Нерассказанная история США Стоун Оливер

Кеннеди начал высказывать сомнения несколько позже. В конце 1962 года он попросил сенатора Майка Мэнсфилда посетить Вьетнам для оценки положения. Мэнсфилд дал весьма пессимистическую оценку и предложил, чтобы США вывели свои войска. О’Доннел так описывает реакцию Кеннеди: «Президент был слишком обеспокоен неожиданными возражениями сенатора и не мог сразу дать на них ответ. Позднее, когда мы обсуждали с ним эту беседу, он сказал: “Я рассердился и на Майка из-за столь открытого несогласия с нашей политикой, и на себя, потому что был с ним согласен”»153. В апреле 1963 года Кеннеди сказал журналисту Чарльзу Бартлетту: «У нас нет шанса остаться во Вьетнаме. У нас нет шанса навязать там свою волю. Эти люди нас ненавидят. Они вышибут нас оттуда при любом раскладе. Но я не могу отдать такую страну коммунистам и после этого рассчитывать на переизбрание»154.

Тем временем Макнамара начал давить на КНШ, желая получить план поэтапного вывода войск. Кеннеди утвердил этот план в мае 1963 года. Первая тысяча военнослужащих должна была быть выведена до конца года. В сентябре Кеннеди направил Макнамару и Тейлора с 10-дневной поездкой во Вьетнам. 2 октября они представили президенту свой доклад. В нем содержалось предложение начать вывод до конца 1963 года и завершить его к концу 1965-го. Кеннеди настоял на том, чтобы эти сроки были оглашены в пресс-релизе Министерства обороны, а сам придал им юридическую силу, подписав 11 октября 1963 года директиву СНБ № 263155.

Споры об истинных намерениях Кеннеди по вьетнамскому вопросу приобретают иногда очень острый характер. Неясность усугубляется его собственными противоречивыми заявлениями и неоднозначными решениями. Несомненно, что на него оказывали огромное давление, чтобы добиться проведения неизменного курса. КНШ навязчиво твердил ему, что потеря Южного Вьетнама приведет к господству коммунистов над всей Юго-Восточной Азией и прилегающими регионами. Генералы требовали введения туда американских сухопутных войск. Кеннеди изо всех сил старался убедить американцев в том, что он уверен в необходимости победы. На пресс-конференции в июле 1963 года он сказал: «Вывод наших войск будет означать крах не только Южного Вьетнама, но и всей Юго-Восточной Азии»156. А тот факт, что он считал вывод войск возможным только в случае победы, подкрепляет мнение тех, кто уверен, что Кеннеди не собирался менять курс.

О своей решимости вывести войска из Вьетнама он говорил недвусмысленно только в беседах с ближайшими советниками и наиболее доверенными лицами. А политические соображения заставили его отложить конкретные действия до выборов 1964 года. Во многом те же соображения заставили и его друзей не распространяться о том, что им было известно, пока еще можно было хоть как-то попытаться предотвратить надвигающийся кошмар. Кеннеди объяснил О’Доннелу, какие расчеты вынуждали его, к сожалению, медлить с реализацией своих замыслов: «Если бы я попытался сейчас полностью вывести войска из Вьетнама, у нас нашелся бы новый Джо Маккарти с жупелом коммунистической угрозы. Но в случае избрания на второй срок я смогу действовать»157.

Среди тех, кто впоследствии подтвердил намерения Кеннеди вывести войска, были Роберт Кеннеди, Роберт Макнамара, Артур Шлезингер, Тед Соренсен, Майк Мэнсфилд, Тип О’Нил, а также помощник госсекретаря Роджер Хилсмен. Когда Дэниел Эллсберг брал интервью у Роберта Кеннеди в 1967 году, еще до Тетского наступления[101], повлекшего за собой перелом в общественном мнении относительно войны, Кеннеди объяснил, что его брат пребывал «в абсолютной решимости не направлять боевые части сухопутных войск». Эллсберг спросил, был ли президент готов в таком случае смириться с поражением от коммунистов. Кеннеди ответил: «Мы бы все равно ничего не добились. Мы бы получили правительство, которое либо попросило нас уйти, либо начало бы переговоры с противником. Все получилось бы так же, как в Лаосе». В ответ на вопрос Элсберга, как президент смог проявить такую проницательность, если большинство его советников были за войну, Кеннеди ответил настолько резко, что Элсберг подскочил на стуле: «Да потому что мы были там! Мы были там в 1951-м. Мы видели, что случилось с французами. Видели. Мой брат решил, да, решил, что с нами такого никогда не должно произойти»158. Президент даже сказал сенатору Уэйну Морзе, самому последовательному критику войны в конгрессе, что тот «абсолютно прав», критикуя его политику во Вьетнаме. «Я решил уйти оттуда. Это решено!» – заверил он его159.

Наиболее ярким ответом Кеннеди на мирные инициативы Хрущева было его обращение, произнесенное в Американском университете в июне 1963 года. Он и его ближайшие советники написали эту речь, не привлекая ни КНШ, ни ЦРУ, ни Госдеп. И возможно, это была наиболее свободная от стереотипов президентская речь за все XX столетие:

«Я избрал этот момент и это место для того, чтобы обсудить тему, по поводу которой очень уж часто проявляется невежество и очень уж редко преследуется цель добиться правды, хотя эта тема является наиболее важной на всей Земле – мир во всем мире… Какой мир я имею в виду? Какого мира мы стараемся добиться? Не Pax Americana[102], навязанного миру американским оружием… Я говорю о подлинном мире, который делает жизнь на Земле достойной того, чтобы ее прожить; о том мире, который позволяет людям и государствам развиваться, надеяться и строить лучшую жизнь для своих детей; не о мире исключительно для американцев, а о мире для всех мужчин и женщин; не просто о мире в наше время, а о мире на все времена… Я говорю о мире потому, что у войны появилось новое лицо. Тотальная война не имеет никакого смысла в век, когда великие державы могут содержать крупные и относительно неуязвимые ядерные силы и отказываться от капитуляции без применения этих сил. Она не имеет никакого смысла в век, когда одна единица ядерного оружия содержит в себе взрывную мощь, чуть ли не в 10 раз превосходящую ту мощь, которая была применена всеми военно-воздушными силами союзников во Второй мировой войне. Она не имеет никакого смысла в век, когда смертоносные яды, которые образуются во время обмена ядерными ударами, могут быть донесены ветром, водой, через почву и семена в самые дальние уголки планеты и поразить еще неродившиеся поколения… Второе. Давайте пересмотрим наше отношение к Советскому Союзу… печально… осознавать масштабы пропасти, лежащей между нами. Но это предупреждение – предупреждение американскому народу, чтобы он не видел лишь искаженный образ другой стороны, не считал столкновение неизбежным, договоренности – невозможными, а переговоры – всего лишь как обмен угрозами… Сегодня, в случае начала по той или иной причине новой тотальной войны… все, что мы построили, все, ради чего мы работали, будет уничтожено в первые же сутки… Короче говоря, и США со своими союзниками, и СССР со своими союзниками взаимно глубоко заинтересованы в справедливом и подлинном мире и прекращении гонки вооружений. И если мы окажемся сейчас не в состоянии покончить с нашими разногласиями, мы можем по крайней мере добиться, чтобы наши разногласия не угрожали миру. Поскольку в конечном счете самым главным является то, что мы все живем на этой маленькой планете. Мы все дышим одним и тем же воздухом. Мы все заботимся о будущем наших детей. И все мы смертны… Третье. Давайте пересмотрим наше отношение к холодной войне… мы также выполним свою роль в строительстве мира во всем мире, в котором слабым ничто не будет угрожать, а сильные будут справедливыми. Мы не беспомощны перед лицом этой задачи и верим в ее осуществимость. Убежденные и бесстрашные, мы будем продолжать работать не ради осуществления стратегии уничтожения, а ради стратегии мира»160.

Макнамара был уверен в том, что Кеннеди находился на пороге поворотного момента в истории. Позднее министр обороны сказал бравшему у него интервью журналисту: «Речь в Американском университете показала истинные намерения Кеннеди. Если бы он был жив, мир бы был иным. Я уверен в этом»161.

Наиболее ярким ответом Кеннеди на мирные инициативы Хрущева было его обращение, произнесенное в Американском университете в июне 1963 года. Он и его ближайшие советники написали эту речь, не привлекая ни КНШ, ни ЦРУ, ни госдеп.

Нигде в мире речь Кеннеди не получила столь широкого резонанса, как в СССР. Хрущев назвал ее лучшей речью президента США со времен Рузвельта. Вдохновленный услышанным, он публично выступил за подписание договора о запрещении ядерных испытаний в атмосфере162. 25 июля представители США, СССР и Великобритании парафировали этот важный договор[103]. То было первое в истории соглашение по контролю над ядерными вооружениями.

Однако его ратификация сенатом США была под вопросом. В апреле 1963 года Комитет начальников штабов заявил, что «лишь путем частых испытаний в различных средах США смогут достичь и сохранить превосходство по всем видам ядерных вооружений»163. Общественность, похоже, с этим соглашалась. На каждое письмо, полученное сенаторами и конгрессменами от избирателей в поддержку договора, приходилось 15 писем против.

Кеннеди боялся будущего, в котором ядерное оружие может распространиться по всему миру. Он предвидел, что «в 1970-е годы США придется жить в мире, где таким оружием будут обладать 15, 20 или даже 25 государств. Я считаю это, – сказал он репортерам на мартовской пресс-конференции, – наибольшей из возможных угроз»164. Стремясь предотвратить такое развитие событий, он упорно боролся за ратификацию договора, говоря своим советникам, что ради этого «с радостью пожертвует переизбранием»165.

Его усилия были вознаграждены. 24 сентября сенат одобрил Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах 80 голосами за при 19 против. Тед Соренсен считал, что «ни одно из достижений за все время в Белом доме не принесло Кеннеди такого удовлетворения»166. Договор был окончательно ратифицирован[104] 7 октября 1963 года – в 75-й день рождения Генри Уоллеса. В знак признания этого выдающегося достижения редакторы Bulletin of the Atomic Scientists перевели стрелки символических «Часов Судного дня» на 12 минут до полуночи.

Кеннеди хотел устранить все давние источники напряженности между двумя нациями. В сентябре 1963 года министр иностранных дел СССР А. А. Громыко прибыл в Нью-Йорк на Генеральную Ассамблею ООН. С ним встретился Дин Раск. Громыко вспоминал:

«Он сообщил следующее:

– Президент является сторонником того, чтобы изыскать возможность для улучшения отношений с Советским Союзом и для разрядки напряженности.

Далее Раск предложил:

– А не поехать ли нам как-нибудь за город, чтобы кое о чем побеседовать в порядке продолжения разговора?

Я сразу понял, что за подобным пожеланием кроется нечто серьезное.

Конечно, я ответил:

– Что ж, согласен.

Мы выехали раздельно за пределы Нью-Йорка.

Там Раск сообщил интересную точку зрения президента.

– Кеннеди, – говорил он, – обдумывает возможность сокращения численности американских войск в Западной Европе.

Беседовали мы об этом, прогуливаясь вдоль обочины дороги.

Сообщение Раска представляло несомненный и большой интерес. Новость, конечно, оказалась неожиданной, даже в какой-то степени сенсационной. Наверное, не просто, а только после раздумий президент пришел к такому выводу.

Разговор о том, что Кеннеди незадолго до его гибели допускал вероятность сокращения американских войск в Европе, свидетельствовал о том, что в Вашингтоне, возможно, и восторжествовал бы в этом вопросе здравый смысл.

Мысль, которую подбросил Раск, конечно, касалась важной проблемы. Она зримо или незримо почти всегда присутствовала на советско-американских встречах после войны. На них затрагивались вопросы о политике группировки НАТО, о положении в Западной Германии, ставшей на путь ремилитаризации.

Советский Союз всегда исходил из того, что американские войска и американские базы на территории западноевропейских государств представляют собой фактор, противоречащий интересам мира. Поэтому мысль Кеннеди, естественно, привлекла внимание советского руководства.

Однако через считаные дни пуля убийцы распорядилась по-своему. Кеннеди не стало»[105]167.

Считая, что они с Хрущевым действительно могут положить конец холодной войне, Кеннеди признался двум своим друзьям, что планирует заключить новый договор по контролю над вооружениями, а затем стать первым американским президентом, посетившим Советский Союз. Он был уверен, что жители СССР встретят его как героя.

Кеннеди даже заявил о готовности прекратить гонку в космосе и вместо соперничества положить начало сотрудничеству с СССР в этой области. Это был еще один ошеломляющий поворот. Во время избирательной кампании 1960 года он подчеркивал, какой болезненный удар по престижу США на мировой арене наносят советские триумфы в космосе:

«Люди во всем мире уважают достижения. Большую часть XX века они восхищались американской наукой и американским образованием, которые никто не мог превзойти. Но теперь они не уверены в том, как повернется дело в будущем. Первым космическим аппаратом стал “Спутник”, а не “Вэнгард”. Первой страной, которая оставила на Луне свой государственный герб, был Советский Союз, а не Соединенные Штаты. Первых собак, которые вернулись из космоса невредимыми, звали Стрелкой и Белкой, а не Ровером, не Фидо и даже не Чекерсом»168.

Советы получили политические дивиденды от этого триумфа. 12 апреля 1961 года, за пять дней до американского вторжения на Плайя-Хирон, советский космонавт Юрий Гагарин стал первым человеком в космосе. Пролетая над Африкой, он приветствовал африканцев, борющихся против колониализма. На его фоне бледно выглядел полет Алана Шепарда, состоявшийся через три недели[106]. После этого полета 40 % жителей Западной Европы поверили, что СССР находится впереди и в военной, и в научной области. Встревоженный тем, что на карту поставлен престиж США, Кеннеди созвал совместное заседание обеих палат конгресса, что бывает крайне редко, и заявил: «Если мы хотим выиграть сражение… между свободой и тиранией… наша страна должна взять на себя обязательство достичь своей цели еще до конца десятилетия, высадив человека на Луну и вернув его на Землю невредимым»169. Почти через год после этого, в феврале 1962 года, Джон Гленн стал первым американцем, вышедшим на орбиту Земли. И хотя его три витка вокруг нашей планеты чуть не закончились катастрофой, они подняли американцам настроение. Но в августе Советы запустили «Восток-3», который облетел Землю 17 раз. А на следующий день к нему присоединился «Восток-4»[107]. В июне 1963 года они вновь оказались в центре внимания всего мира, отправив в космос на неделю два корабля, из которых один пилотировала первая в мире женщина-космонавт Валентина Терешкова.

Кеннеди считал лунную гонку настолько важной для его собственного престижа и престижа страны, что его поворот на 180 градусов в сентябре 1963 года оказался полной неожиданностью. Он заявил:

«Наконец поле, на котором Соединенные Штаты и Советский Союз обладают особыми возможностями – космическая сфера, – позволяет нам выйти на новый уровень сотрудничества во имя совместного исследования и управления космосом в дальнейшем. Среди этих возможностей и совместный полет на Луну. В космосе не возникнет проблем с суверенитетом: резолюцией данной ассамблеи члены ООН объявили об отказе от каких бы то ни было территориальных претензий в космическом пространстве и на поверхности небесных тел и провозгласили применение на их территории международного права и Устава ООН. Так зачем превращать первый полет человека на Луну в соревнование государств? Почему, готовясь к таким экспедициям, США и СССР должны заниматься постоянным дублированием исследований и изобретений, а значит, и удваивать расходы? Нам нужно всерьез оценить возможность сотрудничества ученых и астронавтов наших двух стран, да и всего остального мира, в целях освоения космоса, чтобы еще до конца этого десятилетия отправить на Луну представителей не одной страны, но всех наших стран»170.

В последние – весьма примечательные – месяцы своей жизни Кеннеди даже размышлял о смене курса в отношении правительства Кастро, а ведь именно он так осложнил отношения с этой страной своей категорически неправильной политикой. Но, так же как и в случае с Вьетнамом, когда он, готовясь к выводу войск, цеплялся за мечту о победе, Кеннеди санкционировал новый раунд диверсий ЦРУ против Кубы, не теряя в то же время надежды на дружбу и мир с Фиделем Кастро. Его двойственность в отношении к Кастро отражала, как в капле воды, его двойственность по отношению ко всей Латинской Америке. Он говорил о демократии и реформах, продолжая в то же время помогать удержаться у власти жестоким диктаторским режимам, и даже поддержал военный переворот в Гватемале в марте 1963 года.

И все же Кеннеди начал пересматривать политику США в отношении Латинской Америки. В апреле 1963 года корреспондент телеканала ABC News Лиза Говард взяла интервью у Фиделя Кастро и сообщила, что кубинский лидер настроен на нормализацию отношений с США в случае, если сама Америка в этом заинтересована. Американская разведка знала, что Кастро разочаровался в СССР после его капитуляции во время Карибского кризиса и искал способы уменьшить зависимость от своего прежнего союзника. В сентябре 1963 года Кеннеди попросил журналиста и дипломата Уильяма Эттвуда оценить возможность восстановления отношений с руководством Кубы. И хотя посол США в ООН Эдлай Стивенсон уполномочил Эттвуда «попытаться установить контакты» с кубинским послом Карлосом Лечугой по вопросам диалога с Кастро, он также с сожалением добавил, что «за Кубу по-прежнему отвечает ЦРУ», поэтому ни на что особенное рассчитывать не стоит 171.

Между Эттвудом и Лечугой состоялись несколько конструктивных бесед, однако просьба Эттвуда о встрече с Кастро удовлетворена не была, поскольку такая встреча не была бы «полезной в нынешней ситуации». Кеннеди попытался зайти с другой стороны. Французский журналист Жан Даниэль, старый друг Эттвуда, собирался взять у Кастро интервью. Эттвуд попросил его перед этим взять интервью у Кеннеди. В этом интервью Кеннеди отозвался о Кубинской революции с неожиданной симпатией:

«Думаю, ни в одной стране мира, включая Африку и любой другой регион под колониальным владычеством, экономическая колонизация, унижение и эксплуатация не были более жестокими, чем на Кубе во время правления режима Батисты, частично вследствие политики моей страны… Я поддерживаю декларацию Фиделя Кастро в Сьерра-Маэстра, в которой он призвал к справедливости и в особенности к избавлению Кубы от коррупции. И я скажу даже больше: Батиста в какой-то мере олицетворял многие грехи США. Теперь настало время расплатиться за эти грехи. В отношении режима Батисты я солидарен с первыми кубинскими революционерами. Здесь не должно оставаться неясностей»172.

За три недели Даниэль объездил почти всю Кубу, но так и не смог взять интервью у Кастро. Когда Даниэль уже собирался уезжать, Кастро неожиданно пришел к нему в гостиницу. В ходе шестичасовой беседы он интересовался всеми подробностями разговора Даниэля с Кеннеди. И хотя Кастро критиковал действия Кеннеди столь же сильно, как Кеннеди критиковал его, он тоже надеялся начать отношения с чистого листа. Всего за два дня до убийства Кеннеди Кастро заявил:

«Я все еще надеюсь, что у руля в Северной Америке станет лидер (и почему бы не Кеннеди, у него есть для этого все возможности!), который, забыв о рейтингах, начнет бороться с трестами, говорить правду и – что самое важное – даст другим государствам возможность поступать так, как они сами считают нужным. Кеннеди все еще может оказаться таким человеком. У него есть шанс стать в глазах истории величайшим президентом США, лидером, который поймет, что сосуществование капиталистов и социалистов возможно, даже в обеих Америках. Он может стать президентом даже более великим, чем Линкольн»173.

Всего через год после Карибского кризиса с Джеком[108] Кеннеди, старым солдатом холодной войны, произошли значительные изменения. Они с Н. С. Хрущевым предприняли шаги к разрядке напряженности в холодной войне, которые казались немыслимыми ни в октябре 1962 года, ни на протяжении всех предыдущих 16 лет. Они были врагами, в любой момент готовыми к броску. 7 ноября губернатор Нью-Йорка Нельсон Рокфеллер объявил о своем намерении участвовать в праймериз Республиканской партии по выдвижению кандидата на президентский пост. В последующие две недели он подвергал политику Кеннеди постоянным нападкам. Он обвинял Кеннеди в мягкости по отношению к коммунизму. Президент «наивно полагал», что советское руководство «благоразумно, готово к компромиссам и стремится к фундаментальному урегулированию с западными странами». В результате «наша безопасность была подорвана». Он не остановил агрессию коммунистов в Лаосе. Он не смог предоставить воздушную поддержку во время вторжения в заливе Свиней и «безразлично наблюдал за строительством Берлинской стены». А Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах «глубоко шокировал» европейских союзников США174.

Но гнев Рокфеллера не шел ни в какое сравнение с той яростью, какую испытывали ЦРУ и КНШ, руководство которых Кеннеди постоянно раздражал с самого начала своего президентства. Летом 1962 года Кеннеди прочел сигнальный экземпляр будущего бестселлера Флетчера Нибела и Чарльза Бейли «Семь дней в мае», в котором рассказывалось о военном перевороте в США. Идея романа пришла в голову Нибелу во время интервью с генералом Кертисом Лемеем. Кеннеди тогда сказал одному своему другу:

«Это возможно. Такое может произойти в нашей стране… Если в стране молодой президент и у него возникает проблема, подобная заливу Свиней, начинаются определенные сложности. Военные будут критиковать его за глаза, но это можно было бы списать на обычное недовольство военных контролем со стороны гражданских. Затем, случись второй залив Свиней, реакция в стране была бы следующая: “Он что, слишком молод и неопытен?” Военные считали бы едва ли не своим патриотическим долгом сохранить единство нации, и лишь одному Богу известно, защитой какой демократии они мотивировали бы свержение законно избранной власти. А случись третий залив Свиней, это произошло бы наверняка»175.

По мнению многих руководителей армии и разведки, Кеннеди совершил гораздо больше трех предательств. Так, он был виноват в том, что отступил из залива Свиней, ослабил ЦРУ и сменил его руководство, отказался от вмешательства в Лаосе и сделал там ставку на нейтралистов, заключил Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах, планировал уйти из Вьетнама, заигрывал с идеей окончания холодной войны, прекращения космической гонки, стимулировал национализм в странах «третьего мира», а также – о, ужас! – достиг разрешения Карибского кризиса путем переговоров.

22 ноября 1963 года, до того как Кеннеди сумел воплотить их общую с Хрущевым мечту о перестройке всего мира, его жизнь оборвали пули убийцы на улицах Далласа. Возможно, убийц было несколько. Возможно, мы никогда не узнаем ни о мотивах этого убийства, ни о том, кто за ним стоял. Комиссия Уоррена постановила, что Ли Харви Освальд был убийцей-одиночкой. Член комиссии Джон Макклой настаивал на том, чтобы доклад комиссии был одобрен единогласно, хотя четверо ее членов: Ричард Рассел, Хейл Боггс, Джон Шерман Купер и сам Макклой, – испытывали серьезные сомнения относительно стрелка-одиночки и магической пули[109]. Линдон Джонсон и губернатор Джон Коннели, который также был ранен, тоже сомневались в результатах расследования, как и Роберт Кеннеди. Общественность сочла доклад неубедительным.

Что мы знаем – это то, что у Кеннеди было много врагов, которые ненавидели его за стремление к переменам так же, как их предшественники ненавидели Генри Уоллеса: в 1944 году они заблокировали тому все попытки повести США и весь мир по новому пути мира и процветания. Кеннеди смело противостоял могущественным силам, которые хотели ввергнуть США в войну с СССР. И едва ли не большей смелостью обладал Хрущев. Будущие поколения находятся в огромном долгу перед этими двумя людьми, заглянувшими в бездну и ужаснувшимися тому, что увидели там. Возможно, человечество обязано им самим фактом своего существования. В особенном же долгу мы перед малоизвестным капитаном советской подлодки, который в одиночку предотвратил начало ядерной войны. В своем инаугурационном обращении Кеннеди сказал, что передает факел новому поколению. Однако после его смерти факел вновь попал в руки к старому поколению – поколению Джонсона, Никсона, Форда и Рейгана – к тем лидерам, которые, хотя и ненамного старше Кеннеди, систематически нарушали обещания, данные в годы правления Кеннеди, и вновь ввергли страну в пучину войн и подавления свобод.

Глава 8

Линдон Б. Джонсон

Империя терпит поражение

Фидель Кастро обедал с французским журналистом Жаном Даниэлем, когда узнал об убийстве Кеннеди. Он трижды выкрикнул: «Это плохая весть!» За день до этого он сказал Даниэлю, что Кеннеди может стать величайшим американским президентом. Теперь все изменилось. Кастро предсказал: «Вот увидите. Я их знаю, они попытаются обвинить во всем нас». Его опасения еще больше усилило то, что в новостях Освальда уже окрестили «прокастровским марксистом». Он спросил Даниэля, что Джонсон думает о Плайя-Хирон и «насколько он контролирует ЦРУ»1.

Когда Хрущев услышал эту новость, он не выдержал и зарыдал. Он смог вернуться к своим обязанностям лишь через несколько дней. Один из дипломатов сказал пресс-секретарю Белого дома Пьеру Сэлинджеру: «Он несколько дней бесцельно бродил по кабинету, будто его оглушили»2. Хрущев посетил посольство США и расписался в книге соболезнований, а своего заместителя А. И. Микояна направил в США, чтобы тот лично представлял его на похоронах. С трудом сдерживая слезы, Микоян подошел к стоявшей рядом с гробом Жаклин Кеннеди. Тронутая Жаклин взяла его за руки. Существуют две версии относительно того, что она сказала. Сама она вспоминает, что сказала: «Пожалуйста, передайте господину Председателю [Совета министров]: я знаю, что они с моим мужем вместе трудились на благо мира во всем мире, а теперь он вместе с вами должен продолжить дело моего мужа»3. Дин Раск говорил, что слова были такими: «Мой муж погиб. Теперь мир зависит от вас». Жаклин Кеннеди написала Хрущеву, что хотя он и ее супруг были «противниками», но «их объединяла решимость спасти мир от разрушения»4.

Линдон Джонсон приносит присягу после убийства Кеннеди 22 ноября 1963 года. Новый президент был полной противоположностью своему предшественнику.

Линдон Джонсон был полной противоположностью своему погибшему предшественнику. Родился он в Стоунуолле (штат Техас) в 1908 году. Его родители были учителями, а отец к тому же пять раз был депутатом палаты представителей Законодательного собрания штата. После окончания техасского Юго-Западного педагогического колледжа Линдон начал карьеру в политике сперва на уровне штата, а в 1937 году был избран в палату представителей конгресса США. В 1948 году стал сенатором, затем успешно возглавлял в сенате демократическое большинство. О его методе руководства – «пилюлях Джонсона» – ходили легенды. Политические обозреватели Роланд Эванс и Роберт Новак отмечали: «Когда Джонсону удавалось вцепиться в какого-нибудь сенатора… он мог посвятить тому десять минут, а мог не отпускать часами. Он мог взывать, обвинять, упрашивать, насмехаться, чуть не плакать, жаловаться… Целая гамма человеческих эмоций… Возражали ему редко, так как Джонсон был готов к возражениям еще до того, как они прозвучат»5. Он был эгоистичен, властен, хитер и к тому же на редкость груб. Ему нравилось приглашать коллег в туалет и беседовать с ними, сидя на унитазе. Он мало смыслил во внешней политике, но компенсировал невежество ярым антикоммунизмом. Любил повторять: «Если сегодня пустишь какого-нибудь наглеца к себе во двор, завтра он усядется на твое крыльцо, а послезавтра изнасилует твою жену в твоей же собственной постели»6.

Джонсон не стал тратить время и сразу заявил, что «не намерен терять Вьетнам»7. Однако его истинной целью были не войны в дальних краях, а социальные реформы внутри страны. «Я не хочу быть президентом, который строит империи, стремится к величию и расширяет владения. Я хочу быть президентом, который учит ваших детей… помогает накормить голодных… помогает беднякам найти свое место в жизни и защищает избирательное право любого гражданина на любых выборах». Аверелл Гарриман считал, что, если бы не Вьетнам, «он стал бы величайшим президентом в истории». Увы, Джонсон никогда и близко не подошел к такому титулу8.

На второй день после вступления в должность Джонсон заявил своим советникам, что намерен решительно защищать американские интересы во Вьетнаме. Директор ЦРУ Джон Маккоун сразу же понял, что Джонсон не согласен с «присущим Кеннеди упором на социальных реформах [во Вьетнаме]; он терпеть не мог тратить время на «игру в добрячков»9. Джонсон не поддерживал и планы Кеннеди по выводу войск из Вьетнама к 1965 году, хотя до своего избрания он также не планировал посылать туда американские боевые части или бомбить Северный Вьетнам. Однако непопулярное, жестокое и коррумпированное правительство Юга, поддерживаемое США, проигрывало Национальному фронту освобождения одно сражение за другим.

Джонсон выдает сенатору Ричарду Расселу печально знаменитую «пилюлю». Эгоистичный, властный, хитрый и на редкость грубый, Джонсон мало смыслил во внешней политике.

Через четыре дня после гибели Кеннеди Джонсон подписал меморандум о действиях по защите национальной безопасности за номером 273, в котором заявлял о намерении США всерьез взяться за Вьетнам. Более ранние варианты этого меморандума четко определяли: тайными операциями на севере должны заниматься только южновьетнамские войска. Окончательный вариант меморандума 273 уже допускал непосредственное участие американцев в таких операциях10.

Джонсон изначально сделал роковую ошибку, поверив сказкам о военных успехах, вместо того чтобы провести трезвый анализ неудач в военной и политической кампании. Когда директор ЦРУ Маккоун попытался объяснить, что дела в Южном Вьетнаме идут гораздо хуже, чем кажется президенту, тот захлопнул дверь у него перед носом. В Овальном кабинете Маккоуну больше были не рады, и все общение с ним было сведено к письменным докладам, которые президент читал от случая к случаю11.

Поначалу Джонсон не был так уж уверен в важности решительных мер во Вьетнаме. В мае 1964 года он набросился на Макджорджа Банди со словами: «Какой мне ко всем чертям толк от Вьетнама?»12 И это при том, что в 1954-м он сам ответил на этот вопрос в газетном интервью, сказав, что Индокитай с его залежами олова и марганца является «богатым трофеем»13. Посол Генри Кэбот Лодж говорил об этом более развернуто: «Кто владеет Вьетнамом или имеет на него влияние, может влиять на развитие Филиппин и Тайваня на востоке, Таиланда и Бирмы с их безбрежными рисовыми полями на западе, а также Малайзии и Индонезии с их каучуком, рудой и оловом на юге. Вьетнам не живет в географическом вакууме: из Вьетнама можно контролировать огромные богатства и население региона, а можно и внести в регион дестабилизацию»14. Артур Таннел из сайгонского отделения Службы зарубежных инвестиций предсказывал, что «после войны американских бизнесменов здесь ждет большое будущее»15. Чарльз Мерфи писал в журнале Fortune: «Каждый акр региона, на первый план в котором сейчас выдвигаются драматические события во Вьетнаме, обладает богатейшими ресурсами». Сенатор Гейл Макги называл Юго-Восточную Азию «последним богатым ресурсами регионом, который не находится под контролем одной из великих держав». «Условия жизни самих вьетнамцев» он открыто считал «вопросом второстепенным»16.

Джонсон также боялся политических последствий поражения в войне. Его постоянно мучили кошмары о том, что случится, если он проявит нерешительность или проиграет:

«Роберт Кеннеди этого не упустит… он будет всем говорить, что я предал обязательства Джона Кеннеди перед Южным Вьетнамом… Что я был трусом. Человеком, недостойным называться мужчиной. Бесхребетным типом… Каждую ночь, засыпая, я видел себя связанным на земле среди поля. Вдалеке слышались голоса тысяч людей. Они бежали ко мне с криками: “Трус! Предатель! Слабак!”»17

Джонсон одобрил предложенную Макнамарой стратегию оказания умеренного давления на север. Возмущенный КНШ рвал и метал, требуя снять все ограничения.

В августе 1964 года Джонсон и Макнамара использовали сфабрикованный инцидент в Тонкинском заливе[110] как предлог для эскалации войны. Макнамара и другие правительственные чиновники утверждали, что мнимое нападение на американские эсминцы было «умышленным и неспровоцированным»18, а пресса повторяла эту фразу на все лады.

Тем не менее на выборах 1964 года Джонсон старался подать себя как кандидата-миротворца, с праведным гневом обрушиваясь на еще большего «ястреба» – сенатора от штата Аризона Барри Голдуотера, который угрожал применить во Вьетнаме ядерное оружие. Перед выборами Джонсон уверял избирателей: «Мы не собираемся посылать американских парней за 15–16 тысяч километров для того, чтобы они делали дело за азиатских парней». Общество было полностью с ним согласно. В январе 1965 года опрос, проведенный среди 83 сенаторов, показал, что лишь семеро поддерживают идею бомбардировок севера или высадки боевых частей на юге. Вице-президент Губерт Хэмфри призвал Джонсона воздержаться от эскалации конфликта. В ответ Джонсон перестал приглашать Хэмфри на последующие совещания, где принимались ключевые политические решения, а также запретил ему на год посещать заседания Совета национальной безопасности, несмотря на то что вице-президент по закону является членом СНБ19.

После выборов все действия Джонсона были направлены на неуклонную эскалацию конфликта. В декабре 1964 года Генеральный секретарь ООН У Тан сообщил Дину Раску, что Ханой готов начать негласные переговоры. Однако США проигнорировали этот призыв. В результате в конце февраля У Тан заявил:

«Я уверен, что, если бы великий американский народ знал правду обо всей подоплеке событий в Южном Вьетнаме, он бы согласился со мной в ненужности дальнейшего кровопролития. И в том, что политические и дипломатические дискуссии и переговоры могут сами по себе создать условия, при которых США смогут с достоинством вывести свои войска из этой части мира. Но, как вам всем известно, во время военных конфликтов первой жертвой становится правда»20.

Джонсон не был заинтересован в мирном решении. В марте он сказал Джорджу Боллу, что «заболеет и уедет из города», лишь бы не выслушивать больше мирные предложения от У Тана и английского премьер-министра Гарольда Вильсона21.

Тем временем США расширили «зоны свободного огня», в которых разрешалось уничтожение любого движущегося объекта. Американский арсенал приемлемого оружия включал напалм, кассетные бомбы и белый фосфор, прожигавший тело до кости и обрекавший людей на ужасную и мучительную смерть.

То, что подобная тактика не способна остановить продвижение Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (НФОЮВ)[111] в сельской местности, становилось очевидным с каждым днем. И сопротивлявшийся идее бомбардировок Севера Джонсон наконец уступил. Но прежде США требовался предлог для эскалации. И они решили сами его себе предоставить. ЦРУ приложило все усилия, чтобы «доказать», что Северный Вьетнам провоцирует восстание на Юге. Ральф Макги, прослуживший в ЦРУ 25 лет, впоследствии разоблачил попытки ввести в заблуждение общественное мнение: «ЦРУ взяло со своих складов тонны выпущенного в коммунистических странах оружия, погрузило его на вьетнамские каботажные суда, инсценировало перестрелку, а затем пригласило западных репортеров… чтобы “доказать” северовьетнамскую помощь Вьетконгу»22. Госдепартамент выступил с «белой книгой»[112], посвятив упомянутому «инциденту» семь страниц. 7 февраля 1965 года НФОЮВ атаковал американскую вертолетную базу в Плейку, убив восьмерых и ранив сотню американских солдат. Банди из Сайгона сообщил Джонсону, что Ханой «бросил перчатку»23. Однако в разговоре с Дэвидом Холберстамом Банди признался, что Плейку ничем не отличался от других боевых эпизодов. «Таких “плейку” – целый вагон», – сказал он24.

Джонсон вступил в новую, более жестокую фазу войны. Он начал операцию «Раскаты грома» – кампанию бомбардировок Северного Вьетнама.

Несмотря на эскалацию, американские перспективы в войне оставались мрачными. В начале апреля, уходя в отставку с поста директора ЦРУ, Маккоун сказал Джонсону, что тот совершает откровенную глупость: «Мы завязнем в боях в джунглях, в условиях, в которых не сможем не то что победить, а даже просто выкарабкаться без серьезных потерь»25.

Но Джонсон просто отмахивался от докладов разведки, если в них говорилось не то, что он хотел услышать. Позже он сказал: «Давайте-ка я расскажу вам, кто такие эти парни из разведки. Когда я рос в Техасе, у нас была корова по имени Бесси. Я отводил ее в хлев, чтобы подоить. Однажды я хорошо поработал и надоил целое ведро молока, но не обратил внимания на то, что старушка Бесси окунула в него свой грязный хвост. Таковы и парни из разведки. Ты много работаешь, чтобы создать хорошую политическую программу, а они суют в нее грязный хвост»26.

КНШ продолжал давить на Джонсона, пытаясь добиться направления во Вьетнам большого контингента войск и интенсификации бомбардировки. В апреле Джонсон направил еще 40 тысяч солдат, доведя, таким образом, общую их численность до 75 тысяч. Он прекрасно понимал, что, как только США направят туда боевые части, пути назад не будет. В июне он спросил председателя КНШ генерала Эрла Уилера, сколько солдат нужно для победы. Уилер ответил: «Если вы хотите выбить из Вьетнама вьетконговцев всех до единого, вам понадобится 700–800 тысяч, а то и миллион человек. И около семи лет»27.

Макнамара постарался довести до сведения Ханоя, что США даже рассматривают возможность применения ядерного оружия. Разразился международный скандал, и Макнамара вынужден был оправдываться. Советский представитель в ООН Н. Т. Федоренко тоже был недоволен:

«Американские милитаристы не исключают возможности использования в Южном Вьетнаме ядерного оружия. Послушайте сегодняшнее заявление господина Макнамары… Он сказал, что в данный момент армия не нуждается в применении ядерного оружия. Это означает, что Соединенные Штаты считают себя вправе, в случае ухудшения собственного положения, применить во Вьетнаме оружие массового поражения. США так отчаянно стремятся задушить НФОЮВ, что готовы поставить весь мир на грань ядерной войны».

Он напомнил членам Комиссии ООН по разоружению, что США не впервые прибегают к подобным мерам: «Соединенные Штаты не против использовать… ядерные боеголовки против азиатской страны. Они уже однажды так поступили, покрыв себя несмываемым позором на многие века»28. Он также осудил США за использование против Вьетконга химического оружия, предупредив, что будущие поколения «будут содрогаться, вспоминая это преступление, акт произвола, грубейшее нарушение международного права и попрание элементарных моральных принципов»29.

Бомбы с напалмом (вверху) и белым фосфором (внизу), сбрасывавшиеся на Вьетнам. При Джонсоне в американский арсенал приемлемого оружия были включены напалм, кассетные бомбы и белый фосфор, прожигавший тело до кости и обрекавший людей на ужасную и мучительную смерть.

В мае 1965 года власть в Южном Вьетнаме захватило уже пятое за полтора года после свержения Дьема правительство во главе с маршалом авиации Нгуен Као Ки и генералом Нгуен Ван Тхиеу. Заместитель госсекретаря Уильям Банди позже скажет: новый режим «казался нам всем отморозками, полнейшими отморозками». Глубина понимания принципов демократии Ки была воистину непостижимой для простых смертных. Однажды он заявил: «Люди спрашивают меня, кого я считаю героями. У меня есть лишь один герой – Гитлер». Это понимание он продемонстрировал и незадолго до выборов 1967 года, заявив, что, если победитель окажется «коммунистом или нейтралистом», он, Ки, будет «бороться с ним военными методами. В любой демократической стране человек имеет право выражать свое несогласие с мнением других». Но даже Ки в 1965 году признался в интервью журналисту New York Times Джеймсу Рестону, что коммунисты «ближе к стремлению народа к справедливости и независимости»30. «…чем ваше собственное правительство», – закончил фразу Рестон. Бывший военный советник Джон Пол Вэнн, который вернулся во Вьетнам, чтобы разработать программу «умиротворения», был с ним согласен:

«В этой стране идет революция – и ее принципы, цели и устремления гораздо ближе к тому, во что верят американцы, чем принципы правительства Южного Вьетнама… Я убежден: несмотря на то что во главе НФО стоят коммунисты… подавляющее большинство людей поддерживает Фронт, потому что он предоставляет им единственный шанс на изменения и улучшение условий жизни. Если бы я был 18-летним сельским пареньком, столкнувшимся с таким же выбором: поддержать правительство или НФО, – я бы, вне всяких сомнений, выбрал НФО»31.

Политическая ситуация была катастрофической, и Джонсон со своими советниками принял решение увеличить число солдат. На встрече 22 июля они решили, что в долгосрочной перспективе понадобится от 500 до 600 тысяч солдат – и это в случае, если не вмешаются китайцы. А в случае их вмешательства понадобятся еще 300 тысяч. В краткосрочной перспективе они сошлись на 100 тысячах до конца года и еще 100 тысячах в январе 1966-го. Это могло только замедлить продвижение вьетконговцев и предотвратить разгром правительственных войск. Однако советники сказали, что рано или поздно президенту придется выступить с обращением к американскому народу о вовлечении страны в широкомасштабную войну. Джонсон обратился к нации 28 июля. Он объявил о немедленной отправке 50 тысяч человек, доведя общий контингент американцев во Вьетнаме до 125 тысяч. Из-за неопределенности с числом солдат, необходимым в дальнейшем, ежемесячные подкрепления были увеличены с 17 до 35 тысяч, однако Джонсон высказывался против того, чтобы задействовать резервистов.

Конгресс приветствовал умеренность Джонсона и удовлетворился тем, что участие американских войск в боевых действиях будет ограниченным. Однако в Пентагоне и гражданские, и военные советники были шокированы решением Джонсона сознательно обманывать американцев относительно истинного положения дел во Вьетнаме: того, что США втянуты в широкомасштабную войну, которая может длиться многие годы. Позднее председатель Комитета начальников штабов Уилер объяснял: «Для того чтобы иметь возможность задействовать резервы, было важно, чтобы американский народ знал: мы находимся в состоянии войны, а не участвуем в какой-то грошовой военной авантюре»32.

Маршал авиации Нгуен Као Ки с Джонсоном (на заднем плане) и генерал Нгуен Ван Тхиеу с Макнамарой (на переднем плане). Ки и Тхиеу возглавляли южновьетнамское правительство, захватившее власть в мае 1965 года. Уильям Банди позднее сказал: новый режим «казался нам всем отморозками, полнейшими отморозками».

Но никто не был в большей ярости, чем начальник штаба сухопутных войск генерал Гарольд Джонсон. Джонсон надел парадный мундир и отправился на встречу с президентом. В салоне машины он снял звезды с погон, однако перед началом встречи с президентом отказался от этого намерения – решение, о котором он впоследствии пожалеет. Он сказал одному сослуживцу: «Я должен был увидеться с президентом. Я должен был снять свои звезды. Я должен был уйти в отставку. Это был худший и самый аморальный поступок за всю мою жизнь»33.

Контингент постоянно увеличивался. Джонсон быстро удовлетворил запрос на отправку дополнительных 100 тысяч солдат. Однако, несмотря на это, НФОЮВ продолжал одерживать победу за победой.

Не все поддерживали отправку боевых частей. Кларк Клиффорд не прекращал попыток убедить Джонсона и Макнамару не посылать больше солдат. И его мнение, хоть и неофициально, поддерживали Губерт Хэмфри, Честер Боулс, Уильям Банди, Джордж Болл, Джон Кеннет Гэлбрейт, помощник министра обороны Джон Макнотон, сотрудник СНБ Честер Купер, пресс-секретарь Белого дома Билл Мойерс и заместитель помощника министра обороны Адам Ярмолински.

Но Джонсон предпочел капитуляции катастрофу. Контингент он, впрочем, наращивал постепенно, а не сразу, как хотел КНШ. Майор Чарльз Купер, адъютант начальника штаба ВМС адмирала Дэвида Макдональда, сопровождал шефа на заседание КНШ в ноябре 1965 года. Во время заседания генерал Уилер выразил «серьезные опасения» относительно хода военных действий, призвав к «массированному удару с моря и воздуха», который включал бы минирование порта Хайфон, блокаду побережья ДРВ, а также бомбардировку Севера. Купер вспоминал реакцию Джонсона:

«Джонсон взорвался… Он начал выкрикивать непристойную брань… Примерно такую: “Вы, чертовы придурки! Вы хотите заставить меня начать Третью мировую, называя свой идиотский бред военной премудростью”. Потом стал оскорблять каждого в отдельности. “Ты – тупой кусок дерьма. Хочешь, чтобы я поверил в эту хрень? На моих плечах лежит ответственность за весь свободный мир, а ты хочешь, чтобы я начал Третью мировую?” Он говорил им, что у них башка говном набита, что они надутые дебилы, а слово из трех букв использовал чаще, чем морпех в учебном лагере. Он унижал и оскорблял их. Затем он вдруг остановился и продолжил уже спокойно… “Представьте, что вы – это я, президент Соединенных Штатов, и к вам в кабинет вваливаются пятеро невежд и начинают обсуждать начало третьей мировой войны… Что бы вы сделали?” Генерал Уилер ответил: “Я ничего не могу сделать, господин президент… Это ваше решение – и только ваше”. Джонсон вновь заорал: “Риск слишком велик. Вам, хреновым придуркам, плевать на то, что может сделать Китай? Вы только навоняли в моем кабинете, грязные тупицы. Катитесь к дьяволу отсюда немедленно”».

«Я знаю, со временем воспоминания тускнеют, – сказал Купер журналисту. – Но не такие. Я с кристальной четкостью помню слова Линдона Джонсона в тот день»34.

США постепенно усиливали бомбардировки Севера и расширяли список целей для увеличения давления на Ханой. Отвечая на обеспокоенность своих советников относительно того, что подобные действия могут спровоцировать Китай, Джонсон говорил, что такой постепенный подход снизит вероятность вмешательства Китая в военный конфликт. Он утверждал:

«Постепенная эскалация воздушной войны на Севере и усиление давления на Хо Ши Мина – это обольщение, а не изнасилование. Если Китай вдруг среагирует на постепенную эскалацию так, как женщина может среагировать на попытку соблазнения – дав пощечину, то есть пригрозив ответными мерами, то у Соединенных Штатов будет куча времени снизить интенсивность бомбардировок. Но если США нанесут массированный удар по Северу – это уже изнасилование, а не соблазнение, и тогда пути назад не будет, а ответ Китая может оказаться немедленным и массированным»35.

Когда сенатор Джордж Макговерн предупредил Джонсона, что бомбардировки могут спровоцировать жесткий ответ со стороны Китая и Северного Вьетнама, тот ответил: «Я внимательно слежу за ситуацией. Я буду медленно вести рукой по ножке, дюйм за дюймом, и доберусь до промежности прежде, чем они поймут, что происходит»36.

Американские бомбардировки вызвали волну протестов по всему миру. В марте 1965 года студенты и преподаватели Мичиганского университета собрались на диспут-семинар, длившийся целую ночь. Через месяц организация «Студенты за демократическое общество» (СДО) провела в Вашингтоне антивоенную демонстрацию, собравшую 25 тысяч человек.

Уверенное в том, что за зарождающимся антивоенным движением стоят коммунистические правительства, ЦРУ начало широкомасштабную слежку за антивоенными активистами. Джонсон потребовал от ЦРУ обнародования доказательств причастности коммунистов. В результате ЦРУ начало незаконную внутреннюю операцию под кодовым названием «Хаос», которая проводилась вновь созданным Отделом специальных операций. Она длилась почти семь лет и привела к созданию списка из 300 тысяч граждан и организаций, включавшего также подробные досье на 7200 лиц37. Тем не менее Джонсон обвинил директора ЦРУ Ричарда Хелмса в неспособности доказать причастность коммунистов.

Для ФБР же одной из основных целей был лауреат Нобелевской премии мира доктор Мартин Лютер Кинг, назвавший американское правительство «самым жестоким в современном мире»38.

Питер Кузник выступает на антивоенном митинге в городке Рутгерского университета в Нью-Брансуике (штат Нью-Джерси). Антивоенное движение в США начало расти, когда стало известно о зверствах американцев во Вьетнаме.

В 1967 году Оливер Стоун (в центре) поступил на службу в армию США и отправился добровольцем во Вьетнам, где отслужил 15 месяцев и дважды был ранен. Он награжден Бронзовой звездой за храбрость в бою и Пурпурным сердцем с дубовыми листьями.

Ключевые фигуры правительства, в том числе Макнамара, начали высказывать собственные опасения. В июне 1967 года Макнамара обратился к ЦРУ с просьбой оценить силы противника, а чиновнику Министерства обороны Лесли Гельбу приказал возглавить создание истории войны с 1954 года на основе совершенно секретных военных документов, которые впоследствии станут известны как «Документы Пентагона». Когда впоследствии Макнамара начал читать упомянутый доклад, он сказал одному своему другу: «За такое надо бы вешать»39. Он сообщил о своей растущей обеспокоенности президенту, а в августе 1967 года привел его в бешенство, заявив в сенатском комитете, что бомбардировки Севера не заставят Ханой сесть за стол переговоров. Джонсон не терпел нарушений дисциплины. «Я не требую лояльности. Я требую преданности», – сказал он одному помощнику. «Я хочу, чтобы он средь бела дня поцеловал меня в задницу в витрине универмага “Мейсис” и сказал, что задница пахнет розами. Я хочу как следует взять его за яйца»40. В ноябре Джонсон объявил о назначении Макнамары главой Международного банка реконструкции и развития (МБРР). Новость о скорой отставке застала министра обороны врасплох.

Явно огорченный Джонсон и Макнамара во время встречи в Белом доме в феврале 1968 года. После того как Макнамара привел президента в ярость, высказав свои опасения по поводу войны, Джонсон неожиданно назначил Макнамару главой МБРР.

Вскоре почти все близкие сотрудники Кеннеди оказались не у дел, а внешняя политика Джонсона повернула резко вправо. Роберт Кеннеди ушел из правительства задолго до этого. Макджордж Банди ушел в 1966 году и возглавил Фонд Форда. Дин Раск, не являвшийся ярким политиком, остался. Джонсон позволил Раску играть куда большую роль, чем тот играл при Кеннеди, но Джонсон был в целом невысокого мнения о бюрократах из Госдепа. Однажды он сказал Эдгару Гуверу, что чиновники Госдепа – это «кучка ни хрена не стоящих трусов»41. Раск регулярно подавал в отставку, в том числе и летом 1967 года, когда сообщил Джонсону, что его, Раска, дочь выходит замуж за чернокожего. Но в итоге он оставался с Джонсоном до конца, без колебаний поддерживая его военные инициативы.

И хотя Раск отвечал стандартам верности Джонсона, в стране с каждым днем возрастало число тех, кто не хотел больше мириться с несправедливой войной и теми разрушительными последствиями, которые она оказывала на американское общество. Темнокожее население и вовсе было на грани восстания. Мятежи, сотрясавшие американские города уже несколько лет, пробудили сознание американцев летом 1967 года. Тогда вспыхнуло 25 масштабных бунтов, длившихся не меньше двух дней каждый, и более 30 не таких крупных. На улицах полыхали пожары и лилась кровь. Полицейские и солдаты Национальной гвардии убили 26 афроамериканцев в Ньюарке, еще 43 в Детройте 42.

Университетские городки гудели, охваченные общественно-политической активностью антивоенного и радикального толка. Студенческое радикальное движение запылало в феврале 1967 года, когда стало известно о широкомасштабном незаконном проникновении агентов ЦРУ в псевдолиберальные организации внутри страны и за рубежом, а также о финансировании управлением некоторых таких организаций. Цепь событий была запущена журналом Ramparts, который сообщил, что ЦРУ финансирует Национальную студенческую ассоциацию. New York Times и Washington Post дополнили этот список другими подконтрольными ЦРУ организациями. Эти публикации показали, что ЦРУ усиленно спонсирует антикоммунистически настроенных преподавателей, журналистов, социальных работников, миссионеров, профсоюзных лидеров и активистов движения за гражданские права, которые делают грязную работу за ЦРУ. Среди дискредитированных оказались Конгресс за свободу культуры, Фонд Форда, радиостанции «Свободная Европа» и «Свобода».

Общественность была возмущена до предела. Уолтер Липпман отметил, что для американцев ЦРУ с его тайными операциями «стало дурно вонять, как выгребная яма»43.

От разоблачений Ramparts у разведчиков по спине пошел холодок. Они боялись, что и другие операции ЦРУ будут сорваны. Под руководством Джеймса Энглтона, возглавлявшего контрразведывательные операции ЦРУ с 1954 по 1974 год, управление уже давно создавало и использовало в своих интересах полицейские структуры, органы безопасности и подразделения по борьбе с терроризмом во многих странах. О помешательстве Энглтона на теме угрозы со стороны СССР, якобы стремящегося к власти, завоеваниям и проникновению в каждую щель, стало известно в 2007 году, когда были рассекречены внутренние архивные документы ЦРУ. В рамках Программы внутренней безопасности зарубежных стран были подготовлены 771 217 офицеров армии и полиции в 25 странах и созданы подразделения секретной полиции в Камбодже, Колумбии, Эквадоре, Сальвадоре, Гватемале, Иране, Ираке, Лаосе, Перу, на Филиппинах, в Южной Корее, Южном Вьетнаме и Таиланде. Многие проходили подготовку в Школе Америк в Панаме. Среди них были и будущие командиры «эскадронов смерти» в Гондурасе и Сальвадоре. Роберт Эмори, руководивший разведывательными операциями ЦРУ при Эйзенхауэре и Кеннеди, выражал беспокойство тем, что операции с использованием «гестаповских приемов ведут ЦРУ по очень скользкой дорожке»44.

В апреле 1967 года на антивоенный митинг в Нью-Йорке собрались сотни тысяч человек. Количество американских солдат во Вьетнаме в тот момент как раз приближалось к 525 тысячам. В конце января 1968 года началось вьетнамское наступление на Кхесань[113], сопровождавшееся массированными ракетными обстрелами. США ответили самыми мощными налетами в истории. Стратегические бомбардировщики B-52 сбросили на позиции партизан 100 тысяч тонн бомб, ракет и иных боеприпасов. Один из командиров НФОЮВ описывает ужас, который бойцы испытывали перед налетами B-52:

«Рев их сверхзвуковых двигателей рвал барабанные перепонки с расстояния в километр. Многие, кто был в этот момент в джунглях, остались глухими на всю жизнь. Ударная волна контузила тоже с расстояния в километр. А в радиусе полукилометра любой взрыв разрушал стены неукрепленных землянок, хороня заживо всех, кто находился внутри. С близкого расстояния воронки от бомб казались гигантскими – метров девять в диаметре и почти столько же в глубину. Первые налеты B-52 казались началом конца света. Ужас был всепоглощающим. Ты терял контроль над телом, а разум кричал, что нужно спасаться бегством»45.

Пока все внимание было приковано к длившейся уже 77 дней осаде Кхесани, НФО начал Тетское наступление, захватив американцев врасплох. И хотя северовьетнамцы и НФО, понеся большие потери, формально проиграли на поле боя, наступление принесло политическую победу Ханою и его союзникам на Юге. В Вашингтоне и Сайгоне вместо оптимизма воцарилось отчаяние. По навязывавшейся пропагандистской машиной вере в победу был нанесен жестокий удар: американцы поняли, что конца войне не видно и что, возможно, ее вообще нельзя выиграть.

Госсекретарь Дин Раск дает совет Джонсону. Когда внешняя политика Джонсона повернула резко вправо, большинство старых сотрудников Кеннеди оказались не у дел. Однако Раск остался, начав играть гораздо более значительную роль, чем при Кеннеди. Раск всегда был готов подать в отставку, но в итоге остался с Джонсоном до конца, без колебаний поддерживая его военные инициативы.

Споры вновь вспыхнули после того, как стало известно, что США рассматривают возможность использования под Кхесанью ядерного оружия. Премьер-министр Англии Гарольд Вильсон даже произнес во время обеда в Белом доме тост, призвав отказаться от столь опрометчивой политики. Выступая в эфире программы «Разговор со всей страной», он высказался еще категоричнее: «Любая попытка эскалации этого конфликта будет чрезвычайно опасной… Намерение же использовать тактическое ядерное оружие и вовсе является чистой воды безумием. Такое намерение не только ставит под угрозу положение Америки в мире, но и может с огромной вероятностью спровоцировать новую мировую войну»46.

Джонсону удалось пресечь все разговоры на этот счет. Позднее генерал Уильям Уэстморленд, командующий американскими войсками во Вьетнаме с 1964 по 1968 год, сожалел, что ядерное оружие так и не было применено. Он писал в мемуарах: «Если уж вашингтонским боссам так хотелось “послать сигнал” Ханою, то лучше всего подошли бы небольшие тактические ядерные заряды»47.

По мере роста недовольства войной в обществе ФБР под руководством Гувера делало все для того, чтобы подорвать антивоенное движение. Точно так же на протяжении многих лет оно поступало и с движением за гражданские права. Сотни агентов ФБР проникли в ряды антивоенной организации «Новые левые». Особых масштабов деятельность бюро достигла в 1968 году, когда на «Новых левых» было распространено действие программы КОИНТЕЛПРО. Церковный комитет сообщал о широком использовании ФБР подконтрольных ему СМИ48. В 1965 году ФБР владело 25 газетами и радиостанциями в Чикаго и 28 в Нью-Хейвене49.

Джонсон и советник по национальной безопасности Уолт Ростоу рассматривают карту южновьетнамской деревни Кхесань. США ответили на удар НФОЮВ под этой деревней самыми масштабными налетами в истории. Стратегические бомбардировщики B-52 сбросили на позиции партизан 100 тысяч тонн бомб, ракет и иных боеприпасов.

ЦРУ владело собственной сетью. Журналисты, получавшие деньги от этих двух организаций, пускались на всяческие ухищрения, чтобы усилить поддержку войны со стороны населения, попутно пытаясь скомпрометировать ее критиков, обвиняя их в отсутствии патриотизма.

Протестующие против войны идут маршем на Пентагон в октябре 1967 года. По мере роста общественного недовольства войной ФБР делало все для того, чтобы подорвать антивоенное движение.

После Тетского наступления Уэстморленд затребовал еще 206 тысяч солдат. Джонсон попросил Кларка Клиффорда, который 1 марта должен был сменить Макнамару на посту министра обороны, возглавить рабочую группу по изучению вопроса. Он считал, что его главный советник, будучи открытым «ястребом», поддержит дальнейшую эскалацию. Но Клиффорд не оправдал ожиданий, собрав группу «мудрецов» из обеих партий. После двух дней совещаний седовласых политиков Дин Ачесон заявил, что они пришли к консенсусу, который заключался в том, что страна больше не может «действовать так, как раньше, и должна выйти из конфликта»50. Застигнутый врасплох Джонсон был в ярости. Он жаловался, что «все советуют ему сдаться»51.

Вследствие Тетского наступления популярность Джонсона начала стремительно падать. 31 марта он заявил, что не намерен баллотироваться на второй срок. Президент стал очередной жертвой войны. Однако до ее конца было еще очень далеко.

Вьетнам был не единственной страной, где американская политика потерпела катастрофу. Бывший корреспондент журнала Time и редактор Newsweek Джон Джерасси так описывал ужасающую бедность в Перу, типичную для Латинской Америки:

«Более чем у половины людей денег нет в принципе. 80 % второй половины зарабатывают 53 доллара в год. При этом всего 100 семей держат в своих руках 90 % национальных… богатств… А 80 % этой суммы находится в руках всего лишь 30 семей. При этом 65 % населения не умеют читать, а 45 % ни разу не были у врача. В столице страны Лиме, особняки которой, построенные в колониальном стиле, с богато украшенными деревянными балконами, могли бы сделать ее одним из красивейших городов мира, половина населения в 1,3 миллиона человек живет в наводненных крысами трущобах. Один из районов трущоб, Эль-Монтон, построен вокруг городской свалки. Я видел там голых детей, в том числе и не умевших еще ходить, которые дрались со свиньями за объедки, иногда остававшиеся после мусорщиков… Безденежные перуанцы… жуют… листья коки для того, чтобы заглушить голод. В среднем они потребляют 500 калорий в день. Если есть трава, андские индейцы едят и ее. Еще они едят овец, которых убивают, когда те настолько оголодают, что начинают рвать шерсть у других овец. Батраки, работающие на плантациях белых, зарабатывают в среднем один соль (4 цента) в день. И им не только приходится трудиться от рассвета до заката, но и выполнять домашнюю работу в поместье или столичном особняке хозяина»52.

По мере роста недовольства на континенте политические лидеры США стали бояться, что по Латинской Америке прокатится целая серия революций в духе Кастро, и призвали усилить подготовку армии и полицейских подразделений. Одной из таких стран стала Бразилия. Давний союзник США, она, вероятно, была стратегически наиболее важной страной Латинской Америки. Это пятая по территории страна мира: ее 75-миллионное население проживало на территории большей, чем территория континентальных США. И она изобилует полезными ископаемыми. В августе 1961 года президент Бразилии ушел в отставку, передав бразды правления демократически избранному вице-президенту Жоао Гуларту. Гуларт продвигал экономическую и земельную реформы, расширение демократических прав и легализацию компартии. США начали планировать его свержение.

Встреча «мудрецов» в Белом доме. В марте 1967 года после двух дней встреч седовласых политиков Дин Ачесон заявил, что они пришли к консенсусу: страна больше не может «действовать так, как раньше, и должна выйти из конфликта».

Пресс-конференция Джонсона 31 марта 1968 года. Он заявил, что не намерен баллотироваться на второй срок. Однако политическая карьера Джонсона была далеко не последней жертвой вьетнамской войны.

Они предприняли ряд шагов, направленных на дестабилизацию положения в стране и подготовку правого военного переворота. К делу подключилась Wall Street Journal, назвав Гуларта «совершенно бесчестной и чрезвычайно амбициозной фигурой, стремящейся к захвату абсолютной власти и установлению фашистского режима». В июне 1963 года США прекратили любую помощь правительству Бразилии, в то же время значительно увеличив помощь армии. «Союз ради прогресса»[114] спонсировал штаты, губернаторы которых были противниками Гуларта. Через месяц в докладе ЦРУ сообщалось, что «при Гуларте коммунисты и их сторонники получили… влияние на бразильскую политику… В итоге это может привести к установлению крайне левого режима, чрезвычайно враждебного США»53.

25 ноября 1963 года Джонсон встретился с директором ЦРУ Маккоуном и заявил, что его политика в отношении Латинской Америки, как и Вьетнама, должна быть полной противоположностью политики Кеннеди. В декабре он назначил помощника госсекретаря по межамериканским вопросам Томаса Манна координатором всей политики США в Латинской Америке. За время деятельности Манна США пресекли всякие попытки проведения реформ. Манн полагал, что латиноамериканские военные диктаторы – «весьма достойные люди»54, и считал военную помощь лучшим помещением капитала, чем помощь экономическую. Американская политика в полной мере отражала его точку зрения. 18 марта на закрытом заседании руководства Госдепартамента была представлена «доктрина Манна», которой должны были следовать все послы и руководители миссий США в Латинской Америке. Манн объявил, что отныне латиноамериканские страны будут оцениваться не по тому, как они отстаивают интересы собственных граждан, а по тому, как они отстаивают интересы США. Соединенные Штаты больше не имели ничего против правых диктаторов, пришедших к власти в результате военных переворотов. Страна собиралась агрессивно защищать девятимиллиардные американские инвестиции в Латинской Америке. И если Кеннеди призывал к продвижению демократии, Джонсон ограничился банальным антикоммунизмом.

В 1964 году США потребовали, чтобы Гуларт «затянул пояса» и без того бедствовавших граждан Бразилии. Вместо этого Гуларт предложил программу масштабных реформ и контроля над иностранным капиталом. Более того, он признал Кубу. США прекратили всякую помощь Бразилии, пытаясь дестабилизировать экономику. Инфляция взлетела до небес. В ответ Гуларт национализировал филиалы американских компаний. Тогда посольство США стало подстрекать правых военных к свержению Гуларта. 27 марта посол Линкольн Гордон призвал американское руководство, включая Маккоуна, Раска и Макнамару, поддержать начальника бразильского Генштаба генерала Умберту Кастелу Бранку и «помочь предотвратить катастрофу… которая может превратить Бразилию в Китай 1960-х»55. И ЦРУ начало свою закулисную работу.

Когда правительство пало, Гордон телеграфировал в Вашингтон, что генералы подняли «демократическое восстание»56, ставшее «великой победой всего свободного мира»57. Оно предотвратило «полную потерю… всех южноамериканских республик» и улучшило климат для «частных инвестиций». В ответ Джонсон передал «наилучшие пожелания» новому главе государства и выразил свое восхищение тем, как тот решил проблему в «рамках конституционной демократии и без жертв среди гражданского населения». Манн сказал Джонсону: «Надеюсь, что вы довольны ситуацией в Бразилии так же, как и я». – «Доволен», – ответил Джонсон58. В тот же день Раск заверил руководство СНБ и конгресса, что «США не стояли за мятежом. Это было внутреннее дело Бразилии»59.

Через несколько дней новое правительство Бразилии объявило в стране чрезвычайное положение, ограничило полномочия Национального конгресса и наделило президента правом лишать гражданства подозреваемых в угрозе национальной безопасности. Это право было быстро применено к трем бывшим президентам, двум судьям Федерального верховного суда, шести губернаторам, 55 депутатам Национального конгресса и 300 другим политически активным гражданам. 11 апреля генерал Кастелу Бранку официально вступил на пост главы государства. Джонсон сказал Банди, что хочет направить Кастелу Бранку сердечное приветствие с инаугурацией. Банди предупредил его, что в Бразилии уже начались репрессии. Джонсон ответил: «Я знаю. Но мне наплевать. Думаю… кое-кого… нужно сажать в тюрьму и у нас, и за рубежом»60. Только в первый месяц правления Кастелу Бранку за решеткой оказалось 50 тысяч человек. В последующие два года бразильское правительство получило громадные суммы от Агентства международного развития (АМР) США, МБРР, Межамериканского банка развития (МБР) и американских корпораций. С 1964 по 1966 год почти половина фондов АМР шла в Бразилию. На американские деньги репрессивный военный режим правил в стране еще 20 лет. За это время разрыв между бедными и богатыми в Бразилии станет самым большим в мире. Но бразильские диктаторы считались ближайшими союзниками США, готовыми в любой момент отправить войска на подавление прогрессивных движений в других латиноамериканских странах.

Президент Бразилии Жоао Гуларт в Нью-Йорке в апреле 1962 года. Когда Гуларт отказался «затягивать пояса» своих граждан, начав вместо этого земельную реформу, взяв под контроль иностранный капитал и признав Кубу, он был свергнут в результате военного переворота, осуществленного при поддержке США.

В Перу имелась обратная ситуация. Гражданское правительство, желая улучшить условия жизни нищего населения, попыталось взять под контроль крупнейшую нефтедобывающую компанию страны, являвшуюся филиалом американского гиганта Standard Oil Company (New Jersey)[115]. США прекратили помощь правительству, но продолжали финансировать перуанскую армию. Сравнивая Бразилию и Перу, сенатор от штата Нью-Йорк Роберт Кеннеди заметил: «Если человек представляет “Союз ради прогресса”, он может закрывать газеты, разгонять конгресс, сажать в тюрьму религиозную оппозицию… и получать от США помощь в громадных объемах. Но если кто-то вздумает шутить с американской нефтяной компанией, мы оставим его без единого пенни в кармане»61.

Доминиканская Республика представляла угрозу иного рода. Едва вступив в должность, Джонсон признал военный режим, только что свергший президента Хуана Боша, демократически избранного в декабре 1962 года. В 1965-м народное восстание, поддержанное офицерами среднего звена, либералами и левыми политиками, попыталось восстановить конституцию и вернуть Боша к власти. Восстание началось в первый день работы нового директора ЦРУ Уильяма (Реда) Рейборна. Джонсон назначил на эту должность отставного адмирала и своего земляка-техасца, несмотря на возражения советников. Его бывший коллега вспоминает церемонию приведения к присяге: «Когда президент говорил о нем добрые слова и рассказывал о том, как он обшарил всю страну и понял, что для этой работы годится только Ред Рейборн, по щекам Билла текли слезы и капали с подбородка на пол»62.

Рейборн пробыл в должности меньше года, но этого хватило, чтобы похоронить доминиканскую демократию. Однажды он сказал Джонсону: «У меня нет сомнений, что это начало экспансии Кастро». – «Сколько его террористов на территории страны?» – спросил Джонсон. «Восемь», – ответил Рейборн. Он забыл упомянуть, что в соответствии с докладами ЦРУ не было никаких доказательств прямой связи режима Кастро как с этими людьми, так и с мятежом в целом. «Нет никаких сомнений, что это происходит с подачи Кастро, – сказал Джонсон своему адвокату Эйбу Фортасу. – …Они действуют по всему полушарию. Это может быть частью широкого коммунистического заговора, главной целью которого является Вьетнам»63.

Макнамара сомневался в правдивости доклада, но специальный помощник Джонсона Джек Валенти предупредил его: «Если типы, подобные Кастро, захватят власть в Доминиканской Республике, для правительства это будет худшим вариантом внутриполитической катастрофы»64. Джонсон послал туда 23 тысячи американских солдат. Еще 10 тысяч ждали на кораблях, готовые высадиться в любую минуту. Он обратился и к американскому народу: «Коммунистические лидеры, многие из которых проходили подготовку на Кубе, получив шанс спровоцировать еще большие беспорядки, присоединились к революции, чтобы укрепить свое положение. Им удалось взять ситуацию в свои руки, и то, что начиналось как народно-демократическая революция, призванная установить демократию и социальную справедливость, очень скоро… оказалось под контролем коммунистических заговорщиков… Америка не может, не должна и не станет смотреть сквозь пальцы на приход к власти в Западном полушарии еще одного коммунистического правительства»65.

В Совете Безопасности ООН советский представитель осудил интервенцию как «грубейшее нарушение Устава ООН». Он назвал предлог к нему «грязным и наглым, превосходящим по своему бесстыдству даже геббельсовскую пропаганду», и поинтересовался, почему США посылают войска в Доминиканскую Республику с «гораздо большей легкостью, чем в управляемую расистами Алабаму»66. А один латиноамериканский дипломат обвинил США в возвращении к «дипломатии канонерок»67.

Бош осудил «грязную пропаганду» США и сказал, что американская интервенция ничем не лучше ввода советских войск в Венгрию. «Демократическая революция, – заявил он, – была задушена главной демократией мира»68. Даже после того как американские военные взяли страну под свой контроль, сторонники реформ отказались смириться с восстановлением репрессивного режима. Когда усилия Банди по достижению соглашения провалились, Джонсон послал Фортаса в Пуэрто-Рико, чтобы тот заставил Боша отступить. Фортас, будущий судья Верховного суда США, жаловался: «Этот Бош – просто латиноамериканский бард. Он полностью предан этой проклятой конституции»69. Позже выяснилось, что коммунистов среди повстанцев было не более 50 человек.

Гондурасские солдаты, направляющиеся в Доминиканскую Республику, чтобы поддержать американское вторжение 1965 года. США подавили народное восстание, стремившееся к восстановлению конституционного порядка и возвращению к власти демократически избранного президента Хуана Боша, свергнутого военными.

Трудно было представить страну стратегически более важную, чем Индонезия. Включающая в себя огромный архипелаг из полудюжины больших и нескольких сотен маленьких островов, Индонезия была самой населенной страной исламского мира и пятой по численности населения в мире. Она также лежит на важнейших морских путях Юго-Восточной Азии и сама экспортировала нефть, каучук, олово и другие важнейшие ресурсы. В 1948 году Джордж Кеннан писал, что «проблема Индонезии» стала «ключевым вопросом в нашей борьбе с Кремлем. Индонезия является якорем цепи островов, тянущихся от Хоккайдо до Суматры, которая может стать политико-экономическим противовесом коммунизму». В 1949 году Индонезия после четырех веков голландского правления, прерывавшегося японской оккупацией во время войны, наконец свергла своих колонизаторов. Сукарно, лидер антиколониальной борьбы, занял пост президента и быстро стал источником постоянного раздражения для американского руководства, так сказать, бельмом на глазу70.

В 1955 году Сукарно принял лидеров 29 азиатских, африканских и ближневосточных стран в Бандунге в рамках конференции, положившей начало движению неприсоединения. Движение призывало к нейтралитету между двумя монстрами холодной войны, поддерживало борьбу против колонизации и поощряло страны третьего мира в их борьбе за усиление контроля над своими ресурсами.

Особенно ненавидел Сукарно за это госсекретарь Джон Фостер Даллес. В 1955 году специальный комитет ЦРУ, удачно названный «комитетом изменения состояния здоровья», разрабатывал планы убийства Сукарно. «Такая возможность рассматривалась», – признавал замдиректора ЦРУ Ричард Биссел. После конференции Сукарно начал склоняться к коммунистическому блоку и посетил СССР и КНР, а также начал покупать оружие в Восточной Европе. Компартия Индонезии (КПИ) стала играть важную роль в его правительственной коалиции. ЦРУ пыталось ослабить позиции Сукарно, распуская слухи о том, что он находился под влиянием некой прекрасной русской блондинки. ЦРУ собиралось выпустить порнографический фильм, главные роли в котором играла бы пара, похожая на Сукарно и его соблазнительницу. Не найдя нужного типажа на роль индонезийского лидера, ЦРУ даже планировало задействовать порноактера в его маске, однако фильм так и не вышел 71.

С одобрения Эйзенхауэра ЦРУ в 1957 году активно поддерживало военный переворот. Пилоты ЦРУ доставляли мятежникам припасы и бомбили как базы верных правительству военных частей, так и гражданские цели. США получили серьезный удар по своему имиджу, когда в конце мая на пресс-конференции выступил пилот ЦРУ Аллен Поуп, сбитый в ходе этого конфликта. Много лет спустя Поуп вспоминал: «Мне нравилось убивать коммунистов. И я убивал их везде, где только мог»72. Эйзенхауэр публично отрицал причастность США к попытке переворота, в подтверждение чего тут же была выпущена верноподданническая статья в New York Times73.

Переворот оказался не более успешным, чем авантюра с порнофильмом. ЦРУ уверяло всех, что его инструкторы в Индонезии являются охотниками на крупную дичь, застигнутыми конфликтом врасплох, и учеными, исследующими экзотических бабочек. Среди жертв этой неумелой операции оказался Фрэнк Уизнер, глава Управления планирования ЦРУ, чье психическое заболевание скачком перешло в заключительную стадию. У него была диагностирована «психотическая мания», в результате чего после шести месяцев электрошоковой терапии он был назначен руководить лондонским отделением ЦРУ. Сукарно ответил на мятеж запретом оппозиционных партий и усилением критики в адрес действий США на международной арене, в особенности по поводу Вьетнама74.

В результате провалившегося переворота влияние КПИ начало стремительно расти: в частности, в ответ на действия Америки Сукарно усилил свои связи с коммунистическим Китаем. ЦРУ не оставляло попыток его свергнуть. Биссел называл Сукарно и Патриса Лумумбу «двумя худшими людьми в мировой политике» и «бешеными псами… опасными для США»75. Но президент Кеннеди настоял на смене политического курса. В 1961 году Сукарно посетил Белый дом, а Роберт Кеннеди нанес в следующем году ответный визит в Индонезию. Тем временем президент Кеннеди помог заключить соглашение между Индонезией и Нидерландами – бывшей метрополией. Это соглашение предотвратило войну между двумя странами. По словам Роджера Хилсмена, незадолго до визита Сукарно Кеннеди сказал: «Если совершаешь вещи, подобные поддержке ЦРУ восстания 1958 года, антиамериканизм Сукарно становится вполне понятным». До Сукарно дошли слухи об этих словах, и он оценил их очень высоко. Он пригласил президента посетить Индонезию, пообещав ему «самый теплый прием в истории». 19 ноября 1963 года, всего за три дня до своей гибели, Кеннеди принял решение отправиться в Индонезию в следующем году76.

Джонсон же вернулся к прежнему курсу. Но когда он начал угрожать Сукарно прекращением экономической помощи, тот пожурил его: «Не нужно публично пугать Сукарно, как капризного малыша, угрожая ему, что он не получит конфетку, пока не станет хорошим мальчиком. В такой ситуации у Сукарно не будет иного выбора, кроме как сказать: “Катитесь к дьяволу со своей помощью”»77. Джонсон отступил, испугавшись, что сокращение помощи может толкнуть Индонезию в коммунистический лагерь и поставить под угрозу значительные американские инвестиции в стране. Он решил дождаться более подходящего момента.

В октябре 1964 года с молниеносной скоростью произошли два события глобальной значимости. 16-го числа мир всколыхнула новость о смещении Н. С. Хрущева. Его обязанности разделили два ближайших помощника: Л. И. Брежнев, ставший главой КПСС, и А. Н. Косыгин, занявший пост Председателя Совета министров. Эта новость застала Вашингтон врасплох. Причиной смещения Хрущева стало замедление роста экономики и серия внешнеполитических провалов, включая необдуманное размещение ракет на Кубе и последующий унизительный вывод их оттуда. Его обвиняли в чрезмерном стремлении к мирному сосуществованию с США. Некоторые также оценивали его отставку как уступку в адрес Китая, который называл его уход первым условием улучшения отношений между странами.

В тот же день стало известно об испытании КНР атомной бомбы на полигоне у озера Лобнор. Американскому руководству было известно, что подобное испытание планируется. Кеннеди несколько раз даже говорил, что СССР согласен нанести совместный превентивный удар по китайским ядерным объектам. Джонсон тоже сопротивлялся стремлению Пентагона действовать в одиночку, без учета готовности Советов нанести совместный превентивный удар. Раск за две недели публично предупредил о возможности ядерных испытаний в Китае. Но это не смягчило потрясения, когда оно произошло. Эксперты оценили мощность взрыва в 10–20 килотонн. Джонсон настаивал, что пройдет еще много лет, прежде чем Китай будет обладать «резервом надежных боеголовок с эффективными средствами доставки»78. Однако американские политики боялись, что успешное испытание повысит престиж Китая и приведет его к более агрессивной политике в Юго-Восточной Азии.

Успехи Китая подняли ставки в Индонезии. В 1965 году количество членов КПИ достигло 3,5 миллиона, и она стала, таким образом, третьей по численности компартией в мире (после КПСС и КПК). Воодушевленный Сукарно несколько раз заявлял о том, что Индонезия вскоре испытает собственную атомную бомбу (предположительно с помощью Китая). Тем временем активисты захватили в Индонезии библиотеку ЮСИА, разграбили американское консульство и экспроприировали 160 тысяч акров плантаций, принадлежавших United States Rubber Company, а также активы Caltex, компании, которой совместно владели Texaco и Standard Oil Company of California. Американское руководство начало планировать инцидент, который заставил бы армию выступить против КПИ. Посол Говард Джонс полагал, что наиболее эффективным катализатором послужила бы попытка переворота, предпринятая КПИ. Его преемник Маршалл Грин прибыл в Джакарту в июле. В его первом отчете содержалось предупреждение о том, что Сукарно сознательно продвигает в стране дело коммунизма.

1 октября 1965 года группа младших офицеров, возглавляемых командиром дворцовой стражи Сукарно, убила шестерых генералов, которых обвинили в подготовке с подачи ЦРУ заговора против президента. Но по странному стечению обстоятельств и генерал Абдул Харис Насутион, занимавший пост министра обороны, и генерал Сухарто, командующий стратегическими резервами армии, сумели скрыться. Еще до конца дня войска под командованием Сухарто разбили сторонников Сукарно. Сухарто обвинил КПИ в том, что именно она стояла за этими событиями. Заместитель госсекретаря Джордж Болл сказал, что армия могла бы «не останавливаться на достигнутом и полностью очистить страну от КПИ». Посол Грин призывал армию действовать решительно. США подливали масла в огонь как могли, несмотря на то что не было никаких доказательств причастности КПИ к тому, что произошло79.

Новые военные правители распространили фотографии убитых генералов, утверждая, что коммунисты, в особенности женщины, пытали их, кастрируя и выкалывая глаза. В распространении слухов участвовали и США. Позже вскрытие показало, что пытки были инсценированы, однако слухи уже сыграли свою роль.

Подстрекаемые новым правительством, толпы стали нападать на членов и сторонников КПИ. Впоследствии New York Times назвала это «наиболее дикой массовой резней в современной политической истории». Исламские экстремисты действовали в качестве «эскадронов смерти», часто маршируя с отрезанными головами своих жертв на шестах. Журнал Time описывал один из таких эпизодов: «Около ста коммунистов, а также подозреваемых в коммунизме были согнаны в городской ботанический сад и расстреляны из пулемета… голова директора школы… была насажена на шест, с которым маршировали его бывшие ученики». Американские дипломаты позже признали, что это они предоставили информацию о тысячах коммунистов, которые впоследствии были убиты индонезийскими военными. Имена других были сообщены англичанами и австралийцами. Сотрудник американского посольства Роберт Мартенс без намека на раскаяние говорил: «Это оказало армии большую помощь. Наверное, они поубивали кучу народа. Наверное, на моих руках много крови, но в этом нет ничего плохого. В решающие моменты и действовать нужно решительно». Посол Грин признавался, что у США было куда больше информации о членах КПИ, чем у индонезийской армии. Американской информацией армия и пользовалась. Говард Федерспил, специалист Госдепартамента по Индонезии, однажды заявил: «Если человек был коммунистом, никого не волновала его смерть. Ее даже никто особо не расследовал». США хорошо платили за налаживание отношений с индонезийскими военными. Около трети индонезийских генералов и почти 50 % офицеров обучали инструкторы-американцы. В ходе последовавшего за событиями в Индонезии сенатского расследования Макнамара убеждал слушателей, что американская помощь «была совершенно оправданна» и принесла отличные дивиденды80.

Президент Сукарно во время визита в США в 1956 году.

Президент Никсон приветствует президента Сухарто, захватившего власть в Индонезии после организованной при поддержке США резни, в результате которой погибло от полумиллиона до миллиона коммунистов и сторонников других левых партий. Позже ЦРУ назовет эти события «одним из худших массовых убийств XX века».

В последующие месяцы было убито от полумиллиона до миллиона коммунистов и сторонников других левых партий. Многих убили из американского оружия. Еще около миллиона человек были брошены за решетку, многие на много лет. Макджордж Банди сказал Джонсону, что события, начавшиеся 1 октября, были «лучшим подтверждением политической мощи США»81.

Когда массы сторонников Сукарно были физически уничтожены, его в 1967 году отстранили от власти. Пост президента занял генерал Сухарто, что вызвало вздох облегчения у американских бизнесменов. В декабре 1965 года посольство США в Джакарте сообщило в Вашингтон: «Иностранцев в течение многих лет постепенно отстраняли от прямой добычи полезных ископаемых». Если бы не восстание, «изгнание иностранных нефтяных компаний было бы неизбежным»82. Среди иностранцев, рассчитывавших на дивиденды в результате произошедшей резни, был нефтяной магнат Г. Л. Хант. Он объявил Индонезию единственным лучом света во мраке холодной войны и назвал свержение Сукарно «величайшей победой со времен решающих битв Второй мировой войны». В отчете ЦРУ по Индонезии 1968 года говорилось следующее:

«Ключевым пунктом экономической программы правительства Сухарто… является возвращение в Индонезию иностранного капитала. Около 25 американских и европейских компаний уже восстановили свой контроль над шахтами, плантациями и другими предприятиями, национализированными Сукарно. Кроме того, в целях привлечения новых инвестиций правительство приняло либеральные законы. Во многих случаях гарантированы налоговые льготы и права на административное управление, вывоз доходов, а также компенсации на случай экспроприации. Перспективы для иностранных инвестиций в добывающем секторе довольно хороши… иностранцы уже вкладывают капитал в относительно нетронутые залежи никеля, меди, бокситов, а также в лесопромышленность. С точки зрения как иностранного капитала, так и роста индонезийской экономики самой обещающей индустрией является нефть. Производство сырой нефти на месторождении “Калтекс-5” на Центральной Суматре сегодня достигает 600 тысяч баррелей[116] в сутки, а в ближайшие три года оно перевалит за миллион баррелей»83.

В 1968 году ЦРУ признало, что «по количеству жертв антикоммунистическая резня в Индонезии была одним из самых страшных массовых убийств в XX веке»84. На закрытом заседании сенатского комитета по иностранным делам посол Грин сказал, что никто не знает истинного числа жертв. «Мы просто судили по числу вырезанных деревень», – заявил он85.

Сухарто и другие военные диктаторы оставались у власти десятилетиями. Несмотря на невероятные природные богатства страны, рядовые индонезийцы жили в нищете. Годами восхвалявшая Сухарто New York Times в 1993 году сообщила, что «рядовой индонезиец зарабатывает от 2 до 3 долларов в день и считает электричество и водопровод немыслимой роскошью»86. А вот американские корпорации сполна воспользовались возникшим после 1965 года комфортным деловым климатом, созданным при помощи американских советников и охранявшимся жестокими военными, которые зверски подавляли малейшие признаки оппозиции.

Джонсон, впавший в отчаяние после прослушивания магнитофонной записи из Вьетнама. К несчастью для себя и всей страны, он предпочел войну во Вьетнаме «Великому обществу».

Упрямый, тщеславный, грубый и ограниченный Джонсон принес свои мечты о масштабных внутренних реформах на алтарь антикоммунистического помешательства во Вьетнаме, Индонезии и многих других уголках мира. Оглядываясь в прошлое в 1970-х годах, он признался историку Дорис Кернс, что столкнулся с ужасным выбором и в итоге бросил «женщину, которую действительно любил, – “Великое общество” – ради интрижки со шлюхой-войной на другом краю света». Но если бы он так не поступил, то его считали бы «трусом», а США – «государством-слабаком»87. Джонсон утверждал, что сделал выбор, прекрасно осознавая, чего это будет ему стоить, и памятуя о том, как предыдущие войны разрушали надежды и мечты целых поколений:

«О, я понимал, что все идет именно по этому сценарию. История знает слишком много примеров того, как звук армейской трубы мгновенно разрушал надежды и мечты лучших реформаторов: испано-американская война уничтожила дух народовластия; Первая мировая положила конец “Новой свободе” Вудро Вильсона; Вторая мировая – “Новому курсу”. Как только началась война, все эти консерваторы в конгрессе приготовились использовать ее как оружие против “Великого общества”… они бы использовали ее не потому, что были против бедных, а потому, что были против моих программ. Для них на первом месте стояла война. Сначала мы должны победить этих “безбожных коммунистов”, а лишь затем позаботиться о бездомных американцах. А еще были генералы. О, эти тоже обожали войну. Без нее трудно стать героем войны. Героям нужны битвы, бомбы и пули, чтобы оставаться героями. Как же они узколобы! Видят все только в понятиях войны».

В итоге Джонсон сделал свой выбор, и последствия этого надолго лягут позором на страну, во главе которой он стоял. «Мысль о потере “Великого общества” была ужасна, – жаловался он. – Но не так ужасна, как мысль об ответственности за проигрыш Америки коммунистам. Ничего хуже и быть не может»88.

Говорят, что США потеряли свою душу в джунглях Вьетнама. И страна заплатила за это двойную цену. Война, поражение в которой было неминуемым, несмотря на все усилия Джонсона, положила конец последней значительной социально-политической реформе в истории Соединенных Штатов. Пообещав «и пушки, и масло», США оказались способны производить только пушки. Послевоенная экономика начала постепенно замедляться, пока наконец ее не затряс очередной кризис.

Глава 9

Никсон и Киссинджер: «Безумец» и «Психопат»

Мало кто имел в свое время такое влияние, как Ричард Никсон и Генри Киссинджер. Их решимость смогла подвести мир ближе к примирению. Но они проводили и безжалостную карательную политику, которая более чем нивелирует их миротворчество. Это был один из самых необъяснимых политических тандемов в истории. Киссинджер находил Никсона «очень странным человеком… неприятным… нервным… неискренним… [который] ненавидел знакомиться с новыми людьми». Киссинджер считал необычным, что такой нелюдим «пошел в политику. Ему действительно не нравятся люди»1. Глава аппарата Белого дома Боб Холдеман провел с Никсоном много времени, но говорил, что тот «не считал меня личностью… даже просто человеком… До сего дня Никсон не знает, сколько у меня детей, вообще ничего о моей частной жизни»2.

За глаза Киссинджер и Никсон презирали друг друга, постоянно сражаясь за то, кому достанется вся слава за достигнутое. Киссинджер называл Никсона «этот безумец», «наш пьющий приятель» и «дурная башка», но при этом лебезил перед ним. Никсон называл Киссинджера «жиденком» и «психопатом»3. Но и безумец, и психопат видели США гегемоном всего мира. Никсон считал «величайшим президентом столетия» Вудро Вильсона, потому что тот «правильнее всего понимал роль Америки в мире». Киссинджер был с ним согласен: «Наш опыт позволяет нам считать, что мы сами и то, что мы делаем, имеет универсальное значение, важность которого выходит за пределы национальных границ, поскольку от этого зависит благополучие всего человечества. Америка не была бы тем, чем она является, если бы не мыслила глобально. Именно поэтому Америка всегда видела свою роль в мире как внешнее проявление успехов, достигнутых внутри страны»4. Но ни Киссинджер, ни Никсон так и не поняли, что могущество должно сочетаться с достоинством.

Лоуренс Иглбергер, проработавший с Киссинджером много лет, говорил: «Генри – сторонник теории баланса сил. Он глубоко верит в стабильность. Именно такие цели являются антитезой американского опыта. Американцы… хотят следовать моральным принципам. Но Генри этого не понимал: он просто не думал о подобных вещах, когда начинал свою политическую карьеру»5. Судьбы Никсона и Киссинджера были разными. Жизнь Никсона будет погублена его собственной мелочностью, продажностью, подозрительностью и тщеславием. Киссинджер, несмотря на то что страдал теми же пороками, удостоился Нобелевской премии мира. Однако страх быть обвиненным в военных преступлениях и других отвратительных вещах будет преследовать его до конца его дней.

1968 год стал самым необычным годом в истории века. И США, и весь мир бурлили энергией. В воздухе ощущался ветер перемен. На президентских выборах столкнулись республиканец Ричард Никсон и демократ Губерт Хэмфри. Репутация Хэмфри, занимавшего пост вице-президента, была запятнана подобострастной поддержкой политики Джонсона во Вьетнаме. Но самой большой сенсацией было то, что рейтинг алабамского губернатора-расиста Джорджа Уоллеса всего за месяц до выборов дошел до 21 %. В качестве кандидата в вице-президенты Уоллес выбрал генерала Кертиса Лемея и вел свою кампанию в духе правого популизма. Его упор на правопорядок находил отклик среди белых избирателей, обеспокоенных восстаниями в гетто, мятежами в университетских городках и растущей уголовной преступностью.

В 1964 году университетские городки стали наводнять люди, родившиеся во время послевоенного демографического взрыва. Наполненные юношеским идеализмом, вдохновленные движением за гражданские права, они отказались прислушиваться к динозаврам холодной войны, а их протест пронесся по всей стране. В апреле 1968 года студенты Колумбийского университета заняли несколько зданий городка, выступая против отношения его руководства к чернокожим и против военных исследований. Тогда ректор университета Грейсон Кирк выступил с обвинением: «Масса нашей молодежи, отрицающей любые формы власти, начинает беспокоить… они склонны к непримиримому, бесцельному и разрушительному нигилизму. Я не знаю ни одной эпохи в истории США, когда конфликт поколений был бы так велик и нес такую страшную потенциальную угрозу»6.

Никсон и Киссинджер прогуливаются по южной лужайке Белого дома. За глаза относившиеся друг к другу с презрением, эти двое составляли один из самых странных политических тандемов в истории. Их решительные действия смогли подвести мир ближе к примирению. Но они также проводили жестокую карательную политику, которая более чем нивелирует их миротворчество.

Кирк был прав насчет конфликта поколений, но его обвинения в нигилизме не имели под собой никаких оснований. После восьми дней протестов полиция Нью-Йорка грубо вытеснила протестующих из зданий. 800 человек было арестовано, более сотни ранено. Никсон назвал эти протесты «первым масштабным столкновением в революционной борьбе, нацеленной на захват университетов нашей страны, дабы превратить их в очаги радикализма и средство достижения революционных политических и социальных целей»7. Столь возмутительные нападки показали правоту студентов-радикалов относительно того, что американские власти готовы применить силу против собственных граждан ради защиты своих корпоративных и геополитических интересов во Вьетнаме и Индонезии.

Бунты студентов и молодых рабочих сотрясали индустриальные страны по всему миру. Массовые демонстрации прокатились по Праге, Парижу, Токио, Западному Берлину, Турину, Мадриду, Риму и Мехико. Вооруженные американцами полицейские и солдаты убили сотни недовольных студентов.

В США антивоенное движение бросило вызов верхушке Демократической партии, поддержав Роберта Кеннеди и Юджина Маккарти. В июне, через несколько минут после своей победы на первичных выборах в Калифорнии, Роберт Кеннеди был убит, и это перечеркнуло все надежды на прогрессивную альтернативу Хэмфри и его нелепой «политике радости». В августе делегаты, противники войны, и 10 тысяч их сторонников собрались у места проведения общенационального съезда демократов в Чикаго. Их встретили 12 тысяч чикагских полицейских, 6 тысяч солдат Национальной гвардии и 1 тысяча агентов ФБР. Еще 7500 солдат американской армии патрулировали негритянские гетто. В объективы телекамер попали полицейские, избивавшие дубинками не только участников митинга, но и журналистов и просто прохожих. Проводившая расследование солидная комиссия впоследствии назовет это «полицейским бунтом».

События, которые эксперты впоследствии назовут «полицейским бунтом». Полиция без разбора избивала антивоенных демонстрантов, журналистов и просто прохожих у места проведения съезда Демократической партии в Чикаго в августе 1968 года.

Совершенно неожиданно две трети американцев поддержали полицейских. Никсон назвал этих людей «молчаливым большинством» и с их помощью выиграл выборы, с небольшим отрывом обойдя Хэмфри. События в Чикаго перечеркнули надежды Джонсона на то, что зашедшие в тупик делегаты съезда в последнюю минуту обратятся к нему. Он все еще имел значительное влияние в партии и даже заблокировал инициативы ее умеренного крыла по Вьетнаму, в которых так нуждался Хэмфри. Кларк Клиффорд назвал провал мирных инициатив «катастрофой для Хэмфри»8. Хэмфри и сам подрубил сук, на котором сидел, лишь в сентябре начав немного дистанцироваться от непопулярной политики Джонсона во Вьетнаме. Никсон же, в свою очередь, утверждал, что у него есть тайный план окончания войны, отказываясь при этом сообщать какие-либо детали. В действительности этот план, как позже признавал министр обороны Мелвин Лэйрд, был не более чем идеей бомбить Северный Вьетнам до тех пор, пока тот не капитулирует9.

В последние дни избирательной кампании Джонсон попытался оживить давно заглохшие переговоры и ради этого приказал прекратить бомбардировки Ханоя. Испугавшись последствий «октябрьского сюрприза», Никсон взял в свой штаб Анну Шеннолт, вдову прославленного генерала Второй мировой Клера Шеннолта. Ее задачей были связи с южновьетнамским правительством. Джонсон установил за ней слежку и выяснил, что она убеждала южновьетнамского президента Нгуен Ван Тхиеу выйти из переговоров, пообещав большую поддержку со стороны Никсона. Джонсон расценил действия Никсона как предательство. Но, не обладая железными доказательствами, Хэмфри недальновидно отказался публично заявить о махинациях Никсона. «Джонсон был в ярости», – рассказывал советник президента Джозеф Калифано. Не сообщив о «предательстве» Никсона, полагал Джонсон, Хэмфри совершил одну из «самых больших глупостей в истории» – доказал, что он «бесхребетный импотент», чья слабость стоила ему президентства10.

Никсон во время предвыборной кампании 1968 года. Воспользовавшись недовольством антивоенными протестами со стороны людей, которых он называл «молчаливым большинством», и заявляя, что у него есть тайный план окончания войны во Вьетнаме, Никсон с минимальным преимуществом победил Губерта Хэмфри.

Меньше чем за неделю до окончания кампании Тхиеу и вице-президент Ки действительно отказались от переговоров, предрешив таким образом судьбу Хэмфри. Много лет спустя Шеннолт, занимавшая должность сопредседателя движения «Республиканки за Никсона», сделала признание относительно своей роли в этом деле. Но до этого было еще далеко. В последние дни перед выборами Джонсон практически перестал поддерживать Хэмфри, считая, что Никсон с большей вероятностью продолжит его политику во Вьетнаме. Он боялся, что Хэмфри будет стремиться к миру любой ценой. Джонсон даже приказал ФБР начать прослушивание телефонов Хэмфри, надеясь заранее узнать, если тот решит в открытую выступить против войны.

У Никсона были свои источники информации. Профессор Гарварда Генри Киссинджер был близким советником губернатора штата Нью-Йорк Нельсона Рокфеллера, противника Никсона на республиканских первичных выборах. Когда Никсон стал кандидатом от партии, Киссинджер едко заметил: «Этот человек – настоящая катастрофа. За него нельзя голосовать, поскольку к катастрофе он нашу страну и приведет». Еще он говорил: «Этот человек просто не подходит на пост президента»11. Но это не помешало ему предоставить Никсону информацию, которую тот использовал для попытки срыва парижских мирных переговоров. Он же в начале октября сообщил Никсону о достигнутых там крупных успехах, которые сделали прекращение бомбардировок неизбежным. По его словам, американская делегация в Париже уже открывала шампанское 12.

Киссинджер втерся в доверие и к лагерю Хэмфри. Он сказал Збигневу Бжезинскому, что ненавидит Никсона уже много лет, и предложил Хэмфри доступ к хранившимся у Рокфеллера документам, которые позволят «утопить Никсона в дерьме»13. Хэмфри наивно поверил в то, что Киссинджер работает на него, и, как позже сам признался, хотел назначить его советником по национальной безопасности.

Никсона мало интересовала внутренняя политика, которую он однажды назвал «сооружением сортиров в сельской глуши»14. Его внутренняя программа была призвана привлечь умеренных консерваторов, дистанцировав Никсона от правых радикалов. Они с Киссинджером решили оставить не у дел «чертовых гомиков»15 из Госдепа и вести внешнюю политику непосредственно из Белого дома. госсекретаря Никсон выбрал соответствующего: он назначил на эту должность прокурора Уильяма Роджерса, сказавшего ему однажды, что плохо разбирается во внешней политике 16. Позже Никсон признавал, что именно «невежество позволило ему занять этот пост». «Мало когда госсекретаря назначали только потому, что президент был убежден в его невежестве в вопросах внешней политики», – вторил ему Киссинджер17. Именно он следил за тем, чтобы Роджерс не совался в сферу подготовки и принятия решений по самым важным вопросам. Однако политика Никсона–Киссинджера оказалась менее идеологизированной, чем многие ожидали. «Демократия в американском стиле, – заявил Никсон в 1967 году, – не обязательно должна быть лучшей формой правления для Азии, Африки или Латинской Америки. У жителей этих регионов совсем другой менталитет»18. «Генри, – говорил он, – пускай с ниггерами разбирается Билл (Роджерс). А мы подумаем об остальном мире»19.

Во время переходного периода Киссинджер дал корпорации RAND Сorporation задание проанализировать возможные политические ходы во Вьетнаме. Для этой цели RAND выбрала Дэниела Эллсберга, только что закончившего работу по заказу Макнамары – по изучению действий США во время войны. Позднее именно этот доклад станет известен как «Документы Пентагона». Анализируя эти ходы, Эллсберг категорически исключил вариант применения ядерного оружия: и в принципе, и потому, что считал победу в войне невозможной.

Следующий доклад Эллсберга ставил целый ряд вопросов. В ответ КНШ заявил, что лучшее, на что могут надеяться США, – это сохранение контроля над Южным Вьетнамом на протяжении 8–13 лет, но лишь ценой огромных денег и людских потерь. Столкнувшись с такой перспективой, Никсон решил быстро выйти из войны, но настаивал на том, чтобы сделать это «с честью», пусть даже для этого придется опустошить половину Юго-Восточной Азии20.

Никсон постепенно перекладывал тяготы войны с плеч американских солдат, число которых к тому времени уже достигло 543 тысяч, на плечи подготовленных ими вьетнамцев, но дал понять Ханою, что его решимость не ослабла. Первым делом он усилил бомбардировки Южного Вьетнама и Лаоса, а затем, в марте 1969 года, начал наносить удары по тайным вьетнамским лагерям в Камбодже.

Южновьетнамские солдаты проходят подготовку под руководством американских инструкторов в 1970 году. В апреле 1969 года Никсон одобрил план вывода американских войск и замены их вьетнамцами, обученными и вооруженными США. В случае неудачи Никсон был всегда готов «сыграть в безумца»: начать грозить Северному Вьетнаму ядерным ударом.

Никсон хотел показать, что не собирается ограничивать себя так, как это делал его предшественник, и что в случае провокаций он может действовать иррационально. Объясняя в 1968 году свою «теорию безумия» Бобу Холдеману, он подчеркивал важность угрозы применения ядерного оружия21.

И было не ясно, всегда ли он блефовал. После совещания по ядерному оружию, на котором присутствовал бывший тогда вице-президентом Никсон, Роберт Оппенгеймер сказал своему другу, что он «только что вернулся со встречи с одним из самых опасных людей, которых видел в жизни»22. И действительно, Никсон поддерживал идею использования атомной бомбы для того, чтобы помочь французам в Дьенбьенфу.

Боясь протестов общественности в отношении бомбардировок Камбоджи, США разработали сложную систему двойных целей для сокрытия доказательств. Каждый день майор Хэл Найт, командовавший радарами на авиабазе в Бьенхоа, получал дублирующие цели и передавал их пилотам, давшим подписку о неразглашении. Ни дежурный связист, ни офицеры разведки не знали, что доклады были ложными и удары по заявленным целям во Вьетнаме не наносились. Найт, знавший, что своими действиями нарушает дисциплинарный устав, в итоге проинформировал о них конгресс в 1973 году23.

Когда New York Times сообщила о бомбардировках тайных лагерей в Камбодже в апреле 1969 года, Киссинджер назвал Лэйрда «сукиным сыном» и обвинил его в утечке информации. Не менее разозленный Никсон приказал Эдгару Гуверу прослушивать телефоны трех главных советников Киссинджера, одного чиновника Министерства обороны и четырех журналистов. Впоследствии список мог быть расширен24.

В случае если бомбардировки и угрозы не смогут сломить НФОЮВ и его северных союзников, Никсон и Киссинджер планировали нанести массированный удар. Вместе с начальником штаба ВМС адмиралом Томасом Мурером Никсон втайне от Лэйрда разработал план операции «Наживка»25. Никсон так проинструктировал комитет СНБ по оценке риска этого плана: «Я отказываюсь верить, что четверосортное государство вроде Северного Вьетнама невозможно сломить… Задача группы – изучить возможность нанесения яростного, решающего удара по Северному Вьетнаму. Вы должны действовать без какого бы то ни было предубеждения»26.

Роджер Моррис, координатор этой группы, лично видел планы нанесения ядерных авиаударов по двум позициям на севере. «Слово “ярость” фигурировало постоянно… яростный и решительный удар по Северному Вьетнаму, чтобы заставить его сдаться», – отмечал он27. Холдеман же однажды сказал специальному советнику президента Чарльзу Колсону, что «с весны по осень 1969 года Киссинджер проталкивал решение о нанесении ядерного удара». Лэйрд говорил, что Киссинджер всегда рассматривал угрозу применения ядерного оружия «в качестве одного из вариантов»28. Но даже без применения ядерного оружия жестокость «Наживки» поражала. В число возможных вариантов входили вторжение в Северный Вьетнам, массированные бомбежки Ханоя и Хайфона, минирование порта Хайфон, а также бомбардировка северовьетнамских плотин для уничтожения запасов продовольствия в стране. В начале августа Киссинджер тайно встретился с вьетнамцами в Париже и передал ультиматум: «Если к 1 ноября не будет достигнут значительный прогресс на переговорах, мы с сожалением будем вынуждены принять меры, последствия которых будут исключительно серьезными»29. 2 октября Киссинджер направил Никсону сверхсекретную докладную записку, в которой говорилось: «Мы должны быть готовы к любым необходимым действиям… Наши действия должны быть жестокими, если мы хотим заставить Ханой осознать его положение»30.

Состоявшаяся в конце сентября встреча Киссинджера с советским послом А. Ф. Добрыниным была прервана заранее запланированным звонком Никсона, после разговора с которым Киссинджер предупредил Добрынина: «К сожалению, все попытки переговоров провалились. Президент только что сказал мне, что поезд тронулся и набирает скорость»31.

К счастью, поезд отбуксировали назад к вокзалу. По целому ряду причин, включая сопротивление Лэйрда и Роджерса, неуверенность в эффективности военных мер и рост антивоенных настроений, уже приведший к массовым протестам, Никсон в итоге отказался от проведения «Наживки». «Мой ультиматум имел единственный шанс на успех, – рассуждал он, – если бы удалось убедить коммунистов, что меня полностью поддерживают дома. Однако перспективы такой поддержки были очень малы, учитывая, как усилилось антивоенное движение»32. Так что заявления о «ярости» и решимости были весьма опрометчивы.

Взрыв бомбы в Одаре (Камбоджа) в ноябре 1970 года. Никсон и Киссинджер начали тайные бомбардировки Камбоджи в марте 1969-го. По мнению Никсона, они должны были «разбомбить этих чертей в Камбодже, послать наземные войска и держать все в тайне» от конгресса и «пацифистов».

13 октября 1969 года Никсон в обстановке секретности объявил в сухопутных войсках США ядерную тревогу. Бомбардировщики стратегической авиации с ядерными бомбами на борту были размещены на военных базах и гражданских аэродромах, ожидая приказа об атаке. 32 B-58, 144 B-52, а также 189 заправщиков KC-135 пребывали в состоянии полной готовности. Никсон давал понять Советам, что готов резко усилить давление на Ханой, лишь бы вынудить вьетнамцев к переговорам33. Лэйрд считал, что в отношении ДРВ это бесполезно, а в отношении Советов и вовсе безрассудно – ведь те могли неправильно истолковать американские намерения. И все же США упорно продолжали эскалацию вплоть до 25 октября, загружая все больше самолетов ядерными боеприпасами и размещая их на взлетно-посадочных полосах стратегической авиации. На следующий день B-52 с ядерными зарядами на борту начали полеты над Арктикой в опасной близости от советских границ. Американское руководство почти ничего не знало о том, что в тот момент СССР был на грани войны с Китаем вследствие пограничного конфликта. СССР даже информировал США о своей готовности нанести превентивный удар по китайским ядерным объектам, подтверждая слова Кеннеди и Джонсона десятилетней давности. Китай мобилизовал почти миллион солдат и был готов ответить на советское нападение ядерным ударом. Так что Советы вполне могли расценить провокацию Никсона не как сигнал по Вьетнаму, а как настоящее нападение, скоординированное с Китаем.

Позднее Моррис признал, что «Наживка» была полнейшим безумием: «КНШ смеялся над этой хренотенью еще много лет. Она была очередной попыткой быстро решить проблему, не имевшую быстрых решений… Это было военно-политическое фиаско, произошедшее из-за того, что некоторые – как бы сказать помягче? – не слишком выдающиеся умы в Пентагоне попытались решить проблему военным путем»34. Даже «ястреб» Эдвард Теллер считал вариант с ядерным ударом «нерациональным». Позже он сказал в одном интервью: «Использовать ядерное оружие во Вьетнаме планировала лишь кучка идиотов. И они были идиотами в прямом смысле этого слова»35.

Никсон решил сорвать планировавшиеся на октябрь и ноябрь антивоенные марши. Белый дом стал распространять слухи о вмешательстве коммунистов. Оплаченные Белым домом группы сторонников войны собирались в местах проведения этих маршей. Число агентов, проникавших в ряды антивоенных групп, было увеличено. Была развязана травля конгрессменов, выступавших против войны. Загнанный в угол президент даже пытался умилостивить антивоенное движение, объявив о дальнейшем сокращении воинского контингента во Вьетнаме, приостановив призыв в армию и уволив одиозного главу призывной комиссии Льюиса Херши, чье заявление о намерении забирать в армию протестующих вызвало гнев активистов.

Несмотря на столь беспрецедентные усилия, 15 октября на демонстрации вышло не менее 2 миллионов человек по всей стране. Никсон вспоминал: «И хотя на публике я игнорировал нараставшие вокруг войны противоречия, я отдавал себе отчет в том, что они, возможно, подорвали веру в серьезность моего ультиматума Ханою»36.

Мнения в американском обществе относительно войны и многих других вопросов разошлись так сильно, что кое-кто заговорил о гражданской войне. Университетские городки были на передовой этой борьбы. Демонстрации, митинги и забастовки вспыхнули в сотнях кампусов. Представители правительства и промышленности появлялись там на свой собственный страх и риск.

Активисты осуждали неэтичность использования науки для выполнения военных планов. Ученые, чьи действия вызвали эти протесты, часто сами же их и возглавляли. Американская ассоциация содействия развитию науки (ААСРН) – крупнейший научный форум страны, объединявший более 100 тысяч членов, – была первым объединением интеллигенции, принявшим в декабре 1965 года антивоенную резолюцию. В ней говорилось:

«Продолжение вьетнамской войны, с каждым днем увеличивающей риск глобальной катастрофы, угрожает не только жизням миллионов, но также нравственным нормам и целям, к достижению которых мы стремимся… Помимо обеспокоенности, которую мы разделяем с остальными гражданами, мы, как ученые, хотим также указать, чего стоит война научным исследованиям. Как и все научное сообщество, научно-исследовательские институты не могут действовать эффективно и могут понести серьезный ущерб в обществе, которое расходует большую часть ресурсов на военные цели»37.

В последующие годы сопротивление ученых лишь усилилось. В январе 1966 года 29 ученых из Гарварда, Массачусетского технологического института (МТИ) и других вузов осудили правительство за применение химикатов для уничтожения посевов во Вьетнаме. В заявлении, с которым выступил гарвардский биохимик Джон Эдселл, правительству вменялось в вину варварское применение оружия, которое поражает всех без разбора. «Тот факт, что мы начинаем прибегать к подобным методам, – обвинял ученый, – показывает, сколь низко пали наши моральные нормы. Подобные атаки противны всему цивилизованному человечеству, и они вызовут ненависть к нам и в Азии, и во всем остальном мире»38. ААСРН призвала Макнамару прекратить распыление химикатов, а Джонсон получил петицию с теми же требованиями от 5 тысяч ученых, среди которых было немало нобелевских лауреатов.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В эту секунду во всех уголках мира кто-то изменяет, либо становится жертвой измены, либо думает о во...
Практическое руководство психотерапевта Дженни Миллер – четырехшаговая система преодоления жизненных...
Книга посвящена позиционному трейдингу и ориентирована на трейдеров с опытом практической работы не ...
Книга поможет приобрести навык толкования сочетаний карт малой колоды Ленорман в комбинациях из двух...
За день до нового года на заснеженной улице встречаются учитель из школы для биомусов – жутких детей...
В книгу вошли стихотворения Мариям Кабашиловой из опубликованного в 2012 году сборника стихов «Вода»...