Любовь на краешке луны Картленд Барбара
— Ну конечно, — кивнула мадам де Гокур.
— Не рассказывайте своим друзьям обо мне. В настоящее время я хочу только одного: чтобы никто здесь не знал обо мне.
Мадам де Гокур посмотрела на нее с нескрываемым удивлением.
— Значит, по-твоему, я не должна рассказывать им о том, что сопровождаю леди Канеду Лэнг?
— Умоляю вас, не называйте моего имени, — продолжала настаивать Канеда. — Если они поинтересуются, откуда взялась коляска с лошадьми, можете ответить, что их вам предоставил состоятельный английский дворянин. В конце концов, это никого не удивит, и все решат, что ваш друг проявил подобающее благородство.
Мадам де Гокур рассмеялась.
— Ты пугаешь меня! Придумала какой-то мартышкин фокус, который наверняка не понравится брату, а опала грозит не только тебе.
— Ну доверьтесь мне, — взмолилась Канеда.
Мадам де Гокур принялась возражать, но, Канеда не стала ввязываться в дискуссию или давать какие-либо объяснения в отношении своих планов на ближайшее будущее.
Итак, миновав Анже, они отыскали восхитительную гостиницу в нескольких милях от города на северном берегу Луары.
Важные гости произвели впечатление и здесь. И хотя Канеда в душе полагала, будто накормили ее не так хорошо, как в первой гостинице, все так рьяно старались угодить ей, что придраться было не к чему.
Когда они устроились у себя в спальнях и отужинали в отдельной гостиной, Канеда обратилась к хозяину гостиницы:
— Прежде чем лечь в постель, я хотела бы переговорить со своим старшим грумом. Не позаботитесь ли о том, чтобы его прислали ко мне?
— Конечно, мадам, — ответил хозяин.
Мадам де Гокур поднялась с кресла, в котором чувствовала себя довольно уютно.
— Если вы намерены разговаривать о лошадях, я отправляюсь в постель. Сплетни о людях всегда доставляют мне удовольствие, но к долгим и дотошным обсуждениям лошадей я никак не могу привыкнуть.
Канеда рассмеялась.
— Ложитесь спать, мадам, и пусть сон освежит вас. Друзьям не должно показаться, что Британия состарила вас за время, минувшее после вашей последней встречи, — это определенно было бы клеветой на нашу бедную страну.
— Мы не виделись по меньшей мере шесть лет, — взгрустнула мадам. — Они, вне всяких сомнений, заметят новые морщинки и некоторую полноту, появившиеся с тех пор.
— Ерунда! — решительно возразила Канеда. — Вы кажетесь очаровательной и знаете это! Кроме того, мадам, maman говорила мне, что, когда ваш муж был дуайеном10 дипломатического корпуса, вы были там первой красавицей!
— Дитя мое, ты льстишь мне! — вполне удовлетворенная, согласилась мадам де Гокур.
Одарив Канеду признательным поцелуем, она отправилась наверх, оставив девушку одну в гостиной.
Бен явился, не заставив Канеду ждать. Он казался истинным щеголем в отлично пошитой ливрее Лэнгстонов с украшенными гербом серебряными пуговицами и полосатым сине-желтым жилетом.
Верховым полагался напудренный парик, однако Бен прикрывал начинающие седеть темные волосы высокой шляпой с кокардой, которую пристраивал на голове с залихватским креном.
Он вошел со шляпой в руках, тотчас опустил ее на стул возле двери и замер, ожидая приказаний Канеды.
— Бен, с лошадьми все в порядке?
— Конюшня удовлетворительная, м'леди, Я велел ребятам как следует вычистить ее и застлать свежей соломой. Кони заночуют не хуже, чем мы сами.
— Раз уж мы здесь, Бен, я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
Глаза коротышки стали внимательными; он уже понял, что Канеда собирается сказать нечто важное.
— Примерно в двух милях отсюда, на противоположном берегу реки, находится замок де Сомак. Мне рассказывали, что он стоит на холме, и виден за несколько миль, и башни его вырисовываются на фоне неба… Бен молча слушал, а Канеда продолжала:
— Герцог де Сомак открыл школу верховой езды в городке у подножия замка. Насколько мне известно, там есть несколько изысканных домов, где останавливаются кавалерийские офицеры, привозящие для обучения своих лошадей.
Бен, по-прежнему молча, кивнул.
— В Нанте мне сказали, что земли, на которых обучают коней, обнесены стеной; я хочу, чтобы ты удостоверился в этом. Еще постарайся выяснить, когда герцог бывает в школе, сколько времени проводит, наблюдая за прыжковыми упражнениями, и как можно к нему приблизиться.
— Понимаю, м'леди.
— Но главное заключается в том, чтобы ты оставался неузнанным.
— То исть што я не на вашей службе, м'педи?
— Ты должен изображать из себя заитерееованного путешественника, и ни в коем случае не упоминай моего имени. Более того, Бен, я хочу, чтобы все слуги запомнили это и ни с кем не говорили обо мне.
Она сделала паузу, чтобы ее слова лучше запомнились.
— Если будут спрашивать, — продолжала она, — отвечай, что служишь мадам де Гокур. Ты — ее слуга, и она приказывает тебе. Понял?
— Да, м'леди.
— Ты, кажется, говорил, что понимаешь французскую речь после того как побывал с цирком во Франции…
— Верно.
— Как только ты получишь нужные мне сведения, я сообщу тебе, что намерена делать дальше. Но учти, мы с тобой англичане, а не французы.
— Так мине проще, м'леди.
По всему было видно, Бен уже догадывается о том, что их ждет приключение.
Канеде нередко казалось, что после бродячей цирковой жизни, привычных переездов с места на место, каждодневного столкновения с различными проблемами и трудностями Бен иногда испытывает некоторую скуку.
Жизнь в поместье отличалась спокойствием, лошадей там было немного, и все волнующие события ограничивались очередной охотой или поездкой вместе с ее отцом на местный стипль-чез.
Бен, конечно, с восторгом и энтузиазмом принял под свое попечение конюшню в Лэнг-стоне — коней, унаследованных Гарри, и новых лошадей, которых тот немедленно начал покупать.
Но, хотя Бен ничего не сказал ей, Кане-да предполагала, что он будет рад назреваемой перемене и, ее замысел придется ему по сердцу.
— Как скоро ты раздобудешь нужные мне сведения? — спросила девушка.
— Я отправлюсь в Сомак с первым светом, м'леди. Когда вы сядете завтракать, я уже разузнаю все, што вам нужно.
— Именно это я и надеялась услышать.
— Предоставьте все дело мне, м'леди. Я пригляжу за тем, штобы ребята помалкивали. Они добрые парни и сделают все, што я скажу им.
— Я знаю это. Спасибо тебе, Бен. Без твоей помощи я не смогу выполнить свой план.
Он обворожительно улыбнулся, чуть приоткрыв зубы.
— Клянусь, м'леди, его лордская светлость и не подозревает, чем это запахло в воздухе.
— Конечно же, нет! — подхватила Канеда. — Чего ум не знает, того сердце не ведает. Его светлость полагает, что я направляюсь в Бордо.
— Мы поедем туда, м'педи?
— Попозже, — ответила Канеда. — Сперва предпримем нападение на замок де Сомак.
Последние слова она произнесла преднамеренно негромко, но судя по тому, как ухмыльнулся Бен, прежде чем пожелать ей спокойной ночи, конюх прекрасно все расслышал.
Оставшись в одиночестве, она удовлетворенно вздохнула.
Все идет прекрасно. Она добралась до Анже, доберется и до замка де Сомак. Единственная трудность теперь заключается в том, чтобы герцог обратил на нее внимание и не помешан в самый короткий срок отомстить ему.
После того как мадам де Гокур открыла ей глаза на кое-какие обстоятельства, Канеда поняла, что ее ждет куда более сложная задача, чем казалось поначалу.
Отшельник, скорбящий о безумии собственной жены, ничем не напоминал ретивых и пылких — как лорд Уоррингтон — поклонников, оставшихся в Англии.
И тут она сообразила, что у них найдется нечто общее — пожалуй, важнее, чем все остальное, — любовь к лошадям. Разве можно держать школу верховой езды, проводить в ней, как она уже слыхала, все дневные часы — и не любить этих благородных животных?
Рассматривая недостатки своего плана, Канеда честно призналась себе в том, что слишком мало знает французов.
Конечно, сама она наполовину француженка, но после школы общалась исключительно с англичанами, к тому же довольно традиционно настроенными.
А ей предстояло обольстить француза. Коль верить книгам, все французы готовы приволокнуться за хорошенькой женщиной, а если удается — и соблазнить ее.
Канеда не очень хорошо представляла себе, что это значит, хотя прочла несколько пылких и страстных поэм, обнаруженных среди принадлежащих матери книг.
Еще она прочла энное количество французских романов, которые подруги-француженки вроде мадам де Гокур дарили или давали на время Клементине Лэнг, чтобы она была в курсе всего, что обсуждалось в салонах Парижа.
— Любовь — очень важное дело для всякого француза, — однажды сказала ей мать. — Он думает о прекрасных женщинах. мечтает о них, в то время как его английский ровесник интересуется только спортом да еще лошадьми.
— Папа любит тебя, мама, — отважилась напомнить Канеда.
— Так-то так, моя дорогая, — засмеялась мать, — однако иногда мне кажется, что какая-нибудь лошадь вот-вот обойдет меня!
В эту минуту в комнате появился отец. Обняв жену, он повернул ее лицом к себе.
— Ты хочешь, чтобы я доказал обратное и немедленно пообещал, что больше не сяду ни на одну лошадь?
— Конечно же, нет! — воскликнула Кле-ментина. — Будет вполне достаточно, если ты скажешь, что я стою на первом месте в твоем сердце, а твои четвероногие друзья остались далеко позади.
— Ты уже летишь к финишу, а они остаются возле стартового столба, — успокоил ее Джеральд Лэнг и поцеловал.
Когда отец выпустил жену из объятий, Канеда успела заметить румянец, проступивший на ее щеках, игривые искорки в ее глазах и поняла, что мать очень счастлива.
Но она почти ничего не рассказала своей дочери о французах.
Тогда Канеда утешилась тем, что ее предприятие может иметь хотя бы чисто спортивный интерес.
Она отправилась в свою уютную постель, но не могла уснуть, невзирая на усталость, еще раз не обратившись мыслями к своему плану.
Она все время прокручивала его в уме по прибытии во Францию, прекрасно сознавая, что посвящать в свой замысел Гарри или даже мадам де Гокур было бы непростительной ошибкой — до самого последнего мгновения, когда они уже не сумеют остановить ее.
И вот наконец она оказалась всего в каких-то двух милях от замка де Сомак и, лежа во тьме, пыталась представить себе, каким окажется герцог.
— Если замок останется закрытым передо мной, — говорила она себе, — значит, там до сих пор царит гадкий и мстительный нрав его отца.
Гнев, который она всегда испытывала при мысли о том, как обходился герцог с ее родителями, вспыхнул в груди Канеды жарким пламенем отмщения.
— Я заставлю его страдать, — пробормотала она, — и все его муки не перевесят терзаний моего отца за все прошедшие двадцать пять лет.
Она уснула только перед рассветом, и когда первый солнечный луч позолотил неторопливые воды Луары, Бен на одной из самых незаметных лошадей отправился вдоль берега реки к мосту, о местонахождении которого узнал заранее.
Он прибыл в Сомак как раз в то время, когда домовладельцы начали открывать окна и двери, а на улице появились торговцы, разносчики и подметальщики.
Сомак — небольшое селение с милыми островерхими домиками, обступившими старинную церковь, — жался к подножию горы, на которой возвышался огромный замок. Островерхие башни с бойницами в соответствии со словами Канеды именно вырисовывались на фоне неба.
Стены этой крепости видели немало битв, разыгравшихся здесь в конце XVI столетия.
Теперь замок казался скорее прекрасным, чем грозным; лучи утреннего солнца, отражавшиеся от узких окон, в которые превратились былые бойницы, придавали ему даже некую элегантность, весьма далеко уводившую от прежнего — военного — предназначения.
Впрочем, Канеда не требовала от Бена предпринять попытку проникновения в замок.
Школу верховой езды Бен отыскал без особого труда. Здания, о которых рассказывала Канеда, как и располагавшиеся рядом с ними конюшни, являли собой отличные образцы архитектуры восемнадцатого века.
Их окружала высокая квадратная стена с единственными деревянными воротами, украшенными тяжелыми железными петлями и внушительным замком.
Бен обратился к первому же прохожему, показавшемуся ему довольно дружелюбным.
— Что это там? — спросил он на своем скверном, но тем не менее вполне понятном французском.
— Конная школа.
— Интересно. Очень хотелось бы посмотреть ее.
Человек, с которым он разговаривал, отрицательно качнул головой.
— Этого нельзя сделать.
— Почему?
— Monsieur le duc11 не допускает внутрь никого, кроме тех, кто имеет отношение к лошадям.
— А простых зрителей?
— Не часто.
— А разве вам не интересно узнать, что там происходит?
— Меня лично, — ответил прохожий, — интересуют не кони, а только женщины!
Оба они расхохотались, но потом Бен серьезно призадумался.
Объехав несколько раз огромную площадь, он наконец отыскал дерево, на которое мог забраться без особых сложностей. Ну а спускаясь с него и вновь садясь в седло, Бен уже улыбался.
Он увидел то, что хотела узнать Канеда.
Глава 3
Солнце отражалось в широкой реке, и утренний воздух был насыщен ароматом цветущих кустов, обрамлявших дорогу, по которой Канеда ехала рядом с Беном.
Она украдкой оставила отель, пока мадам де Гокур спала, иначе та ужаснулась бы, увидев свою подопечную.
Старательно продумав свой облик, Канеда избрала наряд, совсем не подобающий достойной леди, выехавшей на прогулку в Роттен-Роу12.
Более того, его бы сочла outrй13 любая из милых наездниц, встретившихся возле статуи Ахиллеса, чтобы блеснуть и собой, и лошадью.
Канеда хотела произвести впечатление и, бесспорно, преуспела в этом.
Отвергнув несколько вариантов, она в конце концов остановилась на амазонке из плотного шелка цвета розовой камелии. Платье, отделанное белой тесьмой, к тому же привлекало внимание большими перламутровыми пуговицами.
Трепетавшая за ее головой газовая вуаль также была розовой; общий ансамбль подчеркивали носки черных, до блеска начищенных сапог и ее собственные волосы.
Что и говорить — она была очаровательна и… театральна.
Канеда еще более усугубила впечатление театральности, накрасив губы яркой помадой, которой в иных случаях пользовалась весьма скупо.
Ослепительно белая кожа Канеды вовсе не нуждалась в том слое пудры, что она наложила на лицо.
На спине Ариэля она выглядела ошеломительно. К счастью, был еще ранний час, иначе вокруг нее не преминула бы собраться толпа.
Сопровождал Канеду Бен. По ее настоянию облачившийся в тот самый красный, пышно расшитый золотом кафтан, в котором выступал на арене.
Новая шляпа с кокардой восседала на голове под выверенным углом, белые бриджи обнаруживали безупречный покрой, а довершали великолепие дорогие перчатки,
Они с Канедой потратили немало времени на обсуждение вопроса, какую из лошадей ему выбрать — ведь коня, равного Ариэлю, у них не было.
Впрочем, Гарри недавно приобрел вороного жеребца с белой полоской на лбу и белыми щетками над каждым копытом.
Гарри дал коню имя Черныш. Канеда решила, что вороной прибавит театральности их выезду.
Они торопились и ехали молча. Канеда перебирала в уме то, что Бен поведал ей о школе, стараясь не допустить и малейшей ошибки, способной погубить все ее предприятие.
Чем больше она раздумывала, тем сильнее ее мучили дурные предчувствия: вдруг герцог вовсе не заедет в это утро в школу… или сразу же прогонит ее со своей земли.
Потом она стала убеждать себя, что если способна вызывать внимание и восхищение стольких англичан, то с одним французом как-нибудь да управится,
Они пересекли Луару по мосту, и Канеда посмотрела вперед — на замок де Сомак, стороживший крохотный городок.
Представив себе, какие великолепные виды на реку и долину открываются из окон замка, она усомнилась, что когда-либо увидит их.
Но Канеда интуитивно почувствовала, что наступает момент, когда она должна испытывать полную и абсолютную уверенность в себе, сознание своей правоты и справедливости своего дела.
Оставив позади мост, Канеда пропустила вперед Бена, чтобы тот пролагал путь прямо к школе верховой езды.
Извилистые улочки вели их мимо старинных островерхих домов. И вот внезапно — как и ожидала Канеда — перед ней появилась высокая стена, о которой рассказывал Бен; к дальней оконечности ее примыкали замечательные строения кавалерийского корпуса.
Теперь надо было поторопиться, так как немногие оказавшиеся на улицах пешеходы уже встречали их удивленными взглядами.
Менее всего Канеде хотелось бы собрать около себя толпу, способную помешать ей,
Бен остановил своего коня под каштаном, еще только набирающим цвет, — должно быть, тем самым, с которого он вчера проводил рекогносцировку, решила Канеда. Привязав животное за поводья к ближайшей ограде, он влез на дерево — без малейших усилий, с ловкостью бывшего циркача, даже не испачкав одежды… словом, как на прогулке.
Девушка затаила дыхание — на случай, если герцога не окажется на месте.
Но Бен, улыбнувшись, кивнул, и Канеда тотчас отвела Ариэля подальше от стены, Дожидаясь условного сигнала.
Она чуточку волновалась: Ариэль мог почувствовать ее трепет; чтобы избежать этого, она нагнулась вперед и похлопала его по шее, не снимая перчатки.
— Ну же, мальчик! Я на тебя надеюсь! — сказала она негромко, и Ариэль понимающе дернул ушами.
Тут Бен негромко свистнул, и она буквально сорвалась с места.
Стена была довольно высока, но Ариэль перелетел ее, подобрав под себя ноги именно так, как учили его Канеда и Бен во время прыжков в Лэнгстоне.
Конь приземлился по другую сторону стены на песчаной площадке, и, бросив взгляд вперед, Канеда увидела посреди поля мужчину на великолепном сером коне.
У нее не было времени, чтобы определить, соответствует ли он описанию Бена, поскольку, повинуясь приказу, Ариэль поднялся на задние ноги и прошелся в сторону герцога, прежде чем опуститься на все четыре.
Потом Ариэль закружился в вальсе, чему его научила Канеда.
Такие па выполняла его мать в цирке. Вороной повторил их точь-в-точь как она.
В десяти футах от герцога Канеда остановила коня.
Повинуясь ее негромкому приказу, Ариэль выставил вперед обе передние ноги и поклонился; Канеда же, сидя прямо в седле, отдала герцогу честь усыпанной самоцветами рукояткой хлыста.
К ее удивлению, герцог с первого же взгляда оказался вовсе не тем человеком, которого она ожидала увидеть.
Он ей почему-то представлялся невысоким, а на самом деле был рослым и широкоплечим, не слишком темноволосым и даже, как ей показалось, сероглазым.
Она рассчитывала увидеть человека мрачного — должно быть, оттого, что все твердили о его сдержанности и скрытности, — но этот напоминал скорее гуляку, бесшабашность была написана на его довольно симпатичном лице; он явно презирал весь мир и то, что мир Мог ему предложить.
Ариэль выпрямил передние ноги, и теперь Канеда и герцог смотрели друг на друга посреди воцарившегося молчания.
И тут окружившие их всадники разразились восторженными аплодисментами. Больше ничего в его внешности Канеда неуспела подметить.
Рукоплескания все продолжались, не давая возможности ни герцогу, ни Канеде что-либо сказать.
Принимая восхищение как должное, Канеда улыбнулась, изящно поклонилась — сперва в одну, потом в другую сторону. А во взгляде, обращенном к герцогу, таился вопрос, словно бы она хотела сказать, что раз он не аплодирует, то мог бы каким-нибудь иным способом отметить столь выдающееся представление.
— Кто вы? — спросил он.
— Bonjour, monsieur le duc14 — ответила Канеда. — Рада познакомиться с вами.
— В несколько необычной манере! — сухо заметил тот.
— Возможно, я ошибаюсь, — кротко произнесла Канеда, — но мне показалось сомнительным, чтобы эти вселяющие трепет ворота открылись передо мной… А я так хотела познакомиться с вами.
На последних словах голос ее притих, и она обратила к нему самый призывный взгляд, после чего прикрыла глаза трепещущими темными ресницами.
— Я задал вам вопрос, — не унимался герцог. — Кто вы?
— Меня зовут Канеда.
— И это все? — спросил он, немного помолчав.
— Я выступаю под этим именем.
На его губах появилась легкая улыбка.
— Итак, вы из цирка.
— Самого лучшего.
— В этом я, конечно, не сомневался. Вновь чуть помедлив, герцог сказал:
— Итак, мадемуазель, раз уж вы прибыли сюда таким необычным способом, что я могу сделать для вас?
— Я надеялась услышать от вас именно этот вопрос, monsieur. Меня интересует, можете ли вы научить моих лошадей чему-нибудь необычному, чего они еще не знают.
Преднамеренно подчеркнув множественное число, она заметила, как герцог отреагировал на это, и сказала:
— Быть может, вы разрешите моему груму присоединиться к нам? Он привел другого коня, которого я бы хотела показать вам правда, он несколько уступает Ариэлю.
— Значит, так зовут вашего великолепного жеребца?
— Да, я произношу это слово на английский манер.
Канеда улыбнулась. Первая победа одержана; преображение оказалось точным, как она и рассчитывала.
— Думаю, мне следует объяснить, monsieur, что в Англии я называю себя англичанкой, а во Франции — француженкой.
Решив, что герцог недоумевает, она добавила:.
— Моя мать была француженкой… отец же, как мне всегда говорили, — англичанином.
И вновь откровенность вызвала улыбку на губах герцога.
.Этот жесткий рот, подумала она, вполне может быть жестоким. А выражение глаз делает его похожим на средневекового рыцаря из тех, что свирепствовали во Франции в войнах предшествующих столетий.
Подняв руку, он подозвал к себе одного из людей в мундирах.
— Распорядитесь, чтобы открыли ворота для грума мадемуазель!
Отдав честь, офицер направился к воротам.
Герцог повернулся к Канеде.
— Похоже, у нас есть кое-что общее и помимо любви к лошадям, — сказал он. — Вы утверждаете, что в жилах ваших течет смешанная английская и французская кровь. У меня тоже. Только англичанкой была моя мать, а отец французом.
Канеда удивилась, ощутив новый интерес.
Даже мадам де Гокур не рассказывала ей о смешанном происхождении герцога, вполне объяснявшем и рост, и ширину плеч, а также то, что, невзирая на темные волосы, он показался ей не вполне похожим на француза.
— Вы безукоризненно владеете французским, — продолжал герцог, — и я сомневаюсь в том, что изъясняюсь по-английски с подобной легкостью.
— Если только нам придется разговаривать по-английски, monsieur, — ответила Канеда. — Ариэль вполне способен оценить и точность произношения.
Вызов был брошен с таким озорством в глазах, что герцог исторг из себя негромкий звук, который вполне можно было принять за смех.
Канеда все более склонялась к мнению, что собеседник ее редко смеется, и решила, что может истолковать такое проявление им эмоций в свою пользу.
Но тут она увидела Бена, быстро направлявшегося к ней из ворот. Окружавшие ее офицеры с нескрываемым удивлением взирали на это театральное зрелище.
Казавшийся совсем крохотным на спине огромного жеребца, жокей ехал сперва обычным способом — пока не оказался на половине пути.
Тогда Бен встал ногами на седло, и в таком положении Черныш подвез его к герцогу и Канеде.
Обратившись лицом к герцогу, Бен остановил коня, снял с головы цилиндр и отвесил глубокий поклон, после чего вновь сел в седло.
Впрочем, герцог смотрел — преднамеренно, как решила Канеда, — на коня, а не на всадника.
— Отличное животное, — сказал он конюху. — И этот конь тоже умеет выделывать различные трюки?
— Он молод и еще учится… как и я сама.
— Едва ли мы способны многому научить вас, — ответил герцог, — ну а после столь впечатляющего представления, на мой взгляд, нечестно просить вас выступить на бис.