Проклятые Легран Дениэль
– Извини, кто?
– Мальчик. Ты его привела сюда?
– А ты его видел? Если видел, то это он сам постарался. Я только забрала мальчишку от его нервной мамаши. Это была такая наживка, чтобы ты пошел искать меня. Мне наплевать, что с ним случилось потом.
– Он был тут.
– Плохой мальчик…
– Значит, он умер? Если я его видел…
Эш надула губки, изображая сочувствие. Потом мотнула головой, и золотистые волосы закрыли ей половину лица. Меня всегда поражало, что они у нее сияли даже без света.
– Я смотрю, ты беспокоишься, Дэнни, но довольно скоро это пройдет, – сказала она. – Ты забудешь. И ту дуру-коротышку, на которой женился, и ее выкормыша, мальчишку, которого собирался по собственной глупости назвать сыном. И тот нелепый отрезок времени, когда ты вообразил, что можешь быть свободным, – все это пройдет и забудется. Я тебе обещаю.
Она скользнула в сторону и встала около отца. Погладила его по голове наманикюренными пальцами.
– Ты станешь как папа, – ласково сказала она. – Последний из Орчардов воссоединится с семьей. И единственный, кто хотел меня увидеть.
Простое пребывание рядом с Эш лишало меня последнего дыхания жизни. Все, что я принес с собой в этот мир и что позволяло мне тут идти от одного места до другого, то неуловимое, что приводило в ярость мертвецов, когда они видели, или чувствовали, или слышали это, едва я проходил мимо них, – все это покидало меня. Скоро Эш похитит последние искры моей жизненной энергии и превратит меня в такого же человека, как тот, что сидит сейчас в кресле, заключенный в оболочку и погруженный в себя, испытывающий мучения, которым его подвергает изощренный ум моей сестры, но не имеющий даже возможности закричать.
Она всегда была особенной!
– А зачем ты убила Мэг Клеменс? – Я задал этот вопрос не столько для того, чтобы услышать ответ, сколько для того, чтобы выяснить, могу ли еще говорить. – Знаешь, она помогла мне, когда подружки, которые убили тебя, пытались прикончить и меня. Она помогла мне выбраться из того дома.
Эш сняла ладонь с отцовской головы, сжала ее в кулак, потом снова расслабилась. Но когда заговорила, ей не удалось скрыть раздражения, как она ни старалась.
– Добрая Мэг! Пусть ее душа гниет там, на небесах!
– Она не заслуживала смерти.
– Все умирают.
– Но не так.
– А ведь могли бы. – На ее лице появилась улыбка, отрепетированное изображение «очаровательного лица». Впрочем, оно быстро растаяло. Под глазами возникли круги цвета подгнившей банановой кожуры. – Просто никогда не знаешь, как умрешь, правда?
У меня перед глазами взорвалась тьма. Затем фейерверк радужных искр, который предшествует у меня падению в обморок. Я отшатнулся и, споткнувшись, нашел стену. Прислонил к ней голову и почувствовал, что тьма потихоньку рассеивается, хотя отдельные ее сегменты еще продолжали покачиваться передо мной, расплываясь и кружась, будто ячейки сот.
– Ну вот – тебе полегчало, – усмехнулась Эш.
Не проклятая.
– Почему папа здесь? – Я продолжал задавать вопросы, цепляясь за звуки своего голоса, как утопающий хватается за брошенную ему веревку. – Почему он в этом месте?
Демон.
– А ты еще не догадался? Не мог даже предположить?
Яркая вспышка перед глазами, стойкий вкус хлорки во рту и затрудненное глотание. Предвестники приступа головной боли. В жизни никогда ее не испытывал, но разговаривать с Эш, находиться с нею ЗДЕСЬ означало с каждой секундой приобретать все новые и новые болезни.
– Нет, – все же удалось мне выдавить.
– Он стал соучастником убийства. – Эш говорила снисходительно и с оттенком презрения. – Он знал самые ужасные вещи и позволял себе думать о них именно в этом кабинете. Смотрел в окно и сам себе рассказывал шепотом все тайны.
Это навсегда.
– Я не…
– Он следил за мной. За два дня до моего дня рождения… Нашего дня рождения. Когда Мэг пропала, он опасался, что я могу быть как-то в этом замешана, может, узнал что-то. Ну, вот, он тайком приехал к школе и увидел, как я после уроков села в машину мистера Малво, а потом ехал за нами всю дорогу до дома на Альфред-стрит. Когда мы вдвоем зашли в дом, папочка сидел за рулем и продолжал наблюдать. А через пару минут бедняга Дин выскочил на улицу, запрыгнул в свой автомобиль и умчался.
– Почему? Что произошло?
– Я показала ему Мэг. Показала мистеру Малво, что я для него единственная девушка. И он посмотрел вниз, в тот подвал, и увидел ее труп, и быстренько сообразил пару вещей. Первое: теперь главная я, а не он. И второе: он не сможет никому рассказать, потому что именно его, учителя, отправят за решетку, а не меня – не девочку, подружку Мэг.
– И ты осталась там одна.
– Ну да. Пока папа не пришел. Трусливый, ничтожный папуля. Подошел ко мне сзади на цыпочках и заглянул в подвал, совсем как Дин. Знаешь, было похоже, что он что-то подобное и ожидал увидеть, почти догадывался, что чем-то таким все и закончится. Он даже вроде как кивнул, помнишь, как он это делал? Вроде говорил «ладно, так тому и быть»? А потом развернулся и забавно так побежал к выходу, будто боялся блевануть на пол.
Было похоже, что Эш читает мои мысли, впрочем, в этом не было ничего нового. Отец, как и я, изо всех сил старался не показывать свою слабость.
– Так папа знал?
– Разве ты забыл, как он себя вел в то время? Какой он был странный и загадочный? Я пыталась с ним поговорить об этом, но он два дня только и отвечал: «Дай мне подумать, Эшли». А потом в ночь накануне моего дня рождения… Ой, нашего дня рождения – я снова ошиблась… Так вот, он открыл дверь в мою комнату и прошептал: «Давай завтра встретимся в том доме». Я услышала это и подумала, что он никогда бы мне этого не сказал. Я его дочь, и он имеет определенные обязанности передо мной, но и только. Такой он был человек, правильно? Забавно, но и приятно тоже, что, когда я убила Мэг, папа и я стали ближе друг другу, чем когда-либо.
Я попытался сплюнуть, но ничего не получилось. Губы пересохли, а моему желудку не от чего было избавляться. Во мне не осталось ничего, кроме вскипающей тошноты, которая порождала ноющую боль в груди.
– Получается, в день пожара ты не встречалась с Малво, – продолжал я. – Ты виделась с отцом.
– Такое замечательное шестнадцатилетие! Прекрасный день рождения! Я заслужила особенный праздник. Помнишь, ты подумал, что папа поехал на работу? Ну вот, а я попросила девчонок – Мишель, Лайзу и Вайнону, помнишь этих сучек? – поехать со мной. Пообещала им кое-что показать. Прикольчик такой… Сюрприз, одним словом. И они бы удивились, согласен? Если бы увидели Мэг. И когда увидели бы, как мой папочка прибирает дерьмо, которое оставила дочурка. И, что интересно, они бы тоже никогда никому ничего не сказали бы.
– Почему?
– Потому что я им так сказала.
Теперь у меня под ногами закачался пол. Не так, как в море качается палуба корабля. Пол наклонился как-то в одну сторону, и ноги изогнулись в коленях, словно я пытался пройти по батуту. Если забыть о том, что я никуда не шел, а стоял на месте.
– Ах, как все было бы забавно. – Эш продолжала рассказывать, явно наслаждаясь воспоминаниями. – Но потом девчонки струсили, и мне пришлось ехать дальше одной. Когда я добралась до дома на Альфред-стрит, папа уже был там. И весь дом провонял газом, потому что он отвернул в нем все краны. И он сказал мне то, что я уже и так знала: что он не собирается ни о чем сообщать в полицию, что он собирается помочь мне спрятать концы в воду. Ведь он мой отец! Ах, Дэнни, это было так здорово! Знаешь, ради такого стоило все это затевать. Однако потом он сказал то, чего я от него никак не ожидала. «Но этим все закончится, – сказал он, – после того, что случилось, ты для меня больше никто. Это последнее, что я сделаю, как отец. Отныне ты мне не дочь».
Эш засмеялась, и ее смех напоминал визг покрышек на сухом асфальте. Мгновения перед столкновением, когда уже невозможно ничего предпринять.
– Но ты бы никогда не дала ему уйти, – сказал я.
– Дэнни, ты умница!
– Что же ты с ним сделала?
– Я его поцеловала.
Эш отвернулась от меня и посмотрела в окно. Внимательно вгляделась в серый размытый горизонт, как будто надеялась там прочитать слова для ответа.
– Это был настоящий поцелуй. Взрослый… Поцелуй-призыв «трахни меня», поцелуй, означающий «все будет очень хорошо»… – Она продолжала не торопясь. – Одной рукой я начала расстегивать его ремень, а другую положила ему на спину. Я просто хотела его задержать там. Так что я дала ему знать, что он может делать со мной все, что захочет. Я все еще была его! Я хотела ему принадлежать. Мне даже говорить об этом не стоило, просто вот такой девушкой я была! Такой девушкой, которую хочет любой парень, потому что ты можешь с ним вытворять такое, чего никто ему больше не позволит.
Она опять повернулась ко мне. И густые облака в моем сознании и перед глазами сгустились еще больше. Я изо всех сил сопротивлялся затмению, стараясь сохранить в себе остатки света.
– А что он сделал?
– А он оттолкнул меня. – Эш подошла на шаг ко мне. – Он правильно понял, что я ему предлагала, и это внушило ему отвращение. Представляешь, я вызвала у него отвращение! Он схватил меня за плечи. Отшвырнул. Сильно. Я отступила, немножко потеряла равновесие. А потом упала. Провалилась в ту дыру, неудачно приземлилась, сломала лодыжку. Я закричала, позвала его, попросила, чтобы он меня вытащил оттуда. А он просто смотрел на меня сверху. Без злости. Это была ненависть, Дэнни. Ненависть – это ведь не чувство, это отсутствие всяких чувств. И именно это он ко мне испытывал – ему было на меня абсолютно наплевать.
Она подняла руки, собираясь снова обнять меня, чтобы завершить начатое. Начала медленно приближаться, заполняя собой все пространство комнаты, пока не осталось ничего, кроме нее.
– Он просто ушел, – сказала она. – Я предполагала, что он собирается найти где-нибудь лестницу или что-то такое. Я даже подумать не могла, что он оставит меня там умирать рядом с трупом, что он вообще позволит мне умереть. Впрочем, наверняка я и сейчас не знаю. Потому что потом там появились эти три грязные дырки и устроили пожар.
Отец снова дернулся в кресле. Его губы дрожали, однако с них не сорвалось ни звука. Он вцепился в подлокотники, словно пытаясь встать.
– И ты кричала, чтобы позвали меня, – напомнил я. – Не папу, не полицию. Меня.
– Потому что у меня был только ты, брат, – прошептала Эш. – Такой бесполезный, такой ненужный…
Я посмотрел ей в глаза, и моя сестра отшатнулась на дюйм. А потом положила пальцы мне на веки, закрывая их.
Тьма имеет вес. Это похоже на падение в воду в меховой куртке, джинсах и ботинках. Бесполезное барахтанье на поверхности только погружает тебя все глубже и глубже.
Однако внутри меня еще что-то оставалось.
Смутные образы из прошлого. Что-то обретенное, вселявшее надежду, а потом утраченное. Правда, я не могу ни увидеть это, ни даже вспомнить, как оно называется.
Пойдем, Дэнни…
Эш потянула меня вниз, туда, где вода отвердевала до крепости гранита. Туда, где она уже определила мне место.
Пойдем…
И я пошел.
Но не к ней, а в нее, в ее сущность…
То, что еще сохранялось в моем сознании, – то теплое, неназываемое и живое, – оно сказало мне открыть глаза. И когда я увидел свою сестру, то бросился на нее.
Словно пьяный, обхватил ее за талию. Пользуясь своим ростом, благодаря своим длинным ногам оторвал ее от пола, лишая равновесия. Отступил на шаг.
Что ты делаешь?
Я метался в обволакивавшем меня воздухе. Барахтался и погружался в темноту. Зажмуривался по той же самой причине, по которой закрывают глаза, плавая под водой. Всегда кажется, что там может оказаться что-то неожиданное, страшное и опасное. Только на этот раз я точно знал, что, если осмелюсь заглянуть в эту беспросветную тьму, то увижу только огромное Ничто и оно будет ужаснее любого существа, какое только можно вообразить.
Но я сражался с этим невообразимым. Разрывал ногтями тьму. Сопротивлялся.
Дэнни!
Боролся, потому что оставалось со мной еще что-то, и это не было моей сестрой. Оно не имело с ней ничего общего.
Взгляни на меня, брат.
Я зажмурился так, что у меня заболели глаза. И сквозь обволакивавшую сознание темноту вдруг вспыхнули две точки, словно вязальные спицы. Пара зондов, нащупывающих мозг. Забудь их… откажись от нее… Я пытался связать воедино то, неназываемое, что помнил всего мгновение назад.
Я думал об этом как о чем-то нематериальном. Но на самом деле все это имело свое название и свои особенности. Голоса, лица. То, как они говорят, смеются, их прикосновения.
Люди!
В прошлом были люди, и они по-прежнему есть, в настоящем. В особенности два человека. Призывают меня так же, как я взываю к ним. Некоторые называют это молитвой. И как в любой молитве, все сводится либо к просьбе, чтобы кто-то сразился за тебя, либо просьбе к самому себе продолжать сражаться.
Прекрати, Дэнни! Сейчас же остановись!
От голоса Эш в голове рождается жуткая боль. Вязальные спицы… Болезнь костного мозга, злокачественная, неизлечимая…
Нет, не это сейчас главное.
Сейчас важно не останавливаться. Важно как можно сильнее раствориться в сестре, глубже погрузиться в нее, дальше проникнуть в ее внутреннее пространство, взломать и разрушить ее границы.
Взгляни на МЕНЯ!
Шелест бьющегося стекла похож на шорох дождя. Ливень, что бьет по любой поверхности, настоящая симфония ударов.
Мы вывалились из окна кабинета. Кружась и сталкиваясь. Шум дождя сменился ревом свистящего в ушах воздуха.
ПОСМОТРИ!
И я посмотрел.
Моя сестра, мой близнец, падала быстрее, чем я, словно была тяжелее. Будто земля больше желала заполучить ее, чем меня.
Дэнни!
Тот же самый голос, та же самая мольба, как и тогда, когда я увидел ее в горящем здании.
НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ЗДЕСЬ!
И теперь, как и тогда, я попытался до нее дотянуться. Как и тогда, она оказалась слишком далеко внизу.
Я протягивал руки вниз к сестре, и она изо всех сил тянулась ко мне. Но хватали мы только пустоту.
Дэнни!
Они были похожи на звезды.
Эш, кружась, удалялась от меня, а за ней, далеко внизу, лед был похож на ночное небо, словно картечью пробитое пятнами света. Река, похожая на Млечный Путь, далекую звездную систему, материализовавшуюся из невообразимой дали.
Однако это не звезды. Это всего лишь лица мертвых. Становящиеся все заметнее по мере того, как мы падаем и приближаемся к ним. Они нас тоже видят. И скребут в нетерпении лед ногтями, потому что каждый из них отчаянно желает первым затащить нас к себе.
Они там не люди. Но и не призраки и не души. Это огромное собрание всех ужасов и страхов, которые они сотворили другим и самим себе, страхов безымянных и превращенных в абсолют. Бездонная река ужаса.
Лед стремительно колышется. Еще один вздох, и мы ударимся об него. И пробьем.
Я нашел взглядом лицо Эш и увидел, какую картину узрела она в то мгновение, когда родилась. Она напугала ее. Но даже теперь сестра сопротивлялась и изо всех сил старалась казаться дерзкой и даже невозмутимой.
Не оставляй!
Она это сделала ради меня.
Моя сестра предлагала утешение и поддержку. Когда мы были детьми, она успокаивала меня и гнала прочь кошмары от моей постели, даже если они ею же и были вызваны. Утешая меня, она обещала, что всегда будет рядом и, пока это так, бояться ничего не надо. А еще моя сестра говорила, что и в жизни и в смерти, и даже в тех местах, которых я еще не видел, но которые, она точно знает, ожидают нас, она никогда не оставит меня. И мы всегда будем вместе.
Часть четвертая
…горя огнем, себя сжигают души
Глава 47
Мои глаза открыты, и я уверен в двух вещах.
Я жив.
И в моей груди бьется чье-то сердце. Не мое…
Одна из медсестер с сильными опытными руками, покрытыми темными волосками и родимыми пятнами, на которые стоило взглянуть, протирала мне губкой промежность и меняла простыни. Как только я смог заставить собственный рот издавать нормальные членораздельные звуки, я снова и снова задавал ей один и тот же вопрос:
– Чье у меня сердце?
– Солнце мое, говори громче. Мои уши уже не те, что прежде.
– Чье сердце я получил?
– О-о! Нам нельзя об этом…
– Я никому не скажу.
Женщина аккуратно расправила края простыни у меня на груди, заботливо подоткнула их. За это время она решила все-таки нарушить правила.
– Это была автомобильная авария, – сказала она. – Травма головного мозга, несовместимая с жизнью. Мы ничего не могли сделать. Зато на остальном ее теле не было практически ни царапины. То, что мы называем идеальный донор.
– Ее?
Улыбка угасла на ее полных, покрытых пушком губах.
– Это была девушка… Шестнадцати лет…
Уилла ударилась в религию. Она прочитала в больничной часовне все молитвы, какие знала, заклиная Господа, чтобы ее сын и муж вернулись к ней. И пообещала всегда молиться, если ее услышат.
– Никогда не была особенно набожной девушкой, – сказала она мне, – но, пожалуй, теперь придется, правда? В конце концов, договор есть договор.
Я сказал, что мы можем ходить в церковь каждое воскресенье, да хоть каждый день недели, если ей так хочется. Вообще мы сделаем все, что она пожелает.
– Хочу поехать домой и хоть немного пожить нормально, – сказала она.
– И только-то?
– Дэнни, а ты считаешь, что этого мало?
Это – много.
На второй или третий день после того, как я возвратился и пришел в сознание, она привезла Эдди повидаться со мной. Я попросил ее дать нам пару минут побыть наедине. Уилла сделала удивленные глаза, но выскользнула из палаты, не задавая лишних вопросов.
Я сказал мальчику:
– Мы можем поговорить о случившемся и обсудить все, что захочешь. Или больше никогда об этом не разговаривать. Но я думаю, ты должен знать, что ты был со мной. На Той стороне. И ты меня спас. Помнишь что-нибудь об этом?
Эдди оглянулся, чтобы удостовериться, что мы в комнате одни.
– Я спрашивал об этом… Но доктора сказали, что в состоянии комы не может быть никаких видений.
– Это не было видением.
– Знаю. Я просто говорю, что нам никто не поверит.
– А это вообще ничего не значит. До других нам нет дела.
Он запомнил не все, но вполне достаточно.
Он помнил, как искал меня в пустынном городе, зная, что я один и нуждаюсь в помощи. И следовал за моим голосом. И когда Эдди меня нашел, там было еще что-то. Нечто такое, о чем он знал, что если на это посмотреть, то лишишься возможности двигаться и мыслить. Поэтому Эдди стал смотреть на меня. И я смог уйти.
– Прости меня, Эдди, за то, что я позволил ей сделать все это с тобой. Я не должен был вмешивать тебя во все это. Мне надо было все решать самому.
– Ты не сделал ничего плохого. Это все она. А потом, никто не должен оставаться в одиночестве. Кроме того, ты ведь хотел ей помочь, да?
– Да, пытался…
– Плохо закончилось? Я имею в виду, для нее? Это было больно?
– Да, для нее все кончилось скверно. И ужасно мучительно.
– Хорошо. – Больше Эдди ничего не хотел об этом слышать. – Тогда мы с нею в расчете.
Операцию по пересадке сердца проводил тот самый кардиохирург, который понравился мне еще в первый раз. Понятно, в тот момент я об этом не знал. Однако теперь мысль о том, что именно он поменял мой забарахливший маятник и поместил сердце другого человека туда, где оно сейчас бьется, придавала мне уверенности. Все-таки приятно думать, что наши сердца держали в своих руках друзья.
– Так-так, мистер Орчард, – хмыкнул он, когда сознание вернулось ко мне в первый раз. – Похоже, вы собираете материал для новой книги. Скоро ожидать?
– Не думаю. На этот раз все тайны останутся при мне.
– Ах, вот как? Не хотите, чтобы жена узнала обо всех гуриях, которые вас там ублажали?
– Ну, вроде того…
Он проверил мой пульс, измерил давление, прочитал что-то в истории болезни. И покачал головой.
– Вы в такой форме, что трудно поверить. Хотя и выглядите слегка с похмелья.
– У вас у самого такой вид, будто вчера вы крепко поддали.
– Так оно и есть.
Я поблагодарил его. На это ушло некоторое время. Я попытался сказать хирургу, что сделанное им изменило не только мою жизнь, но и жизни других людей и я теперь постараюсь помогать им всеми возможными способами. Что, может быть, для него это и не важно, но я обещаю не тратить впустую подаренное мне дополнительное время. Я спросил доктора, как его зовут, и заверил, что, если у нас с Уиллой когда-нибудь появится общий ребенок, или мы подарим Эдди щенка, или я все-таки приобрету когда-нибудь яхту, мы непременно назовем их в его честь – Стивен. Мой спаситель выслушал все это с ироничной улыбкой – как наверняка выслушивал подобные благодарности от других больных. Для него подобный чудесный исход чередовался с разочарованиями, так что он ко всему относился философски.
– Я в этой истории всего лишь ремесленник, – сказал он. – Это вы, Дэнни, нашли дорогу назад, не я.
– Ну, что тут скажешь. Мне просто здесь нравится.
– И неудивительно. Большую часть времени тут чертовски хорошо. – Хирург подошел ко мне поближе, и лицо его сделалось серьезным. – Позвольте задать вам один вопрос. Раз уж вы так привязаны к нашему грешному миру, чего ради вы устроили этот спринтерский забег по улицам города? За вами кто-то с ножом гнался? Или опаздывали на самолет?
Мне не хотелось лгать этому человеку. И что-то подсказывало мне, что, если сказать ему правду, он удовольствуется моим рассказом. По крайней мере, убедится, что я верю в эту историю, даже если он сам в нее не верит. Но насколько далеко можно зайти в рассказе о ситуации, подобной той, в которой я оказался?
Расскажешь мало – и во всем этом не будет смысла. Начнешь рассказывать в подробностях – и, чего доброго, посчитают, что мне самое место в психиатрической лечебнице.
– Мне надо было там… кое о чем позаботиться, – осторожно ответил я.
– Надо понимать, «там», о котором речь, – это Там, а не на Бойлстон-стрит.
– Если бы это была Бойлстон-стрит, я заказал бы такси.
Похоже, хирурга такой ответ практически устроил. В любом случае, больше он не стал задавать никаких вопросов. Просто кивнул головой в свойственной ему манере, словно он соглашается с собеседником. И отошел от моей кровати, давая понять, что серьезный разговор окончен.
Затем я спросил, когда, по его мнению, мне можно будет отправиться домой. Доктор сделал скорбное лицо, хотя его глаза явно смеялись.
– Осталось последнее обследование. Правда, боюсь, довольно неприятное.
– Ладно, а что это?
– Придется проверить вашу задницу.
– Зачем?!
– Посмотреть, нет ли на ней следа копыта, которым вас вышибли сюда с того света.
Впоследствии, получив предварительное согласие родственников, администратор больницы сообщил мне имя девушки, погибшей в той аварии и чье сердце теперь билось у меня в груди.
Ее звали Надин.
Все оставшееся время в больнице я писал письмо ее матери, отцу, ее родным и «всем, кто ее любил».
Наверное, это стало самым ненормальным выражением благодарности в истории. Однако я добавил постскриптум, который, как мне хотелось верить, мог их хоть как-то утешить. Я был уверен, что место, где теперь пребывает Надин, прекрасно. Она вновь и вновь переживает самый счастливый день своей жизни.
Закончив письмо, я сложил листки и упаковал их вместе с экземпляром своей книги в коробку «Федерал Экспресс». А прежде чем запечатать посылку и передать Уилле, чтобы она отправила ее по сообщенному мне адресу, я положил туда же и часы «Омега».
Я солгал кардиохирургу, когда сказал, что не собираюсь писать новую книгу.
Всего через пару месяцев, проведенных дома, я погрузился в новый проект. Это повесть о том, что такое ПОСЛЕ, рассказанная человеком, побывавшим в месте, которое, как мы опасаемся, может существовать и где мы можем оказаться, если оно существует. Это повесть о том месте, о котором рассказывала Вайлет Григ и которое, по словам Лайла Кирка, сделало ее обитателем Преисподней. Соответственно, меня тоже теперь можно считать обитателем Преисподней.
Моя книга будет о том, что случилось с моими матерью и отцом, о сгоревшем доме и об Эш. Это книга о судьбах, с которыми мы рождаемся и которые сами для себя определяем. Я хочу рассказать подлинную историю об одиночестве и отсутствии покоя, о мучительных поисках и возможности найти неожиданный способ стать счастливым, хотя и кажется порой, что счастье находится на другом берегу реки, через которую нет переправы.
Я назову свою книгу «Проклятые».
Правда, закончить ее будет непросто.
Есть вопросы, на которые у меня нет ответа. И они, как всегда, связаны с будущим. Например, Уилла и Эдди. Сложится ли их жизнь так, как мне хочется. Сколько времени сердце Надин сможет выполнять свои обязанности в своем новом «доме». А еще: вернется или нет Эш.
Впрочем, теперь вы знаете то, что знаю я. И вы находитесь к настоящему настолько близко, насколько это возможно. Следите за тем, что уже определилось.
Эшли ушла под лед. А я – нет.
Теперь она где-то далеко внизу, намного ниже Детройта, там, где она заключена в воде, твердой как камень. Это место настолько далеко от мира света, что ей будет невозможно добраться туда, чтобы меня разыскать. Хотя она непременно попытается.
Теперь Эш стала чем-то иным, превратилась в то, чего я никогда бы не хотел увидеть. И все-таки она навсегда останется моей сестрой.
А значит, она всегда будет меня искать.
Благодарности
Прежде всего, спасибо моему редактору Саре Найт, которая предостерегла меня от многих подводных рифов и барьеров и, как всегда, со свойственным ей блеском помогла их преодолеть. Огромная благодарность также всем сотрудникам издательств «Саймон и Шустер», «Саймон и Шустер Канада» и «Орион», которые помогали в работе над этой книгой: Кэролайн Рейди, Джонатану Карпу, Мэрисью Руччи, Ричарду Рореру, Кевину Хенсону, Элисон Кларк, Дэвиду Миллар, Кейт Гейлз, Моли Линдлей, Эллине Вейсбейн, Эмми Якобсон, Эмми Кормьер, Мишель Блэкуэлл, Джонатану Эванс, Джошуа Коэну, Левелин Поланко, Джейсону Нойеру, Йону Вуду, Кейт Милз, Джемиме Форрестер, Габи Янг, Грэми Уильямс. Отдельно благодарю Энн Макдермид, Стефанию Кабот, Питера Робинсона, Джэки Левин, Ховарда Сандерса, Салли Райли, Монику Пачеко, Марту Мэгор, Криса Баччи, Джейсона Ричмана и Дани Герца.
При работе над книгой я прочитал много публикаций о Детройте, но особую признательность хотел бы выразить за отличные работы Пола Клеменса «Сделано в Детройте», Скотта Мартелла «Детройт: биография» и Чарли Ледаффа «Детройт: вскрытие по-американски».
Читать бесплатно другие книги:
