Кости Келлерман Джонатан

Глава 14

— Похоже, участие Дюшена — веский фактор, — сказал Мо Рид, пока мы ждали, чтобы женщина вернулась из туалета.

Мы с Майло сидели на оранжевой пластиковой скамье в забегаловке, где подавали курицу и блинчики, на бульваре Авиэйшн. В кафешке пахло палеными перьями и горелым жиром; то и дело помещение сотрясал рев реактивных двигателей, заставляя дребезжать грязные стекла и угрожая обрушить штукатурку с покрытого потеками потолка.

Перед нами стояли три нетронутые чашки с кофе, бурую поверхность жидкости затянуло радужной масляной пленкой. Женщина заказала хрустящие бедрышки и крылышки в сладком соусе, двойную порцию вафель с корицей и большой стакан апельсиновой газировки. Она прикончила одну тарелку курятины, заказала вторую и умяла половину сладостей перед тем, как ей понадобилось отлучиться «по женским делам».

Ее звали Сондра Синди Джексон, и она называла себя Син[18]. Двадцатитрехлетняя чернокожая женщина с красивым лицом, скорбными глазами, длинными острыми ногтями, накрашенными синим лаком и частично выложенными блестками. Зубы у нее были ровные, но на левом резце блестела золотая коронка. Сложная прическа из дредов явно тестировала на прочность теорию струн.

Син была восемнадцатой проституткой, которую Мо Рид расспрашивал за два дня прочесывания «горячей зоны» аэропорта, и первой, которая утверждала, что знает нашу неизвестную Номер Три.

Она была сложена, как танцовщица, но аппетит у нее был потрясающий. Пока что Син только флиртовала, поглощала еду и прикидывалась невинной овечкой.

Рид ерзал от нетерпения, Майло излучал буддистское спокойствие.

За те же сорок восемь часов он принял бесчисленное множество бесполезных звонков, ничего больше не узнал о Большой Лоре Ченовет, не сумел найти родных Шералин Докинз где бы то ни было в Сан-Диего, в округах Ориндж и Лос-Анджелес. Подобные вещи часто истощали его терпение, но иногда срабатывали в обратную сторону.

Рид неотрывно смотрел в сторону женского туалета. Наш стол размещался так, что Син не могла уйти из кафе, не пройдя прямо перед нами.

— Когда она вернется, я на нее надавлю.

— Конечно, — поддакнул Майло. — Или можешь позволить ей поиграть еще немного.

Молодой детектив переоделся из костюма с галстуком в серую рубашку-поло, посередине которой проходила широкая красная полоса, в чистые синие джинсы и белоснежные кроссовки «Найк». Глаза у него были ясные, красное от загара лицо чисто выбрито. Под рубашкой выпирали мощные мышцы груди и плеч.

Одеваясь подобным образом, он намеревался слиться с толпой, но с тем же успехом он мог облачиться в форму. Сондра Синди Джексон сразу поняла, кто он такой. Шестьдесят долларов и обещание накормить обедом побудили ее сесть к нему в «Камаро».

— Обязательно затребуй возмещение расходов, — посоветовал Майло.

— Посмотрим по итогам, — отмахнулся Рид.

— Я вернулась! — объявил радостный голосок.

Розовый бархатный топик и белые кружевные шортики Син подчеркивали цвет ее кожи. Девица была стройной, не считая груди, увеличенной до мультяшных размеров — где-то она раздобыла на это деньги.

— Добро пожаловать обратно, — произнес Майло. — Приятного аппетита.

Син сверкнула золотым зубом, скользнула за стол и принялась трудиться над второй тарелкой курятины.

Четыре куска спустя она сказала:

— Вы такие молчаливые!

— Мы ждем вас, — отозвался Рид.

— А чего же вы ждете? — Она похлопала ресницами. Рид тоже моргнул.

— Вашего рассказа, — напомнил Майло.

— Рассказа?.. Ах да, про Мэнтут.

— Мэнтут? — переспросил Рид.

— Так ее звали, детектив Рид.

— Мэнтут?

— Ага.

Рид открыл свой планшет.

— Это ее имя?

— Фамилия, — ответила Син. — Долорес Мэнтут, но мы звали ее просто Мэнтут[19], потому что ей это шло. — Она дважды подмигнула. Рид молча смотрел на нее.

— Зуб. Жевать. Вы любите эту песню? — спросила Син. — Мы жевали весь… что? Вы не слышали этот блюз?

— Должно быть, я упустил его из виду, — сказал Майло.

— «Мы жевали весь день напролет», — подсказал я. — Бонни Рэйтт.

— Ага, — подтвердила Син. — Славная песенка. Вот такая и была Мэнтут. У нее был такой рот.

— Рот — в смысле… — уточнил Рид.

— А? — не поняла Син.

— Кто был ее сутенером? — вмешался Майло.

— Джером.

— Джером — а дальше?

— Джером Джером, — ответила Син. — Я не шучу, у него одинаковые имя и фамилия. Я не стану утверждать, что так его назвала мамочка, но именно так его все называли. Джером Джером. Только вы его не расспросите — он умер.

— От чего он умер?

— От передоза. — Аккуратно держа крылышко двумя пальцами, Син жадно обглодала его до кости.

— Когда? — спросил Рид.

Она лишь пожала плечами.

— Я просто слышала, что он умер.

— От передоза?

— А от чего же еще?

— Вы полагаете, он превысил дозу?

Взгляд Син был исполнен жалости.

— Детектив Рид, Джером ширялся каждый день, и не по разу, а потом умер. Вы полагаете, он скончался от старости?

— Долорес никогда не работала на Джо Отто Дюшена? — поинтересовался Майло.

— Да ни за что. Джо Отто работает с черными, на белых и не смотрит.

— Расскажите нам о Долорес.

Син помахала куриной косточкой.

— Старая. Белая. Уродливая.

— Когда вы в последний раз видели ее?

— Ну-у… с год назад?

— Старая — это сколько лет?

— Сто, — рассмеялась Син. — Может быть, сто пятьдесят. Она выглядела ужасно потасканной.

В ее ротике один за другим исчезали шарики персикового мороженого, однако никаких новых сведений этот ротик взамен не выдал. Рид протянул ей свою визитку, и девица взглянула на нее так, словно это было некое экзотическое насекомое.

Когда она выпорхнула из кафешки, мы дошли до парковки и смотрели, как она, покачивая бедрами, удаляется по Авиэйшн. В «Камаро» Рида не было компьютера, поэтому Майло пригнал со служебной парковки полностью оборудованный седан «Шевроле».

В базах данных не обнаружилось никакой Долорес или Делорес Мэнтут. Небольшая игра с перестановкой букв наконец позволила нам идентифицировать ее: Демора Джин Монтут. Светлые волосы, зеленые глаза, рост пять футов пять дюймов, вес сто сорок фунтов, родилась пятьдесят один год назад, тридцать лет арестов за мелкие правонарушения. Никаких упоминаний о непорядке с зубами, однако поисковик и не был нацелен на такие тонкости.

Майло позвонил в отдел по борьбе с проституцией и через пару секунд получил имя ее сутенера. Джером Ламар Макрейнольдс. Было подтверждено, что он умер четырнадцать месяцев назад: передозировка кокаина и героина, заключение о смерти сделано на основании следов от уколов и анализа крови, вскрытие не производилось.

— Он отбросил копыта, — сказал Майло, — и Демора осталась без «крыши», уязвимая. Злодей учуял это и начал действовать.

— Идеально для некоторых богатых хищников, — заметил Рид, массируя выпирающий бицепс.

— Главное — превратить женщину в жертву, — кивнул лейтенант.

Глава 15

Три дня не особо удачной охоты.

Майло и Рид прочесали всю трассу, ведущую к аэропорту, и выяснили, что больше ни одна проститутка не сталкивалась с бритоголовым клиентом, размахивающим ножом. Младший детектив Диана Салазар арестовывала Демору Монтут несколько раз и полагала, что родом та из Алабамы, однако не была в этом уверена. По налоговым ведомостям штата никто с такой фамилией не проходил.

— Вы, случайно, не знаете ее стоматолога, Диана?

— Угадали, Майло, не знаю. Равно как и ее парикмахера и личного тренера.

— Какой она была?

— Славная женщина, не очень умная; никогда не поднимала шума, если мы загребали ее при ловле на живца. Много лет назад она была действительно симпатичной.

— Единственный снимок, который я видел, был сделан два года назад.

— Ну, как обычно, — подала плечами Салазар.

Никто не слышал, чтобы Демора, Шералин Докинз или Большая Лора Ченовет работали на частных вечеринках.

— Если б они этим занимались, то похвастались бы, — сказал один сутенер. — Большая Лора — особенно, она любила выставляться, пускать пыль в глаза. А если с ней не соглашались, лезла в драку.

— С вами такое бывало? — спросил Рид.

— Что?

— Драки с Большой Лорой.

— Не, не было такого. Если б она полезла на меня, я бы ее прибил.

— Ее кто-то и прибил.

— Да плевать. Мне идти надо.

Проститутка по имени Чарвей, юная, все еще стройная, без шрамов на теле, полагающая, что у нее еще вся жизнь впереди, поглаживала свои груди, смеялась и говорила чувственным голосом:

— Они? С богатенькими типами? Для каких же вестсайдских вечеринок могут понадобиться такие старые кошелки?

На обратном пути в офис Майло угрюмо молчал. Видимо, почувствовав это, Мо Рид вел машину быстро.

— Может быть, Вандеры не имеют к этому никакого отношения, просто Хак — маньяк-одиночка?

Наблюдение за управляющим было установлено. То, что поместье Вандеров располагалось на вершине холма в конце дороги, ограничивало число выгодных точек обзора на Калле-Маритимо — ближайшая была в двух кварталах от ворот. Наблюдение не дало ничего: Хак не покидал дом.

Майло решил продолжать наблюдение до наступления темноты, сказав Риду, что они поделят смены между собой.

— Издали мы ничего не узнаем, лейтенант, — ответил Рид. — Надо прощупать самого этого типа.

— И как мы сделаем это, парень?

— Доверьте это мне, — ответил Рид. — При все моем уважении к вам…

— Тебе что, совсем не нужен сон?

— Я мало сплю. Меня никто не заметит, я умею сливаться с местностью.

— И как ты этому научился? — спросил Майло.

— Я был младшим сыном.

Практически вся взрослая жизнь Хака была пустым листом, и заполнить хотя бы часть этого сплошного пробела могла лишь Дебора Валленбург, адвокат, которая вытащила его из тюрьмы для несовершеннолетних. Однако спрашивать у нее не было смысла; адвокатша, скорее всего, будет молчать, как камень, о делах своего клиента — и это в лучшем случае. В худшем же она уведомит Хака, и, если тот в чем-то виноват, он сбежит.

Мои услуги не требовались, и я занялся консультациями по делам заключенных; это не отнимало много времени, оставляя мне возможность лениво погулять с Бланш и пообедать с Робин.

Посреди всего этого мне позвонила с Лонг-Айленда Эмили Грин-Басс.

— Я узнала ваш номер на психологическом сайте штата, доктор. Надеюсь, вы не в обиде.

— Ничуть. Чем могу быть полезен?

— Я звоню вам, а не лейтенанту Стрёджису, потому что… это не совсем касается дела Селены… — Голос ее прервался. — Поверить не могу, что я использую это слово.

Я ждал. Она продолжила:

— Я уже говорила с лейтенантом Стёрджисом и знаю, что дело стоит на месте. А вам я звоню… на самом деле, я не знаю, почему я звоню вам… Наверное, я… извините, что зря трачу ваше время, доктор.

— Не зря.

— Вы говорите это просто потому, что… простите, я не знаю, что делаю.

— Вы прошли через такое, чего большинство людей и отдаленно не могут себе представить.

Молчание. Когда Эмили, наконец, заговорила, голос ее был тихим и хриплым.

— Наверное… наверное, мне нужно… Доктор Делавэр, я все время думаю о той беседе. В участке. Мои мальчики… должно быть, мы выглядели совершенно сумасшедшей и недружной семьей. На самом деле, это не так.

— То, что случилось, на сто процентов нормально, — заверил я.

— Правда?

— Да.

— Вы видели других людей в такой ситуации?

— Многих людей. Четкой схемы поведения не существует.

Долгая пауза.

— Спасибо. Наверное, я хотела, чтобы вы поняли: на самом деле мы совершенно нормальные, обычные люди, но сейчас, когда я говорю это вслух, мои слова звучат нелепо. Какая разница, какое мнение у вас будет о нашей семье?

— Вы пытаетесь обрести хотя бы какой-то контроль над ситуацией.

— Что совершенно невозможно.

— И все же иногда следует хотя бы попытаться, — сказал я. — Я увидел в ваших сыновьях привязанность и любовь, к вам и к Селене.

Всхлип задребезжал в мембране телефона, словно отдаленный раскат грома. Я ждал, пока звук утихнет.

— Я не знаю, что могла бы сделать, начнись все сначала, — выдавила Эмили. — Я имею в виду — в отношениях с Селеной. Может быть, останься Дэн в живых… Он был хорошим отцом. У него нашли рак мозга. Он ничем не заслужил это; он не пил, не курил, не… это просто случилось, врачи сказали, что это одна из тех вещей, которые просто случаются. Наверное, надо было объяснить это Селене. Но она была такой маленькой, и я подумала… — Эмили судорожно втянула воздух. — Она потеряла отца, а я потеряла любовь всей моей жизни. После этого все посыпалось.

— Мне жаль, что вам пришлось испытать все это.

Молчание.

— Миссис Грин-Басс, то, что случилось с Селеной, не было связано с тем, что она потеряла отца.

Может быть, это и ложь, но кому какое дело?

— А с чем тогда?

— С чем-то еще, что невозможно определить.

— Но если б она не переехала в Лос-Анджелес… — Хриплый смешок. — «Если то», «если это», «если б только», «могло бы», «следовало бы», «было бы»… Она полностью порвала со мной.

— Так или иначе, дети отдаляются, — произнес я. — Если не географически, то психологически.

Перед моими глазами пронеслось мое собственное путешествие через всю страну — мне тогда было шестнадцать лет. Череда вокзалов, пустошей за окном вагона, киосков с гамбургерами… Потрясение при виде силуэта большого города впереди. Перспективы новой жизни, внушающие восторг и ужас.

— Отдаляются, — согласилась Эмили Грин-Басс. — Полагаю, это необходимо.

— Именно. Люди, остающиеся на одном месте, нередко чахнут.

— Да-да… Селена поступала именно так, как хотела. Всегда. Она была упорным ребенком. Всегда знала, чего хочет, и добивалась этого. Вот почему так тяжело думать, что кто-то ее… одолел. Она была хрупкой, но сильной личностью, доктор. Сто десять фунтов веса — но легко было забыть, какая она… маленькая. — Снова раздался всхлип. — Она была моим ребенком, доктор.

— Я вам очень сочувствую.

— Знаю… у вас добрый голос. Если вы узнаете что-нибудь, вообще хоть что-нибудь, вы позвоните мне?

— Конечно.

— Глупый вопрос, — вздохнула Эмили. — Кажется, я часто задаю глупые вопросы.

Закончив с очередной консультацией, я писал отчет, когда мне позвонил Майло.