Видоизмененный углерод Морган Ричард

– Не смеши меня. Всё это отправится не в ООН. Ты думаешь, мне до сих пор ещё не доводилось бывать в суде? Ты думаешь, я доверю это дело адвокатам? Как только я вернусь на Землю, всё, что ты сейчас скажешь, будет передано по первому каналу Всемирной сети. Это, а также картинка с тем, кого я пришил в псарне наверху. – Кавахара широко раскрыла глаза, и я кивнул. – Да, надо было сказать раньше. Там у тебя клиент. Он не совсем мёртв, но ему придётся искать новую оболочку. Так вот, полагаю, через три минуты после того, как Сэнди Ким выйдет в эфир со всем этим, спецназ ООН вышибет двери твоего борделя с целой охапкой ордеров на обыск. У больших шишек не будет выбора. Один только Банкрофт заставит их так поступить. Ты думаешь, люди, с чьего согласия были Шария и Инненин, остановятся перед каким-то конституционным правом, если речь идёт об угрозе их власти? Итак, начинай говорить.

Кавахара только недоумённо подняла брови, будто я сказал плоскую шутку.

– И с чего вы предлагаете мне начать, Такеси-сан?

– С Мери-Лу Хинчли. Она ведь выпала отсюда, правильно?

– Разумеется.

– Её взяли для работы на палубе извращений, так? Какой-нибудь больной ублюдок хотел натянуть на себя тигровую шкуру и поиграть в кошечку?

– Так, так. – Кавахара склонила голову набок, сопоставляя факты. – От кого ты мог это узнать? От кого-то из клиники «Вей», да? Так, дай-ка подумать… При том маленьком нравоучении присутствовал Миллер, но ты спалил ему память полушарий, так что… Ого, Такеси, ты опять стал охотником за головами? Неужели ты забрал старину Миллера домой в шляпной коробке?

Я промолчал, глядя на неё через прицел осколочного пистолета. У меня в ушах снова зазвучали слабые крики, доносящиеся из-за закрытой двери, перед которой лежала собака. Кавахара пожала плечами.

– Раз уж об этом зашла речь, тигры тут ни при чем. Но, впрочем, кое-что в таком духе.

– И Мери-Лу обо всём узнала?

– Да, каким-то образом она что-то пронюхала. – Кавахара словно расслабилась, что в нормальной обстановке должно было бы меня встревожить. Однако сейчас, накачанный бетатанатином, я лишь стал более внимательным. – Случайно услышанный обрывок фразы, какое-нибудь замечание техника. Видишь ли, как правило, мы сначала пропускаем наших клиентов через виртуальные версии, прежде чем позволяем им оторваться в реальности. Всегда лучше знать наперед реакцию, и в некоторых случаях мы даже убеждаем клиентов отказаться от своих намерений.

– Какая предусмотрительность!

Кавахара вздохнула.

– Такеси, ну как тебе объяснить? Мы в этом заведении предлагаем определённые услуги. Если это можно сделать, не нарушая закона, мы только рады.

– Чушь собачья, Рейлина. Ты кормишь своих клиентов виртуальностью, и через пару месяцев они начинают пускать слюнки по настоящему приключению. Привыкание наступает обязательно, и тебе это прекрасно известно. Ну а потом, продавая нелегальные услуги, ты получаешь рычаг воздействия на очень влиятельных людей. Наверное, среди завсегдатаев твоего заведения немало губернаторов ООН, да? Генералов Протектората и прочих больших шишек?

– «Голова в облаках» нацелена на высшие слои общества.

– Как, например, на того белобрысого кретина, которого я замочил наверху? Он тоже был какой-то важной фигурой, да?

– Карлтон Маккейб? – Кавахара вытащила откуда-то пугающую усмешку. – Полагаю, можно сказать и так. Очень влиятельная персона.

– Ты не желаешь поведать, какой именно влиятельной персоне ты пообещала дать возможность выпотрошить Мери-Лу Хинчли?

Кавахара напряглась.

– Нет, не желаю.

– Я так и думал. Ты хочешь оставить это на потом, чтобы можно было поторговаться? Ладно, проходим дальше. Итак, что было дальше? Хинчли попадает сюда, случайно узнаёт, для чего именно её откармливают, и пытается бежать. Вероятно, она стащила антигравитационную упряжь?

– Сомневаюсь. Всё снаряжение хорошо охраняется. Скорее всего, девчонке вздумалось прокатиться, ухватившись снаружи за челнок. Судя по всему, особым умом она не отличалась. Подробности до сих пор неясны, с определенностью можно сказать только то, что она упала в океан.

– Или спрыгнула.

Кавахара покачала головой.

– Не думаю, что у девчонки хватило бы на это смелости. Самурайским духом Мери-Лу не обладала. Подобно большинству серых представителей человечества, она цеплялась бы за жизнь до последнего. Унижаясь. Надеясь на чудо. Моля о пощаде.

– Как ты нехорошо о ней отзываешься. Её сразу же хватились?

– Разумеется сразу! Девчонку уже ждал клиент. Мы обшарили весь дирижабль.

– Представляю, в какое неловкое положение вы попали.

– Это уж точно.

– Но настоящие неприятности начались потом, когда через пару дней труп Мери-Лу выбросило на берег, да? Похоже, в ту неделю фея удачи от вас отвернулась.

– Это было очень прискорбно, – согласилась Кавахара, словно мы обсуждали плохой расклад при игре в покер. – Однако нельзя сказать, что мы ничего подобного не ожидали. На самом деле никаких проблем не должно было возникнуть.

– Вы знали, что Хинчли была католичкой?

– Естественно. Это необходимое требование при отборе кандидатов.

– Так что, когда Райкер, неудовлетворенный невнятным обетом веры, начал копать дальше, ты наложила в штаны. Показания Хинчли вывели бы на чистую воду ваш бордель, а также хрен знает сколько влиятельных дружков. «Голова в облаках», один из «Домов», уличён в половых извращениях. Тебе пришлось бы несладко. Какое выражение ты тогда использовала на Новом Пекине? Кажется, «недопустимый риск». Надо было срочно что-то делать, Райкера нужно было заставить замолчать. Остановишь меня, если я пойду не в ту сторону?

– Пока что ты всё говоришь правильно.

– Итак, вы его подставили?

Кавахара снова пожала плечами.

– Была предпринята попытка его купить. Но Райкер оказался неберущим.

– Какое несчастье. И что вы тогда сделали?

– А то ты не знаешь?

– Я хочу, чтобы ты сама всё рассказала. Мне нужны подробности. Я и так говорю слишком много. Попробуй внести свою лепту в разговор, а то у меня может возникнуть подозрение, что ты не хочешь помогать.

Кавахара театрально закатила глаза.

– Я подставила Элиаса Райкера. Навела его через ложного осведомителя на ту клинику в Сиэтле. Мы соорудили телефонную конструкцию Райкера, с её помощью расплатились с Игнасио Гарсией, чтобы тот сделал бирки «по соображениям вероисповедания» на памяти полушарий двух сотрудников клиники, убитых Райкером. Можно было не сомневаться, что полиция Сиэтла не купится на эти заголовки, а работа Гарсии придирчивого изучения не выдержит. Ну, так лучше?

– Как вы вышли на этого Гарсию?

– Изучали окружение Райкера перед тем, как пытались его подкупить. – Кавахара нетерпеливо заёрзала в кресле. – Вот и наткнулись на Гарсию.

– Да, я так и предполагал.

– Какая проницательность!

– Итак, всё зарыто и забыто. И вдруг всплывает резолюция номер 653, а дело Хинчли до сих пор не завершено.

Кавахара склонила голову.

– Именно так.

– А почему ты просто не провалила эту резолюцию? Разве нельзя купить нескольких членов Совета ООН?

– Кого? Земля – это не Новый Пекин. Ты встречался с Фири и Эртекин. Они произвели на тебя впечатление людей, которых можно купить?

Я кивнул.

– Значит, это действительно была ты в оболочке Марко. Мириам Банкрофт знала об этом?

– Мириам? – озадаченно переспросила Кавахара. – Конечно же, нет. Никто об этом не знал, в том-то и дело. Марко регулярно играет в теннис с Мириам. Прикрытие было идеальным.

– Не совсем. По-видимому, ты сама играешь в теннис дерьмово.

– У меня не было времени, чтобы загрузить навыки игры.

– А к чему выдавать себя за Марко? Почему бы не предстать в своём собственном обличье?

Кавахара махнула рукой.

– Я долбила Банкрофта с тех самых пор, как резолюцию только направили на рассмотрение. И Эртекин тоже, всякий раз, когда та подпускала меня к себе. Моя настойчивость и так уже начинала казаться подозрительной. Ну а если бы Марко замолвил словечко, я вроде бы была ни при чем.

– Это ты ответила на звонок Резерфорда, – задумчиво произнёс я, обращаясь не столько к ней, сколько к самому себе. – Тот, который поступил на виллу «Закат» после того, как мы наведались к Резерфорду в гости. Я думал, он звонил Мириам, но ведь ты в то же время находилась там, в образе Марко, сражаясь в дебатах о католиках.

– Да. – Слабая усмешка. – Похоже, ты сильно переоценивал роль Мириам Банкрофт в случившемся. Да, кстати, а кто в настоящий момент носит оболочку Райкера? Удовлетвори моё любопытство. Кем бы он ни был, получается очень убедительно.

Я промолчал, но уголки моих губ тронула улыбка, не укрывшаяся от Кавахары.

– Неужели? Две оболочки. Подумать только, ты крутишь лейтенантом Ортегой вокруг пальца. Точнее, вокруг другого места. Поздравляю. Ход, достойный мафа. – Она пролаяла короткий смешок. – Примите это как комплимент, Такеси-сан.

Я пропустил издевку мимо ушей.

– Вы говорили с Банкрофтом, когда он находился в Осаке? В четверг, 16 августа? Вы знали, что он туда отправляется?

– Да. У него там было давно запланированное совещание. Я сделала вид, будто мы встретились случайно. Как бы мимоходом пригласила его по возвращении заглянуть в «Голову в облаках». Банкрофт всегда так поступает. Покупает плотские утехи после деловых встреч. Наверное, ты уже успел это выяснить.

– Да. Итак, когда он прибыл сюда, что ты ему рассказала?

– Правду.

– Правду? – Я удивленно уставился на Кавахару. – Ты рассказала ему про Мери-Лу Хинчли в надежде, что он тебя поддержит?

– А почему бы и нет? – В её ответном взгляде была леденящая простота. – Наша дружба насчитывает уже несколько столетий. Нас связывают деловые проекты, на осуществление которых требуется больше времени, чем длится одна человеческая жизнь. Я никак не могла ожидать, что Банкрофт примет сторону этих мелких людишек.

– Значит, он тебя разочаровал. Отказался проявить солидарность мафов.

Кавахара снова вздохнула, и на этот раз в её вздохе прозвучала искренняя усталость, поднявшаяся откуда-то из покрытых многовековой пылью глубин.

– В своей душе Лоренс сохранил дешёвый романтизм, который я постоянно недооцениваю. У вас с ним много общего. Но, в отличие от тебя, в его случае это ничем не объяснимо. Этому человеку триста лет от роду. Я была уверена… Наверное, я заставила себя поверить, что это сказалось на его отношении к жизненным ценностям. А всё остальное – напускное позёрство, разглагольствования перед человеческим стадом. – Кавахара махнула изящной рукой, как бы показывая своё бессилие. – Боюсь, я выдавала желаемое за действительное.

– И как повел себя Банкрофт? Заявил, что у него есть моральные принципы?

Кавахара зловеще усмехнулась.

– Ты надо мной издеваешься? Как можешь говорить об этом ты, у кого на руках ещё не засохла кровь десятков сотрудников клиники «Вей»? Палач, подручный Протектората, уничтожавший людей на всех планетах, где им удалось обосноваться? Такеси, ты, если можно так сказать, ведёшь себя несколько непоследовательно.

Защищенный холодными объятиями бетатанатина, я испытал лишь слабое раздражение, столкнувшись с подобной тупостью. Пора чуточку просветить Кавахару.

– Клиника «Вей» была моим личным делом.

– Клиника «Вей» занималась бизнесом, Такеси. Против тебя лично никто ничего не имел. Большинство из тех, кого ты стёр, просто выполняли свою работу.

– Им следовало бы выбрать другой род деятельности.

– Ну а жители Шарии? Какой выбор должны были сделать они? Не родиться на этой планете именно в это время? Быть может, уклониться от призыва на военную службу?

– Тогда я был молодым и глупым, – просто ответил я. – Меня использовали. Я убивал ради интересов таких, как ты, потому что ничего не понимал. Потом я стал разбираться, что к чему. Меня многому научил Инненин. Теперь я убиваю только ради своих собственных интересов, и каждый раз, отнимая человеческую жизнь, понимаю её ценность.

– Её ценность. Ценность человеческой жизни. – Кавахара покачала головой, словно учитель, начинающий терять терпение с непонятливым учеником. – Ты до сих пор молодой и глупый. Человеческая жизнь ничего не стоит.

Такеси, разве ты этого так и не понял? Тебе ведь столько довелось повидать. Сама по себе человеческая жизнь не стоит и гроша. Машины нужно произвести. Сырьё нужно добыть. И то и другое стоит денег. Но люди? – Она презрительно сплюнула. – Людей всегда можно достать столько, сколько надо. Они размножаются, словно раковые клетки, хочешь ты этого или нет. Людей в изобилии, Такеси. С какой стати им иметь цену? Ты знаешь, что нам дешевле нанять живую шлюху, чем установить и запустить эквивалентный виртуальный формат? Реальная человеческая плоть стоит меньше, чем машина. Это – аксиома наших дней.

– Банкрофт так не думал.

– Банкрофт? – Кавахара исторгла презрительный смешок откуда-то из глубины горла. – Банкрофт – калека, хромающий на костылях архаичных понятий. Для меня необъяснимая загадка, как ему удалось продержаться так долго.

– Значит, ты запрограммировала его совершить самоубийство? Дала ему химический толчок?

– Запрограммировала… – Широко раскрыв глаза, Кавахара издала радостный смешок, идеальное сочетание хруста и звона. Её безукоризненно очерченные губы изогнулись в усмешке. – Ковач, неужели ты и впрямь настолько глуп? Я же сказала тебе, Банкрофт сам покончил с собой. Эта мысль пришла в голову ему, а не мне. Раньше ты верил моим словам, несмотря на то что терпеть не мог моё общество. Задумайся, зачем мне нужна его смерть?

– Для того, чтобы стереть рассказ о Хинчли. Когда он снова загрузился в оболочку, в его самой свежей резервной копии это опасное откровение отсутствовало.

Кавахара понимающе кивнула.

– Да, теперь я понимаю ход твоих мыслей. Защитный шаг. В конце концов ты сам, покинув Корпус чрезвычайных посланников, существуешь только обороняясь. А тот, кто живёт в обороне, рано или поздно начинает мыслить соответствующими категориями. Но ты забыл одну важную деталь, Такеси.

– И какую же?

– А такую, что я, Такеси Ковач, это не ты. Я играю не в обороне.

– Даже в теннис?

Она выдала точно откалиброванную усмешку.

– Очень остроумно. Мне незачем было стирать в памяти Лоренса Банкрофта наш разговор, потому что к тому времени он уже сам убил шлюху-католичку. Ему было что терять от резолюции номер 653.

Я заморгал. У меня было много самых разнообразных версий, сосредоточенных вокруг главного убеждения: Кавахара виновна в смерти Банкрофта. И всё же такое кричащее решение мне даже в голову не приходило. Но едва эти слова слетели с уст Кавахары, ещё несколько осколков разбитого зеркала, которое я считал достаточно целым, чтобы увидеть правду, встали на место. Взглянув в собравшийся уголок, я тотчас же пожалел об этом.

Сидевшая напротив Кавахара усмехнулась, правильно истолковав моё молчание. Она поняла, что пробила брешь в защитной оболочке, и это её обрадовало. Тщеславие, опять тщеславие. Единственная слабость Кавахары, но зато какая. Подобно всем мафам, она со временем поверила в собственную исключительность. Признание, последний недостающий элемент мозаики-загадки, далось ей легко. Кавахара хотела, чтобы я его услышал, хотела, чтобы я увидел, насколько она меня опередила, как далеко я от неё отстал.

По-видимому, шутка насчет тенниса задела её за больное место.

– Лицом походила на его жену, – продолжала Кавахара, – её тщательно подобрали и довели до совершенства минимальной пластической операцией. Банкрофт придушил её. Кажется, кончая во второй раз. Подумать только, Ковач, что делает с вами, самцами, супружеская жизнь, а?

– Ты засняла это? – Спросив, я понял, как глупо звучит мой вопрос.

Улыбка вернулась на лицо Кавахары.

– Ну же, Ковач, спрашивай то, на что я действительно должна отвечать.

– Банкрофту оказали химическое содействие?

– Ну да, разумеется. Тут ты прав. Очень мерзкий препарат, но, надеюсь, ты знаешь…

Во всем был виноват бетатанатин. Замороженная медлительность, вызванная его действием. В нормальном состоянии я пришел бы в движение с дуновением воздуха от открывшейся двери. Эта мысль пронеслась у меня в сознании со всей стремительностью, на какую была способна, но уже по одному её присутствию я понял, что не успею. Надо было действовать без раздумий. В бою мысль – такая же неподобающая роскошь, как и горячая ванна с массажем. Она затуманила молниеносную прозрачность нейрохимии «Хумало», и я вскочил, вскидывая осколочный пистолет, опоздав на пару столетий.

Шлёп!

Шоковый заряд ударил бешено мчащимся поездом, и я, кажется, увидел мелькающие ярко освещённые окна. Мой взгляд застыл на Трепп, стоящей пригнувшись в дверном проёме, с шоковым пистолетом в вытянутой руке. Она осторожно следила за мной на тот случай, если промахнулась или на мне под костюмом-невидимкой надет нейробронежилет. Увы. Мой пистолет вывалился из судорожно разжавшейся онемевшей руки, и я рухнул следом за ним. Деревянная палуба, налетев, ударила меня по голове одним из подзатыльников моего отца.

– Где ты пропадала? – В вышине прозвучал голос Кавахары, искажённый моим тускнеющим сознанием в низкое ворчание.

Появившаяся в поле зрения изящная рука подобрала осколочный пистолет. Я смутно ощутил, как другая рука вытаскивает из второй кобуры шоковый пистолет.

– Сигнал тревоги сработал лишь пару минут назад. – Трепп нагнулась, с любопытством разглядывая меня. – Маккейбу пришлось порядком остыть, чтобы его зафиксировали температурные датчики. Почти вся охрана до сих пор на верхней палубе, таращится на труп. Кто это такой?

– Это Ковач, – рассеянно бросила Кавахара, возвращаясь к письменному столу, по пути засовывая осколочный пистолет и шокер за пояс.

Моему парализованному сознанию казалось, что она удаляется по просторной равнине, что тянется на сотни метров вокруг, и превращается в крохотную точку. Похожая на куклу, Кавахара склонилась над столом и нажала кнопку на панели управления.

Я не отключался.

– Ковач? – Лицо Трепп резко стало безучастным. – Я думала…

– Да, и я тоже. – Голографический дисплей на столе ожил, расплетаясь. Кавахара нагнулась, и у неё на лице заплясали разноцветные огоньки. – Он провёл нас за нос, загрузившись во вторую оболочку. Скорее всего, не обошлось без помощи Ортеги. Тебе следовало бы подольше задержаться на борту «Розы Панамы».

У меня в ушах по-прежнему звенело, взгляд застыл, но я оставался в сознании. Я не мог сказать точно, является ли это побочным эффектом бетатанатина, ещё одним достоинством системы «Хумало» или следствием неумышленного сочетания того и другого. Но что-то помогало держаться на плаву.

– Нахождение на месте преступления с оравой полицейских действует мне на нервы, – сказала Трепп, ощупывая моё лицо.

– Вот как? – Кавахара была все ещё погружена в изучение потока данных. – Ну а споры на тему морали с этим психопатом, дополненные чистосердечным признанием, плохо скажутся на моём пищеварении. Я начала бояться, что ты никогда… Твою мать!

Яростно дёрнув головой, она склонилась над столом.

– Он говорил правду.

– Насчет чего?

Взглянув на Трепп, Кавахара быстро взяла себя в руки.

– Неважно. Зачем ты ощупываешь его лицо?

– Он холодный.

– Разумеется, холодный, чёрт побери! – У меня в голове мелькнула сонная мысль, что раз Рейлина Кавахара прибегает к нецензурной лексике, она вне себя. – А как, по-твоему, он смог бы пробраться мимо инфракрасных датчиков? Он накачался «трупом» по самые уши.

Трепп поднялась на ноги. Её лицо оставалось сосредоточенно бесстрастным.

– Что вы собираетесь с ним сделать?

– Он отправится в виртуальность, – зловеще произнесла Кавахара. – Вместе со своей подружкой-рыбачкой с Харлана. Но перед этим надо будет сделать ему маленькую хирургическую операцию. У него вживлена камера.

Я попытался пошевелить правой рукой. Последний сустав среднего пальца чуть дёрнулся.

– Вы уверены, что он не передавал?

– Да, он сам об этом сказал. В любом случае, мы засекли бы передачу в ту же секунду, когда она началась. У тебя есть нож?

По всему телу пробежала леденящая дрожь, подозрительно похожая на панику. Полный отчаяния, я попытался отыскать в охватившем меня параличе хоть какие-нибудь признаки выздоровления. Нервная система «Хумало» никак не могла прийти в себя. Я чувствовал, что из-за отсутствия мигательного рефлекса пересохла слизистая оболочка глазных яблок. Расплывчатое изображение Кавахары, вернувшейся от стола, выжидательно протянуло руку к Трепп.

– У меня нет ножа.

Из-за гула и дребезжания в ушах я бы не смог поручиться, но мне показалось, что в голосе Трепп прозвучало неповиновение.

– Ничего страшного. – Кавахара сделала несколько широких шагов и скрылась из виду. Её голос стал тише. – Тут найдется кое-что вместо ножа. А ты свистни кого-нибудь из охраны, чтобы оттащить этот мешок с дерьмом к одному из фильтрационных отсеков. По-моему, свободны седьмой и девятый. Воспользуйся коммутационным разъёмом на столе.

Трепп колебалась. Я почувствовал, как что-то упало – крошечный кусочек льда, оттаявший и отвалившийся от застывшего айсберга моей центральной нервной системы. Веки со скрипом опустились, поднялись, опустились снова. От этого очищающего прикосновения на глаза навернулись слезы. Трепп, увидев это, застыла, не делая ни шага по направлению к столу.

Пальцы моей правой руки задрожали, согнулись. Я почувствовал, как начинают напрягаться мышцы брюшного пресса. К глазам вернулась способность двигаться.

Послышался приглушенный голос Кавахары. Должно быть, она находилась в другом помещении, за аркой.

– Они идут?

Лицо Трепп оставалось безучастным. Она оторвала взгляд от меня.

– Да, – громко произнесла она. – Будут здесь через пару минут.

Я приходил в себя. Что-то заставляло нервы оживать, шипя и искрясь. Я чувствовал, как меня начинает бить холодная дрожь, и вместе с этим воздух, попадающий в лёгкие, терял плотную удушливость. Это означало, что действие бетатанатина заканчивается быстрее, чем я рассчитывал. Однако мои конечности словно налились свинцом, а пальцы, казалось, были в толстых шерстяных перчатках, по которым пропускали слабые разряды электрического тока. Нечего и думать о том, чтобы вступать в схватку в таком состоянии.

Тело всем весом прижимало левую руку к палубе. Правая рука была откинута под неестественным углом. Мои ноги, самое большее, смогли бы удержать меня в вертикальном положении. Выбор действий очень ограничен.

– Вот и хорошо.

Я ощутил на плече руку Кавахары. Меня перевернули, словно рыбу, которую собираются выпотрошить. Лицо Кавахары застыло от сосредоточенности; в руке она держала плоскогубцы с заострёнными губками. Поставив колено на грудь, Кавахара придавила меня к полу, раскрывая пальцами веки на моём левом глазу. Подавив желание заморгать, я сохранил полную неподвижность. Плоскогубцы приближались, приоткрытые на полсантиметра.

Я напряг мышцы запястья, и нейрозащелка выбросила нож «Теббит» в руку.

Я ударил наотмашь.

Я целился Кавахаре в бок, под последнее ребро, но сочетание шокового заряда и последствий бетатанатина дало о себя знать. Нож лишь полоснул ей левую руку чуть ниже локтя, наткнулся на кость и отскочил назад. Пронзительно взвизгнув, Кавахара отпустила мой глаз. Разумеется, плоскогубцы тут же нырнули вниз, попали мне в скулу и проткнули мягкие ткани щеки. Я ощутил смутную боль. Левый глаз затянуло кровью. Я снова сделал слабый выпад ножом, но на этот раз Кавахара успела отпрянуть в сторону и отразить удар раненой рукой. Она опять взвизгнула, и моя перчатка, колющая электричеством, разжалась. Рукоятка ножа скользнула по ладони вниз, и я остался безоружен. Собрав всю оставшуюся энергию в левую руку, я нанес хук снизу, попав Кавахаре в висок. Она скатилась с меня, зажимая окровавленную руку, и на мгновение мне показалось, что рана достаточно глубокая, чтобы состав Ц-381 достал до кровеносных сосудов. Но нет, цианиду хватило бы пары вдохов, если верить Шейле Соренсон.

Кавахара, шатаясь, поднялась на ноги.

– Какого хрена ты ждёшь, твою мать? – ядовитым тоном спросила она у Трепп. – Пристрели этот кусок дерьма, живо…

Она осеклась на последнем слове, прочтя правду на лице Трепп за мгновение до того, как та потянулась за убранным в кобуру шоковым пистолетом. Возможно, правда дошла только сейчас и до самой Трепп, потому что она действовала слишком медленно. Отбросив плоскогубцы, Кавахара резко выхватила из-за пояса осколочный пистолет и шокер, наводя их на грудь Трепп до того, как оружие прислужницы успело наполовину покинуть кобуру.

– Ах ты гребаная лицемерная сучка, – бросила Кавахара, и в её недоуменном голосе прозвучал грубый акцент, который я никогда раньше не слышал. – Ты ведь знала, что он приходит в себя, так? Ты – труп, долбаная стерва!

Шатнувшись, я бросился на Кавахару как раз в тот момент, когда она нажала на спусковые крючки. Послышались выстрелы, ультразвуковой вой осколочного пистолета и резкий электрический треск шокера. Краем глаза я смутно увидел, как Трепп судорожно попыталась вытащить своё оружие до конца, но это ей не удалось. Она повалилась на пол с комичным выражением удивления на лице. В это самое мгновение моё плечо врезалось в Кавахару, и мы отлетели назад, к наклонному окну. Кавахара попыталась выстрелить в меня, но я обеими руками отбил пистолеты в стороны и обхватил её за талию. Она ударила раненой рукой, и мы повалились на скошенное стекло.

Шокер, вывалившись из руки Кавахары, с грохотом полетел по полу, но она смогла удержать осколочный пистолет. Он описал дугу в мою сторону, однако я в последний момент неуклюже отвел его вбок. Другой рукой я ударил Кавахару в голову, промахнулся и попал ей вскользь в плечо. Свирепо оскалившись, она ударила меня головой в лицо. Мой нос сломался, наполнив рот привкусом сельдерея. Почему-то возникло острое желание глотнуть эту кровь. Кавахара навалилась на меня, прижимая к наклонному стеклу и что есть силы колотя кулаками в грудь. Мне удалось отразить два или три удара, но энергия быстро вытекала из тела, мышцы рук теряли интерес к происходящему. Внутри всё опять начинало неметь. Кавахара увидела, что схватка закончена, и её лицо, нависшее надо мной, исказилось в зверином торжестве. Она напоследок ударила ещё раз, прицельно, в пах. Согнувшись пополам, я сполз по стеклу и застыл бесформенной грудой на полу.

– Это тебя надолго успокоит, приятель, – тяжело дыша, проскрежетала Кавахара, рывком поднимаясь на ноги. Под растрёпанным изяществом прически я вдруг увидел лицо, которому принадлежал непривычный акцент. Должно быть, именно это жестокое удовольствие видели её жертвы в Городке Ядерщиков, когда она заставляла их пить воду из матово-серой фляги. – Полежи здесь немного.

Тело сообщило, что выбора у меня нет. Получив пробоину, я быстро тонул под тяжестью химических препаратов, они, словно ил, обволакивали мой организм и нервные окончания, которые не успели оправиться от шокового заряда. Я попытался поднять руку, но она плюхнулась вниз, как рыбина, проглотившая килограмм свинца. Увидев это, Кавахара ухмыльнулась.

– Да, так будет лучше, – сказала она, рассеянно глядя на левую руку. Из распоротого ножом рукава сочилась кровь. – Ты дорого за это заплатишь, Ковач, мать твою.

Кавахара подошла к неподвижному телу Трепп.

– И ты тоже, стерва, – сказала она, пнув её в ребра. Та никак не отреагировала. – Да, а чем тебя купил этот ублюдок? Обещанием десять лет подряд лизать твое влагалище?

Трепп молчала. Я напряг пальцы левой руки, и мне удалось продвинуть её на несколько сантиметров к ноге. Подойдя к письменному столу, Кавахара ещё раз взглянула на Трепп и ткнула кнопку.

– Охрана?

– Так точно, миссис Кавахара. – Мужской голос, который говорил с Ортегой во время полёта. – Произошло несанкционированное проникновение на…

– Без вас знаю, – устало оборвала его Кавахара. – Вот уже пять минут как мне лично приходится разбираться с этим. Почему вы ещё не здесь?

– Простите, миссис Кавахара?

– Я говорю, сколько времени нужно твоей синтетической заднице, чтобы прибежать сюда по сигналу тревоги?

Наступила тишина. Кавахара ждала, склонившись над столом. Я вытянулся что было сил, мои руки встретились в слабом рукопожатии и тотчас расстались.

– Миссис Кавахара, из вашей каюты сигнал тревоги не поступал.

– Вот как. – Обернувшись, Кавахара злобно посмотрела на Трепп. – Ну хорошо, пришлите сюда кого-нибудь. Минимум четверых. Надо будет забрать кое-какой мусор.

– Слушаюсь, мэм.

Несмотря ни на что, я почувствовал, как на лицо заползает улыбка. Мэм?

Кавахара вернулась ко мне, по пути подобрав с пола плоскогубцы.

– Чему ты ухмыляешься, Ковач?

Я попытался плюнуть на неё, но слюне с трудом удалось покинуть мой рот и повиснуть на подбородке густой каплей, смешанной с кровью. Лицо Кавахары исказила внезапная ярость, и она пнула меня ногой в живот. После всего остального я едва ощутил этот удар.

– Ты, – обезумевшим голосом начала Кавахара, затем усилием воли понизила свой тон до прежнего ледяного спокойствия, не приправленного никакими акцентами, – ты причинил мне слишком много неприятностей. Для одной жизни этого более чем достаточно.

Схватив за шиворот, она протащила меня по наклонному окну вверх, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Моя голова бессильно откинулась назад на стекло. Голос Кавахары стал ровным, словно она вела со мной безмятежную беседу.

– Подобно католикам, подобно твоим дружкам на Инненине, подобно никчёмным мошкам трущобной жизни, чья трогательная копуляция породила тебя, Такеси, ты был и остаешься сырым человеческим материалом. Ты мог бы подняться над этим, если бы присоединился ко мне на Новом Пекине. Но ты плюнул мне в лицо и вернулся к пустому прозябанию среди мелких людишек. Тебе представился ещё один шанс. Ты мог бы присоединиться к нам здесь, на Земле, на этот раз приняв участие в управлении всей человеческой расой. Ты мог бы стать могущественным человеком, Ковач. Ты хоть это понимаешь? Ты мог бы стать кем-то значительным.

– Не думаю, – слабо прошептал я, начиная сползать вниз по стеклу. – У меня где-то внутри по-прежнему болтается совесть. Я просто забыл, куда её положил.

Скорчив гримасу, Кавахара снова схватила меня за шиворот.

– Очень остроумно. И очень живо. Тебе это пригодится – там, куда ты сейчас отправишься.

– «Когда тебя спросят, как я умер… – процитировал я, – …передай: всё ещё злясь».

– Куэлл. – Кавахара подалась ближе. Теперь она почти лежала на мне, словно насытившаяся возлюбленная. – Но Куэлл никогда не приходилось проходить через виртуальные допросы, не так ли? Тебе, Ковач, не суждено умереть злясь. Ты будешь умирать, моля о пощаде. Снова. И снова. И снова.

Схватив за грудки, она придавила меня весом своего тела. В её руке появились плоскогубцы.

– Это тебе вместо аперитива.

Губки плоскогубцев вонзились мне снизу в глаз, и Кавахаре в лицо брызнула струя крови. Всё озарила ослепительная вспышка боли. Мгновение я видел плоскогубцы глазом, в который они погружались, – нависшие массивные стальные пилоны, – затем Кавахара повернула губки, и что-то хрустнуло. Поле зрения затянуло яркой красной пеленой, которая, помигав, погасла, словно экран умирающего монитора в коммуникационном центре Элиотта. Вторым глазом я увидел, как Кавахара вытаскивает плоскогубцы с зажатым в них записывающим оборудованием, установленным Рийз. С конца миниатюрного устройства мне на щёку упали крошечные капельки крови.

Кавахара расправится и с Элиотт, и с Рийз. Не говоря уже про Ортегу, Баутисту и неизвестно ещё скольких других людей.

– Хватит, твою мать, – заплетающимся языком пробормотал я.

В тот же самый момент, напрягая из последних сил мышцы бёдер, я сплел ноги вокруг талии Кавахары. Моя левая рука плашмя хлопнулась на наклонное стекло.

Приглушенный грохот взрыва, громкий треск.

Детонатор термитной микрогранаты, установленный на самую короткую задержку, сработал практически мгновенно, направив девяносто процентов заряда на контактную поверхность. И всё же оставшиеся десять процентов изуродовали мне руку, оторвав плоть со сплава костного мозга с титаном, из которого были выполнены кости «Хумало», разорвав на куски поливалентные ткани и проделав в ладони дыру с мелкую монету.

Стекло под нами раскололось, словно толстый лёд на реке. Я почувствовал, как поверхность вокруг проваливается, и я начал соскальзывать в полынью, смутно ощущая хлынувший в каюту поток холодного воздуха. На лице Кавахары проявился тупой шок непонимания. Наконец до неё дошло, что случилось, но было уже слишком поздно. Кавахара обрушилась на меня, извиваясь, колотя кулаками в голову и грудь, но ей не удалось освободиться. Плоскогубцы поднялись и опустились, отрывая длинную полоску кожи от щеки, затем снова вонзились в изуродованный глаз, но теперь боль была где-то далеко, став чем-то не важным, растворившись в пожаре ярости, прорвавшемся через остатки бетатанатина.

Передай: всё ещё злясь.

Стеклянная плоскость, на которой мы сражались, не выдержала, и выбросила нас навстречу ветру и холоду.

И мы полетели вниз. Моя левая рука по-прежнему не двигалась, парализованная последствиями взрыва, но, когда мы начали кувыркаться в холодной темноте, я, собрав все силы, поднял правую руку и прижал вторую гранату Кавахаре к затылку. У меня перед глазами мелькали и океан далеко внизу, и «Голова в облаках», стремительно уносившаяся вверх, и лицо Рейлины Кавахары, казалось, оставившей свой здравый рассудок где-то на дирижабле. Кто-то громко кричал, но я уже не мог определить – этот звук внутри или снаружи. Способность воспринимать окружающее покидала меня в пронзительном свисте воздуха, и я больше не мог найти обратный путь в маленькое окошечко индивидуального восприятия. Падение было соблазнительным, будто сон.

Собрав то, что осталось от силы воли, я прижал голову Кавахары с приставленной к затылку гранатой к своей груди, так, чтобы сдетонировал взрыватель.

Умирая, я надеялся, что Дэвидсон следит за экраном.