Ворг. Успеть до полуночи Орловский Гай

Не желая гневить шаманов, я осторожно ступил на новоявленную тропу. Она и правда оказалась сухой и твердой.

Деревья двинулись навстречу мшистыми гигантами, думал – сейчас будет время поразмыслить, обдумать спасение принцессы и дорогу до горы Ир.

Но все резко дернулось, мир понесся навстречу, словно я все еще нахожусь в мире духов, а ноги способны шагать на несколько верст. Перед глазами замельтешили полоски, деревья и кусты слились в сплошную темную массу.

Спустя несколько секунд за спиной громко хлопнуло. Мельтешение прекратилось, я обнаружил, что стою посреди равнинной топи, над лужами клубится зеленоватосерый туман. Из камышей доносится кваканье, капли с тихим бульканьем падают в воду. В кустах клюквы чтото настойчиво чавкает и сопит.

– Кончилось шаманство, – проговорил я себе. – Снова болото.

Солнца, как и прежде, не видно, но чую – высоко. Даже нет. Ровно там же, где и было, когда только вошел в шаманскую рощу.

Запоздало дошло: пока был у шаманов, время не двигалось. А может, двигалось, но я был вне времени.

Я отряхнулся, на всякий случай осмотрел себя, мало ли, какой дрянью обсыпали. Штаны затянуты замысловатым ремнем, ноги босые, торс голый, на лохматой груди болтается мешочек.

В голове носятся заумные речи шаманов. Мысли об Ильве и принцессе давят на виски.

Тряхнув головой, я зарычал и втянул промозглый воздух болот. Словно мне в помощь налетел легкий ветерок, пространство впереди на несколько мгновений расчистилось. Буквально в нескольких шагах разглядел человеческую голову, торчащую из топи.

Паренек зим семнадцати на вид медленно погружается в трясину. Молчит. Знает, что в такой глуши на помощь никто не придет. Черная жижа облепила шею и медленно, но верно поднимается выше.

– Эй! – крикнул я, мысленно ругая себя, что снова лезу не в свое дело. – Держись! Я сейчас.

Его глаза повернулись в мою сторону, ресницы захлопали, словно у дочки сыровара, но голова осталась неподвижна. Вероятно, тонет уже долго, пленка из ряски и кувшинок почти нетронута, что означает медленное погружение. Выбраться не пытался, чтобы еще больше не завязнуть.

Я осторожно спустился к трясине, когда под ногами предательски чавкнуло, остановился и на всякий случай уцепился пальцами за молоденькую иву.

– Ты не сможешь, – прошептал парень бледными губами.

– Это еще почему? – спросил я, шаря взглядом в поисках палки.

– Ноги запутались в водорослях, – ответил он. – Держит крепко.

Пытаясь вглядеться в затянутую ряской воду, я задумчиво произнес:

– Думаешь, водоросли?

Лицо парнишки стало еще бледнее, в глазах мелькнула безнадежность.

– Стараюсь не думать… – еле слышно прошептал он.

Я промолчал. На глаза попалось подходящее деревце, не тоненькая ива, а вполне себе береза, ровная и крепкая. Мощным рывком выдернул ее из почвы вместе с корнями, конец осторожно опустил в трясину.

– Хватайся и держись крепко, – приказал я, а сам уперся ногами в почву.

Долго пытался сдвинуть паренька с места, на лбу выступил пот, а парень все еще в болоте. Я поплевал на ладони и снова ухватился за деревце. Спустя вечность парень медленно пополз вверх.

– Айяй! – завопил он.

– Что такое? – не понял я.

– Ноги тянет, – произнес он обреченно. – Не пускает.

Я выругался под нос, но парень услышал, сделал скорбную физиономию, словно это может помочь.

– Да что за дрянь! – рявкнул я. – Не иначе утопленник держит.

Парень икнул, бледные губы чтото зашептали, прислушался – молитва. Мимо него с довольным видом проплыла лягушка, за лапами закручиваются тонкие бурунчики, ряска тянется следом. Она стукнулась мордой о лист кувшинки, растение колыхнулось от непомерной массы. Когда лягушка вскарабкалась на лист – опасно прогнулось в середине. Круглые глаза с равнодушием уставились на паренька.

В голове понеслись мысли, одна другой хлеще. Самые недостойные отогнал, безумные отмел, когда выбросил бесполезные – осталось пусто, как в заброшенном колодце.

– Слышишь, кикимора! – заорал я в воду. – Ты там? Знаю, что там. Вылезай, поговорим.

В глубине чтото шевельнулось, блестящая пленка торфа пошла пузырями, ряска расползлась, через секунду в невидимую грань уткнулось синекожее лицо с широким ртом. Глаза круглые, как у жабы, зрачки мутные, волосы маленьким облаком окутали голову.

Утопленник всплыл близко к пареньку, тот стал еще бледнее и застонал.

– Чего ты хочешь? – донеслось из воды.

– Хочу, чтоб паренька отпустил, – сказал я.

Губы утопленника расплылись в хищном оскале, он обнажил ровные зубы с заостренными клыками и уперся ладонями в поверхность.

– А больше ничего не надо? – спросил он едко.

– Ну, вообще есть одно дело, – ответил я задумчиво.

Утопленник захохотал булькающим голосом, выпуская сети пузырьков изо рта. Маслянистая поверхность покрылась крошечными шариками, как в кружке хлебного напитка.

– Какое дело? – спросил он сквозь хохот.

Я невозмутимо потер когти о штанины и посмотрел на них с таким видом, словно собираюсь участвовать в состязании на звание лучших когтей Изумрудного леса. Затем бросил небрежный взгляд на утопленника.

– Подплыви к берегу, что ли, – сказал я, пожимая плечами. – Чего я ору тебе на все болото. Глотка у меня не луженая.

Упырь снова закатился злорадным смехом, лягушка на кувшинке вытаращила глаза и удивленно квакнула. Синемордый неспешно направился к кромке, поднимая за собой вихри пузырей. Когда достиг берега, подбородок уперся в водоросли, лицо снова натянуло водную поверхность.

– Ну, вот он я, – сказал он с издевкой. – Давай свое дело.

– Да пожалуйста, – ответил я и вцепился ему в волосы.

Утопленник в испуге забулькал, но я рванул на себя. Чуть руку не вывернул, упырь сопротивлялся и визжал, как перепуганная девка. Магическая пленка облепила ему рожу, черты смазались.

Я зарычал, кровь в мышцах потекла быстрее, снова дернул, чувствуя, как в суставах отзывается боль. Упырь с чавкающим звуком вылетел на поверхность, я с силой швырнул его на землю.

Синекожий завопил, как ошпаренный поросенок, а может, и правда ошпаренный, кожа моментально покрылась шипящими пузырями, повалил зловонный пар.

– Что ты натворил! – орал утопленник, водянистое тело быстро преврщалось в пену.

Буквально за несколько секунд от него осталась небольшая лужица с парой то ли костей, то ли веток.

Я неподвижно наблюдал агонию упыря. Затем перевел взгляд на паренька. Когда отвлекся на утопленника, пришлось отпустить палку. Теперь она плавает рядом, парень погрузился глубже, а на поверхности лишь лицо.

Достать дерево не получилось, пришлось найти новую ветку. Протянув кривую корягу, я быстро вытащил его на берег.

Паренек уперся костлявыми пальцами в землю и сел. С волос текут грязные ручейки, промывая в кожаных доспехах мутные дорожки. На поясе небольшая кувалда, сапоги высокие. Как раз для ходьбы по трясине. Похож на вымокшую Изабель.

Парень шмыгнул носом, из волос вылез крупный жук и с недовольным жужжанием улетел. Я отошел на пару шагов, оглядывая парнишку с головы до ног, и прищурился.

– Ты гвардеец? – спросил я с сомнением.

– Да какой там, – отмахнулся парень. – Подмастерье смотрителя водомерок.

– Кого? – спросил я, быстро перебирая в голове варианты. – Это ты про огромных тварей, что по воде, как по суше?

Он кивнул, смахивая с лица грязные капли, за ухо уцепился пучок водорослей. Он долго возился, пытаясь оторвать запутанные стебли. Толстая жаба наблюдала за ним немигающим взглядом. Когда наконец швырнул зеленый клок в воду, она протяжно квакнула и скрылась в темной воде.

Парнишка затравленно оглянулся, словно за ним полчище таких упырей гонится. Маленький, хлипкий, совершенно бесполезный, с точки зрения воргов.

Я развернулся, чтобы продолжить путь, но для приличия бросил через плечо:

– Какой леший тебя сюда занес?

Парень поднялся на шатающихся ногах, неловко поправил доспех. Штаны великоваты – топорщатся на пузе, внизу заправлены в сапоги. Так делают, когда на вырост берут.

– Да молодая водомерка сбежала, – ответил он, отплевываясь тиной. – Погнался, не заметил топь.

Я покачал головой и спросил:

– Выпорют?

Он кивнул:

– Ага.

Туман снова сгустился, скрывая от глаз просторы болот и едва различимое солнечное пятно в небе. Парень громко высморкался и махнул рукой.

– А может, и не выпорют, – сказал он. – Эти водомерки плодятся в месяц по пять штук. Какнибудь переживем.

Я уже пошел прочь от злополучной трясины, как за спиной послышались чавкающие шаги. Пришлось глубоко потянуть воздух.

В носу замелькали запахи, показывая картинку: парень быстро нагоняет, из камышей высовываются лягушачьи морды, одну из них слопала цапля.

– А сам чего тут ходишь? – спросил парень, поравнявшись со мной.

Я окинул его критичным взглядом, тот не заметил, лишь чтото проверил под кожаным доспехом. По звуку догадался – кнут для водомерки.

– Надо, вот и хожу, – ответил я нехотя.

Он понимающе протянул:

– А… Тото, я смотрю, не похож на наших. С твердой земли?

Я кивнул, перепрыгивая очередную кочку, которая, возможно, не кочка, а чьянибудь застывшая голова. Под ногами противно чавкнуло, в стороны полетели черные брызги. Из камышей донеслось недовольное кваканье, последовал тихий всплеск.

Парень на ходу уставился на меня, ожидая, что сейчас начну вещать, я многозначительно устремил взгляд в туман и сдвинул брови, будто думаю о великом.

Парень уловил напряг.

– Я почему спрашиваю, – сказал он поспешно. – Тут для чужаков не безопасно. А ты один, без сапог.

Он сочувствующе посмотрел мне на ноги и сделал такое выражение лица, по которому ясно: лишь сапоги в болоте имеют ценность.

Я про себя ухмыльнулся, но вслух произнес:

– А мне и без сапог хорошо.

Он понимающе закивал, мол, да, и такое бывает, но с сапогами все же лучше. Некоторое время молчали, я обдумывал, что делать с пареньком и можно ли както использовать. Под ногами хлюпает, вокруг бульканье и звуки падающих капель. Гдето истошно орет выпь.

В животе громко заурчало, по мышцам прокатилась едва заметная судорога. Я скривился и сцепил зубы. Парень с опаской покосился на меня и чуть отошел.

По спине прокатился холодок голодного бешенства. Опасная мысль мелькнула в голове ослепляющей вспышкой. Я тряхнул головой, выгоняя ее подальше, но она крепко поселилась на самом дне черепушки, а желудок ей поддакивает.

Я зашептал так, чтоб парнишка не слышал:

– Не дело это. Видел, как ворги сходят с ума от голода… Кидаются на все подряд… Один путь у такого ворга… Дойду до Мертвой степи – отожрусь.

Парнишка выставил правое ухо в мою сторону.

– Говоришь чего? – поинтересовался он настороженно.

– Молюсь, – буркнул я.

Парень облегченно выдохнул, на ходу повертев головой, взгляд остановился на кустах клюквы.

– Во! – воскликнул он и подбежал к зарослям. – Хоть ягод наберу. Если накажут за водомерку, скажу, упустил, когда собирал. Гостьюто кормить надо. Пироги там всякие, кренделя.

Я насторожился, холка вздыбилась, внутри заворочалось тяжелое, колючее чувство, от которого рад бы избавиться, да уже поздно.

Остановившись возле куста, где парнишка критично оценивает клюкву, я спросил, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно:

– Гостью?

Парень бросил на меня недоверчивый взгляд, но, видя мою постную физиономию, расслабился и принялся обдирать красные шарики с веток.

– Да завезли тут одну, – стал пояснять он, пихая ягоды по карманам. – Красивая, глаз не оторвать! Я за бочками с рыбой сидел, когда гвардеец привез. Обычно получаешь подзатыльник за то, что глазеешь на господ. Но тут не заметили. Девка держалась, как королева: спина прямая, волосы цвета недоспелой рябины и взгляд странный.

– Прямо странный? – спросил я, чувствуя, как сердце забилось чаще.

– Ага, – подтвердил он. – Спрашивал у кухарок, те сказали, служанка говорит, мол, у девки левый глаз кошачий, как после небесного мора. От него, вообщето, мрут. А эта выжила. Уж не знаю, что за птица, но слышал, по ее душу собираются саму Ильву вызвать.

Невидимая тяжесть навалилась на грудь, в глотке заклокотало. Клыки, которые так усердно стараюсь держать прикрытыми, медленно полезли из десен. Парень бросил на меня опасливый взгляд и отшатнулся, пришлось быстро успокаивать ярость.

– Значит, призывать хотят, – произнес я мрачно.

– Угу, – отозвался парень, спешно трамбуя клюкву по бокам. – Чтото не чисто с этой принцессой.

– В каком смысле?

Парень, не оборачиваясь, пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он, – зачемто же нужна она темнейшеству.

Парень набил карманы ягодами и вернулся на тропу. Даже не понял, как пробрался к кустам, на вид там одна вода.

Мы снова зачавкали по мокрой тропе. Запах сырой травы перемешивается с болотными испарениями и создает сочетание, похожее на перебродивший виноград и обувные подметки.

Я пытался успокоить бешено колотящееся сердце, считал овец, надеясь контролировать ярость. Та выгоняет на волю голодного зверя. Дышал и глазел на кувшинки.

– Так куда идешь? – спросил парень, нарушая затянувшееся молчание.

– В Абергуд, – сказал я угрюмо.

Глава 13

Паренек удивленно вытаращился на меня круглыми, похожими на жабьи, глазами.

– Тебя не пустят в таком виде, – сказал он. – Слишком заметно, что чужак.

Я промолчал, лишь покосился на босые ноги и болтающийся пояс. Еще немного – и упадет в грязь вместе с портками.

Некоторое время шли в тишине. Только кваканье лягушек и звуки падающих капель раздаются. Тревожного хлюпанья, что преследовало меня, больше не слышно. Привкус гнили во рту тоже исчез.

В глотке снова заворочалось свирепое рычание, парень в который раз бросил на меня подозрительный взгляд. На лице, как на ладони, видно: не поймет, как вести себя. Вроде спас, но я чужак, без сапог, в одних портках и с черной щетиной на роже.

Пока я концентрировался на человечьем облике, мой спутник натужно сопел и хмурил лоб. Умственная работа вызывала в нем напряжение, вены на висках вздуваются, глаза бегают.

Наконец он выдохнул и произнес:

– В общем, я помогу тебе пройти в Абергуд. За спасени надо платить. Это самое малое, что могу сделать.

Я покосился на него – не шутит ли? Лицо серьезное, глаза блестят от страха и любопытства. Пальцы сунул за пояс, но все равно видно, как трясутся.

Подумал, что парень, конечно, болван – рассказывает все как на духу. За такое не то что пороть, голову отвертеть в самый раз.

Будто прочитав мои мысли, он осторожно спросил:

– Только скажи, зачем тебе в Абергуд? Если чего случится – меня к утопленникам бросят.

Бросят, подумал я, бросив на него короткий взгляд. И будут смотреть, как утягивают на дно. Парень нервно повел плечами, словно ощутил настроение, кадык дернулся, послышался шумный глоток.

– Провизию пополнить, – соврал я и уставился вдаль, сосредоточившись на клочке тумана.

Голод уже на том уровне, когда держать мысли в человечьем русле сложно. Приходится часто дышать, думать о болоте, кикиморах, о чем угодно – лишь бы не накинуться на беднягу и не сожрать на месте.

Перед глазами вспыхнули красные искры, мелькнули образы мертвяков с сочными, вкусными костями. Я тряхнул головой, прогоняя первые признаки безумия. С волос полетели капли, парень недовольно забубнил, прикрываясь ладонями.

Из глотки вырвался глухой рык, парень побледнел. Пришлось вспомнить все тридцать три способа загона лося вместе со свежеванием, чтобы выгнать позорные мысли.

Несколько минут парень испуганно таращил на меня глаза, на ходу проверяя кнут под доспехом. Потом, видя, что не кидаюсь, немного успокоился, плечи расслабились.

– Раз такое дело, – сказал он неуверенно, – тем более надо к нам заглянуть. Голодным по болоту ходить трудно.

– Не представляешь насколько, – буркнул я, отворачиваясь.

Чтобы не смотреть на него, как на кусок мяса, ускорился. Парень догонять не стал, но и не отстал. Слышно, как шлепают сапоги за спиной.

Минут через десять ноги стали чаще наступать в лужи вместо кочек. Я рычал и ругался под нос, но продолжал ломиться по затянутой туманом тропе. Когда в очередной раз сполз в грязь по колено, парень прошмыгнул вперед со словами:

– Дайка я пойду первым.

Я протестовать не стал, но брови для вида надвинул. Перед парнишкой тропинка возникает неожиданно, словно выплывает. Он быстро вертит головой, бормочет и уверенно шагает, словно видит, куда безопасно можно наступить. За всю дорогу даже по щиколотку ни разу не ушли.

– И как ты в трясину умудрился попасть… – произнес я задумчиво.

Он странно оглянулся на меня и пожал плечами.

– Всякое бывает. Меня Шамко звать, – сказал парень, обходя очередную кочку. – Подмастерьем год как служу, но главный смотритель водомерок уже меня заметил. Говорит, если дальше буду исправно работать, когданибудь до гвардейца дослужусь.

Парень даже голову приподнял от гордости. Я подавил очередной приступ голода, желудок недовольно заворчал, пришлось надавить кулаком на живот.

Нервно сглотнув густую слюну, я проговорил:

– Зови меня Лотером.

О том, что ворг, решил благоразумно умолчать, распоряжение Ильвы, скорее всего, докатилось и сюда. Жамчин не дурак, сразу догадался, кого встретил. Шамко воргов, похоже, никогда не видел, не понимает, чего рычу зверем.

Через некоторое время равнинная топь сменилась холмами, между которыми застыли непроглядные лужи. У поверхности время от времени мелькают синие рожи, стараюсь не смотреть – только усиливают чувства голода. Жаб не видно, хотя кваканье по всему болоту, словно оно прямо из воды идет.

Паренек чтото рассказывает про Абергуд, заготовки провизии, таверны. Слушаю вполуха – в груди ворочается первобытный зверь, готовый в любую минуту проснуться. Шамко даже со знанием болот не убежит от обезумевшего ворга.

– Терпи, Лотер, терпи. Крепче будешь, – прошептал я под нос и посмотрел на паренька.

Тот шагает впереди и продолжает вещать как ни в чем не бывало:

– А огурцы бабушка делает такие – закачаешься. На весь Абергуд славятся. Их даже лорду доставляют. Специально с сухой земли привозят тыквы. Это такие большие круглые плоды.

– Да знаю я, что такое тыквы, – бросил я, а сам подумал о лорде.

Шамко посмотрел на меня странно, потом хлопнул себя по лбу.

– А, ну да! – сказал он. – Ты ж человек с сухой земли. У вас там все в тыквах.

Еле удержался, чтоб не гаркнуть на него. Но клык все же вылез, я поспешно втянул его обратно. До сих пор удавалось держать себя в руках. Парнишка все еще считает человеком, несмотря на штаны, трехдневную щетину и звериные повадки.

– Ага, в тыквах, – сказал я, чтоб отстал.

– Хорошо у вас, – проговорил Шамко завистливо. – Не надо постоянно думать, что ноги вымочишь. Ты вон без сапог даже. Да и утопленники не плавают.

Зато нежить шляется, подумал я, но промолчал. В голове вертится мысль про лорда. Значит, в Абергуде есть управитель. Везде должен быть тот, кто собирает налоги и делает вид, что руководит. А может, и правда руководит.

Я глянул на щуплую спину Шамко. Хоть и озирается, как затравленная лиса, но всем видом старается показать: «Я гордый житель болот, у нас достаток и самый лучший правитель».

Парень продолжил:

– Так вот, бабка моя что делает? Вычищает внутренности этой самой тыквы. Такой оранжевый мякиш, его если с медом замешать – вкуснотища получается. Потом огурцы туда кладет и соком яблочным заливает. А соль надо обязательно каменную. Приходится у гномов покупать, они в шахтах добывают. Только цену непомерную дерут. Знают, что в Абергуде такого нет.

– А яблоки с огурцами, что ли, есть? – поддержал я тему еды, ощутив, как желудок вжался в самый позвоночник.

Обрадовавшись вниманию, Шамко просиял.

– С сухой земли везут много чего, – сообщил он. – Я, правда, никогда не был. Но гвардейцы сопровождают торгашей до границы топи, а те уж своим ходом до городов.

– Значит, торгуете с Центральными землями? – спросил я осторожно.

Парень придавил комара, довольно примостившегося на шее. Тихо хрустнуло, на пальцах остались два красных пятнышка – кровосос успел сделать несколько глотков. Но для жителя болот комариные укусы привычней, чем для меня блошиные. Хотя блох у меня нет и никогда не было. Не нравлюсь им, наверное.

– Мы со всеми торгуем, – сказал Шамко. – Когда живешь на болоте, приходится приспосабливаться.

Я нахмурился, внутри шевельнулось тревожное предчувствие.

– И с Мертвой степью? – поинтересовался я.

Шамко кивнул.

– Конечно, – проговорил он с таким лицом, словно считает это честью. – Нежить поставляет лучшую кожу для сапог, зелья и снадобья. Болотная лихорадка – дело неприятное, а у мертвяков есть лекарство. Дружить с ними очень удобно.

Абергуд нравился мне все меньше. Мошки, утопленники, дрянь всякая, еще и с нежитью водятся.

Я лязгнул зубами, парень подпрыгнул от неожиданности, но обернуться не решился. Лишь в очередной раз проверил хлыст на поясе.

Туман стал меньше, коегде стали проступать коряги из воды. Появились толстые жабы на листьях кувшинок. Несчастные растения прогибаются под весом зеленых тушек, но держатся на воде.

В носу засвербело от влаги, я громко фыркнул, перепугав сидящую у тропы квакшу. Та обиженно посмотрела на меня и с тихим бульканьем скрылась в воде.

Вскоре пошли мелкие деревца, тонкие стволы торчат прямо из воды. На холмиках, по которым перебираемся, кусты клюквы стали гуще, словно чем ближе к Абергуду, тем лучше почва.

Знакомое чувство неприязни завертелось внутри. Бегай потом от этих болотных фермеров с вилами.

– Скоро придем, – сказал Шамко, указывая вперед.

Я вгляделся в дымку, но увидел лишь темное пятно.

– Видишь? – спросил парень. – Темная полоска – это стена Абергуда.

Через некоторое время в тумане проступили высокие сваи, на которых держится мост через широкое озеро. За ним возвышаются деревянные стены высотой в полверсты. Сам город находится на острове, вокруг широкое озеро. Связь с миром только через мост, который в середине разорван.

– А вы затейники, – сказал я, кивая на переправу.

Шамко секунду непонимающе смотрел на него, затем губырасплылись в улыбке.

– Так это специально, – сказал он, направляясь в сторону моста. – Тут же тварей немерено. Удивительно, что не встретили никого по пути.

Я промолчал про утопленников и про растение, которое пыталось сожрать принцессу. Про болотника и шаманов тоже решил не говорить.

– Мост, – продолжил он, – сделан так, чтобы чужаки и твари не могли подобраться к стенам.

– Тогда зачем стены? – спросил я.

– Охраняют от болотных существ, – значительно произнес парень. – Хотя те из воды не очень вылезают. Ну, кроме роцеры. Эта только и норовит ухватить за голову.

Я с опаской оглядел темную воду.

– Не боязно вот так, мимо ходить?

Шамко оглянулся и проследил за моим взглядом.

– В озере не водится, – отмахнулся он. – А мост – защита от пришлых. В здравом уме в воду никто не сунется.

Я покачал головой и вздохнул. Парень не понимает, что просто находка для лазутчика. Но болтовня немного отвлекла от мыслей о еде, даже желудок ворчать перестал. А может, чует близкую таверну.

Я провел языком по клыкам, те вылезли на полсантиметра и обратно не втягиваются. В мышцах появилось нехорошее тепло, даже жар. Но пока терпимый.

Потянув носом, я уловил тухлый запах, который явно отличается от общего гнилостного аромата болот. На переправе стоят серьезные ребята, они наверняка сообразительней. Сразу поймут – дело не чисто. Если признается, что я с сухой земли, – быстро выяснят, что ворг.

Но ничего не сказал. У Шамко лицо уверенное, видимо, знает что делает.

Но я на всякий случай спросил:

– У вас как с охраной?

Прямо над ухом пронесся жирный жук, чуть в лоб пареньку не влетел. Тот, ругаясь, отмахался и сказал:

– Охрана что надо. Но сегодня один пьяный, потому что жена родила двойню, а второй – хороший парень, но туп, как жабья морда. Делай, как скажу.

Я пожал плечами и кивнул. Главное, чтоб не предлагал к утопленникам прыгать. А если что не так – оторву голову.

Мы преодолели еще несколько холмов и трясин с замысловатыми растениями на поверхности. Раньше были только ряска и кувшинки, а теперь местами плавают змееподобные отростки с короткими жгутиками. Коегде в глубине покачиваются скрученные роцеры.

Опасные жгутики с клейкими каплями мерно колышутся в толще воды. Я вспомнил, как эти самые жгутики сжимали принцессу, а я беспомощно рвал зубами жесткий ствол. Потом явился Жамчин и забрал ее.

Страницы: «« « ... 7891011121314 » ... »»