Кости Келлерман Джонатан

— Я рад за него, — фыркнул тот и обратился к Майло: — Я работаю везде, где мне платят.

— Марк получил диплом инженера-акустика, — пояснила Эмили.

— Я делаю звукозапись, настраиваю усилители — в основном на концертах и частных видеосъемках. Сейчас мы делаем официальную серию рекламы, а братец Крис работает на «Старбакс», невразумительную кофейную компанию в Сиэтле.

— Маркетинг и доставка, — пояснил Крис.

— Когда Селена приезжала к вам, Марк? — спросил я.

— Год назад, и примерно полгода спустя после этого. В первый раз я работал на съемках, и Селена болталась поблизости. Тогда она и сказала мне, что люди, с которыми я общаюсь, странные. Думаю, относительно той съемочной бригады это было верно. Половина диалогов была на итальянском, другая шла пантомимой — некая дань памяти Пазолини, но никто из них по-настоящему не знал итальянского.

— И «Оскар» им точно не присудили, — бросил его брат.

— Ну не всем же повезло прицепиться к тележке с кофе.

— А второй визит Селены? — напомнил Майло.

— Это было, когда я попросил ее приехать на выходные, чтобы я познакомил ее с Клео — на тот момент моей девушкой, сейчас уже женой. У нас на днях родился первый ребенок, и мне бы сейчас следовало быть дома. Можно закончить все это побыстрее?

Майло откинулся на спинку кресла и скрестил ноги.

— Если вам больше нечего нам сказать, вы можете идти.

Марк почесал бородку, заправил прядь волос за левое ухо. На шее его красовалась сине-зеленая татуировка «Клео» в венке из виноградных лоз. Я понадеялся, что брак его будет долгим.

— Какого черта, — фыркнул он. — Я забронировал билет на девять вечера, и менять его нет смысла.

— Селена виделась с тобой дважды, да? — сказал Крис. — Это на целых два раза больше, чем то, сколько раз она озаботилась перезвонить мне.

— Наверное, она была слишком занята для болтовни о корпоративных делах.

Крис отвернулся от брата.

— Вы звонили ей? — уточнил Майло.

— Просто чтобы узнать, как она поживает.

— Когда вы в последний раз разговаривали с ней?

— Ну, не знаю… года два назад.

— Несомненно, мы очень дружная семья, — съехидничал Марк.

Эмили Грин-Басс пояснила:

— Я рассталась с отцом Криса и Марка, когда мальчикам было три года и год соответственно, и с тех пор о нем ничего не было слышно. — Она хмуро взглянула на сыновей, словно те были в этом виноваты. — Год спустя я встретила отца Селены. Дэн был добр к моим сыновьям.

Возражений не последовало.

— Дэн умер, когда Селене было шесть лет. Я растила ее одна и, уверена, кое-кто скажет, что я все испортила.

— Ты все делала правильно, мама, — заспорил Крис.

— Может быть, не будем отвлекаться от Селены? — напомнил Марк.

Наступило молчание.

— Так на чем мы закончили? — продолжил он. — Селена была талантливой, но до изумления честной. Я не говорю, что она никогда не врала. Но даже когда они с мамой враждовали, Селена никогда не делала никаких гадостей, не пыталась подставить никого другого. Совсем наоборот. Мы когда-то дразнили ее «сестра Си». Ну, как будто она монашка.

— Она сама называла себя так, — добавил Крис.

— У нее были парни? — спросил Майло.

— Не было, — ответил Марк.

— Миссис Грин-Басс?

— Нет, я никогда ее ни с кем не видела.

Женщина закрыла лицо руками. Марк протянул руку и погладил ее по плечу. Она отстранилась и проговорила сквозь пальцы:

— О, Боже, это так ужасно…

Губы Марка дрогнули.

— Мама, я хочу лишь сказать, что Селена не виновата в своей смерти. Так бывает; жизнь — дерьмо. Все равно, что сойти с тротуара и попасть под тачку какого-нибудь стервеца. Со мной так и произошло. Сразу после того, как Клео родила Федру. Я вышел из больницы, чтобы купить шампанского; я буквально парил в воздухе. Сделал шаг на «зебру» — и хренов грузовик «Сан-Франциско экзаминер» появился, словно ниоткуда и разминулся со мной буквально на миллиметр.

— Маркус, не рассказывай мне такие вещи! Я не хочу их слышать!

— Значит, вы не знаете о том, был ли у нее парень, — напомнил Майло. — А что насчет подруг? Она с кем-нибудь дружила в Лос-Анджелесе?

Наступила пауза, потом Эмили произнесла:

— Она была счастлива, когда нашла работу. Именно тогда и написала мне и-мейл.

— Она обучала того богатенького мальчишку, — пояснил Марк. — Говорила, что это работа мечты. Она позвонила мне, чтобы рассказать об этом, потому что я тоже занимался музыкой — играл когда-то на басухе. Не то чтобы я и близко достиг того же уровня, что и Селена. У меня было умение, у нее — талант. Она села за пианино, когда ей было три года, и сразу заиграла. К пяти она играла Гершвина со слуха. Дайте ей что угодно, и Селена это сыграет. Я видел, как она взяла кларнет и сразу заиграла, как профи, — мгновенно поняла, как надо дуть.

— Судя по вашим словам, она была гением, — заметил Майло.

— Никто ее так не называл, мы просто считали ее потрясающей, — отозвалась Эмили Грин-Басс. — Я была слишком занята тем, что зарабатывала всем нам на жизнь, и меня радовало то, что ей есть чем заняться.

— Однажды я пришел домой, — это было много лет назад, когда Селене было восемь или девять лет, — сказал Марк. — Она сидела в гостиной и тренькала на моей гитаре. Гитара была совсем новой, подарок на день рождения, и я разозлился, что она взяла ее без разрешения. Но потом я осознал, что она действительно извлекает из нее музыку. Никто не учил ее, она сама научилась по сборнику мелодий с аккордами — и попадала в ноты лучше, чем я.

— Когда ей было одиннадцать, я заметила, что она готова хоть весь день сидеть за пианино, — подхватила Эмили, — поэтому я нашла для нее учителя. Тогда мы жили в Эймсе, в Айове. У компании «Эймс бэнд эквипмент» была программа поддержки для школ. Селена превзошла первого учителя, которого они ей назначили, а потом еще двух. Тогда мне сказали, что нужно найти кого-то, способного дать ей серьезную классическую подготовку. Когда мы перебрались на Лонг-Айленд, я нашла в городе старую женщину, которая была профессором музыки в Советском Союзе. Миссис Немирова… мадам Немирова была просто древней и носила бальные платья. Селена училась у нее до пятнадцати лет. Потом вдруг просто бросила заниматься, заявив, что ненавидит классическую музыку. Я сказала ей, что она впустую тратит данный Богом талант и никогда больше не будет играть. Дочь ответила, что я ошибаюсь. Все зашло далеко — это был один из наших самых больших… споров. Тогда мне пришлось трудно. Селена совершенно забросила уроки в школе, получала одни плохие оценки. Она утверждала, что жизнь способна научить ее большему, чем любая дурацкая школа.

— Не жук чихнул, — пробормотал Марк.

— Она перестала играть? — спросил я.

— Нет. Я действительно ошиблась. На самом деле. Она стала играть больше, просто отошла от классических произведений. Хотя время от времени играла что-нибудь из Листа или Шопена. — Женщина горько улыбнулась. — Этюды Шопена… Ей нравились те, что играются в мажорном ключе. Или, по крайней мере, она так говорила, — я почти не разбираюсь в музыке. Селена унаследовала талант от своего отца: он играл на гитаре, на банджо, на чем угодно. В основном в стиле блюграсс[14], он был родом из Арканзаса. Мадам Немирова говорила, что не многие из ее учеников были способны так быстро считать с листа и сыграть что-нибудь, как Селена, и что у девочки идеальный слух. По ее мнению, она, если б захотела, стала бы одной из величайших пианисток.

— Но Сел считала, что концертные турне, где нужно исполнять Бетховена для ценителей во фраках и накрахмаленных рубашках, не дадут ей жить нормальной жизнью.

— А разве то, что вышло, было лучше? — отозвалась Эмили. — Абсолютно ничего не делать до двадцати одного года, потом собраться и уехать в Лос-Анджелес, ничего не сказав мне… Без малейших перспектив найти работу…

— Она сбежала из дома? — спросил Майло.

— О совершеннолетних так не говорят. Я пришла домой, и оказалось, что она собрала свои вещи и оставила записку о том, что уезжает «на побережье», и чтобы я не пыталась ее остановить. Я разозлилась. Через несколько дней она позвонила, но не сказала, где находится. Наконец я выжала из нее, что она в Лос-Анджелесе, однако Селена так и не сказала, где именно. Она утверждала, что зарабатывает «гастролями», что бы это ни означало.

— Она подрабатывала в клубах для свиданий, играя на синтезаторе, — сообщил Марк.

Мать внимательно посмотрела на него.

— Я впервые слышу об этом, Маркус.

— Значит, хорошо, что я здесь и могу просветить тебя.

Ладонь Эмили Грин-Басс взлетела в воздух и устремилась к его лицу, однако женщина в последний момент удержалась, вздрогнув всем телом.

— Лейтенант, у меня не имелось постоянного контакта с Селеной, но это был ее выбор, не мой. Она полностью отгородилась от меня. Я понятия не имела, чем моя дочь занималась все эти годы. Это было адски тяжело — не знать. Я звонила в полицию, но не могла сообщить адрес, так что они не знали, с каким участком меня связать. А поскольку Селена была уже совершеннолетней и покинула дом добровольно, никто ничего не мог сделать. Максимум, что они могли предложить, — чтобы я наняла частного детектива. Но даже не считая того, что это дорого, я знала, что подобное разнюхивание разозлит Селену, поэтому я занималась своей жизнью и убеждала себя, что моя дочь жива и здорова.

— Когда вы звонили в полицейское управление? — поинтересовался Майло.

— В самом начале. Где-то… четыре года назад или пять. Я продолжала надеяться, что она попросит денег, — по крайней мере, мне казалось, что она это сделает. — Женщина развернулась к Марку. — А теперь ты говоришь мне, что все это время знал, чем она занимается…

Марк Грин ухмыльнулся.

— Это было неважно.

— Для меня — важно.

— Она не хотела, чтобы ты знала, что она делает. Считала, что ты попытаешься остановить ее.

— А зачем мне было ее останавливать?

Ответа не было.

— Я не стала бы останавливать ее, — сказала Эмили Грин-Басс. — А теперь расскажи нам все, что тебе известно, Маркус. Все.

Тот взъерошил свою шевелюру.

— Сейчас же, Маркус!

— Это ерунда. Я уверен…

— Заткнись и рассказывай, Маркус!

— Отлично. Она не хотела, чтобы ты это знала, потому что то, где она выступала, ее совершенно не трогало. Она просто играла музыку.

— О чем ты говоришь?!

— Мама, она взяла с меня слово хранить тайну. У меня нет причин нарушать…

— Теперь есть, — напомнил Майло.

— Да, но все это совершенно ни к чему не привело. Как я и сказал, Селена играла по клубам. И ее приглашали на вечеринки. — Он повернулся к матери. — Она не хотела бы, чтобы ты знала о некоторых ситуациях, потому что понимала, что ты разозлишься.

— О каких ситуациях?

Молчание.

Эмили схватила сына за запястье и притянула поближе к себе.

— Ты считаешь, что я древняя, как мамонт, Марк? Что я полностью оторвана от реальности? Я люблю рок-музыку. А твоя сестра мертва! Эти люди должны знать всё!

Марк облизал губы.

— Речь не о музыке, мама. Селена бывала на… особенных вечеринках… свингерских вечеринках, понимаешь? Этим чокнутым нужно было музыкальное сопровождение.

Эмили Грин-Басс выпустила его рукав.

— О Боже…

— Ты хотела знать, мама; теперь ты знаешь. Селена бедствовала, сидела без денег, поэтому искала вакансии в газете бесплатных объявлений — и нашла объяву о том, что на частную вечеринку требуется клавишник. У нее был «Корг» и прочая техника — все то, что ты подарила ей на восемнадцатилетие.

— Ко всему этому нужен компьютер? — уточнил Майло.

— И еще шнур и разъем, — ответил Марк. — Конечно же, к этому прилагался компьютер.

— Мы не нашли компьютер в ее квартире.

— Все остальное было на месте?

— Похоже, да.

— Странно.

— Кто-то захотел заиметь «Мак»? — предположил Крис Грин.

— Или им нужны были ее данные, — отозвался Марк.

— Какие данные это могли быть, Марк? — спросил Майло.

— Не знаю, я просто прикинул.

— Прикинули что?

— Эти вечеринки… может быть, она делала заметки о том, что видела там, и кто-то решил сохранить тайну.

— Сумасшедшие, — произнесла Эмили Грин-Басс. — О Господи…

— Расскажите нам об этих вечеринках, Марк, — попросил Майло.

— Селена сказала лишь, что это были чокнутые вечеринки в частных домах. Мы не вдавались в подробности. Правду сказать, я и знать не хотел.

— Скажи всю правду, Маркус, — велела Эмили.

— Это и есть вся правда.

— Ты постоянно твердишь это, черт побери. А потом выдаешь все новые и новые куски… Ты всегда любил дразниться, Маркус!

Марк скрипнул зубами.

— Я знаю только, что Селена играла музыку для людей, занимавшихся групповым сексом в частных домах. Я знаю только, что она рассказывала, будто им нужно было трахаться под живую музыку, потому что это были гребные эксгибиционисты, и трахаться на глазах у долбаной настоящей музыкантши для них было невдолбенной частью их крутого перепихона.

— Не выражайся… Боже, лейтенант, а что, если кто-то заставил ее заниматься… не только музыкой?

— Она никогда не говорила ни о чем подобном, мама. Никогда. Она играла музыку, только и всего. Получала хорошие деньги и была очень довольна.

— Она говорила, сколько получает? — уточнил Майло.

— Нет, и я не спрашивал. — Марк дернул за цепочку и начал перебирать ключи. — А теперь, когда мы разобрали Селену на атомы и рассмотрели под микроскопом ее частную жизнь, может быть, вы пойдете и займетесь расследованием?

— Остынь, брат, — посоветовал Крис.

Марк сгорбился.

— Когда именно она рассказала вам об этих вечеринках? — спросил Майло.

— Когда приезжала ко мне во второй раз.

— Полгода назад.

— Она знала, что я — единственный из родственников, кто не осудит ее. По сути, она сама смеялась над всем этим. Голые немолодые люди трахаются и сосут, пока она играет «Эйр сэпплай». Потом она нашла ту преподавательскую работу, и это было еще круче.

— Как она ее нашла?

— Она не сказала.

— Может быть, один из этих чокнутых извращенцев присоветовал? — предположила Эмили.

— Мы обязательно проверим это, мэм, — пообещал Майло. — Селена рассказывала вам о своей работе с юным Вандером?

— Она сказала, что у нее теперь есть постоянная работа по обучению юного гения. Написала мне по электронной почте, и я сразу же ответил. Попросил ее позвонить — и она позвонила. Но только один раз. У нас был всего один разговор. Голос у нее был довольный… — Марк всхлипнул. — Я думал, что потом она позвонит снова. Сказал ей, что горжусь ею, попросил ее приехать домой, хотя бы в гости. Она ответила, что подумает об этом, но так и не приехала.

— Селена хранила распечатку вашего письма, мэм, — сообщил Майло. — Оно, несомненно, много значило для нее.

— Спасибо.

Детектив повернулся к братьям.

— Вы знаете что-нибудь о том, как она могла познакомиться с Вандерами?

Крис покачал головой.

— В музыке многое решают устные рекомендации… а-а, вы думаете, что они тоже были сумасшедшими — услышали, как она играет, на одной из этих пошлых вечеринок и наняли ее?.. Да, в этом есть некий смысл.

— Почему вы так считаете?

— Эти поганые богачи делают, что хотят.

— О Господи… — вздохнула Эмили.

— Делать необоснованные умозаключения — плохая идея, — укорил его Майло. — Все, что мы знаем о Вандерах, — что они наняли Селену обучать мальчика игре на фортепиано. Но это именно то, что нам нужно, — любые возможные связи с людьми, принимавшими участие в жизни Селены. Если у кого-то есть еще какие-нибудь мысли, пожалуйста, озвучьте их.

— Мне кажется, моя идея насчет богатеньких козликов вполне имеет смысл, — настаивал Марк. — Селена встретила их на этом шоу уродов, и они решили заплатить ей…

— Ты слышал, что тебе сказали? — оборвал его брат. — Это слишком глупо…

Марк развернулся к нему.

— А ты можешь предложить какие-то другие мысли? Отвянь.

Лицо у Криса стало свекольно-багровым.

— Пасть заткни!

— Прекратите! — вмешалась Эмили Грин-Басс. — Это невыносимо, как будто все кругом прогнило насквозь!

Глава 10

Мы смотрели, как мать и сыновья уезжают в трех разных арендованных машинах.

— Ни намека на единство, — заметил Майло. — И похоже, что Селена была чужой им всем.

— Люди приезжают в Лос-Анджелес, чтобы потерять себя, — отозвался я.

— Ты имеешь в виду меня, себя или всех?

— Всех, кому это подходит.

Вернувшись в офис, я сказал:

— Частные выступления на свингерских вечеринках могут объяснить наличие секс-игрушек. Селена начала с обеспечения звукового сопровождения, потом перешла к другого рода развлечениям.

— Милая девушка, вся из себя такая маленькая мисс Невинность — идеальная внешность для распутницы… — Майло усмехнулся. — Последний раз я слышал это слово в каком-то пошлом бродвейском мюзикле. — Он выудил из ящика стола сигару, развернул и покрутил ее. — Что ты думаешь о Злом Брате?

— Он единственный, кто поддерживал хоть какие-то отношения с Селеной, однако несдержанность может завести его слишком далеко.

Лейтенант проверил, есть ли в нашей базе что-нибудь на Марка.

— Чисто. Так что, возможно, нам следует доверять его инстинктам: Вандеры действительно могли платить пятьдесят штук в год не просто за уроки фортепиано.

— Если этот пацан такой гений, как ты думаешь, могла его семья нанять известного преподавателя, а не нищую музыкантшу, не прошедшую официальное обучение? С другой стороны, какое прикрытие могло быть лучше для их делишек с Селеной?

— Потыкать в клавиши, потыкать в папочку и мамочку…

— Это может объяснять чрезмерную потливость Трэвиса Хака. И ту каменную стену, в которую уткнулся Рид, когда пытался поговорить с бухгалтерами Вандеров. А Вандеры на момент смерти Селены просто случайно оказались в заграничном путешествии.

— Стиль жизни богатых и развратных, — ответил Майло. — Вполне возможно, что у Марка Грина просто зудит классовая зависть, однако это не значит, что он непременно ошибается.

Он потер лицо ладонями.

— Дом в конце дороги, за высокими воротами, никаких соседей в пределах видимости… Идеальное место для интересных вечеринок. Селена сказала Марку, что ей нужны деньги. Что, если она получала дополнительную плату за отнюдь не музыкальные занятия, а потом увидела нечто, из-за чего захотела уйти оттуда?

— Или ей кто-то в буквальном смысле угрожал.

— Шантаж?

— Большие тайны — большие деньги.

— Да, это всегда так.

— С другой стороны, истина может быть намного мрачнее, — произнес я.

— В каком смысле?

— А если она исчерпала свой «срок годности», и от нее просто избавились? Это может быть ниточкой к Шералин Докинз. А может быть, и к другим неопознанным покойницам, если они тоже зарабатывали на жизнь сексом.

— Использовали и выкинули?

— Свингерам вечно нужно что-то новенькое, — пояснил я. — Старое быстро наскучивает и надоедает. Сначала на какое-то время нанимают проститутку. Затем появляется Селена — внешне полная невинность. Это может придать огоньку их вечеринкам.

— Может, она была невинной не только внешне, — дополнил Майло. — Двадцать шесть лет и никогда ни с кем не встречалась, пока не попала в дурную компанию… Как ты считаешь, за столько лет работы по клубам это возможно?

— Возможно все, — ответил я. — Это и делает нашу работу интересной.

* * *

Он позвонил в морг и выяснил, что вскрытие Селены Басс назначено через три дня. На просьбы Майло ускорить процедуру ему ответили многочисленными «ну, может быть». Как раз в тот момент, когда он повесил трубку, раздался звонок от заместителя начальника полиции Генри Уэйнберга: тот желал узнать, когда можно будет опубликовать новости об убийствах на болоте.

— Скоро, — бросил Майло и долгое время сидел, безучастно слушая собеседника.

По окончании разговора я сказал:

— Берусь предположить: «немедленно» лучше, чем «скоро».

— У начальства уже написан и вычитан текст, который можно сразу растаскивать на цитаты. Чертовы акулы пера любят пресс-конференции, потому что это позволяет им притвориться, будто они делают нечто важное.

— Рискну поспорить, — отозвался я. — При наличии двух неопознанных жертв СМИ могут оказаться полезными.

— СМИ — это как укол пенициллина, Алекс. Боль в заднице, иногда в малых дозах бывает полезно. Это всегда обоюдоострый клинок: если рассказать слишком много, люди будут напуганы… Давай посмотрим, что выяснили наши дамы-костеискательницы.

Элинор Харгроув была на болоте. Все кости были извлечены, помечены и приготовлены к перевозке в ее лабораторию. Доктор предполагала, что ей вряд ли удастся извлечь что-либо ценное из их исследования, хотя у неизвестной Номер Три было «кое-что интересное с зубами».

— В каком смысле — интересное? — уточнил Майло.

— Два молочных клыка у нее так и не выпали, и она родилась без зубов мудрости. Если вы найдете записи стоматолога, то можно будет ее опознать.

Майло поблагодарил ее, позвонил Мо Риду, убедился, что молодой детектив завтра едет в Сан-Диего и назначил встречу через час за обедом в кафе «Могул».

— Он любит индийскую кухню? — спросил я.

— А какая разница?

* * *

Когда мы пришли в кафе, Рид пил чай. Тот же самый блейзер и брюки, точно такая же рубашка и галстук. За время, проведенное на солнцепеке, его лицо обгорело полностью; выглядел он усталым.

Женщина в сари принесла нам то же, что подавали в тот день.

Майло съел все, что поставили перед ним, но Рид не притронулся ни к чему.

— Не любишь индийские блюда? — спросил Майло.

— У меня был поздний завтрак.

— Где?

— В «Ай-эйч-оу-пи»[15].

— Немецкие блинчики с яблочной подливой?

— Просто яйца.

— Парень, тебе нужно как следует нагрузиться углеводами перед долгой поездкой. — Майло похлопал себя по объемистому животу. — Есть что рассказать-показать?

— Я говорил с Альмой Рейнольдс, подругой Дабоффа. Такая же ненормальная, как и он сам, постоянно твердит о том, что болото — священное место, несмотря на то, что она атеистка. Вот я и подумал: может быть, отсечение правых рук — это какой-то религиозный ритуал? Но я прошерстил все крупные религии, и ни в одной из них подобного нет, даже в викке или в вуду. Рейнольдс подтвердила, что в указанное Дабоффом время ее не было в города, и я не обнаружил пока в ее прошлом ничего примечательного. Бывший начальник Дабоффа в том букинистическом магазине сказал, что тот не склонен к насилию; он даже пауков и тараканов не убивал, а выносил на улицу и отпускал.

— Гитлер был вегетарианцем, — заметил Майло.

Детектив устремил на него взгляд своих голубых глаз.

— Вот как?

— Der Fhrer und der Tofu[16].

Рид улыбнулся.

— Как сказал бы Трэвис Хак, я тоже получил кучу ничего. Но кое-что в нем по-прежнему смущает меня, лейтенант. Какой-то он нервный и уклончивый.

— Может быть, он защищает Вандеров?

Страницы: «« « 345678910 » ... »»