Крадись, ведьма! Браун Картер
— Вы знаете меня? — спросил снова доктор.
— И притом отлично. — Николас улыбнулся. — Вы — торговец рыбой.
— Я — доктор Фрэзер.
— Тогда мне хотелось бы, чтобы вы были таким же честным человеком, как торговец рыбой, — холодно сказал Николас.
— Итак, вы Гамлет, и вам угодно, чтобы я был торговцем рыбой, — резко сказал Фрэзер. — А кто эта дама?
Николас бросил на Эдел мимолётный взгляд, потом снова посмотрел на доктора.
— Это моя мать — королева, дурак! — сказал он коротко. — А это, — он указал на меня, — один из могильщиков.
Перо доктора беспомощно запрыгало по блокноту. Он несколько раз прочистил горло, потом почти умоляюще посмотрел на Эдел.
— Давно он так?
— Последние два дня, доктор, — нерешительно сказала она. — Хотя так плохо с ним ещё никогда не было, а теперь он всё время такой.
Взгляд Николаса снова стал пустым. Он медленно обошёл стол и оказался позади доктора. Затем принялся ощупывать его голову пальцами обеих рук.
— Увы, — сказал он уныло, — бедный Йорик.
— Йорик?! — Фрэзер вопросительно посмотрел на Эдел.
— Вы помните сцену на церковном дворе, доктор? — вежливо спросила она. — Могильщики выкапывают череп, который принадлежит бывшему придворному шуту по имени Йорик.
Фрэзер стремительно отдёрнул голову от пальцев Николаса.
— Возвращайтесь на место и сядьте! — сказал он напряжённым голосом. — Сядьте, пожалуйста, мистер Блэр! — резко повторил доктор.
Николас не обратил на него никакого внимания и медленно направился обратно к столу.
— Улыбчивый подлец, подлец проклятый! — Он выплюнул эти слова в лицо изумлённому психиатру. — Блудливый, вероломный, злой подлец! О, месть!
Фрэзер выпрямился в кресле.
— В последний раз прошу вас, — сказал он жёстко, — садитесь!
Николас отвернулся от стола. Глаза его были такими же пустыми и невидящими.
— И ты ей скажешь, чтобы не пила, — пробормотал он. — Но будет слишком поздно. О, злодейство!
Внезапным рывком он повернулся к Фрэзеру с выражением открытого неистовства.
— Эй! — завопил он во всю силу своих лёгких. — Эй! Закройте двери! Предательство! — Он сунул руку под пиджак, а когда она показалась вновь, я увидел в ней сверкающий нож.
Николас сделал ещё шаг к врачу, и я заметил, что Фрэзер бешено тычет пальцем в кнопку под крышкой стола.
— Клинок отравлен тоже! — хрипло сказал Николас, подступая ближе. — Вот — блудодей, убийца окаянный!
Фрэзер ещё глубже вжался в кресло, его палец не отрывался от звонка. Бисеринки пота стекали по его носу и капали на блокнот, портя роскошную белизну бумаги.
Дверь распахнулась настежь, и два жилистых типа в белых халатах влетели в комнату. Один захватил руки Николаса сзади, прижимая их к бокам, а другой вывернул ему запястья так, что нож выпал на пол… Николас резко вскрикнул от боли, потом в комнате стало тихо.
Внезапно гулкий смех Николаса ударил по моим барабанным перепонкам.
— Хорошее представление, Дэниел? — торжествующе спросил он. — Наверняка прошло больше пятнадцати минут, и вы должны мне тысячу долларов!
Я посмотрел на него с выражением нескрываемой жалости и снова отвернулся, ничего не сказав.
— Ну? — настаивал он. — Вы оправитесь от потери тысячи долларов? Скажите ему!
Фрэзер вытер лоб белым платком и приказал санитарам:
— Уберите его отсюда. Успокойте его. Он опасен!
Они схватили Николаса за руки и согнули его пополам.
— Отпустите меня, черт побери! — заревел Николас. — Я такой же здоровый, как и вы! Всё это было только пари!
— Убрать! — рявкнул Фрэзер.
Николаса ловко развернули и потащили к двери.
— Отпустите меня! — взвыл он. — Вы что, свихнулись, что ли? Это была только шутка, даже если и чертовски глупая! Дэниел! Скажите им, что это была только шутка!
Я взглянул на Фрэзера и беспомощно пожал плечами. Дверь за ними захлопнулась, но все равно мы слышали его раскатистый голос, когда они его волокли по коридору. Мы слышали его ещё секунд десять, потом он внезапно затих. Слишком внезапно…
— Бедный Николас! — сказала Эдел приглушённым голосом и начала тихо всхлипывать в носовой платок.
Фрэзер методично черкал в своём блокноте, пока его рука не перестала дрожать. Потом он выпрямился, расправляя плечи.
— Миссис Блэр, — сказал он твёрдо, — боюсь, что у вашего мужа далеко зашедшая шизофрения.
— Вы можете что-нибудь для него сделать? — тихим голосом спросила она.
— Будем надеяться, — ответил он, — но для этого потребуется значительное время. Это будет для вас ударом, миссис Блэр, но он должен быть изолирован немедленно.
— Нет! — воскликнула она голосом, полным муки.
— Сожалею, — мягко сказал доктор, — но так будет лучше для вас и для него. Заверяю вас, что мы сделаем для него все, что только сможем сделать, миссис Блэр! Я подготовлю все необходимые документы, и вы подпишите их перед уходом.
Я подошёл к Эдел и похлопал её по плечу.
— Я знаю, что это страшный удар, но никто не поможет ему лучше доктора Фрэзера, Эдел. Ради Николаса мы должны подписать документы.
— Ты прав, я знаю, — всхлипнула она, — но мне кажется ужасным так поступить с ним!
— Поверьте мне, миссис Блэр, — сочувственно сказал доктор, — это самое лучшее и единственное, что вы можете сейчас для него сделать.
— Бедный Николас… — прошептала она. — Без него мне будет так одиноко!
— Ты всегда сможешь послать ему открытку, — сказал я весело. Тут я уловил странное выражение на лице доктора. — Я подумал, что шутка может подбодрить её.
— У вас неуместное чувство юмора, мистер Бойд, — ледяным тоном сказал он. — По-видимому, у вас нет ни малейшего представления, что это значит для миссис Блэр! Никто, сам не испытав, не может понять глубины любви жены к мужу!
— Я начинаю понимать, доктор! — заверил я его. — И очень быстро.
Глава 5
Было четыре часа дня, когда мы вернулись в квартиру Блэров. Эдел открыла замок, и я вошёл вслед за ней, закрывая за собой дверь. Мы прошли в гостиную, в которой никого не было.
— Обри нет? — спросил я.
— Он уехал из города на один день, — сказала она. Её нижняя губа чуть покривилась. — У него слабоват желудок для такого рода дел, так что он предусмотрительно удалился на случай, если дело обернётся плохо.
— Я вовсе не скучаю по нему, — сказал я.
Она тепло улыбнулась мне.
— Это надо отпраздновать, Дэнни, — вибрирующим голосом сказала она мне. — Все прошло прекрасно. А вы настоящий гений. Приготовьте, пожалуйста, что-нибудь выпить.
— Я сделаю вам особый коктейль Дэнни Бойда, — ответил я.
— Что это такое?
— «Смеющаяся вдова».
— Название подходящее. А какие составляющие?
— Три капли горькой настойки на две части водки к одной части джина, — объяснил я, — и крошечная луковка. Но обязательно должна быть луковка: она выявляет вкус.
— Вкус лука?
— Стоит приняться за вторую порцию и вкус перестаёшь замечать, — уверил я её. — Тогда главным становится напиток.
— Звучит как «отравленная чаша», — сказала она. — Надеюсь, вы не собираетесь продолжать с того места, где Ники прервали?
— Могильщик-весельчак! — ответил я. — Так или иначе, Ники-бой досмеялся до смирительной рубашки.
— Говорили, что он одержим театром. — В глубине её горла переливался смех. — Теперь он всего лишь невменяем!
— Я приготовлю выпивку. Этот диалог напоминает мне, что я хочу забыть Гамлета.
— Пожалуй, это был величайший триумф Ники, — лениво сказала она. — Он почти заслужил тысячу долларов, которую вы ему должны.
— Я заплачу, как только он выйдет из лечебницы.
— Вот это и привлекает в вас больше всего, Дэнни, — восхищённо сказала она. — После вашего профиля, разумеется, — ваше большое сердце!
Я встал за стойку и принялся готовиться к операции «смеющаяся вдова». Эдел исчезла, что позволило мне сосредоточиться на отмеривании и смешивании. Пятью минутами позже я вылил нужные составляющие на лёд в бокалах. Естественно, «смеющуюся вдову» не трясут, так как она может взорваться. Её слегка поглаживают.
Эдел появилась, когда я всё ещё поглаживал. Она подошла к бару и положила чек на девять тысяч долларов на стойку передо мной как раз тогда, когда я наливал первый коктейль. Я не пролил ни капли, умудрившись подхватить чек свободной рукой и сунуть его в карман.
— Спасибо, — сказал я ей.
— Вам спасибо, мистер Бойд, — ответила она весело, — за быструю и хорошо выполненную работу. Я теперь буду рекомендовать вас моим друзьям. Если такие дела станут обычными, вы сможете выжимать комиссионные из этого доктора.
— Я думал об этом, — признался я. — Если дела пойдут действительно хорошо, будет смысл получить медицинскую степень. Таким образом, не пострадают ни гонорары, ни этика.
— Очаровательно! — сказала она. — Восхитительно! Я люблю вас, — произнесла она мечтательно.
— До сих пор я считал, что даже не нравлюсь вам.
— Это было вчера. Сегодня я думаю, что вы чудесный, и по какому-то фантастическому совпадению Обри как раз уехал. — У неё расширились глаза, когда она пристально посмотрела на меня, и я заметил, что в них опять загорелись искорки.
— А вы по-прежнему недолюбливаете меня, Дэнни, так же сильно, как я вас раньше?
— Это было вчера, — сказал я и поднял свой бокал. — За сегодня!
Она тоже подняла бокал.
— И прощай муж-шизофреник!
— Дэниел вынес приговор, — фыркнул я, вспомнив, как голос Николаса отдавался эхом от стен комнаты. — Что ж, теперь он получил вечное место в жизни.
Эдел поставила свой полупустой бокал и посмотрела на меня со слезами на глазах.
— Я что-нибудь сказал не так?
— Это та самая штука, которую используют при бурении нефтяных скважин? — спросила она.
— Эту штуку находят в скважинах, пробурив их, — ответил я. — Она заставляет вдов смеяться, а сильных мужчин плакать. Надеюсь, у вас есть лишний носовой платок?
— Налейте мне ещё, пока я буду его искать. — Она встала и опять куда-то пропала.
Вернулась она минут через пять. Строгое чёрное платье, которое она надела ради Фрэзера, исчезло. Вместо него на ней был чёрный халат с вышитыми по подолу малиновыми орхидеями.
— Выпейте это, и, гарантирую, будете смеяться! — Я подтолкнул к ней стакан через стойку. — Одобряю этот халат. В нём вы кажетесь очень красивой и очень порочной. Так должна выглядеть каждая женщина, но почти ни одна не выглядит.
— Не хочется признаваться, — произнесла она хрипло, — но этот профиль, про который вы не позволяете мне позабыть, почти так же хорош, как вы думаете.
— Не может быть, — сказал я скромно. — Но что я могу поделать, если я красив? Большинство женщин от меня без ума с первого взгляда. Пожалуй, именно поэтому вы заинтриговали меня с самого начала: вы были не такая.
Эдел выпила свой коктейль одним приёмом и стала молча и отчаянно хватать ртом воздух, пока снова не обрела дыхание.
— Вы ударили меня! — сказала она, когда к ней вернулся голос. — Я никогда этого не забуду, Дэнни Бойд! Там, в вашем офисе, вы ударили меня!
— Никогда не забудете и никогда не простите?
— Мне это понравилось, — заявила она небрежно. — Для меня это был новый подход. Ники переигрывает в любви так же, как и во всём остальном.
Она протянула руку к шейкеру и налила себе ещё.
— Я вам кое-что скажу, Дэнни Бойд. — Говоря это, она втягивала в себя воздух, от чего её голос казался манящим и беспокойным.
— Что угодно, кроме истории вашей жизни, моя милая, — сказал я осторожно, — терпеть не могу исповедания женщин.
— Это о теории, — сказала она. — Теория, что женщины наряжаются, чтобы нравиться мужчинам, это не правда!
— Нет? — Я поднял брови, но почувствовал, что они слишком тяжелы и позволил им опуститься обратно.
— Нет! — решительно повторила она.
Я ждал, пока она разделалась с третьим стаканом.
— Определённо, нет! — Она покачала головой немного энергичней, чем следовало. — Когда женщине по-настоящему нравится мужчина, она делает как раз наоборот!
— Наоборот? — заморгал я.
Одним рывком она распустила пояс, и халат распахнулся сверху донизу. Потом она сладострастно повела плечами, и халат упал на пол к её ногам. Под ним ничего не было. Я смотрел, как она поворачивается вокруг себя, медленно описывая полный круг.
— Сто пятьдесят фунтов, — сказала она с удовольствием, когда снова стала лицом ко мне. — И ни одна унция не пропадает зря.
Она была восхитительна. Там она выдавалась горделивым максимумом двух остроконечных грудей, здесь сужалась до изящного минимума. Её кожа сияла матовой белизной фарфора. Высоко на левом бедре был треугольный шрам — единственный изъян на этом безукоризненно прекрасном теле, единственный и от того восхитительно возбуждающий.
— Тебе хочется только смотреть, и этого достаточно? — лениво спросила она. — Я польщена, Дэнни Бойд!
Я обошёл бар и медленно двинулся к ней. Воротник душил меня, и я расслабил его примерно до пояса. Стоя в ожидании меня, она медленно провела руками по своим гладким бёдрам.
— Ты опять хочешь ударить меня? — спросила она, когда я остановился перед ней.
— Не это ли тебя привлекает в Обри?
— Обри! — Это имя прозвучало у неё как грубое и раздражённое слово. — Нет. Я подумала, что, может, это ты так развлекаешься.
— Я парнишка с простыми привычками, — сказал я. — Для меня достаточно хороши старинные способы.
Тут я протянул руку и кончиками пальцев погладил треугольный шрам на её бедре.
— Змеиный укус?
— Можно назвать так, — согласилась она. В её голосе была насмешливая нотка. — Разве ты не собираешься обнять меня или заняться кое-чем столь же старомодным?
— А у меня на уме и то, и другое. Может это и старомодно, но до сих пор не устарело.
— Ты когда-нибудь перестанешь болтать? — спросила она напряжённым тоном.
Я наклонился, подхватил её под бедра и взвалил себе на плечо. Её зубы резко впились в моё тело, когда я её нёс в комнату. В ответ я шлёпнул её по наиболее близкому и наиболее подходящему для этого месту. Она взвизгнула от удовольствия.
— Только вот что, — сказал я. — Как насчёт Обри? Что, если он рано вернётся?
— Ну его к чёрту, — удовлетворённо сказала она. — Он может налить себе сам.
— Значит, с Обри все улажено и остаёшься только ты?
— Так у меня не остаётся никакого выбора. — Она мелодраматически вздохнула. — А если я закричу?
— Я опытный соблазнитель, — сказал я скромно. — При мне всегда есть ушные затычки.
…Было чуть больше полседьмого, и мы снова выглядели респектабельно. Мы пили джин с тоником, потому что «смеющаяся вдова» годится только для особых случаев.
— Мне пора идти, — сказал я.
Эдел в шёлковой рубашке и узких брюках лежала, растянувшись на кушетке.
— Зачем? — спросила она, не двигаясь.
— Нужно заниматься делами.
— У тебя назначено свидание? — Она медленно повернула голову и взглянула на меня.
— Никакого свидания.
— Ну тогда оставайся, — сказала она. — Скоро приедет Обри и принесёт нам что-нибудь поесть.
— Знаю я его вкус, — я содрогнулся. — Пшеничные хлопья и йоргут! Это не для меня!
— Известно, что иногда он ест бифштекс, — лениво сказала она. — Очень редко, конечно.
Я опять содрогнулся.
— Знаешь что, — серьёзно сказал я. — Если бы у меня были силы, я встал бы с этого дивана и поехал домой. Если бы у меня были силы…
Она удовлетворённо замурлыкала.
— А ведь люди играют в гольф, теннис, плавают, чтобы избавиться от избытка сил…
— Можно ли удивляться, что мир плохо устроен, — согласился я.
— Нальёшь мне ещё? — заискивающе спросила она.
— Если бы я чувствовал себя настолько сильным, я налил бы себе, — объяснил я, — а мой стакан пуст.
— Размазня! — Она медленно села, потом ещё медленней встала на ноги, подошла к моему креслу и наклонилась, чтобы забрать у меня мой стакан. Одновременно она поцеловала мою руку. — Зверь! — пробормотала она. Потом, покачивая бёдрами, направилась к бару.
С большим трудом я приподнялся в кресле и сел. Едва я закурил, послышался щелчок дверного замка.
Через десять секунд в комнату вошёл Обри. Он остановился, когда увидел меня, и неуверенно улыбнулся.
— Хелло, Дэнни, — встревоженно сказал он. — Все в порядке?
— Предположим, он ответил бы «нет»? — едко спросила Эдел. — Что бы ты сделал, Обри? Опять уехал бы из города?
Он оглянулся на неё.
— Хелло, Эдел. Я тебя не заметил сначала… Но ведь все в порядке, правда? Я хочу сказать, что иначе бы вас здесь не было, верно?
— Всё было прекрасно, — сказала она. — Дэнни чудесно сработал. Иди сюда и займись напитками, а я пока буду рассказывать.
Он послушно потащился к бару, а я докурил свою сигарету, пока она рассказывала ему, как всё происходило.
Когда она закончила, Обри подошёл к моему креслу, сунул стакан в левую руку и энергично затряс правую.
— Поздравляю, старина, первоклассная работа.
— Жаль, что вас не было при этом, — сказал я. — Эдел говорила мне, что вы уезжали сегодня из города.
— Да, мне нужно было кое-кого повидать… Бизнес.
— Конечно, — сказал я.
На его лице отразилось облегчение.
— А теперь, когда с этим покончено, нужно отпраздновать это.
— С чем покончено?
— А разве нет? — спросил он тревожно. — Ведь отца признали сумасшедшим?
— Это только начало, — терпеливо сказал я. — Вспомните того продюсера, Вернона Клайда и головокружительную блондинку Чарити Адам. Они были здесь, когда я держал пари с Ники-боем. Они слышали, как я упоминал психиатра. Как, по-вашему, они отнесутся к известию, что ваш старик в больнице?
Обри резко взвизгнул.
— Об этом можете не беспокоиться, старина. Я уже думал об этом. Мы им ничего не скажем. Все, что нам известно, это то, что отец вышел сегодня утром из квартиры, и мы больше его не видели. Как это вам?
— Просто превосходно! — сказал я. — Они не станут беспокоиться день, два, может быть, и три. Потом они звонят в полицию, в морг, в больницы…
— О! — Обри перестал улыбаться и снова принялся покусывать усы.
— Придётся вам, старина, придумать что-нибудь получше, — сказал я. — И, может быть, перестанете жевать этот свой половик на верхней губе.
— Извиняюсь. — В его больших глазах была обида. — Нервный рефлекс, старина. Обычно я не замечаю, что делаю это.
— Ручаюсь, что он это говорит всем девушкам, — лукаво сказала Эдел, но он не слушал её, вновь охваченный беспокойством.
— У вас есть какие-нибудь соображения, Дэнни? — спросил он, наконец.
Прежде чем ответить, я выпил немного джина.
— Вам придётся сказать, где он, — твёрдо ответил я. — Все, что нам нужно, это хорошая история в придачу. Что, если Ники-бой чокнулся вчера вечером на своём Гамлете и набросился на Эдел с ножом? Если кому-то вздумается проверить у Фрэзера, он подтвердит эту версию. Это с ним и случилось.
Эдел тихо засмеялась.
— Старый, добрый Ники? Нам нужен был какой-то мазок, чтобы купить Фрэзера, и Ники сам придумал захватить с собой этот нож для убедительности.
Обри снова оживился.
— Я понимаю, что это было вот так: отец был самим собой и вдруг начал беспокоиться. Он решил, что Эдел хочет его отравить, набросился на неё с ножом. Нам едва удалось помешать ему убить её в самом деле. — Он улыбнулся мне, довольный, будто бы сам придумал это.
— Годится, Обри, — сказал я устало. — И когда это произошло, Эдел уже была в контакте с доктором Фрэзером. Она связалась с ним за несколько часов до того, чтобы установить победителя в нашем пари. Так что сегодня утром вы первым делом запихнули Ники-боя в машину и отвезли его в лечебницу. Доктор сказал, что он глубокий шизофреник и сразу же изолировал его.
— Гениально! — Он смотрел на меня с восхищением. — Вы быстро соображаете, Дэнни!
— Следите за собой. Вы начинаете переигрывать, совсем как ваш старик, — сказал я ему. — И не забывайте оба выглядеть несчастными, когда будете рассказывать эту историю.
— Конечно, — сказала Эдел.
— Безусловно! — кивнул Обри.
— Только не забывайте этого ни на секунду, — предостерёг я его. — Помните, что вы любили Ники-боя как… как…
— Как сын? — подсказал он весело.
Глава 6
Моя квартира расположена в Вест-Сайде с видом на парк. Конечно, я понимаю, что это не очень хорошо, но что мне было нужно?
Квартира большая, квартплата низкая, летом неплохой вид, и я даже могу наблюдать, как растёт трава. Ист-Сайд, Вест-Сайд… Когда дама уже в квартире — разницы никакой. Конечно, если у вас профиль Бойда.
Я налил себе и уселся в кресло лицом к окну.
Если в подлости есть какие-нибудь градации, то за последние двадцать четыре часа я поднялся на пару отметок. Я вспомнил выражение лица Ники-боя, когда его волокли из кабинета Фрэзера, и то, как внезапно оборвался звук его голоса. «Успокойте его», — сказал Фрэзер. Мне хотелось задуматься над точным значением этой фразы.
После ещё одного стакана и ещё одной сигареты я знал ответ. Я не могу больше оставлять Николаса Блэра в этой больнице, я должен вызволить его. Я мог бы сделать это, даже не нарушая этики. Эдел Блэр заплатила мне, чтобы я добился признания её мужа сумасшедшим, и я в точности это выполнил. Работа закончена. Теперь она уже не клиент. Тогда-то я, пожалуй, и нашёл правильное решение. Если Эдел не пожалела таких денег, чтобы упрятать мужа в лечебницу, то насколько же дороже оценил бы Николас возможность выбраться оттуда?!
Николас ещё не знал этого, но он только что стал моим клиентом!
Я сразу же почувствовал себя лучше. Подошёл к зеркалу, которое было достаточно велико, чтобы дама могла посмотреть на свой грим, но не так велико, чтобы привести её в смущение, и потому взглянул себе прямо в лицо.
— Дэнни, — сказал я себе, — если уж необходимо иметь совесть, то наша, по крайней мере, умеет делать деньги.
— Не пытайся меня одурачить, — холодно сказало отражение. — Единственная причина, по которой ты сюда вообще подошёл, это желание полюбоваться своим профилем, и ты это знаешь.
Было немногим больше десяти, когда я добрался до лечебницы. Ворота были заперты. Парень в униформе замаячил в свете моих фар, когда я остановил машину. Я сказал ему, что хочу видеть доктора Фрэзера, но это не произвело на него впечатления. Мне пришлось дать ему пять долларов, чтобы он подошёл к телефону и сообщил обо мне.
— О'кей! — недовольно сказал охранник, отойдя от телефона. — Док сказал, что вас можно впустить. — Он отпер ворота и распахнул их.