Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит (сборник) Савин Владислав

Еще предупредили нас, что пыль этого минерала вдыхать категорически нельзя. Оттого на том судне в трюмах все в тряпичных масках работали, причем и нашим тоже приготовили заранее, выдали всем. Значит, не алмазы? Или алмазная пыль тоже легкие режет?

А разговаривали они между собой, я сам слышал и другие наши тоже, по-английски, по-испански и даже по-немецки. Живет, значит, дело пролетарского интернационализма? Что же они против Гитлера не выступили, когда он на нас напал? Или это еще со времен испанской войны у наших там связи остались?

Лазарев Михаил Петрович.

Подводная лодка «Воронеж»

Процесс пошел, ну а мы бдим. Глубина перископная, нарезаем круги вокруг двух судов, лежащих в дрейфе. Оба объекта освещены, как новогодняя елка, так что не дай бог подкрадется фриц. И антенна РЛС поднята, контроль за воздухом, если появится самолет, успеем сообщить нашим по УКВ, чтоб свет гасили.

Что будет, если появится англичанин или нейтрал? Простите, джентльмены, но вы оказались не в то время и не в том месте, здесь охотится U-181 под командой самого Вольфганга Люта, второго по результативности немецкого подводного аса после Отто Кречмера (сидящего сейчас в британском плену). Мы не стали бы тратить торпеды, но наши суда сейчас скованы в маневре и не могут уйти. Ну а если все пройдет гладко, утром «Краснодон» продолжит путь как ни в чем не бывало, а «Чарльз», как только окажется вне его видимости, будет потоплен все той же U-181, о чем вскоре последует депеша в Берлин (и паническое радиосообщение с самого транспорта). Хотя в действительности даже не придется тратить торпеду – большаковцы перед уходом зарядят бомбу в трюме, откроют кингстоны и все двери и люки.

И начнется последний этап – сопровождение «Краснодона» в Мурманск.

– Акустический контакт, пеленг двести десять, предположительно подводная лодка под дизелем.

Ну, накаркал, полундра! Выдал пеленг акустик. Вот только мы сейчас ее именно догоним и утопим. Скорости у нас хватит, как и дальности обнаружения, да и вряд ли тут их много. Даже если эта субмарина заметила свет на горизонте, ее радиодонесение другим лодкам «стаи» мы пока не перехватили. Но если таковое и последует, никак не успеет стая подтянуться к месту раньше, чем мы разделаемся с этим конкретным фрицем.

Боевая тревога. Курс 180. Ныряем на двести пятьдесят и разгоняемся до двадцати узлов. В отличие от эсминцев, мы на таком ходу контакт не теряем, если на глубине. Штурмана колдуют над планшетом, по изменению пеленга определяют дистанцию. Поворот на курс 270 – нельзя слишком отдаляться от наших. Наконец определили дистанцию в десять миль. Надеюсь, это не японец с «длинными мечами», они по дальности могли бы уже достать. Ложимся на курс перехвата. Сколько помню тактику фрицев, их лодки ночью атаковали одиночные транспорты (а конвоев тут нет) исключительно с надводного положения. Впрочем, если и нырнет, наши ЭТ-80СН даже в режиме «поверхность» на перископной глубине достанут, радиус сработки неконтактного взрывателя десять метров, и если задать глубину хода пять…

Нет, фриц попался наглый и тупой. Чешет над водой напрямую, как муха на лампу, ну точно, увидел свет. Впрочем, в отличие от Северной Атлантики, ПЛО тут пока еще чисто символическая, есть повод наглеть. Оценив скорость цели в семнадцать узлов, решаю стрелять не акустическими, а с наведением на кильватер. БИУС принимает данные, Бурый докладывает о готовности. Условия как на полигоне, дистанция две мили, курс цели почти перпендикулярный. Залп двумя торпедами. Цель даже не дернулась, что там, акустики спят? Два попадания, ну все, не лечится категорически. Но все же дожидаюсь доклада о погружении объекта и звуке разрушения корпуса на глубине.

Возвращаемся на позицию. То есть снова крутим круги до рассвета. В обычной «готовности два», зачем экипаж переутомлять?

И только утром узнали о той комедии, что была наверху – когда уцелевшие с той лодки, пять рыл в одной резиновой шлюпке, догребли все-таки до «Краснодона» с «Чарльзом» и пытались взять их на абордаж.

У Леонида Соболева, кажется, в «Капитальном ремонте» был такой персонаж, которого матросы звали Тое-Мое Зюйд-Вест и Каменные Пули, не в силах правильно выговорить «Его Высокоблагородие господин капитан первого ранга Монройо Ферайо ди Квесто де Монтекуоли», дальний потомок итальянских моряков, пошедших на службу еще Петру Первому. Лично я подобное тоже не выговорю – но вот этот человеческий экземпляр сумел без запинки, представляясь, граф такой-то, командир итальянской подводной лодки «Архимед».

Смотрел он на нас с почти животным ужасом. Чем живо напомнил нам штурмана с U-215, бывшего самым первым нашим пленным (Атлантика, июль сорок второго). Точно так же, наверное, ждал, что сейчас эти ужасные русские будут его пытать, резать на куски и в завершение съедят заживо. Имел при этом вид самый неаристократический из-за несимметричной морды лица (попросту огромного фингала, в который превратилась вся левая половина).

– Ну, Рябой! Ты прям как гоголевский Держиморда. Тебе что, персональный приказ нужен «не давать воли кулакам своим» без надобности? Вот этот что, сопротивлялся?

– Пытался бежать, тащ командир! Как только красную звезду увидел и понял, что мы советские, так прямо хотел в воду сигануть. Ну а мне привычнее сначала оглушить, а после уже руки за спину.

– Это ты не мне, а Князю скажи. Ему свое время тратить, если этому графу сотрясение мозга лечить потребуется.

– Так нет у него мозгов, тащ командир! Уж если они такое с собой тащили. Вы только гляньте!

– Ну ни фига се!

Баульчик, отдаленно похожий на наш «сидор». В нем какие-то бумаги, так, это точно корабельный журнал, все к нему сопутствующее, даже ведомость выдачи жалованья, и это! Кодовая книга, шифроблокнот, таблицы, в общем, весь полный комплект корабельной шифрдокументации! Какого… они тащили ее с собой, обязаны ведь были уничтожить после гибели лодки! Ну точно, мозгов нет!

Подстава? Не верю, что это было реально, вот так подсунуть нам «жертвенного барашка». Да и смысл?

А вот нам это очень кстати. Точно, был вы верующим, свечку поставил бы. Дело в том, что играть в эфире роль U-181 мы могли, лишь пока не сменят кодовые ключи «Энигмы» – причем в кригсмарине для связи с берегом и с другими лодками в море использовались разные ключи, и если восстановить вторые мы могли, перехватив и расколов переговоры других субмарин, то ключ для дальней связи со штабом у каждой лодки был уникальным, то есть получить его конкретно для U-181, случись смена кодов, мы не могли никак. Возможен, конечно, был вариант, «по халатности такого-то утрачен экземпляр кодовой книги», вряд ли, получив такую радиограмму, лодку отозвали бы с позиции, скорее разрешили бы ей до конца похода работать со старыми настройками шифрмашины, но это уже была бы не совсем чистая игра, наводящая на подозрения. А тут такой подарок.

Вот только поверят ли союзники, что итальянская лодка будет способна на такое? Вообще в знакомой нам истории итальянские подводники показывали результат не хуже немцев, с одним лишь дополнением: на удаленных морских театрах. То есть там, где не было сильной ПЛО (если вообще была какая-то), не требовалось ни прорываться через охранение к конвою, ни преодолевать противолодочные рубежи. А так итальянцы драться не умели совершенно, на подвиги диверсов князя Боргезе и еще успехи торпедных катеров прошу не ссылаться, в легкие силы флота всегда идут люди особого склада, отпетые сорвиголовы, в любой стране. Кому интересно, прочтите историю войны за Средиземноморье и уделите внимание действию итальянского флота – линкоров, крейсеров, эсминцев, да и подлодок. Про разгром англичанами конвоя «Дуйсбург» я, кажется, уже рассказывал – так вот, это был бой чрезвычайно показательный для потомков римлян в эту войну.

Наглости, однако, им было не занимать. Представьте картину – наверху погрузочно-разгрузочные работы в разгаре, как вдруг вахтенный докладывает: «Надувная шлюпка с левого борта!» С «Воронежа» – не похоже, все четыре лодки, с которых высаживались, на борту, а собственный бот атомарины заметно большего размера. Шлюпка подваливает к борту, с нее по-английски громко требуют спустить трап, на палубе появляются эти пятеро клоунов и, не смущаясь наведенных на них стволов, объявляют, что наши суда захвачены доблестным и непобедимым итальянским ВМФ. Причем этот граф говорил по-итальянски, а один из его подчиненных громко переводил, ничуть не сомневаясь, что высочайшее повеление будет исполнено. На пятерых был один карабин и два пистолета (против десятка автоматов, взявших их всех на прицел), а еще, как заявил этот граф, итальянская подводная лодка рядом в море, готовая к торпедной атаке.

Вот только Большаков и все наши очень хорошо представляли, что такое «Воронеж». И не могли допустить и мысли, что какой-то итальянец сумел бы проскочить незамеченным. И где же тогда сама лодка, что же она не подкрепляет требования выстрелом из палубного орудия под нос жертве? А с чего это командир лодки (так и представился – вот идиот!) во главе абордажной партии? Так что делаем вывод, господа, что вашу лодку только что потопили. И лучше бы вам быстро бросить на палубу то, что там у вас в руках, а то мы вас сейчас немножко поубиваем, без всяких шуток.

Граф в ответ процедил сквозь зубы тем же тоном. Его помощник перевел: знаем ли мы, что такое воинская честь? Готовы ли вы дать гарантии, что с ним, графом, и его подчиненными будут обращаться так, как подобает, согласно их достоинству и статусу военнопленных? В ответ наши, едва сдерживая смех, заявляют, что гарантии – это то, что вы пока еще живы. И вообще, нам некогда – так что или вы сдаетесь, или вас сейчас изрешетят.

А когда макаронников уже заперли в какой-то кладовой, Юрке Брюсу пришло в голову заглянуть в мешок, который так и валялся на палубе возле трапа (лодку уже втянули наверх). Итогом же стало избавление итальянцев от участи утонуть вместе с судном при наступлении рассвета. Тем более что среди спасенных оказался шифровальщик-радист. А шифрмашинами в итальянском флоте были все те же «Энигмы».

– Кстати, а отчего вы не уничтожили документацию, как положено по уставу? (признаюсь, что не читал итальянский устав, но полагаю, такое требование там быть обязано). Не понимаешь ни по-нашему, ни по-английски, графская морда? Кто там у них переводил?

Приводят переводчика (оказалось, офицер-механик, если по-нашему, сам «бычок-пятый», или комдив, непонятно). Граф слушает вопрос и ответом вводит нас в ступор: да, требование такое есть, но также был прецедент, когда какой-то их командир за личное спасение секретной документации при гибели его корабля был награжден. Он же, граф, хотел надеяться…

– С этим понятно, а теперь объясните, как это среди вас пятерых четверо оказались офицерами и как вы вообще успели подготовить и спустить шлюпку?

– Экстренное оставление корабля экипажем – это необходимый элемент боевой подготовки, который неоднократно отрабатывался и в базе, и в походе (в последнем случае, естественно, ограничивались имитацией спуска шлюпки).

– Какое на хрен оставление экипажем, в шлюпке сколько мест?!

– По уставу супермарины, в критической ситуации положено спасать самые ценные, подготовленные кадры.

– То есть в вашем флоте регулярно проводятся учения, когда офицеры бросают свои боевые посты и бегут к шлюпке, они одни, чтобы первыми за борт?!

Хотя что можно ждать от флота, где даже на субмаринах офицеры имеют отдельную кухню от нижних чинов и отдельные каюты (такого не было больше ни у кого). Читал про их армию в эту войну, что она в общем была вышколена неплохо и даже могла храбро идти в атаку, пока был порыв, но вот при неуспехе строй чрезвычайно легко ломался и солдаты впадали в панику, совершенно не могли «держать удар». Не столько храбрость, столько наглость. Они в самом деле рассчитывали вот так, на блефе, захватить наши транспорта? А что нам оставалось делать: до берега далеко, а так хоть какой-то шанс был, стоило попытаться. С такими, как вы, шанс может, и был.

– Ладно, вопрос последний, с чего это вы так русских боитесь, вроде у нас к вам особых счетов нет? Что?! Ну, морды макаронные…

– Русские – это не европейцы, а дикие азиатские варвары. Им не знакомы ни воинские традиции, ни воинская честь. И нельзя рассчитывать на соблюдение правил, сдаваясь столь нецивилизованному противнику.

А какие воинские традиции имеют на своем веку победоносная итальянская армия и флот? Мы, русские, гордимся памятью о многих наших победах. А вот вы не выиграли ни единого сражения и ни одной войны! Ах да, благополучно отняли у турок Ливию и еще сумели сквитаться с эфиопами за свой разгром при первой встрече – в этот раз сумели победить лишь тем, что травили эфиопов газами. Вы умудрились быть дважды битыми в сороковом, уже капитулировавшими французами и какими-то албанцами, спасибо Адольфу, что он вас спас. Все ваши воинские традиции – это то ли церемониал, то ли ритуал торжественной сдачи в плен с музыкой и шампанским (как в 1943-м перед немцами в Северной Италии).

– Увести, они нам больше неинтересны. Может, нашей разведке и сгодятся после на что-то.

Вот будет юмор, если в этом времени военно-морской легендой Италии станет субмарина «Архимед» (в нашей реальности, как успел узнать Сан Саныч, потопленная у берегов Бразилии как раз в апреле сорок третьего), лодка, донесшая об утоплении какого-нибудь британского или американского линкора или авианосца и погибшая на пути к дому.

«Краснодон» успеет войти во Фритаун до двадцатого. И когда он будет уже там, с моря придет сигнал «SOS – атакован субмариной», с позывными «Чарльза» и координатами, где это случилось. Надеюсь, там еще плавают обломки, по которым погибшее судно можно будет опознать, и еще больше надеюсь, что за двое суток там не пройдет никто другой, а то выйдет неудобно. Хотя мало ли при каких обстоятельствах мог оказаться за бортом, например, спасательный круг с именем судна? Затем с моря будет передан доклад от подводной лодки, чью маску выбрать – U-181 или «Архимеда». Наше представительство во Фритауне наготове, должно обеспечить дозаправку «Краснодона» предельно быстро, ведь наш транспорт должен успеть в Рейкьявик, к отправке очередного конвоя PQ.

Кому я сейчас искренне завидую, так это Большакову и его команде, которые сейчас отдыхают у нас на борту. Они-то уже полностью «отстрелялись» и сделали это отлично.

Получил шифровку из штаба СФ. «Шарнхорст» и «Цеппелин» вышли из Нарвика, предположительно в Атлантику. С одной стороны, это нам еще одна помеха. С другой же, надеюсь, союзникам будет не до какого-то транспорта, пробирающегося на север.

От Советского Информбюро, альтернативно-историческое сообщение от 20 апреля 1943 года

В течение 20 апреля наши войска вели бои с противником западнее Днепропетровска и в районе Перекопского перешейка. На других фронтах существенных изменений не произошло.

Западнее Днепропетровска крупные силы противника при поддержке танков атаковали позиции, которые обороняет Н-ская стрелковая часть. Наши бойцы отбили атаку гитлеровцев. Огнем нашей противотанковой артиллерии подбито и сожжено десять немецких танков, уничтожено до батальона немецкой пехоты. На другом участке в результате успешной разведки боем уничтожено до четырехсот немецких солдат и офицеров.

Москва, Кремль

– …таким образом, товарищ Сталин, есть возможность параллельно провести операцию «Сахара», поскольку события развиваются точно по плану, исключительно для нас благоприятно. Транспорт потоплен после перегрузки, причем его сигнал бедствия послан в тот час, когда «Краснодон» брал топливо в порту Фритаун. Также штатно ушло донесение от U-181. И нет оснований полагать, что союзники что-то заподозрили. В настоящий момент «Краснодон» под охраной К-25 в море, следует предписанным курсом.

– Смысл операции? Клин между США и Англией, так они и так после сорок пятого были в раздоре. Еще один ложный след по «Полыни-3»? А не выйдет ли, что, напротив, в своем расследовании британцы выйдут на истинное положение дел? Отомстить испанцам за тридцать девятый? А что с того будет иметь СССР?

– По первому. Еще один клин не помешает. Именно потому, что сейчас сорок третий, а не сорок пятый. И «Манхеттен» оказался приторможен. А если еще из него англичан совсем убрать? Не участие их спецов, которых и так в сорок пятом к делу не подпускали, а именно передачу данных, обработку информации? Ну а у генерала Гровса и иже с ним случится обострение паранойи к англичанам, что точно не поможет делу. По второму – мы оттого и не беремся играть с британскими спецами на их поле. А изначально создаем ситуацию, поиск черной кошки в темной комнате, где кошки нет. Пусть после хоть весь Скотленд-Ярд изучает «испанские» дела и связи этого человека через микроскоп, создавая и проверяя версии, в которых сами запутаются. Ведь кошки в комнате нет – но британцы этого знать не могут. И в-третьих, вступление Испании в войну чрезвычайно выгодно СССР, поскольку лишает рейх важного для него канала связи с внешним миром. Сколько сырья и готовых изделий так попало в Германию в истории потомков и, смею предположить, в нашей? Франко сам в войну не вступит, не идиот. Но что он будет делать, если войну объявят ему? Ведь союзники такого не простят и никаким объяснениям не поверят.

– Лаврентий, а ты учел, что история могла измениться? И легенда не пройдет?

– Тут, товарищ Сталин, мы провели большую работу, как мои сотрудники, «проверяя» соответствие фактов данным, полученным из неуказанного источника, так и команда товарищей ученых, пытающаяся совпадения или расхождения объяснить. Подробный доклад у вас на столе – а если коротко, наши «параллельные» миры действительно притягиваются. И тут имеет значение величина исходного отклонения – к примеру, действия К-25 свернули историю на другой путь, и не возникло корректирующего момента в виде гибели подлодки от случайной причины, но вот события без причинно-следственной связи с возмущением истории будут повторяться и у нас. Как, например, появление U-181 в том же месте и времени и даже факт разрыва пушки, от которого погибли и были ранены те же члены экипажа. Случай чрезвычайно показательный, как раз тем, что тяжелораненых было не один, а двое. Вторым оказался кригс-комиссар, в той истории отсутствующий. Так что большая вероятность, что английский фигурант и здесь причастен к сомнительным делам, касаемо торговли с врагом в военное время.

– А если в Лондоне будет провал?

– Тогда К-25 придется задержаться на полсуток. И какой-то испанец, следующий из Виго в Англию, будет потоплен «немецкой» лодкой. Ста килограммов золота ради такого не жаль.

– В самой Испании сумеют все обеспечить? Принять груз и отправить точно в срок?

– Люди надежные, с тридцать седьмого. Все – от Долорес. Тем более они и не будут знать, что передают.

– Однако же К-25 придется оставить «Краснодон» без охраны. На двое или даже трое суток.

– Мы рассчитали, что риск встречи с немецкой лодкой невелик. Притом что К-25 сумеет все же осуществить дальнее прикрытие. В худшем же для нас случае захвата транспорта союзниками К-25, безусловно, успеет вмешаться раньше, чем судно доведут до ближайшего британского, а тем более американского порта.

– Ну, Лаврентий, тебе за все отвечать…

Капитан Юрий Смоленцев Брюс.

Где-то у испанского берега, вблизи Виго, 26 апреля 1943 года

Так и не попал я на Канары – ни в той жизни, ни в этой. А мог бы, поскольку наш кэп Большаков рассказывал, что прорабатывались разные варианты. В том числе с высадкой на берег – на какой-то Канарский остров или прямо на испанскую землю. Но решили работать так, как сочли наиболее надежным. Поскольку в нашей стихии, то есть под водой, даже «люди-лягушки» князя Боргезе для нас не противники, за полвека опыт накопился, и учили нас более качественно, снаряжение у нас лучше, совершеннее средства связи, навигации, обнаружения. Ну а про оружие вообще молчу – кроме ножей, ничего у итальянских лягух нет, что можно на глубине из автомата садить очередями, тут и не слышали. То есть работаем, не выходя на сушу, – и попробуй нас достань, если что пойдет не так.

Хотя Канары сейчас – это не туристический рай для богатых буратин, а пока что самые нищие задворки самой бедной европейской страны. Климат и пляжи в наличии, а вот модные курорты появятся лет через тридцать. И связь с метрополией даже в мирное довоенное время крайне ненадежна, а уж в войну… Оттого от этого варианта и отказались – надо было сделать быстро и с гарантией.

Атомарина всплывает в видимости берега! Но уже стемнело, и нас не различить. На палубе беготня – хотя радаром и акустикой проверено, никого рядом нет, но может ведь появиться? А видеть «Моржиху» в Атлантике не должен никто, если же такие неудачники объявятся, придется их убивать, без вариантов. Матросики в темпе спускают на воду две «миноги» и немецкую надувную лодку, одну из тех, на которых мы шли на абордаж, загружают в нее пару ящиков с золотом (но по упаковке не видно, тара на боеприпасы похожа). Я, Валька, Влад, Андрей-первый, надев снаряжение и вооружившись еще кой-какими полезными вещами, грузимся в лодку, она поднимает шестерых, но два места заняли ящики. «Воронеж» погружается – и море чисто, как десять минут назад. Но мы знаем, что корабль ждет нас на глубине, и даже без «миног» мы могли бы доплыть, нас примут внутрь через торпедные аппараты. Пока ждем.

С «Воронежа» по УКВ корректируют наше место. Не хватало еще, чтобы снесло течением и волнами черт-те куда. Гребем, отдыхаем. Ждем.

Время рандеву – полночь. За полчаса с атомарины передали, цель на радаре, пеленг 110, дистанция четыре мили. Проходит время, сначала слышу далекий шум мотора, затем в ПНВ различаю силуэт, что-то вроде малого сейнера или мотобота, на похожем мы из Киркенеса уходили, только этот чуть крупнее. Значит, команды там может быть до десятка человек, максимум пятнадцать, если подстава-ловушка. И пара пулеметов, причем, возможно, крупнокалиберных.

Хотя если бы это была засада, лоханка была бы не одна. А в отдалении держались бы еще две-три, вооруженных и с морпехами на борту. Или, если бы предположили подлодку, выпустили бы свою субмарину, подстеречь и потопить. Ведь не могут же там рассчитывать на локаторы и акустику двадцать первого века? И мы бы ушли благополучно, да еще хлопнув дверью, вот прибавилось бы покойничков у враждебной стороны, только золота жалко, пришлось бы топить. Точно так же, если это окажутся не те, кого мы ждем, а совершенно посторонние рыбаки или контрабандисты – простите, но вы оказались не в том месте и не в то время.

Быстро седлаем «миног», прихватив всякие полезные (для нас, а для кое-кого так очень опасные) вещи. Гости уже близко, так еще мимо пройдут. Валька и Влад ныряют по направлению к цели, а вторая «минога» со мной и Андреем пока остается возле нашей «посылки». Я достаю фонарь и сигналю в направлении судна: короткий, короткий, длинный, длинный, короткий. И еще раз. Мотобот поворачивает, и я вижу с него ответ: длинный, длинный, короткий, короткий, длинный, как зеркальное отражение моего сигнала. Все правильно, вот только знакомиться с испанскими товарищами в мои планы не входит. Перегибаюсь через борт лодки, зажигаю заранее припасенный немецкий фонарик, бросаю на дно. И ныряем тоже.

Суденышко подплывает к резиновой лодке. Я выныриваю у самого борта и слушаю. Говорят по-испански. Груз взяли, теперь скорее назад, и чтобы не заметили, да что эта портовая стража может? Не англичане, и совершенно не озабочены найти отправителя: не видно на палубе ни солдат, ни пулеметов, никто не орет в рацию, не обшаривает море прожектором. И не удивлены неожиданной находкой, не пытаются тотчас же вскрыть ящики, как это непременно сделали бы посторонние, случайно оказавшиеся тут. Да ведь они и на сигнал ответили правильно? Значит, считаем, что это те самые товарищи и есть. Тогда плывите, и удачи!

Ну а если бы? Нет, мы не стали бы устраивать Голливуд с захватом (хотя могли бы). Просто в этом случае к днищу гостей была бы прицеплена другая посылочка. И через полчаса рвануло бы так, что свидетелей б не осталось.

Дело сделано, без шума и подвигов. Как и должно было быть. Связь с «Воронежем» – мы возвращаемся, примите.

Лазарев Михаил Петрович.

Подводная лодка «Воронеж», Атлантика, к северо-западу от Канарских островов (примерно 36° северной широты, 25° западной долготы), 28 апреля 1943 года

Японский городовой! Истинно говорят, что все неприятности в мире – от золота. Интересно, а где его брали в Европе до того, как конкистадоры индейцев ограбили? Калифорния, Аляска, Австралия, Южная Африка, да и наша Якутия – это все открытия относительно недавние, ну а в темное европейское Средневековье монеты чеканили из чего, если ни в Европе, ни в Египте с Вавилоном золотых рудников не было и нет? А золотые монеты еще до Колумба были. Надо будет после у Саныча спросить…

Но приказ однозначный. И отдан явно не комфлотом, тут за морскую милю политикой тянет. А кто у нас в СССР самый главный политик, без санкции которого о таких делах даже думать вредно? Вот именно. Так что не выполнить приказ нельзя – но ведь он прежнего не отменяет! Как мы обеспечим сопровождение «Краснодона» и этот рейд к испанским берегам? На наше предложение о Канарах, тоже ведь испанская территория, а дальше пусть самовывозом занимаются, Москва ответила решительным отказом.

Вызываю – нет, не Большакова, его убивцы свое дело и так знают! – а Серегу Сирого, и ставлю ему задачу. Бегать нам придется резво, и на глубине, так что чтобы вся механика работала как швейцарские часы, не дай бог, что-то сдохнет, надеяться тут не на кого. Связались с «Краснодоном» по УКВ, дали инструкции – идти противолодочным зигзагом, внимательно смотреть в перископы, ну а над водой не всякая лодка рискнет, все же у наших не только эрликоны, но и пара трехдюймовок. И готовлю себя к мысли, что ближайшие трое суток спать придется по минимуму, а нервы жечь по максимуму. Вот он, «день икс минус двое суток», вперед!

Сначала шли широкими галсами (зигзагом), на двухсотметровой глубине, слушая акустикой. Убедившись, что всюду чисто на восемьдесят миль вперед, пошли на норд-ост. Успокаивало то, что самые опасные фрицы могут появиться как раз отсюда, встречным курсом, от французских баз за Бискайским заливом (12-я подводная флотилия кригсмарине), они выходят в Атлантику, огибая Пиренейский полуостров, сворачивая на юг. А значит, мы засечем их всяко раньше, чем они доберутся до «Краснодона».

Лодку мы встретили лишь одну, по истечении суток. «Девятка», такая же как у Люта, резво бежала навстречу под дизелями. Мы не всплывали под перископную, акустики было достаточно, чтобы с нашей скоростью, занять позицию по курсу и выпустить торпеды. Два попадания, взрывы – готово. Позже мы узнали, что наша жертва имела номер U-198, командир Вернер Хартманн (не родственник ли?), Рыцарский крест и одиннадцать потопленных на счету (на момент своей гибели в нашей истории, в августе сорок четвертого). Тогда же мы просто смахнули ее с поверхности моря, как битую пешку с доски. Устраивать тотальный геноцид еще и двенадцатой флотилии по образу и подобию того, что мы сделали с одиннадцатой (арктической), в наши планы решительно не входило, чтобы не навести кое-кого на всякие мысли и аналогии. Если союзников в Атлантике могли топить хоть Лют, хоть «Архимед», хоть даже этот свежеутопленный фриц – то кто здесь мог с таким же успехом бить немцев?

У испанского берега управились быстро. Слава богу, достаточно было лишь малой части трофейного золота, и ребята Большакова оказались на высоте. Утро 27 апреля встретило нас уже в сотне миль (час, когда по расчетам, на поверхности должен был наступить рассвет). Мы шли назад почти тем же курсом, полным ходом. Когда акустик доложил, есть контакт, я облегченно вздохнул. Дождусь идентификации цели, что это точно наши, и уйду наконец спать, полную вахту, оставив в ЦП Петровича. Хотя что-то рановато, «Краснодон» дальше должен быть, он ведь зигзагом шел, что сильно бы его замедлило.

– Тащ командир, контакт множественный! Боевые корабли, как минимум один линкор или авианосец, еще не меньше десятка целей. Пеленг не меняется, двести пятьдесят пять, уровень на пределе слышимости.

Уже легче. Эскадра этих времен, с линкором во главе, шумит так, что нашей акустикой слышно миль за сто, а то и больше, в Центральной Атлантике слышимость по сравнению с Севером – это просто эталон. Немцев такими силами тут точно быть не может (помню про бывших французов, «Дюнкерк», «Страсбург», прочие, но как они через Гибралтар прошли?). Но хрен редьки не слаще, потому что если эта шобла наткнется на «Краснодон», то точно пошлет какой-нибудь эсминец, досмотреть. А если там будет кто-то дотошный и глазастый?

Увеличиваем ход, насколько это возможно для такой глубины, чтобы не шуметь на весь океан. Определить курс неизвестной эскадры точно не можем на таком расстоянии – но пеленг не меняется, а это значит, что наш и их курс сходятся. Еще несколько часов в напряженном ожидании.

– Тащ командир, еще контакт, пеленг сто девяносто, торговец… опознан по сигнатуре, «Краснодон».

Смотрю на планшет. Вот не было печали! Ладно, шанс пока еще есть, может, проскочим. Если эти куда-нибудь в Атлантику идут.

Через пару часов стало ясно, что не проскочим. «Краснодон» уже рядом, вступаем снова в его охранение – но вот эскадра, судя по уровню сигнала, не дальше чем за пятьдесят-шестьдесят миль. И точно идут на нас. Вспоминаю дальность обнаружения американским радаром SG по надводной цели, свыше двадцати миль. То есть надо не просто убраться с пути эскадры, но и отойти на столько же в сторону. Акустик докладывает, что различает цели класса линкор или крейсер, целых три. Тогда впереди, миль за десять, должен быть еще дозор из эсминцев. «Краснодон» точно не успеет.

Воображение уже услужливо рисует картину: англичане, или американцы (кого там черт несет) останавливают «Краснодон», обнаруживают уран в трюме. Команду подвергают допросу третьей степени (а впрочем, и так все ясно), и СССР оказывается крайним во всем! Ну а после сам Иосиф Виссарионович вызывает меня на ковер и спрашивает с упреком: «Это как же вы, товарищ Лазарев, допустили?»

Считается, что Наполеон не выиграл Бородинское сражение, потому что у него в тот день был насморк и мигрень. Я же был зверски не выспавшись и оттого просто выстрелил в сознание «боевую программу». Навык не подвел, голова вмиг стала ясной, мозг просчитывал варианты действий, быстро и четко, как компьютер. Вот только последние рубежи обороны, а может, не разберут при досмотре, что это, или же «не виноватые мы, купили у незнамо кого», были выброшены из рассмотрения. Потому что врага до последних рубежей допускать нельзя.

Вперед, с песней, и шашки наголо? Ну мы же скорее морские ниндзя, а не кавалеристы! А крайним-виноватым окажется тот, кто попадется. Вот и станет Вольфганг Лют в этой истории мегагероем кригсмарине. Или графа вперед выпустить? Будет вам сейчас, англосаксы, эпическая морская битва за демократию.

Передаем на «Краснодон» приказ: самый полный ход, курсом на норд (нет там немецких субмарин, мы только что все просмотрели, по пути). А мы, курс 265, ныряем на двести пятьдесят, и полным. Через три часа сбавляем ход и всплываем под перископ.

Это ж какие люди – тьфу, какие корабли! – встречаются на морских дорожках! Вот какая вероятность, что столкнемся в океане, друг друга вовсе не ища? А поди ж ты… Перископ вниз, ныряем на двести, чтобы не засекли. С кораблей не увидят, но вдруг, по закону подлости, сейчас самолет прямо над нами? Так что лучше не светиться, режим видеозаписи был включен – картинку на экран!

Она, «Айова», силуэт характерный, не спутаешь, заметно удлиненный нос без полубака, три башни, две трубы – у линкоров типа «Саут Дакота» труба одна, у типа «Норт Каролайн» труб тоже две, но тонкие и вплотную друг к другу, у всех прочих американских линкоров постройки еще той войны орудийных башен четыре (у самых старых и больше). Считался лучшим линкором всех времен и народов – его конкурент, «Ямато» все же был слишком тяжеловесен и имел явно слабую ПВО. А может быть, и был лучшим по сбалансированности характеристик, отличные пушки, как главная, так и вспомогательная, и зенитные калибры, лучшие на то время радары и СУО, броня на четверку с плюсом (у «Ямато» и немцев, пожалуй, получше) и ход тридцать пять узлов, как у эсминца (по рекламе, в реальности не больше тридцати). Но вот что это чудо здесь делает, если на нем флаг подняли лишь в феврале, экипаж его просто освоить не успел? И присутствует этот красавец в американском флоте пока что в единственном числе – «Нью-Джерси» будет принят в мае, а «Миссури» и «Висконсин» лишь в следующем, сорок четвертом, дальше в развитие этой серии предполагался тип «Монтана», дюжина стволов главного калибра вместо девяти, и усилена броня – получился бы «Ямато-киллер», но война закончилась. И за каким хреном американцы гонят через океан ценный корабль, который еще и боевую подготовку не завершил?

Саныч комментирует, не столько мне, сколько оператору ГАКа, записывающему сигнатуры.

– Цель номер два – легкий авианосец тип «Индепенденс», переделка из крейсера. Один из трех, сам «Индепенденс», «Принсентон», «Белью Вуд», пока только они в строю. Цель три, это легкий крейсер тип «Кливленд», нам уже встречался. Все остальные, это эсминцы, тип «Флетчер» или чуть более легкие «Бристоли», не разобрать.

– А вот куда идут и зачем? – задумывается Петрович. – Что-то курс у них не подходит даже для Гибралтара, не то что для Англии, слишком сильно к югу забирают. С кем они там воевать собрались?

Исторический факт, что после сорок пятого все эти «Айовы» снарядов по берегу – Корея, Вьетнам, Ближний Восток – расстреляли больше, чем за Вторую мировую. Тогда шестнадцатидюймовые снаряды линкоров, были у штатовцев, как во время более позднее, крылатые ракеты: на тропическом острове Иводзима после артподготовки ни одной пальмы не осталось, все смели. Вот только кому они сейчас хотят свою демократию на вынос – вроде фрицев в Африке не наблюдается?

– Тащ командир, еще контакт! – доклад с ГАКа. – Пеленг двести десять, групповая, похоже на торгашей.

Еще легче! Что все это напоминает – правильно, конвой, транспорта с непосредственным охранением и боевая эскадра в дальнем прикрытии. Для Северной Атлантики норма, вот только на африканском маршруте это зачем, тут, кроме подлодок, противника давно уже не бывало (и не будет до самого конца войны). А вот похоже это на войсковой конвой, как бы на Тихом они шли к какому-нибудь атоллу Тарава, на захват, тут линкоры, снарядами все там перепахать, если что, очень даже нужны.

Взгляд на карту – и куда же они таким курсом придут? Фритаун отметаем, нечего там делать линкорам. Французские колонии, уже теплее, но экваториальная Африка и так за де Голля, под англичан легла, а Марокко вроде уже захватили. Неужели острова – Канарские, Азорские, Мадейра? Азоры они и в нашей истории занимали, не помню только в каком году. А вот Канары – Франко что-то по Гибралтар пищал, может, решили ему показать, что тогда будет? Ясно тогда, отчего самое новье – чем не боевая подготовка, вот так через океан прошвырнуться и кого-то пугнуть, уж нефти в США хоть залейся, не жалко!

Нам от этого нисколько не легче. Если они обнаружат «Краснодон»… По легенде (читал в книге, написанной американцем Лордом), на вопрос, что делать, если по пути встретится нейтрал, например русский, адмирал Нагумо, ведший флот к Перл-Харбору, ответил: «Быстро потопить и забыть о нем». Или как минимум ради секретности заставят идти вместе с их конвоем, пока не завершат дело, что тоже очень нехорошо (Время! Кто знает, до чего в «Манхеттене» додумаются!). Так что с нашей стороны никакое это не превышение, а самая необходимая оборона.

Ордер американцев: «Айова», а за ней параллельным курсом авианосец, где-то в полумиле. Впереди крейсер с тремя эсминцами, строем фронта, и завесы из эсминцев с флангов. Генеральный курс эскадры где-то 120 (зюйд-ост), мы к северу и чуть впереди.

Может, радировать сначала? Так не темнота пока, антенну заметят, и начнется беготня раньше времени. И кто у нас, простите, знает итальянский? От лица Люта передать благо, что новый шифр для связи между лодками у нас есть, перехватили, раскололи? А отчего не доложили в Берлин? Так что, после.

Проходим мимо эсминцев. Глубина двести пятьдесят, малошумные десять узлов. ГАК докладывает – слышит сразу несколько сонаров. Но вот с противогидролокационным покрытием на корпусе лодки союзники еще не встречались, это немцы внедрили на «типе XXI», и было то покрытие не чета нашему. Вот, «Флетчер» прошел и быстро удаляется, мы у него почти за кормой, его акустики ничего не услышат. И всего восемнадцать кабельтовых до цели, правда, мы тоже позади траверса «Айовы», но ненамного. Подвсплываем до шестидесяти, пуск одной, снова на глубину, и вперед!

Да, это не с дистанции стрелять и на скорости уходить. Но сейчас за нас работает, кроме плохой заметности гидролокатором, еще и глубина (у лодок этого времени до сотни, а не двести пятьдесят – триста) и подвижность (малошумная скорость уклонения у «семерок» и «девяток» три узла, у нас десять). А ведь все тактические приемы у американцев заточены именно на привычные величины!

Ну вот, «Флетчер» ложится на обратный курс, услышал торпеду (или торпеды, на слух отличить трудно). Но поворачивает не вправо, а влево, от нас! С его точки зрения, это логично: атакующая лодка должна была бы отвернуть прочь, в море, от эскадры, на отрыв! Тем самым он делает нам еще один подарок – во время его циркуляции мы, уходящие вперед, какое-то время остаемся за его кормой, в мертвой акустической зоне.

Рвануло. Странно было бы такую цель не захватить даже самопальной местной ГСН. Эх, мечтал я «Айову» утопить – но боюсь, товарищ Сталин очень не одобрит. Так что не будем брать на душу грех убийства союзника, пусть даже гнилого и с фигой в кармане. Одна торпеда для линкора в пятьдесят восемь тысяч тонн – это точно не смертельно, но проблем доставит выше крыши, если рванула не на ПТЗ борта, а под днищем, да еще в корме, наведясь на винты. Насчет убитых и раненых на борту сомневаюсь, ну если кому очень не повезло, но вот наверняка что-то из четырех винтов и двух рулей снесло к чертям или покалечило капитально, и дейдвуды разворотило, и механизмы с фундаментов, и паропроводы полопались от сотрясения, в общем, в бой без заводского ремонта вступать никак нельзя, дай бог до базы доползти черепашьим ходом. И какая бы у американцев миссия ни была, сейчас на ней можно ставить жирный крест.

Взрывы за кормой – это эсминец перепахивает море глубинками, но, как я и ожидал, ставит глубину много меньше, чем надо бы. Взгляд на планшет, отдаю команды, в ЦП все как единый механизм, такой противник нам еще не попадался никогда. Проскакиваем за кормой «Айовы», выходим на авианосец, ему бы сейчас отвернуть вправо, кормой к возможной атаке, и самый полный. Но вот ордер поломать решится ли без разрешения флагмана? Еще пуск, снова одна торпеда. Мы не звери, чтобы устраивать союзникам геноцид, достаточно лишь нарушить их планы, мешающие нам, – что будут штатовцы делать с подранками посреди океана?

Отворот вправо, за корму эскадры. Готов имитатор, перепрограммированный под акустику немецкой «девятки» (запись с охоты на Люта). Пуск – курс сто пятьдесят, скорость девять. Взрыв торпеды, по докладу ГАКа, пеленг с авианосцем совпал. А мы отходим на вест, погрузившись на трехсотметровую глубину. Как только взрывы глубинок остаются за кормой, прибавляем ход. Американцы вцепились в имитатор, бомбили сериями, с нескольких эсминцев, да ради бога, если боеприпасов не жалко.

В шести милях к весту решаемся всплыть на перископную и, подняв антенну, радировать от лица U-181. Что тут жирная дичь, возможно, подранки, спешите (а если найдут и добьют, мы-то тут при чем?). Хотя главный расчет на то, что сообщение перехватят американцы. И запеленгуют, конечно, – но мы, снова погрузившись на триста, даем максимальный ход, стараясь быстрее выйти из возможной зоны поиска. Идем на норд, затем сворачиваем к осту. Судя по акустике, американцы сбились в кучу, стоят на месте, а эсминцы мечутся вокруг, взрывы глубинных бомб все еще слышны нашей чувствительной аппаратурой. Ну а мы с «Краснодоном» успеем выйти из возможной зоны обнаружения. Вот зачем надо было бить авианосец, не утопить, но сделать неспособным выпускать самолеты! Контроль океана воздушным патрулем на сотни миль вокруг – нам это надо?

– С сообщением не поторопились, командир? – спрашивает Петрович. – Если U-181 успешно отстрелялась и в эфире, так кого тогда они там гоняют? Сообразят ведь про ложную цель…

– Как это кого? – отвечаю. – Героическую итальянскую лодку, которая тоже подкрадывалась к линкору, но немцы испортили ей всю охоту. Как стемнеет, заставим графа составить донесение. Пусть теперь головы поломают, кто отличился.

– Еще и третий кандидат есть, – замечает Сан Саныч, – которого мы у Испании утопил. Он ведь сюда шел?

– Мы не гордые, – отвечаю, – без нас разберутся, кому Рыцарский крест, а кого – в личные враги американского президента.

Может, и обошлось бы? Прошли бы мимо или послали бы какого-нибудь энсина, документы проверить, ну а бочки в трюме, бочки и есть? Мы все ж союзник, а не нейтрал, из английского порта идем. Диверсанту с добычей надо возвращаться тихо, невидимкой, не дыша… или напротив, с оглушительным шумом, пожаром и трупами, где-то в стороне. Стандартная процедура досмотра не опасна – ну а если в «Манхеттене» не поверили и сейчас активно ищут пропавшее? Что стоит разослать по флоту ориентировку, вид и количество пропавшего груза? И тогда энсин, строго повинуясь приказу, предложит «Краснодону» пройти до ближайшего порта союзников, а затем прилетят Те Кто Надо и посмотрят уже грамотно, ай эм сори, рашен, но вы должны понимать, война! Так что спокойнее…

И что теперь, всех приближающихся топить? Ну положим, пока не всех, трудно же будет объяснить кому-то, что делает в Северной Атлантике U-181, которая вообще-то шла в Индийский океан (а сейчас возвращается домой, согласно отправленной еще неделю назад радиограмме, для ремонта палубной артиллерии). Такое вот счастье выпало американцам, на нее натолкнуться. Может, все же было лучше «Айову» топить? Чтобы не довелось ей никогда стрелять по Корее, Вьетнаму, или что там будет в нашей версии истории?

Атака по рисунку была такой же, как мы наблюдали в Атлантике, только попав сюда, охота немецкой лодки на союзный конвой. Две торпеды, два попадания? Так это современный ГАК может показать, что торпед было по одной в каждом пуске (и то без стопроцентной гарантии), и это при том, что сигнал пишется и анализируется на комп, можно разложить на составляющие, прокрутить в замедленном, повторить. А в этом времени все на слух, сидит такой «моцарт» в наушниках, слушает шумы моря и крутит ручку, поворачивая антенну, – если сигнал сильнее, пеленг правильный. Если гидролокатор, добавляется еще «пик» на экране осциллографа, дающий дальность, привычные нам экраны кругового обзора появились лишь в пятидесятые. А чисто на слух уверенно сказать, что идет не одна торпеда, а две-три?

Сумеют что-то идентифицировать по обломкам торпед и следам взрывчатки? Так взрыв неконтактный, «водяным молотом» по корпусу, а не осколками ОФ-снаряда. И все это будет хорошо обмываться текущей водой при буксировке на несколько тысяч миль, так что о химическом анализе не стоит и говорить. И осколки не собрать, утопли на километровой глубине. Единственно, имитатор жалко, когда еще тут научатся делать такие?

А, что сделано, то сделано! Больше суток уже на ногах, «а вдруг завтра война, а я не выспавшись»? Если еще кого-то черт принесет… Так что можно сдать вахту Петровичу.

Интересно, если «Айова» ход потеряла или может лишь, как «Бисмарк», кругами ходить? Чем ее штатовцы буксировать будут? Особенно если на нашу радиограмму от лица U-181 немецкие подводники слетятся как мухи на мед? И авианосцу досталось – когда мы на связь выходили, вдали что-то здорово горело, дым на горизонте был виден хорошо.

А, к собачьим чертям все! Сначала выспаться, а там будет видно.

Отец-командир, оглядев все вокруг орлиным взором, непорядка не нашел и счел возможным покинуть ЦП.

Капитан Джон Мак-Кри, командир линкора «Айова».

Атлантика, 28 апреля 1943 года, координаты примерно те же, 36° северной широты, 25° западной долготы

Эти «волки Дёница» оказались намного более умелыми, чем мы могли ожидать. Эсминцы не заметили эту проклятую лодку до той самой минуты, как она выпустила торпеды. Восемь новейших эсминцев с самым лучшим оборудованием и вооружением! Но немец словно посмеялся над нами, после атаки даже не утруждая себя игрой в прятки, а уйдя в океан полным подводным ходом (если справочники приводят правильные сведения по немецким субмаринам).

Столь наглое поведение наталкивало на определенные мысли. U-боты охотятся стаями, и так открыто подставляться под удар глупо. Имело смысл увести за собой наше прикрытие, чтобы другая лодка беспрепятственно добила поврежденные корабли, тем более что убегающий немец был мастером, с великим искусством уворачиваясь от всех сброшенных глубинных бомб. Атака субмарины эсминцем совсем не простое дело, даже притом что в момент стрельбы до цели несколько сот метров, смешная дистанция для современного морского боя. Но всем знакома ситуация, когда оказывается сложным достать палкой предмет на дне водоема из-за преломления лучей света в воде и искажения всей картины. Звук отклоняется еще больше, а глубинные бомбы погружаются отнюдь не со скоростью полета артиллерийских снарядов, ошибка же в определении глубины цели сводит на нет самый лучший прицел. Немецкий командир же был, бесспорно, опытным бойцом – как сообщил мне командир эсминца «Хадсон», субмарина шла под нашими бомбами, как на смотру, не снижая скорости, показывая величайшую храбрость и мастерство, скорее именно второе, так, как когда стало очевидным, что кроме одного эсминца все прочие наши корабли сохраняют место в ордере, подлодка перешла на малошумный режим и будто растворилась в море как призрак.

Повреждения «Айовы» оказались достаточно серьезными. Были выведены из строя оба руля и три вала из четырех, то ли утеряны одна или две лопасти винта, то ли поврежден кронштейн, то ли, самое худшее, погнут сам вал – но ужасная вибрация при вращении, с поступлением воды в отсеки, заставила остановить оба вала правого борта и снизить обороты на внутреннем левом, так что мы едва могли менять курс, работая машинами «враздрай». Гораздо хуже пришлось «Белью Вуд», получившему торпеду прямо в середину корпуса – одно машинное отделение было полностью затоплено, и главное, из-за сотрясения, разрыва кабелей и трубопроводов, разрушения цистерн с авиабензином возник сильнейший пожар, который так и не удавалось взять под контроль.

И что интересно, с авианосца сообщали, что будто бы видели, как торпеда меняла курс, пройдя за их кормой и попав в правый борт, противоположный направлению на атакующую субмарину! Если это правда, то выходит, наша разведка сообщала истину, что у немцев разработаны торпеды, идущие на шум винтов, да и повреждения «Айовы» наводили на эту же мысль. А это было страшно.

Мы вообще не готовились всерьез воевать, черт побери! Подняв флаг всего лишь два месяца назад, мы должны были завершить боевую подготовку в учебном походе вдоль восточного побережья, от Чесапика до Флориды и обратно. Но кое-кому из политиков пришло в голову совместить этот «выпускной» поход с выполнением реальной боевой задачи. Ну, Генри, выскажу я тебе все про твою «гениальную» идею, дай только добраться до базы! А тебе, Джон Мак-Клоу, искренне желаю сначала постоять на мостике корабля в бою, а уже после строить наполеоновские планы! И тебе я это тоже припомню, Джеймс Форрестол!..

Нам сказали, что плохой парень, испанский каудильо Франко, посматривает в сторону Гитлера и, чтобы его вразумить, надо забрать у него Канарские острова, оборудовав там наши военные базы, в конце концов, чем Канары хуже Исландии или Гренландии, которые мы так же заняли по военной необходимости, не спрашивая дозволения у их номинальных хозяев, датчан? Так как Испания не держит там никакой вооруженной силы, да и вся таковая, имеющаяся у нее, выглядит просто смешно по меркам этой войны, мы должны были всего лишь побыть большим громилой с длинным кольтом, одним видом отбивая всякое желание сопротивляться у этих глупых испанцев. Ну, может быть, придется пару раз выстрелить по берегу для большей убедительности. И олл райт, парни, вас ждет Тихий океан!

Тем же правилом руководствовались, подбирая остальных. «Белью Вуд», третий авианосец типа «Индепенденс», вступил в строй в марте, еще позже нас. Крейсер «Мобил» – аналогично. И пять эсминцев из восьми – что поделать, если Атлантический флот давно уже превратился в место кораблестроения и боевой подготовки новичков, а не поле боя? Атлантика большей частью была в зоне ответственности англичан. Пока у гуннов была сильная эскадра в Норвегии, мы тоже держали в Англии свой флот, но с тех пор, как «Тирпиц» был каким-то образом потоплен, не британцами, а русскими, что невероятно (как это новичок сумел взять приз, недоступный чемпиону высшей лиги!), наше командование сочло, что флот возле Гуадалканала гораздо полезнее, чем на якорях в Скапа-Флоу. В итоге, у меня в подавляющем большинстве корабли с зелеными новичками. А против играют беспощадные волки, подлинные мастера подводной войны. Если одна лодка сделала с нашей эскадрой такое, что будет, когда стянется вся волчья стая?

Сообщение с «Белью Вуд» – контр-адмирал Мак-Кейн получил тяжелые ожоги, не может исполнять обязанности флагмана. Командир авианосца и почти все офицеры, бывшие с ним на мостике, погибли при взрыве цистерн с бензином. Значит, я теперь веду эскадру? К дьяволу сомнения, бояться будем после! Мы все же отряд лучших кораблей мира, а не стадо беспомощных овечек! Надо действовать быстро и решительно, иначе нас всех съедят. И получат за нас свои железные кресты с мечами, бриллиантами и прочей лабудой.

Прежде всего, скорее убраться отсюда. Радиоконвою с войсками – немедленно поворачивать и уходить. Этот раунд испанский каудильо выиграл, острова останутся за ним, пока. Что до нас, то эсминцам барражировать вокруг, бросая бомбы на каждый подозрительный шум! «Айова» едва ковыляет, румпельный отсек затопило, господи, только бы не пришлось остановить машину на левый внутренний вал, потеряем управление полностью! Но все же мы можем идти и встретить залпами шестнадцатидюймовых любого врага… вот только не сунутся джерри над водой, не дураки, а их авиации здесь нет. А вот «Белью Вуд» ход дать не может, и пожар на нем никак не потушить.

Доклад от радистов – перехватили шифрованное сообщение, на волне, обычно используемой U-ботами. И судя по мощности сигнала, передатчик совсем недалеко от нас, а вот направление совершенно противоположное тому, куда ушла атаковавшая нас лодка. Она никак не могла оказаться там так быстро. Картина ясная – волки собираются в стаю. И это воет вожак, призывая остальных. Отчего не атакует сам? А зачем, если сейчас подойдут еще и навалятся всей сворой?

И если эсминцы не сумели отразить нападение одной субмарины, то что будет, когда на нас нападут несколько охотников, с таким же мастерством?

– Приказываю эсминцам: снять с «Белью Вуд» команду и добить авианосец торпедами, после чего отходить курсом норд-вест, триста пятнадцать и запросить немедленную помощь!

Может, не норд-вест, а норд-ост, в гости к англичанам? Нет, нас предупреждали, немецкие лодки выходят из Бискайского залива, одна их стая уже висит у нас на хвосте, вторая, более многочисленная, выйдет навстречу. И не факт, что британцы для нашего спасения будут очень стараться – эти прожженные эгоисты прежде всего думают лишь о себе. А вот наши, боясь за свои задницы и кресла, поспешат к нам на помощь. Может даже, снимут авианосную эскортную группу с конвоя. Если уж старались ради какого-то испанского корыта.

И помоги нам Господь, чтобы эти волки Дёница, которые уже, наверное, кружат рядом, не добрались до нас раньше!

В это же время в Северной Атлантике (45° северной широты, 45° западной долготы), 28 апреля 1943 года

Ей везло меньше, чем «сестре». И совершенно незаслуженно. Она была виновата лишь в том, что родилась позже, в совершенно неподходяще время. Сестра «Мэри» успела блеснуть в еще мирные, хотя и предгрозовые, тридцатые, на трансатлантических рейсах. И бизнесмены, и просто туристы, богатые американцы, среди которых путешествия по миру входили в моду (помните знаменитую «контору Кука, если вас одолеет скука, и вы захотите увидеть мир»?), охотно платили немалые деньги за билет: пять суток через океан, с точностью пассажирского поезда. А ведь были уже и авиарейсы, но те самолеты, четырехмоторные «клиперы» Сикорского, огромные гидропланы (на случай весьма вероятного отказа моторов и посадки на воду) еще не были серьезным конкурентом: что предпочло бы подавляющее большинство пассажиров, двадцать часов в кресле, под оглушительный рев моторов, или пять суток путешествия в гостиничных удобствах каюты-люкс?

Она, вслед за «сестрой», должна была стать торжеством Британии. После той Великой войны британский лев почил на лаврах, и большая часть рынка атлантических пассажирских перевозок, на которых раньше безусловно доминировали англичане, оказалась вдруг у континентальных конкурентов. Немецкие «Бремен» и «Европа», итальянский «Рекс», французская «Нормандия» – по сути, эти лайнеры делали ту работу, которую после взяли на себя многочисленные авиакомпании (оцените прибыль!). А вот бывшая «владычица морей» оказалась в стороне. Самым новым, большим и быстрым ее судном была «Мавритания», построенная еще перед той войной, одного типа с «Лузитанией», которую Черчилль сознательно подставил под торпеды немецкой подлодки, ради того, чтобы США вышли из состояния нейтралитета. Теперь же Англия не могла смотреть, как такие доходы уплывают мимо ее рук. И была построена сначала первая «сестра», «Куин Мэри», по последнему слову техники и науки, восемьдесят тысяч тонн (вдвое крупнее самого большого британского линкора), двенадцатипалубный плавучий дворец, где были бассейн, теннисный корт, площадки для игры в гольф и крикет, особое место для прогулок с животными, а также два кинотеатра, три библиотеки, три десятка салонов для бесед и танцевальных залов, где в каютах первого класса были не только ванна и душ, с горячей водой, но и персональные радиотелефоны для связи с берегом («межгород»!), и все это несется через океан со скоростью тридцать узлов. Постройка этого плавучего чуда света стоила колоссальных денег – однако уже через год цена проданных билетов окупила все затраты, дальше началась чистая прибыль.

«Элизабет» должна была стать еще лучше (ведь при ее строительстве использовался накопившийся опыт), быть чуть больше, чуть быстрее, чуть комфортабельнее, и на ней должны были быть те же двенадцать палуб, бассейн, корты, многочисленные общественные помещения и роскошное убранство кают. Она обещала затмить свою старшую сестру – но началась война. И «Элизабет», еще по сути недостроенная, совершила первый трансатлантический рейс, спасаясь от немецких бомбежек. В Нью-Йорке уже стояла ее «сестра» «Мэри», срочно переоборудуемая в военный транспорт, все элементы декорации, ненужная роскошь, демонтировались и сдавались на берег. А «Элизабет» нечего было и сдавать, всех этих внешний атрибутов «королевы» она так и не успела получить.

Первоначально, по проекту, обе «сестры» брали на борт по пять с половиной тысяч солдат вместо довоенных двух тысяч пассажиров. Это было сочтено расточительством, уже в конце 1941-го был отдан приказ довести штатную вместимость лайнеров до пятнадцати тысяч человек. Во всех свободных помещениях разместили многоярусные койки и гамаки, но мест все равно набралось лишь двенадцать с половиной тысяч, было разрешено принимать на борт еще три на палубу, сидя, так что невозможно было повернуться, спать приходилось по очереди. И это был еще не предел – в августе 1942-го был зафиксирован рекорд: «Куин Мэри» сделала рейс через Атлантику, взяв на борт шестнадцать тысяч шестьсот восемьдесят три пассажира и восемьсот шестьдесят три члена экипажа. «Черные королевы», названные так за окраску корпусов (хотя в войну сменили цвет на малозаметный серый), ходили не только в Атлантике, их видели и Сидней, и Сингапур (естественно, до захвата его японцами). Но главным делом их жизни стала перевозка в Англию американских солдат для будущего «Оверлорда», случившейся в нашей истории высадки в Нормандии. Это были пехотинцы, танкисты, артиллеристы, не говоря уже о всяких тыловых службах – личный состав отдельно от техники, плывшей в трюмах грузовых пароходов.

В нашей истории обе «королевы» отлично справились с этой работой, вдвоем перевезя больше трети всего личного состава экспедиционной американской армии. В оба конца – после войны они так же везли солдат обратно, домой. А затем было короткое торжество, когда младшая «сестра» получила наконец все ей положенное: и роскошную отделку, и славу, и деньги. Но Голубую ленту ей завоевать так и не удалось, а после жизнь снова оказалась к ней несправедливой. Уже в конце пятидесятых через океан полетели первые реактивные, и очень скоро большие лайнеры оказались не у дел. Но если «Мэри» была уготована почетная жизнь корабля-музея, пусть и не у себя дома, а в Калифорнии, в Лонг-Бич, то «Элизабет» была продана гонконгскому судовладельцу для переделки в плавучий то ли университет, то ли отель. Однако во время работ на борту вспыхнул пожар, и «Элизабет» сгорела дотла. А владелец честно получил страховку и продал металлолом.

Но история уже перевела стрелку. И судьба, по крайней мере, младшей «королевы» оказалась совсем иной.

Британский королевский флот, Роял Нэви, бесспорно, воевать умел. Но британские адмиралы никогда не встречались с противником, имеющим авианосцы, за исключением одного эпизода в апреле сорок второго, когда соединение Нагумо, то самое, «перл-харборское», вырвалось в Индийский океан и нанесло удар по Цейлону, попутно утопив в близлежащих водах авианосец «Гермес» и крейсера «Корнуолл» и «Дорсетшир». Британцы не имели тактических наработок против авиаударных групп. Впрочем, этим тогда грешили и американцы, новая тактика лишь зарождалась, проходила проверку опытом – чего стоит даже победоносный Мидуэй, когда два американских соединения, находясь рядом, так и не могли наладить взаимодействие, и победа пришла к ним скорее в результате невероятного везения, а не военно-морского искусства.

В данном же конкретном случае британцы сделали подряд три ошибки.

Первой ошибкой было то, что, получив сведения о выходе в море «Шарнхорста» и «Цеппелина», они приняли за цель немецкого удара очередной северный конвой. Очень удачно совпало по срокам, да и желание отыграться за прошлые разы выглядело со стороны немцев логичным. Ну что же, джерри, мы вас ждем – в охранении линкор, хоть и старый, «Ривендж», но с пятнадцатидюймовыми, и два авианосца, хоть и эскортники, типа «Арчер», но по десятку истребителей каждый выпустить может. И конечно, конвойная мелочь – но гуннам здесь сильно прищемили хвост, даже их субмарины боятся заходить далеко на север, бог знает как русским это удалось, но нам спокойнее, больше не надо бояться быть потопленными. Так что штаб уже связывался с командованием русского Северного Флота, готовясь делить славу в счет будущей победы. Головко улыбался, стараясь не показывать беспокойства. Это надо было немцам вылезти в море, когда К-25 ушла! Однако же и без потомков кое-что у нас есть – в море были развернуты подлодки с новыми торпедами, авиаполки на аэродромах Банак и Хебуктен подготовились к удару, к Ту-2 подвешивались торпеды, авиаразведчики просматривали заданные районы. Отобьемся – не сорок первый, чай!

Второй ошибкой британцев было, что они не обеспокоились, потеряв связь с патрульным «Сандерлендом». Летающая лодка, тихоходная и слабовооруженная, не имела никаких шансов против Ме-109, поднятых на перехват с палубы «Цеппелина». А адмирал Тиле, за последние полгода имевший кучу неприятностей от русской радиовойны, своевременно озаботился отдать приказ о глушении всех в диапазоне, используемом воздушными разведчиками. Лишь через шесть часов в эфир ушло распоряжение, патрульному самолету из соседнего района сместить свой маршрут и посмотреть, но германская эскадра уже успела выйти из зоны обнаружения, и к тому же наступила темнота.

Третьим обстоятельством, даже, пожалуй, не ошибкой, было то, что британцы полагали поведение противника обычным рейдом. В то время как немцы быстро шли на конкретную, определенную цель, зная график движения «королев» и рассчитав приблизительно место и время встречи. Никто в штабе не удосужился послать на «Элизабет» предупреждение. Оно и не потребовалось бы, будь в паре с «Шарнхорстом» его близнец «Гнейзенау» или даже хоть сам «Тирпиц». От надводного противника «Куин» легко уйдет, это правило казалось незыблемым. Что с того, что номинально ход «Шарнхорста» тридцать один узел (на приемных испытаниях, в процессе службы – меньше), равен или чуть больше, чем у «Мэри» или «Элизабет»? Дело в том, что военные корабли способны развивать такую скорость на ограниченное время (чтобы не остаться без топлива посреди океана), лайнер же держит тридцать узлов весь рейс, все пять суток через океан! Так что шансов сблизиться практически нет, а с предельной дальности обнаружения линкор может расстрелять по быстроходной цели весь боезапас, не добившись ни одного попадания. Вот только от самолетов кораблю не уйти никак…

Жаль, что не удалось совершить все это в день рождения фюрера! Катапульта «Шарнхорста» выплюнула три бортовых разведчика «Арадо», один за другим, для поиска по вееру, чтобы компенсировать возможную ошибку. На борту «Цеппелина» уже готовили авиагруппу. Адмирал Тиле знал про опыт японского союзника, когда именно катапультные самолеты крейсеров искали цель, чтобы не ослаблять ударные эскадрильи. К тому же оставался шанс, что гидросамолет в удаленном районе океана случайный наблюдатель примет за свой, британский или американский, – а хорошо узнаваемые силуэты палубных «Штук» сразу укажут: авианосец рядом.

Адмирал не сомневался, что по возвращении его на берегу встретит гестапо. Странным образом это делало его решительным, развязывало руки – не надо было бояться что-то потерять, так как он уже потерял все. И оставалось лишь погромче хлопнуть дверью на прощание. Если уж не удалось добраться до русского «змея», так пусть за все ответят британцы. И даже если вверенная ему эскадра повторит судьбу «Бисмарка», это будет лично для него все же лучше подвала на Принц-Альбертштрассе, допросов, пыток и пули в затылок (а еще ходили слухи, что арестованных заговорщиков там насмерть забивают сапогами – нет, лучше уж умереть на мостике, войти в анналы героем, а заодно и обезопасить семью, ведь тогда ее не посмеют тронуть). Сейчас адмиралу казалось, что он понимает русских, которые, по утверждению пропагандистов, в каждый свой поход идут именно так, чтобы не быть по возвращении казненными НКВД. Впрочем, и японцы говорили что-то похожее о пути самурая? О возвращении не думать, выполнять задачу. А повезет остаться живым – хорошо.

И когда один из разведчиков доложил по радио: «Вижу цель, это она», – уже через четверть часа был отдан приказ о взлете ударной эскадрильи – поставлена задача, штурманы вычислили курс, самолеты и экипажи полностью готовы. Две девятки «юнкерсов» ушли к цели. Без истребительного сопровождения, за ненадобностью. Тысячи километров до берега, вражеских истребителей здесь не было и быть не могло.

На борту «Куин Элизабет», совершающей обычный рейс Нью-Йорк – Лох-Ю (в Шотландии), никто не подозревал о приближающейся угрозе. Даже когда вахтенные увидели вдали быстро приближающуюся группу самолетов. У восточного побережья США точно так же совершали учебные полеты эскадрильи палубной авиации – правда, до берега было уже далеко, но кто знает этих летунов, какие у них задачи? Никто не думал, что здесь может быть враг в небе. И никто из молодых американских солдат не видел вживую Ю-87.

Только когда «штуки» свалились на крыло, заходя в пикирование, на «Элизабет» поняли, что что-то не так. Но было поздно. Капитан успел отдать приказ «право на борт», сбивая бомбардировщикам прицел. Но лайнер в восемьдесят три тысячи тонн – это не эсминец. А по цели без противодействия немецкие летчики умели бомбить очень хорошо. Каждый Ю-87 нес по одной полутонной бомбе и паре стокилограммовых. Попало больше десятка (сколько точно, установить не удалось). На борту было свыше четырнадцати тысяч американских военнослужащих, не считая почти девятисот человек экипажа (не лето, чтобы брать людей на палубу, но и не та политическая и военная обстановка, чтобы не напихать пассажиров во все внутренние помещения и даже коридоры). Многие погибли, даже не поняв, что случилось, возникли пожары. Но самыми опасными бомбами оказались две. Одна, всего лишь «сотка», разворотила радиорубку, лайнер не успел ничего сообщить. Вторая, полутонная, даже не попала в корабль, а взорвалась у самого борта. Но лайнер не линкор, не имеет ни брони, ни ПМЗ. Обшивка разошлась, и вода стала поступать внутрь. Повреждение не было смертельно опасным само по себе, но из-за него уже нельзя было дать полный ход, хотя котлы и машины не пострадали, так как бомбы взрывались выше, пробивая самые верхние палубы надстройки.

Ад продолжался, когда самолеты улетели. К чести молодых американцев, жаждущих скорее сразиться в Европе с сумасшедшим фюрером, паники не было. Многочисленные добровольцы пытались помочь экипажу пробиться через месиво, где только что были каюты, забитые людьми, найти живых и перенести вниз, в санчасть. По палубам и переборкам текла кровь, и продолжались пожары. Но страха не было – было лишь желание драться и отомстить.

Этой возможности им не дали. Когда через три часа на горизонте возник военный корабль, о чем поспешили доложить сигнальщики, многие на борту решили, что это их приключение закончилось, «большие хорошие парни» уже здесь и сейчас все возьмут под контроль. «Шарнхорст» не стрелял, пока не сократил дистанцию (жалко было тратить боекомплект, и ответного огня можно было не бояться), и лишь с двадцати кабельтовых дал залп всем бортом, из главного калибра и шестидюймовых, фактически прямой наводкой. Снаряды рвали «Куин Элизабет» на части, и даже те, которые не попадали, а взрывались рядом, осколками и взрывной волной сметали людей с открытых палуб. Кто-то бросался вниз в надежде спастись и сталкивался на трапах с теми, кто рвался наверх, не желая быть замурованным в отсеках и надеясь хотя бы увидеть, что происходит. Мостик был уничтожен одним из первых залпов, капитан лайнера погиб. Кто-то из уцелевших офицеров приказал спускать шлюпки, это удалось сделать лишь на правом, противоположном от врага, борту, все шлюпки левого борта были уже уничтожены или изрешечены осколками. И шлюпок, и плотов никак не могло хватить на пятнадцать тысяч человек. А вода в Северной Атлантике в апреле холодна, как зимой.

Глядя на костер вдали, адмирал Тиле испытывал чувства древнего викинга, поразившего врага. Ведь сегодня не ему отправляться в Валгаллу, а нескольким тысячам еврейских плутократов в ад! Огромный лайнер горел уже весь, с носа до кормы, страшно было смотреть, но на нем еще оставались живые. На палубе было заметно какое-то шевеление, и вдруг ожила одна из зениток, но снаряды легли с большим недолетом. Это обозлило адмирала, и когда горящая «Королева» наконец скрылась под водой, Тиле приказал продолжить огонь из стапятимиллиметровых по скоплению шлюпок и плотов. А затем «Шарнхорст» прошел через то самое место, рубя винтами плотики и тела, и все свободные от вахты, приказом вызванные наверх, смотрели на торжество германского оружия, на плавающих недочеловеков, это вам, унтерменши, за наш страх, за гибель тысяч из нас в проклятом Норвежском море, за череду необъяснимых поражений! Германию и ее флот еще рано списывать со счетов!

– Домой? – с видимым облегчением спросил капитан цур зее Хюфмайер, командир линкора. – Курс норд-ост!

– Отставить! – бросил Тиле. – Мы не до конца выполнили приказ нашего великого фюрера максимально нарушить судоходство англичан! Где противник, от которого вы спешите убежать? Сейчас мы спустимся на юг, до основной трассы их конвоев, и будем охотиться там, пока позволяют топливо и боезапас. Герр кригс-комиссар, вы со мной согласны? Вахтенный офицер, запишите в журнал!

«Ну а после вернемся уже не в Норвегию, а в Брест, – подумал герр адмирал. – Английские бомбежки, еще один прорыв через Ла-Манш? После русского полярного ужаса нас этим не испугаешь!»

И никто на мостике «Шарнхорста» еще не предполагал, что выбранный ими курс через какие-то полторы тысячи миль (что это, по морским меркам, трое суток не самого полного хода?) пересечется с курсом покалеченной «Айовы». Расшифрованную радиограмму от лица U-181 передадут адмиралу только через час.

Через сутки Тиле прочтет еще одну радиограмму. Лодка U-195, по пути из Бордо в Индийский океан приняв радиограмму «камрада Люта», сумеет найти американскую эскадру. Восемь эсминцев с сонарами – это страшная сила, и корветтен-капитан Хайнц Бушшел благоразумно решил стрелять со слишком большого расстояния, на пределе дальности хода торпед. Но линкор, едва ползущий восьмиузловым ходом и почти не управляемый, никак не мог уклониться. Одна торпеда взорвалась в носовой оконечности, сразу позади броневого траверза. Будь это японское «длинное копье» с полутонной взрывчатки, все было бы кончено, поскольку ПТЗ «Айовы» рассчитывалась на семьсот фунтов (чуть больше трехсот кило) тротила, и скорее всего, рванул бы расположенный прямо за местом попадания погреб первой башни. Вес боеголовки стандартных немецких торпед составлял всего двести восемьдесят кило, но это был не тротил, а смесь с добавкой алюминия, так что возникло множество крупных и мелких неприятностей. В наружном борту образовалась пробоина размером семь на четыре, что отнюдь не способствовало улучшению ходкости. Все четыре переборки ПТЗ оказались пробиты, вода затопила погреб, лишив линкор трети боезапаса главного калибра. Вышла из строя антенна радара из-за разрыва кабеля и нескольких сварных швов в решетке. Башня номер один могла стрелять лишь в случае крайней необходимости, даже при подаче боеприпасов из второго погреба, через «бродвей». Броневая защита в этом месте (район погребов!) значительно ослабла. Было потеряно свыше четырехсот тонн топлива, зато принято через пробоину девятьсот тонн воды, корабль осел «свиньей», с дифферентом на нос (еще минус ходкость и управляемость). На фоне этого гибель семи человек из команды погреба была самой мелкой неприятностью (двое погибли при взрыве, пятеро были оглушены, ранены или контужены и не сумели выбраться из затапливаемого отсека).

А самое главное, что U-195, пережив яростную, но недостаточно умелую бомбежку, передала в эфир о встрече с американцами, указав состав эскадры, координаты, курс, скорость и факт вероятного повреждения главной цели. И это было лишь начало охоты.

Капитан Джон Мак-Кри, командир линкора «Айова».

Атлантика, 40° северной широты, 32° западной долготы, примерно 200 миль на запад от Азорских островов. 1 мая 1943 года

Господи, позволь нам быстрее унести ноги!

А как это сделать, если полный ход моей красавицы всего восемь узлов? И больше никак не дать, потому что, чтобы держаться на курсе, мы вынуждены работать левым внешним валом, единственным полностью исправным, назад. А вся тяга вперед, от левого внутреннего, с вибрацией, едва держим треть возможных оборотов, и от этого еще вычет реверса на левый внешний! И поступление воды через дейдвуд усиливается, пока успеваем откачивать, благо мощности хватает, но стрелять кормовой башней категорически нельзя. И радаров у нас больше нет, накрылись магнетроны, что уцелело после первого попадания торпеды, не пережило второго.

Хотя я боялся большего. Что немецкие лодки сейчас навалятся на нас слаженной командой, взаимодействуя друг с другом. Неужели нам повезло выйти из зоны действия той, самой первой стаи? Последующие атаки все же носили черты импровизации, в них не было мастерства того ганса, который незаметно проник внутрь ордера, выбрал цель и демонстративно ушел под бомбами, как под обстрелом в полный рост. Вторая атака была опасна, будь на месте этого гунна японец, мы бы, наверное, взорвались. И плохо было то, что пострадал именно правый борт, теперь нас еще больше заваливало с курса вбок, пришлось увеличить обороты назад на левом внешнем, скорость упала с восьми узлов до шести, а про управляемость вообще молчу: сделать левую циркуляцию мы, наверное, не могли бы в принципе, вправо было легче, достаточно перевести левый внешний на полный вперед.

Слава Господу, к нам уже идет помощь. Сразу две противолодочные группы, одна во главе с авианосцем «Санфи» из Балтимора, вторая – авианосец «Кард», была снята с сопровождения британского конвоя. Когда мы достигнем базы и «Айова» наконец встанет в док, я позабочусь, чтобы у политиканов, которые послали в бой фактически еще не готовые к нему корабли, были очень большие проблемы. Надеюсь, старина Фрэнки не забыл еще своего помощника по военно-морским делам?[14]

А каким простым все казалось! Как отнять кошелек у старого калеки. Испания не имела в этих краях сколько-нибудь серьезной вооруженной силы – и чем Канарские острова хуже Кубы ли Филиппин? Кстати, операция не отменена, повернувшие было назад транспорта с десантом в сопровождении своего эскорта, четырех эсминцев, по требованию из Вашингтона продолжили путь. Что ж, теперь за эту авантюру отвечаю не я. Хотя угроза от немецких субмарин в этом случае даже меньше, поскольку острова ближе, а пятидюймовок эсминцев хватит, чтобы подавить испанское сопротивление. Но вот задницей чую, что у нас еще будут серьезные проблемы. Да, прав был мой дед, говоря: «Идешь охотиться на кроликов, на всякий случай приготовь заряд и на медведя». Когда мы наконец перейдем в Тихий океан – интересно, случится ли у нас там поход, столь же напряженный и опасный? Будет смешно, если окажется, что среди миссий «Айовы» за весь ее, без всякого сомнения, долгий и славный путь, самой жаркой окажется именно первая, учебная, когда мы и драться-то по-настоящему были не должны.

И очень мешали спасенные. Адмирал умер на второй день, его и еще два десятка несчастных, скончавшихся уже у нас на борту, похоронили в море, что не прибавило боевого духа остальным из экипажа авианосца – тысяча триста человек, и как вы думаете, куда их дели? Мало того, что в кубриках не повернуться… Казалось бы, лишние руки на борту, хоть для заделки пробоин и прочих ремонтных работ, но наш корабль был им незнаком, и те из них, кто был обожжен, не тяжелые, занявшие весь наш лазарет, но и легкораненые, которые могли бы нести службу, злостно уклонялись от работы, вели панические разговоры, что могло вредно повлиять уже на наш экипаж. Мой старший помощник вообще предложил «загнать это стадо куда-нибудь с глаз долой, чтобы не путались под ногами», на что я ответил: прекрасно, а знает ли он на корабле такое место, где поместить больше тысячи человек?

Безопаснее было бы идти противолодочным зигзагом, но для нас это, по понятным причинам, было невыполнимо. Так что вся надежда была на эсминцы. Они спасли нашу подраненную красотку, когда встретилась еще одна субмарина, на этот раз немец вообще не рискнул приближаться и стрелял по «Мобилу». Одна торпеда попала в левый борт перед первой трубой, машины, котлы и погреба не пострадали, но из-за пробоины нельзя было развить большой ход, и затопило централь – главный вычислитель СУО – хотя орудия остались целы, огневая мощь крейсера упала в разы. И вышел из строя радар, отныне мы во всем могли полагаться лишь на эсминцы.

Слабым утешением было лишь то, что этому волку Дёница уйти не удалось. Сразу два эсминца, «Вадсворт» и «Хелфорт», последовательно зашли в атаку, сбросив глубинные бомбы. Как донесли с эсминцев, картина была впечатляющей: море вспучилось, и с глубины вылетели огромные пузыри воздуха, соляр и обломки. И эта субмарина хоть не успеет донести остальным о наших координатах, курсе и скорости.

Несмотря на все усилия, наш курс все больше отклонялся вправо, немного, по чуть-чуть, но постоянно. Так как для поворота влево на десять градусов пришлось бы сделать циркуляцию вправо на триста пятьдесят, то я решил скорректировать курс, когда он перейдет нулевое направление, чистый норд.

Было утро первого мая. Мы шли курсом 355, шесть узлов, при волнении три балла, слабая облачность, умеренный юго-западный ветер. «Мобил» теперь не шел впереди во главе завесы эсминцев, а держался правее нас, как раньше несчастный «Белью Вуд». Признаюсь, я приказал ему быть там, чтобы прикрыть наш пробитый правый борт от возможной атаки, но его скорость была выше, и он все время уходил с нашего траверза вперед, что было нежелательно, при возможной нашей потере управления и циркуляции вправо возникала опасность столкновения. В одиннадцать часов с «Хелфорта», идущего крайним левофланговым, передали о двух целях на радаре, по пеленгу 275, очень скоро они были обнаружены визуально, сначала мачты над горизонтом, затем обрисовались силуэты на предельной для дальномеров дистанции двенадцать миль.

Проклятые британцы! Как я узнал много позже, о возможном выходе в море «Шарнхорста» с «Цеппелином» они сообщили нам через несколько дней, среди прочего! А так как они уверяли, что цель выхода немцев – это очередной русский конвой, то штаб нашего Восточного военно-морского округа совершенно не был обеспокоен. И никто не озаботился сообщить нам, находящимся в зоне ответственности Североатлантического командования Британских ВМС! Оттого мы не могли подозревать даже о теоретической возможности встретить немецкий линкор в этих водах! И никто еще не знал о трагедии «Куин Элизабет».

Заметив нас, один из неопознанных кораблей резко повернул вправо, курсом на юг, сохраняя и даже увеличивая дистанцию, второй же продолжал идти курсом где-то 135, быстро сближаясь. Мы могли наблюдать его в ракурсе где-то под сорок пять, поэтому опознание по силуэту было затруднено. Кому-то на мостике он показался похожим на «Уичиту», но ведь она вроде в Тихом океане? Расстояние было слишком велико, чтобы можно было разобрать цвета его флага. А его ответ на наш запрос по радио не удалось расшифровать. Что было вполне возможным – поскольку в то время мы и британцы имели общий шифр и код лишь при выполнении конкретной совместной задачи, а связаться с британцем, занятым своим собственным делом, мы могли только через вышестоящий береговой штаб.

«Хелфорд», один из эсминцев нашего левофлангового дозора, доложил, что на его сигнал ратьером чужак ответил: крейсер его величества «Ливерпуль». Позже меня упрекали, что я не открыл огонь первым. Господа, вы считаете, что я должен был, совершенно не имея оснований, расстрелять и утопить корабль союзника, присутствие которого в том районе было весьма вероятным? Тем более, подчеркиваю, он был классифицирован как легкий крейсер, то есть никак не могущий причинить нам ущерб даже в самом худшем случае! Он открыто, днем, не показывая никаких враждебных намерений, сближался с нашей эскадрой, в то же время казалось, направляясь мимо нее, будто желая пройти у нас за кормой. Силуэт его, с носового ракурса, действительно имел некоторое сходство с британским крейсером типа «Таун», две трехорудийные башни в носу, высокая надстройка. Его размеры – простите, но это невозможно определить с точностью при расстоянии до цели в десять миль!

Мы были к нему в ордере едва ли не ближе всех, если не считать «Хелфорда», находившегося практически у нас на траверзе. Второй эсминец левого фланга, «Сигсби», шел тем же курсом, что и «Хелфорд», но на милю впереди. «Мобил» снова убежал вперед и был сейчас в створе нас и чужака. Была ясная погода с хорошей видимостью, волнение не больше трех баллов. Многие из нашего экипажа, свободные от вахты, вышли на палубу, наслаждаясь погодой. Я не знал тогда, что почти никто из них никогда не увидит своего дома и родных.

Когда до чужака осталось меньше девяти миль, пришел ответ с берега, что британского крейсера в этом районе быть не может. Тогда, возможно, это испанец? И в свете недавних событий вокруг Канар его намерения могут быть нам враждебны? Что ж, нашей красавице будет полезно впервые в ее пока еще короткой жизни пострелять по реальной мишени! Ну а если этот испанец остановится и спустит флаг, мне будет положена боевая награда – не так часто в современной войне удается захватывать врага в плен, как во времена Нельсона. Пары залпов шестнадцатидюймовыми для легкого крейсера хватит в избытке. Играть боевую тревогу!

И тут чужак резко отворачивает вправо, приводя нас в сектор стрельбы всем бортом, и с дистанции восемьдесят пять кабельтовых открывает огонь, когда мы еще не были готовы отвечать!

Линейный корабль «Шарнхорст», это же время и место

Адмирал устал бояться.

Отчего он повел эскадру на юг после уничтожения «Элизабет»? Тому было две причины. Вид тысяч недочеловеков, беспомощно барахтающихся в воде, словно наполнил его силой, дал ощущение радости и покоя. Разве не эти жидо-американские плутократы были виновны во всех бедствиях, обрушившихся на бедную Германию? Разве не они, не решаясь вступать в открытый бой с германскими воинами, трусливо прячутся за спинами нанятых ими русско-азиатских орд? И разве не справедливо будет, если эти ублюдки наконец узнают на своей шкуре, что такое настоящая война? Потому что на карте, как-то добытой людьми Канариса (он последовал за Редером, но нельзя было заставить себя называть людей его ведомства иначе), были нанесены маршруты не только «королев», но и других атлантических конвоев. И уничтожить напоследок не один войсковой транспорт, а два-три, как повезет, было бы лучшим подарком судьбы, о котором адмирал не смел и мечтать.

Второй причиной было то, что адмирал категорически не хотел возвращаться в Норвегию. Британцы были противником знакомым, с ними все зависело от твоего умения, опыта, да и простого соотношения сил. А неведомый северный ужас, таящийся в глубине, был явлением иррациональным и непредсказуемым, он мог прийти за тобой в море в любой момент, внезапно, от него не было защиты. Адмирал помнил о своей клятве Ахава, и намерен был ее выполнить – но лишь когда у него будут знания и оружие, бросаться же сейчас в пасть неведомому русскому монстру было бы самоубийством, бессмысленным и бесполезным. И к своему счастью и спокойствию, адмирал не знал, что этот «ужас» и «монстр» сейчас мирно проходит в океане всего в тысяче миль.

Получив радиограмму с U-195, адмирал изменил решение. Конвой мог и не встретиться, а вот подбитый, израненный враг близко и идет навстречу. А в случае его потопления все лавры победителя, бесспорно, достанутся тому, кто нанес завершающий удар.

– Это безумие, – обреченно сказал Хюфмайер, командир «Шарнхорста», узнав, что новая цель похода – это поврежденный подводниками новый американский линкор. – Нас просто расстреляют раньше, чем мы сможем причинить им какой-то вред.

– У нас есть авианосец, у них нет, – ответил адмирал, – посмотрим, насколько хороши птенцы Геринга над морем: ударим издали, а дальше будем смотреть. И если повреждения будут фатальны, добьем.

В сообщении с лодки противник значился как «линкор типа Вашингтон». Адмирал знал, что кроме первых двух, самого «Вашингтона» и «Норт Каролины», янки построили, по измененному проекту, еще четыре типа «Саут Дакота». А сейчас строят какие-то еще более мощные, те же сорокасантиметровые пушки, зато скорость тридцать пять узлов, как у эсминца, и бортовая броня сорок шесть сантиметров, за сведения спасибо демократической прессе[15]. Это был очень опасный противник, справиться с ним будет нелегко. И если командир и офицеры «Шарнхорста» наконец смирились, что им придется идти в этот бой, уверовав, что наш адмирал знает, что делать, то сам адмирал не был так уверен.

Полезность палубной авиации в морской войне не была для него секретом. Он не верил до конца именно в «птенцов Геринга», зная о долгих разногласиях между люфтваффе и кригсмарине[16]. Помня о роли, которую авиагруппа сыграла в потоплении «Элизабет», он намеревался использовать ее и в этом бою – но категорически отказывался сделать на нее главную ставку, надеяться исключительно на ее удар. Авиагруппа «Цеппелина» насчитывала сейчас десять истребителей Ме-109, две девятки пикировщиков Ю-87С, одна девятка более новых Ю-87Е, которые могли быть и пикировщиками, и торпедоносцами, и отдельной строкой, девятка «Физелер-167», эти архаично выглядевшие бипланы когда-то хотели сделать главным оружием «Цеппелина» (впрочем, похожие на них «Суордфиши» еще в прошлом году были основным палубным торпедоносцем у британцев), затем здравый смысл потребовал сделать торпедную версию «Штуки», все же более совершенного самолета, бипланы же, оставшиеся не у дел, были сведены в отдельную береговую эскадрилью в Голландии. Когда достроенный наконец «Цеппелин» уходил в норвежские воды, выяснилось, что нужное количество Ю-87Е сделать не успели, тогда и вспомнили о «Физелерах», оказавшихся под рукой, причем в составе слетанной эскадрильи с боевым опытом. Тем более у биплана было еще одно ценное качество: он мог взлетать с палубы с подвешенной семисоткилограммовой торпедой в штатном режиме, а Ю-87Е требовались пороховые ускорители, что было делом ненадежным и опасным. Сорок шесть самолетов (по проекту, сорок два, но четыре сверхштатных все же ухитрились погрузить) выглядели силой, но Тиле, по опыту японских союзников знал, что для потопления линкора с мощной ПВО этого мало. И вопреки тому, что говорил офицерам, укреплялся в мнении: в этом бою авиация окажет помощь, но ни в коем случае не сыграет главную роль.

Что же тогда? Тиле представлял, проигрывал в воображении бой с американской эскадрой, пытаясь придумать, как ему выиграть эту битву, не получив значительных повреждений. Потому что слишком далеко до дома, даже до Франции, боеспособный корабль может прорваться, подбитый же нет. Бой линкора с линкором – вот только, при равном числе стволов (девять) и примерно одинаковой скорострельности каждого (три выстрела в минуту, технический предел, два выстрела в практике), у американца калибр сорок сантиметров, при весе снаряда больше тысячи двухсот килограмм, а у «Шарнхорста» всего двадцать восемь сантиметров и триста килограмм! И американский линкор почти вдвое крупнее и лучше бронирован, он может без вреда для себя вынести и десятки попаданий немецких снарядов, а вот для «Шарнхорста» один американский снаряд означает тяжелые повреждения, девяти же таких попаданий хватило для потопления японскому линкору «Кирисима». Если коротко, то немецкая броня пробивается американскими пушками на любой дистанции и с убойным результатом, а вот янки будет уязвим лишь вблизи, и с много меньшим эффектом. И классическая дуэль линкоров на обычном расстоянии, скорее всего, на втором или третьем обмене залпами приведет к взрыву погребов «Шарнхорста» от прямого попадания или потере хода, и тогда эсминцы его добьют.

Решение не находилось. Но адмирал чувствовал, что оно есть, и где-то рядом. Его нет в рамках строгих военно-морских правил? Когда-то давно основным правилом считалось в сражении сохранять строй, боевую линию, чего бы это ни стоило (оттуда и осталось название «линейные корабли»). Правило было столь нерушимым, что британцы вешали своих капитанов, посмевших его нарушить. Но великий Нельсон не боялся ради победы ломать строй. Хотя русские утверждали, что еще раньше это делал их Ушаков.

«А как бы поступил на моем месте русский адмирал? – подумал вдруг Тиле. – Тот, который побеждал меня на севере, всегда находя какой-то неожиданный поворот?»

Как подобает верному солдату рейха, герр Тиле ненавидел русских. Но такого умелого и опасного врага следовало уважать. Так что бы сделал русский, умевший побеждать меньшими силами и при невыгодном для себя положении? Я не касаюсь сейчас полярного демона, но ведь и сами русские, пусть и имея его за спиной, действовали очень умело, что стоит их последний бой у Нарвика?

Русский бы разорвал строй, откинув правила. И действовал бы, исходя не из общих принципов, а конкретной обстановки. Придумал бы то, что от него совсем не ждут. И вдруг Тиле увидел решение, оно было на грани фола, но красивым. И могло, нет, должно было сработать.

Необходимое условие: янки действительно поврежден настолько серьезно. Восемь узлов и, скорее всего, еще и проблемы с управлением. Значит, он не может быстро бегать и вертеться. Что требуется: «Шарнхорсту» придется сражаться совсем не по-линкорному, а в стиле миноносцев или даже торпедных катеров, лишь с артиллерией вместо торпед. Если я изложу свой план Хюфмайеру, он, пожалуй, решит, что его адмирал сошел с ума. Значит, не надо ничего ему говорить заранее.

Экипажу не было дела до этих раздумий Тиле. Матросы были довольны, это ведь приятное дело – смотреть сверху вниз на уже побежденного, утопающего врага, особенно когда в него можно плюнуть, бросить помоями, да и просто смеяться, глядя, как эти американцы цепляются за свою никчемную жизнь? Ну а что будет завтра, то адмирал и фюрер знают, они к плохому не приведут.

Американская эскадра была обнаружена накануне вечером. У пилота самолета-разведчика хватило ума не приближаться, снизившись почти к самой воде, внимательно рассматривая противника, его состав, ордер, курс, скорость. Тиле подумал с удовлетворением, что его предположения подтвердились: шесть узлов – это было слишком мало даже для экономичного хода и показывало серьезные повреждения корпуса, машин или винтов. Однако никакого внешнего урона не было заметно, что давало основания считать огневую мощь врага полноценной.

Офицеры на мостике «Шарнхорста» не скрывали своего беспокойства. Надо было срочно убегать, пока американцы не разобрались. Может, и уйдем, если повезет. У американца главный калибр бьет на сорок пять километров, сейчас взлетит бортовой самолет-корректировщик, и все будет кончено, не меньше десятка залпов ляжет накрытием прежде, чем «Шарнхорст» с «Цеппелином» успеют выйти из зоны поражения, и достаточно повреждения, вынудившего сбавить ход, дальше врагу останется лишь их добить.

Один лишь адмирал сохранял железное спокойствие. Выйдя на мостик и выслушав доклад, он лишь усмехнулся и начал отдавать приказания, короткие, четкие, деловые.