Обрученные холодом Дабо Кристель

Небоград

Офелия запрокинула голову в небо. Она не могла отвести изумленного взгляда от гигантского города, вздымавшегося до самых звезд.

Здешняя архитектура была скорее причудливой, нежели красивой. Повсюду виднелись башенки самых разнообразных форм – округлые, вытянутые, прямые, наклонные. Лестницы нависали над пустотой, не вызывая желания ступить на них. Витражные окна расцвечивали ночную тьму палитрой пестрых красок.

– Боже, я чуть не умерла… – раздался голос за спиной Офелии.

– Осторожно, дамочка, по такому катку не в вашей обувке ходить!

Растерянная тетушка Розелина, которую егерь поддерживал под руку, пыталась сохранить равновесие. В тусклом свете фонаря ее лицо казалось еще желтее, чем обычно.

Офелия, в свой черед, опасливо ступила на лед и тут же грохнулась на спину.

Торн выпрягал собак из своих саней и впрягал их в повозку егеря. Его сапоги с рифлеными подошвами прекрасно держались на толстой корке льда.

– Все в порядке, господин Торн? – спросил егерь, наматывая вожжи на запястья.

– Да.

Управляемая егерем упряжка бесшумно сорвалась с места и взмыла в небо. Сидя на льду, Офелия проводила ее глазами. Она с болью подумала о том, что эти сани унесли последнюю надежду на возвращение.

– Помогите мне, – раздался повелительный голос Торна.

Его высокая сухощавая фигура склонилась над пустыми санями. Он явно ждал, чтобы Офелия подошла к нему.

Девушка кое-как поднялась и доковыляла до саней. Торн указал ей на колышек, вбитый в лед:

– Упритесь в него ногой. По моему сигналу толкайте как можно сильнее.

Офелия кивнула, хотя сомневалась в своих силах. Закоченевшие ноги едва слушались. Торн махнул ей, она согнулась и вместе с ним всем телом налегла на сани. Повозка, которая так легко неслась по небу, теперь, казалось, намертво вмерзла в лед.

Наконец полозья поддались. Продолжая толкать сани, Торн и Офелия вместе с семенящей следом тетушкой Розелиной добрались до большого запертого ангара. Ворота, неплотно соединенные толстыми цепями, скрипели на ветру. Торн откинул полу шубы и вынул из сумки на ремне связку ключей. Щелкнул замок, цепи упали. В темном чреве ангара стояли рядами такие же сани. Торн, уже без помощи Офелии, втолкнул повозку внутрь, вынул свой саквояж и знаком велел женщинам следовать за ним вглубь ангара.

– Вы не хотите вести нас через парадную дверь?! – вопросила тетушка Розелина.

Торн обвел спутниц мрачным взглядом.

– Начиная с этого момента, – сказал он угрожающе, – вы будете беспрекословно следовать за мной, без промедления и без шума.

Тетушка оскорбленно поджала губы. Офелия сочла за лучшее промолчать: Торн явно не нуждался в ее мнении. Они должны были войти в город тайком, и, видимо, у него имелись на это причины. Другой вопрос, уважительные или нет…

Торн потянул вбок тяжелую деревянную дверь на полозьях, за которой обнаружился подъемник из кованого железа. Согнувшись, он прошел внутрь, подождал, когда женщины встанут рядом с ним, задвинул сложенную гармошкой предохранительную решетку и нажал на какой-то рычаг. Лифт с металлическим лязгом пополз вверх. По мере подъема воздух становился все теплее. Вскоре жара, поначалу приятная, превратилась в настоящую пытку. Горячий воздух обжигал щеки Офелии, затуманивал очки.

Лифт остановился так резко, что тетушка Розелина с трудом подавила испуганный крик. Торн отодвинул решетку и, вытянув шею, внимательно посмотрел по сторонам.

– Нам направо. Поторопитесь.

Перед ними была мрачная улочка с грязной выщербленной мостовой и старыми рекламными плакатами на стенах домов. В воздухе витал неясный запах сдобы и специй, от которого Офелию замутило.

Торн, с саквояжем в руке, вел их по безлюдным кварталам с потайными проходами и ветхими лестницами. Дважды он поспешно вталкивал спутниц в темные переулки, заслышав приближение фиакра или отдаленный взрыв смеха. Наконец он схватил Офелию за руку, чтобы заставить идти быстрее. На каждый его шаг приходилось несколько ее шажков.

Когда на жениха падал свет уличного фонаря, девушка видела его строгий профиль: стиснутые челюсти, нахмуренный лоб. Она спрашивала себя, насколько законным было его место при дворе, если он действует таким образом.

Наконец они вошли на задний двор неприметной лачуги, спугнув кошку, забравшуюся в помойку. Нервные пальцы Торна выпустили руку Офелии. Он снова настороженно огляделся, втолкнул обеих женщин в какую-то дверь, вошел следом и тут же дважды повернул в замке ключ.

Тетушка Розелина икнула от изумления, а Офелия удивленно раскрыла глаза. Перед ними, в закатном свете, пылал роскошными осенними красками великолепный парк. Никакой тьмы. Никакого снега. Никакого Небограда. Словно по взмаху волшебной палочки, они очутились совсем в другом мире. Офелия обернулась. Дверь, в которую они только что прошли, нелепо стояла сама по себе, ни на что не опираясь, посреди лужайки.

Судя по виду Торна, здесь ему стало гораздо спокойнее, и тетушка Розелина решила, что запрет на разговоры снят.

– Потрясающе! – пролепетала она. Ее вытянутое желтоватое лицо сияло от восхищения. – Куда мы попали?

Торн, не выпуская из руки саквояж, зашагал по аллее, обсаженной вязами и тополями.

– Это имение моей тетки. Буду очень благодарен, если вы отложите на потом все другие вопросы и не станете нас задерживать, – добавил он, заметив, что Розелина готова расспрашивать еще и еще.

Дамы шагали следом за Торном по ухоженной аллее. По обе стороны от нее бежали два ручейка. Тетушка расстегнула шубу, наслаждаясь теплым воздухом.

– Фантастика! – твердила она с улыбкой, обнажая лошадиные зубы. – Просто фантастика!

Офелия вела себя более сдержанно. Она внимательно смотрела на газон у своих ног, на мерцающие ручейки, на листву, шелестевшую от дуновения ветерка, на нежно-розовое закатное небо и никак не могла справиться с ощущением фальши. Здешнее солнце стояло в небе не там, где положено. Трава на лужайке была слишком зеленой. Деревья в осеннем уборе не роняли ни одного листочка. И еще одна странность: тут не было слышно ни птичьего пения, ни жужжания насекомых.

Офелии вспомнилась запись из путевого дневника Аделаиды:

«Госпожа посол весьма любезно приняла нас в своем имении, где царит вечная летняя ночь. Я просто ослеплена таким множеством чудес! Здешние жители очень вежливы и гостеприимны, а их свойства превосходят все ожидания…»

– Не торопитесь снимать шубу, тетя, – шепнула Офелия. – Мне кажется, этот парк – иллюзия.

– Иллюзия? – недоверчиво повторила Розелина.

Торн на миг обернулся – Офелия успела увидеть его шрам на брови и плохо выбритый подбородок. Во взгляде, который он бросил на девушку, промелькнула искорка удивления.

Постепенно парк уступил место великолепным регулярным садам. Наконец за ажурной листвой на пламенеющем фоне заката показалось прекрасное здание. Это был замок, увитый плющом, с черепичной крышей и затейливыми флюгерами.

На каменном крыльце с полукруглыми ступенями стояла старая дама в шали, накинутой на плечи. Казалось, она давно уже поджидает путников, сложив руки на черном переднике. Пока гости поднимались по лестнице, она буквально пожирала их глазами. Глубокие морщины обрамляли ее сияющую улыбку.

– Торн, мальчик мой, как я счастлива тебя видеть!

Забыв об усталости, забыв о насморке, забыв о своих подозрениях, Офелия невольно улыбнулась. В ее глазах Торн был кем угодно, только не «мальчиком». Но она изумленно заморгала, когда Торн бесцеремонно оттолкнул старуху, протянувшую к нему руки.

– Прекратите это, – прошипел он.

И исчез в вестибюле, оставив трех женщин на крыльце.

– Боже, какое бессердечие! – с тяжким вздохом воскликнула Розелина.

Но старуха уже нашла себе новую жертву. Ее сморщенные пальцы жадно, едва не сбивая очки, шарили по лицу Офелии, словно хотели убедиться в его свежести.

– Вот она, новая кровь, которая спасет Драконов, – бормотала она с мечтательной улыбкой.

– Что вы сказали? – пролепетала девушка.

Она не поняла ни слова в этой приветственной фразе.

– У тебя доброе лицо! – радостно воскликнула старуха. – И такое невинное!

«Скорее уж оторопелое…» – подумала Офелия. Она заметила, что дряблые руки женщины покрыты странной татуировкой. Точно такой же, какая была на руках охотников в альбоме Аугустуса.

– Простите, мадам, я вас намочила, – сказала Офелия, откидывая с лица волосы, все еще мокрые от растаявшего снега.

– Великие предки, да вы вся дрожите, милая моя девочка! Входите же, дамы, входите скорее! Скоро подадут ужин.

Драконы

Офелия блаженствовала в горячей воде.

Как правило, девушка избегала пользования чужой ванной – читать эти маленькие интимные пространства всегда было неприятно. Но сейчас она вовсю наслаждалась купанием. Пальцы ног, посиневшие от холода, теперь наконец-то порозовели. Разморенная теплым паром, Офелия сонно оглядывала длинный цветной бордюр по краю ванны, коврик с узором из лилий и красивые фарфоровые вазы в стенных нишах. Каждая вещь здесь была подлинным произведением искусства.

– Знаешь, детка, я и успокоена, и вместе с тем сильно озабочена!

Офелия взглянула сквозь затуманенные очки на силуэт тетушки Розелины, двигавшийся за занавеской, как в детском театре теней. Старушка закалывала шпильками свой скромный шиньон, надевала жемчуга, пудрила нос.

– Успокоена, – продолжала теткина тень, – потому что этот ковчег оказался не таким уж враждебным, как я боялась. Никогда еще я не видела настолько роскошного дома… И хотя акцент этой почтенной бабули режет ухо, она просто душечка!

Розелина отодвинула занавеску и наклонилась к Офелии. Ее светлые волосы, туго стянутые в пучок, излишне сильно благоухали туалетной водой. Она уже облекла свое тощее тело в красивое темно-зеленое платье – подарок «почтенной бабули», компенсацию за сломанную егерем швейную машинку.

– Но я озабочена тем, что человек, за которого ты собираешься замуж, неотесанный грубиян, – прошептала старушка.

Офелия откинула назад тяжелые мокрые волосы и подумала, не рассказать ли крестной о предостережении Торна.

– А ну-ка, вылезай! – приказала тетка, щелкнув пальцами. – Ты уже вся сморщилась, как сушеная слива.

Офелия вынырнула из горячей воды и передернулась от холода. Первым делом она машинально натянула на руки свои перчатки чтицы. Затем с удовольствием закуталась в белую купальную простыню и вышла из ванной в спальню. Бабушка Торна предоставила в ее распоряжение множество платьев. Разложенные на широкой кровати с балдахином, они напоминали томных женщин, соперничавших в красоте и грации. Девушка выбрала самое скромное – жемчужно-серого цвета, приталенное, с пуговицами едва ли не до самого подбородка. Увидев себя в зеркале такой разряженной, да еще и с уложенной на затылке косой вместо свисающих на лицо волос, она почувствовала, как ей не хватает привычной небрежности. Офелия дотянулась до своего шарфа, все еще влажного, и он обвил трехцветным кольцом ее шею, свесившись до самого пола.

– Бедная моя племянница, ты начисто лишена вкуса, – раздраженно сказала Розелина.

В дверь постучали. Девушка в фартучке и наколке горничной сделала почтительный реверанс:

– Ужин готов, не угодно ли дамам следовать за мной?

Офелия внимательно посмотрела на ее хорошенькое личико, осыпанное веснушками, и попыталась – впрочем, безуспешно – угадать степень их с Торном родства. Если это его сестра, то она совсем на него не похожа.

– Благодарю вас, – сказала Офелия, в свою очередь приседая в церемонном реверансе.

Девушка так изумленно взглянула на нее, что Офелии стало ясно: она допустила какую-то оплошность.

– Мне кажется, это простая служанка, – шепнула ей крестная, пока они спускались по лестнице, устланной мягким ковром. – Я слышала о таких, но впервые вижу своими глазами.

Офелия кивнула. Ей приходилось читать ножницы горничной у себя в музее, но она думала, что эта профессия исчезла вместе со старым миром.

Девушка ввела их в просторную столовую. Здесь было темнее, чем в коридоре. Коричневые стены, сводчатый потолок и свинцовые переплеты витражных окон создавали полумрак. На длинном столе слабо горели свечи, пламя которых отбрасывало золотые отблески на столовое серебро.

Посреди всего этого, во главе стола, сидела в резном кресле дама волшебной красоты. Ее гибкое холеное тело было облачено в голубое атласное платье с кремовыми лентами, нежно шуршавшее при каждом ее движении. Молочно-белая шея гордо выступала из пены светлых кружев. Лицо с мягкими чертами, лишенное возраста, озарялось ангельской улыбкой. Раз взглянув на него, невозможно было отвести взгляд. Но Офелия все-таки опустила глаза. Она смотрела на ухоженную руку, которую протянула ей дама. Под полупрозрачной кружевной манжетой виднелась все та же затейливая татуировка.

– Милое мое дитя! – обратилась дама к Офелии томным, чувственным голосом. – Дайте же мне вами полюбоваться!

– Боюсь, я недостойна того, чтобы мной любовались, – вырвалось у Офелии.

Улыбка дамы стала еще шире, сделав заметными ямочки на ее белоснежных щеках.

– Ну, во всяком случае, вы достаточно искренни. Вот чего нам здесь не хватает, не правда ли, мама?

Северный акцент, такой неблагозвучный в устах Торна, придавал голосу этой женщины воркующие интонации и делал ее еще обольстительнее.

Бабушка, сидевшая через два стула от нее, кивнула с добродушной улыбкой:

– Я ведь тебе уже говорила, дочь моя, эта юная особа – воплощение простодушия и невинности!

– О, простите, я забыла свой долг хозяйки и даже не представилась вам! – спохватилась красавица. – Меня зовут Беренильда, я прихожусь Торну тетей. Люблю его как сына и уверена, что скоро полюблю и вас как родную дочь. Прошу вас относиться ко мне как к матери. Садитесь же, милое дитя, и вы тоже, мадам Розелина.

Перед Офелией поставили тарелку супа, и только тут она заметила Торна, сидевшего напротив. Прежде его скрывал царивший в столовой полумрак.

Сейчас Торна трудно было узнать.

Густые светлые волосы уже не походили на гриву – они были коротко острижены. Борода, скрывавшая щеки, исчезла. Толстая дорожная шуба уступила место темно-голубому камзолу со стоячим воротником, из-под обшлагов которого выступали широкие манжеты белоснежной рубашки. В этом наряде Торн уже больше походил на знатного человека, чем на дикого зверя. Пламя свечей играло на его часовой цепочке и запонках.

Однако выражение лица жениха не стало любезнее. Он упрямо смотрел только в свою тарелку с тыквенным супом. Казалось, он молча считает, сколько раз его ложка проделала путь от тарелки до рта и обратно.

– Тебя что-то совсем не слышно, Торн! – заметила красавица Беренильда, поднимая бокал с вином. – А я-то надеялась, что женское присутствие в твоей жизни сделает тебя более разговорчивым.

Торн поднял голову и пристально взглянул – но не на свою тетку, а на Офелию. В его свинцово-сером взгляде блестел все тот же холодный вызов. Два шрама, один на виске, второй поперек брови, никак не вязались со свежевыбритым лицом и аккуратной прической.

Затем Торн медленно повернулся к Беренильде и сказал:

– Я убил человека.

Он произнес это небрежно, как обычную реплику между двумя ложками супа. Очки Офелии побледнели. Тетушка Розелина, сидевшая рядом с ней, поперхнулась супом и чуть не упала в обморок. А Беренильда спокойно поставила бокал на ажурную скатерть и коротко уточнила:

– Где? Когда?

Офелия подумала, что на ее месте спросила бы: «Кого? Почему?»

– В аэропорту, перед отлетом на Аниму, – равнодушно ответил Торн. – Ко мне подослали какого-то оборванца, и тот шел за мной по пятам, явно с преступной целью. В результате я был вынужден ускорить отлет.

– И правильно сделал.

Офелия застыла от изумления. Как… и это все?! «Ты убил человека, и правильно сделал, передай мне, пожалуйста, соль…»

Беренильда почувствовала состояние девушки и грациозным движением положила руку с татуировкой на ее перчатку.

– Вы, наверно, считаете нас ужасными, – сказала она вполголоса. – Я с сожалением констатирую, что мой дорогой племянник верен себе: он не потрудился посвятить вас в подробности.

– Какие еще подробности?! – вопросила тетушка Розелина. – Мы даже вообразить себе не могли, что моя племянница должна выйти замуж за преступника!

Беренильда обратила к ней безмятежный ясный взор:

– Это не имеет ничего общего с преступлением. Мы вынуждены защищаться от врагов. Боюсь, многие знатные особы при дворе сочтут союз между семьями с Полюса и Анимы слишком опасным для себя. То, что делает одних сильнее, ослабляет положение других, – заключила она с очаровательной улыбкой. – Малейшее нарушение равновесия чревато интригами и тайными убийствами.

Офелия была потрясена до глубины души. Значит, вот что такое их двор?! А она-то наивно воображала, что здешние аристократы проводят время, философствуя и играя в карты!

Тетушка Розелина тоже, видимо, лишилась иллюзий.

– Великие предки! Вы хотите сказать, что преспокойно тут убиваете друг друга и вам это ничего не стоит?!

– О нет, все гораздо сложнее, – терпеливо ответила Беренильда.

В зал бесшумно вошли мужчины в черных фраках и белых галстуках. Они молча собрали суповые тарелки, подали рыбу и мгновенно исчезли. Никто из хозяев даже не подумал представить их Офелии. Неужели люди, живущие в замке, не принадлежали к Семье? Значит, это тоже слуги, безмолвные, безымянные призраки?

– Видите ли, – продолжала Беренильда, опершись подбородком на скрещенные пальцы, – наш образ жизни немного отличается от вашего, на Аниме. Одни Семьи пользуются милостями нашего Духа – Фарука, другие их уже лишены, а третьи и вовсе никогда не были их удостоены.

– То есть у вас тут много Семей? – тихо переспросила Офелия.

– Да, дитя мое. Наше генеалогическое древо гораздо сложнее вашего. С момента создания ковчега оно разделилось на несколько совсем разных кланов. Кланы объединяются в случае крайней необходимости, но чаще борются между собой не на жизнь, а на смерть.

– Ну и ну! Какая прелесть! – бросила тетушка Розелина, яростно вытирая губы салфеткой.

Офелия опасливо разделывала свою порцию лососины. Она не умела есть рыбу и вечно давилась костями. Девушка украдкой взглянула на Торна: ей было страшновато видеть его так близко. К счастью, он уделял больше внимания своей тарелке, чем сотрапезницам. Впрочем, рыбу он жевал с таким мрачным видом, словно и еда была ему противна. Неудивительно, что он такой тощий…

Офелия поправила очки и перевела взгляд на сгорбленную фигуру бабушки. Пожилая дама сидела рядом с Торном и поглощала рыбу с отменным аппетитом.

Как там сказала старушка, встретив их на крыльце? «Вот она, новая кровь, которая спасет Драконов!»

– Драконы… – внезапно выдохнула Офелия. – Это имя вашего клана?

Беренильда подняла тонкие брови и удивленно взглянула на Торна:

– Значит, ты ничего им не объяснил? Чем же ты занимался во время путешествия?

С полурассерженной-полушутливой гримаской она встряхнула золотыми кудрями, бросив на Офелию лукавый, искрящийся взгляд:

– Да, милое мое дитя, это имя нашего клана. В настоящее время при дворе правят три клана, в том числе и наш. Драконы очень влиятельны и грозны, но малочисленны. Вам не понадобится много времени, чтобы познакомиться со всеми нами!

Офелии стало не по себе, когда она поняла, что за роль ей отвели в судьбе этого клана. Внести струю новой крови… Плодовитая мать – вот в кого они собирались ее превратить.

И она уже открыто взглянула на Торна. Угрюмое лицо, угловатые жесты, презрительный взгляд, грубые манеры… При одной мысли о близости с этим человеком Офелию бросило в дрожь. Она выронила на пол вилку и нагнулась было, чтобы ее поднять, но из темного угла мгновенно подскочил старик во фраке и подал ей чистую.

– Прошу меня извинить, госпожа Беренильда, – снова заговорила тетушка Розелина. – Неужели вы хотите сказать, что жизнь моей племянницы в опасности из-за глупой неприязни какого-то придворного?

Беренильда ловко управлялась со своей лососиной, продолжая говорить все так же благодушно:

– Увы, милая моя бедняжка! Я всерьез опасаюсь, что попытка устрашения в адрес Торна – всего лишь одно звено в длинной цепи.

Офелия закашлялась в салфетку. Ну вот, так она и знала, что подавится косточкой.

– Но это же просто смешно! – возопила Розелина, бросив на племянницу многозначительный взгляд. – Наша девочка и мухи не способна обидеть, кому она может навредить?!

Торн закатил глаза: ему явно опротивел этот разговор. Офелия прилежно раскладывала рыбьи косточки по краю тарелки.

– Мадам Розелина, – медоточиво произнесла Беренильда, – вы должны понять, что союз, заключенный с другим ковчегом, будет воспринят здесь, в Небограде, как захват власти. Как бы объяснить, не слишком вас шокируя… – мягко продолжала она, щуря свои большие лучистые глаза. – Дело в том, что женщины вашей Семьи славятся своей плодовитостью.

– Славятся… плодовитостью? – растерянно пролепетала тетушка Розелина.

Офелия поправила очки; стоило ей наклониться над тарелкой, как они съезжали на нос.

Ну, вот слово и прозвучало.

Она снова взглянула на Торна, пытаясь прочесть его мысли. Он старательно отводил от нее взгляд, но она увидела на его лице такое же отвращение, какое испытывала сама. Это ее слегка успокоило. Офелия медленно выпила стакан воды, чтобы прочистить горло. Может быть, встать и объявить прямо сейчас, посреди семейного ужина, что у нее нет никакого желания делить ложе с этим человеком?

Впрочем, ресницы Беренильды вздрагивали так сильно, словно она делала над собой усилие, отвечая тетушке Розелине. Уж не колеблется ли она? Или что-то недоговаривает? Определить это было трудно, но Офелия явственно ощущала, что за ее объяснениями кроется другая причина брака.

– Н-да, мы и понятия не имели о вашем положении, – пробормотала наконец Розелина в полной растерянности. – Госпожа Беренильда, я обязана снестись с нашей Семьей. Все вышесказанное может поставить под вопрос эту помолвку.

Улыбка Беренильды стала еще слаще.

– Мадам Розелина, вы, вероятно, не знаете, что таково было решение ваших Настоятельниц. Я очень сожалею, что они не поставили вас в известность обо всех обстоятельствах. Но мы были вынуждены действовать в глубокой тайне, чтобы обеспечить вам безопасность. Чем меньше людей будет знать об этом браке, тем лучше. Однако если вы сомневаетесь в моих словах, то, разумеется, можете написать Семье. Торн займется доставкой письма на Аниму.

Тетушка побелела как мел. Ее дрожащие пальцы судорожно сжали вилку. Она воткнула ее в то, что лежало на тарелке, даже не заметив, что лососину уже сменил десерт – крем-карамель.

– Я не могу допустить, чтобы мою племянницу убили из-за ваших дрязг!

Крик старушки так потряс Офелию, что она позабыла о собственных переживаниях. В этот миг она осознала, насколько одинокой и беззащитной чувствовала бы себя здесь без своей старой ворчливой тетки.

И она попыталась успокоить ее, покривив душой:

– Не волнуйтесь, тетя. Если Настоятельницы дали свое согласие, значит, они были уверены, что мне ничего не грозит.

– Да ты пойми, глупая, что из-за этого уже погиб человек!

Офелия не нашла других доводов. Ей и самой очень не понравилось то, что она узнала, но горячиться в такой ситуации было бесполезно. Она настойчиво посмотрела на Торна, взглядом призывая его нарушить молчание.

– У меня при дворе много врагов, – бросил он наконец, повернувшись к Розелине. – И не воображайте, что ваша племянница – пуп земли.

Беренильда удивленно взглянула на Торна – видимо, не ожидала, что он заговорит.

– Верно, твое положение было сложным с самого начала, независимо от матримониальных планов, – подтвердила она.

– Неудивительно! – вмешалась Розелина. – Если этот ненормальный убивает всех, кто попадается ему под руку, легко понять, почему друзей у него куда меньше, чем врагов!

– Кто еще хочет крем-карамель? – торопливо предложила бабушка, взявшись за блюдо.

Никто не ответил. В неверном свете свечей Офелия увидела, как сверкнул взгляд Беренильды и судорожно сжались челюсти Торна. Она прикусила губу. Ей стало ясно, что, если тетка не угомонится, ее заставят замолчать, тем или иным способом.

– Простите нашу нервозность, месье, – прошептала она, наклонившись к Торну. – Вероятно, это сказывается усталость от долгого путешествия.

Тетушка Розелина открыла было рот, чтобы возразить, но Офелия наступила ей на ногу, не сводя глаз с жениха.

– Нам обеим следует извиниться, тетушка. Теперь я понимаю, господин Торн, что все принятые вами предосторожности имели целью только нашу безопасность, за что я вам искренне благодарна.

Торн взглянул на нее с подозрением, удивленно подняв брови. Девушка положила на стол салфетку и взглядом призвала Розелину, задыхавшуюся от возмущения, встать из-за стола.

– Я думаю, нам с тетушкой нужно отдохнуть.

Беренильда из глубины своего кресла послала Офелии одобрительную улыбку.

Спальня

Офелия близоруко всматривалась в темноту. Ее что-то разбудило, но она не понимала, что именно. Сев на кровати, она вгляделась в неясные контуры обстановки спальни. Из-за бархатных портьер балдахина едва было видно окно с переплетами. Запотевшие стекла пропускали внутрь бледные отсветы уходящей ночи – близилось утро.

Вчера Офелия долго не могла заснуть. Всю жизнь она делила спальню с младшими сестрами и братом, и теперь ей как-то непривычно было ночевать одной в незнакомом доме. Да и разговор за ужином не способствовал душевному покою.

Так что же все-таки ее разбудило?..

Вдруг она услышала тихий стук в дверь. Значит, это был не сон…

Откинув толстое одеяло, Офелия содрогнулась от холода. Она набросила халат на ночную рубашку, встала, споткнулась о скамеечку возле кровати и открыла дверь. На нее тотчас обрушился суровый голос:

– А ведь я предупреждал, что вы должны быть осторожны!

В полумраке коридора вырисовывался огромный черный силуэт в плаще, мрачный как смерть. Офелия, не успевшая надеть очки, скорее угадывала, чем видела Торна. Да, у него была поистине оригинальная манера начинать разговор…

– Отступать уже поздно, – прошептала она.

– Вы правы, слишком поздно. Отныне нам придется ладить друг с другом.

Офелия протерла глаза, как будто это помогло бы ей от близорукости, но по-прежнему видела всего лишь черный плащ. Впрочем, какое это имело значение?! Интонация Торна ясно свидетельствовала о том, что необходимость «ладить друг с другом» его совсем не радует, и это вполне устраивало Офелию.

Ей показалось, что он держит в руке какой-то чемодан.

– Разве мы уезжаем?

– Я уезжаю, – поправил черный плащ. – А вы останетесь здесь, у моей тетки. Мое отсутствие слишком затянулось, я должен вернуться к своим обязанностям.

Внезапно Офелия осознала, что до сих пор ничего не знает о профессии жениха. В ее представлениях он так прочно ассоциировался с охотником, что она и забыла задать ему этот вопрос.

– А в чем состоят ваши обязанности?

– Я работаю в интендантстве, – нетерпеливо ответил он. – Но я тороплюсь и пришел сюда не для светской беседы.

Офелия удивленно взглянула на Торна: она никак не могла представить его в роли чиновника.

– Я вас слушаю.

Торн так резко толкнул дверь в сторону Офелии, что едва не отдавил ей ноги. Войдя в комнату, он трижды повернул ключ в замке, чтобы показать девушке, как с ним управляться. Жених явно считал ее слабоумной.