Обрученные холодом Дабо Кристель

Офелия вскоре заметила в замке и новые лица. Множество придворных и чиновников появлялись здесь на короткий срок, словно проездом. Девушка видела, как они садились в лифты центральной галереи, находившиеся под особо строгой охраной. Одни посетители возвращались только через несколько дней, другие не возвращались вовсе.

Беренильда отворачивалась всякий раз, когда кто-нибудь входил в один из таких лифтов. И Офелия поняла, что они доставляют людей в башню Фарука. Замок, с его крышами и шпилями, выглядел обычным строением нормальных пропорций, однако некоторые из его лифтов, несомненно, поднимались гораздо выше, в невидимый глазу мир.

– Урок номер два, – объявил Ренар, когда Офелия принесла ему вторые часы. – Ты, наверно, заметил, что архитектура замка крайне изменчива. Поэтому никогда не задерживайся во временных залах, если там больше никого нет. Матушка Хильдегард однажды стерла такие комнаты, когда там находились слуги.

Офелия содрогнулась от ужаса.

Она никогда еще не видела Матушку Хильдегард, но столько наслушалась о ней, что, казалось, давно с ней знакома. Хильдегард была архитектором с далекого и малоизвестного ковчега Аркантерра, где жители умели создавать параллельные пространства и стирать их, как резинкой. В конце концов Офелия поняла, что законами физики на Полюсе распоряжаются отнюдь не Миражи с их иллюзиями, а полновластная Матушка Хильдегард. И если комнаты Лунного Света были непроницаемы, как сейфы, то лишь потому, что каждый поворот ключа герметически замыкал их, полностью изолируя от остального мира.

Офелия раздобыла бумагу и карандаш и как-то утром, сидя в столовой для слуг, заставила Ренара нарисовать ей план замка. Она устала блуждать в непонятных искривлениях этого пространства, по лестницам, ведущим в пустоту, по залам с окнами, выходившими в никуда.

– Ого, ты слишком много от меня хочешь! – возразил Ренар, запустив пальцы в свою рыжую гриву. – Как можно изобразить на бумаге залы, которые занимают больше места, чем им положено?!

Офелия настойчиво тыкала карандашом в узкий коридорчик, совсем уж непонятного назначения.

– Этот? – спросил Ренар. – Он называется Розой Ветров. Никогда такого не видел? Их тут полно.

Он взял карандаш и начертил стрелки, расходившиеся из коридорчика во все стороны.

– Через Розу Ветров можно пройти коротким путем в сады со стороны каскадов; к большой столовой, к мужской курительной и к обычной двери, выходящей в служебный коридор. Главное – запомнить цвет каждой двери. Понял, в чем тут штука?

Благодаря подобным беседам девушка каждый раз узнавала от Ренара много полезного, во всяком случае гораздо больше, чем от Беренильды и Торна. В столовой, где они вместе ели, Ренар становился еще разговорчивее и давал Миму советы, иногда даже не требуя за них вознаграждения.

– Запомни, малыш, ты не должен кланяться одинаково герцогу и барону, даже если они принадлежат к одной семье! Герцогу нужно кланяться чуть не до земли, а для барона достаточно легкого наклона головы.

Так Офелия училась разбираться в тонкостях придворной жизни. Теперь ей было известно, что знатные особы получали титулы либо за свои обширные владения в Небограде и провинциях Полюса, либо за особые заслуги, либо в силу привилегий, предоставленных самим Фаруком. А иногда и за всё вместе.

– Все эти важные шишки – безмозглые идиоты! – выкрикнула как-то Гаэль. – Понавешали фальшивых звезд на фальшивое небо, а котел отопления починить руки коротки!

Офелия чуть не подавилась чечевицей, а Ренар изумленно вздернул лохматые брови. Обычно Гаэль не вмешивалась в их беседы в столовой. Но на сей раз она по собственному почину подсела к ним за ужином, бесцеремонно отодвинула Ренара, поставила локти на стол и впилась в Офелию пронзительным взглядом. Черные как ночь кудри и черный монокль в глазнице скрывали половину ее лица.

– Я уже который день слежу за тобой и должна сказать, что ты меня сильно интересуешь, – обратилась она к Миму. – С виду такой ангелочек, а разнюхиваешь обо всем и обо всех. Ты, случайно, не шпионить сюда явился?

Гаэль произнесла слово «шпионить» с едкой иронией, от которой Офелии стало не по себе. Неужели эта женщина с грубыми замашками хочет выдать ее жандармам Арчибальда?

– Ты все видишь в черном цвете, моя красавица, – с легкой усмешкой возразил Ренар. – Бедный мальчуган жизни не знает, вот и растерялся. Что ж тут странного? И не лезь в наши дела. Просто я ему кое-что рассказываю, такой у нас с ним уговор.

Гаэль даже не взглянула в сторону говорящего. Она продолжала пристально смотреть на Офелию, которая старалась выглядеть как можно простодушнее, жуя свою чечевицу.

– Ну, не знаю, не знаю, – пробурчала наконец Гаэль. – И все-таки очень ты меня интересуешь!

Она хлопнула ладонью по столу, как бы подчеркнув свои слова, встала и ушла так же внезапно, как появилась.

– Ох, не нравится мне это, – огорченно признался Ренар. – Похоже, ты и впрямь ей приглянулся. А я-то столько лет за ней ухлестываю!

Офелия доела ужин, чувствуя, как ее охватывает тревога. Играя роль Мима, она вовсе не хотела привлекать к себе внимание.

Зато она долго раздумывала над словами Гаэль об аристократах. В этом мире слуг не считали за людей. Они не принадлежали к потомству Фарука, были выходцами из самых бесправных слоев населения. Им приходилось зарабатывать на жизнь тяжким трудом, тогда как их господа получали все благодаря своим волшебным свойствам. Какой-нибудь Мираж, создававший иллюзии, ценился выше, чем слуги, которые стирали ему белье и готовили еду.

Чем больше Офелия приобщалась к жизни Полюса, тем сильнее разочаровывалась. Она видела вокруг себя только взрослых избалованных детей, таких как Беренильда и Арчибальд. Девушка не могла взять в толк, почему должность посла доверили такому безответственному, сомнительному и вдобавок неряшливому человеку. Арчибальд никогда не причесывался, брился кое-как и щеголял дырами в перчатках, камзолах и цилиндрах, хотя даже это не вредило его ангельской красоте.

Однажды утром Офелии повезло: ей удалось проникнуть в одну из тайн Арчибальда. Это произошло в тот редкий момент затишья, когда гости еще не очнулись от недавних бурных развлечений и жизнь Лунного Света ненадолго замерла. Кроме одного нетрезвого вельможи, бродившего по коридорам с видом сомнамбулы, на первом этаже было только несколько слуг, наводивших порядок.

Офелия спустилась туда в поисках сборника стихов, который Беренильда, с ее странными капризами беременной женщины, потребовала срочно принести к ней в комнату. Отворив дверь библиотеки, Офелия в первый момент подумала, что очки сыграли с ней злую шутку. Здесь больше не было ни розовых кресел, ни хрустальных люстр. В воздухе пахло пылью, а на полках девушка увидела совсем другие книги, чем прежде. Игривые новеллы, книги философов-гедонистов, проповедующих наслаждения, сентиментальные стихи – всё это бесследно исчезло. Их место заняли специализированные словари, какие-то странные энциклопедии и, главное, внушительное собрание трудов по лингвистике: семиотика, фонемика, криптография, типология языков… Кому понадобилась серьезная литература в доме легкомысленного Арчибальда?

Офелия была заинтригована. Наугад она взяла с полки книгу. Это оказались «Времена многоязычия» с описанием разных языков, существовавших на Земле до Раскола. Внезапно девушка услышала у себя за спиной голос Арчибальда:

– Ну, так как же, это чтение для вас что-то проясняет?

Офелия резко обернулась, чуть не выронив книгу. К счастью, вопрос был обращен не к ней. Над деревянным пюпитром склонились Арчибальд и еще какой-то человек. Офелию они, по всей видимости, не заметили, но девушка на всякий случай спряталась за книжными полками. Она была не уверена, что имеет право находиться здесь.

– Это поистине замечательная копия, – сказал собеседник Арчибальда. – Не будь я опытным экспертом, я бы поклялся, что перед нами оригинал.

Он говорил с акцентом, которого Офелия еще ни у кого не встречала. Девушка не удержалась от искушения взглянуть на незнакомца. Он был таким малорослым, что ему пришлось встать на скамеечку, чтобы видеть текст на пюпитре.

– Не будь вы опытным экспертом, я бы к вам и не обратился, – пренебрежительно заметил Арчибальд.

– А где находится оригинал, сеньор?

– Это известно только Фаруку. Так что нам придется пока довольствоваться копией. И первым делом я должен удостовериться, что перевод текста вам по силам. Наш правитель официально позволил мне ознакомить с ним специалистов, но он уже потерял терпение. А под моей крышей живет конкурентка, которая только и ждет, как бы меня обойти. Так что я очень спешу.

– Ну-ну, оставьте! – ответил незнакомец писклявым голоском, усмехнувшись. – Я, конечно, опытнейший эксперт, но не ждите от меня чуда! Никто еще доселе не смог расшифровать Книгу Духа ковчега. В моих силах предложить вам статистическое исследование всех особенностей этого документа: количество знаков, их частотность, размеры лакун. После чего я смогу произвести сравнительный анализ вашей копии и тех, которые мне посчастливилось раздобыть для себя.

– И это всё? Вы приехали с другого конца света, чтобы сообщить мне то, что и я сам уже знаю?

В голосе Арчибальда не чувствовалось никакого раздражения, но что-то в его медоточивых интонациях, видимо, встревожило незнакомца.

– Прошу меня простить, сеньор, но на нет и суда нет. Я могу утверждать с полной уверенностью лишь одно: чем больше мы будем сравнивать, тем точнее будут общие статистические данные. И со временем, вероятно, мы сможем уловить какую-то логику в этом хаотическом алфавите.

– А вас еще превозносят как главного корифея в вашей науке! – разочарованно сказал Арчибальд. – Нет, месье, я вижу, мы напрасно теряем время. Позвольте мне вас проводить.

Как только за мужчинами закрылась дверь, Офелия на цыпочках подошла к пюпитру. На нем покоилась огромная книга, как две капли воды похожая на Книгу из Реликвария в архиве Артемиды. Офелия бережно, кончиками пальцев в перчатках чтицы, перевернула несколько страниц. Да, это были те же таинственные, затейливые буквы, та же фактура кожаного переплета. Эксперт сказал правду: эта копия представляла собой шедевр.

Значит, такие Книги существуют на всех ковчегах? Судя по словам коротышки-эксперта, каждый Дух Семьи владел одним экземпляром, и, судя по словам Арчибальда, монсеньор Фарук горел желанием расшифровать свой…

Офелия пришла в смятение. Туманная догадка родилась в ее голове, части головоломки начали складываться в цельную картину. Она была почти уверена, что «конкурентка», о которой говорил Арчибальд, – не кто иной, как Беренильда. Но сейчас не стоило размышлять об этом. Интуиция подсказывала ей, что она не должна была слышать то, что услышала, и самое лучшее – не задерживаться в этом опасном месте.

Офелия подбежала к двери и повернула ручку. Дверь была заперта. Девушка поискала глазами окно, служебный выход, но в этой библиотеке ничто не напоминало прежнюю, даже камин куда-то исчез. Единственным источником света был потолок, на котором разворачивалась вполне удачная иллюзия – восход солнца над морем.

Офелия услышала стук собственного сердца и внезапно осознала, что безмолвие, царившее в помещении, как-то неестественно. Из коридора сюда не доносилось ни звука, даже беготни слуг не было слышно. Встревожившись, девушка начала колотить в дверь, чтобы оповестить о себе. Но ее стук не производил ни малейшего шума, как будто она била кулаками в подушку.

Двойная комната.

Ренар уже рассказывал ей о таких помещениях, существующих одновременно в одном и том же пространстве. Ключом от таких комнат владел только Арчибальд. Офелия угодила в ловушку – в двойник библиотеки. Она села на стул и попыталась привести мысли в порядок. Взломать дверь? Но она никуда не вела. Дождаться возвращения Арчибальда? А если он вернется только через несколько недель, она так и будет сидеть здесь взаперти?

– Нужно найти зеркало, – решила Офелия и встала.

К несчастью, библиотека была обставлена куда скромнее других залов Лунного Света. Она не претендовала на восхищение посетителей. Нечего было и надеяться разыскать зеркало среди этих толстых фолиантов. Правда, на полках лежали ручные зеркальца, предназначенные для расшифровки «зеркальных» текстов, но в такие не влезла бы даже рука Офелии.

В конце концов она заметила серебряный поднос, на котором стояли пузырьки с чернилами. Офелия сняла их и тщательно протерла поднос платком, пока он не стал ясно отражать ее. Он был довольно узким, но все же позволял совершить задуманное. Офелия прислонила его к лесенке библиотеки. Арчибальд, конечно, удивится, когда заметит поднос в таком неподходящем месте, но у нее не было выбора.

Встав на колени, Офелия мысленно представила себе свою каморку и бросилась в поднос головой вперед. Увы, она только больно ударилась лбом о металл. Девушка растерянно взглянула на застывшую маску Мима, отражавшуюся в подносе. Почему же ее полет не удался?

«Летать сквозь зеркала может лишь тот, кто способен познать собственную сущность, – говорил ей старый крестный. – А тот, кто скрывает свое подлинное лицо, кто лжет самому себе, кто воображает себя лучше, чем он есть на самом деле, никогда не пройдет сквозь зеркало».

Офелии стало ясно, почему поднос ее не пропустил. Она носила маску Мима и играла чужую роль. Девушка расстегнула ливрею и взглянула на себя прежнюю. После столкновения с подносом нос у нее был разбит, очки покорежились. Странно было видеть свое ошарашенное лицо, растрепанные волосы, плаксивый рот, круги под глазами. Что ж, может, это лицо не так уж привлекательно, но оно хотя бы принадлежало ей.

Офелия сунула ливрею под мышку. Теперь ей удалось проскользнуть сквозь поднос. Она неловко приземлилась на пол своей комнатки № 6 по Банной улице и поспешила надеть ливрею. Ее трясло, как в лихорадке. На этот раз она действительно чудом избежала гибели.

Когда Офелия поднялась в апартаменты Беренильды, та лежала в ванне и встретила ее сердитым взглядом.

– Ну и ну! Мне пришлось посылать на поиски Розелину, и в результате за мной даже некому поухаживать! Только не говори мне, что забыл про сборник стихов, этого еще не хватало! – возмущенно продолжила она, увидев, что Мим вернулся с пустыми руками.

Офелия выглянула в соседнюю комнату, желая удостовериться, что там никого нет, и заперла дверь на ключ. Надоедливая музыка из проигрывателя в передней тотчас смолкла. Офелия и Беренильда оказались в замкнутом пространстве.

– Кто я для вас? – глухо спросила девушка.

Гнев Беренильды тут же унялся. Она положила свои прекрасные руки, покрытые татуировкой, на край ванны.

– Что-что?

– Я не богата, не влиятельна, не красива и не любима вашим племянником, – перечислила Офелия. – Так почему же вы принудили его к браку со мной, если одно мое присутствие причиняет вам столько забот?

После короткой паузы Беренильда, справившись с изумлением, залилась своим хрустальным смехом. Мыльная пена заколыхалась в фарфоровой ванне и улеглась не раньше, чем красавица успокоилась.

– Боже, что за трагедию вы измыслили в своем пылком воображении! Я выбрала вас случайно, милая девочка, на вашем месте вполне могла оказаться ваша соседка. Перестаньте же ребячиться и помогите мне встать. Вода совсем остыла!

Но Офелия осталась при своем убеждении: Беренильда ей солгала. «Случайно…» Такого слова в придворном лексиконе не существовало. Монсеньор Фарук разыскивал эксперта, способного раскрыть тайну Книги. Так, может быть, Беренильда решила, что нашла его?

Визит

– Молодой человек, вы позорите свою профессию! – сладким голоском просюсюкал старший мажордом Густав.

Офелия сокрушенно смотрела на коричневую подпалину, которую ее утюг оставил на бумаге. В числе ежедневных обязанностей Мима была одна особенно тягостная – глажка газет. Каждое утро в служебный вестибюль доставлялись газеты. Лакеи разглаживали их утюгами, чтобы хозяева не пачкали руки свежим шрифтом. Офелия неизменно сжигала три газеты из четырех, пока не достигала нужного результата. Обычно эту работу делал за нее Ренар, но сегодня он наслаждался заслуженным отдыхом, получив зеленые песочные часы. А Офелии не повезло: именно нынче утром старший мажордом решил проинспектировать служебное помещение.

– Как вы понимаете, я не могу допустить такого расточительства, – добавил он со злорадной усмешкой. – С завтрашнего дня вы лишаетесь права гладить газеты. Ну а сейчас идите к госпоже Беренильде и вручите ей плоды вашего разгильдяйства. Надеюсь, у вас хватит на это смелости, не так ли?

Густав захихикал и удалился торопливой рысцой. Старший мажордом уже не впервые выбирал своей жертвой Мима. Несмотря на учтивые манеры, он испытывал садистское удовольствие, унижая и выдавая тех, кто был ниже его по должности. Ренар утверждал, будто бы некоторых своих подчиненных он довел до самоубийства.

Офелии было так плохо, что она даже и возмущаться не могла. Она шла в белый будуар, как в тумане, держа поднос с подпаленной газетой. Из-за сырости в каморке, обманчивого тепла коридоров и постоянного недосыпа у нее началась ангина. Болела голова, саднило в ушах и горле, щипало глаза, текло из носа… Сейчас девушке больше, чем когда-либо, не хватало ее доброго старого шарфа.

Шагая по длинному служебному коридору, Офелия бросила взгляд на жирные заголовки подпаленной газеты.

Совет министров: гора родила мышь!
Конкурс поэзии – беритесь за перья, детки!
Обезглавленная карета в Лунном Свете!
Большая весенняя охота: Драконы точат когти

Неужели уже весна? Как быстро пролетело время… Офелия перевернула страницу, чтобы посмотреть сводку погоды. Двадцать пять градусов мороза. Казалось, термометр ковчега навсегда застыл на этой цифре. Станет ли климат мягче с приходом весны? Честно говоря, девушка не спешила узнать это. Каждый истекший день приближал ее к свадьбе, назначенной на конец лета.

У Офелии, поневоле вовлеченной в бурную жизнь Беренильды, оставалось слишком мало времени, чтобы думать о Торне. Она была совершенно уверена, что и он так же редко думал о ней. «Ваша судьба крайне важна для меня», – сказал он. Ну что же, если жених и впрямь заботился о судьбе невесты, то лишь на расстоянии. Со дня ее приезда в Лунный Свет он ни разу не показался здесь. Офелия ничуть не удивилась бы, узнав, что он и вовсе забыл о ее существовании.

Девушку одолел кашель, разрывающий грудь. Она подождала, пока приступ закончится, и лишь затем открыла дверь, ведущую в белый будуар. Этот маленький женский салон был самым уютным и самым изящным во всем замке: бархат и кружева, мягкие диваны, подушечки… И поэтичная иллюзия: с потолка падали хлопья снега, никогда не достигавшие напольного ковра.

Беренильда и сестры Арчибальда собрались здесь, чтобы оценить последнюю коллекцию шляп барона Мельхиора.

– Вот эта обязательно вам понравится, – уверял он Дульчинетту, вручая ей нечто вроде цветочной композиции. – Розы распускаются и цветут в течение всего бала, до самого конца. Я назвал ее «Вечерний апофеоз».

Дамы зааплодировали. Барон Мельхиор, величественный толстяк из семьи Миражей, некогда решил открыть собственный салон высокой моды. О бароне говорили: «У него золотые руки!» Иллюзорные ткани, из которых он создавал наряды, были одна фантастичнее другой. Чем более дерзкими оказывались его идеи, тем большим успехом они пользовались у покупателей. Панталоны, менявшие цвет в течение дня. Музыкальные галстуки для торжественных случаев. Женское белье, становившееся невидимым ровно в полночь…

– Ах, как мне нравится вон тот чепец из шелкового тюля! – восхищенно сказала Беренильда.

Теперь она старательно подбирала платья, способные скрыть ее беременность, но округлявшийся живот становился все заметнее. Стоя в углу будуара, Офелия наблюдала за хозяйкой. Она не постигала, каким образом та сохраняет свою ослепительную красоту, несмотря на ежедневные бурные развлечения.

– О, я вижу, вы знаток истинно прекрасного! – польстил ей барон, разглаживая свои нафабренные усики. – Я всегда считал вас исключением среди вашей родни. Ваш изысканный вкус достоин только Миражей, мадам!

– Ну-ну, барон, не обижайте мою семью! – возразила красавица, залившись хрустальным смехом.

– А вот и свежие новости! – воскликнула Фелиция, схватив газету с подноса Офелии.

Она грациозно опустилась в кресло и тут же нахмурилась.

– О, я вижу, эта газета слишком близко познакомилась с утюгом.

– Мим, сегодня я лишаю тебя отдыха! – объявила Беренильда.

Расстроенная Офелия меньшего и не ждала. Тетушка Розелина, подававшая дамам чай, на мгновение застыла от гнева. Она не прощала Беренильде ни одного наказания из всех, что сыпались на Офелию.

– Слушайте, слушайте, они все-таки написали об этом! – воскликнула Фелиция. – «Дефиле карет в садах Лунного Света всегда превосходило размахом все остальные. Вчера вечером бедная графиня Ингрид доказала это на своем примере. То ли она выбрала слишком большую карету, то ли велела впрячь в нее слишком горячих лошадей, но факт остается фактом: ни кнут, ни окрики кучера не смогли их сдержать, и графиня пролетела по главной аллее, как пушечное ядро, истошно вопя от испуга». Подождите смеяться! – продолжала Фелиция. – Самое интересное – в конце: «То ли карета оказалась чересчур высокой, то ли арка слишком низкой, но у экипажа срезало крышу быстрее, чем была написана эта строка. К счастью, безумная гонка окончилась благополучно, и графиня отделалась лишь испугом да несколькими синяками».

– Боже, какой минорный финал! – воскликнула Мелодина.

– Ну, если смешное убивает… – вздохнула Фелиция, многозначительно оборвав фразу.

– Ничего, в следующий раз она выберет себе карету поскромнее, – философски заключила Клермонда.

– Или рысаков посмирнее, – подхватила Гурманда.

И сестры Арчибальда расхохотались так неудержимо, что им пришлось вынуть платки и утереть слезы. У Офелии гудела голова; она находила это кудахтанье идиотским. А Беренильда благосклонно взирала на веселившуюся молодежь, обмахиваясь веером.

– Ну, довольно же, милые мои малютки, не нужно так жестоко насмехаться над бедняжкой Ингрид.

– Мадам Беренильда права, – строго сказала Пасьенция, – уймитесь же, дурочки. Как-никак, графиня – наша гостья.

Сестры Арчибальда вполне соответствовали по складу характера своим именам. Пасьенция была образцом сдержанности, Фелицию все смешило, Мелодина в любом происшествии искала параллель с музыкой, Грациэлла уделяла больше всего внимания изяществу движений, Клермонда просвещала слушателей мудрыми суждениями, а Гурманда сводила жизнь к наслаждениям. Что же касается маленькой Дульчинетты, она выглядела такой нежной и кроткой, что даже самые неприятные слова казались в ее устах драгоценными жемчужинами. При взгляде на сестер становилось понятным название их клана: Паутина. Несмотря на разницу в возрасте и темпераменте, они являли собой семь ипостасей одной-единственной девушки. Если одна из них протягивала руку, другая тут же клала в нее пудреницу, щипчики для сахара или перчатки. Для этого даже не требовалось слов. Если одна начинала фразу, другая ее непринужденно заканчивала. А иногда все они дружно смеялись без всякого видимого повода.

Тем временем у Офелии не выходило из головы случившееся в библиотеке. Ей было не по себе. Она смутно чувствовала, что коснулась чего-то очень важного, но никому не могла рассказать об этом, особенно Беренильде. Чем больше она размышляла, тем яснее понимала: фаворитка задумала брак Торна, чтобы при помощи Офелии упрочить свои отношения с Фаруком. А сейчас, пока Мим боролся с непреодолимым желанием чихнуть, дамы болтали, смеялись, пили чай, примеряли шляпы.

– Мадам Беренильда, вам следовало бы отослать своего лакея, – внезапно заявил барон Мельхиор. – Он так кашляет и сопит, что прямо-таки оскорбляет наш слух.

Если бы Офелия могла заговорить, она горячо поблагодарила бы барона. Беренильда собралась было что-то сказать, но внезапно раздался осторожный стук в дверь.

– Иди открой! – приказала она Миму.

Офелия отворила дверь, и увиденное так потрясло ее, что она даже забыла поклониться.

Невероятно высокий, в черном мундире с золотыми эполетами, еще более худой и суровый, чем обычно, перед ней стоял Торн, заводивший свои часы.

Он вошел, даже не взглянув на Офелию, и буркнул сквозь зубы в качестве приветствия:

– Сударыни…

В маленьком будуаре воцарилась мертвая тишина. Беренильда перестала обмахиваться веером, тетушка Розелина икнула от испуга, сестры замерли, не донеся чашки до рта, а маленькая Дульчинетта спрятала лицо в юбках Пасьенции. Одно лишь появление этого высокого мрачного человека нарушило уютную атмосферу женской компании.

Беренильда пришла в себя первой.

– Боже, ну что за манеры! – шутливо упрекнула она племянника. – Неужели нельзя было послать слугу объявить о своем приходе! Ты застал нас врасплох.

Торн выбрал кресло, не занятое грудами подушечек и кружев, и уселся, с трудом согнув слишком длинные ноги.

– Мне нужно было доставить кое-какие документы в кабинет посла. Заодно я пришел узнать, как вы себя чувствуете, тетушка. Я ненадолго.

Услышав это, сестры Арчибальда облегченно вздохнули. А Офелия, стоявшая в углу, с трудом заставляла себя придерживаться роли лакея и не глядеть в лицо Торну. Она слышала, что его недолюбливают, но одно дело – слышать, и совсем другое – видеть это своими глазами. Интересно, знал ли он, кто скрывается за личиной Мима? Догадывался ли о том, что невеста находится в комнате и видит его непопулярность?

Но, казалось, Торн был совершенно безразличен к тому, что внушает робость окружающим. Положив на колени портфель, он разжег трубку, не обращая внимания на укоризненное покашливание вокруг себя. И одним движением бровей отказался от чашки чая, которую поднесла ему тетушка Розелина. Трудно было понять, кто из них двоих при этом более презрительно поджал губы.

– Господин интендант! – с сияющей улыбкой воскликнул барон Мельхиор. – Я счастлив вас видеть, вот уже много месяцев я добиваюсь вашей аудиенции!

Торн обратил на него стальной взгляд, который напугал бы кого угодно, но только не толстяка-барона. Он с довольным видом потирал руки, украшенные кольцами.

– Мы все ждем не дождемся вашей свадьбы, знаете ли! Однако столь торжественная церемония не терпит импровизации, не устраивается в последний момент. Я уверен, что это хорошо известно такому пунктуальному человеку, как вы. Так вот, я мечтаю создать для избранницы вашего сердца самое очаровательное подвенечное платье на свете!

Офелия поперхнулась и с трудом подавила приступ кашля.

– Я оповещу вас ближе к делу, – мрачно ответил Торн.

Ловким движением фокусника, достающего кролика из цилиндра, барон вынул из своей шляпы блокнот.

– Только один вопрос. Вы можете сообщить, какой размер носит ваша избранница?

Офелия была готова провалиться сквозь землю: она попала в самую щекотливую ситуацию в своей жизни.

– Я этим не интересовался! – громко отрезал Торн.

Нафабренные усики Мельхиора поникли, улыбка угасла, а татуированные веки растерянно заморгали; он убрал свой блокнот.

– Как вам будет угодно, господин интендант, – сказал барон со зловещей кротостью.

Он закрыл свой саквояж с лентами и собрал шляпы в картонку. Офелия была уверена, что барон смертельно оскорблен ответом Торна.

– Желаю дамам здравствовать, – пробормотал он и удалился.

В будуаре воцарилась тягостная тишина. Маленькая Дульчинетта, прижавшись к коленям старшей сестры, с отвращением глядела на шрамы Торна.

– А ты совсем исхудал, – посетовала Беренильда. – Неужели не успеваешь поесть на всех этих министерских приемах?

Гурманда подмигнула сестрам и с хитрой улыбкой подошла к креслу гостя.

– Нам не терпится увидеть вашу юную невесту с Анимы, господин Торн, – проворковала она. – Вы такой скрытный!

Офелия начала волноваться всерьез. Ей не хотелось быть предметом обсуждения, и она молила Бога, чтобы девицы не проговорились о ее встрече с Арчибальдом. Торн молчал и смотрел на свои часы.

– Может, вы хотя бы скажете нам, на кого она похожа? – расхрабрившись, спросила Гурманда.

Торн устремил на нее такой свирепый взгляд, что она перестала улыбаться.

– Я могу вам сказать, на кого она НЕ похожа.

За бесстрастной маской Мима Офелия изумленно подняла брови. Что он имел в виду?

– Мне пора в интендантство, – объявил Торн, защелкивая крышку часов.

Он встал и в два шага вышел из будуара. Офелия закрыла за ним дверь, растерянная вконец. Стоило ли ехать так далеко из-за пары минут…

В будуаре тотчас возобновилась беседа, как будто ее никто и не прерывал.

– О, мадам Беренильда, вы не согласились бы выступить вместе с нами в весенней Опере?

– Вы были бы великолепны в роли Изольды!

– А главное, на спектакле будет монсеньор Фарук. Вот удобный случай напомнить ему о себе!

– Может быть… – рассеянно отвечала Беренильда, обмахиваясь веером.

«Уж не сердится ли она?» – подумала Офелия, сморкаясь тайком. Но она поняла причину озабоченности хозяйки секундой позже, когда та указала веером на пол:

– Что это там, на ковре?

Офелия присела на корточки у кресла, на котором сидел Торн, и подняла с пола красивую серебряную печать.

– Да это же печать интендантства, – определила Клермонда. – Ваш уважаемый племянник, наверно, расстроится, заметив пропажу.

Поскольку Офелия стояла, не зная, что делать, Беренильда хлопнула ее веером по руке и раздраженно приказала:

– Ну, чего ты ждешь! Иди же, отнеси ему печать!

Интендантство

Офелия разглядывала тоненький силуэт Мима, отражавшийся в зеркале на стене. В зале ожидания были только двое – она сама и какой-то аристократ. Он нервно теребил цилиндр и нетерпеливо поглядывал на дверь секретариата. Это был дородный человек в тесноватом для него костюме, с татуированными веками. С момента своего появления он непрерывно смотрел на каминные часы. Девять двадцать. Десять сорок. Одиннадцать пятьдесят пять. Четверть первого ночи.

Офелия подавила вздох. Мираж, в отличие от нее, хотя бы не ждал с раннего утра. Проблуждав по коридорам с бесчисленным количеством лифтов, она разыскала наконец помещение интендантства и целый день простояла здесь на ногах. Девушка старалась не смотреть на множество пустых кресел и на буфет, где были расставлены чашки с кофе и бисквиты. В статусе лакея она не имела права ни на кресло, ни на угощение.

От усталости у Офелии все плыло перед глазами. Разумеется, она могла бы просто сдать находку в секретариат, но понимала, что этого делать нельзя. Вероятно, Торн оставил печать умышленно, потому что хотел встречи с Офелией.

Наконец дверь с тонированным стеклом отворилась, и оттуда вышел секретарь в высоком парике.

– Господин советник, прошу вас следовать за мной, – с поклоном обратился он к Миражу.

Посетитель с недовольным бурчанием прошел в секретариат, и Офелия осталась одна. Не вытерпев, она схватила чашку кофе, обмакнула в него бисквит и рухнула в ближайшее кресло. Кофе уже остыл, да и глотать ей было больно, но она умирала с голоду. В конце концов девушка съела все бисквиты, дважды высморкалась и тут же задремала.

Через час дверь открылась, и Офелии пришлось вскочить. Советник удалился, еще более недовольный, чем вначале, а секретарь захлопнул дверь, даже не взглянув на Мима.

Поколебавшись, девушка постучала, чтобы напомнить о себе.

– Чего тебе? – спросил секретарь, приоткрыв дверь.

Офелия знаком показала ему, что не может говорить, и махнула вглубь комнаты, давая понять, что хочет войти. Впрочем, это было ясно и так.

– Господин интендант поднялся к себе, чтобы отдохнуть. Не стану же я беспокоить его из-за какого-то лакея. Если ты что-то принес, давай мне.

Но Офелия замотала головой и снова упрямо ткнула пальцем вглубь комнаты.

– А ты, я вижу, не только немой, но и глухой! – рассердился секретарь. – Тем хуже для тебя.

И он захлопнул дверь у нее перед носом. Теперь и Офелия разозлилась не на шутку. Торн хотел видеть ее здесь? Ну так пусть и расхлебывает последствия!

И она стала барабанить в дверь, пока за стеклом не возник силуэт секретаря.

– Убирайся, или я вызову жандармов!

– Что тут у вас случилось?

Офелия узнала голос Торна.

– О, господин интендант уже спустился? – пролепетал секретарь. – Господин интендант не должен беспокоиться, просто мне тут надоедает один маленький бездельник. Сейчас я ему наподдам как следует…

Но тут его тень за стеклом исчезла, и вместо нее появился высокий худой силуэт Торна. Он открыл дверь и бросил на Офелию ледяной взгляд. На мгновение она испугалась, что жених ее не узнаёт, и подняла голову, давая ему возможность рассмотреть себя.

– Ах ты, наглец! – вскричал секретарь. – Все, я вызываю жандармов!

– Это курьер от моей тетки, – проскрежетал Торн.

Секретарь изменился в лице и, съежившись, рассыпался в извинениях:

– О, простите, господин интендант, я так виноват! Это прискорбное недоразумение…

Офелия вздрогнула: Торн положил ей на плечо свою большую холодную руку и провел в лифт, находившийся в глубине комнаты.

– Погасите лишний свет, сегодня я больше никого не приму. Что у нас завтра?

Секретарь водрузил на нос очки и перелистал блокнот:

– Мне пришлось отменить все ваши встречи, господин интендант. Господин вице-президент, уходя, объявил мне о заседании Совета министров, назначенном на пять часов утра.

– Доставьте мне отчеты для этого заседания.

– Слушаюсь, господин интендант. Разумеется, господин интендант. Всего хорошего, господин интендант!

И секретарь, отдав множество раболепных поклонов, наконец исчез.

Торн задвинул решетку лифта. Офелия осталась с ним наедине. Пока лифт медленно шел вверх, они стояли молча, не глядя друг на друга. Интендантство располагалось в одной из башен Небограда. Расстояние, отделявшее секретариат от кабинета Торна, показалось Офелии нескончаемым – таким тягостным было молчание, царившее в лифте. Офелия непрерывно сморкалась, чихала, кашляла, смотрела на свои башмаки, но Торн не произнес ни одного ободряющего слова.

Наконец лифт выпустил их в длиннейший коридор, где дверей было не меньше, чем клавиш на пианино, и они прошли в самый дальний его конец.

Торн отпер двустворчатую дверь.

Кабинет интенданта оказался под стать своему хозяину. Комната была строгой, никаких излишеств: только большой письменный стол, несколько кресел и шкафчики-картотеки во всех четырех углах. Ни ковра на паркете, ни картин на стенах, ни безделушек на полках. Из всех газовых рожков горел только один. Стены были обшиты темными деревянными панелями. Их не оживляли никакие цветные пятна, если не считать книжных переплетов на длинных стеллажах. Единственным украшением кабинета служили конторские счеты, географические карты и графики.

И только диванчик со старой протертой обивкой, стоявший под овальным слуховым окном, вносил какую-то человеческую нотку в это суровое убранство.

– Здесь вы можете смело говорить обо всем, – сказал Торн, заперев дверь.

Он сбросил свой китель с эполетами, оставшись в безупречно белой рубашке. Непонятно было, как он ухитрялся не мерзнуть в этом помещении, где, несмотря на чугунную батарею, стоял лютый холод.

Офелия указала на слуховое окно:

– Куда оно выходит?

И тут же схватилась за горло. Ее простуженный голос напоминал скрип ржавой калитки.

На столе резко зазвонил телефон. Торн взглядом призвал девушку к молчанию и снял трубку.

– Слушаю! Перенесли? В четыре часа? Хорошо, я буду.

Положив трубку, он повернулся к Офелии. Девушка ждала от него объяснений, но Торн стоял, прислонившись к столу, скрестив руки на груди, и всем своим видом показывал, что она должна говорить первой. Порывшись в карманах ливреи, Офелия нашла печать, положила ее на стол и откашлялась, чтобы прочистить горло.

– Эта выдумка с печатью не очень-то понравилась вашей тетушке. И если уж совсем откровенно, я тоже нашла ее не совсем удачной, – добавила она, вспомнив о своих муках в зале ожидания. – Разве не проще было бы позвонить в Лунный Свет?

Торн презрительно фыркнул.

– Телефонные линии Лунного Света ненадежны. И, кроме того, я хотел говорить вовсе не с моей тетушкой.

– Хорошо, я вас слушаю.

Офелия произнесла это несколько суше, чем ей хотелось бы. У Торна наверняка были веские причины для встречи, но девушке стало не по себе. Если он так и будет ходить вокруг да около, то очень скоро пожалеет об этом.

– Меня сбивает с толку ваш маскарад, – объявил Торн, упорно глядя на свои карманные часы. – Снимите ливрею, прошу вас.

Офелия нервно потеребила пуговицу на вороте.

– У меня под ней только рубашка, – пробормотала она, тут же устыдившись своей глупой стеснительности. В таком ключе она точно не собиралась вести разговор с Торном. Впрочем, его трудно было смутить подобными пустяками. Защелкнув нетерпеливым жестом крышку часов, он кивком указал ей на гардеробную позади письменного стола.

– Возьмите там плащ.

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

За что мог получить взятку директор Большого новосибирского планетария? В феврале 2018 года после ар...
Из этой книги вы узнаете, что такое дисперсия и стандартное отклонение, как найти t-критерий Стьюден...
Если вы не получили посылку, или еще что-то не получили, или получили другое – не торопитесь обвинят...
В этой книге Анодея Джудит, специалист мирового уровня и автор нескольких бестселлеров, подробно рас...
Меня мачеха убила,Мой отец меня же съел.Моя милая сестричкаМои косточки собрала,Во платочек их связа...
В книге представлен образ музы глазами автора в поэзии. Муза – образ девушки, вернувший и приносящий...