответствовали их убеждениям, а не наоборот, наша способность верить вопреки фактам, а иногда и вопреки другим, глубоко укоренившимся убеждениям. И именно эта способность больше, чем любая другая – с точки зрения психологии, – отличает спортсменов от всех остальных.
В 2002 году Тим Хенмен, входивший в элиту мирового тенниса, на открытом чемпионате Австралии проиграл Йонасу Бьоркману, несеяному шведскому теннисисту. Вероятно, это был сокрушительный удар, подорвавший уверенность Хенмена. Он играл замедленно, его удары были вялыми и неточными. Но на послематчевой конференции все это как будто не имело значения.
«Я собираюсь извлечь пользу из поражения и сосредоточиться на том, как улучшилась моя игра», – сказал Хенмен.
Вероятно, вы часто слышали эти слова – «извлечь пользу» – от лучших спортсменов и спортсменок. Этот психологический прием настолько универсален, что прочно вошел в наш язык. Но что означают эти слова? Понимать их следует буквально: игнорировать те аспекты действий, которые противоречат первоначальному оптимизму, и сфокусировать внимание на верной тактике, удачных ударах и так далее, которые поддерживают этот оптимизм.