Конец вечности Азимов Айзек
Встав, она плавным движением бедер оттолкнула стоявший между ними столик и присела к нему на колени.
Харлен на мгновенье оцепенел, протянув вперед руки в тщетной попытке остановить ее. Нагнувшись, она поцеловала его в губы, и никакого стыда больше не было. Не было ничего, что разделяло бы его и Нойс.
Незаметно для себя Харлен занялся тем, чего Наблюдатель не мог делать в соответствии с нормами этики, — задумываться над проблемами существующей Реальности и характером предстоящего Изменения.
Вечность не волновали ни распущенные нравы, ни искусственное выращивание плода, ни господство женщин. Все это было и в предыдущих Реальностях, и Всевременной Совет взирал на подобные вещи равнодушно. Финж сказал, что Изменение будет малым, почти неуловимым.
Одно было ясно: Изменение коснется группы людей, находившихся под его Наблюдением. Оно затронет привилегированные классы, аристократию, богачей, сливки общества.
Больше всего его тревожило, что Изменение почти наверняка затронет Нойс.
На протяжении оставшихся трех дней его мысли становились все мрачнее, отравляя ему даже радость от встреч с Нойс.
— Что с тобой? — спрашивала она. — Первые дни ты был совсем не таким, как в Веч… как в том месте. Тебя ничто не огорчало. А сейчас у тебя такой озабоченный вид. Это потому, что тебе надо возвращаться обратно?
— Отчасти, — ответил Харлен.
— А тебе обязательно надо вернуться?
— Да.
— А что случится, если ты опоздаешь? Харлен чуть было не улыбнулся.
— Им бы не понравилось мое опоздание, — сказал он и с тоской подумал о двух запасных днях, предусмотренных инструкцией.
Нойс включила музыкальный инструмент. Сложное математическое устройство выбирало из случайных комбинаций звуков приятные сочетания. Возникающие случайно мелодии повторялись не чаще, чем узоры снежинок, и были не менее прекрасны.
Завороженный звуками, Харлен не сводил с Нойс глаз, и его мысли устремились к ней. Кем она станет в новом воплощении? Торговкой рыбой? Фабричной работницей? Толстой, уродливой, болезненной матерью шестерых детей? Кем бы она ни стала, она уже не вспомнит Харлена. В новой Реальности он уже не будет частью ее жизни. И кем бы она ни стала, она уже никогда не будет прежней Нойс.
Он не просто любил эту девушку. (Странно: впервые в жизни он впустил слово “любовь” в собственные мысли и даже не удивился этому.) Он любил в ней все: ее манеру одеваться, ходить, разговаривать, даже ее кокетливые уловки. Двадцать семь лет, прожитые ею в этой Реальности, весь ее жизненный опыт понадобились, чтобы она стала именно такой. В предыдущей Реальности, в прошлом биогоду, она не была его Нойс. В следующей Реальности она тоже не будет ею.
Может быть, новая Нойс будет в чем-то лучше, но Харлен совершенно точно знал одно. Ему нужна вот эта Нойс; та самая, что сидит сейчас напротив него. Если у нее есть недостатки, она нужна ему вместе с ними. Что ему делать?
Ему в голову приходили разные планы, но все они были противозаконными. В первую очередь необходимо было выяснить характер Изменения, узнать, как оно повлияет на Нойс. В конце концов, никогда нельзя знать заранее…
Мертвая тишина пробудила Харлена от воспоминаний. Он снова был в кабинете Планировщика. Социолог Вой следил за ним краем глаза. Над ним стоял Фарук, склонив свою голову мертвеца.
В наступившей тишине было что-то зловещее. Всего мгновенье потребовалось Харлену чтобы понять, в чем дело. Анализатор прервал свое утробное хихиканье. Харлен вскочил. i
— Получили ответ, Планировщик?
Фарук взглянул на пленки, зажатые в его руке.
— Да, конечно, только он странный.
— Покажите. — Протянутая рука Харлена заметно дрожала.
— Показывать нечего, в том-то и странность.
— Что значит “нечего”? — Глаза Харлена внезапно начали слезиться, и скоро на месте Фарука он видел лишь темное пятно, откуда доносился голос.
— В новой Реальности ваша дамочка не существует. Это не изменение личности, нет. Просто испарилась, исчезла. Я просчитал все переменные вплоть до значения вероятности в одну стотысячную, но ее нигде нет. Больше того, — он задумчиво потер подбородок своими длинными сухими пальцами, — при заданной вами комбинации фактов я не совсем понимаю, как она могла существовать в предыдущей Реальности.
Харлен еле слышал его, комната медленно поплыла перед глазами.
— Но ведь Изменение так незначительно…
— Знаю. Просто странное сочетание факторов. Так вы возьмете пленки?
Харлен даже не заметил, как взял их. Нойс исчезнет? Ее не будет в новой Реальности? Как такое может быть?
Он почувствовал чью-то руку на своем плече, и в ушах прозвучал голос Социолога:
— Вам плохо, Техник?
Рука отдернулась, словно пожалев о своем неосмотрительном контакте с телом Техника.
Харлен проглотил слюну и усилием воли придал лицу спокойное выражение.
— Со мной все в порядке. Вы проводите меня к капсуле?
Нельзя проявлять свои чувства так открыто. Он должен вести себя так, словно эти исследования и в самом деле представляют для него чисто академический интерес. Любой ценой он должен скрыть огромную, непереносимую радость, охватившую его, как только он узнал, что Нойс в новой Реальности не существует.
Глава 7. ПРЕЛЮДИЯ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ
Войдя в капсулу в 2456-м, Харлен бросил быстрый взгляд через плечо. Ему хотелось убедиться в непроницаемости завесы Темпорального поля, отделяющего Колодец Времени от Вечности. Он боялся, что Социолог Вой может подглядывать за ним. В последние недели он то и дело высматривал, не прячется ли кто-нибудь у него за спиной, — это движение стало уже привычным, чуть ли не рефлекторным.
Затем, вместо того чтобы вернуться в 575-е, он снова послал капсулу в будущее. Сидя на диванчике, он смотрел на счетчик Столетий, на котором мелькали цифры. Хотя капсула двигалась почти с предельной скоростью, у него оставалось достаточно времени для раздумий.
Как все изменилось после неожиданного открытия Планировщика! Даже характер его преступления стал совсем другим.
И нити тянулись все ближе к Финжу. Эта фраза с дурацкой рифмой привязалась к нему и с жужжанием билась о стенки черепа: ближе к Финжу… ближе к Финжу…
Вернувшись в Вечность после дней, проведенных с Нойс в 482-м, Харлен постарался избежать встречи с Финжем. Не успели Врата Времени захлопнуться за ним, как совесть вновь начала терзать его. Нарушение служебной клятвы, казавшееся в 482-м безделицей, в Вечности представлялось тяжким преступлением.
Послав донесение по безличной пневматической почте, он заперся в своей комнате. Ему нужно было время, чтобы осмыслить происшедшее и разобраться в своих мыслях.
Но Финж не дал ему этого времени. Не прошло и часа после отправки донесения, как он вызвал Харлена по видеофону. Лицо Вычислителя на экране было строгим.
— Я рассчитывал застать вас в вашем кабинете.
— Вы получили мой отчет, сэр, — возразил Харлен. — Не все ли равно, где я буду дожидаться нового назначения.
— Разве? — Финж скосил глазки на пучок лент, зажатых в его руке, поднес их ближе к лицу и, прищурясь, стал вглядываться в сложный узор перфорации. — Едва ли можно считать отчет полным. Вы разрешите мне зайти к вам?
Харлен помедлил. Финж был пока еще его начальником, и отказ мог показаться неподчинением. Более того, этот отказ явился бы замаскированным признанием вины, чего больная совесть Харлена не могла допустить.
— Буду рад видеть вас, Вычислитель, — произнес он сдавленным голосом.
Среди аскетической, почти убогой обстановки квартиры Харлена грузная фигура Финжа казалась чуждым эпикурейским элементом. Родной век Харлена тяготел к спартанскому стилю, и Харлен так и не утратил вкуса к простоте. Несколько стульев из гнутых металлических трубок с сиденьем из пластика, которому искусственно, но не слишком искусно придали вид дерева. В углу же стоял предмет, вид которого никак не вязался с принятым в Секторе стилем.
Взгляд Финжа сразу устремился к нему.
Вычислитель провел пухлым пальцем по его поверхности, как бы проверяя, из чего он сделан.
— Что это за материал?
— Дерево, сэр.
— Не может быть! Настоящее дерево? Удивительно! Вероятно, им пользуются в вашем родном Столетии?
— Да, сэр.
— Понимаю, Техник Впрочем, правила этого не запрещают. — Он вытер палец, которым касался дерева, об одежду. — Но я не знаю, стоит ли поощрять подобное тяготение к родной культуре. Истинный Вечный приспосабливается к любой обстановке, в которую он попадает. Вот я, например, за последние пять лет и двух раз не ел из энергетической посуды. — Он вздохнул. — Знали бы вы, как противно есть пищу, соприкасавшуюся с веществом. Но я не поддаюсь, Техник, не поддаюсь.
Он увидел еще один деревянный предмет, но на этот раз спрятал руки за спину и только спросил:
— А это что такое?
— Книжный шкаф, — ответил Харлен. У него появилось сильное искушение спросить у Финжа, не противно ли ему, что его руки прикасаются сейчас к веществу его собственного зада, не хочется ли ему заменить свою одежду и свое тело чистым и благородным силовым полем?
— Книжный шкаф? — Финж удивленно поднял брови. — Тогда вот эти штучки на полках — книги?
— Да, сэр.
— Подлинные экземпляры?
— Только подлинные, Вычислитель. Я собирал их в 24-м. Вот эти, например, изданы в 20-м Столетии. Прошу вас, будьте осторожны, если вы захотите на них взглянуть. Хотя они были восстановлены и пропитаны специальным составом, страницы очень ломкие. Они требуют бережного обращения.
— Я и не собираюсь к ним притрагиваться. Подумать только, на них сохранилась подлинная пыль Первобытных веков. — Он фыркнул. — Настоящие книги, надо же! У них страницы из целлюлозы — вы ведь не станете этого отрицать?
— Да, целлюлоза, пропитанная для долговечности особым составом. — Харлен глубоко вздохнул, стараясь сохранить спокойствие. Нелепо отождествлять себя с этими книгами, воспринимая издевку над ними как издевательство над собой.
— А ведь, пожалуй, — продолжал Финж, явно не желая менять тему разговора, — все содержание этих книг может быть переснято на два метра пленки и уместиться на кончике пальца. О чем они, эти книги?
— Это переплетенные тома одного журнала, выходившего в 20-м Столетии.
— Вы что, читали их?
— Здесь всего лишь несколько томов из моей полной коллекции, — с гордостью ответил Харлен. — Ни одна библиотека в Вечности не может соперничать с ней.
— Да, ваше хобби. Помню, вы как-то рассказывали мне о своем увлечении Первобытной историей. Удивляюсь, как только ваш Наставник позволил вам интересоваться подобной чепухой. Бессмысленная трата энергии.
Харлен сжал губы. Он понял, что Финж намеренно пытается рассердить его, лишив способности хладнокровно рассуждать. Этого нельзя было допустить.
— Я думал, вы пришли поговорить о моем отчете, — сухо заметил он.
— Вот именно. — Вычислитель огляделся, выбрал стул и осторожно уселся на него. — Как я уже сказал, ваш отчет далеко не полон.
— В каком отношении, сэр? — Спокойствие! Спокойствие!
Финж криво усмехнулся.
— Мне нужно знать все, о чем вы умолчали, Харлен.
— Ни о чем, сэр. — Хотя он произнес эти слова твердым голосом, вид у него был виноватый.
— Бросьте, Техник! Вы ведь провели немало времени в обществе молодой женщины. Во всяком случае, обязаны были провести по инструкции. Надеюсь, вы не осмелились нарушить инструкцию?
Муки совести довели Харлена до такого состояния, что его уже не задело даже открытое сомнение в его профессиональной честности.
— Я следовал инструкции, — с трудом выговорил он.
— И что же? Вы не включили в отчет ни слова из разговоров с этой женщиной.
— Они не представляют особого интереса, сэр. — Губы Харлена пересохли, и он почти шептал.
— Не будьте смешным, Харлен. В ваши годы и с вашим опытом вам бы уже следовало знать, что не Наблюдателю решать, что представляет интерес, а что нет.
Финж не сводил с Харлена глаз. Его пристальный, нетерпеливый взгляд никак не соответствовал мягкому тону его слов.
Харлен все это видел, и притворная ласковость Финжа не вводила его в заблуждение. Однако привычное чувство долга взяло верх. Обязанностью Наблюдателя было сообщать абсолютно все, не скрывая никаких подробностей. Наблюдатель не был человеком; он был просто щупальцем, закинутым Вечностью в воды Времени, щупальцем, которое осязало окружающий мир и затем втягивалось обратно. При исполнении своих обязанностей Наблюдатель не имел собственного “я” и вряд ли являлся человеком в истинном смысле слова.
Почти автоматически Харлен начал рассказывать о событиях, не включенных им в донесение. Тренированная память Наблюдателя помогала ему слово в слово повторять разговоры, воспроизводя интонацию и выражения лиц. Рассказывая, он словно заново все переживал и совсем упустил из виду, что настойчивость Финжа и болезненное чувство долга загнали его в ловушку. Но когда повествование подошло к кульминационному пункту, он запнулся, не в силах больше скрывать свои чувства под маской бездушной объективности Наблюдателя.
Финж избавил его от дальнейших подробностей, неожиданно подняв руку и проговорив насмешливым, колючим голосом:
— Благодарю вас. Достаточно. Вы собирались рассказать, как переспали с этой женщиной.
Гнев Харлена нарастал. Слова Финжа точно соответствовали истине, но тон, которым они были сказаны, делал все происшедшее грубым, непристойным и, хуже того, просто пошлым. Но как ни называй то, что произошло между ним и Нойс, в этом не было ничего пошлого.
У Харлена было объяснение странному поведению Финжа, его беспокойным расспросам и неожиданному отказу дослушать рассказ до конца. Финж ревновал! Харлен мог поклясться, что причина именно в этом. Он добился успеха с девушкой, с которой у Финжа ничего не вышло.
Харлен испытал сладкое чувство торжества. Впервые в его жизни появилось что-то более важное, чем беззаветное служение идеалам Вечности. Финжу придется ревновать и впредь, потому что Нойс Ламбент всегда будет принадлежать ему.
В состоянии радостно приподнятого настроения Харлен решился высказать просьбу, с которой прежде собирался обратиться, благоразумно переждав несколько дней.
— Я хочу просить разрешения на союз с Временницей, сэр.
Финж, казалось, очнулся от размышлений.
— С Нойс Ламбент, я полагаю?
— Да, Вычислитель Поскольку вы возглавляете этот Сектор, то моя просьба рано или поздно попадет к вам.
Харлен был доволен, что его просьба попадет к Финжу. Пусть помучается. Если он сам мечтает о союзе с Нойс, пусть скажет об этом, и тогда Харлен добьется, чтобы Нойс предоставили право выбора. Вот когда он окончательно насладится своим торжеством!
Разумеется, в обычных обстоятельствах Техник и думать не смел о том, чтобы встать на пути Вычислителя, но Харлен был уверен в поддержке Твиссела, а Финжу до Твиссела далеко.
Однако Финж остался невозмутим.
— Кажется, вы и без разрешения вступили в противозаконную связь с этой женщиной.
Харлен покраснел и принялся неуклюже оправдываться:
— Инструкция настаивала на том, чтобы мы с ней длительное время оставались наедине. Поскольку ничто из происшедшего специально не запрещалось, я не чувствую за собой никакой вины.
Он лгал. Сознание вины неотступно преследовало его, и по лицу Финжа было видно, что он знает об этом и забавляется сложившейся ситуацией.
— Не забывайте, что скоро там произойдет Изменение Реальности.
— В таком случае я буду просить разрешения на союз с мисс Ламбент в новой Реальности.
— Не думаю, что это разумно. Как вы можете быть уверены в том, что будет? В новой Реальности мисс Ламбент может оказаться замужем или утратить свою красоту. Я даже могу сказать вам точно: в новой Реальности вы ей не будете нужны. Она даже не поглядит на вас.
Харлена охватила тревога.
— Вы ничего об этом не знаете.
— Да? Вы полагаете, что ваша великая любовь — это идеальный союз двух душ, который переживет любые Изменения? Вы что, начитались романов там, во Времени?
Харлен утратил остатки осторожности.
— Во-первых, я не верю ни единому вашему слову…
— Что вы сказали? — холодно переспросил Финж.
— Вы лжете! — Харлена уже не заботила осторожность. — Вы ревнуете ее ко мне, в этом все дело. Вы ревнуете! Вы сами строили планы насчет нее, только она предпочла меня.
— Вы хоть понимаете… — начал было Финж.
— Понимаю. Я не идиот. Конечно, я не Вычислитель, но и не круглый невежда. Вот вы сказали сейчас, что в новой Реальности она не захочет меня знать. А откуда вам это известно? Ведь вы тоже не знаете, какой будет новая Реальность. А вдруг Изменение окажется ненужным? Всего час назад вы получили мой отчет. Его необходимо тщательно проанализировать, прежде чем приступить к Вычислениям, не говоря уже о том, что еще предстоит получить одобрение Совета. Поэтому, когда вы говорите, что знаете последствия Изменения, вы просто лжете.
У Финжа было много способов ответить на этот выпад. В разгоряченном воображении Харлена проносилась одна картина за другой, и он не мог сказать, какая из них больше его пугает. Финж мог просто выйти из комнаты с видом оскорбленного достоинства; он мог вызвать офицера Службы безопасности и арестовать Харлена за оскорбительное поведение, мог накричать на него в ответ, мог немедленно позвонить Твисселу и начать извиняться, мог…
Но Финж не сделал ничего этого. Тихим голосом он попросил:
— Присядьте, Харлен, и выслушайте меня.
И так как эта реакция была совершенно неожиданной, у Харлена отвисла челюсть, и он в полном смятении присел на краешек стула. Весь его задор улетучился. Что это все могло значить?
— Вы, должно быть, помните, — начал Финж, — наш разговор о проблемах 482-го, возникших в связи с нежелательным предрассудком некоторых обитателей текущей Реальности в отношении Вечности. Вы помните наш разговор, не правда ли?
Он говорил с мягкой настойчивостью педагога, объясняющего урок недалекому ученику, но Харлену почудился злорадный блеск в его глазах.
— Помню, — ответил Харлен.
— Тогда вы должны были также запомнить, что Всевременной Совет не соглашался с моими рекомендациями и настаивал на их подтверждении путем прямых Наблюдений. Разве из этого не следует, что у меня уже были проделаны все необходимые Вычисления?
— А мой отчет содержит это подтверждение?
— Целиком и полностью.
— Все равно для анализа потребуется какой-то срок
— Чепуха. Ваш отчет ничего не значит, и ваш рассказ лишь подтверждает это.
— Не понимаю вас.
— Тогда, Харлен, я открою вам, что именно не устраивает нас в текущей Реальности. Среди высших слоев общества, в особенности среди женщин, появилось поверье, что Вечные действительно являются вечными в буквальном смысле слова, что они бессмертны… Святое Время, да Нойс Ламбент сама сказала вам об этом. Пяти минут не прошло, как вы повторили мне ее слова.
Харлен глядел на Финжа невидящим взглядом. Он вспомнил черные, бездонные глаза склонившейся над ним Нойс, услышал ее тихий, нежный шепот: “Ты никогда не умрешь. Ведь ты Вечный”.
— Подобное поверье само по себе нежелательно, — продолжал Финж, — но не так уж плохо. Конечно, оно приводит к определенным неудобствам, затрудняет деятельность Сектора, но Вычисления показывают, что Изменение затронет лишь маленькую группу людей. Тем не менее, если это Изменение все-таки произойдет, то в первую очередь ему подвергнутся те, кто заражен подобными суевериями. Иными словами — аристократки, и в их числе Нойс.
— Пусть так, но я все же не теряю надежды, — упорствовал Харлен.
— Никакой надежды у вас нет. Неужели вы действительно воображаете, что своим мужским обаянием вы покорили изнеженную аристократку и она бросилась в объятия простого Техника? Бросьте, Харлен, будьте реалистом. — Харлен упрямо сжал губы и промолчал. — Из своих предрассудков о бессмертии Вечных эти женщины сделали очень странный вывод. Они решили, что интимная близость с Вечным сделает бессмертными их самих.
Удар попал в цель. Харлен зашатался. Он снова отчетливо услышал голос Нойс: “Сделай меня Вечной…”. А потом ее поцелуи…
— Трудно было поверить, Харлен, что подобные предрассудки могут сочетаться с высоким уровнем культуры. Беспрецедентная глупость! Вероятность возникновения таких заблуждений лежит в области случайных ошибок, поэтому расчеты по данным последнего Изменения не дали ничего определенного. Всевременной Совет потребовал от меня доказательств — прямого и решительного подтверждения. Для проведения эксперимента я выбрал мисс Ламбент как отличный экземпляр женщин этого круга. В качестве второго объекта я выбрал вас…
Харлен вскочил со стула.
— Вы выбрали меня? Как объект?!
— Я очень сожалею, — холодно сказал Финж, — но это было необходимо. Из вас вышел совсем неплохой объект.
Взгляд Харлена был настолько выразителен, что Финж поежился.
— Вы что, все еще не видите? Нет, не видите. Посмотрите на себя, Харлен, вы — порождение Вечности с рыбьей кровью в жилах. Вы не глядите на женщин. Все связанное с ними представляется вам безнравственным. Нет, не то. Есть лучшее слово: греховным! Это отношение написано у вас на лице, и в глазах женщин вы по своей привлекательности можете соперничать только с протухшей макрелью. С другой стороны, очаровательное существо, изнеженное творение гедонистической культуры — и эта женщина в первый же вечер соблазняет вас, чуть ли не выпрашивая ваших объятий. Вы не понимаете, что это происшествие смешно и нелепо, если только не рассматривать его как подтверждение моих выводов.
— Вы хотите сказать, что она продалась… — Харлен запнулся.
— К чему такие выражения? В этом Столетии другие взгляды, другая мораль. Забавно, конечно, что она выбрала вас, но чего не сделаешь ради бессмертия.
Протянув вперед руки с растопыренными пальцами, Харлен ринулся к Фишку с единственным и неразумным желанием вцепиться ему в горло.
Финж торопливо отступил на несколько шагов и дрожащей рукой вытащил из кармана бластер.
— Не прикасайтесь ко мне! Назад! — взвизгнул он.
У Харлена осталось достаточно разума, чтобы остановиться. Его волосы разлохматились. Рубашка промокла от пота. Дыхание с шумом вырывалось из побелевших ноздрей.
Финж проговорил дрожащим голосом:
— Как видите, я неплохо вас изучил. Я предвидел, что ваша реакция может быть бурной. Только пошевелитесь, и я буду стрелять.
— Вон отсюда! — прохрипел Харлен.
— Я уйду. Но сначала вы меня выслушаете. За нападение на Вычислителя вас следует разжаловать, но пока оставим это. Однако вы должны понять, что я не солгал. Кем бы или чем бы ни стала Нойс Ламбент в новой Реальности, она будет лишена своих предрассудков. Изменение уничтожит их, ведь это его единственная цель. А без них, — в его голосе послышалась нескрываемая издевка, — на что вы нужны такой женщине, как Нойс?
И, не сводя с Харлена дула бластера, толстый Вычислитель попятился к выходу. В дверях он задержался и добавил с мрачной иронией:
— Конечно, Харлен, раз уж вам так повезло, то наслаждайтесь своим счастьем. Можете продолжать вашу связь и даже официально оформить ее. Но торопитесь, потому что скоро произойдет Изменение, и тогда уж вам не видать ее больше. Какая жалость, что даже в Вечности нельзя продлить мгновенье! Не правда ли, Харлен?
Но Харлен даже не смотрел в его сторону. Финж все-таки выиграл и теперь покидал поле сражения несомненным и торжествующим победителем. Опустив голову, Харлен тупо разглядывал носки своих ботинок. Когда он вновь поднял глаза, Финжа уже не было. Прошло ли после его ухода пять секунд или пятнадцать минут — Харлен сказать не мог.
Часы проходили будто в бреду, и Харлен чувствовал себя пойманным в ловушку собственного сознания. Все, что сказал Финж, было горькой и очевидной правдой. Непогрешимая память Наблюдателя обращалась к воспоминаниям об их с Нойс недолгих отношениях, которые представлялись теперь в совершенно ином свете.
Никакой внезапно вспыхнувшей страсти не было и в помине. Как мог он быть настолько глуп, чтобы поверить в ее любовь? Любовь к такому человеку, как он?
Нет, тысячу раз нет! Жгучие слезы стыда и раскаяния застилали ему глаза. Ясно, как день, что причиной был холодный расчет. Девушка пустила в ход свою физическую привлекательность, и никакие моральные принципы не могли ей в этом помешать. Эндрю Харлен не был человеком в ее глазах, он был всего лишь Вечным. Будь на его месте другой, ничего бы не изменилось.
Длинные пальцы Харлена машинально поглаживали корешки книг в его маленьком книжном шкафу. Взяв один из томов, он раскрыл его наудачу. Строчки расплывались в глазах. Поблекшие цветные иллюстрации казались уродливыми, бесформенными пятнами.
Зачем Финжу понадобилось рассказывать ему все это? Строго говоря, он не имел на это права. Наблюдателю не полагается знать, к чему приводят его Наблюдения. Знание было помехой, отнимающей у Наблюдателя его бездушную объективность.
Конечно, это было нужно, чтобы сокрушить его, утолить ревность и жалкую мстительность!
Продолжая поглаживать раскрытую страницу, Харлен вдруг обнаружил, что разглядывает рекламную картинку с изображением ярко-красного наземного экипажа, характерного для 45-го, 182-го, 590-го и 984-го Столетий, также как и для последних веков Первобытной эры. Это было самое обычное средство передвижения с двигателем внутреннего сгорания. В Первобытные Времена источником энергии служили продукты перегонки природной нефти, а колеса примитивным образом покрывались слоем резины. Экипажи последующих Столетий были, разумеется, более совершенными.
Харлен как-то прочел Куперу целую лекцию о рекламе. Он принялся сейчас вспоминать этот урок, подсознательно стараясь отвлечься от мучительного настоящего. Воспоминания хоть немного отгоняли боль, сжимавшую его виски.
— Рекламные объявления, — говорил Харлен, — рассказывают нам о Первобытных Временах куда больше, чем так называемые новости из того же журнала. Заметки с новостями рассчитаны на читателя, хорошо знающего свой мир. В них никогда не разъясняется значение различных терминов, потому что в этом нет необходимости. Вот, например, что такое теннисный мяч?
Купер охотно признался в своем невежестве.
Харлен продолжал привычным назидательным тоном, в который он неизменно впадал во время уроков:
— С помощью случайных упоминаний мы можем прийти к выводу, что имеется в виду небольшой шар из неизвестного нам материала. Мы знаем, что он использовался в какой-то спортивной игре только потому, что упоминания о нем встречаются в разделе “Спорт”. Из отдельных упоминаний можно даже заключить, что целью игры было перекинуть этот шар партнеру по игре. Но зачем мучиться догадками? Взгляни на рекламу! Ее единственное назначение — заставить читателей купить этот шар, и вот перед нами великолепное его изображение во всех деталях.
Но Купер, родившийся в эпоху, в которой реклама не была так необходима, как в конце Первобытных Времен, с трудом понимал Харлена.
— Разве не противно то, как трубят о себе все эти люди? — сказал он. — Неужели найдутся дураки, которые поверят хвастовству человека, расхваливающего собственную продукцию? Неужели он сознается в ее недостатках или воздержится от преувеличений?
Харлен, успевший в детстве немного познакомиться с рекламой в пору ее относительного расцвета, снисходительно поднял брови.
— С этим приходится мириться. Таков уж был их образ жизни, а мы никогда не вмешиваемся ни в чей образ жизни, если только он не приносит серьезного вреда человечеству в целом.
Но, разглядывая нахальные и крикливые рекламные объявления в журнале, Харлен вновь вернулся мыслями к настоящему. Внезапно взволновавшись, он спросил себя: почему он стал думать о рекламе? Не связано ли это с тем, что его разум мучительно ищет выход из наступившего мрака?
Реклама! Способ убедить сомневающихся, заставить их поверить. Разве для продавца этих наземных экипажей имело хоть какое-то значение, хочет ли кто-нибудь купить его товар? Если ему удавалось внушить это желание клиенту (так они, кажется, назывались) и тот действительно совершал покупку, то не все ли равно, что он думал о ней?
А раз так, то стоит ли мучить себя вопросом: что руководило Нойс — страсть или расчет? Важно, чтобы они были вместе, и тогда она обязательно полюбит его. Он заставит ее полюбить, и в конце концов главным будет сама любовь, а не ее первопричина. Харлен даже пожалел, что никогда не читал романов, о которых так язвительно отозвался Финж.
И тут кулаки Харлена сжались от внезапной мысли. Если Нойс обратилась за бессмертием к нему, Харлену, то из этого следовало, что она не добилась своего раньше. Значит, до этого она не была любовницей ни одного из Вечных. Значит, по отношению к Финжу она оставалась только секретаршей и не более. Иначе зачем бы ей понадобился Харлен?
Но ведь Финж наверняка пытался, не мог не пытаться… (даже мысленно Харлен не смог закончить фразу). Он же мог лично доказать существование этого суеверия. Невероятно, чтобы, ежедневно встречаясь с Нойс, он не сделал такой попытки! Следовательно, она ему отказала.
Тогда ему пришлось использовать Харлена, и Харлен добился успеха там, где Финж потерпел поражение. Вот почему Финж так пылал жаждой мести и пытался убедить Харлена, что Нойс действовала из чисто практических побуждений.
Как бы там ни было, Нойс отвергла Финжа, несмотря на свою мечту о бессмертии, и выбрала Харлена. Следовательно, ею руководил не один только голый расчет. Чувства тоже играли какую-то роль.
С каждой секундой возбуждение Харлена становилось все сильнее, намерения — все безумнее.
Он и Нойс должны быть вместе. Теперь же! До всякого Изменения Реальности! Как сказал в насмешку Финж: даже в Вечности нельзя продлить мгновенье.
Так-таки нельзя?
Харлен уже знал, что он должен сделать. Злобные насмешки Финжа довели его до такого состояния, что он был готов на преступление, а заключительная шутка Вычислителя подсказала характер этого преступления.
После этого он уже не тратил времени на размышления. Радостно, чуть ли не бегом он покинул квартиру, чтобы совершить свое первое преступление против Вечности.
Глава 8. ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Никто не остановил его. Никто не задавал ему вопросов. Все-таки в социальной изоляции Техников были и свои выгоды. Пройдя через Колодцы к Вратам Времени, Харлен настроил управление на координаты комнаты Нойс. Существовала опасность, что кому-то понадобится на законном основании воспользоваться этим же выходом. После недолгих колебаний Харлен запечатал выход своей личной печатью. На запечатанную дверь никто не обратит внимания, и наоборот, незапечатанные Врата с работающими приборами могут на целую неделю стать предметом толков и пересудов.
Не исключено, конечно, что у выхода его будет поджидать сам Финж. Приходилось рисковать.
Нойс все еще стояла на том месте, где он оставил ее. После его возвращения в Вечность прошло несколько долгих, мучительных часов (по биологическому времени), но для Нойс Харлен появился чуть ли не через секунду после своего исчезновения. Ни один волосок не успел шелохнуться на ее голове.
— Ты что-нибудь забыл, Эндрю? — спросила она с испугом.
Харлен вожделенно поглядел на нее, но не сделал попытки к ней прикоснуться. Слова Финжа не выходили у него из памяти, и он боялся увидеть на ее лице отвращение.
— Ты должна сделать то, о чем я тебя попрошу. — Голос его звучал хрипло.
— Значит, все-таки что-то случилось? Ведь ты исчез только что. И минуты не прошло.
— Не бойся, — сказал Харлен. Он с трудом подавил желание обнять ее, успокоить, хотя бы взять за руку. Словно какой-то демон все время толкал его на опрометчивые поступки. Ну зачем ему понадобилось возвращаться в первое же возможное мгновенье? Он только напугал ее своим неожиданным появлением.
Но в глубине души он хорошо знал ответ. Пространственно-временная инструкция давала ему два запасных дня. Чем раньше он вернется, тем больше шансов на успех, тем меньше вероятность, что он попадется. А с другой стороны, такая спешка таила в себе новую опасность. Он легко мог ошибиться в настройке и войти во Время раньше того момента, когда он покинул Нойс. Что тогда? Первое правило, которое он выучил, работая Наблюдателем, гласило: человек, дважды входящий в один и тот же отрезок Времени в одной и той же Реальности, рискует встретить самого себя.
Почему-то этого следовало избегать. Почему? Харлен не знал. Но он был совершенно уверен, что не желает встречаться с самим собой. Ему не хотелось заглянуть в глаза другого, более раннего (или позднего) Харлена. Кроме того, это было бы парадоксом, а Твиссел любил повторять: “Во Времени нет ничего парадоксального, но только потому, что само Время всячески избегает парадоксов”.
И пока в голове Харлена проносились эти бессвязные мысли, Нойс, не отрываясь, смотрела на него своими большими, сияющими глазами. Затем она подошла к нему и, положив прохладные ладони на его пылающие щеки, тихо сказала
— У тебя неприятности.
Каким нежным и любящим показался Харлену ее взгляд! Неужели он ошибается? Ведь она уже добилась своего. Что еще ей нужно? Сжав ее руки, он хрипло спросил:
— Хочешь пойти со мной? Только сразу. Не задавая вопросов.
— Так надо? — спросила она.
— Надо, Нойс. Это очень важно.