12 правил жизни. Противоядие от хаоса Питерсон Джордан

Почему бы вам просто не выпить эту чертову таблетку?

Представьте, что сотне людей прописали лекарство. Подумайте, что будет дальше. Треть из них даже не воспользуется рецептом. Половина из оставшихся 67 купит лекарство в аптеке, но будет принимать его неправильно³⁰. Они будут путать дозировку, забывать о том, что надо выпить очередную таблетку. Или вообще не притронутся к лекарству. Врачи и фармацевты склонны винить таких пациентов в несоблюдении предписаний, бездействии и ошибках. Они рассуждают так: нельзя осчастливить против воли. Психологи к таким суждениям относятся критически. Нас учат предполагать, что неспособность пациента следовать профессиональным советам – это вина лечащего врача, а не пациента. Мы считаем, что поставщик медицинских услуг несет ответственность за свои профессиональные рекомендации, за процедуры, которые будет проходить пациент, за план, составляемый с пациентом или клиентом до тех пор, пока не будет достигнут желаемый результат. Медик также должен удостовериться, что все происходит правильно. Вот одна из причин, по которой психологи так прекрасны:) Конечно, нам доступна роскошь проводить с нашими клиентами время. Этой роскоши лишены другие многострадальные профессионалы, которые удивляются, почему больные люди не хотят лечиться их лекарствами: «Что с ними не так? Им не хочется поправиться?» Нет, здесь кое-что похуже.

Представьте, что человек получает донорский орган, например почку. Трансплантат обычно появляется после долгого и тревожного ожидания со стороны больного человека – реципиента. Только малая часть людей посмертно становятся донорами органов, еще меньше становятся ими при жизни. Лишь малая часть органов подходит полным надежд реципиентам. Это значит, что типичному больному, который ждет трансплантации, приходилось проходить через ее единственную альтернативу – диализ – годами. Диализ подразумевает прогонку всей крови пациента через специальное устройство и вливание ее обратно в организм. Это невероятное, волшебное лечение, с ним все хорошо. Вот только оно неприятное. Его проводят пять-семь раз в неделю в течение восьми часов, каждый раз, когда пациент спит. Это слишком. Никто не хочет быть на диализе.

Одно из осложнений трансплантации – отторжение органа. Вашему телу не нравится, когда в него вшивают части чужого тела. Ваша иммунная система будет атаковать и разрушать чужеродные элементы, даже если они необходимы для выживания. Чтобы этого не происходило, вы должны принимать специальные препараты, которые ослабят иммунитет и повысят подверженность инфекционным заболеваниям. Большинство людей с радостью идут на компромисс. Но у некоторых реципиентов пересаженный орган все равно отторгается, несмотря на то что им прописывают нужные препараты. И это не потому, что лекарства не помогают (хотя и такое случается). Гораздо чаще причина в том, что люди их не принимают. Это не укладывается в голове. Очень плохо, когда ваши почки не работают. Диализ – это вам не пикник. Трансплантация происходит после долгого ожидания, это очень опасная и затратная операция. Пустить все насмарку, просто не принимая лекарства? Как могут люди поступать с собой таким образом? Как такое вообще возможно?

Честно говоря, это действительно сложный вопрос. Многие люди, которые получают донорский орган, находятся в изоляции, у них полно проблем со здоровьем, и это помимо проблем, связанных с отсутствием работы или кризисом в семье. Их когнитивные функции могут быть ослаблены, они могут быть в депрессии. Они могут не доверять своему врачу, могут не понимать, насколько им необходим выписанный препарат. Возможно, им трудно оплачивать лекарства и они экономят на них – отчаянный и бессмысленный шаг.

Но вот ведь потрясающая вещь. Представьте себе, что больны не вы, а ваша собака. И вы идете с ней к ветеринару. Ветеринар выписывает рецепт. Что происходит дальше? У вас столько же причин не доверять ветеринару, сколько и доктору. Если бы вы плохо заботились о своем питомце, вас бы не интересовали даже, возможно, неправильные, дурацкие, ошибочные назначения, которые выдает ветеринар, и вы бы свою собаку к нему не повели. Значит, все-таки вы о ней заботитесь, ваши действия это подтверждают. На самом деле вы, по статистике, заботитесь о ней больше, чем о себе. У людей лучше получается давать лекарства питомцам, чем самим их принимать. Это нехорошо. Даже с точки зрения вашего питомца это нехорошо. Он (возможно) любит вас и был бы счастливее, если бы вы принимали лекарство.

Исходя из этого набора фактов, трудно прийти к каким-либо выводам. Разве что люди, кажется, любят своих собак, кошек, хорьков и птиц (а может, даже ящериц) больше, чем самих себя. Насколько это ужасно? Сколько в человеке должно быть стыда, чтобы это было правдой? Что с людьми не так, почему они предпочитают домашних животных самим себе?

Древняя история из Книги Бытия, первой книги Ветхого Завета, помогла мне найти ответ на этот сложный вопрос.

Древнейшая история и природа мира

Книга Бытия, похоже, объединяет две истории о Сотворении мира из двух ближневосточных источников. В хронологически первом, но исторически более позднем источнике под названием «Священнический кодекс» Бог создал мир, используя свое божественное Слово, вызывая свет, воду и землю к существованию. Затем он создал растения и небесные тела, потом птиц, животных и рыбу (все это, опять-таки, с помощью речи) и закончил человеком – мужчиной и женщиной, причем обоих вылепил по собственному образу и подобию. Все это происходит в первой Книге Бытия.

Во второй, более полной версии, «Яхвисте», мы находим другую историю о происхождении, включающую Адама и Еву (тут детали создания несколько отличаются), а также истории о Каине и Авеле, Ное и Вавилонской башне. Это Книга Бытия 2:11. Чтобы понять Книгу Бытия, «Священнический кодекс», в котором делается акцент на речи как на фундаментальной созидательной силе, необходимо рассмотреть несколько основных древних теорий (надо сказать, что они заметно отличаются по своему типу и цели от научных теорий, которые, говоря с точки зрения истории, сравнительно новы).

Научные истины были четко сформулированы всего пятьсот лет назад в работах Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта и Исаака Ньютона. До тех пор наши предки не рассматривали мир через научную оптику, и даже взглянуть на Луну и звезды через телескопическое стекло они смогли далеко не сразу, ведь и телескоп появился сравнительно недавно. Теперь мы так научны и так решительно материалистичны, что нам трудно даже понять, что может существовать другой взгляд на мир. Но те, кто жил в давние времена, когда фундаментальные эпосы нашей культуры еще только зарождались, были гораздо больше озабочены действиями, обеспечивавшими выживание, и интерпретировали мир таким образом, который соответствовал этой цели, а не ставили во главу угла то, что мы теперь понимаем как объективную истину.

До того как наступил рассвет научного мировоззрения, реальность толковалась иначе. Бытие понималось как место действия, а не как место нахождения вещей³¹. Оно понималось как что-то более близкое к истории или драме. Эта история или драма проживалась, это был субъективный опыт, она проявлялась от раза к разу в сознании каждого живого человека. Это было нечто похожее на истории, которые мы рассказываем друг другу о наших жизнях и их индивидуальном значении, нечто похожее на события, которые описывают романисты, когда на страницах своих книг им удается ухватить правду существования. Субъективный опыт включает, в первую очередь, знакомые предметы, такие как деревья и облака, объективные в своем существовании, но также (и это еще важнее) эмоции и мечты, голод, жажду и боль. Именно такие вещи, переживаемые лично, являются наиболее фундаментальными элементами человеческой жизни в архаической, драматической перспективе, и их нелегко свести к чему-то отстраненному, сугубо объективному даже для современного редукционистского, материалистического ума.

Взять хотя бы боль – субъективную боль. Это нечто настолько реальное, что ни один аргумент против нее не выдвинешь. Все ведут себя так, будто их боль реальна – предельно, окончательно реальна. Боль имеет значение, она важнее любой материи. Думаю, что по этой причине многие мировые традиции рассматривают страдания, сопровождающие существование, как неизбывную истину Бытия. В любом случае, то, что мы испытываем субъективно, может быть в большей степени схоже с романом или с фильмом, чем с научным описанием физической реальности. Это драма прожитого опыта – смерть вашего отца уникальна и трагична, в отличие от объективной смерти, задокументированной в больничных записях. Так же уникальны и боль вашей первой любви, боль разбитых надежд, радость за успехи ребенка.

Область значимого

Научный мир материи в некотором смысле можно редуцировать до его фундаментальных составляющих элементов: молекул, атомов, даже кварков. Как бы то ни было, мир опыта тоже имеет первичные составляющие. Это необходимые элементы, взаимодействие которых определяет драматургию и вымысел. Один из них – хаос, другой – порядок, третий (а их всего три) – процесс, который происходит между ними. Он кажется идентичным тому, что современные люди называют сознанием. Наше внутреннее подчинение первым двум заставляет нас сомневаться в действительности существования. Мы машем руками в отчаянии и не можем как следует позаботиться о себе. А правильное понимание третьего позволяет нам найти единственно реальный выход.

Хаос – это область невежества. Это неисследованная теория. Хаос – это то, что простирается, вечно и не зная ограничений, над границами всех государств, над всеми идеями и всеми дисциплинами. Это чужестранец, незнакомец, член чужой банды, ночной шорох в кустах, монстр под кроватью, скрытый гнев матери, болезнь ребенка. Хаос – это отчаяние и ужас, которые вы чувствуете, когда вас по-настоящему предают. Это то, куда вы попадаете, когда все рушится, когда ваши мечты умирают, карьера терпит крах, брак распадается. Это подземный мир сказки и мифа, где дракон и золото, которое он охраняет, сосуществуют вечно. Хаос – это то, где мы находимся, когда сами не знаем, где мы, и то, что мы делаем, когда не знаем, что делаем. Короче говоря, это все те вещи и ситуации, которые мы не знаем и не понимаем.

Хаос – это также бесформенный потенциал, из которого Бог в Книге Бытия, в начале времен, взывал к порядку, используя язык. Это тот самый потенциал, с помощью которого мы, сделанные по Его образу и подобию, вызываем новые, постоянно меняющиеся моменты своей жизни. Хаос – это свобода, страшная свобода.

Порядок, напротив, – это исследованная территория. Это иерархия места, позиции и авторитета, насчитывающая сотни миллионов лет. Это структура общества. Кроме того, это структура, обеспеченная биологией, поскольку вы адаптированы к структуре общества. Порядок – это племя, религия, очаг, дом и страна. Это теплая безопасная гостиная, где горит камин и играют дети. Это национальный флаг. Это курс валюты. Порядок – это пол у вас под ногами, привычные планы на день. Это величие традиции, ряды парт в школьном классе, поезда, которые следуют по расписанию, календарь и часы. Порядок – это приличный внешний вид, который мы должны поддерживать, это вежливая встреча цивилизованных незнакомцев и тонкий лед, по которому мы все скользим. Порядок – это место, где поведение мира совпадает с нашими ожиданиями и желаниями, место, где все вещи оказываются такими, какими мы хотим, чтобы они были. Но иногда порядок – это также тирания и деградация, которые наступают, когда запрос на определенность, однородность и чистоту становится слишком однобоким.

Когда все определено, мы в порядке. Мы в порядке, когда все идет по плану, ничего нового, ничто нам не мешает. В царстве порядка вещи ведут себя так, как предначертано Богом. Нам там нравится. Знакомое окружение для нас благоприятно. Когда мы в порядке, мы можем мыслить на перспективу. Все работает, мы стабильны, спокойны и компетентны. Поэтому мы редко покидаем места, которые нам понятны, географически или концептуально, и, конечно, мы не любим, когда нас заставляют их покидать или когда это происходит случайно.

Вы в порядке, когда у вас есть верный друг, надежный союзник. Когда тот же человек предает вас, продает вас, из дневного мира ясности и света вы попадаете в темную преисподнюю хаоса, смятения и отчаяния. Вы совершаете те же движения и посещаете те же места, что прежде, но компания, на которую вы работаете, начинает терпеть крах, и ваше трудоустройство ставится под сомнение. Когда принимают вашу налоговую декларацию – это порядок. Когда проводят аудит ваших счетов – это хаос. Большинство людей предпочли бы, чтобы их ограбили, а не проверяли.

Пока не рухнули башни-близнецы, был порядок. Хаос появился уже после их падения. Все это почувствовали. Даже воздух стал неопределенным. Что тогда на самом деле рухнуло? Что на самом деле осталось стоять? Вот в чем главный вопрос. Когда лед, по которому вы катаетесь на коньках, крепок, это порядок. Когда он ломается, все рассыпается и вы проваливаетесь в воду – это хаос.

Порядок – это Шир хоббитов Толкина: мирный, плодородный и безопасный даже для наивных обитателей. Хаос – это подземное королевство гномов, узурпированное Смаугом, змеем, охраняющим сокровища. Хаос – это глубокое океанское дно, куда отправился Пиноккио, чтобы спасти своего отца от Монстро, кита и огнедышащего дракона. Это путешествие во тьму и спасительная операция – самое сложное, что должна сделать кукла, если хочет стать живой, если хочет выбраться из соблазнов обмана, игры, виктимизации, спонтанных удовольствий и тоталитарного подчинения, если хочет занять свое место в мире как настоящее Создание.

Порядок – это стабильность вашего брака. Она подкрепляется традициями прошлого и вашими ожиданиями – основанными, порой неочевидным образом, на этих традициях.

Хаос – это стабильность, которая трещит у вас под ногами, когда вы обнаруживаете неверность своего партнера. Хаос – это ощущение, будто вы болтаетесь без страховки и поддержки в космосе, когда направлявшие вас привычки и традиции терпят крах.

Порядок – это место и время, где зачастую невидимые аксиомы, по которым вы живете, организуют ваш опыт и ваши действия так, что происходит то, что должно происходить. Хаос – это новое место и время, которое возникает, когда внезапно разыгрывается трагедия, или злоба обнажает свое парализующее лицо, возможно, даже в пределах вашего собственного дома. Нечто неожиданное и нежелательное всегда может явиться и вмешаться в планы, и неважно, при знакомых обстоятельствах это произойдет или нет. Когда это случается, территория сдвигается. Не заблуждайтесь: пространство, видимое пространство, может остаться прежним. Но мы живем не только в пространстве, но и во времени. Даже самые старые и знакомые места сохраняют способность удивлять вас. Вы можете беспечно ехать по дороге на автомобиле, который знали и любили годами. Но время идет. Тормоза могут выйти из строя. Вы можете идти по дороге в своем теле, которому всегда доверяли. Но если ваше сердце дает сбой, даже моментальный, все меняется. Добродушные старые псы могут укусить. Старые проверенные друзья могут обмануть. Новые идеи могут разрушить старые и удобные определенности. Это имеет значение. Это реальность.

Когда наступает хаос, мозг быстро реагирует простыми схемами, сохранившимися еще с тех древних времен, когда наши предки жили на деревьях и змеи могли мгновенно впиться в их плоть³². За почти мгновенной, глубоко рефлекторной телесной реакцией следуют развившиеся позже, более сложные эмоциональные ответы и, в конце концов, мысли, явления высшего порядка, которые могут занять секунды, минуты и целые года. Все эти реакции в том или ином смысле инстинктивны, но чем они быстрее, тем более инстинктивны.

Хаос и порядок: личность, мужская и женская

Хаос и порядок – два наиболее фундаментальных элемента проживаемого опыта, два самых основных подразделения самого Бытия. Но это не вещи и не объекты, они так не воспринимаются. Вещи и объекты – часть объективного мира. Они неодушевленные, безжизненные. Они мертвы. С хаосом и порядком все обстоит иначе. Они воспринимаются, ощущаются и понимаются (насколько они вообще могут пониматься) как личности. Это так же характерно для восприятия, опыта и понимания современных людей, как и для восприятия, опыта и понимания их древних предков. Просто современные люди этого не замечают.

Порядок и хаос не понимаются сперва объективно, как вещи или объекты, а потом персонифицированно. Так было бы, только если бы мы сначала воспринимали объективную реальность, а потом делали выводы о намерении и цели. Но какими бы предрассудками мы ни руководствовались, восприятие работает иначе.

Восприятие вещей как инструментов, например, появляется сначала или одновременно с восприятием вещей как объектов. Мы видим, что значат вещи, почти так же быстро или даже еще быстрее, чем видим, что они собой представляют³³. Восприятие вещей как сущностей, обладающих личностью, тоже возникает до восприятия вещей как собственно вещей. Это особенно ярко проявляется на примере действий других³⁴, живых других, но мы также видим и неживой объективный мир как одушевленный, обладающий целями и намерениями. Так происходит благодаря тому, что психологи называют «системой обнаружения агента»³⁵ – она работает внутри нас. На протяжении тысячелетий мы развивались в насыщенных социальных обстоятельствах. Это значит, что наиболее значительными элементами нашей родной среды были личности, а не объекты или ситуации.

Личности, до восприятия которых мы эволюционировали, были всегда и повсюду, в предсказуемых формах, типичных иерархических конфигурациях и для самых разных целей. Миллиард лет они делились на мужские и женские. Это долго. Разделение жизни на два пола произошло еще до эволюции многоклеточных животных. Прошла только пятая часть этого временного отрезка, когда появились млекопитающие, которые активно заботятся о своем потомстве. Следовательно, категории «родитель» и/или «ребенок» существуют около двухсот миллионов лет. Это дольше, чем существуют птицы. Это дольше, чем цветут цветы. Это не миллиард лет, но все равно долго. Это более чем достаточно для мужского и женского пола, родителя и ребенка, чтобы стать жизненно важной, фундаментальной частью среды, к которой мы адаптировались. Это значит, что мужской и женский пол, родитель и ребенок для нас – естественные категории, глубоко встроенные в наши структуры восприятия, эмоциональные и мотивационные структуры.

Наш мозг глубоко социален. Другие создания, в первую очередь другие люди, были критически важны для нас, пока мы жили, спаривались и эволюционировали. Эти создания были в буквальном смысле слова нашей естественной средой обитания, нашим окружением. С точки зрения Дарвина, природа – это сама реальность, а среда – это то, что производит отбор, селекцию. Среде невозможно дать более фундаментальное определение. Это не просто инертная материя. Реальность сама по себе – то, с чем мы боремся ради выживания и продолжения рода. В эту категорию попадают другие существа, их мнение о нас, их сообщества.

На протяжении тысячелетий, по мере того как способности человеческого мозга развивались и наше любопытство росло, мы все больше узнавали и все больше интересовались природой мира, того, который мы в конечном итоге стали считать объективным миром – за пределами личностей в семье и группе. «За пределами» – это не просто неизведанная физическая территория. «За пределами» – значит за пределами того, что мы в настоящий момент понимаем, а понимать – значит взаимодействовать, справляться, а не просто объективно представлять.

Но наш мозг долго был сосредоточен на других людях. Поэтому, похоже, мы начали воспринимать неизвестный, хаотичный, нечеловеческий мир с помощью врожденных категорий, свойственных нашему социальному мозгу³⁶. Но даже это утверждение неверно: когда мы впервые начали воспринимать неизвестный, хаотичный, неживотный мир, мы использовали категории, которые изначально развились для представления дочеловеческого животного социального мира. Наш ум намного старше человечества. Категории, которыми мы оперируем, намного старше нашего вида. Самая основная из них в некотором смысле так же стара, как половой акт, и эта категория – пол, мужской и женский. Похоже, мы взяли это исконное знание о структурной, творческой оппозиции и стали все интерпретировать через соответствующую оптику³⁷.

Порядок, то есть нечто известное, символически ассоциируется с маскулинностью – это проиллюстрировано вышеупомянутым даосским символом инь и ян. Возможно, так сложилось, потому что первичная иерархическая структура человеческого общества маскулинна, как и у большинства животных, включая шимпанзе, которые ближе всего к нам генетически и поведенчески. Дело в том, что мужчины на протяжении истории были строителями городов, инженерами, каменщиками, лесорубами, управляли тяжелой техникой³⁸. Порядок – это Бог Отец, вечный Судия, хранитель главной книги, раздатчик наград и наказаний. Порядок – это армия мирного времени, состоящая из полицейских и солдат. Это политическая культура, корпоративная среда, система. Это «они» из фразы «Ты знаешь, что они говорят». Это кредитки, школьные классы, очереди в супермаркете, упорядоченные беседы, светофоры, привычные маршруты пассажиров. Порядок, если зайти слишком далеко и потерять баланс, может проявиться и в разрушительной, ужасной форме, такой, как принудительная миграция, концентрационные лагеря, однообразие строевого шага, от которого с души воротит.

Хаос – неизвестное – символически ассоциируется с феминным. Отчасти это потому, что все вещи, которые мы узнаем, изначально родились из неизвестности, так же как все существа родились от матерей. Хаос – причина, источник, ресурс, мать; материя, субстанция, из которой все сделано. Это то, что имеет значение, то, что случилось, – истинная причина мысли и коммуникации.

Положительная сторона хаоса в том, что это сама возможность, источник идей, мистическая сфера беременности и рождения. Его негативная сила в том, что это непроницаемый мрак пещеры, несчастный случай на обочине. Это медведица-гризли, страстно защищающая потомство, которая видит в вас потенциального хищника и разрывает вас на куски.

Вечно женственный Хаос – это также сокрушительная сила сексуального отбора. Женщины – разборчивые партнерши, в отличие от самок шимпанзе, своих ближайших аналогов в мире животных³⁹. Большинство мужчин не отвечают женским стандартам. Вот почему женщины на сайтах знакомств отмечают 85 % мужчин как не дотягивающих до должного уровня привлекательности⁴⁰.

По этой же причине у нас в два раза больше родственниц, чем родственников. Представьте, что все когда-либо жившие женщины родили в среднем одного ребенка. Теперь представьте, что половина мужчин, когда-либо живших, стали отцами двух детей, а другая половина мужчин не обзавелась ни одним ребенком⁴¹. Это женщина в образе самой Природы смотрит на половину мужчин и говорит: «Нет!» Для мужчин это прямая встреча с хаосом, и разворачивается он с разрушительной силой всякий раз, когда мужчинам дают от ворот поворот.

Разборчивость женщин – это также причина, по которой мы настолько отличаемся от нашего с кузенами-шимпанзе общего предка, в то время как сами шимпанзе на нас очень похожи. Склонность женщин говорить «нет!» больше, чем какая-либо иная сила, способствовала нашему эволюционированию в творческих, трудолюбивых, прямоходящих, обладающих большим (конкурентным, агрессивным, доминирующим) мозгом созданий, которыми мы являемся⁴². Это Природа в образе Женщины говорит: «Ну что, хвастунишка, ты достаточно хорош для дружбы, но пока я не вижу, чтобы твой генетический материал подходил для продолжения рода».

Наиболее глубокие религиозные символы во многом обязаны своей силой этому основополагающему фундаментальному двухпартийному концептуальному разделению. Например, звезда Давида – это направленный вверх треугольник женственности и направленный вниз треугольник мужественности[4].

То же самое с индуистскими символами йони и лингам, которые покрыты змеями, нашими древними противниками и провокаторами: Шива Линга изображается со змеиным божеством по имени Наг. Древние египтяне представляли Осириса, бога государства, и Исиду, богиню подземного мира, как сдвоенных кобр со связанными хвостами. Тот же символ использовался в Китае – с его помощью изображались Фу Си и Нюйва, создатели человечества и письменности. Христианские репрезентации менее абстрактны, они более личностные, но известные западные образы Девы Марии и младенца Иисуса, а также образ Пьеты, олицетворяют двойственное единство мужского и женского, равно как и традиционное убеждение в андрогинности Христа⁴³.

Наконец, следует заметить, что структура мозга сама по себе на грубом морфологическом уровне, похоже, отражает эту двойственность. По-моему, это означает фундаментальную реальность по ту сторону метафоры, реальность символического деления на феминное и маскулинное, поскольку мозг по определению адаптирован к реальности как таковой – к реальности, концептуализированной в квазидарвинистской манере.

Элхонон Голдберг, студент великого русского нейропсихолога Александра Лурии, выдвинул достаточно ясное и четкое предположение, что сама по себе полусферическая структура коры головного мозга отражает фундаментальное разделение на новое (неизвестное, оно же хаос) и рутинное (известное, то есть порядок)⁴⁴. Он не ссылается на символы, представляющие структуру мира в соответствии с этой теорией, что даже к лучшему: идея заслуживает больше доверия, когда она рождается из цепочки исследований в разных областях⁴⁵.

Мы это уже знаем, но мы не знаем, что знаем это. Однако мы немедленно осознаем это благодаря подходящей формулировке. Все понимают порядок и хаос, мир земной и подземный, когда их объясняют такими терминами. У нас у всех есть осязаемое чувство хаоса, скрывающегося под всем, что нам знакомо. Вот почему мы любим странные, сюрреалистичные истории, такие как «Пиноккио», «Спящая красавица», «Король Лев», «Русалочка», «Красавица и чудовище», с их вечными ландшафтами известного и неизвестного, мира наземного и подземного. Мы все побывали и там и там, причем по многу раз: порой в силу случайности, порой по собственному выбору.

Многое становится на свои места, когда вы начинаете сознательно понимать мир таким образом, словно знание вашего тела и души выравнивается со знанием вашего разума. Больше того: такое знание дает и предписание, и описание. Это тип знания «что», который помогает понять «как» – как должно. Даосское сопоставление инь и ян, например, не только иллюстрирует хаос и порядок как фундаментальные элементы Бытия, но и рассказывает, как действовать. Путь, даосская дорога жизни, представляется (или существует) на границе между сдвоенными змеями. Путь – это путь правильного бытия. Это то, о чем Христос говорил в Евангелии от Иоанна 14:6: «Я есмь путь, и истина, и жизнь». Та же идея выражается в Евангелии от Матфея 7:14: «Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».

Мы вечно населяем порядок, окруженный хаосом. Мы вечно занимаем известную территорию, окруженную неизвестным. Мы чувствуем себя включенными в важный процесс, когда нам удается стать связующим звеном между ними. Мы адаптированы, в глубоком дарвинистском смысле, не к миру объектов, а к метареалиям порядка и хаоса, инь и ян. Хаос и порядок создают вечную, трансцендентную среду жизни. Чтобы вести двойную игру в рамках этой фундаментальной двойственности, надо балансировать: одной ногой твердо укорениться в порядке и безопасности, а второй – в хаосе, возможности, росте и приключении. Когда жизнь неожиданно являет себя как сильный, захватывающий и осмысленный процесс, когда время идет, и вы настолько погружены в то, что делаете, что ничего не замечаете, – вот тогда и там вы находитесь аккурат на границе между порядком и хаосом. Субъективный смысл, с которым мы там сталкиваемся, – это реакция нашего самого глубокого существа, нашего неврологически и эволюционно обоснованного инстинктивного «я», означающая, что мы обеспечиваем себе стабильность, а также расширение обитаемой, плодотворной территории, пространства личного, социального и естественного. Это правильное место, во всех смыслах. Вы находитесь там и тогда, когда нужно. Об этом вам говорит и музыка, когда вы ее слушаете, а еще в большей степени, наверное, когда танцуете, – ее гармонично-многослойные рисунки предсказуемости и непредсказуемости создают смысл из самой глубины вашего Бытия.

Хаос и порядок – это фундаментальные элементы, поскольку каждая проживаемая ситуация, любая мыслимая ситуация, состоит из них двоих. Неважно, где мы, мы все равно найдем вещи, которые сможем идентифицировать, использовать и предсказывать, а также вещи, которые мы не знаем и не понимаем. Неважно, кто мы, жители пустыни Калахари или банкиры с Уолл-стрит, – что-то у нас под контролем, а что-то нет. И первые, и вторые могут понимать одни и те же истории и существовать в пределах одних и тех же вечных истин. В конце концов, фундаментальная реальность хаоса и порядка верна для всего живого, не только для нас. Живые существа всегда найдутся в местах, которыми смогут овладеть, в окружении вещей и ситуаций, которые делают их уязвимыми.

Одного только порядка недостаточно. Вы не можете оставаться в стабильности, безопасности, да еще и в неизменности, потому что все равно существуют жизненно важные вещи, которые нужно узнать. Но и хаос – это может быть слишком. Вы не сможете долго терпеть, как вас затапливает новой информацией, которую вы должны узнать, если ее объем превосходит ваши возможности. Поэтому одной ногой нужно опереться на то, чем вы овладели и что поняли, а другой – на то, что вы сейчас изучаете и чем овладеваете. Теперь вы поместили себя туда, где экзистенциальный ужас под контролем, но где вы остаетесь бдительными и вовлеченными. Вот где есть чем овладеть и где есть возможность стать лучше. Вот где надо искать смысл.

Райский сад

Как вы помните, мы уже говорили о том, что истории, изложенные в Книге Бытия, – это сплав из нескольких источников. Из более нового «Священнического кодекса» (Книга Бытия), в котором описано происхождение порядка из хаоса, вытекает вторая, еще более древняя часть – «Яхвист», часть, которая начинается с Книги Бытия. Источник под названием «Яхвист», который использует имя YHWH, или Яхве, для представления Бога, содержит историю об Адаме и Еве, а также более полное толкование событий шестого дня творения, к которым отсылает «Священнический кодекс». Связь между историями, похоже, является результатом их тщательного редактирования человеком или людьми, которые библеистам известны только как Редактор – именно он (или они) сплел истории друг с другом. Это могло произойти, когда по той или иной причине объединились народы, придерживавшиеся двух разных традиций. Как следствие, нелогичность смешавшихся между собой историй росла, повествование становилось все более неуклюжим, и это обеспокоило кого-то сознательного, смелого и одержимого тягой к согласованности.

Согласно истории сотворения из «Яхвиста», Бог сначала создал ограниченное пространство, известное как Эдем (на арамейском, предполагаемом языке Иисуса, это значит «хорошо увлажненное место»), или Парадиз (pairidaeza на древнеиранском или авестийском, что переводится как «огражденный, защищенный участок» или «сад»). Бог поместил туда Адама вместе со всем многообразием фруктовых деревьев, два из которых были отмечены особо. Одно из них было Древо жизни, другое – Древо познания добра и зла. Бог сказал Адаму, что тот может есть сколько угодно фруктов, когда захочется, но добавил, что Древо познания добра и зла под запретом. После этого Он создал Еву, партнершу Адама[5].

Поначалу, только оказавшись в раю, Адам и Ева не кажутся особо сознательными, и уж тем более застенчивыми. Как утверждается в истории, прародители были голыми, но не испытывали стыда. Такая формулировка предполагает, во-первых, что это совершенно естественно и нормально для людей – стыдиться собственной наготы, иначе об ее отсутствии ничего не пришлось бы говорить, и, во-вторых, хорошо это или плохо, но с нашими прародителями было что-то не так. Бывают, конечно, исключения вроде эксгибиционистов, но в целом единственные, кто сейчас не устыдился бы своей наготы в общественном месте, – это те, кому еще нет трех лет. Весьма распространенный кошмар – внезапно оказаться голым на сцене перед толпой.

В третьей главе Книги Бытия появляется змей, причем сначала, кажется, змей на ножках. Одному Богу известно, зачем он впустил или сам поместил подобное создание в сад. Я долго бился над разгадкой. Кажется, это отчасти рефлексия на тему дихотомии порядка и хаоса, характеризующая весь накопленный опыт, при этом Рай служит обитаемым порядком, а змей играет роль хаоса. То есть змей в Эдеме значит то же самое, что черная точка на стороне ян в даосском символе совокупности, – таким образом возможность неизвестного, революционного внезапно проявляет себя там, где все выглядит спокойным.

Кажется попросту невозможным, даже для самого Бога, сделать ограниченное пространство полностью защищенным от всего внешнего – только не в реальности с ее необходимыми границами, окруженными трансцендентным. То, что снаружи, – хаос – всегда проползает внутрь, потому что ничто не может быть полностью ограждено от остальной реальности. Значит, даже самое безопасное пространство неизбежно таит в себе змею.

Настоящие, обычные змеи всегда обитали в траве и на деревьях в нашем изначальном раю – в Африке⁴⁶. Даже если бы их всех каким-то непостижимым образом изгнал оттуда некий первобытный Святой Георгий, змеи остались бы жить в форме наших первобытных конкурентов, действующих как враги (по крайней мере с нашей ограниченной, внутригрупповой, завязанной на кровном родстве точки зрения). В конце концов, недостатка в конфликтах и войнах между нашими предками, жившими в племенах или как-то иначе, не было⁴⁷.

Да даже если бы мы победили всех змей, что осаждают нас со стороны и в обличье рептилий, и в человеческом обличье, мы все равно не были бы в безопасности. Мы и сейчас не в безопасности. В конце концов, мы видели врага, и он – это мы. Змей обитает в каждой душе. Насколько я могу судить, это и есть причина странного христианского утверждения, наиболее четко выраженного Джоном Мильтоном, что змей в саду Эдема был также самим Сатаной, воплощенным духом зла. Важность этой символической и столь блестящей идентификации трудно переоценить. Именно через такие тысячелетние упражнения в воображении и развилась идея абстрактных моральных концепций со всеми вытекающими. Неосознанная нами работа была направлена на идею Добра и Зла и на их окружение – на метафору, подобную сну.

Хуже всех возможных змей – извечная человеческая склонность ко злу. Хуже всех возможных змей эта психологическая, духовная, личная., внутренняя склонность. Никакие стены, даже самые крепкие, ее не сдержат. Даже если бы существовала крепость, достаточно мощная, чтобы удерживать все плохое снаружи, плохое все равно немедленно появилось бы внутри. Как считал великий русский писатель Александр Солженицын, линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека⁴⁸.

Не существует способа оградить некий изолированный участок от огромной окружающей реальности, сделать все и всегда внутри него предсказуемым и безопасным. С каким бы тщанием мы ни защищались, кое-что из того, от чего мы защищаемся, все равно снова прокрадется внутрь. Говоря языком метафор, змея неизбежно появится. И самые усердные из родителей не могут полностью защитить своих детей, даже если запрут их в подвале, на безопасном удалении от наркотиков, алкоголя и интернет-порно. В этом крайнем случае чрезмерно осторожный, чрезмерно заботливый родитель просто заменит собой другие ужасные жизненные проблемы. Это большой фрейдистский кошмар Эдипа⁴⁹. Гораздо лучше наделить существа, о которых вы заботитесь, знаниями и правами, чем защищать их. Даже если постоянно отгонять от них все угрожающее и опасное (а заодно и все вызывающее и интересное), то появится другая опасность: опасность вечного человеческого инфантилизма и полной бесполезности. Разве могла природа человека достичь своих максимальных возможностей без вызова и опасности? Насколько скучными и жалкими стали бы мы, не будь у нас причин оставаться внимательными? Возможно, Бог подумал, что его новое творение справится со змеем, и решил, что присутствие последнего – наименьшее из двух зол.

Вопрос к родителям: вы хотите, чтобы ваши дети были защищенными или чтобы они были сильными?

Как бы то ни было, в Саду обитает змей – «коварное», как говорится в древней истории, хитрое, лживое и вероломное чудовище, готовое чуть что испариться. Неудивительно, что он решает разыграть Еву. Почему Еву, а не Адама? Возможно, это просто случайность. Вероятность того, что это окажется Ева, согласно статистике, была 50 на 50, а это весьма серьезная вероятность. Но я заметил, что в этих старых историях нет ничего случайного. Все случайное, что никак не влияет на сюжет, давно забыто и опущено. Как говорил великий русский драматург Антон Чехов: «Все, что не имеет прямого отношения к рассказу, все надо беспощадно выбрасывать. Если вы говорите в первой главе, что на стене висит ружье, во второй или третьей главе оно должно непременно выстрелить. А если не будет стрелять, не должно и висеть»⁵⁰.

Возможно, у прародительницы Евы было больше причин подходить к змеям, чем у Адама. Может быть, они могли охотиться на ее потомство, обитавшее на деревьях. Возможно, по этой причине дочери Евы более склонны защищаться, более застенчивы, пугливы и нервны по сей день (особенно в наиболее эгалитарных современных человеческих обществах)⁵¹. Как бы то ни было, змей сообщает Еве, что если она вкусит запретный плод, то не умрет. Больше того, ее глаза откроются. Она будет, как Бог, отличать добро ото зла. Конечно, змей сказал ей, что она будет подобна Богу не только в этом. Но, в конце концов, это же просто змей. Будучи человеком и желая узнать больше, Ева решает вкусить плод. Бац! Она просыпается: она сознательная, возможно, застенчивая – впервые в жизни.

Никакая зрячая и сознательная женщина не будет терпеть непробужденного мужчину. И Ева тут же делится фруктом с Адамом. Это делает и его застенчивым. Мало что изменилось: женщины делают мужчин застенчивыми с начала времен. В первую очередь они делают это, отвергая мужчин, но также добиваются подобного эффекта, стыдя их, если мужчины не берут на себя ответственность. Ничего удивительного, учитывая, что женщины несут на себе основное бремя деторождения. Трудно представить, что могло бы быть как-то иначе. Но способность женщин стыдить мужчин и делать их застенчивыми все еще является главной силой природы.

Вы можете теперь спросить: в чем, скажите на милость, заключается связь между змеями и зрением? Прежде всего, змей важно видеть, поскольку они могут на вас охотиться, особенно если вы малы и живете на деревьях, как наши предки. Доктор Линн Избелл, профессор антропологии, изучающая поведение животных в Университете Калифорнии, предположила, что поразительно острое зрение, присущее практически одному только человеку, было выработано десятки миллионов лет назад в силу необходимости обнаруживать и избегать страшно опасных змей, совместно с которыми эволюционировали наши предки⁵². Вот, возможно, одна из причин, по которой змей фигурирует в райском саду как создание, которое дало человеку божественное видение, божественное зрение – в дополнение к тому, что этот самый змей сыграл роль исконного и вечного врага рода человеческого. Вот, возможно, одна из причин, по которой Мария, вечная мать, архетип матери, усовершенствованная Ева, так часто предстает в средневековой и возрожденческой иконографии поднимающей младенца Иисуса в воздух, как можно дальше от хищной рептилии, которую она уверенно попирает ногой⁵³. И это еще не все. Змей предлагает фрукт, а фрукт тоже ассоциируется с трансформацией зрения, его адаптацией, в ходе которой наша способность различать цвета позволила нам быстро обнаруживать зрелые и, соответственно, съедобные плоды на деревьях⁵⁴. Наши прародители прислушались к змею. Они вкусили плод. Их глаза раскрылись. Они оба пробудились. Вы можете подумать, как и Ева подумала вначале, что это хорошо. Но иногда полподарка хуже, чем ни одного. Адам и Ева проснулись – это хорошо, но лишь настолько, чтобы обнаружить кое-что ужасное. Первым же делом они обнаружили, что они голые.

Голая обезьяна

Мой сын обнаружил, что он голый, задолго до того, как ему исполнилось три. Он хотел одеться. Он крепко закрывал дверь ванной. Он не появлялся перед другими людьми без одежды. Я не мог понять, как ни старался, как же это связано с его воспитанием. Это было его собственное открытие, его собственное осознание и его собственный выбор реакции. Мне казалось, что эта реакция встроенная.

Каково знать, что вы голый, или (возможно, это еще хуже) знать, что вы и ваш партнер оба голые? Связанные с этим ужасы весьма пугающе изображены художником эпохи Возрождения Хансом Бальдунгом Грином. Голый – значит уязвимый, подверженный повреждениям. Голый – значит мишень для суждений о красоте и здоровье. Голый – значит незащищенный и невооруженный в джунглях, среди природы и людей. Вот почему Адам и Ева испытали стыд, как только их глаза открылись. Они могли видеть, и первое, что они увидели, были они сами. Их недостатки выделились, их уязвимость проявилась. Животы других млекопитающих были скрыты и защищены спинами, словно доспехами. Но люди – создания прямоходящие, и их самые уязвимые части тела были выставлены всему миру на обозрение. И это еще не самое худшее. Адам и Ева тут же сделали себе набедренные повязки (согласно Международному стандартному переводу Библии, или фартуки, согласно Библии короля Джеймса), чтобы прикрыть свои хрупкие тела и защитить свои эго. Затем они стремительно ускользнули и спрятались. В своей уязвимости, теперь полностью осознанной, они чувствовали себя недостойными стоять перед Богом.

Если вы не можете связать себя с этим чувством, вы просто не подумали хорошенько. Красота стыдит уродство. Сила стыдит слабость. Смерть стыдит жизнь. А Идеал стыдит нас всех. Поэтому мы его боимся, поэтому он нас возмущает, поэтому мы даже ненавидим его. И, конечно, это следующая тема, которая рассматривается в Книге Бытия, в истории Каина и Авеля.

Что нам с этим делать? Отказаться от всех идеалов красоты, здоровья, великолепия и силы? Это нехорошее решение. Оно просто гарантирует, что мы будем постоянно испытывать стыд, и что мы, говоря по справедливости, того заслуживаем. Я не хочу, чтобы женщины, которые могут сразить наповал одним своим присутствием, исчезли только потому, что другие на их фоне чувствуют неуверенность в себе. Я не хочу, чтобы такие интеллектуалы, как Джон фон Нейман, исчезли только потому, что я едва справлялся со школьной программой по математике. В 19 лет он переопределил числа⁵⁵. Числа! Боже, благодарю тебя за Джона фон Неймана! Спасибо тебе за Грейс Келли, Аниту Экберг и Монику Беллуччи! Я горд чувствовать себя недостойным в присутствии таких людей. Это цена, которую все мы платим за свои цели, достижения и амбиции. Однако нет ничего удивительного и в том, что Адам и Ева прикрыли свою наготу.

Следующая часть истории, по-моему, откровенно фарсовая, хоть она вместе с тем и трагична, и ужасна. В тот же вечер, когда в Эдеме стало прохладно, Бог отправился на свою традиционную прогулку. Но Адама в саду не было. Это озадачило Бога, который привык гулять вместе с ним. «Адам! – зовет Бог, видимо, забыв, что может видеть сквозь кусты. – Где ты?» Адам тут же появляется, но дело плохо: он предстает, во-первых, как невротик, во-вторых, как подонок. Создатель Вселенной зовет, и Адам отвечает: «Я слышал тебя, Господи. Но я был гол, и я прятался». Что это значит? Это значит, что люди, нерешительные в своей уязвимости, вечно боятся говорить правду, посредничать между хаосом и порядком и обнаруживать свою судьбу. Другими словами, они боятся идти с Богом. Возможно, это не круто, но это хотя бы понятно. Бог – осуждающий отец. У него высокие стандарты. Его трудно удовлетворить.

Бог говорит: «Кто сказал тебе, что ты голый? Ты съел что-то, чего не должен был?» И несчастный Адам тут же указывает на Еву, свою любовь, свою партнершу, свою родную душу, и ябедничает на нее. А потом обвиняет Бога. Он говорит: «Эта женщина, которую ты дал мне, дала мне это, и я это съел». Как жалко и как точно! Первая женщина сделала первого мужчину застенчивым и негодующим. Тогда первый мужчина обвинил женщину А потом первый мужчина обвинил Бога. Вот именно так по сей день чувствует себя каждый отвергнутый мужчина. Когда потенциальный предмет любви принижает его репродуктивную пригодность, он чувствует себя мелким. Затем он проклинает Бога за то, что сделал эту женщину такой стервозной, а его самого таким никчемным (как будто в нем есть какой-то смысл), а само Бытие таким глубоко неправильным. А потом начинает думать о мести. Как же это низко и как же это понятно!

У женщины есть хотя бы змей, которого можно винить, и потом оказывается, что этот змей – Сатана собственной персоной, как бы странно это ни выглядело. Так что мы можем понять и посочувствовать Еве с ее ошибкой. Она была обманута в лучших чувствах. Но Адам! Никто не тянул его за язык.

К сожалению, на этом неприятности не заканчиваются – ни для Человека, ни для Зверя. Во-первых, Бог проклинает змея, сообщая ему, что теперь тот будет вечно пресмыкаться, подвергаясь постоянной опасности, уворачиваясь от нападения злых людей. Во-вторых, Он говорит женщине, что теперь она будет в муках рожать детей своих и желать недостойного, порой весьма обидчивого мужчину, который будет иметь над ее биологической судьбой полную и постоянную власть. Что это должно означать?

Это могло значить, что Бог – всего-навсего патриархальный тиран, на чем настаивают политически ориентированные интерпретации древней истории. Я думаю, это просто описательный оборот. Просто. И вот почему.

По мере эволюции человека мозг, который изначально дал толчок развитию самосознания, значительно расширился. Это привело к гонке вооружений между головкой плода и женским тазом⁵⁶. Женщина любезно расширила свои бедра чуть ли не до такого состояния, при котором уже невозможно бегать, а ребенок смог позволить себе рождаться на год (и даже на год с лишним) быстрее, чем другие млекопитающие его размера, и развил наполовину складную голову⁵⁷.

Это было и остается болезненным для обоих. Младенец, который, по сути, еще подобен эмбриону, практически полностью зависим от своей матери во всем на протяжении первого года жизни. Его массивный мозг запрограммирован так, что он должен учиться до 18 (или до 30) лет, пока его не выпихнут из гнезда. И это мы еще не говорим о том, какую боль испытывают женщины в родах, и о высоких рисках смерти матери и ребенка. Все это значит, что женщины платят высокую цену за беременность и воспитание детей, особенно на ранних этапах, и эти неизбежные последствия увеличили зависимость женщин от порой ненадежной и всегда проблематичной милости мужчин.

Когда Бог сказал Еве, что должно произойти после того, как она пробудилась, Он обратился к Адаму. Последний, вместе со своими потомками мужского пола, отделался ничуть не легче. Бог сказал что-то вроде: «Мужчина, поскольку ты последовал за женщиной, твои глаза открылись. Твое божественное зрение, подаренное змеем, плодом и любовницей, позволяет тебе видеть далеко, даже заглянуть в будущее. Но те, кто смотрят в будущее, всегда могут увидеть грядущие несчастья и должны приготовиться ко всем случайностям и вероятностям. Поэтому тебе придется вечно жертвовать настоящим ради будущего. Тебе придется отложить удовольствие ради безопасности. Если коротко: тебе придется работать. И это будет сложно. Надеюсь, тебе нравятся тернии и волчцы, потому что тебе предстоит выращивать их в большом количестве».

И после этого Бог изгоняет первого мужчину и первую женщину из Рая, из детства, из бессознательного мира животных, прямиком в ужасы истории. И затем он ставит у ворот Рая херувима и пылающий меч, чтобы не дать людям вкушать плодов Древа жизни. Это выглядит довольно низко. Почему бы просто не сделать несчастных людей сразу бессмертными? Особенно если это, в конце концов, твой план на далекое будущее, как следует из развития сюжета? Но кто осмелится задавать вопросы Богу?

Видимо, Небеса – это что-то, что вы должны построить, а бессмертие – что-то, что вы должны заслужить.

И вот мы возвращаемся к нашему изначальному вопросу: зачем кому-то покупать лекарства для своей собаки и аккуратно давать их ей, если этот кто-то не будет делать то же самое для себя? Теперь у вас есть ответ, вытекающий из одного из самых фундаментальных текстов человечества. Зачем кому бы то ни было заботиться о чем-то настолько голом, уродливом, стыдящемся, испуганном, недостойном, трусливом, возмущенном, защищающемся и обвиняющем, как потомок Адама, даже если эта вещь, это существо – он сам? И, говоря так, я вовсе не исключаю женщин.

Все, что мы до сих пор обсуждали, чтобы бросить хотя бы беглый взгляд на человечество, подходит в равной степени к нам самим. Это обобщения о человеческой природе, и никаких уточнений. Но вы ведь знаете о самом себе гораздо больше. Вы достаточно плохи, как известно другим. Но только вы знаете полный спектр своих тайных проступков, несовершенств и недостатков. Никто так не знаком со всеми видами изъянов вашего разума и тела, как вы. Ни у кого больше нет таких причин держать вас в презрении, видеть вас жалким. И отказывая себе в чем-то, что может принести добро, вы можете наказать себя за все свои неудачи. Собака, безобидная, невинная, не осознающая себя собака, конечно, заслуживает большего.

Если это вас не убедило, давайте рассмотрим еще один жизненно важный вопрос. Порядок, хаос, жизнь, смерть, грех, зрение, работа и страдание – этого недостаточно ни авторам Книги Бытия, ни самому человечеству. История продолжается, со всеми своими трагедиями и катастрофами, и люди, в нее вовлеченные (то есть мы) должны справиться с еще одним болезненным пробуждением. Теперь нам предстоит размышлять о морали как таковой.

Добро и зло

Когда их глаза открываются, Адам и Ева осознают больше, чем просто собственную наготу и необходимость трудиться. Они также познают Добро и Зло (как сказал змей, имея в виду запретный плод: «Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло»). Что это могло значить? Что тут еще изучать, какие связи восстанавливать, после того как это огромное поле уже столько раз исследовалось? Простой контекст подсказывает, что это что-то связанное с садами, змеями, неповиновением, фруктами, сексуальностью и наготой. Последнее в этом ряду – нагота – окончательно меня затянуло. И я увяз на годы.

Собаки – хищники. И кошки тоже. Они убивают и едят добычу. Это не мило. Но мы принимаем их в качестве домашних животных и заботимся о них, даем лекарства, когда они болеют, – несмотря ни на что. Почему? Да, они хищники, но это просто их природа. Они не несут за это ответственности. Они голодны, но не злы. У них нет разума, нет творческого начала и, что всего важнее, нет самосознания, необходимого для вдохновенной жестокости, присущей человеку.

Почему так? Все просто. В отличие от нас, у хищников нет понимания собственной слабости, своей фундаментальной уязвимости, своей подверженности боли и смерти. А мы точно знаем, как, где нам может быть нанесено увечье и почему. Это и определяет любое самосознание. Мы осознаем свою беззащитность, конечность, смертность. Мы можем чувствовать боль, отвращение к себе, стыд, ужас, и мы знаем это. Мы знаем, что заставляет нас страдать. Мы знаем, как страх и боль могут быть обращены против нас, и это значит, что мы точно знаем, как обратить их на других. Мы знаем, что мы голы, и знаем, как эту наготу можно использовать, и это значит, что мы знаем, что другие тоже голые, и знаем, как их использовать. Мы можем сознательно пугать других людей. Мы можем ранить и унижать их за ошибки, которые нам слишком хорошо знакомы. Мы можем пытать их, в прямом смысле слова, медленно, искусно и ужасно. Это гораздо больше, чем хищничество. Это качественный сдвиг в понимании. Это катаклизм того же масштаба, что и развитие самосознания. Это входная арка для знаний о Добре и Зле в мире. Это второй и еще не сросшийся перелом в структуре Существования. Это трансформация самого Бытия в моральные стремления, связанные с развитием сложного самосознания.

Только человек мог изобрести пыточные механизмы, железную деву, тиски для больших пальцев. Только человек будет причинять страдания ради страданий. Это лучшее определение зла, которое я смог сформулировать. Животные на такое не способны, но люди со своими мучительными полубожественными способностями – еще как. И в связи с осознанием этого у нас есть практически легитимная концепция, очень непопулярная в современных интеллектуальных кругах, – концепция «первородного греха». Кто осмелится сказать, что в нашей эволюционной, личной и теологической трансформации не было места добровольному выбору? Наши предки выбирали своих сексуальных партнеров и проходили отбор ради чего? Ради сознания? Самосознания? Ради морального знания? И кто может отрицать чувство экзистенциальной вины, которая наполняет человеческий опыт? И как не заметить, что без вины, этого чувства врожденной испорченности и способности к проступкам, человек находится в одном шаге от психопатии?

У людей есть великая способность к проступкам. Это уникальное для живого мира свойство. Мы можем и делаем вещи хуже, чем они были, причем добровольно, полностью осознавая, что творим. Мы можем делать это и случайно, по небрежению, и добровольно закрывая на что-то глаза. Учитывая эту ужасную способность, эту склонность к злонамеренным действиям, стоит ли удивляться, что нам тяжело заботиться о себе или о других, или что мы сомневаемся в ценности всего человеческого предприятия? Мы сами у себя под подозрением уже долгое время и по довольно веским причинам. Например, тысячи лет назад древние жители Месопотамии верили, что человечество появилось из крови Кингу, самого ужасного монстра, которого смогла породить Богиня Хаоса в один из самых мстительных и деструктивных моментов своей жизни⁵⁸. Придя к подобным выводам, как могли мы не усомниться в ценности своего бытия, и даже Бытия как такового? Кто после этого мог встретиться с болезнью в себе или в ком-то другом и не усомниться в моральной пользе лекарств? И ведь никто не понимает темные стороны личности лучше, чем сама эта личность. И кто же, болея, будет полностью вверять себя своей собственной заботе?

Возможно, Человек – это нечто, чего никогда не должно было быть. Возможно, Землю даже нужно было бы очистить от человеческого присутствия, чтобы Бытие и сознание могли вернуться к невинной грубости животных. Уверен, что человек, утверждающий, будто никогда такого не желал, либо не обратился к своим воспоминаниям, либо не сталкивался со своими самыми темными фантазиями.

Так что же делать?

Божественная искра

В Книге Бытия Бог создает мир с помощью божественного, истинного слова, созидая жилой, райский порядок из докосмогонического хаоса. Затем он создает мужчину и женщину по своему образу и подобию и наделяет их возможностью делать то же – строить порядок из хаоса и продолжать Его работу. На каждой стадии сотворения, включая ту, которая подразумевает создание первой пары, Бог размышляет о том, что получилось, и объявляет, что это хорошо.

Сопоставление глав 1, 2 и 3 Книги Бытия (последние две главы фокусируются на грехопадении человека, описывая, почему наша доля так трагична и этически мучительна) дает повествовательную последовательность, почти невыносимую по своей глубине. Мораль Книги Бытия в том, что Бытие, приведенное к жизни с помощью истинного слова, есть Добро. То же верно и для человека до его отделения от Бога. Эта добродетель подвергается ужасному разрушению в ходе грехопадения, а также в ходе событий, связанных с Каином и Авелем, Потопом и Вавилонской башней. Но в нас сохранился намек на состояние, свойственное нам до грехопадения. Мы его как бы помним. Мы вечно ностальгируем по невинности детства, по божественному, бессознательному Бытию животных, по нетронутому древнему лесу, что подобен храму. Мы находим отдохновение в подобных вещах. Мы почитаем их, даже называя себя атеистами и защитниками окружающей среды самого антигуманного толка. Первоначальное состояние Природы, задуманное таким образом, является райским. Но мы больше не те, кто с Богом и Природой. И простого возврата назад не будет.

Изначальные мужчина и женщина, существовавшие в неразрывном союзе с Творцом, не были сознательными (и тем более не обладали самосознанием). Их глаза не были открыты. Но в своем совершенстве они представляли собой нечто меньшее, чем люди после грехопадения. Их добродетель была дарованной, а не заслуженной или заработанной. У них не было выбора. Видит Бог, так проще. Но, возможно, это не лучше, чем, к примеру, добродетель, честно заработанная. Может быть, в некоем космическом смысле (если предположить, что сознание само по себе – феномен космической важности), свобода выбора имеет значение. Кто может уверенно говорить о подобных вещах? Не хотелось бы мне вытащить на экзамене билет с такими вопросами – они сложные.

Отсюда теория: возможно, дело не только в том, что возникновение самосознания и рост наших моральных знаний о смерти и грехопадении осаждают нас и заставляют сомневаться в собственной ценности. Может, дело в нашем нежелании, отраженном в том, как стыдливо прятался Адам, в нежелании идти с Богом, несмотря на нашу хрупкость и склонность ко злу.

Вся Библия структурирована таким образом, что все после падения: история Израиля, пророки, явление Христа – представлено как лекарство от грехопадения, выход из зла. Начало сознательной истории, расцвет государства и всех его патологий гордости и жестокости, появление великих моральных авторитетов, которые пытаются установить порядок, и кульминация – Мессия собственной персоной – все это часть человеческих попыток по велению Бога вести себя правильно. Что бы это означало?

Вот ведь удивительная вещь, ответ уже содержится в Книге Бытия: воплотить образ Бога – с помощью слова вывести из хаоса Бытие, которое есть Бог, – но сделать это осознанно, по собственному свободному выбору. Назад – это путь вперед, как тонко заметил Томас С. Элиот, но назад – как пробужденные создания, осуществляя правильный выбор пробужденных созданий, а не возвращаясь ко сну:

Если бы нам хотелось как следует позаботиться о себе, нам бы пришлось уважать себя, а мы не уважаем, поскольку мы падшие создания и являемся таковыми не только в собственных глазах. Если бы мы жили в Правде, если бы говорили Правду, мы вновь могли бы идти с Богом и уважать себя, и других, и мир. Тогда бы мы могли относиться к себе как к людям, о которых заботимся. Мы стремились бы исправить мир, устремить его в Небеса, где бы нам хотелось видеть людей, о которых мы заботились. В Небесах, а не в аду, на который наше негодование и ненависть вечно будут всех обрекать.

Две тысячи лет назад, когда возникло христианство, люди были гораздо большими варварами, чем теперь. Повсюду были распри. Человеческие жертвоприношения, в том числе с привлечением детей, были распространены даже в технологически развитых обществах, таких как древний Карфаген⁵⁹. В Риме на спортивных аренах проводились состязания со смертельным исходом, и кровопролитие было обычным явлением. Вероятность того, что современный человек в функциональной демократической стране теперь кого-то убьет или будет убит сам, бесконечно мала по сравнению с тем, какой она была в предыдущих цивилизациях и какой все еще остается в тех частях мира, где нет организации и царит анархия⁶⁰. Прежде первичной нравственной проблемой, стоявшей перед обществом, был контроль насилия, импульсивной эгоистичности, бессмысленной жадности и жестокости, которая сопровождает эти явления. Люди, склонные к агрессии, до сих пор существуют. Но они хотя бы знают, что такое поведение не оптимально и либо пытаются его контролировать, либо сталкиваются с серьезными социальными препятствиями, если этого не делают.

Но сейчас возникла другая проблема, которая, возможно, была менее распространена в нашем более жестоком прошлом. Легко поверить, что люди высокомерны, эгоистичны, вечно думают о себе. Цинизм, который делает подобное мнение универсальным трюизмом, широко распространен и моден. Но такое отношение к миру вовсе не характерно для многих людей. У них противоположная проблема: они несут невыносимое бремя отвращения к себе, презрения, стыда, самосознания и застенчивости. Таким образом, вместо того, чтобы нарциссически раздувать свое значение, они совершенно себя не ценят, не заботятся о себе с должным вниманием и умением. Похоже, люди зачастую не верят, что заслуживают наилучшей заботы. Они мучительно осознают свои грехи и недостатки, реальные и преувеличенные, стыдятся и сомневаются в собственной ценности. Они верят, что другие не должны страдать, и готовы усердно и самоотверженно работать, чтобы облегчить чужие скорби. Они обходительны даже со знакомыми животными, но быть благосклонными к самим себе им совсем непросто.

Верно, что идея добродетельного самопожертвования глубоко укоренилась в западной культуре, поскольку Запад находился под влиянием христианства, основанного на подражании тому, кто совершил конечный акт самопожертвования. Любое утверждение, что Золотое правило нравственности не означает «пожертвуй собой ради других», может вызвать сомнения. Но архетипичная смерть Христа – это пример того, как героически принимать конечность, предательство и тиранию, как идти вместе с Богом, несмотря на трагедию самосознания, а не директива по тому, как приносить себя в жертву, служа другим. Пожертвовать себя Богу (или, если угодно, наивысшей добродетели) не значит молча и добровольно страдать, когда какой-то человек или организация настойчиво требует от нас больше, чем предлагает взамен. Такое поведение означает, что мы поддерживаем тиранию, позволяя обращаться с собой как с рабами. Нет добродетели в том, чтобы быть жертвой угнетателя, даже если этот угнетатель – мы сами.

Я получил два очень важных урока благодаря Карлу Юнгу, знаменитому швейцарскому специалисту по глубинной психологии, относительно принципов «поступай с другими так же, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой» или «возлюби ближнего своего как самого себя». Первый урок состоит в том, что ни одно из этих утверждений не имеет ничего общего с тем, чтобы быть милым. Второй урок – оба эти утверждения скорее уравнения, чем предписания. Если я чей-то друг, член семьи или любовник, я морально обязан торговаться за свои интересы так же усердно, как они за свои. Если я не справлюсь, я превращусь в раба, а другой человек – в тирана. Что тут хорошего? Для любых отношений гораздо лучше, когда оба партнера сильные.

Идем дальше. Невелика разница между тем, чтобы встать и дать отпор за себя, когда вас травят или как-то иначе мучают и порабощают, и встать и дать отпор за кого-то другого. Как указывает Юнг, это значит принимать и любить грешника, которым вы сами являетесь, равно как и прощать и помогать кому-то другому, кто спотыкается и кто несовершенен.

Как утверждает сам Бог (и это продолжение библейской истории): «На мне лежит отмщение, и оно придет от меня». Согласно такой философии, вы принадлежите не только себе. Вы являетесь не только своей собственностью, которую можно мучить и с которой можно жестоко обращаться. Отчасти это потому, что ваше Бытие неотвратимо связано с Бытием других, и ваша жестокость к себе может привести к катастрофическим последствиям для других. Это особенно ясно видно, наверное, на примере последствий самоубийства, когда те, кто остаются жить, чувствуют потерю и переживают травму. Но, говоря языком метафор, тут еще вот что: в вас есть божественная искра, которая принадлежит не вам, а Богу. В конце концов, мы все, согласно Книге Бытия, созданы по Его образу и подобию. У нас есть полу-божественная способность к сознанию. Наше сознание участвует в «выговаривании» Бытия – в его создании с помощью Слова. Мы – версии Бога в низком разрешении. Мы можем создавать порядок из хаоса и наоборот – на свой манер, с помощью своих слов. То есть, может, мы и не сам Бог, но уж точно не ничто.

Когда у меня наступают темные времена, в глубине души я часто преодолеваю трудности, восхищаясь множеством дружелюбных друг к другу людей, их способностью любить своих партнеров, родителей и детей, делать то, что они должны делать, чтобы поддерживать машинерию этого мира. Я знал мужчину, ставшего инвалидом после автомобильной аварии, которого трудоустроила местная коммунальная служба. Годы после несчастного случая он работал бок о бок с другим человеком, который страдал от нейродегенеративной болезни. Они сотрудничали, ремонтируя линии, помогая друг другу в том, что каждый в отдельности не мог делать самостоятельно. Я верю, что такой повседневный героизм скорее правило, чем исключение. Большинство людей имеют дело с одной или несколькими серьезными проблемами со здоровьем, притом что усердно работают и не жалуются. Тот, кому повезло находиться в редком периоде личного здоровья и благополучия, обычно имеет хотя бы одного близкого члена семьи, который переживает трудные времена. Но чаще всего люди продолжают выполнять сложные и трудозатратные задачи, чтобы держать на плаву себя, свои семьи и все общество. Для меня это чудо, на которое можно отвечать только восхищением и благодарностью. Столько всего могло бы развалиться, перестать работать, но израненные люди продолжают вытягивать все на себе. Они заслуживают искреннего и сердечного восхищения. Это вечно продолжающееся чудо стойкости и упорства.

В своей клинической практике я поощряю людей доверять себе и тем, кто рядом, чтобы действовать продуктивно и осторожно, проявлять искреннее беспокойство и думать о других. Люди так измучены ограничениями Бытия, что я вообще удивлен, что они когда-либо поступают правильно или на время забывают о себе. Но хватает и тех, кто делает так, чтобы у нас у всех была система центрального отопления, вода из-под крана, бесконечные вычислительные мощности и электричество, достаточно еды на всех и даже возможность созерцать судьбы мира и природу, ужасную природу во всей ее красе. Вся эта страшная машинерия, которая защищает нас от холода, голода и смертельной жажды, неуклонно стремится дать сбой из-за энтропии, и только постоянное внимание заботливых людей поддерживает ее невероятно отлаженную работу.

Некоторые скатываются в ад негодования и ненависти к Бытию, но большинство отказываются это делать, несмотря на свои страдания, разочарования, потери, несовершенства и уродства. И, опять-таки, это чудо для тех, кто способен его увидеть. Человечество в целом и личности, которые его составляют, заслуживают немного симпатии в силу ужасного бремени, которое, шатаясь, несет на себе человек. Заслуживают немного симпатии в силу своей уязвимости перед смертью, тиранией государства, бесчинствами природы. С такой экзистенциальной ситуацией не сталкивалось ни одно животное, это такая тяжесть, которая только Богу полностью по плечу. Эта симпатия должна быть хорошим лекарством от обусловленного самосознанием презрения к себе, которое имеет свое оправдание, но это лишь половина подлинной истории. Ненависть к себе и к человечеству должна быть сбалансирована благодарностью за традицию и государство, а также удивлением перед тем, что делают обычные, нормальные люди. И это не говоря о поразительных свершениях выдающихся людей.

Мы заслуживаем некоторого уважения. Вы заслуживаете некоторого уважения. Вы важны для других людей настолько же, насколько важны для себя. У вас незаменимая роль в судьбе мира. Таким образом, у вас есть моральное обязательство заботиться о себе. Вы должны заботиться, помогать, делать себе добро так же, как вы бы заботились, помогали и делали добро тому, кого вы любите и цените. Значит, вы должны постоянно вести себя так, чтобы обеспечить уважение к собственному Бытию – это вполне справедливо. Каждый человек глубоко испорчен. Каждому далеко до божественного великолепия. Если бы это важное обстоятельство значило, что мы не уполномочены заботиться о себе и о других, все были бы постоянно и жестоко наказаны. И в этом не было бы ничего хорошего. Недостатки мира, которые каждого, кто мыслит честно, могут заставить сомневаться в целесообразности этого мира, только усугубились бы. А это просто не может способствовать движению вперед.

Обращаться с собой, как с кем-то, за кого вы несете ответственность и кому вы должны помогать, значит решать, что было бы для вас действительно хорошо. Это не «что вы хотите». И не «что сделало бы вас счастливым». Каждый раз, когда вы даете ребенку сладкое, вы делаете его счастливым. Но это не значит, что вы должны кормить детей одними конфетами. «Счастливый» и «хорошо» – далеко не синонимы. Вы должны заставлять детей чистить зубы. Как бы они ни протестовали, перед выходом на холод они должны надевать зимние комбинезоны. Вы должны помочь ребенку стать добродетельным, ответственным, пробужденным созданием, способным к полноценным взаимодействиям – умеющим заботиться о себе и о других и преуспевать, делая это. Почему же вы думаете, что приемлемо совершать меньшее для самого себя?

Вам нужно подумать о будущем, подумать: «Какой была бы моя жизнь, если бы я как следует о себе заботился? Какая деятельность была бы для меня сложной и вместе с тем продуктивной и полезной, чтобы я мог вносить свою лепту в благое дело и наслаждаться результатами работы? Что мне следует делать, когда есть время, чтобы улучшить здоровье, расширить знания, укрепить свое тело?»

Вам нужно знать, где вы находитесь, чтобы построить маршрут. Вам нужно знать, кто вы, чтобы понять, что у вас есть на вооружении, и чтобы поддерживать себя из уважения к наложенным на вас ограничениям. Вы должны знать, куда идете, чтобы ограничить распространение хаоса в своей жизни, реструктурировать порядок и нести божественную силу надежды, чтобы взаимодействовать с миром.

Вы должны определить, куда идете, чтобы отстаивать свои интересы, чтобы не скатиться в возмущение, мстительность и жестокость. Вы должны сформулировать свои собственные принципы, чтобы защищать себя от других, если они будут пытаться использовать вас, чтобы пребывать в спокойствии и в безопасности, трудясь и играя. Вы должны себя тщательно дисциплинировать. Вы должны держать обещания, которые сами себе даете, и вознаграждать себя, чтобы доверять себе и себя мотивировать. Вам нужно определить, как действовать по отношению к себе, чтобы у вас было как можно больше шансов стать и оставаться хорошим человеком.

Было бы неплохо сделать этот мир лучше. В конце концов, Небеса не придут к нам сами. Нам придется потрудиться, чтобы их приблизить, сделаться сильнее, чтобы противостоять ангелам смерти и огненному карающему мечу, которым Господь преградил нам вход.

Не стоит недооценивать силу зрения и направления. Это силы, которым невозможно противостоять. Они способны превратить то, что может показаться непреодолимыми обстоятельствами, в удобные пути и расширяющиеся возможности.

Сделайте человека сильнее. Начните с себя. Позаботьтесь о себе. Определите, кто вы. Усовершенствуйте свою личность. Выберите свое направление и выразите свое Бытие. Как блестяще заметил великий немецкий философ XIX века Фридрих Ницше, «тот, кто имеет зачем жить, может вывести любое “как”»⁶¹.

Вы могли бы помочь направить мир, скорректировать его траекторию так, чтобы он чуть приблизился к Небесам и чуть отдалился от ада. Однажды поняв, что такое ад, скажем так, исследовав его – особенно свой собственный, индивидуальный ад, – вы могли бы решить не ходить туда и не создавать его. Вы могли бы устремиться в другом направлении. По сути, вы могли бы посвятить этому жизнь. Это дало бы ей Смысл с большой буквы. Это оправдало бы ваше жалкое существование. Это искупило бы вашу греховную природу и заменило стыд и робость естественной гордостью и решительной уверенностью того, кто вновь научился идти вместе с Богом по райском саду. Вы могли бы начать с того, чтобы обращаться с собой, как с тем, кому должны помогать.

Старый добрый город детства

Дом, в котором я вырос, возвели на месте бесконечной плоской Северной прерии всего за 50 лет до моего появления на свет. Фэрвью, Альберта, был частью границы, и местные ковбойские бары служили тому доказательством. Универмаг «Хадсоне Бэй К°» на Главной улице все еще закупал мех бобра, волка и койота прямо у окрестных охотников. Местное население составляло три тысячи человек, живших в 700 километрах от ближайшего города. Кабельное телевидение, видеоигры и интернет тогда еще не существовали. Непросто было предаваться невинным развлечениям в Фэрвью, особенно во время пятимесячной зимы с ее долгими днями, когда температура опускалась до 40 градусов мороза, и ночами, когда делалось и того холоднее, и это считалось в порядке вещей.

Мир при таком морозе становится другим. Пьяницы в нашем городке оканчивали свою печальную жизнь рано. В три часа ночи они отрубались в сугробах и замерзали насмерть. Обычно ты не выходишь на улицу, когда там минус 40. При первом же вдохе засушливый воздух пустыни сковывает легкие. Ресницы покрываются инеем и склеиваются. Длинные волосы, мокрые после душа, замерзают и твердеют, а потом в теплом доме высыхают и, наэлектризованные, встают дыбом, как при виде привидения. Дети только раз пробуют лизнуть железные конструкции на игровой площадке. Дым из домашних дымоходов наверх не поднимается – побежденный холодом, он дрейфует внизу и стелется, как туман, по заснеженным крышам и дворам.

Автомобили нужно подключать на ночь к предпусковым подогревателям – прогревать двигатели, иначе утром масло внутри машин не будет течь и они не заведутся. Иногда они не заводятся все равно. Тогда вы бессмысленно крутите стартер, пока все окончательно не заглохнет. Потом задубевшими на жутком морозе пальцами ослабляете клеммы, вытаскиваете из машины замерзший аккумулятор и несете его в дом. Там он лежит часами и потеет, пока не согреется достаточно для того, чтобы выдержать зарядку.

Посмотреть на мир из заднего окна своего автомобиля вам тоже не удастся: оно замерзает в ноябре и оттаивает в мае. Соскребать с него наледь бесполезно – только повредите стекло. Однажды поздно вечером, отправляясь в гости к другу, я два часа сидел на краешке пассажирского сиденья «Додж Челленджера» 1970 года, прижавшись к переключателю скоростей, и протирал пропитанной водкой тряпкой лобовое стекло, чтобы водитель мог видеть дорогу, – обогреватель в машине сломался. Останавливаться было нельзя, вернее, просто негде. Домашние кошки живут как в аду. У всех кошачьих в Фэрвью короткие уши и хвосты – кончики они быстро отмораживают. Они напоминают песцов, которые получили такие черты в ходе эволюции, чтобы справляться с морозом. Однажды наш кот прошмыгнул на улицу, а никто и не заметил. Потом мы нашли его – мех накрепко примерз к холодным и жестким цементным ступеням у входной двери, где он сидел. Мы осторожно отделили кота от бетона без серьезных повреждений (не считая урона, нанесенного его гордости). Кошкам в Фэрвью зимой также страшны и автомобили, причем вовсе не из-за того, о чем вы подумали. Дело не в том, что машины скользят по ледяным дорогам и наезжают на котов – только последние лузеры из семейства кошачьих погибают таким образом. Опасными машины становятся сразу после того, как побывали в ходу. Замерзшая кошка наверняка захочет залезть под капот автомобиля и усесться на еще теплый двигатель. Но что, если водитель решит завести машину до того, как двигатель остынет и кошка с него спрыгнет? В общем, домашние животные, страждущие тепла, и хищные механизмы автомобилей не могут сосуществовать в мире и согласии.

Поскольку жили мы так далеко на севере, отчаянно холодные зимы были еще и очень темными. В декабре солнце не вставало раньше 9:30. Мы плелись в школу в густых потемках, а когда возвращались, прямо перед ранним закатом, сильно светлее не было. Не так-то много занятий находилось для молодых людей в Фэрвью, даже летом. А зимой и того хуже. И тогда самой большой ценностью становились друзья. Они были важнее всего.

Мой друг Крис и его кузен

В те времена у меня был друг. Назовем его Крис. Он был умным парнем, много читал. Ему нравилась научная фантастика, которая и мне была по душе, – Брэдбери, Хайнлайн, Кларк. Он был изобретательным. Его интересовали электроника, механизмы и моторы. Он был прирожденным инженером. Но на всю его жизнь бросало тень нечто дурное, случившееся в его семье. Не знаю, что это. Его сестры были умны, и казалось, что с ними все в порядке, его отец был тихим, а мать – доброй. Но Крису словно не уделяли должного внимания. Несмотря на свой ум и любопытство, он был зол, полон возмущения и лишен надежды.

Все это отобразилось в материальной форме на его синем Форде-пикапе 1972 года. Этот примечательный драндулет имел вмятины по крайней мере на каждой четвертой панели израненного корпуса. Хуже того, столько же вмятин было у него внутри. Они были продавлены телами друзей в бесконечных аварях, которые привели к внешним вмятинам. Драндулет Криса был экзоскелетом нигилиста. На бампере красовался идеальный стикер: «Осторожно! Миру нужны сторожа!» Ирония, которую создавала эта надпись вкупе с вмятинами, поднимала ситуацию до уровня театра абсурда. И почти все это было неслучайно.

Всякий раз, когда Крис разбивал машину, его отец чинил ее и покупал сыну что-то новое. У Криса были мотоцикл и вагончик для продажи мороженого. Но он не обращал внимания на двухколесного железного коня и не продавал мороженое. Он часто выражал недовольство своим отцом и их взаимоотношениями. Но отец был в возрасте и болен, диагноз ему поставили после многих лет болезни. У него не было необходимой энергии. Скорее всего, он не мог уделять сыну достаточно внимания. Может быть, это и сломало их отношения.

У Криса был кузен Эд, на два года младше. Он мне нравился – настолько, насколько может нравиться младший кузен вашего друга-подростка. Он был высокий, умный, обаятельный, симпатичный ребенок. А еще он был остроумным. Если бы вы познакомились с Эдом, когда ему было двенадцать, вы бы прочили ему хорошее будущее. Но Эд медленно катился по наклонной, он практически плыл по течению. Он не стал таким же злым, как Крис, но был таким же растерянным. Если бы вы знали друзей Эда, то сказали бы, что это давление сверстников сбило его с пути. Но его приятели были не более потерянными или склонными к проступкам, чем он сам, хоть и не казались такими яркими, как он.

Не особенно улучшилось положение Эда и Криса и когда они открыли для себя марихуану. Марихуана вредна не более, чем алкоголь. Иногда она, кажется, даже улучшает людей. Но она не сделала лучше ни Эда, ни Криса.

Чтобы развлечься долгими ночами, мы с Крисом, Эдом и другими подростками ездили туда-сюда на наших легковушках и пикапах 1970-х годов. Мы катились по Главной улице, вдоль по Рейлроад авеню, вверх, мимо школы, вокруг северной оконечности города, на запад, или вверх по Главной улице, вокруг северной оконечности города, на восток. И опять, и снова, бесконечно повторяя эти действия. Если мы не катались по городу, то катались за городом. За столетие до того землемеры проложили широкую дорожную сеть по всем пятистам тысячам квадратных километров западных прерий. Каждые три километра к северу вспаханная дорога, покрытая гравием, тянулась в бесконечность, с востока на запад. Каждые два километра к западу другая дорога тянулась с севера на юг. Мы никогда не сбивались с пути.

Страна подростковых потерь

Если мы не кружили по городу и его окрестностям, то были на вечеринке. Некоторые сравнительно молодые взрослые (или сравнительно стремные взрослые взрослые) открывали дома для друзей, и тогда они становились временным пристанищем для тусовщиков всех сортов. Некоторые из них были крайне нежелательными гостями или быстро становились таковыми, когда выпьют. Иногда вечеринки случались спонтанно, когда кто-нибудь из ни о чем не подозревающих родителей вдруг покидал город. В таком случае вечно торчащие в машинах и кружащие по местности подростки видели, что в доме горит свет, а семейной машины нет.

Это было нехорошо. Все могло всерьез выйти из-по контроля.

Мне не нравились подростковые вечеринки. Я не вспоминаю о них с ностальгией. Там темные делишки вершились в полутьме, что позволяло самосознанию оставаться на минимуме.

Слишком громкая музыка делала общение невозможным. Да и говорить было почти не о чем. На вечеринку всегда являлась парочка городских психов. Все слишком много пили и курили. Тоскливое и гнетущее чувство бесцельности витало в воздухе, и ничего никогда не происходило – если не считать того, как однажды мой чрезмерно тихий одноклассник по пьяни начал размахивать своим полностью заряженным 12-калиберным дробовиком, или как девушка, на которой я потом женился, презрительно ругалась на кого-то, кто угрожал ей ножом, или как один друг залез на высоченное дерево, качнулся на ветке и свалился, полумертвый, на спину, прямо возле костра, который мы развели под деревом. Через минуту за ним последовал его полубезумный приятель.

Никто не знал, какого черта делает на таких вечеринках. Надеется замутить с чирлидершей? Пребывает в ожидании Годо? Первый вариант считался, конечно, предпочтительнее, хотя чирлидерши в нашем городке были представлены скудно, но второй вариант был ближе к правде.

Можно было бы выдвинуть романтичную гипотезу о том, что мы готовы были выпрыгнуть из собственных черепов, будь у нас шанс на что-то более полезное. Но это неправда. Мы все были слишком незрело-циничными, утомленными жизнью и безответственными, чтобы заинтересоваться дискуссионными клубами, летными училищами и школьными видами спорта, к которым нас пытались пристрастить родители. Делать что-нибудь было не круто. Я не знаю, какой была жизнь подростков до того, как революционеры конца 60-х посоветовали всем, кто молод, вливаться, заводиться и забивать. Было ли нормально для подростка всей душой принадлежать к клубу в 1955-м? Двадцать лет спустя определенно не было. Множество таких, как я, завелись и забили. Но не многие влились.

Мне хотелось быть где-то в другом месте. И не только мне. Все, кто действительно покинул Фэрвью, знали, что уедут в 20. Я это знал. Моя жена, которая выросла на той же улице, это знала. Мои друзья, которые уехали или не уехали, тоже знали, независимо от того, какой путь они в итоге выбрали. В семьях, где были подростки, поступающие в колледж, царило неозвученное ожидание, что это случится. Выходцами из менее образованных семей будущее, включавшее университет, попросту не рассматривалось. И дело даже не в отсутствии денег. Уровень подготовки к дальнейшему образованию в то время был очень низким, а работы в Альберте было полно, причем высокооплачиваемой. В 1980 году на фабрике по производству фанеры я зарабатывал больше денег, чем в любом другом месте в последующие 20 лет. В богатой нефтью Альберте никто не упускал университет из-за нужды в деньгах.

Немного других друзей и немного тех же самых

В старших классах, когда первая группа моих друзей распалась, я подружился с парочкой новичков. Они приехали в Фэрвью как пансионеры. В их еще более удаленном городке с метким названием Медвежий Каньон школьное обучение заканчивалось после девятого класса. Это был довольно амбициозный дуэт – простые и надежные парни, к тому же классные и забавные. Когда я уехал из городка, чтобы поступить в Региональный колледж Гранд, что в ста пятидесяти километрах от дома, один из них стал моим соседом по комнате. Другой отправился еще куда-то, чтобы продолжить образование. Оба были нацелены на рост. И их решение укрепило мое собственное.

Когда я приехал в колледж, я был эдаким счастливым моллюском. Я нашел другую, расширенную группу единомышленников и компаньонов, к которой присоединились и мои товарищи из Медвежьего Каньона. Все мы были увлечены литературой и философией. Мы возглавляли Студенческий союз и даже впервые в истории сделали его прибыльным, благодаря танцевальным вечеринкам (как можно уйти в минус, продавая пиво детям из колледжа?). Мы запустили студенческую газету. Мы познакомились с нашими профессорами политических наук, биологии и английской литературы на крошечных семинарах, которые проводились даже на первом году обучения. Преподаватели были благодарны за наш энтузиазм и хорошо вели занятия. Мы строили лучшую жизнь.

Я отбросил многое из своего прошлого. В маленьком городе все знают, кто ты. Ты волочишь за собой прожитые годы, как бегущая собака – банки, привязанные к хвосту. Ты не можешь сбежать от того, кем ты был. Слава богу, не все тогда фиксировалось онлайн, но точно так же хранилось в озвученных и не озвученных ожиданиях и в человеческой памяти.

Когда переезжаешь, все повисает в воздухе, хотя бы на короткое время. Это стресс, но в хаосе рождаются новые возможности. Люди, включая вас самого, не могут ограничить вас старыми представлениями. Вы выбиваетесь из проторенной колеи и можете проложить новую дорогу с людьми, нацеленными на лучшее. Я думал, что это естественное развитие. Думал, что каждый, кто переехал, приобретет и будет желать приобрести подобный опыт Феникса. Но так было не со всеми.

Однажды, когда мне было лет 15, я с Крисом и другим другом, Карлом, поехал в Эдмонтон, город с населением 600 тысяч человек. Карл еще никогда не бывал в крупном городе. Это было необычно. От Фэрвью до Эдмонтона – путешествие длиной 1300 километров. Я проделывал его много раз, иногда с родителями, иногда без. Я любил анонимность, которую обеспечивает город. Любил новые начинания. Любил сбегать от убогой и тесной подростковой культуры родного городка. И я убедил двух своих друзей проделать это путешествие. Но у них не было того же самого опыта. Как только мы приехали, Крис и Карл захотели купить немного травки. Мы направились в ту часть Эдмонтона, что была точь-в-точь как худший район Фэрвью. Мы нашли таких же вороватых уличных торговцев марихуаной. Мы провели уикенд, напиваясь в номере отеля. Хоть мы и преодолели большое расстояние, мы никуда не ушли.

Через несколько лет я столкнулся с еще более вопиющим примером. Я переехал в Эдмонтон, чтобы окончить бакалавриат. Снял квартиру вместе с сестрой, которая училась на медсестру. Она тоже была легка на подъем. Через несколько лет она уже сажала клубнику в Норвегии, устраивала сафари по Африке, контрабандой перевозила грузовики через заполненную враждебными туарегами Сахару и нянчила осиротевших детенышей горилл в Конго… У нас было уютное гнездышко в новом небоскребе, выходящем на широкую долину реки Северный Саскачеван. Нашим горизонтом была небесная линия города. В порыве энтузиазма я купил красивое новенькое пианино Yamaha. Место было симпатичное.

До меня долетели слухи о том, что Эд, младший кузен Криса, тоже переехал в город. Я подумал, что это хорошо. Однажды Эд позвонил, и я пригласил его в гости – хотел узнать, как он поживает. Надеялся, что он раскрыл хотя бы часть того потенциала, который я в нем когда-то увидел. И Эд нарисовался. Он был старше, плешивее и сутулее. Он гораздо больше походил на молодого взрослого, дела у которого идут не очень, чем на подающего надежды юнца. Его глаза были в предательских красных прожилках, выдающих укурка. У него были подработки – он косил газоны и время от времени трудился в саду. Отличный вариант на неполный день для университетского студента или для того, кто явно не способен на большее, но убогое занятие для того, кто действительно умен.

Он пришел в сопровождении друга, и этого друга я как раз запомнил. Тот был под кайфом, обдолбан, укурен по самое не могу. Его голова и наша цивильная квартира едва ли могли сосуществовать в одной Вселенной. Моя сестра была там. Она знала Эда. Она видела такое и раньше. Но я все равно был не в восторге от того, что Эд привел к нам домой этого персонажа. Эд сел. Его друг тоже сел, хотя, возможно, сам того не заметил. Это была трагикомедия. Даже будучи укуренным, Эд все равно был смущен. Мы глотнули пива. Друг Эда смотрел прямо перед собой. «Мои частицы рассеяны по всему потолку», – выдавил он из себя. Точнее и не скажешь. Я отвел Эда в сторонку и вежливо сказал ему, что он должен уйти. Я сказал, что он не должен был приводить с собой этого никчемного ублюдка. Он кивнул. Он понял. Но стало только хуже.

Через некоторое время его старший кузен Крис написал мне письмо о чем-то подобном. Я включил его в свою первую книгу, «Карты смысла: архитектура верования», опубликованную в 1999 году. «У меня раньше были друзья, – сказал он⁶². – Те, кто презирал себя достаточно, чтобы простить и меня за такое же качество».

Что мешало Крису, Карлу и Эду, или (того хуже) что лишало их желания сменить друзей и улучшить обстоятельства своей жизни? Было ли это неизбежным следствием их собственной ограниченности, зарождающихся болезней или прошлых травм? В конце концов, люди значительно различаются по причинам структурным и детерминистическим. Люди различаются по интеллекту, который во многом является способностью учиться и меняться. У людей очень разные характеры. Одни активны, другие пассивны. Кто-то тревожен, а кто-то спокоен. На каждого целеустремленного найдется лентяй. Эти различия являются неотъемлемой частью личности – в такой степени, которую даже трудно представить. А ведь еще может иметь место болезнь, психическая и физическая, диагностированная или незаметная; она еще больше ограничивает и формирует наши жизни.

Когда Крису было за тридцать, у него случился острый психоз после многолетнего заигрывания с безумием. Вскоре он покончил с собой. Сыграло ли свою роль избыточное употребление марихуаны или это было оправданное самолечение? В конце концов, в штатах, таких как Колорадо, где марихуана легализована, снизилось потребление наркотических обезболивающих по назначению врача⁶³. Возможно, травка Крису помогала, а не мешала. Возможно, она облегчила его страдания, а не усугубила психическую нестабильность. Может, это нигилистская философия, которую он в себе взращивал, привела его к срыву? Был ли нигилизм следствием настоящей болезни или логическим обоснованием его нежелания нести ответственность за свою жизнь? Почему Крис (и его кузен, и другие мои друзья) постоянно выбирал людей, которые, как сам он понимал, не были для него хороши?

Иногда, когда люди низко себя оценивают или, возможно, когда они отказываются брать ответственность за свою жизнь, они выбирают нового знакомого точно такого же типа, как тот, что уже доставлял неприятности в прошлом. Такие люди не верят, что заслуживают лучшего, и не ищут его. Или, возможно, они не хотят неприятностей, связанных с этим самым лучшим. Фрейд называл это вынужденным повторением. Он думал об этом как о бессознательном побуждении повторять ужасы прошлого – иногда, возможно, чтобы сформулировать их более четко, иногда чтобы попробовать более активно с ними справляться, а порой, возможно, потому что не видно иных альтернатив.

Люди создают свои миры с помощью подручных инструментов. Неисправные инструменты порождают неисправные результаты. Постоянное использование одних и тех же неисправных инструментов дает одни и те же неисправные результаты. Вот так те, кто не смог научиться у прошлого, обрекают себя на его повторение. Отчасти это судьба. Отчасти это неспособность к иному. Отчасти это… нежелание учиться? Отказ учиться? Мотивированный отказ учиться?

Спасая проклятых

Люди выбирают друзей, которые для них не хороши, и по другим причинам. Иногда так происходит, потому что им хочется кого-то спасти. Это более типично для молодых людей, хотя импульс сохраняется и среди более взрослой публики, которая слишком склонна к соглашательству или осталась наивной и добровольно слепой. Вы можете возразить: «Ведь это правильно – видеть в людях лучшее. Величайшая добродетель – желание помочь». Но не всякий, кто терпит неудачу, – это жертва, и не каждый, кто оказался на дне, хочет подняться, хотя многие хотят, и многим это удается. Тем не менее люди часто принимают или даже усиливают свои страдания, так же, как и страдания других, если могут предъявить их как свидетельство вселенской несправедливости. Среди угнетенных нет недостатка в угнетателях, даже если, учитывая их низкую позицию, многие из них – всего лишь пародии на тиранов. Это самый очевидный выбор в конкретный момент, хотя в длительной перспективе это настоящий ад.

Представьте себе человека, у которого плохи дела. Ему нужна помощь. Он может даже хотеть помощи. Но не так просто отличить того, кто действительно хочет помощи и нуждается в ней, от того, кто просто использует желающего помочь. Провести границу трудно даже тому, кто хочет помощи, нуждается в ней и при этом, возможно, эксплуатирует помогающего. Если человек пробует встать на ноги и терпит провал, а затем получает прощение, потом снова пробует встать на ноги и снова терпит провал, и снова получает прощение, слишком велика вероятность, что он хочет, чтобы все верили в искренность его попыток.

Если дело не просто в наивности, попытка кого-то спасти зачастую оказывается плодом тщеславия и нарциссизма. Нечто подобное детально описано несравненным русским писателем Федором Достоевским в его классическом произведении «Записки из подполья», которое начинается знаменитыми строчками: «Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень». Это признание временного постояльца в мире хаоса и отчаяния – постояльца несчастного и высокомерного. Он безжалостно анализирует себя, но таким образом платит лишь за сотни грехов, а на его счету их тысяча. Затем, воображая, что он их искупил, этот персонаж совершает худший из своих многочисленных проступков. Он предлагает помощь истинно несчастному человеку, Лизе, женщине, ступившей на отчаянный путь проституции, каким он был в XIX веке. Он приглашает ее к себе, обещая вернуть ее на путь истинный. Пока он ждет ее прихода, его фантазии становятся все более мессианскими:

Прошел, однако ж, день, другой, третий – она не приходила, и я начинал успокаиваться. Особенно ободрялся и разгуливался я после девяти часов, даже начинал иногда мечтать и довольно сладко: «Я, например, спасаю Лизу, именно тем, что она ко мне ходит, а я ей говорю… Я ее развиваю, образовываю. Я, наконец, замечаю, что она меня любит, страстно любит. Я прикидываюсь, что не понимаю (не знаю, впрочем, для чего прикидываюсь; так, для красы, вероятно). Наконец она, вся смущенная, прекрасная, дрожа и рыдая, бросается к ногам моим и говорит, что я ее спаситель и что она меня любит больше всего на свете».

Не что иное как нарциссизм вскармливает в себе человек из подполья в таких фантазиях. Саму же Лизу он уничтожает. Спасение, которое он ей предлагает, требует гораздо больших обязательств и гораздо большей зрелости, чем человек из подполья хочет или способен обеспечить. У него просто нет для этого характера, он быстро понимает это и быстро обосновывает. Лиза в конце концов приходит в его убогую квартирку, отчаянно надеясь найти выход, поставив все, что у нее есть, на этот визит. Она говорит человеку из подполья, что хочет оставить свою нынешнюю жизнь. И каков же его ответ?

«Для чего ты ко мне пришла, скажи ты мне, пожалуйста? – начал я, задыхаясь и даже не соображаясь с логическим порядком в моих словах. Мне хотелось все разом высказать, залпом; я даже не заботился, с чего начинать. – Зачем ты пришла? Отвечай! Отвечай! – вскрикивал я, едва помня себя. – Я тебе скажу, матушка, зачем ты пришла. Ты пришла потому, что я тебе тогда жалкие слова говорил. Ну вот ты и разнежилась и опять тебе "жалких слов” захотелось. Так знай же, знай, что я тогда смеялся над тобой. И теперь смеюсь. Чего ты дрожишь? Да, смеялся! Меня перед тем оскорбили за обедом вот те, которые тогда передо мной приехали. Я приехал к вам с тем, чтоб исколотить одного из них, офицера; но не удалось, не застал; надо же было обиду на ком-нибудь выместить, свое взять, ты подвернулась, я над тобой и вылил зло и насмеялся. Меня унизили, так и я хотел унизить; меня в тряпку растерли, так и я власть захотел показать… Вот что было, а ты уж думала, что я тебя спасать нарочно тогда приезжал, да? Ты это думала? Ты это думала?» Я знал, что она, может быть, запутается и не поймет подробностей; но я знал тоже, что она отлично хорошо поймет сущность. Так и случилось. Она побледнела, как платок, хотела что-то проговорить, губы ее болезненно искривились; но как будто ее топором подсекли, упала на стул. И все время потом она слушала меня, раскрыв рот, открыв глаза и дрожа от ужасного страха. Цинизм, цинизм моих слов придавил ее…

Раздутая самооценка, равнодушие и явная злонамеренность человека из подполья разрушают последние Лизины надежды. Он это прекрасно понимает. Хуже того: что-то в нем как раз к тому и стремилось. И это он тоже знает. Но злодей, пребывающий в отчаянии от собственного злодеяния, не стал героем. В герое должно быть нечто позитивное, одного только отсутствия зла недостаточно.

Вы можете возразить, что и сам Христос был дружелюбен с мытарями и проститутками. Как же смею я клеветать на тех, кто пытается помочь? Но Христос был архетипичным совершенным человеком. А вы – это вы. Откуда вы знаете, что ваши попытки подтолкнуть другого наверх не сбросят его или вас самого еще дальше вниз?

Представьте себе человека, управляющего исключительной командой работников, каждый из которых усердно стремится к общей цели. Представьте, что они трудятся в поте лица, работают блестяще, подходят к труду творчески, что у них один за всех и все за одного. Однако управляющий несет ответственность и за проблемного работника, дела у которого идут плохо и который трудится отдельно. В порыве вдохновения, из лучших побуждений, управленец перемещает проблемного работника в центр своей звездной команды, надеясь, что это пойдет несчастному на пользу. Что происходит дальше? В психологической литературе есть единое мнение на этот счет⁶⁴. Неужели новичок, натворивший столько ошибок, тут же подтягивается и распускает крылья? Нет. Вместо этого вся команда начинает работать хуже. Новичок остается циничным, раздраженным и невротичным. Он жалуется. Он увиливает от работы. Он пропускает важные встречи. Из-за его низкокачественной работы срываются сроки, другие вынуждены все за него переделывать. При этом ему все равно платят столько же, сколько и его товарищам по команде. Трудяги, окружающие его, чувствуют себя обманутыми. «И чего я надрываюсь, изо всех сил пытаясь закончить этот проект? – думает каждый из них. – Новенький-то потеть не готов».

То же самое происходит, когда наставники помещают склонного к правонарушениям подростка к сравнительно цивилизованным сверстникам. Правонарушения растут, стабильность – нет⁶⁵. Опуститься гораздо проще, чем подняться.

Возможно, вы спасаете другого, потому что вы сильный, щедрый, собранный человек, который хочет поступить правильно. Но также возможно, и даже более вероятно, что вы просто хотите привлечь внимание к своим неисчерпаемым резервам сострадания и доброжелательности. Или вы спасаете другого, потому что хотите убедить себя в том, что сила вашего характера – это не просто побочный эффект вашей удачи и благоприятных обстоятельств вашего появления на свет. Или вы делаете это, потому что проще выглядеть добродетельным рядом с человеком совершенно безответственным.

Для начала допустите вероятность, что вы делаете то, что проще всего, а не то, что сложнее всего. Например, на фоне вашего лютого алкоголизма моя привычка выпивать кажется пустяком. Или мои долгие серьезные речи о вашей неудачной женитьбе убеждают нас обоих в том, что вы делаете все возможное и что я помогаю вам изо всех сил. Похоже на усилие. Похоже на прогресс. Но настоящее улучшение потребовало бы от нас обоих гораздо большего.

Уверены ли вы, что человек, взывающий о помощи, не решил тысячу раз принять свои бессмысленные и вредные страдания, просто потому, что это легче, чем взять на себя настоящую ответственность? Не поощряете ли вы заблуждение? Не может ли ваше презрение оказаться полезнее, чем ваша жалость?

А может быть, у вас и нет плана кого-то спасать. Вы связываете себя с людьми, которые для вас плохи, не потому что кому-то от этого лучше, а потому что это проще. Вы знаете это. Ваши друзья знают это. Вы все связаны тайным договором, который ведет к нигилизму, провалам, глупейшим страданиям. Вы все решили пожертвовать своим будущим ради настоящего. Вы не обсуждаете это. Вы не собираетесь и не говорите: «Давайте выберем простейший путь. Давайте жить этим мгновением, что бы оно ни принесло. И давайте договоримся в дальнейшем не говорить об этом. Так нам будет легче забыть, что мы делаем». Ничего такого вы не упоминаете. Но вы все знаете, что происходит на самом деле.

Прежде чем кому-то помогать, вы должны выяснить, почему у этого человека неприятности. Вы не должны запросто верить в то, что он или она – благородная жертва несправедливых обстоятельств и эксплуатации. Это самое невероятное объяснение, а не самое вероятное. По моему опыту, клиническому и не только, никогда не бывает все так просто. К тому же если вы покупаетесь на историю, что все ужасное просто произошло само по себе, без личной ответственности жертвы, вы, соответственно, отрицаете дееспособность этого человека в прошлом, а подспудно и в настоящем, и в будущем. Таким образом вы лишаете его или ее любого влияния.

Гораздо вероятнее, что этот человек просто решил отказаться двигаться вперед, потому что это трудно. Возможно, и вы приняли бы такое же ошибочное решение в такой же ситуации. Может быть, вы думаете, что это слишком жестко. И, может быть, вы правы. Это немножко чересчур. Но подумайте: провал легко понять. Для него не требуется объяснений. Точно так же страх, ненависть, зависимость, неразборчивость в связях, предательство и обман в объяснениях не нуждаются. Ни существование порока, ни его прощение объяснений тоже не требуют. С пороком все просто. С провалом тоже. Проще не взваливать на себя бремя. Проще не думать, не делать и не переживать. Проще откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и променять грядущие месяцы и годы на сегодняшние дешевые удовольствия. Как говорил пресловутый папаша из семейства Симпсонов, прежде чем опрокинуть в себя банку майонеза и запить ее водкой: «Это проблема для Будущего Гомера. Блин, не завидую я этому парню!»⁶⁶

Откуда я знаю, что ваши страдания – это не требования мученичества с моей стороны и всех моих ресурсов, чтобы вы в то же мгновение как по волшебству предотвратили неизбежное? Может, вы вообще уже перестали переживать о надвигающейся катастрофе, просто не хотите это признать. Может, моя помощь ничего уже не предотвратит, не может предотвратить, но отсрочит это жуткое осознание глубоко личной драмы. Может быть, ваше страдание – это требование ко мне, требование, чтобы и меня постиг провал, чтобы пропасть, которую вы так болезненно ощущаете между нами, сократилась, пока вы опускаетесь и тонете. Откуда мне знать, что вы откажетесь играть в такую игру? Откуда мне знать, что сам я не просто притворяюсь ответственным, бессмысленно «помогая» вам, только бы не пришлось делать что-то по-настоящему серьезное и, на самом-то деле, возможное? Может, ваши страдания – это оружие, которым вы размахиваете в своей ненависти к тем, кто поднялся вверх, пока вы ждали и опускались на дно. Может, ваши страдания – это попытка доказать, что не вы грешны, а мир несправедлив, ваш промах, ваш сознательный отказ бороться и жить. Может быть, ваша готовность страдать от провала неисчерпаема и обусловлена тем, что вы хотите этим страданием доказать. Может быть, это ваша месть Бытию.

Как мне относиться к вам, как дружить с вами, когда вы в таком состоянии? Что я могу сделать?

Успех – это тайна. Добродетель – это нечто необъяснимое. Чтобы потерпеть неудачу, вы просто должны культивировать дурные привычки. Вы просто должны ждать своего часа. Когда человек проводит достаточно времени, культивируя свои вредные привычки и ожидая своего часа, он словно уменьшается. Многое из того, кем он мог бы стать, рассеялось, и худшее, кем он мог стать, воплотилось. Все разваливается само по себе, но грехи людские ускоряют деградацию. А потом наступает потоп.

Я не говорю, что нет надежды на искупление. Но гораздо сложнее вытащить человека из пропасти, чем из канавы. Некоторые пропасти очень глубоки. И от тела на дне остается не много.

Может, мне стоит хотя бы подождать, прежде чем помогать вам, пока не станет ясно, что вы хотите, чтобы вам помогли. Карл Роджерс, знаменитый гуманист и психолог, считал, что невозможно начинать терапевтические взаимоотношения, если тот, кто ищет помощи, не хочет стать лучше⁶⁷. Роджерс верил, что невозможно убедить человека измениться к лучшему. А вот желание стать лучше это, напротив, предпосылка для прогресса. У меня были клиенты, которые должны были получать помощь психотерапевта по решению суда. Но они не хотели моей помощи. Их принуждали обратиться за ней. Это не работало. Это был фарс.

Если я состою с вами в нездоровых отношениях, возможно, это потому, что у меня слишком слабая воля и я слишком нерешителен, чтобы отступить, но не хочу знать об этом. И я продолжаю помогать вам, и тешу себя тем, что совершаю (бессмысленный) мученический подвиг. Возможно, потом я смогу сказать о себе: «Тот, кто так самоотвержен, так хочет помочь другому, должен быть хорошим человеком». Но это не так. Это, должно быть, просто человек; он пытается выглядеть хорошим, делая вид, что решает проблему, которая кажется сложной, вместо того чтобы действительно быть хорошим и заняться чем-то стоящим.

Может, вместо того чтобы продолжать нашу дружбу, мне стоит просто уйти, действовать и повести вас за собой своим примером.

Оговорка: ничто из этого не является оправданием, чтобы отказывать людям в настоящей нужде ради ваших ограниченных и слепых амбиций.