Конец Смуты Оченков Иван

– Можешь считать, что я путешествую инкогнито. Просто у нас много дел, которые необходимо обсудить. И совершенно нет ни времени, ни возможности, чтобы отложить их до встречи в Новгороде.

– Вот как? Впрочем, ты всегда славился своей непредсказуемостью и решительностью. Кстати, я слышал, тебя можно поздравить – ты взял Смоленск!

– А что, про Ригу тебе еще не доложили? Боже, какие нерасторопные у тебя шпионы!

– Что ты говоришь! Ты взял Ригу – но как это возможно?

– Да так… шел мимо, вижу – лежит. Чего бы, думаю, не взять?

– Ты все шутишь.

– Отнюдь, сейчас там мой гарнизон. Ты помнишь Кароля фон Гершова? Так вот, он сейчас там комендант.

– Поразительно, просто поразительно! Но что ты будешь с ней делать?

– С Ригой-то? Ну я же теперь русский царь. Привезу туда медведей, буду разводить на продажу.

– Нет, это решительно невозможно! Ты хоть когда-нибудь бываешь серьезным?

– Быть серьезным – а зачем? Серьезность – это удел таких людей, как старина Аксель; кстати, как он?

– Он сейчас в отъезде.

– Теперь понятно, почему ты примчался: некому было тебя остановить… ладно, не обижайся; кстати, а как поживает моя обожаемая супруга? Я, конечно, не думал, что твоя царственная сестра, узнав о моем приезде, прибежит, задрав юбки, но, признаюсь, мне было бы чертовски приятно.

– Ты ничего не знаешь?

– Нет, а что я должен знать?

– Похоже, твои шпионы ничуть не лучше моих.

– О чем ты?

– Ну ладно, слушай. Твой кузен-соправитель недавно скончался.

– Толстяк Иоганн Альбрехт умер?

– Именно; что за блажь взбрела в голову вашим родителям назвать двоюродных братьев одинаково?.. Получив известие о его смерти, многие подумали, что скончался ты.

– Представляю их разочарование, когда они поняли, что ошиблись, – засмеялся я, – знаешь, в России есть поверье – если про человека безосновательно думают, что он умер, значит, он проживет еще очень долго. Но что с Катариной и моим сыном?

– Они сейчас в Мекленбурге.

– Какого черта?..

– Ну, Мекленбург, если ты не забыл, твое наследственное княжество и, кстати, моего племянника тоже.

– Проклятье, моему сыну скоро год, а я его еще не видел… Послушай, а как умер мой кузен? Когда я покидал Гюстров, он был здоров, как бык на нашем гербе.

– Точно не знаю, но что-то там нечисто. Тетушка София была очень обеспокоена.

– И ты не нашел ничего лучше, чем послать туда моих жену и ребенка?

– Послушай, маленький Карл Густав – твой единственный законный сын. Кому как не ему должно принадлежать наследство Никлотингов? К тому же я послал с ними Оксеншерну и выделил сестре достаточный контингент, чтобы не опасаться за их безопасность.

– Это ты сейчас так рассказываешь мне, что оккупировал мое княжество?

– Нет, конечно, что за странные идеи? Моя сестра – принцесса, и свита ей положена по статусу.

– И сколько полков в этой свите?

– Скажешь тоже, полков! Триста мушкетеров и эскадрон гвардейской кавалерии. Швеция сейчас воюет, и у нее каждый солдат на счету. А тут еще твой полк в полном составе дезертировал в Ливонии.

– Это тебе старый дурак Спаре рассказал? Плюнь ему в его маразматическую морду!

– В какую морду?

– Какая будет, в такую и плюнь! Этот идиот едва не угробил мой полк, слава богу, Гротте догадался увести его. Ей-богу, будь моя воля – я бы его вздернул.

– Чтобы его красавица-жена овдовела?

– Фи, король, как вам не стыдно! Кстати, как поживает наша общая знакомая графиня Браге?

– Ладно-ладно, – засмеялся Густав, – я знаю, что ты образцовый муж и верен моей сестре. Так о чем ты хотел со мной поговорить?

– Предлагаю обмен, Новгород на Ригу. Немедля, как есть, город на город.

– Неожиданно…

– А по-моему, это шикарное предложение. Только думай быстрее, пока твои канцлеры и депутаты все не испортили.

– Да уж, без риксдага здесь не обойтись…

– К черту риксдаг! Ты прекрасно знаешь, что Новгород вы удерживаете незаконно, тамошнее население вас терпеть не может и ничего хорошего из этого не выйдет. А Рига – это очень жирный кусок, и если ты его получишь, то это очень больно щелкнет по носу нашего польского родственничка.

– Ты слышал, что случилось в Тихвине?

– И это только цветочки. Ягодки будут, когда так же полыхнет в Новгороде! Поэтому послушай добрый совет, возьми себе чистенькую и уютную Ригу, а лапотные и грязные Корелу с Новгородом оставь мне.

– Что? Ты говорил только про Новгород! При чем здесь Корела?

– Я говорил про Ригу, дружище, про Ригу! Я не приводил ее к присяге, так что она только и ждет, чтобы упасть в твой карман. Зачем забивать себе голову грязной Корелой?

– Но царь Василий…

– Царя Василия давно нет. И если бы твой несчастный брат стал царем, перед ним встали бы те же самые вопросы. Давай решим этот вопрос полюбовно.

– Как не вовремя уехал Аксель, он хорошо умеет управляться с риксдагом…

– А кто возглавляет оппозицию?

– Старый граф Юленшерна.

– Ладно, созывай заседание своего риксдага. Сдается мне, я знаю, как поладить с этим старым ярлом.

– Он тебя не очень-то жалует.

– Я его семейку – тоже.

– Кроме прекрасной Ульрики?

– Густав, ты пошляк!

Ответом мне был заразительный смех юного шведского короля, к которому нельзя было не присоединиться. Отсмеявшись, Густав Адольф решительно поднялся:

– Как хочешь, Иоганн, но я не могу позволить, чтобы ты оставался здесь! Ты член нашей семьи и немедленно отправишься со мною во дворец Трех корон.

– Вот еще… если бы там меня ждала Катарина, я бы и секунды не помедлил, а так… ну что мне там делать?

– Королева-мать будет рада тебя видеть.

– О, я полагаю, мы прекрасно увидимся с ней завтра.

– Завтра?

– Ну, разумеется, завтра! Мы выспимся, переоденемся в парадные кафтаны и с помпой отправимся к дворцу Трех корон. Заодно твоим подданным будет на что посмотреть.

– Не знаю, наверное, ты прав, но мне чертовски не хочется расставаться.

– Что за беда? Переночуй здесь, пусть придворные сами готовятся к приему.

– Ты думаешь?

– Почему нет, я расскажу тебе, как брал Смоленск, Ригу, другие города…

– Ты просто змей-искуситель!

– Не преувеличивай. Кстати, ты пробовал русскую медовуху? У меня есть еще немного…

Мы проболтали с Густавом Адольфом до полуночи. Я рассказывал ему о своей жизни в Москве, о том, как проходили выборы царя. Но главное – о походах и взятии крепостей. Осада Смоленска вызвала в юном короле восхищение, а внезапный налет на Ригу привел в полный восторг.

– Боже, Иоганн, отчего я не служу у тебя хотя бы фендриком! – воскликнул он немного хмельным голосом, слушая очередной мой рассказ.

– Наверное, потому что ты король и главнокомандующий.

– О, друг мой, ты не знаешь, о чем говоришь. Иногда мне кажется, что последний королевский крестьянин имеет больше свободы, чем я. Шагу нельзя ступить, чтобы не споткнуться о старинные привилегии или древние вольности. На всякое дело, даже самое ничтожное, нужно одобрение риксдага. Денег в казне вечно нет, и, что самое ужасное, им просто неоткуда взяться. Швеция бедна словно церковная мышь!

– Ну, дружище, не прибедняйся. У меня дела ничуть не лучше. Для виду мне все кланяются, но стоит отвернуться – того и гляди воткнут нож в спину. Я и на войну убежал, чтобы не видеть спесивых боярских рож.

– Да, понимаю. Я «люблю» своих аристократов ничуть не больше, чем ты. И тоже хотел бы убежать от них. Я жажду войны, рыцарских подвигов, а приходится заниматься черт знает чем!

– Вроде подделки монеты?

– О чем ты?

– О том, что в Стокгольм перевезли все инструменты с новгородского монетного двора и печатают монеты из всякой дряни с именем Василия Шуйского.

– Клянусь честью, мне ничего об этом не известно! – удивленно воскликнул король. – Я бы никогда на такое не решился, ты ведь мне как брат. Ты веришь мне?

– Верю, брат! Тебе как себе, даже больше, но вот нашему другу Акселю – не слишком.

– Наверное, ты прав, – сокрушенно покачал головой захмелевший Густав, – но не сердись, я прикажу немедленно прекратить это!

– Было бы недурно. Впрочем, если бы ты взялся помочь мне в деле чеканки монет, я бы и не подумал сердиться.

– Помочь?

– Ну да, помочь. Отпусти несколько человек мастеров со своего монетного двора, чтобы они научили моих мастеров – ведь ужас что за деньги они чеканят!..

– Да, ты прав, я видел, что у вас за монетки. Такие маленькие…

– И даже такие маленькие серебряные монетки очень велики для моих новых подданных, так что я хочу, чтобы монеты чеканили из меди.

– Но ведь в России нет меди?

– И серебра тоже нет, но медь я буду покупать у тебя. А еще отличное шведское железо. Довольно богатеть только тем, у кого есть серебро, этот презренный металл, по божьему недосмотру именуемый благородным. Медь и железо – вот основа нового мира, и он будет принадлежать нам!

– Хорошо сказано, брат мой, а что у тебя есть на продажу?

– О, Густав, Россия – очень богатая страна. В ней есть хлеб, сало, кожи, пенька, пушнина и много чего еще. Но помимо этого через мои земли идет путь в Персию и Индию. Ты себе не представляешь, сколько там всего!

– Не может быть… – икнув, пьяно пробормотал король, – а почему мы еще не там?..

– Потому что для этого нам нужен мир! Причем весь.

Увы, Густав был уже неспособен оценить мою иронию и, уткнувшись лицом в стол, тихонько заснул. Выйдя из комнаты и поманив рукой Романова и Буйносова, я велел им перенести короля на постель. Надеюсь, он утром не забудет своих благородных обещаний. Все-таки бедолага-кузен довольно вовремя умер. Хотя мне и жаль, что не застал Катарину с сыном, но отсутствие Акселя дорогого стоит. Нужно ковать железо, пока оно горячо, и не отходить при этом от кассы.

Утро ознаменовалось приездом придворных, увезших сконфуженного короля и доставивших лошадей с конюшни для нашего торжественного въезда. Быстро подкрепившись и надев самые нарядные кафтаны, случившиеся у нас с собой, мы двинулись к дворцу. Впереди нашего шествия выступал королевский глашатай с двумя горнистами. Его задачей было оповещать жителей о том, кто именно осчастливил своим посещением шведскую столицу, а горнисты после каждого объявления довольно фальшиво гнусавили на своих инструментах. Следом ехал торжественный эскорт из драбантов шведского короля, во главе с королевским адъютантом. За ними во всей красе гарцевало мое величество, переодевшееся ради такого случая в богатую затканную золотом ферязь и соболью шапку. Следом ехали рынды в черных кафтанах с орлами, а за ними четыре московских дворянина с саблями наголо. Для остальных скуповатые шведы лошадей не прислали. Замыкали процессию знаменосцы с шведскими и мекленбургскими знаменами. Как ни странно, все улицы были забиты приветствующими меня жителями Стокгольма. Бог весть, что было тому причиной. Может, бедная на развлечения жизнь, а может, искренняя благодарность за прежние победы над датчанами. Во всяком случае, хотелось, чтобы последнее. Тем более что выглядели простые жители вполне искренними.

При въезде на территорию дворца ударили пушки, и я, в последний раз махнув рукой столичным обывателям, въехал во двор. Отдав поводья ливрейным слугам, мы поправили одежду и под звуки фанфар двинулись по лестнице.

– Эко тебя, государь, свеи приветствуют, – заметил, улучив минутку, Романов, – видать, любят.

– Эх, Миша, – усмехнувшись, отвечал ему я, – если бы мы медведя ученого привезли, да он им тут сплясал под дудку, куда как больше народу бы собралось.

Я когда-то жил в этом дворце, и его убранство было для меня привычным, а вот Мишка и Семен явно оказались под впечатлением. Их королевские величества Густав Адольф и королева-мать Кристина вышли встречать нас вместе, окруженные своими придворными. Вид у короля был приподнятый, а вот ее величество смотрела косо. Хотя что с нее взять, теща – она и в Швеции теща.

Проговорив все положенные случаю приветствия и милостиво кивнув на поклоны придворных, мы сели в принесенные нам кресла. Мы – это я, король и королева-мать. Остальные рылом не вышли и, что называется, стояли пешком. В числе остальных были двое моих знакомых по прежним временам. Старый граф Юленшерна и священник, в котором я узнал теперь уже епископа Глюка. Единственной дамой, допущенной в нашу компанию, была графиня Браге, которой король тут же уступил свое кресло и непринужденно присел подле нее. Увидев это, королева Кристина недовольно зыркнула глазами, но сдержалась и, обернувшись ко мне, начала разговор:

– Мы рады видеть вас после долгого отсутствия, Иоганн.

– Эта радость взаимна, ваше величество, хотя ее и омрачает печаль по случаю отсутствия моей дорогой супруги с сыном.

– Да, ее отъезд весьма досаден, хотя причина для него весьма веская.

– Что же, надеюсь, наша разлука не будет вечной. Тем более что необходимо как можно скорее показать царицу ее новым подданным, а перед тем уладить формальности.

– Что вы имеете в виду?

– Коронацию, ваше величество: царская корона, как и всякая другая, предполагает коронацию. В России это называют венчанием на царство.

– Надеюсь, принцессе Катарине не придется менять вероисповедание? – постным голосом проговорил Глюк.

– Этот вопрос мы обговорим позднее, – дипломатично ответил я.

– Однако это очень важный вопрос, – глядя на королеву, продолжал епископ, – насколько я помню, в брачном договоре не было пункта о смене веры.

– А вы хорошо осведомлены, ваше преподобие, в документах рылись? Что-то я не припомню, чтобы вы принимали участие в их составлении.

– Господин епископ перед получением нового сана был нашим викарием, – поджала губы королева.

– Это многое объясняет, – отвечал я, миролюбиво улыбнувшись, – однако нет никакой необходимости обсуждать этот вопрос в отсутствие самой принцессы. Кстати, если вы такой ревнитель буквы и духа брачного договора, то, может, ответите мне, где находятся средства, выплата которых оговорена этим документом?

– Э-э… – промямлил потерявший апломб епископ, – я не уполномочен говорить об этих вещах.

– Какая жалость!

– Когда составлялся договор, вы, ваше величество, еще не были московским царем, – проговорил скрипучим голосом Юленшерна, – с тех пор многое изменилось.

– Совершенно верно, только вот мекленбургским герцогом я быть не перестал, так что в этом смысле не изменилось ничего!

– Его королевское величество говорили, что вы хотите сделать какое-то заявление риксдагу? – перевел разговор на другую тему старый ярл, – не просветите ли, какого рода это заявление?

– Дорогой граф, вы узнаете об этом первым.

Видя натянутые лица моих собеседников, король попытался разрядить обстановку.

– Графиня, посмотрите, как стал одеваться наш друг, – обратился он к Эббе, – право, он теперь похож на московитов больше них самих.

– Его царское величество прекрасно выглядит, – звонко отвечала девушка, к вящему неудовольствию депутата и епископа, – в его нынешнем наряде чувствуются богатство и мощь его страны. Возможно, это убранство выглядит немного варварски, но оно прекрасно!

Заявление графини вызвало смех у короля и гримасу у королевы с епископом, а я посмотрел на Эббу с признательностью. Когда-то я помогал зарождавшемуся роману между ней и тогда еще наследным принцем Густавом Адольфом. В те времена наши отношения можно было назвать дружбой, и я был рад, что ее отношение ко мне не изменилось.

– Скажите, ваше величество, – продолжала она, – а женщины в вашей новой стране одеваются так же красиво?

– Гораздо более красиво, графиня, – отвечал я ей, – и вы в этом скоро убедитесь. Как только я вернусь в Москву, прикажу придворным мастерам изготовить наряд, достойный вашей красоты, и отправлю его вам в подарок. Надеюсь, вы примете его в память нашей прежней дружбы?

– Ну разумеется, у меня ведь нет мужа, который мог бы мне запретить это сделать!

При этих словах Эббы король немного поскучнел, а королева Кристина покрылась пятнами. Дальнейший разговор не заладился, и скоро мы разошлись в разные стороны. Пока в переговорах наступил перерыв, я вернулся к своим спутникам, глазевшим по сторонам немного ошалевшими глазами. Глядя на их неподдельное восхищение, я подумал было, а не устроить ли парням экскурсию по дворцу… но меня снова отвлек старый ярл.

– Ваше величество, – проскрипел он, – я хотел бы узнать, что именно вы имели в виду, говоря о выступлении в риксроде?

– Хорошо, что вы сами пришли, граф, и мне не понадобилось вас искать. Очевидно, вам известно, что я прибыл сюда из занятой моими войсками Риги?

– Да, а еще мне известно о предлагаемом вами обмене. Хочу сразу сказать, ваше величество, что я полагаю его неравноценным и не намерен менять свою точку зрения!

– Это могло бы иметь крайне печальные последствия, но я надеюсь, что вы передумаете.

– Для кого именно они такие печальные, ваше величество – для вас или для вашего варварского царства?

– Для вашей семьи, граф.

– Что вы имеете в виду?

– Вам известно, как именно я захватил Ригу?

– Нет, но, зная вашу «изобретательность» и неразборчивость в средствах, я могу себе это представить!

– Полегче, старый пират, не стоит увеличивать счет, накопившийся у меня к вашей семейке, еще одним оскорблением! Так вот, она была взята без единого выстрела, если не считать того, который сделал по мне ваш сын в присутствии целой кучи свидетелей. И если я не смогу при необходимости представить это как покушение на члена шведской королевской семьи, то вы меня крайне недооцениваете!

– Бросьте, господин Странник, вам не удастся обмануть меня. Мой сын сейчас в Нарве.

– Черта с два! Карл Юхан сейчас сидит в рижском замке на цепи. Впрочем, вам, вероятно, знаком его почерк? Вот его письмо, ознакомьтесь.

Письмо было написано моим пленником, как только я узнал, что он способен писать, то есть до фарса с венчанием. Ничего способного скомпрометировать меня там не было, но его отец убедился, что он в моих руках.

– Что вы хотите, денег?

– Э нет, на этот раз вы так легко не отделаетесь. Я хочу, чтобы вы и ваши сторонники в риксдаге всеми силами поддержали обмен всех занятых Швецией русских земель, включая Новгород и Корелу, на Ригу.

– Это невозможно!

– Значит, вам придется сделать невозможное. Потому что если над рижским замком не взовьется шведский флаг, вашему сыну придется распрощаться с головой.

– Вам не удастся осудить его в Швеции!

– Хотите, поспорим? Впрочем, кто вам сказал, что мне непременно нужно решение шведского правосудия? Я вполне могу осудить его сам, могу заставить сделать это рижский магистрат, могу просто приказать удавить его по-тихому в каземате.

– Я обращусь к королю! Не хватало еще, чтобы шведских дворян казнили какие-то варварские царьки!

– Удачи! Но прежде хорошенько приготовьтесь, вам придется многое объяснить своему королю, при том что никаких доказательств у вас нет.

– У меня есть письмо…

– Там где-нибудь написано мое имя? Или место, где он содержится?

– Негодяй, но это вы его мне передали!

– Не кричите так, а то за оскорбление величества повесят не вашего сына, а вас!

– Вы слишком много на себя берете!

– Разве? Послушайте, я впервые столкнулся с вашей семейкой, когда был принцем-изгнанником, а теперь я имперский князь, русский царь и муж шведской принцессы. Вы же и ваш недоумок-сын – по-прежнему провинциальные дворянчики, путающиеся у меня под ногами. Однажды я неловко поставлю ногу, и славный род Юленшерна прервется. Но выход есть. Давайте как можно скорее осуществим этот обмен, и я покину Швецию, причем довольно надолго. Ей-богу, это всем будет выгодно, причем вам тоже.

– Каким образом?

– Святая пятница! Неужели это так трудно понять? Ну, во-первых, голова вашего непутевого сына останется на плечах. Во-вторых, этот обмен угоден вашему королю. Если вы его поддержите, его величество подумает, что вы и ваш род не столь уж безнадежны. Или вы вечно собираетесь быть в оппозиции?

Наш разговор прервал королевский паж, передавший, что меня хочет видеть королева-мать. Улыбнувшись на прощанье старому графу и ответив кивком на его поклон, я пошел за маленьким придворным. Покои ее величества располагались на прежнем месте, и я, пока шел, размышлял на тему, выселит ли свою мать Густав Адольф в случае женитьбы или для его жены отведут какое-нибудь другое помещение. Так и не придя ни к какому выводу, я вошел к теще и внимательно осмотрелся. Убранство комнаты не претерпело никаких изменений со времен нашей последней встречи. Королева Кристина с грустным видом сидела в высоком кресле и, казалось, не замечала моего прихода.

– Вы звали меня, матушка, – попытался я привлечь ее внимание.

– Ах, это вы Иоганн, я немного задумалась… кстати, раньше вы не называли меня матушкой.

– Наверное, это оттого, что раньше я называл вас «ваше величество».

– Верно, вы при всем своем шалопайстве были воспитанным и почтительным молодым… принцем, помнящим о своем происхождении и понимающим свои обязанности.

– Вас огорчает ваш сын?

– Вы заметили? Впрочем, о чем это я, тут и слепой бы заметил, а уж вы и подавно.

– Могу я что-нибудь сделать для вас?

– Не знаю. Помните наш разговор в этой комнате два года назад? Вы тогда говорили, что связь моего сына и графини Эббы совершенно нормальна и в ней нет ничего страшного.

– И готов повторить это сейчас. Ваш сын еще очень молодой человек, и его потребность в любви совершенно нормальна.

– Вы что, не понимаете, он ведь собирается на ней жениться!

– Вот как, простите, но мне так не показалось.

– Вы ошибаетесь, эта чертовка совсем его окрутила, и он уже спрашивал нашего позволения на этот брак.

– Как интересно; а что вы ему ответили?

– Вы издеваетесь? Разумеется, мы ответили категорическим отказом!

– Понятно.

– Что вам понятно? Иоганн, вы разумный человек и имеете влияние на нашего сына. Кроме того, вы член семьи и обязаны – вы слышите меня – просто обязаны повлиять на него!

– Матушка, вы ставите меня в неловкое положение. Мы друзья с вашим сыном, и я дорожу этой дружбой. Мне, знаете ли, не хотелось бы ее терять.

– Если вы его друг, то просто обязаны предостеречь его от ошибки!

– Но так ли уж велика эта ошибка? Давайте посмотрим на госпожу Браге без предвзятости. Она красива, умна, что немаловажно – здорова и потому вполне может родить шведскому королевскому дому кучу наследников. Разве не в этом предназначение королев? Да-да, знаю, она не королевского рода, но ведь и Ваза не всегда были королями.

– Иоганн, все дело именно в этом! Вы, верно, не знаете о печальной судьбе короля Эрика, вздумавшего жениться на простолюдинке!

– Брагге не простолюдины. Впрочем, я понимаю ваше беспокойство и в определенной степени разделяю его. Да, браки владетельных особ должны приносить и политические дивиденды. Такова уж наша доля.

– Слава богу, вы в отличие от моего сына это понимаете.

– Это да, но я понимаю и его, а также и малышку Эббу.

– Было бы что понимать… – фыркнула королева-мать.

– Не скажите, Густав влюблен и хочет добра своей возлюбленной. И он и Эбба хорошо понимают, что после их связи ее репутация подмочена. Разумеется, пока она королевская фаворитка, никто не посмеет ей что-нибудь сказать по этому поводу. Но как только король женится, она останется одна против людской молвы.

– Но это же не повод ему на ней жениться!

– Это не повод, это гораздо хуже. Это единственный выход, какой пришел в голову нашему доброму Густаву Адольфу. А поскольку он весьма упрям, то будет следовать по этому пути, пока не сломает на нем все препятствия. Или шею.

– Но что же делать?

– Нет ничего проще, надо найти другой выход.

– О боже, вы издеваетесь надо мной! Вы полагаете, мы не искали этот самый «другой выход»?

– Тогда странно, что вы его не нашли, ибо решение лежит на поверхности. Графиню Браге надо выдать замуж, и дело с концом.

– За кого?.. – простонала королева. – Вы же сами говорили о ее репутации… Из знати никто на это не пойдет, а что-то меньшее не устроит ее саму. К тому же у этой охотницы в силках сам король!

– Не все так плохо, матушка. Я в отличие от вас знаю Эббу. Во-первых, она девушка разумная, а во-вторых, действительно любит вашего сына. Нужно лишь найти выход, который всех устроит. Поскольку Густав вряд ли откажется от связи с ней, потенциальный жених должен быть не слишком щепетилен и при этом достаточно знатен, чтобы состоять при дворе.

– Вы полагаете, найдется человек, согласный добровольно увенчать свою голову рогами?

– Если цена за это будет приемлема, то половина шведской знати выстроится в очередь на руку и сердце юной графини.

– Чтобы стать посмешищем в глазах представителей второй половины?

– Представители второй половины будут готовы пинками загнать своих жен в королевскую постель, если узнают эту цену.

– Не будет ли она в таком случае слишком велика?

– Нет, если он будет при этом человеком полезным.

– Но где взять такого человека?

– Ну, не знаю… вы лучше меня знаете шведскую аристократию.

– Иоганн, кого вы хотите обмануть? Называйте вашего кандидата.

– Господь с вами, ваше величество, вы приписываете мне способности, каких у меня отродясь не бывало. Единственное, я мог бы подсказать вам, кого на эту роль пробовать не стоит совершенно.

– Говорите.