Призраки не умеют лгать Сокол Аня
– У кого из местных хвосты?
– Почти у всех, – ответил парень, – но мелочовка…
Дмитрия кольнуло неприятное предчувствие.
– Лена! – крикнул он, поднимаясь.
Ни в доме, ни на крыльце, ни на участке её не было.
– Туда она ушла. К мертвец… к десятому дому, – махнула рукой хозяйка. – Скучно околесицу вашу слушать.
Разделяющее дома расстояние показалось Станину бесконечным. Он чувствовал силовое усиление атак и знал, откуда они исходят. Сзади тяжело топал Александр, вопросы, задаваемые парнем через каждый шаг, оставались без ответа. Причин серьёзно опасаться за жизнь девушки у специалиста не было, но слишком уж мощное излучение, слишком быстро нарастающее, будто вскрыли гнойную рану и несдерживаемое зловоние вырвалось наружу. Дмитрий отсчитывал онны, шкала поднималась всё выше и выше. Плохо! Размеренная поступь переросла в бег.
Низкий, гудящий звук колокола ударил по ушам, когда Демон распахнул дверь в дом. Если источник запаха так близко, определить точное местонахождение призрака сложно. Он был уверен, что она внутри. Маленькое самовольство, присущее всем женщинам, в отместку за вчерашний запрет.
– Сюда!
Черт! Саша должен был осмотреть участок. Демон рванул обратно, сразу уловив изменения в атаке. Классический откат как реакция на присутствие псионника. Лена лежала у старых яблонь, голова откинута, руки вцепились в собственные бедра, тело выгнулось дугой. Александр сработал как надо, упал рядом и прижал девушку к себе, одновременно создавая нулевое поле, так называемое беспроводное пространство. Лена отрезана от призрака.
Дмитрий поднял руку, создал осмысленную петлю и накинул на источник запаха. Сколько бы способностей не приписывали специалистам службы контроля, но видеть обычным зрением нематериальные объекты не по силам никому.
Петля раскинулась, захлестнув весь сад.
– Унеси её отсюда, – крикнул Демон парню, прежде чем замереть и полностью уйти в себя.
Ловушка запульсировала, впитывая излучение блуждающего, и стала сжиматься.
Псионник погрузился в собственные ощущения. Ярость атакующего была почти осязаема, висела в воздухе, как густой смог, такая знакомая, словно он снова вернулся в Ворошки на место первой атаки.
Но этот призрак привязан! Невозможность этого он проанализирует позже, когда закончит. Когда схватит блуждающего, тогда и поймёт, как тот смог пойти против законов природы.
Постепенно псионник продрался сквозь густую вонь к источнику, петля уже очерчивала контуры, собираясь окольцевать, пометить призрака. После этого он буквально вытащит блуждающего из-под земли.
И вдруг что-то ледяное рванулось в сторону. Сильное, невозможно сильное. Петля завибрировала, невидимой леской врезаясь в пальцы. Гулко ударил колокол. Призрак рванулся ещё раз. Лопнула кожа, на манжету рубашки потекла горячая кровь. Ещё удар. Ещё рывок. Дмитрий зашипел от боли, стараясь удержать, ухватить немеющими пальцами ускользающую ловушку. Не смог, она дёрнулась в последний раз и опала, потеряв контакт с кожей, развеялась лёгким ветерком по округе. Он его упустил, как новичок, не удержавший канал. Демон открыл глаза и выругался.
Второе невозможное за день. Призрак ушёл. И очень сильный призрак.
Лена сидела на диване, замотанная в покрывало, зубы постукивали о край чашки. Последствия нападения блуждающего ещё не проявили себя в полной мере, но настоящего холода они не несли, это нервы. Скрученный в узел чужими воспоминаниями мозг расправляется, сопровождая это мышечными сокращениями. Но люди в большинстве своём верят тому, что видят, вот Авдотьевна и старалась, укутывала девушку как могла, словно ее дрожь имела какое-то отношение к температуре воздуха. Ни Лена, ни Александр её не останавливали.
– Ну как? – спросил парень.
– Я его упустил, – Станин поморщился, признаваться в собственных просчётах нелегко. – Вы не оставите нас одних?
Если хозяйка отреагировала на просьбу спокойно, то Александр нахмурился.
– У меня дело по закрытой категории, – Демон развёл руками.
На столе с ярко-жёлтой вязаной скатертью задрожал телефон. Весёленькая мелодия заставляла его подпрыгивать на месте.
– Третий раз звонит, – Саша поднялся и вслед за тёткой подошёл к двери. – Я не стал брать.
Дмитрий глянул на дисплей и едва удержался от усмешки. «Бабушка» – многообещающе мигала надпись. Будь у псионника выбор, он бы тоже не взял.
– Слушаю.
– Лена в порядке? – сразу спросила Нирра.
– Да, – Демон посмотрел на девушку, дрожь понемногу стихала, но до «порядка» было ещё далеко.
– Повторное нападение?
– К чему вопросы, когда вы сами всё знаете? – Дмитрий был недоволен, нельзя позволять Карге вести себя словно на допросе. – Её камни у вас?
– Конечно. Не оставлять же без присмотра.
– А вернуть хозяйке не хотите?
– Нет. Пока нет, – не смутилась Нирра. – Где вы?
– В Суровищах, – многозначительное молчание в трубке было ему ответом. – Вы знаете, что мы могли тут узнать.
– Местные небось разболтали. Жаль, толку тебе в этих сплетнях никакого. Когда всё случилось, Алленария ещё даже не родилась.
– Посмотрим. Скоро прибудет бригада, и я разворошу и монастырь, и могильник до дна. Не желаете сэкономить время?
– Почему нет, – хохотнула Карга, но тут же поставила условие: – Включи громкую связь. Я хочу, чтобы внучка услышала это от меня.
– Почему вы думаете, что она рядом?
– Потому что ты не оставишь её после нападения одну. Не настолько же ты плох, специалист! Включай говорилку.
Дмитрий скрипнул зубами, нажал кнопку и бросил аппарат на стол, от души желая хлипкой трубочке сломаться.
Лена неловко придвинулась ближе. Дрожь хаотично расползлась по телу, и создавалось впечатление, что время от времени девушку, словно марионетку, дёргает за ниточки кукловод, заставляя вскидывать ногу или руку. После каждого раза Лена сжималась в комок и виновато прятала глаза. Демон плюхнулся рядом и с силой прижал ее к себе, так она сможет слушать, не отвлекаясь. А вот ему, вдохнувшему её запах, почувствовавшему изгиб тела, придётся прилагать усилия.
В трубке громко вздохнули, Нирра собиралась с силами.
– Мы действительно уехали из старого дома из-за слухов. В основном. Не хотели расстраивать Злату. Лена, для тебя никогда не было секретом прошлое отца, его непостоянство. Кстати, после твоего рождения он поостыл и если позволял себе что-либо, то редко.
– Как звали монашку? – спросил Демон.
– М-м-м… вроде Марината… Маринита, как-то так. У них с Сергием был роман. Осуждать обоих можно сколько угодно, легче от этого не станет.
– В тот вечер девушка искала любовника и поэтому пришла к вам? Не опрометчиво ли, в доме же жена?
– У неё не было выбора. В монастыре ей никто не мог помочь. Она была беременна.
Дмитрий мысленно застонал. Странно, что при образе жизни Сергия Артахова речь о внебрачных детях не пошла ранее. В конце концов, такой итог закономерен.
– Э-э-эт-о-о… – Алленария попыталась заговорить, но ничего не получилось.
– Тихо, Лена. Дай мне закончить. Она была глубоко беременна, на сносях. Не знаю, каким образом ей удавалось скрывать своё положение от настоятельницы и других сестёр, но факт остаётся фактом. Когда начались роды, ей было не к кому обратиться за помощью.
– И она идёт к вам. Понятно, в такой ситуации не до щепетильности. Дальше.
– Дома никого не оказалось. Часом раньше Сергий увёз Злату в больницу.
– Какое интересное совпадение, – не прокомментировать Демон не мог. – Что произошло в доме?
– Откуда мне, по-твоему, знать? Могу лишь рассказать пару версий, выдвинутых моими специалистами. Послушаешь или дать тебе время поёрничать?
– Весь внимание.
– Монашка умерла от потери крови. Родила прямо там, у нас в прихожей. Что-то пошло не так, и без медицинской помощи она долго не протянула.
– Значит, Пашка-блаженный ни при чем?
– Не знаю, но что девушку никто не убивал, считай, установленный факт.
– Ребёнок? – псионник выдавил это слово через силу.
– По прогнозам специалистов, у него почти не было шансов выжить. Восьмидесятипроцентная вероятность того, что он родился мёртвым, и ещё девятнадцать, что умер в ближайшие сутки.
– Вероятность?
– Ребёнка не нашли. Думаю, это юродивый постарался. Спрятал.
– Куда?
– На том свете поинтересуешься, – судя по голосу, Карга была бы не прочь, если б это произошло поскорее. Лена, словно почувствовав что-то, положила голову ему на плечо.
– Значит, в этой части молва не врёт? Парень повесился?
– Точно. И сам, в этом эксперты единодушны. Их нашёл Сергий спустя сутки. Из роддома решено было вернуться в город, и сын приехал собирать вещи.
– Разрешение на захоронение – взятка за неразглашение? – уточнил Демон.
– Да.
– Если закрыть глаза на мораль, этику и руководствоваться более приземлёнными реалиями, неужели вы не допускали мысль, что они могут вернуться?
– Нет, – ответ Нирры не допускал ни сомнений, ни двояких толкований, и, пожалуй, он знал почему.
– Привязка?
– Только для монашки, парень не смог бы вернуться.
Дмитрию показалось, что его окунули лицом в грязь, забыв о девушке, он резко встал и, опершись руками о стол, навис над аппаратом.
– Почему?
– У него были способности псионника. Плюс врождённое психическое заболевание. Дорога в специалисты закрыта.
– А вторая привязка?
– Поясни, – по голосу Карги было ясно, что она озадачена.
– На данный момент на монастырском кладбище две разорванные привязки. С первой ясно, а вторая? Кто и зачем установил, а затем снял?
– Понятия не имею. Пошевели мозгами, специалист. До моего разрешения там никого не хоронили и, соответственно, не привязывали.
– Бабу-бу-ш-шка, – у Лены почти получилось, – ре-ре-б-б…
– Ребёнок? – спросил за неё Станин.
– Алленария, – рявкнула Нирра, да так, что Демон вздрогнул. Никогда на его памяти старуха не повышала голос на любимую внучку, – думаешь, она была первая, уверявшая, что носит моего внука? Да я готова была признать каждого из них, но только после анализа ДНК. Что же касается именно этого ребёнка, лаборанты собрали достаточно материала, чтобы утверждать, что он не имеет к нам никакого отношения.
Демон схватил трубку и быстро переключил режим. Для Лены хватит. Одно слово «материал» гарантировало кошмары на ближайшую ночь.
– Она не это хотела узнать, – удовлетворения от разговора он не испытывал.
– Я знаю, – недовольство старухи на этот раз обратилось против неё самой. – Мы искали тщательно, везде. Осмотрели дома, подвалы, огороды, даже часть заповедника с собаками прочесали. Но никого не нашли.
– Надеюсь, это правда. А то слишком много младенцев вокруг Лены умирает.
– Сдай назад, Станин. Ещё одно подобное предположение, и я приму меры.
– Принято, – он отключил вызов. С Каргой на сегодня всё. Уже радость!
Мотор мерно урчал, Дмитрий вгляделся во тьму дороги и перевёл взгляд на спящую на соседнем сиденье девушку. Мысль о том, что он один в один повторяет путь двадцатипятилетней давности, путь Сергия Астахова в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое мая, не давала ему покоя.
Раскопки в обители не дали никаких сенсационно-разоблачительных сведений. В этот раз настоятельница была разговорчивее, прямо-таки пылала готовностью выложить сведения и избавиться наконец от присутствия специалистов.
К счастью, среди сестёр нашлась одна, помнившая Маринату, пришедшую в монастырь ещё при прошлой настоятельнице и так и не успевшую принять постриг.
– Пугливая она была, словно олень, – сухонькая круглая старушка, казалось, рада была поболтать. – Уж не знаю, кто её сюда определил али сама пошла… Тихая, лишний раз глаза поднять боится, только шмыг-шмыг туда-сюда. Работать, правда, не очень любила, но это по первости у всех, к послушанию быстро привыкают.
– С Пашкой-блаженным они дружили?
– Окстись, какие дружилки! Помню, Епифания не хотела его и на Сретенье[2] в храм пускать, не говоря уж о чем-то большем.
– Послушниц что, не выпускают? Или только под конвоем? – псионник был полон сарказма.
– Почему? – удивилась монашка. – Здесь не тюрьма. Ходи, кто ж тебе мешает.
Дальше разговор продолжался в том же духе. Никто ничем, что происходило вне стен обители, не интересовался.
Из бумаг Дмитрий узнал интересный факт: Марината и юродивый появились в обители примерно в одно и то же время. Если прибытие девушки отражено чётко, то вот с парнем сложнее. Лишь несколько упоминаний, первое – в расходнике на оплату работ по штукатурке внешних стен. Выплату произвели некоему Павлу Бесфамильному. Станин уже устал удивляться местному юмору. Второе, на что он обратил внимание, это «приданое», которое должна была принести обители несостоявшаяся монахиня. Участок земли и дом, доставшиеся девушке в своё время от родителей.
Разрешение на захоронение на землях монастыря псионник аннулировал. В выданном Ниррой конкретное количество не оговаривалось, несколько лет безвременно ушедшие из жизни сестры находили вечный покой под стенами обители.
Вой, поднятый монашками, когда он приказал людям эксгумировать останки, не особо тронул Демона, но немного задел выездную бригаду стажёров, на которых специалисты постарше старались свалить всю грязную работу. В этом случае грязнее не придумаешь. Демон сам взялся за лопату и откинул первый ком земли.
Итак. Две привязки. Две монашки, одна – любовница Артахова, вторая – прожившая в обители около тридцати лет сестра. До пострига женщина вела обычную, ничем не примечательную жизнь – учёба, работа, замужество. Следом разворот на сто восемьдесят градусов. Автомобильная авария, в которой гибнут муж и сын. Женщина выжила, долго лечилась, а потом ушла в монастырь. Её можно понять. Правда, ответа на вопрос о привязке это не давало.
Он снова посмотрел на Лену. Девушка избавилась от видимых последствий нападения. Ключевое слово – «видимых». Бывали случаи, когда жертвы погибали спустя сутки после атаки. С ней он такого не допустит. До областной больницы два часа, и он заставит медиков проснуться и сделать всё, что нужно. Дорога в ночь, но он выдержит.
Он гнал машину так же, как гнал её Сергий. Если это приблизит Демона к разгадке, то он готов повторить его путь от начала до конца.
Он копался в прошлом чужой семьи, вытащил на свет ворох неприглядных сведений и деяний, не жалел никого и ничего. А эта девушка не замечала, не видела мерзости её близких людей. Невзирая ни на что, оставалась собой. Демон поймал себя на жгучем желании сохранить её, сохранить эту чистоту для себя. Слишком пугающе эгоистичным было это стремление, слишком похожим на… Дмитрий отогнал непрошеную мысль.
Темноту за стеклом лениво рассекал тусклый свет фар. Что чувствовал Сергий Артахов, когда гнал машину сквозь ночь? Боялся не успеть? И за кого больше: за себя, за ребёнка или за женщину, сидящую рядом?
От областного медицинского центра псионник почему-то ожидал большего. Три приземистых двухэтажных корпуса и два флигеля – вот и вся больница, даже территория не огорожена. Демон сразу потребовал главврача и невролога.
В глубинке страх перед службой контроля был одновременно сильнее и слабее, чем в городах. Сильнее, потому что власть тут уважают больше, а слабее, потому как большинство проблем люди привыкли решать сами.
На срочный вызов с небес второго этажа в приёмный покой спустился главврач. Молодой. Слишком молодой для такой должности. Дмитрий скептически нахмурился. Вон как улыбается, от уха до уха, зубы мудрости проглядывают, смазливое лицо, очки в тонкой золотой оправе, модная стрижка, загар, словно он только что из отпуска вернулся. Может, правда? А может, ты, Демон, несправедлив, и это талантливый врач, у которого нет времени на знакомство с девушками, вот он и не спускает глаз с Лены.
– Нефедов Вселорав Иммунович, – представился врач и осведомился: – Что случилось?
– Нападение блуждающего, – ответил Станин, указывая на девушку. – Весь комплекс процедур для выживших после атаки: энцефалограмму, анализы, что там ещё?
– Сделаем, – доктор был полон оптимизма.
Ждать пришлось долго. Часа три Дмитрий просидел на подоконнике перед входом в отделение диагностики. Безликий, выкрашенный бежевой краской коридор тянулся через всё здание, как и длинный, постоянно повторяющийся узор линолеума, как и яркие, режущие глаза круглые шары светильников.
Демон взял сигарету, щёлкнул зажигалкой, погасил огонь и снова зажёг.
– Надолго к нам? – подошедший Вселорав, не доросший ещё до Иммуновича, открыл окно.
– Зависит от вас.
Врач внимательно посмотрел на Дмитрия.
– Я к тому, стоит ли уведомлять службу контроля в Дистамире? Или визит частный?
– На ваше усмотрение. Мне нужны документы из архива, и я их получу. А как это будет оформлено и оформлено ли вообще, мне всё равно.
Теперь задумался Вселорав. О взаимоотношениях служб он знал не понаслышке. Медики всегда первыми шли на поклон к псионникам по той простой причине, что количество умерших на больничных койках составляет более шестидесяти процентов от общей смертности. Сопротивляемость их кад-артов повышают в первую очередь.
– Санкция на изъятие хоть есть? – натужная улыбка врача исчезла, уступив место вполне нормальным эмоциям.
– Разрешение пациента сгодится?
– Конечно. Кто пациент?
– Девушка, – Демон выкинул незажжённую сигарету на улицу, – Алленария Артахова. Она здесь родилась. Сведения именно об этом событии мне и нужны.
– Родители живы? – спросил врач.
– Вряд ли, – ответил Станин, втайне радуясь, что не пришлось говорить этого при Лене. Надежда – это всё, что у неё есть, а отнимать последнее плохо.
– Ладно, – сдался Вселорав и закрыл окно.
Глава 8
Родительское благоразумие
Я поймала себя на мысли, что начинаю ненавидеть больницы. Какой-то замкнутый круг: что ни сделаешь, куда ни пойдёшь, всё едино, рано или поздно окажешься здесь. Жизнь человека начинается в казённых стенах среди людей в белых халатах и зачастую там же и заканчивается.
Молодой мужчина, которого нам представили как главврача, сидел за большим столом и очень эмоционально ругался в телефонную трубку. Едва зайдя в кабинет, я поняла, что с документами возникли проблемы. И именно с нужными.
– Я не могу отвечать за своих предшественников, – он грохнул трубкой об аппарат, та жалобно звякнула. – Архив в таком состоянии, что удивительно, как там до сих пор мыши всё не съели. Простите, но помочь вам, увы, ничем не могу, – молодой врач казался искренне расстроенным.
Мой телефон, в последнее время словно нарочно мешающий всем и вся, заиграл весёленький марш. Я виновато посмотрела на мужчин и сбросила вызов. Опять Влад.
– Сколько ещё историй болезни пропало? Полка? Стеллаж? Секция?
Врач молчал, по лицу было понятно, каков будет ответ.
– Нет, – Вселорав посмотрел на псионника, – из этой секции больше ничего не пропало.
Это случилось снова. Если что-то может пролить свет на события… на смерть девочки, то это непременно пропадает. Все ниточки исчезают буквально из рук, будто кто-то невидимый перерезает верёвку.
– Поднимите кадровые списки, – Дмитрий не просил, он требовал. – Я хочу поговорить с каждым, кто работает здесь двадцать пять лет и более, будь это даже бухгалтер или буфетчица.
Главврач, не мешкая, отдал распоряжение по телефону и снова стал что-то торопливо объяснять.
Что же случилось тогда? От чего она умерла и почему винит во всем меня? Почему пропала медкарта? И самое главное – почему на этого призрака не действуют привязки?
Это вопрос к Демону, но спрашивать я не спешила. По той простой причине, что, когда он ответит, я больше его не увижу. Дело будет закрыто. Мысли были плохие, очень плохие. Пока блуждающий не остановлен, могут пострадать люди. Уже пострадали – из-за меня. Но понимание этого нисколько не уменьшало тайного желания продлить… даже не знаю, как назвать то, что происходило между нами.
Надежда на списки, принесённые худенькой девушкой в белом халате, не оправдались. Ни один из нынешних сотрудников не проработал в областном роддоме так долго. Предыдущий главврач успел умереть, как и его зам. Многие переехали и были переведены в другие учреждения. А так как мы не знали, кто именно принимал роды у мамы, то проверить уйму народа, мотаясь по всей империи, нереально.
Станин, не спрашивая разрешения, конфисковал бумаги и, не прощаясь, покинул кабинет. Ещё одна отрезанная нить. Навалилась усталость. Поскорей бы вернуться в машину и уснуть под шорох шин, поскрипывание руля и мерный рокот мотора. Дмитрий будет рядом, и я смогу отдохнуть.
В больнице всё затихло, дежурный персонал предпочитал проводить время в подсобках или специальных комнатах отдыха. Лишь старушка-техничка вяло возила замусоленной тряпкой по полу. Она бросила на нас короткий взгляд исподлобья – жадный, какой-то болезненно любопытный. Я замедлила шаг.
Разве в такой час убираются? Невролога, обследовавшего меня, и то пришлось ждать минут сорок, пока он выбрался из тёплой постели в холодную ночь. А тут такое рвение.
Если бы я была одна, то, отвернувшись, прошла бы мимо. Если бы я была одна, то выбросила бы неприятный инцидент из головы через пять минут. Женщина наверняка устала мыть проклятый пол, по которому ходят все, кому не лень, прямо в уличной обуви, не успеешь закончить, как надо всё начинать сначала, а платят копейки… если бы я была одна.
Демону не требовались выдуманные объяснения. Чутье псионника или что-то иное – интуиция, наитие – не позволили отмахнуться от странной уборщицы.
– Где мы можем поговорить? – спросил он, рывком вытаскивая из её рук швабру.
И ни одного вопроса или протеста не услышал.
Подсобка была узкой, как пенал, тесной, но обжитой. Кушетка, накрытая покрывалом, табурет, стул с висящей на спинке одеждой, маленький трёхногий столик, электрический чайник, пузатая сахарница, немытые кружки и стены, обклеенные цветными плакатами. Весёлые незнакомые лица смотрели со всех сторон. Ощущение – будто находишься в зрительном зале. Мне здесь не нравилось, сильно не нравилось.
Женщина тяжело опустилась на стул и нажала на кнопку чайника. По-моему, она собралась напоить нас чаем, словно в этом визите нет ничего необычного. Никто из нас не нарушил молчания ни пока мы шли, ни теперь, когда руки с узлами выпирающих вен, звякая посудой, разливали кипяток и, подрагивая, пересыпали слипшийся в комки сахар. Ей нужно было время, чтобы собраться с силами.
– Угощайтесь, – глухо откашлявшись, предложила она.
Дмитрий не шевельнулся, как стоял посреди комнаты-кладовки, практически перегораживая путь к выходу, так и остался стоять. Я присела на край стула и пододвинула ближайшую чашку.
– Вы меня знаете? – выпалила я, не в силах больше переносить молчание.
Она посмотрела на меня вскользь, как на неодушевлённый предмет.
– Нет.
– Как вас зовут? – псионник достал листок, изъятый у главврача, и пробежал глазами список.
– Тома… Афанасьева Томария Павловна.
В отличие от Вселорава, прячущего камень разума под одеждой, кристалл старухи висел поверх синего рабочего халата, да не один. Кад-арт – яркий, кроваво-красный камень. Мало того, рядом висел вид-арт, камень сердца – прозрачный бледно-жёлтый пятигранник, хранитель любви и семейного счастья. Не часто человеку отвечают взаимностью два камня: разум и сердце. Но ещё более редко из сада камней уносят комплект из трёх, к двум первым добавляется камень души – сем-аш.
Как у меня. Камни, про которые Дмитрий спрашивал у Нирры. Те, что уронили шкатулку во время атаки блуждающего.
На жизнь человека количество кристаллов никак не влияет. Можно счастливо прожить и с одним кад-артом. Все камни с чипами и совершенно одинаковой информацией. Вид-арт, по сути дела, нужен лишь при заключении брака, для проверки на совместимость, поэтому камень сердца хранят родители и передают истинному владельцу перед свадьбой, как и сем-аш, камень души. К его помощи прибегают не при столь радостном событии – на похоронах. Они полезны, но не обязательны.
– Пять лет назад вы вышли на пенсию, – Демон наконец нашёл её имя в списке.
– Вышла, – согласилась женщина, – а потом снова пришла. Ты на бумажки-то не смотри. Не оформлена я. На пенсию не больно проживёшь, вот и кручусь как могу.
– И сейчас решили, что пришло время поговорить со специалистом, – даже для меня эта фраза прозвучала издевательски.
– Это вы решили, – женщина неопределённо качнула головой.
– Не мы поджидали вас в коридоре поздней ночью, изображая трудовой подвиг, – похоже, Станин не испытывал никакого уважения ни к неожиданной собеседнице, ни к её возрасту. Он умел допрашивать так, словно делал вам великое одолжение.
Женщина перевела взгляд на какое-то из многочисленных лиц за моей спиной.
– Вы присутствовали при рождении Алленарии Артаховой? – задал следующий вопрос Демон.
Я обхватила холодными пальцами кружку с выщербленными краями, пытаясь согреть руки об остывающий напиток. Странно слышать о себе в третьем лице, словно меня здесь нет.
– Моя смена была, – старуха пожевала губами. – Не думала, что когда-нибудь расскажу это, но… Когда я услышала, какие документы затребовал главный и для кого, поняла: неприятностей не избежать. История болезни ведь не сейчас пропала, а ещё тогда, сразу как роженицу выписали. Как её?
– Златорианна, – прошептала я.
– Во-во, кто же не знает Артаховых. Такой переполох тут устроили, когда её привезли, самого Николаича с постели подняли. Он тогда замом был, а уж врачом каким… м-м-м, от Бога.
– Девочки родились здоровыми? – Демон сел на кушетку, перестав подавляюще нависать над старухой.
– Да. Пятьдесят два сантиметра, три килограмма сто пятьдесят граммов. Девочка. Одна.
Самое интересное, что вопрос псионника её ничуть не удивил.
– Вы в медицине разбираетесь? – неожиданно спросила бабка.
– Нет.
– Тогда объясню попроще. Были осложнения. У девочки пальчик на правой руке прирос к стенке матки. Мизинец. Так что девочка родилась без него.
Мне не надо было смотреть на свои пальцы, чтобы убедиться – все они на месте.
– К сожалению, это уже не имеет значения. Девочка не пережила своей первой ночи, – посетовала старуха.
Теперь уже мне было страшно поднять глаза. Зачем? Я же умерла. Не пережила своей первой ночи. Как просто и страшно звучали её слова. Словно перед ней не человек, а досадная ошибка природы, которая, осознав это, растворится в воздухе, как призрак.
– Дальше, – скомандовал Дмитрий, когда бабка замолчала.
– Дальше… дальше, – она замялась, – так всё.
– Не пойдёт. От чего умерла девочка?
– Внезапная детская смерть.
– А на самом деле?
– Не знаю, – протянула она, но увидев, как нахмурился Демон, торопливо заверила: – Не пустили меня. Уж чего там могло случиться? Виданное ли дело: врачи сами полы в палате намывали да простыни меняли!
– Родителям сообщили?
– Матери нет, она спала. Отца долго искали, уехал он. Не в больнице же ночевать.
– Нашли?
– Наверное. Видела, как его в ординаторской коньяком отпаивали, – старуха поджала губы.
– Так плох был?
– Знамо дело, ребятёнок умер. Мужика трясло всего, слова сказать не мог.
– Что потом?
– Ничего, – махнула она рукой. – Сменилась поутру. График у нас сутки через двое, плюс у меня ещё отгулы были не использованы. Когда вернулась, их уже выписали.
– Отгулы зачем взяли?
– Николаич велел. Мол, ночь и так тяжёлая, – уборщица поморщилась, доводы звучали неубедительно.
Я сама не понимала, почему до сих пор сижу и слушаю всё это. Какое мне дело до графиков, отгулов и всего остального? Меня же нет. В голове установилась гулкая пустота, слова распадались на громкие и какие-то чистые звуки.
– Николаич – это Мартиниан Николаевич Страдинов, заместитель главного врача, подписавший справку о смерти девочки? – Демон сверился со списком.