Конец Смуты Оченков Иван

– Ой, какой странный напиток… – поморщилась Лизхен.

– А что вы обычно пьете?

– Пиво.

– Хм, – задумалась Алена, – про пиво я не подумала, хотя… подожди. Попробуй вот это.

С этими словами боярышня наклонилась и достала откуда-то небольшую сулею и протянула своей новой подружке.

– Что это?

– Пей, тебе понравится.

– Мм, вкусно!.. – почти простонала маркитантка. – А что это?

– Медовуха; пей еще, она вкусная.

Девушка не заставила просить себя дважды и с блаженной улыбкой снова приложилась к горлышку. Алена немного насмешливо посмотрела на разомлевшую немку и что-то спросила.

– Что?.. – вернулась к реальности Лизхен, не расслышав вопроса.

– Ты ведь не дочь Фридриха?

– Почему вы так говорите? – попробовала было отрицать маркитантка, но чувствуя себя обессиленной, быстро сдалась. – Да, вы правы, я сирота.

– А что случилось с твоими родителями?

– Их убили разбойники.

– Прости, я не хотела…

– Ничего, вы ведь не знали.

– А как ты попала к Фридриху?

– Когда это случилось, я убежала и несколько дней пряталась в лесу. Потом меня нашли рейтары, и госпожа Анна взяла меня к себе.

– Кто такая эта госпожа Анна?

– Маркитантка в рейтарском обозе, а господин Фридрих был там возничим.

– И он тебя удочерил?

– Нет, он был, конечно, добр ко мне, но я прислуживала госпоже Анне. Она воспитывала меня и учила всему, что надобно знать маркитантке.

– Зачем?

– Я думаю, она хотела продать меня какому-нибудь знатному и богатому господину. Опытные маркитантки часто так делают.

– И что было потом?

– Когда наш эскадрон перешел на службу к вашему царю, она подарила меня ему.

– Как это… кто пустил ее к царю?

– Оказывается, они были знакомы раньше, и, когда нас взяли в плен, она предложила меня ему.

– Вас взяли в плен?

– Да, два молодых воина, охранявших вашего царя. Одного звали господин Михаэль, а другого… кажется, Федор… да, Федор Панин.

Услышав это, боярышня от неожиданности рассмеялась.

– Федька взял вас в плен? Ой, не могу, Аника-воин – маркитанток в полон взял…

– Да, мы очень испугались, когда они с господином Михаэлем достали пистолеты и направили на нас.

– Но зачем это им было нужно?

– Госпожа Анна – подруга командира эскадрона Карла Гротте. Она уговорила его потом перейти на вашу сторону, и его величество щедро ее наградил.

– За что наградил – за то, что эскадрон перешел, или за тебя?

– Наверное, за то и за другое. Я не знаю, я всего лишь бедная девушка.

– Да, конечно, извини. А скажи мне, ты была с…

– С вашим царем? – вдруг пьяно хихикнула Лизхен. – А зачем вы спрашиваете, вы хотели бы быть на моем месте?

– Что?! – задохнулась от гнева боярышня. – Да как ты смеешь!..

Но маркитантка ее не слышала и, потянувшись, попробовала встать, однако ноги ее подкосились и она снова опустилась на лавку.

– Какой коварный русский напиток, – снова хихикнула она, – я совершенно не чувствую ног.

– Ох, горе ты мое, пойдем, помогу тебе до горницы дойти.

Алена перекинула руку Лизы через плечо, чтобы поддержать, и лица девушек оказались рядом. Сдув прядь волос с лица, маркитантка взглянула ей в глаза и горячо призналась:

– Да, ваша милость, я была с ним! Он такой красивый, сильный, ласковый и нежный мужчина, что любая женщина готова на все ради него. И я тоже!

Уложив Лизхен на постель, боярышня бессильно опустилась на лавку, кусая губы. Сердце ее, казалось, готово было выскочить из груди, а щеки покрыла мертвенная бледность. Тяжелый вздох вырвался из груди девушки, и она готова была дать волю слезам, но вдруг совсем рядом раздался голос Маши:

– Аленушка, а вы по-каковски с Лизой разговаривали? – Девочка стояла рядом с ней, с любопытством разглядывая свою наставницу.

– Ты что здесь делаешь?

– Я от Лукерьи убежала. Ой, ты что – плачешь? Она тебя обидела?

– Нет, Машенька, нет. Ничего она меня не обидела, это я сама себе понапридумывала и совсем не плачу.

– А почему у тебя слезы?

– Это так… пройдет.

– Ты не сказала, по-каковски вы с ней говорили…

– По-немецки, Машенька.

– А, знаю: так наш Ваня разговаривает с дядей Каролем.

– Ваня?

– Ой, я же обещала ему, что не буду его так на людях называть! Ты меня не выдашь? А то он будет сердиться.

– Нет, Машенька, что ты, я никому не скажу.

– Вот и хорошо. Ты не думай, Ваня, ой, опять… так вот, он совсем не злой. Он даже когда меня ругает, у него глаза смеются.

– Да я знаю, он не злой.

– Аленушка, а ты его любишь?

– Кого?

– Как – кого! – удивилась вопросу Маша, – Ваню, конечно…. Ой, опять!

Хотя считается, что женские глаза находятся на мокром месте, но Алена Вельяминова после смерти матери плакала всего дважды. Когда умерла приютившая ее тетя и когда государь в шутку пообещал выдать ее замуж за своего придворного. А еще – сегодня.

В Митавском замке стоит мертвая тишина, как в склепе. Хотя он полон людей, съехавшихся на день рождения своей герцогини, потомки ливонских рыцарей сидят тихо, как мыши под веником. Герцогская охрана тоже старается не высовываться, и в карауле стоят мои люди. Я со своими приближенными держу совет в выделенной для меня зале. Федька и Мишка сидят у нарочно открытой двери и поглядывают в коридор, а Вельяминов и Михальский по очереди докладывают мне о случившемся за день.

– Все тихо вокруг, – говорит Корнилий, – но долго это не продлится, так что надо уходить к Риге.

– Кой черт нас сюда вообще принес… – бурчит Никита, – один хрен они с нами против Жигимонта не пойдут.

– И не надо.

– Как это?

– Да так, нам главное, чтобы поляки с литвинами подумали, будто мы с ними сговорились. А там пока они разберутся меж собой, нас уж и след простынет.

– Не удержим Ригу?

– Да какое там, контрибуцию бы без потерь утащить, и то за благо.

– Ты же говорил, что попробуешь на Новгород у свейского короля сменять?

– Попробую, конечно, только если Гонсевский за нас примется, то дай бог ноги унести.

– А если подмогу вызвать?

– Откуда? Если из Смоленска, то покуда туда гонец доскачет да пока Черкасский раскачается – нас тут с потрохами съедят.

– А если у короля Густава подмогу попросить? До Стекольны-то морем всего ничего!

– Светлая мысль! Получится, наверное, но только тогда король может решить, что ему нужны и Рига и Новгород.

– Думаешь?

– Знаю! Причем если даже мой брат Густав Адольф и не догадается, то канцлер Оксеншерна ему точно подскажет.

– Чего ж делать?

– Да есть одна мысль…

– Ой, государь, не тяни жилы!

– Разделиться надобно. Кого-то с половиной отряда оставить в Риге, чтобы держался крепко, а остальным уходить. Если Рига продержится, пока я буду с королем переговоры вести, то, считай, дело сделано. Против победоносной армии да зная, что у меня деньги есть, даже Оксеншерна не заартачится.

– Оставь меня, государь, – горячо запросился Никита, услышав мой план, – я сдюжу! Буду руками и зубами держаться, а сдюжу!

– Прости, Никита, не получится у тебя. Не сговоришься ты с рижанами, а без них не выстоять, тут немец нужен. К тому же я без тебя в Москве как без рук.

– Фон Гершова оставишь?

– Больше некого.

– Вы все правильно говорите, ваше величество, – вмешался Михальский. – Но большинство людей у нас русские, и им нужен русский командир.

– О чем ты?

– Простите, но у московитов есть одна особенность. Если дело станет плохо, то они обвинят во всем иноземцев. Поэтому и говорю, нужен командир из русских, чтобы они ему доверяли.

– Пожалуй ты прав, немцев у меня маловато. Только половина драгун и мекленбургские кирасиры.

– От кирасир на стенах мало толку. Нужно оставить в Риге казаков, они неплохо бьются в обороне. Затем драгун, они почти пехота, и половину рейтар.

– Рейтары на стенах?

– Большинство ваших ратников рейтары лишь по названию. Они обычные русские дворяне и смогут сражаться на стенах не хуже иных и прочих.

– Уж не хочешь ли ты их возглавить? Если так, то сразу – нет! Мне без тебя не выбраться отсюда.

– Я понимаю, государь, но боюсь, что наш друг Кароль один не справится без Никиты. А вот вдвоем у них может получиться.

– Да ты меня без ножа режешь! С кем я останусь?

– Государь, – привлек мое внимание бдительный Федька, – слышно, идет кто-то.

– Кого это еще нелегкая принесла?

Нелегкая принесла моего дорогого дядюшку герцога. Фридрих Герхардович выглядел немного растерянным и вместе с тем взвинченным.

– Мой дорогой Иоганн Альбрехт, я получил некоторые известия из Риги и не знаю, что думать… Ее правда захватили ваши войска?

– А вы всерьез думали, что день рождения моей тетушки – единственная причина моего появления?

– Боже мой, но как? Это ведь не какая-то захудалая мыза, чтобы захватить ее с ходу…

– Совершенно не важно, как именно я взял ее, куда важнее, что об этом подумают в Варшаве.

– О чем вы?

– О вас, дядюшка, и вашем герцогстве.

– Боже, какое коварство! Вы желаете представить все так, будто я был с вами в сговоре?

– Нет, не желаю и даже буду все громогласно отрицать, но именно так подумают и в Литве и в Польше, и, боюсь, вам не удастся их разубедить.

– Но что мне делать?

– Думать, дорогой дядюшка, думать. Только быстрее, ибо время стремительно утекает.

– Вы собираетесь начать здесь боевые действия?

– Не совсем, лично я пробуду здесь недолго, дождусь подкреплений из Москвы, оставлю сильный гарнизон и покину ваши гостеприимные края.

– Гостеприимные… – горько вздохнул герцог.

– Да, знаете, сколько преподнесли мне рижане в благодарность за то, что я не стал разорять их прекрасный город? Миллион талеров!

– Сколько? – задохнулся тот.

– Миллион, – довольный произведенным эффектом, повторил я. – Жаль, конечно, что не все наличными, но я из них вытрясу все до последнего гроша.

– А как скоро прибудут ваши войска?

– Очень скоро; держу пари, что Гонсевский не успеет собрать до той поры сколько-нибудь значимые силы.

Сорокачетырехлетний герцог немного распрямил спину и задумчиво взглянул на меня. «Ну давай, сволочь, шевелись, посылай гонцов в Литву!» – подумал я, благожелательно улыбаясь.

– Вы еще погостите у нас?

– К сожалению, нет. У меня дела в Риге, которые нельзя доверить никому, однако обещанный провиант вы можете послать туда. Более того, я настоятельно рекомендую вам поторопиться с этой отправкой.

– Да, конечно-конечно…

Озадачив родню выполнением практически невыполнимой задачи – остаться нейтральными в предстоящей заварушке, я вернулся в Ригу. Бедные лошадки, скоро я их совсем загоняю! В городе было все спокойно, что даже немного настораживало. Расположившись в Рижском замке, я вызвал к себе магистрат в полном составе для проведения окончательных переговоров.

– Мы рады приветствовать вас, ваше величество, – склонились в поклоне ратманы.

– По вашим физиономиям этого не скажешь, – усмехнулся я в ответ. – Как наши дела?

– Необходимая сумма почти отсчитана, государь, – вышел вперед фон Экк.

– Чудесно, а что значит «почти»?

– В городе не так много серебра… – немного замялся бургомистр.

– Ничего не имею против золота; друг мой, надеюсь, вы не хотите попросить у меня отсрочки?

– Именно об этом мы и собирались просить у вашего величества.

– Сколько уже собрано?

– Сто двадцать тысяч талеров серебром и тридцать три тысячи золотых дукатов. Кроме того, собрано почти десять тысяч марок серебра.

– Хм, это примерно на…

– Восемьдесят тысяч талеров, – тут же пояснил фон Экк.

Я испытующе взглянул на рижского бургомистра, пытаясь понять, в чем именно он меня обманул. На первый взгляд все было неплохо, но искреннее выражение преданности на его лице не оставляло сомнений: надул, подлец!

– Вы хорошо потрудились, друг мой, а какая монета преобладает?

– Наша рижская, ваше величество, талеры, шиллинги, гроши. Дукаты тоже местные.

– Ах да, у вас же свой монетный двор, любопытно было бы взглянуть.

– Почтем за честь.

– Что же, я доволен вами, господа. Если все пойдет и дальше столь хорошо, то я, возможно, не стану истребовать по векселю оставшиеся суммы. Вполне возможно, что на эти средства я сделаю заказы здешним мастерам. Россия – большая страна, и ей требуется много оружия, а изделия ваших мастеров совсем недурны. Кроме того, полагаю, через ваш порт могли бы идти и прочие русские товары. И кстати, не только русские. Я ожидаю в самом скором времени значительное увеличение транзита товаров из Персии. На наше счастье, персы постоянно воюют с османами, так что торговый путь по Волге может оказаться весьма востребованным.

Скепсис, отразившийся на лицах ратманов, был настолько явственным, что его можно было бы намазать на хлеб. Ну ничего-ничего, Москва тоже не сразу строилась.

– Не задерживаю вас более, господа, – отпустил я их и обернулся к Каролю. – Еще есть дела?

– Да, государь, к вам просится на прием некий господин Отто Райх.

– Кто таков?

– Купец из Ростока, член братства черноголовых.

– Какого-какого братства?

– Братство святого Маврикия, здешнее объединение холостых купцов.

«Здешнего объединения холостых купцов из Ростока…» – проговорил я про себя. Однако!

– Ладно, разберемся. Что-нибудь еще?

– Что делать с Юленшерной?

– Он жив?

– Пока да, правда, не может говорить, но врачи утверждают, что его жизнь вне опасности.

– Живучий, сволочь. Кстати, где он?

– Здесь, в замке, за ним ухаживает госпожа Буксгевден.

– Э…тетушка Мария Констанция?

– Нет, мой кайзер, Регина Аделаида.

– Какого черта?

– Бедная девушка так просила разрешить ей, что я не нашел в себе сил отказать.

– А что об этом думает старый барон?

– Господин Отто не в восторге, но они собирались объявить о помолвке. Молодая фройляйн заявила, что хотя и не давала клятвы перед алтарем, но не намерена от нее отступать.

– И достался же этакому мерзавцу такой бриллиант! Но ничего, долго это не продлится. Карл Юхан давно заслужил виселицу и скоро с ней познакомится.

– Ваше величество, могу я просить о вашем снисхождении к этому человеку?

– Проклятье! Откуда у тебя такие идеи?

– Ну… – замялся фон Гершов в ответ.

– Лелик, посмотри мне в глаза!

– Государь, я просто не хочу, чтобы…

– Прекрасные глаза Регины Аделаиды стали печальными, так?

– Да, – обреченно мотнул головой командир моей гвардии, – но как вы догадались?

– О боже… Парень, да ты же самый близкий мне человек, я тебя насквозь вижу… Ладно, глаза у тебя сейчас, как у Болика тогда…

– Ваше величество, я никогда не предам вас!

– Не сомневаюсь, дружище, но, по-моему, ты собираешься предать себя и эту славную девушку.

– Почему вы так говорите?

– Святые угодники! Скажи мне, велики ли твои шансы, если Карл Юхан останется жив?

– Я не хочу и не могу получать преимущество таким образом!

– Вот как? Похоже, ты серьезно увлекся, раз совсем не думаешь о себе. Но попробуй взглянуть на дело с другой стороны. Мы ведь с тобой прекрасно знаем, что за человек этот граф Юленшерна. Скажи мне, хорошо ли будет, если Регина Аделаида достанется этому негодяю? Не хочешь думать о себе, побеспокойся хотя бы о ней! Ладно, пошли навестим нашего заключенного.

Всякий орденский замок в свое время задумывался не только как военное укрепление, но и как тюрьма для непокорных. Рижский не был исключением, и потому в нем не было недостатка в специальных помещениях. В одном из них, более-менее светлом, и располагался Карл Юхан. Очевидно, эта комната изначально предназначалась для содержания важных персон, и минимальный комфорт в ней наличествовал. Молодой ярл лежал на кровати с перевязанным горлом и слушал, как его невеста читает ему довольно увесистую книгу. При нашем появлении девушка поднялась и, подойдя к изголовью своего подопечного, склонилась в реверансе.

– Рад видеть вас в добром здравии, фройляйн, – поприветствовал я Регину Аделаиду, игнорируя ее жениха.

– Здравствуйте, ваше величество.

– Славная нынче погодка, не находите? Право, чем сидеть взаперти, лучше бы прогулялись по свежему воздуху.

– Благодарю вас, но я не могу оставить бедного господина Юленшерну.

Я отметил про себя, что девушка не назвала своего подопечного по имени или женихом, стало быть, особой близости между ними нет.

– Бедный господин Юленшерна, – проговорил я, упирая на слово «бедный», – сам выбрал свою судьбу и последует по ней без вашей помощи.

– Не будьте столь жестокосердны! – горячо воскликнула девушка. – Любой брат вступился бы за честь своей сестры в подобной ситуации.

– Что, простите?..

Юная фройляйн прикусила губу после своих слов, а Карл Юхан, отчаянно вытаращив глаза, пытался что-то сказать, но из его горла вырывались лишь хрипы.

– Незачем так кричать, мой друг, – соизволил я обратить внимание на заключенного, – здесь нет глухих! Не знаю, что и, самое главное, как вы рассказали госпоже Буксгевден о наших взаимоотношениях, но с удовольствием бы послушал эту историю.

На лице Карла Юхана было написано: «Хрен вы от меня что узнаете!», – а его невеста плотно сжала губы и смотрела в сторону. Обойдя вокруг кровати, я увидел грифельную доску, вроде тех, что используют школяры. В моей голове тут же мелькнуло подозрение и я, сделав шаг вперед, схватил Карла Юхана за руку. Как и следовало ожидать, пальцы его были испачканы во время написания очередного пасквиля.

– Отдаю должное вашей изобретательности, дружище! Может быть, просветите меня, что именно я сделал с Ульрикой?

– Простите, но мне не доставят удовольствия эти подробности, – твердо проговорила Регина Аделаида.

– Похоже, что мне тоже, однако как иначе я узнаю, в чем именно меня обвиняют. Я настаиваю, фройляйн.

– Право, мне очень неловко, но граф сказал, что вы соблазнили его сестру, но отказались жениться на ней. Поэтому, чтобы избежать скандала, ее были вынуждены отдать замуж за старика.

– И вы поверили?

– Простите, ваше величество, но я видела, как бесцеремонны вы можете быть с женщинами!

– Боже, какая низкая ложь! – глухо воскликнул молчавший до сих пор фон Гершов. – Я был на королевском балу, когда познакомились его величество и госпожа Ульрика. Но она к тому времени уже была замужем за господином Спаре!

– Это правда? – спросила девушка, глядя на Кароля.

– Клянусь всем святым, что у меня есть!

– Но почему?

– Кароль, дружище, – вступил в разговор я, – расскажи госпоже Буксгевден о том, как мы познакомились с графом Юленшерной. Ей это может быть интересным.