Ворг. Успеть до полуночи Орловский Гай
Она вздрогнула, увидев перед лицом широкую ладонь, секунду непонимающе смотрела на ягоды. Затем полные губы растянулись в благодарной улыбке.
– Спасибо, – произнесла она скромно и сгребла пальцами калину.
– Ешь, – сказал я. – Неизвестно, когда получится нормально подкрепиться. В Абергуде ты голодовку устроила, на чем вообще держишься?
Она отправила сразу несколько ягод в рот. Нос скривился от горечи, даже глаз задергался, но принялась упорно жевать.
– Вкусно, – соврала она.
Я не удержался и хохотнул. Истинная леди, даже когда очевидная гадость.
– Вкусно будет, – проговорил я, довольно скалясь, – когда кабана зажарим. Ну, это тебе будет. А мне сырого положено.
Изабель улыбнулась, второй раз за все время. От этой улыбки будто солнце в груди засияло, а по венам пустили медовый настой.
– Не переживай за меня, – произнесла она, отправляя в рот очередную порцию ягод. – Я хоть не ела, но успела подремать несколько минут. Даже ты приснился.
– Серьезно? – изумился я.
– Да, – сказала она. – Странно так. Я была какойто маленькой. И все вокруг чужое, непонятные блестящие горы, какойто портал. А потом пришел ты, погладил меня по голове, и все стало хорошо. Еще там был ктото злой, но ты победил его. Не видела, но точно знаю, что победил.
От собственной откровенности щеки принцессы покраснели так густо, что даже на шею поползло. Она замолчала, делая вид, что сосредоточена на пережевывании горьких ягод.
Пока она боролась со смущением, я соображал, как это все могло произойти. Мысли с треском давно не смазанных шестеренок завертелись в голове, невидимые жернова пошли по кругу.
Я тряхнул головой, сильнее натягивая капюшон. Шестеренки и жернова мигом исчезли, вместо них появилась мордочка рыжей кошки. Она шевельнула усами и растворилась в потоке бессвязных мыслей.
Справа послышалось неуверенное покашливание. Я покосился. Шамко мнет пальцы, рожа любопытная, но заговорить не решается.
– Ну что? – спросил я, давая понять, что голову отрывать не стану и даже не укушу.
Он неуверенно промычал:
– Я спросить хотел.
– Спрашивай, – разрешил я, перешагивая кротовью горку.
– Ворг в любого зверя может перекинуться? – наконец поинтересовался он.
Я кивнул, Шамко нерешительно продолжил:
– А почему не перекинулся в водомерку? Ты мог такую скорость развить, гвардейцы даже понять бы ничего не смогли.
Я глянул на клонящееся к закату солнце. Раскаленный диск медленно ползет к горизонту, заливая степь оранжевожелтым светом. На востоке небо стало лиловым, когда светило скроется, оттуда поползет тьма.
Глядя на сияющийгоризонт, я пояснил:
– Потому, что водомерка не зверь.
– Это как? – не понял Шамко и вытаращил глаза.
– А так, – проговорил я терпеливо. – Она козявка, хоть и очень большая. В козявку не перекинуться. Ну разве что с помощью магии. Но это не ко мне. Это, наверное, эльфы умеют. Или людские маги.
Парень снова замолчал. Видимо, обдумывает, чем козявка отличается от зверя. Я не стал объяснять, в чем разница, пускай подумает – ему полезно.
– А правда, что в полнолуние вы в чудовищ превращаетесь? – спросил он снова.
Я покосился на него, хотел гаркнуть, чтоб глупостей не говорил, но лицо парнишки искреннее и открытое.
– Ты с оборотнями перепутал, – ответил я, смягчившись. – Это они бесконтрольные. Вроде проклятых или заколдованных. А ворги – это раса такая. Усек?
Шамко кивнул, лицо приняло задумчивое выражение.
Уши уловили глухой скрежет, не сразу понял – откуда. Мои спутники ничего не заметили, похоже, звук может различить только зверь. Через несколько секунд земля впереди вспучилась, появилась маленькая горка.
Слева донесся встревоженный вздох Изабель. Едва ли от такого крошечного холмика будет вред, но тут земля нежити – пес его знает, что здесь водится. На всякий случай отодвинул принцессу за спину.
Из вершины горки показался белый кончик, затем высунулась вся черепушка. По виду напоминает крысиную, только эта чуть приплюснута, значит, крот. Точнее, раньше был кротом.
Скелетик поднял костяные лапки и принялся усердно разгребать вход в нору. В провалах глаз мерцает еле заметный голубоватый огонек. Под местом, где должен быть нос, блестят два ряда резцов. По бокам клыки, такие длинные, что палец перекусить может.
Рядом обеспокоенно запыхтел Шамко. Так обеспокоенно, что мне тоже стало не по себе.
– Ты много знаешь о Мертвой степи? – спросил я паренька, обходя усердного скелетика.
Шамко скривился, как если бы уличили в том, что вместо выпаса водомерок весь день валялся на сеновале. Или на мхе, на чемто же в Абергуде должны валяться.
– Не то чтобы… – нехотя проговорил парень. – Но если из земли вылезают скелеты, значит, уже прошли границу. А тут можно и на охотников наткнуться.
Я оторопело посмотрел на него, даже капюшон приподнял.
– Когокого?
– Не удивляйся, – произнес Шамко, на ходу вытирая нос рукавом. – Ильва трясется за каждый шаг своей земли. Потому границы охраняют охотники. Зачарованная лично ею нежить.
– Сильно зачарована? – спросил я с сомнением.
Парень кивнул и сказал:
– Почти не убиваема.
У меня даже брови на лоб вылезли, пришлось собрать волю в кулак, чтобы не рассмеяться в лицо парнишке.
– Гм, – выдавил я. – Нежить, которую нельзя сожрать, это… Гм… Почему их никто не видел?
Земля снова вспучилась, выпуская на поверхность очередного кротаскелета. На этот раз существо оказалось под ногами у паренька. Тот недовольно пробурчал чтото под нос и пнул взрыхленную землю. Скелета благоразумно не задел – вдруг за сапог тяпнет.
– Дело в том, – начал пояснять парень, – что охотники не такие, как остальная нежить. Они зачарованы и не могут покинуть пределы Мертвой степи. Охотники патрулируют границы земель Ильвы, ловят чужаков. Их, сам понимаешь, немного. Сюда мало кто суется, а кто решается – не выбираются.
Солнце опустилось еще ниже, залив закатными лучами изумруднозеленую траву. Небо стало похоже на дощечку художника, где тот разводит краски. Оранжевые и красные цвета ближе к востоку превращаются в бледноголубые, а затем и вовсе – в синие. Кротовьи холмики появляются все чаще, словно с приближением вечера выбираются на прогулку.
Редкие кусты поблескивают голубоватыми огоньками. Сначала думал – светляки, потом присмотрелся, оказалось, сами листья переливаются свечением. Тоже какаято магия нежити.
Я глубоко вздохнул. Значит, охотники. Неуязвимая чудонежить, которая бродит гдето неподалеку, если парень, конечно, не выдумал.
Резкий кислый запах ударил в нос, я инстинктивно пригнулся, увлекая вниз принцессу и Шамко.
– Здесь ктото есть, – сказал я, принюхиваясь.
Запах незнакомый и тревожный, даже шерсть под плащом дыбом встала. Ветер дует с запада, чутьем нас не обнаружить. Приблизившись к мерцающему кусту, я вслушался в вечернюю степь. До ушей донеслись глухие звуки шагов. Такие могут издавать лишь ноги, лишенные не только обуви, но и мяса.
– Что ты там говоришь об охотниках? – спросил я Шамко.
Глава 19
Плечи Шамко нервно затряслись. Я стукнул его по спине, чтоб взбодрился, хотя у самого по спине забегали мурашки, поднимая шерсть. Тот ойкнул и согнулся, словно его оглоблей огрели, в глазах обида и страх.
– Надо бежать, – сказал я, отодвигая мерцающие ветки куста.
Лицо парня вытянулось, он втянул голову в плечи и произнес затравленно:
– Но куда? Вся степь кишит нежитью. У абергудцев договор с нами, но действует только на болоте. Нас догонят и сожрут.
– Если будешь ныть, – пригрозил я, – я сам тебя сожру.
Для убедительности показал клыки и сдвинул брови. Парень испуганно отшатнулся, затем выпрямился и обреченно вздохнул.
Глянув на Изабель, понял, что на своих ногах далеко не убежит. Придется нести. Принцесса тихо взвизгнула, когда я забросил ее на плечо.
– Удобно? – спросил я. – А то вы нежные, сквозь десяток перин горошину чувствуете. Слышал, что так проверяют уровень принцессности. Или это у эльфов?
Она промолчала, продолжая ерзать. Некоторое время пыхтела, пытаясь улечься так, чтобы плечи не давили в живот.
Наконец Изабель затихла. Я прижал к себе и осторожно повертел головой. Очередной порыв ветра принес порцию кислого запаха, шаги гнилых ног приблизились, но охотников все еще не видно.
– Вперед, – скомандовал я и побежал через широкую поляну, густо поросшую зеленью.
Сзади донесся безутешный стон Шамко, затем послышался топот и прерывистое дыхание.
Солнечный диск уже достиг горизонта и медленно погружается за край, бросая последние лучи на Мертвую степь. Небо постепенно сиреневеет, с запада наступают сумерки, непривычно лиловые. Все быстро преображается, зелень покрывается синевой. Мерцание кустов усилилось, они стали похожи на природные фонари. На кротовые норы перестал обращать внимание – их уже не счесть.
Через полверсты трава поднялась до пояса, появились луговые цветы, которые один за другим раскрываются с приближением вечера.
– Я выдохся, – донесся изза спины задыхающийся голос.
Чуть притормозив, обернулся. Лицо Шамко покраснело, к мокрому лбу налипли волосы, глаза навыкате. Бедняга, почти не отстал, это подвиг для абергудца.
– Надо спешить, – коротко сказал я. – Нельзя останавливаться. Чует мое нутро, ох чует…
Шамко наклонился, уперевшись ладонями в колени, и стал глотать воздух. Ребра ходят ходуном, щеки, как помидоры. Хлыст для погона водомерок распутался и торчит изпод доспеха, словно змеиное кольцо.
Немного отдышавшись, парень поднял голову и проговорил:
– Если нас обнаружили, уже не уйдем.
– Кажется, ты забыл. С вами ворг, – напомнил я, разворачиваясь в сторону степи.
Шамко простонал:
– Ты хоть знаешь, куда идти?
– Нет, – ответил я. – Но разберусь.
Изабель на плече зашевелилась, почувствовал, как маленькие ладошки уперлись в спину. Даже сквозь плащ стало тепло.
– Я когото вижу, – сказала она, приподнимаясь на плечах.
Обернувшись, я резко потянул носом. Но в воздухе лишь запах вечерних трав и могильной земли. Поток воздуха теперь с другой стороны, запах не уловить. Зато уши различили шаги.
Шамко запричитал так жалобно, что захотелось самолично швырнуть его в лапы охотникам. Только лучистый взгляд Изабель остановил.
– Ах ты ж, проклятье водяных! – стонал он. – С таким грузом далеко не убежишь. Нагонят, это к ведьме не ходи. Охотники неуязвимы.
Бред это, подумал я. У каждого есть слабое место, надо лишь знать – куда бить.
– Так, – сказал я, ставя принцессу в траву. – Вас спрячу, а сам уведу мервяков по большой дуге. Раз они охотники, значит, идут по следу и не чувствуют запахов, как я.
Глаза Изабель округлились, она вцепилась мне в руку с такой силой, что едва не проткнула кожу острыми, как у кошки, коготками.
– Лотер, не бросай нас! – взмолилась она.
В васильковых глазах заблестела влага, левый зрачок вытянулся. Взгляд стал умоляющим, хоть сам бери и плачь.
Пару секунд я завороженно смотрел в глаза принцессе, понимая: если промедлю еще немного, спасать будет некого. Но теплые руки и кукольное личико оказались сильней логики. Лишь когда на щеку сел здоровенный комар, я дернулся и отошел.
– Я вас не бросаю, – попытался успокоить я принцессу. – Ты пойми, с тобой на плече еще убегу. Но ты ж не дала бросить паренька. Теперь надо тащить до конца. А с ним точно не скрыться.
Изабель виновато посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Шамко, который печально опустил плечи и вжал голову.
– Я не хотела, – проговорила принцесса тихо, – я не…
Изабель опустила взгляд и стала мять пальцы, как это делают провинившиеся дети. Я несколько секунд переводил взгляд с принцессы на паренька и обратно. Один выглядит как побитый пес в дождливую погоду. Даже нет – хуже. Как брошенный медвежонок. Они очень беспомощны, когда маленькие.
Другая – олицетворение вины и скорби. Рыжие локоны трепещут на ветру, грудь от волнения вздымается так высоко, что в вырезе мелькает зеленый камень. Еще немного – и вода по щекам побежит.
– Все, – сказал я резко. – Хватит рассусоливать. Надо шевелиться, иначе правда догонят.
– Но где здесь спрятаться? – не отступала Изабель.
– Хороший вопрос, – ответил я.
Вдалеке показалась черная точка. Если б не хорошее зрение, решил бы, что это просто какаято козявка над травой. Изабель, видимо изза кошачьего глаза, тоже приметила. Значит, времени у нас не так много.
Я пригнулся в траве, Шамко и принцесса последовали моему примеру. Мелькнула мысль выкопать яму, но тут же понял: не успею. На деревья тоже не забраться – маленькие, кривые.
Решение пришло неожиданно.
– В траве схоронитесь, – сообщил я раздельно.
Шамко вытаращил глаза.
– Чего? – не понял он.
– Не чего, – бросил я, – а в траве. Она высокая, даже меня скроет. А вы оба вообще козявки.
Парень не обиделся на козявку, только нервно сглотнул и покосился в сторону, откуда должны нагрянуть охотникимертвяки. Изабель попыталась высунуть голову из зарослей, но стебли настолько длинные, что получилось только носом потянуться.
– А вдруг они наткнутся на нас? – спросила принцесса неуверенно.
– Согласен, – ответил я, – вариант рискованный. Но другого нет. Могу, конечно, остаться и встретить охотников лицом к лицу, но это плохая идея.
– Почему? – спросила принцесса.
– Дело даже не в том, что зачарованная нежить может убить, – проговорил я будничным тоном. – Но тогда никто не остановит Ильву. И есть еще одно.
– Что?
– Они заберут тебя.
При этих словах принцесса вздрогнула и посмотрела так, что захотелось выть долго и протяжно. Хрупкая, беззащитная девушка, совершенно бесполезная с точки зрения ворга. Случись ей родиться в стае, придушили бы еще в детстве. На худой конец, оставили бы в лесу, предоставив возможность выживать, если дадут боги.
Я посмотрел ей прямо в глаза, один из которых все еще кошачий. Взгляд переполз на белоснежную шею, вокруг которой колышутся огненные локоны. Невольно скользнул по вырезу. Ткань местами топорщится, приоткрывая на удивление аппетитные для такой худышки полушария.
С ощущением безнадежности я наконец понял, что произошло. В груди защемило от сладкой тоски и одновременно печали, потому что до тех пор, пока ворг не нашел себе пару, он свободен.
Я шагнул к принцессе, взяв за плечи, посмотрел в лицо.
– Вас никто не найдет, – пообещал я так, словно этим могу обезопасить. – А если найдет, клянусь собственным оборотом, перекопаю всю Мертвую степь вместе с нежитью и верну.
Кажется, она поверила, потому что кошачий глаз снова стал человеческим, а щеки покрылись легким румянцем. Я чуть не застонал – как давно не видел этого румянца.
Рядом послышалось легкое покашливание. Оглянувшись, увидел изумленные глаза Шамко. По лицу ясно – его обещания не впечатлили. Но это не важно, главное – принцесса доверяет.
Я приподнялся над травой. Теперь уже три черные точки маячат на горизонте. Все еще далеко, но если приглядеться, можно различить фигурки.
– Перенесу вас подальше от следа, – сообщил я.
С этими словами повернулся спиной к Изабель, чтобы она не видела моего лица. Клыки моментально вытянулись, руки удлинились вместе с пальцами и когтями. С такими хорошо не только рвать врага, но и опираться при беге. Холку выгнуло дугой, но под плащом не видно, как дыбится шерсть.
– Садись, – сказал я принцессе охрипшим голосом, выглядывая изпод капюшона. – Держись крепко.
Она чуть отшатнулась, но через секунду уже вскарабкалась на спину и крепко обхватила меня ногами. Тонкие пальцы вцепились в плечи, как маленькие крючки. От ее тепла и сладкого запаха помутился ум. Чуть не забыл, где нахожусь, зачем и почему. Рыжий локон свесился у края капюшона. Хотел понюхать его, но голос Шамко привел в себя.
– Мне кажется, – проговорил он, выглядывая из травы, – на горизонте появились фигуры.
Человечье зрение хуже ворговского. Если даже парень их заметил, значит, уже совсем близко.
– Готова? – спросил я.
Принцесса кивнула, шурша волосами о капюшон.
– Тогда вперед! – хрипло скомандовал я себе и сиганул с места.
Чтобы не оставлять лишних следов, пришлось прыгать без разбега, а это даже для зверя непростая задача. Но следующие прыжки дались легче изза разгона. Лишь когда пробежал полверсты, остановился.
Солнце наконец провалилось за горизонт, на сиреневом небе зажглись несколько звезд. В такое время видно только самые яркие. В быстро сгущающихся сумерках появились голубоватые светляки.
Трава тут еще выше, даже мне до груди доходит. Рядом несколько деревьев, маленькие, но в сумерках крона замерцала синевой, почти как в Изумрудном лесу.
Изабель аккуратно сползла с меня и остановилась возле одного из них.
– Жди здесь, – приказал я. – Из травы не высовывайся. Не знаю, видит ли нежить в темноте. Но проверять не хочу.
Она быстро закивала, а я тем же путем помчался обратно, стараясь приземляться ровно на то место, куда уже наступал.
Когда прибыл, обнаружил Шамко, сидящего в траве. Парень обхватил колени и уткнулся лбом, будто смирился с участью. Он медленно покачивается и чтото бормочет.
– Молишься? – спросил я рычащим голосом.
Он вздрогнул, словно не слышал моего приближения, лицо искривилось в гримасе ужаса. Через секунду он выдохнул и проговорил с облегчением:
– Я думал, это нежить.
– Угу, – буркнул я, разворачиваясь спиной. – Нежить с горящими глазами.
Парень неловко вскарабкался мне на спину. Костлявые колени уперлись под мышки, в щуплом парнишке оказалось достаточно силы, чтобы сдавить ребра. Я недовольно зарычал, парень запоздало спохватился и ослабил давление.
– Просто вас долго не было, – пояснил Шамко, цепляясь за воротник.
Застежка больно впилась в шею, я зарычал и рванул вниз. Она звякнула, но выдержала.
– Аккуратней, бестолочь, – гаркнул я – За плечи держись. Или задушить пытаешься? Так я мигом разберусь.
– Что ты! Что ты! – поспешно проговорил перепуганный парень. – Извини. Просто не доводилось ездить на ворге.
– Вот и не привыкай, – сказал я сурово и изготовился для прыжка.
Шамко вцепился в плечи и проговорил вдохновленно:
– Кому расскажи – не поверят!
– Попробуй только, – пригрозил я, отталкиваясь от земли. – Тогда точно голову оторву.
Черные точки на горизонте размылись изза сумерек, теперь толком не видно – близко или далеко.
Но расстояния еще хватает, чтобы успеть перебить следы.
Я пронесся след в след и остановился возле деревьев. Не дожидаясь, пока Шамко очухается, скинул со спины.
Изабель салась комочком под деревом в траве. Два синих светляка кружатся над головой и норовят примоститься в огненной шевелюре. Я отогнал козявок прочь, чтобы не привлекали внимания.
– Сидите здесь, – сказал я. – Тише мышей. Я вернусь, как только уведу их на достаточное расстояние.
Шамко отполз к дереву и прислонился спиной к стволу, будто только что не верхом ехал, а с утопленниками бился.
– Возвращайся скорей, – сказала Изабель дрожащим голосом.
Белая кожа принцессы в свете мерцающего дерева показалась фарфоровой. В глаза постарался не смотреть, потому что в сумерках они стали казаться бездонными. Пришлось остановиться на вырезе.
Еле удержался, чтобы не обнять ее. Если б стая узнала, какие мысли посещают ворга, изгнали бы. Одно дело – таскать деревенских девок на сеновал, другое – думать о том, о чем думаю я.
Чтобы не испытывать судьбу и себя вместе с ней, я резко развернулся и огромными прыжками понесся через поле. На бегу приходится поглядывать в сторону берега, откуда медленно, но верно приближаются охотники.
Сумерки быстро перетекли в ночь. Перепрыгивая кротовьи норы, я крутил головой, даже в небо успевал таращиться.
Там уже вовсю горят звезды. Месяц молодой, не особо светит, так что можно не бояться быть замеченным. Да и тучки вон ползают.
Из травы повылезали светящиеся букашки, кусты и деревья засверкали еще больше. Когда добрался до места, откуда забирал спутников, ночной воздух заполнили мерцающие голубоватым сиянием точки. Среди синеватой травы и искрящихся кустов выглядит очень магично.
Я тряхнул головой, выгоняя посторонние мысли, и оглянулся.
Три точки на черном горизонте превратились в головы с блестящими в свете месяца черепушками. Ворговское зрение позволило разглядеть угрюмый оскал отвисших челюстей и провалы в глазницах.
Я раздраженно скривился, не веря, что убегаю от нежити. Во рту стало горько и противно от одной лишь мысли, что об этом могут узнать в бывшей стае. Злясь на себя, я лязгнул зубами и глянул под ноги.
Пришлось изрядно потоптаться, чтобы замести следы Изабель и паренька. Для пущей убедительности упал на спину и несколько раз прокатился тудасюда. Даже если видели три следа в начале, то здесь их попросту не найдут.
Отплевавшись от синей травы, я поправил сбившуюся набок лацерну. Затем вскинул голову, стараясь, чтобы капюшон не свалился, и издал самый узнаваемый звук ворга:
– Аууу, Ауауауауууу!
Вой получился отменным. В памяти на секунду промелькнули картинки, в которых залезешь на холм и затягиваешь песню на полночи. Другие звери начинают отвечать в тон. Дикий хор разливается над лесом, очищая мысли и душу.
Я досадливо вздохнул и опустил голову, мгновение воспоминаний испарилось, как вода с жабьей спины.
Со стороны охотников послышалось оживление, уши различили топот костяных ног, раздались приглушенные голоса.
Колени согнулись, изготавливаясь для прыжка, когти уперлись в землю, усиливая сцепку с поверхностью. Я зарычал, как пробудившийся от спячки медведь, и оттолкнулся. В полете успел разобрать слова мертвяков.
– Я же говорил – ворг! – хрипел один. – А ты все: «Люди, люди…»
– С ним люди! – отозвался другой.
– Нет с ним никого, – рявкнул первый, – ворги умеют запутывать следы.
– Заткнитесь! – крикнул третий. – Я вижу его! Он убегает!
Я ухмыльнулся про себя. Трава и кусты замелькали по сторонам, рыхлая земля тихо ударяется в конечности. Пожалел, что не успел перекинуться волком, но потом подумал о штанах, лацерне и смирился.
Изза скорости светлячки и мерцающие растения превратились в яркие полоски. Иногда нерадивые козявки попадают в лицо, только отплевываться успеваю. Один светляк больно врезался в глаз. Роговицу обожгло, чуть не споткнулся об очередной кротовий холмик.
– Да чтоб тебя пауки сожрали! – прорычал я, переходя на три конечности, потому что левой рукой пришлось выколупывать горекозявку.
Стараясь не врезаться в кусты, усердно тер кулаком глаз. Светляк, похоже, тоже не особо рад ситуации, перепугался и вцепился в мякоть всеми лапками. Вытаскивать на бегу из глаза жука, размером с горошину – задача непростая. Была бы рядом Изабель – мигом бы вынула своими тоненькими пальчиками. А вместо этого пытаюсь выдавить его, как прыщ на лице человеческого подростка.
От неравномерной нагрузки правая рука устала. Ругаясь и рыча, я остановился.
Светляк ощутил перемену, маленькие лапки заскользили по роговице, вызывая массу отвратительных ощущений. Будто червяк в голове ползает. Шерсть встала не только на холке, но даже на голове, хотя там не шерсть, а волосы. Но тоже встали.
Я зарычал и не придумал ничего лучше, чем просто прижать пальцы к роговице. Нежную поверхность запекло – руки в земле и бог еще знает в чем.
Скользнув по глазному яблоку, пальцы наткнулись на шевелящийся комочек, который зачемто лезет к зрачку. Когда в глазу засияло синим, понял: жук еще и светляк. Недолго думая, сжал пальцы и рванул от себя.
Послышался еле уловимый чмок, глазу моментально полегчало, даже печь перестало. В ладони остался несчастный жук со склеенными крылышками. Козявка беспомощно шевелит лапками, пытаясь перевернуться со спины на живот, но ничего не выходит.
Со злости хотел раздавить наглую тварь, уже занес ладонь, чтобы прихлопнуть. Но он так отчаянно замерцал брюшком, что стало жалко.
– Катись отсюда, – прорычал я жуку и швырнул в траву.
Светящееся пятнышко скрылось в зарослях, а я оглянулся, проверяя, как далеко успел уйти от охотников.
Их головы снова превратились в точки. Я опять сорвался с места, в этот раз натянув капюшон посильнее. А то козявки хоть и красивые, вон как светятся в ночи, но останавливаться и колупаться в глазах каждый раз, когда одна из них не справится с управлением, совсем неохота.
Не знаю, сколько пробежал, но когда впереди показались сияющие голубые шары на земляных ножках, решил, что пора поворачивать. В темноте они похожи на обычные фонари для освещения дороги. Стоят по дветри штуки примерно через каждые полверсты. Вряд ли нежить нуждается в подсветке. Это чтото другое, особенно если учесть, что под ними сидят мертвяки и мирно беседуют.
Стараясь оставаться незамеченным, я совершил широкую дугу, чтоб охотникам сразу не было понятно, повернул или нет, и кинулся в обратную сторону.
Ветер дует сбоку, поэтому отследить направление по запаху не получается. Но чутье безошибочно подсказывает, куда бежать.
Я пошел значительно правее следа, по которому направил охотников. Спустя некоторое время ветер принес легкий кислый запах. Значит, они примерно на одной широте со мной, а Изабель близко. Нежить передвигается медленно, я намеренно совершал хаотичные прыжки, чтоб было сложней понять направление.
Я повернул назад. Преодолевая заросли синей травы и мерцающих кустов, которые с этой стороны поля встречаются гораздо чаще, наконец увидел вдалеке три одиноких дерева с сияющими листьями.
Оставшееся расстояние преодолел за несколько широких прыжков.
– Изабель, – прошептал я, замерев на полусогнутых.
Под деревьями оказалось пусто. В груди тревожно сжалось, сердце, до этого бешено колотившееся от бега, замерло вместе с дыханием.
– Шамко? – позвал я во второй раз и приготовился перекопать землю вокруг деревьев.