Гарри Поттер и орден феникса Роулинг Джоан Кэтлин
Они зашагали по коридору. Джинни, покачав головой, сказала:
— Папа в своём репертуаре. Швы… Я вас умоляю…
— Если уж на то пошло, при немагических ранениях они и правда помогают, — заметила Гермиона. — Просто, наверно, этот яд их растворяет… Слушайте, а где тут вообще буфет?
— На шестом этаже, — ответил Гарри, вспомнив путеводитель.
Пройдя по коридору, они сквозь двойные двери вышли на лестницу. Стены здесь тоже были увешаны портретами знахарей жутковатого вида. Ребята стали подниматься по скрипучим ступенькам. Знахари что-то кричали вслед, ставили непонятные диагнозы, предлагали зверские способы лечения. Какой-то средневековый колдун во всеуслышанье объявил Рону, что у него очень запущенный случай ряборылицы. Рон ужасно оскорбился, но колдун не отставал, а портретов шесть бежал за ним, распихивая постоянных обитателей.
— Ну и что это за гадость? — свирепо спросил Рон.
— Весьма тяжёлый кожный недуг, молодой господин, из-за него ваше обличье обретёт ещё более изъязвленный и ужасающий вид, чем теперь…
— У самого у тебя ужасающий вид! — уши Рона сильно покраснели.
— …есть только одно лекарство — возьмите печень жабы, в полнолуние крепко привяжите её к горлу, обнажитесь, встаньте в бочку с глазами угря…
— У меня нет никакой ряборылицы!
— Но, молодой господин, неприглядные пятна на вашем челе…
— Это веснушки! — истерично заорал Рон. — Оставь меня в покое! Вали на свою картину!
Он повернулся к остальным. Те изо всех сил пытались сохранять невозмутимость.
— Какой этаж?
— По-моему, шестой, — сказала Гермиона.
— Нет, это пятый, — возразил Гарри, — нам на следующий…
Но тут он оказался на площадке и застыл в изумлении: перед ним были двойные двери, которые, согласно вывеске, вели в отделение «ПОРЧЕТЕРАПИИ», а в дверях — маленькое окошко, откуда, прижимая нос к стеклу и широко, бессмысленно улыбаясь, пристально смотрел голубоглазый белозубый мужчина с золотистыми кудрями.
— Батюшки мои! — воскликнул Рон, уставившись, в свой черёд, на кудрявого блондина.
— Господи! — воскликнула и Гермиона, задохнувшись от удивления. — Профессор Чаруальд!
Бывший преподаватель защиты от сил зла изящным жестом распахнул дверь и направился к ребятам. На нём был длинный лиловый халат.
— Здравствуйте, здравствуйте! — бодро воскликнул он. — Вы, я полагаю, за автографами?
— Надо же, ничуть не изменился, — шепнул Гарри на ухо Джинни, и та усмехнулась.
— Э-э… как поживаете, профессор? — поинтересовался Рон. Вопрос прозвучал виновато: ведь Чаруальд лишился памяти и оказался в Лоскуте не почему-нибудь, а из-за барахлившей волшебной палочки Рона. Впрочем, Чаруальд тогда напал первым — он хотел стереть память и Гарри и Рону — поэтому Гарри сейчас не испытывал к нему особенного сострадания.
— Прекрасно, даже восхитительно, благодарю вас! — с чувством ответил профессор Чаруальд и достал из кармана изрядно потрёпанное павлинье перо. — Ну-с, сколько вам автографов? Я, знаете ли, выучился писать обеими руками одновременно!
— Э-м… Спасибо, но сейчас нам автографы не нужны, — сказал Рон и, повернувшись к Гарри, поднял брови. Гарри спросил: — Профессор, вам, наверное, не следует ходить по коридорам? Вам нужно бы вернуться в палату.
Улыбка Чаруальда слегка увяла. Он внимательно поглядел на Гарри, а затем спросил:
— Мы с вами, случайно, не встречались?
— Да… встречались, — подтвердил Гарри. — Вы были у нас учителем. В «Хогварце», помните?
— Учителем? — взволнованно повторил Чаруальд. — Я? Правда?
Его лицо, с пугающей внезапностью, вновь расцвело улыбкой:
— Думаю, я научил вас всему, что вы знаете, не так ли? Ну-с, так как же автографы? Дюжины, я полагаю, будет довольно? Подарите их своим друзьям-приятелям, чтобы они не чувствовали себя обделёнными!
Тут из двери в дальнем конце коридора показалась чья-то голова, и раздался крик:
— Сверкароль, проказник, куда ты опять удрал?
Немолодая знахарка с добрым лицом и елочным дождём в волосах торопливо прошла через весь коридор, вышла за дверь и заулыбалась ребятам.
— Ах вот что, Сверкароль! У тебя гости! Как это мило, и к тому же в Рождество! Знаете, к нему ведь никто не ходит, к бедняжке! Ума не приложу, почему, он у нас такой зайчик… Правда, милый?
— Мы занимаемся автографами! — с лучезарной улыбкой сообщил Сверкароль знахарке. — Им надо много-много! Отказы не принимаются! Надеюсь, мне хватит фотографий…
— Только послушайте, — с нежностью сказала знахарка, улыбаясь Чаруальду как шаловливому двухлетнему малышу, и взяла его за локоть. — Пару лет назад он был известной личностью, и мы очень надеемся, что его страсть раздавать автографы — признак, что память возвращается. Вы не зайдёте? Понимаете, у нас закрытое отделение, он, должно быть, улизнул, пока я вносила рождественские подарки, обычно-то мы дверь запираем… Не подумайте, он не опасен! Но, — она понизила голос до шёпота, — бедняжка, храни его небеса, может сам себе навредить… Он же не помнит, кто он такой, уйдёт куда-нибудь, а дорогу назад найти не сможет… как мило с вашей стороны, что вы зашли его навестить.
— Э-э, — Рон показал наверх, — мы вообще-то… э-э…
Но знахарка выжидательно улыбалась, и слова Рона «хотели выпить чаю» как-то растворились в воздухе. Ребята беспомощно посмотрели друг на друга и, вслед за Чаруальдом и знахаркой, пошли по коридору в отделение.
— Только давайте недолго, — тихо сказал Рон.
Знахарка указала палочкой на дверь палаты им. Яна Деревяшки и пробормотала: «Алоомора». Дверь распахнулась, и она, не отпуская Чаруальда, первой прошла внутрь, подвела больного к его кровати и усадила в кресло, стоящее рядом.
— Это палата для хроников, — негромко проговорила она. — Для неизлечимых случаев. Конечно, при современных зельях и заклинаниях — и известной доле удачи, разумеется — можно рассчитывать на некоторое улучшение. Сверкароль, например, явно начинает понимать, кто он такой; у мистера Бедоу тоже наблюдается улучшение, и речь восстанавливается. Мы, правда, никак не разберём, что он говорит… Ладно, ребятки, я ещё не всем раздала подарки, так что я вас оставлю, поболтайте пока.
Гарри осмотрелся. Да, сразу видно, что в этой палате пациенты живут постоянно; там, где лежит мистер Уэсли, ни у кого нет такого количества личных вещей. Стена у кровати Чаруальда сплошь увешена его изображениями, все они зубасто улыбаются и приветливо машут руками. Многие подписаны Чаруальдом для себя, детским, неровным почерком. Вот и сейчас, как только знахарка усадила его в кресло, Сверкароль придвинул к себе свежую стопку фотографий, схватил перо и со страшной скоростью начал ставить автографы.
— Можете раскладывать по конвертам, — сказал он Джинни, быстро, одну за другой, швыряя подписанные фотографии ей на колени. — Видите, меня не забыли, я постоянно получаю кучу писем от поклонников… Глэдис Прэстофиль пишет каждую неделю… Знать бы ещё, зачем… — Он озадаченно замер, но очень скоро вновь просиял и с удвоенной энергией взялся за автографы. — Полагаю, дело в моей внешности…
На кровати напротив лежал очень печальный мужчина с нездоровым цветом лица; он что-то бормотал себе под нос и не замечал ничего вокруг. Через две кровати от него находилась женщина с головой, обросшей густой шерстью; Гарри вспомнил, что нечто подобное случилось во втором классе и с Гермионой — к счастью, её случай оказался излечим. В конце комнаты виднелись цветастые занавески, они отгораживали две дальние кровати от остальных, чтобы посетители могли спокойно пообщаться с больными.
— Вот видишь, Агнес, — весёло обратилась знахарка к женщине с меховым лицом, передавая ей небольшую стопку рождественских подарков. — И тебя не забывают! И сын твой прислал сову, что зайдёт сегодня вечером. Замечательно, правда?
Агнес несколько раз громко гавкнула.
— И, Бродерик, смотри, тебе прислали цветочек в горшке и чудесный календарь. Вот, тут на каждый месяц — новый красивый гиппогриф! Всё веселей будет, правда? — Знахарка деловито подошла к безостановочно бормочущему человеку, поставила на тумбочку малопривлекательное растение с длинными, шевелящимися щупальцами и, с помощью палочки, стала вешать на стену календарь. — И… о, миссис Длиннопопп, вы уже уходите?
Гарри круто обернулся. Занавески в дальнем конце палаты были раздвинуты, а по проходу между кроватями к двери шли посетители: грозная старуха в длинном зелёном платье, побитой молью лисьей горжетке и остроконечной шляпе с чучелом ястреба и — Невилль. Он уныло брёл по пятам за бабушкой.
До Гарри вдруг дошло, кого они навещали. Его бросило в жар, и он стал лихорадочно придумывать, как отвлечь остальных, чтобы они не заметили Невилля. Но Рон, услышав фамилию «Длиннопопп», тоже поднял глаза и, прежде чем Гарри успел его остановить, позвал:
— Невилль!
Невилль вздрогнул и весь сжался, как человек, чудом увернувшийся от пули.
— Это мы, Невилль! — обрадовано закричал Рон и вскочил со стула. — Ты видел?… Тут Чаруальд! А ты кого навещаешь?
— Это твои друзья, Невилль, дорогой? — любезно проговорила бабушка Невилля, нависая над ребятами.
Невилль явно готов был провалиться сквозь землю. По его лицу ползли тёмно-багровые пятна, и он отводил глаза в сторону.
— Ах да, — вглядевшись в Гарри, бабушка сунула ему морщинистую руку, похожую на когтистую птичью лапу. — Да, да. Разумеется, я вас знаю. Невилль отзывается о вас с большим уважением.
— Э-э… спасибо, — Гарри пожал протянутую руку. Невилль упорно не поднимал глаз, и его лицо всё сильнее багровело.
— А вы двое, конечно же, Уэсли, — продолжала миссис Длиннопопп, царственно предлагая свою руку Рону, а затем Джинни. — Я знакома с вашими родителями — не очень близко, разумеется — но это прекрасные люди, прекрасные люди… А вы, должно быть, Гермиона Грэнжер?
Гермиона, изумлённая тем, что миссис Длиннопопп знает её по имени, обменялась с ней рукопожатием.
— Невилль много о вас рассказывал. Вы его не раз выручали, не так ли? Он хороший мальчик, — она с суровым одобрением поглядела на внука, — но, боюсь, не унаследовал таланта своего отца. — И миссис Длиннопопп мотнула головой в сторону кроватей в дальнем конце комнаты. Ястреб на шляпе угрожающе покачнулся.
— Что?! — поразился Рон. Гарри хотел наступить ему на ногу, но оказалось, что в джинсах проделать это незаметно довольно трудно. — Так там твой папа, Невилль?
— Что это значит, Невилль? — грозно осведомилась миссис Длиннопопп. — Твои друзья ничего не знают о твоих родителях?
Невилль сделал глубокий вдох, поднял лицо к потолку и потряс головой. Гарри никогда и никого не жалел так, как сейчас Невилля, но не знал, чем ему помочь.
— Здесь нечего стыдиться! — сердито воскликнула миссис Длиннопопп. — Ты должен гордиться, Невилль, гордиться! Не затем они пожертвовали своим здоровьем и рассудком, чтобы их стыдился единственный сын!
— Я не стыжусь, — еле слышно отозвался Невилль. Он по-прежнему избегал встречаться взглядом с друзьями. Рон привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть родителей Невилля.
— Но ты избрал странный способ это показать! — заявила миссис Длиннопопп. — Мой сын и его жена, — она величаво повернулась к Гарри, Рону, Гермионе и Джинни, — потеряли рассудок под пытками приспешников Сами-Знаете-Кого.
Гермиона и Джинни зажали рты ладонями. Рон, перестав выгибать шею, потрясённо замер.
— Они были аврорами, и их очень уважали в колдовской среде, — продолжала миссис Длиннопопп. — Это были чрезвычайно одарённые люди. Я… Алиса, деточка, что такое?
К ним боязливо, бочком, подошла мама Невилля, одетая в ночную рубашку. От круглолицей, счастливой женщины с фотографии первого Ордена Феникса не осталось ровным счётом ничего. Лицо постарело, щёки ввалились; глаза казались чересчур большими, а всклокоченные, абсолютно белые волосы — мёртвыми. Она не хотела — или не могла — говорить, но, глядя на Невилля, совершала какие-то странные движения, робко протягивая ему что-то на ладони.
— Опять? — устало вздохнула миссис Длиннопопп. — Спасибо, Алисочка, спасибо — Невилль, возьми, что там у неё?
Но Невилль и так уже подставил руку, и его мама уронила туда обёртку от взрывачки Друблиса.
— Какая прелесть, — с деланным восторгом похвалила бабушка Невилля и похлопала невестку по плечу.
А Невилль тихо и серьёзно сказал:
— Спасибо, мамочка.
Алиса, напевая про себя, прыгающей походкой пошла к своей кровати. Невилль обвёл всех вызывающим взглядом, словно говоря: только попробуйте засмеяться! Но Гарри в жизни не видел ничего менее забавного.
— Что же, нам пора, — вздохнула миссис Длиннопопп, натягивая длинные зелёные перчатки. — Очень приятно было познакомиться. Невилль, выбрось эту обёртку, у тебя их столько, что комнату можно оклеить.
Но, глядя им вслед, Гарри заметил, что Невилль тайком сунул обёртку в карман.
Дверь палаты закрылась.
— Я не знала, — со слезами в голосе сказала Гермиона.
— И я, — хрипло отозвался Рон.
— И я, — еле выдохнула Джинни.
Они посмотрели на Гарри.
— Я знал, — хмуро проговорил он. — Мне Думбльдор сказал. Но я обещал никому не говорить… Именно за это Беллатрикс Лестранг посадили в Азкабан — за применение пыточного проклятия. Она пытала родителей Невилля, пока они не сошли с ума.
— Беллатрикс Лестранг? — в ужасе переспросила Гермиона. — Это её фотографию Шкверчок держит у себя в каморке?
Повисло долгое молчание, которое нарушил Чаруальд, недовольно воскликнув:
— Слушайте, для чего я, спрашивается, учился писать обеими руками?
Глава 24
ОККЛУМЕНЦИЯ
Шкверчок, как выяснилось, прятался на чердаке, где его, по уши в пыли, и обнаружил Сириус. Эльф якобы искал оставшиеся семейные реликвии. Это объяснение полностью устраивало Сириуса, но Гарри было не по себе. Шкверчок вёл себя странно: смотрел веселее, меньше ворчал, покорнее подчинялся приказам. Пару раз Гарри ловил на себе пронзительный взгляд домового эльфа, и тот, заметив, что Гарри на него смотрит, сразу отводил глаза.
Но подозрения Гарри были настолько смутными, что он решил не высказывать их Сириусу. Тот и так после Рождества впал в уныние. Чем ближе подходил день возвращения ребят в «Хогварц», тем чаще Сириус, как выражалась миссис Уэсли, «впадал в меланхолию». Он становился хмур, неразговорчив и нередко по несколько часов кряду сидел у Конькура, а его тоска, как ядовитый газ, просачивалась под дверью и распространялась по дому, заражая всё на своём пути.
Гарри очень не хотелось снова оставлять Сириуса одного, в малоприятной компании Шкверчка; и вообще, впервые в жизни, у него не было ни малейшего желания возвращаться в школу. Что он там не видел? Кхембридж, которая за каникулы наверняка успела наиздавать тысячу декретов? О квидише можно забыть; домашних заданий будет невпроворот, экзамены-то на носу… От Думбльдора слова не дождёшься… В общем, если бы не Д.А., Гарри упросил бы Сириуса разрешить ему уйти из «Хогварца», и они бы вместе жили на площади Мракэнтлен.
А в последний день каникул случилось нечто такое, после чего возвращаться в школу стало просто страшно.
— Гарри, дорогой, — заглянув в спальню, позвала миссис Уэсли. Гарри и Рон играли в шахматы, а Гермиона, Джинни и Косолапсус следили за игрой. — Ты не мог бы спуститься в кухню? С тобой хочет поговорить профессор Злей.
Смысл её слов дошёл до Гарри не сразу; его ладья вступила в жестокую схватку с пешкой Рона, и Гарри активно её подзадоривал:
— Дави её! Дави! Это всего лишь пешка, дубина! Простите, миссис Уэсли, что вы сказали?
— Профессор Злей, дорогой. В кухне. Хочет с тобой поговорить.
Гарри в ужасе разинул рот и посмотрел на Рона, Гермиону и Джинни. Те, в не меньшем потрясении, смотрели на него. Косолапсус, который последние четверть часа безуспешно рвался из рук Гермионы, победно вскочил на доску. Фигурки, громко вереща, припустили в разные стороны.
— Злей? — тупо переспросил Гарри.
— Профессор Злей, дорогой, — укоризненно поправила миссис Уэсли. — Пойдём скорей, у него мало времени.
— Чего ему от тебя надо? — нервно спросил Рон, когда миссис Уэсли вышла. — Ты ничего такого не сделал, нет?
— Нет! — возмутился Гарри, лихорадочно соображая, зачем Злею так срочно понадобилось его видеть. Неужто он получил «Т» за последнюю домашнюю работу?
Через две минуты он уже открывал дверь на кухню. Сириус и Злей молча сидели за длинным столом, глядя в разные стороны. В воздухе висело тягостное напряжение. Перед Сириусом на столе лежало распечатанное письмо.
— Э-м, — объявил о своём появлении Гарри.
Злей повернул к нему бледное лицо, обрамлённое чёрными сальными лохмами.
— Садись, Поттер.
— Знаешь что, Злей! — выпалил Сириус. Качаясь на стуле, он отклонился назад и уставился в потолок. — Нечего тут распоряжаться. Это, как-никак, мой дом.
Безжизненное лицо Злея пошло пятнами. Гарри сел рядом с Сириусом и, через стол, воззрился на Злея.
— Мне было велено переговорить с тобой наедине, Поттер, — сказал Злей, и знакомая усмешка искривила его губы, — но Блэк….
— Я его крёстный, — почти крикнул Сириус.
— Я здесь по приказу Думбльдора, — продолжал Злей. Его язвительный голос, напротив, звучал всё тише. — Но ты, Блэк, можешь оставаться, я знаю, ты любишь быть… причастным.
— Что ты имеешь в виду? — Стул, на котором сидел Сириус, с громким стуком встал на все четыре ножки.
— Только то, что, по-моему, тебе сейчас очень… м-м… неуютно, ведь ты не делаешь ничего полезного, — Злей деликатно подчеркнул последнее слово, — для Ордена.
Настала очередь Сириуса покраснеть. Губы Злея победно изогнулись, и он повернулся к Гарри.
— Меня прислал директор, Поттер. Он хочет, чтобы ты в этом семестре изучал окклуменцию.
— Что изучал? — непонимающе переспросил Гарри.
Усмешка Злея стала шире.
— Окклуменцию, Поттер. Магическую защиту сознания от проникновения извне. Это мало изученная, но весьма полезная область колдовства.
Сердце Гарри очень сильно забилось. Защита от проникновения извне? Но ведь в него никто не вселился, с этим же все согласились…
— А зачем мне учить эту охлу… как её там? — выпалил он.
— Затем, что так хочет директор, — ровным голосом ответил Злей. — Раз в неделю ты будешь брать частные уроки, но об этом никто не должен знать, в первую очередь — Долорес Кхембридж. Понятно?
— Да, — сказал Гарри. — А кто будет давать мне уроки?
Злей поднял брови.
— Я, — ответил он.
Внутри у Гарри возникло неприятное жжение, внутренности будто начали плавиться. Дополнительные уроки со Злеем — за что?! Чем он это заслужил? Ища поддержки, он быстро повернулся к Сириусу.
— А почему Думбльдор сам не может учить Гарри? — набросился на Злея Сириус. — Почему ты?
— Потому, я полагаю, что директор обладает правом делегировать наименее приятные из своих обязанностей кому-то из подчинённых, — шёлковым голосом объяснил Злей. — Смею тебя уверить, я на это не напрашивался. — Он встал. — Поттер, жду тебя в понедельник, в шесть часов вечера. В моём кабинете. Если кто спросит, у тебя дополнительные занятия по зельеделию. Те, кто видел тебя на моих уроках, не станут отрицать, что ты в этом нуждаешься.
Взметнув чёрным дорожным плащом, он развернулся, намереваясь уйти.
— Минутку, — сказал Сириус и сел ровнее.
Злей, с мерзкой ухмылкой, повернулся к нему.
— Я тороплюсь, Блэк. В отличие от тебя, у меня нет времени на праздные разговоры.
— Тогда я сразу перейду к делу, — Сириус встал. Он был намного выше Злея. Гарри обратил внимание, что Злей сжал руку в кармане плаща в кулак — по всей видимости, схватился за волшебную палочку. — Если я только узнаю, что своей окклуменцией ты портишь Гарри жизнь, будешь иметь дело со мной.
— Как трогательно, — осклабился Злей. — Но, надеюсь, ты заметил, что Поттер на удивление похож на своего отца?
— Да, заметил, — гордо вскинул голову Сириус.
— Тогда ты должен понимать, что твой подопечный настолько же самоуверен и не воспринимает критики, — вкрадчиво произнёс Злей.
Сириус отшвырнул стул и, в обход стола, направился к Злею, по пути вынимая из кармана палочку. Злей резким движением выдернул свою. Они надвигались друг на друга, Сириус — ослеплённый гневом, Злей — что-то просчитывая в уме, поглядывая то на лицо Сириуса, то на его волшебную палочку.
— Сириус! — громко крикнул Гарри, но крёстный ничего не слышал.
— Я тебя предупреждаю, Соплеус, — зашипел Сириус. Его лицо находилось в футе от физиономии Злея, — мне плевать, что Думбльдор думает, будто ты переродился. Я-то знаю…
— А почему же ты не поделишься своими подозрениями с ним? — шёпотом осведомился Злей. — Или ты боишься, что он не сможет серьёзно отнестись к словам человека, который вот уже полгода скрывается в доме своей матери?
— Скажи-ка лучше, как поживает Люциус Малфой? Радуется, небось, что его карманная собачка служит в «Хогварце»?
— К слову о собачках, — мягко проговорил Злей, — ты в курсе, что Люциус Малфой тебя узнал? Во время твоей последней вылазки? Отличная идея, Блэк, показаться на совершенно безопасной платформе… Железный предлог, чтобы больше никогда не высовываться из норы, не так ли?
Сириус взметнул волшебную палочку…
— НЕТ! — заорал Гарри, перемахивая через стол и вклиниваясь между мужчинами. — Сириус, не надо!
— Ты хочешь сказать, что я трус? — загремел Сириус, пытаясь отпихнуть Гарри, но тот не сдавался.
— Именно, — кивнул Злей.
— Гарри — прочь — с дороги! — рявкнул Сириус, свободной рукой отталкивая Гарри.
Дверь кухни отворилась, и вошли сияющие от счастья Уэсли и Гермиона. Посредине гордо шагал мистер Уэсли в полосатой пижаме и макинтоше.
— Я здоров! — провозгласил он на всю кухню. — Абсолютно здоров!
Но, при виде открывшейся взорам немой сцены, мистер Уэсли и все остальные замерли на пороге и испуганно уставились на Сириуса и Злея. Те, направив палочки друг на друга, стояли как вкопанные, а Гарри, растопырив руки, пытался их разнять.
— Мерлинова борода, — проговорил мистер Уэсли, и улыбка сошла с его лица, — это что за дела?
Сириус и Злей опустили палочки. Гарри поглядел сначала на одного, затем на другого. Лица обоих горели глубочайшим омерзением. В то же время, неожиданное появление стольких людей всё-таки привело их в чувство. Злей спрятал палочку в карман, развернулся на каблуках и, не сказав ни слова никому из Уэсли, стремительно пошёл к двери. На пороге он оглянулся.
— В понедельник вечером, в шесть, Поттер.
И удалился. Сириус, бессильно опустив руку с палочкой, гневно смотрел ему вслед.
— Что всё это значит? — ещё раз спросил мистер Уэсли.
— Ничего, Артур, — ответил Сириус. Он тяжело дышал, словно пробежал огромное расстояние. — Дружеская беседа двух старых школьных приятелей. — И, с огромным усилием, выдавил из себя улыбку. — Так ты… здоров? Отличная новость, просто отличная.
— Да, правда? — сказала миссис Уэсли, подводя мужа к стулу. — Знахарь Смешвик в конце концов вспомнил свои колдовские умения и нашёл противоядие. Ну, а Артур получил хороший урок. Теперь он знает, что не стоит путаться с мугловой медициной. Правда, дорогой? — грозно прибавила она.
— Правда, милая Молли, — нежно ответил мистер Уэсли.
Итак, мистер Уэсли вернулся, и ужин в этот вечер должен был бы стать очень радостным событием. Гарри видел, что Сириус прикладывает к этому все усилия. Но, когда крёстный забывал, что нужно смеяться шуткам близнецов и усердно всех угощать, на его лице сразу появлялось хмурое, тоскливое выражение. Между ним и Гарри сидели Мундугнус и Шизоглаз — они зашли поздравить мистера Уэсли с выздоровлением. Гарри хотелось поговорить с Сириусом, сказать, чтобы он не слушал Злея, который нарочно пытался вывести его из себя; заверить крёстного, что никто и не думает считать его трусом. Но у Гарри не было возможности это сказать, да он бы и не осмелился — такое страшное было у Сириуса лицо. Тогда Гарри вполголоса рассказал Рону и Гермионе об уроках окклуменции, которые придётся брать у Злея.
— Думбльдор хочет, чтобы у тебя прекратились сны о Вольдеморте, — догадалась Гермиона. — Да ты и сам не будешь о них жалеть, правда?
— Дополнительные уроки со Злеем? — В голосе Рона прозвучал ужас. — Уж лучше кошмары!
В «Хогварц» ребята должны были вернуться на «ГрандУлёте», в сопровождении Бомс и Люпина. Когда наутро Гарри, Рон и Гермиона спустились в кухню, те уже завтракали. Открыв дверь, Гарри прервал какую-то горячую дискуссию; взрослые дружно обернулись на звук и сразу же замолчали.
Наспех поев, все надели куртки и шарфы — на улице было холодно, пасмурно. У Гарри щемило в груди — так не хотелось расставаться с Сириусом! Его терзали дурные предчувствия — доведётся ли свидеться; он чувствовал, что должен что-то сказать, попросить Сириуса не делать глупостей. Гарри боялся, что обвинение в трусости сильно задело крёстного и что он уже сейчас помышляет о новой отчаянной вылазке. Но Гарри никак не мог придумать, что сказать. Тут Сириус поманил его к себе.
— Вот, возьми-ка, — прошептал он и сунул Гарри в руку небрежно упакованный свёрток размером с небольшую книжку.
— А что это? — спросил Гарри.
— Это? Способ сообщить мне, если Злей будет над тобой издеваться. Нет, здесь не открывай! — Сириус опасливо покосился на миссис Уэсли, которая уговаривала близнецов надеть варежки. — Боюсь, Молли не одобрит… Но я хочу, чтобы ты этим воспользовался, если я тебе понадоблюсь, хорошо?
— Хорошо, — Гарри спрятал свёрток во внутренний карман куртки, зная, что никогда этим не воспользуется. Что бы ни вытворял Злей, он, Гарри, не заставит Сириуса покинуть безопасное место.
— Тогда пошли, — Сириус, хмуро улыбнувшись, пожал плечо Гарри, и тот опять не успел ничего сказать, потому что они, как-то невероятно скоро, оказались у запертой на все засовы двери, где уже стояли все остальные.
— До свидания, Гарри, всего хорошего, — обняла его миссис Уэсли.
— Пока, Гарри! Следи за змеями, ладно, а то как я без тебя? — мистер Уэсли сердечно пожал Гарри руку.
— Да… конечно, — рассеянно ответил Гарри; это — последняя возможность попросить Сириуса не совершать безрассудных поступков; Гарри обернулся, посмотрел в лицо крёстному и открыл было рот, но тут Сириус обнял его одной рукой и хрипло проговорил: — Ты уж поосторожней там, Гарри.
В следующий миг Гарри выставили на морозный воздух, и Бомс (сегодня — высокая, одетая в твид женщина со стальными волосами) подтолкнула его в спину: мол, пошевеливайся.
Дверь дома № 12 захлопнулась. Все, следуя за Люпином, спустились с парадного крыльца. Оказавшись на мостовой, Гарри оглянулся. Особняк Сириуса стремительно растворялся в воздухе; соседние здания, расширяясь, заполняли образовавшуюся пустоту. В мгновение ока номера 12 не стало.
— Давайте, давайте, чем скорее сядем в автобус, тем лучше, — нервно сказала Бомс и оглядела площадь. Люпин выбросил вбок правую руку.
БАМ-М.
Прямо перед ними из воздуха соткался трёхэтажный ярко-фиолетовый автобус, который чуть не врезался в фонарный столб — к счастью, тот вовремя успел отскочить.
Из автобуса на мостовую спрыгнул тощий, прыщавый юнец с ушами, напоминающими ручки кувшина, и затараторил:
— Добро пожаловать в…
— Да, да, спасибо, мы знаем, — перебила Бомс. — Ну, быстро, быстро, залезаем…
И она подтолкнула Гарри к входу в автобус. Кондуктор уставился на него круглыми от удивления глазами:
— Ба! Да эта ж 'Арри!
— Будешь так орать, урою, — грозно пообещала Бомс, заталкивая в автобус Джинни и Гермиону.
— Я всегда мечтал покататься на этой штуке, — счастливым голосом сообщил Рон, как только оказался рядом с Гарри, и принялся осматриваться по сторонам.
В прошлый раз Гарри ездил на «ГрандУлёте» ночью, и на всех трёх этажах стояли медные кровати. Теперь же, ранним утром, здесь было полно разномастных стульев, в беспорядке расставленных у окон. Часть стульев валялась на полу — очевидно, они упали, когда автобус резко затормозил у площади Мракэнтлен. Несколько колдунов и ведьм, ворча, поднимались с пола, а чья-то хозяйственная сумка, проехавшись по всему автобусу, оставила за собой неприглядный след — смесь лягушачьей икры, тараканов и заварного крема.
— Похоже, придётся сесть в разных местах, — Бомс деловито осмотрелась в поисках свободных мест. — Фред, Джордж, Джинни, идите туда, назад… с вами останется Рэм. — Бомс с Гарри, Роном и Гермионой прошла на самый верх. Там нашлось два места впереди салона и два сзади. Стэн Стражёр, кондуктор, восторженно проводил Гарри и Рона в конец автобуса. Головы пассажиров, как намагниченные, поворачивались за Гарри. Потом он сел, и все как по команде отвернулись.
Гарри и Рон заплатили Стэну по одиннадцать сиклей, и автобус, страшно раскачиваясь из стороны в сторону, тронулся в путь. Он, громыхая, обогнул площадь Мракэнтлен, то съезжая с тротуара, то опять наезжая на него; затем раздалось оглушительное «БАМ-М!», и всех отбросило назад; стул Рона опрокинулся; Свинринстель, клетку с которым Рон держал на коленях, вырвался на свободу и, щебеча как ненормальный, умчался вперёд, где и уселся на плечо к Гермионе. Гарри, который вцепился в канделябр и поэтому не упал, выглянул в окно: они со страшной скоростью неслись по какой-то автостраде.
— Тока-тока отчалили от Бирмингема, — радостно сообщил Стэн, отвечая на невысказанный вопрос Гарри. — Сталоть, у тя всё путем, 'арри? Я летом всё на тя натыкался в 'азетах, тока там вечно какие-то 'адости. Я оот тут говорю, Эрн, говорю, мы ж его видали, не такой уж он и псих, вить правда же?
Он, не сводя глаз с Гарри, протянул им с Роном билеты. Стэну, похоже, было совершенно всё равно, псих человек или нет, если он оказался настолько знаменит, что попал в газеты. «ГрандУлёт», накренившись почти до земли и нарушив правила, обогнал вереницу автомобилей. Гарри посмотрел в начало автобуса. Гермиона в ужасе закрыла лицо руками. Довольный Свинринстель раскачивался у неё на плече.
БАМ-М.
Стулья опять смело назад — «ГрандУлёт» перепрыгнул с Бирмингемской автострады на тихое, невероятно извилистое деревенское шоссе, и помчался вперёд. Кусты, растущие по обе стороны дороги, еле успевали отпрыгивать в сторону. Потом автобус перескочил на оживлённую главную улицу какого-то городка, потом на виадук среди высоких гор, а потом на продуваемую ветром улицу, застроенную многоэтажками, каждый раз издавая громкое «БАМ-М!»
— Знаешь, я передумал, — проворчал Рон, в шестой раз поднимаясь с пола, — в жизни больше не поеду на этой штуке.
— Слышьте, щас будет «'огварц», — бодро сообщил Стэн. Он, покачиваясь, шёл к ним по проходу. — Эта дамочка там, спереди, деловая, ну, которая с вами вошла, дала нам на чай, чтоб мы вас в очереди малость подвинули. Но тока вперёд всё одно пустим мадам Марш, — снизу донёсся звук рвотного позыва, за которым последовал мощный выплеск, — ей чевойта нехорошо.
Через пару минут «ГрандУлёт» со скрипом затормозил у небольшого паба, который, чтобы избежать столкновения, был вынужден сильно втянуть бока. Гарри и Рон слышали, как Стэн выводит из автобуса несчастную мадам Марш, слышали и дружный вздох облегчения, который издали пассажиры, ехавшие вместе с ней на втором этаже. Автобус, набирая скорость, полетел дальше, и…
БАМ-М.
Они покатили по заснеженному Хогсмёду. Вдалеке, на боковой улочке, промелькнула «Башка борова». Вывеска с отрубленной кабаньей головой громко скрипела на зимнем ветру. На большое ветровое стекло автобуса липли снежинки. Наконец «ГрандУлёт» остановился у ворот «Хогварца».
Люпин и Бомс помогли ребятам вынести багаж и вышли попрощаться. Гарри посмотрел вверх и увидел, что все пассажиры, прилепив носы к окнам, внимательно за ними наблюдают.
— На территории вы будете в безопасности, — Бомс обшарила взглядом пустынную улицу. — Ну всё, учитесь на отлично!
— Всего вам хорошего, — пожелал Люпин, по очереди пожимая всем руки. Гарри оказался последним. — Да… кстати, — Люпин понизил голос и, пользуясь тем, что остальные прощались с Бомс, сказал: — Гарри, я знаю, что ты не любишь Злея, но он прекрасный окклументор, а мы очень хотим, чтобы ты выучился защищать себя, поэтому занимайся как следует, ладно?
— Ладно, — мрачно пообещал Гарри, заглянув в изборождённое ранними морщинами лицо Люпина. — Всё, до свидания.
Вшестером, спотыкаясь на скользкой дороге, они потащили сундуки к замку. Гермиона вслух мечтала о шапочках для эльфов, которые свяжет перед сном. У дубовых дверей Гарри оглянулся. «ГрандУлёт» исчез, и Гарри, вспомнив, что ждёт его завтра вечером, почувствовал, что хотел бы исчезнуть вместе с ним.
Практически весь следующий день Гарри провёл в тоскливом ожидании вечера. Утренний сдвоенный урок зельеделия не развеял его страхи — Злей был, как всегда, отвратителен. К тому же, к Гарри то и дело подходили члены Д.А. и с надеждой спрашивали, состоится ли вечером занятие — что отнюдь не способствовало улучшению настроения.
— О следующем занятии я сообщу как обычно, — снова и снова повторял Гарри, — но сегодня не получится, у меня… э-э… дополнительные занятия по зельеделию.
Читать бесплатно другие книги:
