Любовь на краешке луны Картленд Барбара

Канеда одарила его ослепительной улыбкой.

— Для меня это будет удовольствием, monsieur, вам стоит лишь пожелать.

— Полагаю, мои офицеры останутся разочарованными, если вы, предложив им аперитив — то есть пробудив любопытство и интерес, — откажете собственно в трапезе.

Канеда ответила смехом, подхваченным остальными.

— Мы дадим представление, monsieur, однако — предупреждаю вас — надеюсь на ответный жест.

— Конечно, мадемуазель, — согласился герцог.

Он вновь подозвал к себе офицера, и тот отдал ему честь, глядя при этом на Канеду.

— Мадемуазель Канеда самым благородным образом обещала, что покажет нам все, чему обучен ее конь; я в свой черед ответил, что мы покажем ей все наши достижения после двух месяцев усердных занятий.

Герцог подчеркнул последние слова, как бы давая понять кавалеристам, что они не должны подвести его. Канеда чувствовала, что он строгий преподаватель и юные офицеры побаиваются его.

Тем не менее в тот момент ее прежде всего занимали препятствия, окружавшие площадку, где они находились.

Некоторые почти не уступали в высоте той стене, которую преодолел Ариэль, другие были размещены так, что лошади было трудно сделать второй прыжок вслед за первым.

Имелась среди них и стенка, выложенная из свободно лежащих кирпичей, легко сдвигавшихся одним прикосновением.

Поглядев на Бена, Канеда отметила, что и он не видит в этих препятствиях ничего сложного для Ариэля или Черныша.

Площадку очистили, кавалеристы разъехались вокруг нее.

Канеда улыбнулась герцогу.

— Надеюсь, monsieur, вы не останетесь разочарованным.

— Не сомневаюсь, мадемуазель, что подобное просто немыслимо.

Б голосе его прозвучала суховатая нотка, мешавшая воспринимать слова как комплимент, и Канеда напомнила себе, что ей еще предстоит побороться за свою цель, и это делало предстоящее состязание более заманчивым,

В глазах окружавших ее офицеров читалось восхищение, которое легко было усилить — взглядом, легким движением губ.

По в отношении герцога она не испытывала подобной уверенности.

Она, безусловно, сумела удивить его. До сих пор он реагировал в соответствии с ее планом, однако добиться большего было не так просто.

Впрочем, сейчас ее занимало лишь представление, которое должно вызвать в герцоге восхищение ее лошадьми, если не ею самой.

Она могла не прикасаться к Ариэлю хлыстом, достаточно было только сказать ему — вороной тут же повиновался команде.

Конь взял с места и, словно незамечая препятствий, небрежно перескочил стенку.

Дважды объехав круг, Канеда отправила коня в середину, а Бен повел к препятствиям Черныша.

Конь этот прыгал хорошо, однако не проявлял особого артистизма.

На этот раз все смотрели на Бена.

Выполняя казацкие трюки между прыжками, он прижимался к боку лошади, а не сидел в седле.

Заканчивая круг, он вновь встал на седло — но уже не держась за поводья, и, соскочив на землю, вспрыгнул обратно на седло, не замедляя хода.

Более того, он выполнил с дюжину трюков, с которыми выступал в цирке; однако Канеду это представление поражало тем, что Бен начал работать с Чернышом лишь девять месяцев назад.

Закончив выступление, он отъехал в сторону с улыбкой на лице, выдававшей неподдельное удовлетворение.

Потом Канеда вновь заставила Ариэля танцевать. Он кружил в вальсе и польке, а Канеда сама — оркестра ведь не было — напевала коню на ухо.

Затем последовали другие мелкие фокусы, которые, по мнению девушки, должны были произвести должное впечатление на герцога; будучи отличным наездником, он не мог не оценить их сложность и то терпение, которое нужно было проявить наставникам Ариэля.

Наконец и Ариэль, м Черныш опустились на колени и припали головами к земле, а всадники при этом оставались в седлах.

Теперь все пространство наполнилось аплодисментами, приветственными возгласами и восклицаниями «Браво!».

Когда кони поднялись на ноги, к ним подъехал герцог.

— Благодарю вас, мадемуазель! — воскликнул он. — Нет нужды констатировать, сколь великолепным было ваше представление и как высоко мы все оценили его.

Канеда поклонилась.

— Вы бросили нам вызов, — продолжал герцог. — и теперь с места принимающего парад смотрите, чем мы сумеем ответить на него.

Канеда улыбнулась, и они рядом направились к месту наблюдения, а Бен следовал за ними.

Вдохновленные ее выступлением, кавалерийские офицеры ринулись на препятствия — сперва один, потом двое одновременно, наконец, трое в ряд.

Зрелище произвело удивительное впечатление, и Канеда захлопала в ладоши.

— Вы прекрасно обучили их.

— Рад, что вы посетили нас сейчас, а не два месяца назад, — сухо ответил герцог.

После этого всадники в самом быстром темпе завершили дистанцию, обменялись конями и пустились по кругу вновь.

Лучший из них скакал с фантастической скоростью, и Канеда решила попробовать, что у нее получится вместе с Гарри и его друзьями в Лэнгстон-парке.

Она уже обдумывала подобное отвлечение от стипль-чеза и мысленно назначала приз победителю, когда герцог нарушил плавный ход ее раздумий.

— А теперь, мадемуазель, мне хотелось бы показать вам, на что способен мой собственный конь. В моей конюшне он один из лучших и хотя не знает трюков, которым обучен Ариэль, вы не станете отрицать, что прыгает он отменно.

Не дожидаясь ответа, герцог взял с места по направлению к препятствиям и тотчас доказал, что конь его действительно превосходит всех, только что виденных ими.

Он легко мог бы одолеть барьер на несколько футов выше тех, что были в школе; причем, сточки зрения Канеды, проделывал это в оригинальном стиле.

Когда герцог вернулся к ней, Канеда с пылом сказала:

— Это было удивительно, monsieur, воистину удивительно! Как чудесно было бы прокатиться на подобном животном. Мне кажется, на нем можно перепрыгнуть и через луну!

Последовала недолгая пауза — по всей видимости, герцог обдумывал идею. Наконец он сказал:

— Я с радостью предоставлю вам подобную возможность, мадемуазель. Однако же настало время завтрака, да и лошадям следует дать отдых перед дневной программой. — И добавил: — Сочту за честь, если вы предоставите мне удовольствие позавтракать с вами.

— С восхищением принимаю ваше предложение, monsieur!

Внезапно Канеду охватило необычное волнение: она поняла, что надежды ее обрели плоть и все происходит по намеченному ею плану. Что бы ни случилось потом, начало было безукоризненным.

Оставив школу, Канеда вместе с герцогом направилась по узким улочкам городка к крутому подъему у подножия стен замка. Бен следовал за ними. Откос оказался круче, чем показалось Канеде снизу, и, поднявшись на самый верх, она увидела опоясывающий замок ров.

Мост над ним, бывший подъемным во времена осад, привел их на большую площадь в самом центре замка.

Конюхи приняли лошадей и позаботились о Бене, а герцог повел Канеду через высокие двери, над которыми в камне был высечен герб Семаков. Они поднялись по каменной лестнице и попали в просторный салон, узкие и высокие окна которого выходили на долину Луары.

Канеда молча подошла к ближайшему из них, и перед ней открылся такой вид, от которого захватило дух.

Внизу раскинулась долина Луары; река вилась меж уходящих к туманному горизонту широких полей, там и сям над верхушками деревьев виднелись шпили и стены с бойницами.

— Мне сейчас кажется, будто я попала в свою мечту — на «краешек луны».

— Шекспир! — улыбнулся герцог. — Кажется, из «Макбета»!

— Вы отлично начитаны.

— Смею думать, — ответил он, — но я не ожидал, что…

Герцог смолк, и Канеда поняла, что его остановило: он собирался сказать, что женщина из цирка — англичанка она или француженка — могла и не читать Шекспира.

Канеда никак не отреагировала, и герцог поспешно показал ей на крыши далекого замка.

— Предполагаю, что вы захотите умыться перед едой, — заметил он, — и снять шляпку. Мне бы хотелось увидеть ваши волосы.

На сей раз голос его звучал иначе — не так, как прежде, и Канеда на миг удивилась.

Она только сейчас вспомнила, что представилась герцогу не знатной леди, способной вознегодовать от подобной фамильярности; циркачка же в его глазах, вне всякого сомнения, не является женщиной, слишком озабоченной собственной или чьей-нибудь еще нравственностью.

Канеда тотчас прогнала удивление из глаз.

— Благодарю вас, monsieur, я польщена.

Ожидавшая у дверей салона служанка проводила Канеду в просторную, прекрасно обставленную спальню на том же этаже.

Впечатляющее, роскошное убранство свидетельствовало о том, что это одна из парадных комнат; оставалось только гадать, пользовались ли ею знаменитые герцогини де Сомак.

Канеда уже вознамерилась выведать у служанки, справедлива ли ее догадка, однако сочла подобное любопытство безрассудным.

И в то же время она была чрезвычайно заинтригована тем, что мать герцога оказалась англичанкой..

Хотелось бы еще знать, известно ли об этом мадам де Гокур; однако нетрудно предположить, что многолетняя болезнь герцогини помешала ее известности в свете.

Потом, у герцога была и жена.

Любил ли он ее? Находил ли привлекательной, прежде чем она сошла с ума?

Быть может, она спала в этой комнате и, выглядывая из окна, вовсе не восхищалась открывавшейся панорамой; и ей не казалось, что она стоит на краешке пуны, а, напротив, заточена в темницу, лишенная всякой возможности общения с находившимися далеко внизу людьми.

Омыв руки и сняв элегантную шляпку для верховой езды, Канеда поправила волосы и пустила на волю свое воображение — как сказала бы нянюшка.

Все было так волнующе и в то же время страшновато — ведь она делала то, на что не имела никакого права, и Гарри посчитал эту выходку достойной укоризны.

Канеда еще никогда не завтракала и не обедала вдвоем с мужчиной: за ней строго приглядывали, а в Лондон ее отвозила какая-нибудь из тетушек Лэнг, а потому предстоящее событие было интересно уже само по себе.

Потом она вспомнила о своем серьезном деле: предстояло заинтриговать, покорить и обворожить герцога.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале.

Только полная дурочка на месте Канеды не заметила бы, насколько она хороша; как очаровательно ее классически правильное лицо.

Искрящаяся голубизна глаз и шаловливые румяные губы способны были завлечь любого мужчину — если только сердце его не спрятано за неприступными стенами.

«Не это ли произошло с герцогом, после того как его жена сошла с ума?» — подумала Канеда.

Неужели прискорбное событие заставило его возненавидеть женщин? Впрочем, Канеда почему-то была уверена в обратном.

Властные манеры выдавали несомненную мужественность герцога.

Поблагодарив служанку, Канеда с улыбкой на губах отправилась обратно в салон.

Ее амазонка наверняка будет уместна в этой гостиной; шелковая, она более напоминала платье, нежели наряд для верховой езды.

Застежка была на спине, а спереди воротник спускался мягкой дугой к белой тесьме и перламутровым пуговицам.

Герцог ожидал ее, стоя перед средневековым камином.

Он даже не шевельнулся, заметив, что она вошла, и только наблюдал за ней — так, по мнению Канеды, наблюдал он за тем, как его кони перелетали через преграды.

Только когда она оказалась возле него, герцог произнес:

— Вы ходите с удивительным изяществом.

— Почему это вас удивляет?

— Потому что женщины, которые сидят седле так, как вы, танцевать не умеют, а я без всяких сомнений поставлю крупную сумму на спор, что вы — искусная танцовщица.

— Полагаю, вам представится возможность лично оценить это.

— Именно на это я и надеюсь. К ним приблизился слуга с бокалами, наполненными вином.

— Вино из моих собственных виноградников, — объяснил герцог, — уверен, оно доставит вам удовольствие.

Холодное вино оказалось восхитительным на вкус, и, поневоле вспомнив о виноградниках своего деда, Канеда спросила:

— А ваши лозы пребывают в добром здравии?

— Не жалуюсь.

— А я слыхала — кажется, от кого-то в Анже, — что в Дордони свирепствует филлоксера.

— О, это чрезвычайно серьезная вещь, — негромко ответил герцог. — Остается только молиться, чтобы эта болезнь не распространилась на север.

Канеда не стала развивать тему, поскольку уже все выяснила.

А потом они направились завтракать в комнату, почти такую же длинную, как салон: высокие узкие окна и здесь смотрели на восток и запад.

Теперь нужно было заинтересовать герцога.

Канеда рассказала ему о состязаниях, которые видела в Англии, о конях, выставленных на продажу в Таттерсолзе, об успехах членов «Жокей-клуба» на скачках.

Канеда давала волю воображению, излагая забавные истории, услышанные от Гарри, о гонках, которые ей не довелось видеть, потому что брат посещал их без нее.

Герцог несколько раз усмехнулся, и по недоуменному взгляду одного из лакеев Канеда поняла, что подобного в замке давно не видывали.

Наконец после восхитительной трапезы подали кофе, и по настоянию герцога Канеда согласилась на рюмочку земляничного ликера.

Лондонский аукцион чистокровных лошадей. Организация, руководящая конным спортом и контролирующая проведение конноспортивных состязаний.

— Ну а теперь будет справедливо, — предложила она, когда слуги отошли, — если вы расскажете мне о себе.

— Ио что вы хотите узнать обо мне? — отпарировал он. — И что привело вас сюда?

— Все очень просто, — ответила Канеда, — я мечтала посетить вашу школу, но боялась увидеть на ее воротах табличку: «Женщинам вход запрещен».

Герцог улыбнулся.

— Тем не менее вы вошли — и самым необычным способом. Надеюсь, вы понимаете, что это было опасно.

— Почему? Ариэль легко перепрыгнул стену.

— Вы могли приземлиться не на песок, наткнуться на какое-нибудь препятствие. Так рисковать нельзя.

— Если ворота будут открыты для меня, я больше не стану рисковать.

— Мне незачем говорить вам, мадемуазель, что ворота школы всегда открыты для вас, кроме времени занятий офицеров. Канеда удивленно подняла брови. — Поймите, мадемуазель, — пояснил герцог, — мягко говоря, вы будете отвлекать их.

Канеда слегка усмехнулась.

— Уж и не знаю, monsieur, льстите вы мне или наоборот. Однако обещаю, что недолго буду служить помехой для ваших занятий. В этих местах я всего лишь проездом.

— И куда же вы направляетесь?

Канеда взмахнула рукой.

— Еще не знаю. Скажем так: я знакомлюсь с Францией.

— Неужели вы здесь впервые?

— Да!

— И это при том, что ваша мать француженка.

— Мы жили в Англии, в бедности.

Это, во всяком случае, было правдой, а Канеда решила лгать как можно меньше и уже поэтому назвалась своим именем.

Она еще не забыла слова, которые когда-то слышала от отца:

— Тот, кто лжет, должен делать это правдоподобно, не слишком далеко отклоняясь от истины.

А мать возмущенно воскликнула:

— Джеральд, ну как можно говорить подобные вещи ребенку? Ты же прекрасно знаешь, что лгать нельзя ни при каких обстоятельствах!

— Нельзя прожить целую жизнь, говоря одну только истину по каждому поводу, — возразил отец. — Нет на свете человека более неприятного и возмутительного, чем тот, который выкладывает тебе всю правду, утверждая, будто делает это ради твоего же блага.

— Ты знаешь, что я говорю вовсе не об этом, — сказала миссис Лэнг. — Я ненавижу ложь как таковую и хочу, чтобы Канеда говорила правду, невзирая на любые последствия.

— Ты такая хорошая, и я люблю тебя, моя дорогая, но Канеда со временем поймет, что иногда легче «держать паруса по ветру».

— Не слушай отца, Канеда, — велела мать улыбаясь и без всякой укоризны.

Словом, Канеда действительно ненавидела теперь ложь не меньше, чем ее мать, и «держала паруса по ветру» только в тех случаях, когда излишняя откровенность была бы грубостью или невежливостью.

Вот и теперь она решила быть откровенной, не забывая, однако, про свою маску.

Пригубив ликер, она заметила, что герцог пристально изучает ее.

Впрочем, в глазах его не было восхищения, на которое она рассчитывала, но ей удалось приковать к себе его внимание; Канеда почти не сомневалась, что заинтриговала его и теперь герцог хочет побольше узнать о ней.

— А с кем вы путешествуете?

— С другом.

Поторопившись с ответом, она поняла, что слова эти прозвучали несколько легкомысленно.

— Видимо, он обаятельный человек. — Герцог чуть скривил губу.

— Это не совсем так. Точнее говоря, я здесь с подругой, француженкой, которая рада вновь посетить свою родину, родственников и знакомых.

— Значит, она сейчас где-то здесь?

— Неподалеку.

Немного подумав, герцог сказал:

— Ну а если я приглашу вас погостить у меня, пока вы будете изучать моих лошадей, Тогда я должен буду пригласить и ее?

Канеда качнула головой.

— Нет. Более того, я уверена, что она предпочтет общество тех, кого любит.

— А кого любите вы? — поинтересовался герцог.

Вопросе застал. Канеду врасплох, но тут она напомнила себе, что излишнюю фамильярность герцога можно объяснить ее маскарадом.

— Почему вы решили, что я кого-нибудь люблю?

— Не могу поверить, чтобы ваш конь при всем своем великолепии мог целиком заполнить вашу жизнь, мадемуазель; и потом, мне кажется, глаза есть даже у англичан!

— Есть, — согласилась Канеда. — Однако в настоящий момент меня занимают французы. Видите ли, monsieur, эта разновидность человеческой породы не часто встречается в Англии — Во всяком случае там, где я была.

И вновь ей удалось не уклониться от истины — в радиусе пятидесяти миль от их деревни, безусловно, не нашлось бы и одного француза; те же, кто посещал мать и отца, являлись прямо из Франции.

Впочем, погостить к ним приезжали чаще всего женщины — подобно мадам де Гокур, муж которой был слишком занят делами, чтобы посещать сельский край.

— В нашей школе полно французов, — сказал герцог, — и все они, как вы могли видеть, охотно познакомились бы с вами.

— В данный момент с меня довольно возможности разговаривать с вами, — отрезала Канеда. — Значит, вы обитаете в этом огромном замке в одиночестве?

— Не всегда, но большую часть времени.

— А что вы… читаете?

— О, я читаю много.

— Но вам, наверное, одиноко,

— При необходимости мне нетрудно отыскать для себя общество.

— Бы имеете в виду офицеров из шкоды? Но ведь вы их видите целый день.

С улыбкой на устах, явно сознавая, что хочет выпытать Канеда, герцог объяснил:

— Я остаюсь один, только когда хочу этого.

Взгляд его был еще красноречивее слов, и Канеда вдруг догадалась, что у герцога, конечно же, есть любовница.

В книгах, которые ей доводилось читать, Французов всегда называли пылкими любовниками… а, например, король Франциск Первый ночами инкогнито бродил по городу в поисках привлекательных женщин.

А у Людовика XIV и Людовика XV любовниц было не счесть. Канеда читала о мадам де Помпадур, мадам де Ментенон и обо всех прочих.

Но ей и в голову не приходило, что запертая на замок безумная жена вовсе не мешала герцогу искать женского общества.

Должно быть, глаза Канеды выдали направление ее мыслей, потому что герцог с усмешкой спросил:

— Надеюсь, вы не рассчитывали услышать что-либо другое?

— Мне просто… хотелось услышать, как можно жить на… краешке луны в таком уединении.

Почему-то ее покоробило, что у герцога бывают женщины, способные развлечь его. По тому, что говорили о нем, Канеда предполагала, что встретит человека, посвятившего свою жизнь единственной женщине и после неудачного брака не желающего слышать о слабой половине рода человеческого.

— Даже возле луны мерцают звездочки, — сказал он.

Конечно, подумала Канеда, жизнь его не лишена женского внимания. К такому привлекательному мужчине, да еще герцогу и богачу, женщины должны были слетаться как пчелы на мед.

— Конечно, — согласилась Канеда, чувствуя, что голос вновь подвел ее. Впервые получалось, что планы ее не складываются.

Она-то намеревалась любым способом проникнуть в этот замок, а потом взять штурмом герцога — циничного калеку, обиженного судьбой.

И вот, к ее огорчению, перед ней сидит мужчина, явно довольный жизнью и не лишенный утех, которые способна дать только женщина.

Канеда решила сменить тему. — А не возвратиться ли нам в школу?

— Незачем торопиться. Давайте посидим еще — в комнате, которую вы наверняка найдете более уютной.

С этими словами он встал и, покинув стоповую, повел Канеду вовсе не в тот салон, где они недавно были.

Коридор привел их к двери, за которой оказалась, с ее точки зрения, весьма интригующая комната — таких девушке видеть еще не приходилось.

Небольшое округлое помещение, по-видимому, располагалось в одной из четырех башен, возвышавшихся по углам замка.

Окна здесь выходили на три стороны, у четвертой стоял уютный диван с шелковыми подушками, на который герцог предложил Канеде сесть.

По она застыла возле окна, наслаждаясь удивительной панорамой, и чем дольше смотрела, тем длиннее казалась ей серебристая лента реки.

Канеда постояла некоторое время, ощущая на себе изучающий взгляд герцога.

— Ну, — спросил он наконец, — вы еще желаете побыть на луне или уже готовы вернуться на грешную землю со всеми ее заботами?

— В настоящий момент у меня таковых просто нет.

— Тогда, можно сказать, вам везет.

— А какие трудности у вас? — Канеда отвернулась от окна и посмотрела на герцога.

— Собственно, никаких. Не могу только понять — реальное вы существо или продукт моего воображения.