Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей Корбюзье Ле

Использованная терминология сегодня звучит неточно.

Слово «архитектура» сегодня воспринимается скорее как понятие, нежели как материальный факт; «архитектура» – упорядочение, наведение порядка… высшего – материального и духовного и так далее. Это понятие относится к очень широкому кругу деятельности и затрагивает различную продукцию: корпус судна, самолет, автомобиль, передающее устройство, совокупность приборов электростанции… – разве они лишены архитектуры или всё же насыщены ею? Сейчас я не отвечаю на этот вопрос. Но позволю себе предложить другую формулировку заданного вопроса: а) Полагаете ли вы, что будущее строительства жилья и городов – в унификации плана и производства? И дополню следующим образом: b) Может ли архитектура как высшее духовное воздействие руководить установлением планов стандартизации?

«а) Полагаете ли вы, что будущее строительства жилья и городов – в унификации плана и производства

Это мое глубочайшее убеждение, это следствие и причина всех моих изысканий в области архитектуры и градостроительства начиная с 1922 года («Современный город на три миллиона жителей», Париж, Осенняя выставка).

Для обоснования доказательства, прежде всего, следует принять основополагающее утверждение: Машинная цивилизация появилась сто лет назад. За первый век существования (1830–1930) машина коренным образом изменила общество. Постепенно она разрушила ремесленные традиции; она создала новые коллективы: вычислителей (инженеров), химиков, физиков, бесконечно занятых беспристрастными исследованиями практического назначения; специалистов, огромная масса которых составляет техническую элиту, какой прежде не знали. Она создала новые программы производства: механизмы, изготавливающие механизмы. Новые механизмы служат для быстрого, а порой и чрезвычайно качественного производства предметов потребления: от продуктов питания до одежды или развлечений. Другая группа этих механизмов служит для производства скорости; третья – энергии, заменяющей физическое усилие человека. Новое снабжение, пища, одежда или развлечения произвели переворот в тысячелетних привычках к экономии, сдержанности, пробудили новые притязания, создали властные потребности.

Скорость обеспечила перевозку этой продукции, а также людей. Тысячелетние представления о времени, о продолжительности были перечеркнуты и заменены совершенно новым использованием солнечного дня, неожиданным распределением работы. Семья была разорвана; общество испытало жестокое непрерывное смешение; сосредоточение производственных мощностей повлекло за собой невиданную сплоченность рабочих масс. Энергия (пар и электричество) сделала возможным создание в относительно демократическом режиме гигантских предприятий, тогда как прежде подобные инициативы могли быть осуществлены только с помощью рабского труда.

За сорок лет, с пришествием электричества, извечный солнечный ритм был нарушен, изменен: теперь наступление темноты уже не является сигналом к отдыху. Отнюдь. Победа над ночью породила несметное разнообразие деятельности.

И так далее.

Эта необыкновенная эра первых ста лет машинизма выковала невероятный, прежде неведомый инструментарий для общества, малейшему чаянию которого неизбежно суждено скорое воплощение. Инструментарий имеется. Силы, мощности в наличии…

Но за это время, в течение этого упрямого и, возможно, величественного (девятнадцатый век) движения всё, что составляет саму опору обществ, было сломано, разорено. Человек был унижен. Более того, теперь его стали воспринимать не иначе как рычаг, производственную единицу. Человеческое равновесие было нарушено. Страница истории человечества была перевернута. Нас зашвырнули в другое приключение, в новое будущее.

Равновесие нарушено. Всё разваливается. Значит, следует всё исправить, следует восстановить некую гармонию, определенную гармонию. Это может быть сделано лишь на основе фундаментального фактора – единственного фактора, который необходимо принять во внимание: уважение к человеку, благо человека.

Человека, поставившего машины на службу себе, приказывающего этим машинам, требующего от них тотального облегчения своих физических усилий, положительных результатов, счастья, гармонии.

Итак, я добавляю вывод относительно фундаментального постулата, который должен определять наш путь: началась вторая эра машинной цивилизации, эра гармонии, когда машина служит человеку.

Это означает начало больших работ по оснащению современного общества, имеется в виду оснащение городов, жилища, транспортных средств, благоустройство сельской местности.

Итак, я отвечаю на вопрос а):

ЗАДАЧА, ПЕРЕХОДЯЩАЯ НА ВТОРУЮ ЭРУ МАШИН, – города и жилище – СТОЛЬ ОГРОМНА, ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ПРОСТО-НАПРОСТО НОВУЮ ГРАНДИОЗНУЮ ПРОГРАММУ ПРОМЫШЛЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА. ЭТО ПРОДИКТОВАНО СПРОСОМ: ГОРОДА, ЖИЛИЩА, ФЕРМЫ И СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ.

Прежние методики строительства (дерево, кирпич или камень) содержат в себе неудовлетворительные способы и результаты. Ни механизмы, ни современные методы организации труда не могут быть применены. Преимущества инструментария девятнадцатого-двадцатого веков не могут быть использованы. Проблема городов и жилища сегодня может трезво рассматриваться, только если целиком будет задействована крупная промышленность. Дома больше не должны быть построены прямо на земле с применением неконтролируемой рабочей силы, поставленной в зависимость от сезонных изменений погодных условий. Я уже говорил: дом, во всех его элементах, начиная с фундамента, должен быть создан в мастерских по работе с металлоконструкциями, на производствах, с использованием металла, дерева и искусственных материалов, точно так же как автомобиль создается на заводе и на конвейере.

Но о каких домах и каких городах отныне идет речь? Вот в чем вопрос.

В настоящее время профессионалы в области градостроения и строительства домов – архитекторы – вовлечены в противоречивые, зачастую академические или софистические споры. И это сейчас, когда время поджимает, а промышленность, стоя наизготовку, ждет договора.

Эти споры ни к чему не ведут. При чем тут стили, прошлый или нынешний? Не в этом дело. Дело вот в чем: необходимы современные города, где человек мог бы жить спокойно, радостно, обзавестись семьей, заботиться о своем теле, развивать его, вволю располагать самой полной личной свободой, вволю использовать коллективные усилия. Солнечные сутки – космические – двадцать четыре часа, в своем безукоризненном чередовании дня и ночи, придают всем нашим начинаниям меру времени, а следовательно – расстояния.

К тому же, коль скоро он уже вошел в нашу жизнь, автомобиль должен обрести свое точное предназначение; внедренный в город, куда он внес самое плачевное смятение, он заслуживает того, чтобы его право на существование было зафиксировано. Я готов утверждать: автомобиль должен быть отделен от пешехода. И добавлю: поверхность земли следует вернуть пешеходу, свободную поверхность.

Проблема жилья, таким образом, заключает в себе проблему города. Отныне архитектура и градостроительство едины. Покончим с вопросом а) и скажем: «Только благодаря стремлению к полезным, продуктивным, подлинным, человечным (в человеческом масштабе души и тела – биологии и психологии) стандартам крупная индустрия сможет овладеть строительством, прежде подчиненным дорогостоящим методикам, отрицающим преимущества завоеваний технического прогресса».

И сразу же решительным «да» отвечу на вопрос b): «Может ли архитектура как высшее духовное воздействие руководить установлением планов стандартизации?». Жилье и города, микрокосм и макрокосм, убежища личной, семейной и коллективной жизни, сама эманация жизни общества, цивилизации нуждаются в наведении превосходного порядка на благо человека (биология и психология), а следовательно, призывают архитектора. Но где архитектор? Кто архитектор в данном случае? И это тоже вопрос!

Я убежден, что здесь речь идет о новом сознании в архитектуре, с новыми людьми или с людьми, обладающими гибкостью, смелостью и желанием адаптироваться к совершенно новым условиям. Условия эти отвечают двум задачам: 1. Соответствие всем поистине человеческим потребностям, потребностям, свойственным всем классам общества – а это предполагает серьезное преобразование расчета параметров, норм конституционного права, обширное знание достижений технического прогресса и так далее; и здесь архитектор, занимаясь жильем, схож с натуралистом – он уподобляется ученому натуралисту, изучающему «животное человека» (физиология и психология); 2. Соответствие всем властным, хотя и бесконечно гибким, требованиям производственного процесса; а это предполагает установление постоянного контакта с миром производства, рабочей силой, материалом, организацией и так далее. И здесь архитектор приближается к инженеру; ведь от него требуется способность четко мыслить.

Короче говоря, ему следует быть больше «архитектором», чем обычно. Он таков, какими были те, кто проектировал прежние «дома», где было все: лучшие технологии, самые продуктивные расчеты параметров и компоновки, плодотворные и экономичные, где царила и выражалась через «поэзию» мудрость. В те времена даже слово «архитектор» не употреблялось. Дом был плодом коллективных усилий, дом был народным творчеством, фольклором (я говорю о домах всех стран, всех цивилизаций – до того самого дня, когда появились Школы, а вместе с ними – академизм).

Вопрос второй

В случае положительного ответа на первый вопрос, означает ли это технологическую безработицу для архитекторов, или же открытое «наукой о жилище» обширное поле деятельности обеспечит всех работой?

Ответ зависит только от достоинств специалистов, о которых идет речь, то есть архитекторов. Некоторым из них уже «слишком поздно», но они найдут утешение, неплохо справляясь с традиционными работами, пока будет происходить эволюция городов и жилья.

Я по личному опыту знаю, что новые цели требуют от нас беспредельной бдительности, самоотверженности, любознательности, настойчивости, воображения. Нет ничего проще, чем создать второстепенный образец. Стоит вмешаться стандарту, как на каждом шагу возникают ловушки или преграды: трудности безграничны и почти превосходят возможности человека. Вопрос в том, чтобы распознать, о каком стандарте идет речь, стандартизация чего произошла. Выводы из этих исследований могут привести жилье и города к гибели от подавляющей и жестокой тоски. Или же, наоборот, привнести приятность, разнообразие, плавность и неограниченные проявления личности (впрочем, помещенной в пределы «естественно» гораздо более тесные, чем можно себе представить, если иметь досадную склонность говорить, не подумав, о сути вопроса или не рассмотрев во времени и пространстве великолепные и по-человечески смелые образцы, оставленные в качестве свидетелей человеческого достоинства и обычая. Эти-то образцы народного творчества как раз и являются выражением «необходимого и достаточного»).

Так что я думаю, что «наука о жилище», как вы ее называете, апеллирует к новому сознанию и, следовательно, к тем, в ком оно живет. А оно свойственно лишь молодым.

Вопрос третий

Если имеется некая «наука о жилище», как, опираясь на эту науку, архитектор сможет подготовиться к своей работе? Полагаете ли вы, что существующая система образования хоть сколько-нибудь годится для решения новых проблем? Возможно ли между архитектором и другими специалистами более тесное сотрудничество, чем сейчас?

Вот уж вопрос так вопрос! В этом как раз и заключается проблема преподавания архитектуры. Необходимость отвечать ставит меня в крайне рискованную и исключительную ситуацию. Я так и не смог примириться со школьным преподаванием по одной простой причине: у меня дурной характер, но главное потому, что я сам от «а» до «я» построил свой первый (тщательно сконструированный и очень сложный) дом в восемнадцатилетнем возрасте. С ранней юности мои руки знакомы с тяжестью камня и кирпича, глаз – с удивительным сопротивлением древесины, мозг – с чудом профильного металла и так далее. И я прочувствовал, что на чертежной доске существует рисунок и рисунок! То есть что одно и то же пространство или одна и та же плотность, в зависимости от того, выполнены ли они в камне, кирпиче, дереве или железе, обладают разными потенциалами, чувственной энергией, столь же явной, как их физическая энергия. И что, в сущности, в занятии архитектурой постоянный контакт с материей (материалами) – это основополагающая необходимость. Я с самого начала и по сию пору, словно новичок, пребываю в изумлении перед неожиданными возможностями материи. Мне даже кажется, что именно в этих возможностях, из которых нам известна лишь малая часть, да и то очень приблизительно, кроется новый созидательный феномен. Здесь, когда мы войдем в каждодневный контакт с производством (мастерской и инженерами), мы обретем крылья и, чтобы сотворить живые произведения, поместим в этот созидательный феномен архитектуру, то есть гармоничное и пропорциональное соотношение материалов.

Гармоничное и пропорциональное: это возвышает спор, возводит его на другой уровень. Развивать в себе все способности, все природные дарования, какие мы можем иметь в этой субъективной области, ведущей к чуду красоты. Красота, математическая точка гармонии. Пропорция? Что это? Пустяк, который есть всё и делает всё привлекательным.

О, как же полезно просвещать профессионалов относительно этой возвышенной функции архитектуры! Просвещать умы относительно лучезарных возможностей божественной пропорции. Позвольте мне в ответах на вашу строгую анкету распахнуть окно навстречу бескрайним горизонтам искусства. Искусства, то есть способа создавать. Именно здесь вступает личная ответственность и именно об этом следует говорить напрямик, об этом неизбежном явлении стандарта: нет приемлемого стандарта, если он не является самим выражением благодати. Благодать в религиозном смысле означает всё и вся. Я уверен, что тот, кто не ощущает в себе благодати [121], не имеет права становиться архитектором. И, следовательно, я бы делал первые шаги подготовки к этому призванию на почве пропорции, к чему либо есть предрасположенность, либо нет. Достаточно признать это в самом начале занятий; правильные методики могут подвести к решению этого вопроса и позволить удалить из профессии тех, у кого нет фундаментальных задатков: воображения, поэзии и чувства прекрасного.

Вернемся к формулировке третьего вопроса:

Если имеется некая «наука о жилище», как, опираясь на эту науку, архитектор сможет подготовиться к своей работе? Полагаете ли вы, что существующая система образования хоть сколько-нибудь годится для решения новых проблем? Возможно ли между архитектором и другими специалистами более тесное сотрудничество, чем сейчас?

Я нахожу, что этот вопрос хорошо сформулирован, а вот четвертый кажется мне ненужным. Будущее архитектуры не поставлено на карту (будущему архитектуры ничто не угрожает): всем странам мира необходимо полностью оснаститься и в несравненно большем смысле, чем когда бы то ни было. Кстати, припомним еще раз безумную книгу господина Камиля Моклера «Умрет ли архитектура?».

Это определяет направление дискуссии. О чем говорит этот прорицатель бедствий? Об архитектуре как об утратившей сегодня значение деятельности. Не как об этой благородной и необходимой обязанности: строить новое время, воплощение которого может путем благоустройства городов и деревень принести людям «основные радости». Эта агонизирующая архитектура была всего лишь одной из форм сумерек, сгустившихся над концом цивилизации. В этой архитектуре были добрые начинания, но также и всё зло, которое приносят тщеславие, нелепость, грабеж, леность и деньги. Да, эта архитектура мертва. Украшенная пестрыми перьями, узорами и дешевыми побрякушками, претенциозная, она свирепствовала в девятнадцатом и двадцатом веке и убила смысл архитектуры. Она попросту была балаганом. Однако я бы очень хотел именно сейчас, в тот самый момент, когда ее лохмотья трещат по швам, набросать картину подлинной архитектуры, этого понятия наведения высшего порядка – материального и духовного.

Для этого достаточно обозначить области, где столь возвышенное явление может доминировать. Housing, «наука о жилище», как вы это называете, может насквозь пропитаться этой широтой взглядов. Причем с самого начала, буквально с зарождения города, то есть в процессе градостроения, именно в тот момент, когда планы, задуманные чувствительной душой на основе четких экономических, технических и социологических данных, могут навсегда определить являющиеся их следствием благородство и радость.

И тогда в эти условия, которые, увы, могут быть столь же печальны, сколь и великолепны, в эти условия, каковые являются самой классификацией города, его структурой, безотлагательной или грядущей красотой его развития, впишутся иные значимые градостроительные элементы, нежели Housing или «наука о жилище». Это будут, подобно кантате Баха, в форме фуги, важные элементы города: культурный центр, деловой центр. Здесь вырастут здания иной природы, иной биологии, нежели предполагает Housing: клубы, ратуши, театры, многочисленные места развлечений или обучения. На столь разнообразной биологии и архитектурная форма тоже будет разнообразной. Но сознание, которое одухотворит эти сочетания, станет ли но, сможет ли быть другим, нежели то, которое превосходно, материально или духовно, привело в порядок сам город, а в жилых кварталах – и саму жизнь? Здесь возможна лишь целостность. Здесь эти произведения по самой своей природе будут меньше нуждаться в организованных группах новых специалистов «науки о жилище»; им потребуются особо одаренные личности, работающие более изолированно, создающие гармоничное произведение под руководством и под ответственностью одного или нескольких хорошо подкованных и связанных между собой людей.

Таким образом, город приобретет свои места интеллектуального и духовного притяжения. Существуют исключительные места и положения, сложные для архитектуры и архитекторов. Это необходимо было сказать, чтобы вы понимали, что если Housing сплотит свои когорты специалистов вокруг очень точного постулата, «проживать», поле архитектуры становится обширным как никогда. Не имея достаточно времени, чтобы пояснить свою мысль, я лишь добавлю к этим целям гармоничного воплощения, которое может оказаться поистине архитектурно соразмерным, внимание к транспорту: автострады, виадуки, паркинги, транзитные центры, аэропорты, вокзалы и средства передвижения.

Вопрос четвертый

В случае отрицательного ответа: как, по вашему мнению, сложится будущее архитекторов и архитектуры?

Я уже ответил.

Вопрос пятый

Считаете ли вы, что, при всем почтении к архитектуре, основной вопрос, который следовало бы задать: Какая экономическая система одержит верх? А если так, то при какой экономической системе возможно наибольшее развитие архитектуры?

Этот вопрос касается идей, на которые моя упорная постоянная работа в области архитектуры и градостроительства в условиях бурной и хаотичной сегодняшней жизни заставила меня ответить принципиально и твердо:

План превыше всего! Необходимо, чтобы каждый в своей области уже с завтрашнего дня составил планы, соответствующие новому времени, чтобы таким образом каждый сам постигал и проникался, чтобы познавал всю глубину вопроса, понимал, что именно – материально и технически – может быть сделано. Эта потрясающая и благородная подготовительная работа, эти планы как раз и станут ответом на все вопросы, именно они укажут, какие меры следует принять, какие законы создать, каких людей поставить на нужные места. Сегодня во всех странах ответом на скопившиеся невзгоды звучит одна бесплодная жалоба: «У нас нет законов… мешают предписания… положение собственности противодействует… бесполезно замышлять что-то новое, значительное, подлинное… обстоятельства неблагоприятны».

Значит, следует выступить против обстоятельств, но выступить прицельно. А для этого необходимо согласиться на проявление оптимизма, состоящее в том, чтобы составить на бумаге точные и технически выполнимые планы того, что должно превратить нынешнее зло в безотлагательное благо.

Когда планы будут составлены, спор завершится, сомнение исчезнет, появится уверенность: вот что может быть сделано немедленно. Вот Нью-Йорк и Чикаго, Париж и Москва – такие, какими они должны быть. Нет такого тенденциозного режима, который устоял бы перед планами. Что существует сегодня и подавляет нас? Всего лишь тенденциозные режимы: США, Англия, Франция, Италия, Германия, СССР. И повсюду, несмотря на различие или противоположность государственного устройства, из-за отсутствия планов (со смехотворными оправданиями и предлогами) царит неразбериха и заблуждение. Специалисты не выполнили своего долга. Режимы (каковы бы они ни были) не осведомлены, они не знают, куда движутся (в интересующей нас области). Если посмотреть на них с планеты Марс, они выглядят станками, работающими вхолостую, без сырья. А всё потому, что не были составлены планы материально-технического обеспечения машинной цивилизации.

Моя линия поведения предполагает придерживаться плана; стоя на этой платформе, я могу спокойно утверждать, что такие-то реформы необходимы, что такие-то шаги должны быть предприняты. Планы доказывают, что для обеспечения благ, необходимых для личной свободы, для поддержания коллективной мощи, для прекращения необузданного расточительства нынешних городских населенных пунктов, следует подготовить общественные начинания. Кстати, разве прежде, в великие эпохи, поступали иначе? Сегодня различие заключается в том, что необходимо вытащить из бедственного положения миллионы людей, измученных недобросовестностью и эгоизмом власть предержащих. Построить жилье, создать ячеистую структуру городов, оборудовать страну – вот цель. Это и есть программа общества новой эры машинной цивилизации. Именно она обеспечит достаток и работу для всех, саму программу основной деятельности в любой стране.

6

В мировом графике

Деньги быстрые, американцы – медленные. Страна дерзкая, американцы нерешительные. Начинания смелые, американцы пугливые. Небоскребы значительнее архитекторов. Явления масштабнее людей. Территория США огромна, программа развития недостаточна. Те, кто отваживается остро мыслить и тонко чувствовать, пока не находят отклика: их осаживают. Ценители искусства пребывают вне основного русла. Светские дамы напористы, но укрепляют свои позиции. Женщины стали амазонками. Коктейль-вечеринка, словно клапан, позволяет выпустить пар: присутствующие пьют стоя, собравшись в группы. Все полны жизни, все страшатся жизни. Радио, воскресный выпуск New York Times, пульмановские вагоны затыкают дыры, заполняют пустоты. «Джамбо» [122] – триумфальное бродвейское музыкальное шоу, показанное на Рождество 1935 года – это всего лишь великолепно поставленное зрелище, столь же подробное и точное, как организация небоскреба; в этом зрелище нет личности – она раздавлена массой. Пока совсем не проявилась философия жизни – жизни, наслаждения, сочетания идеи с ее разрешением в свершившемся акте. Америка молода. Здесь не пригубляют, не отведывают – здесь пьют. Ничто не совершено, но всё возможно, всё есть чаяние, надежда, предстоящая уверенность. Какая сила! Сформулируем мнение: молодые люди беспокойны, меланхоличны, печальны и непоседливы. Это старики подчас молодеют, умеют, знают, действуют, верят и бодрятся. И совершают.

Когда я в Париже, на площади Оперы, я в средоточии мира? Нет, хватит; я чувствую, что я далеко, не здесь, и мир тоже покинул этот центр, ставший теперь всего лишь призраком минувшей цивилизации.

1935 год, Париж готовится воплотить на Всемирной выставке 1937 года свои архитектурные представления мелкого лавочника. Мне отвратительно наблюдать это, и я отправляюсь в Нью-Йорк, не имея ни малейшего представления о том, что там увижу. Там я разглядел массу, стремящуюся ко всему «породистому и утонченному» и вовлеченную в перемежающиеся игры провалов и побед; деньги приводят этих людей в неистовое возбуждение, которое было бы бесплодным, если бы не поддерживало здесь – размахом целей и задач – измерение современности.

Я вернулся в Париж и обнаружил заурядные бистро, но зато повсюду над городом я видел небо. В городе царило изящество пропорций и ощущалась забота о том, чтобы каждый мог доставить себе истинное удовольствие. Скромная лавочка победила в 1937 году, но жизненная сила страны весной внезапно проявилась, гораздо более спонтанно и повсеместно, чем я мог бы вообразить. Хватит, прочь лицемерие – люди вновь обретали глубинный смысл жизненных начинаний: человеческое достоинство и человек, заявивший о себе всей глубинной совокупностью унаследованной от предков культуры. И эта совокупность широкой волной захлестнула дух вещей.

На все настойчивые попытки, которые я предпринимал в течение пятнадцати лет, отстаивая необходимость создания материально-технической базы машинной цивилизации, несмотря на мои живые и мотивированные возражения, мне отвечали: «Мы слишком стары!». Мы не старые, если нам две тысячи лет! Мы попросту старшие, главные. Главные события еще могут произойти. Время настало.

США – молодая, очень молодая страна. По возрасту она ровесница олимпийских чемпионов и похожа на них: ловко посаженная на атлетический торс голова, чистое, сильное и чувствительное сердце. Но следует знать, что именно эта страна метнула к небу Манхэттен, и вы ошибались ненавидя ее, – вам следует признать это и отправиться посмотреть.

Очередная страница истории человечества переворачивается, и мир летит вверх тормашками. Последние оргии Молоха – грязных денег – обрушиваются на всё, что только есть чистого и созидательного. Явление космического масштаба; оно охватывает все населенные территории земли. Умозрительная, возвышенная, отрешенная, идеализирующая, выношена на Востоке – в Индии или в Китае – она дала русским стойкость, жертвенность. Но весь мир открывается навстречу обновлению. Не обходится без заблуждений, превышения меры, различия точек отсчета. Повсюду заметна безграничная надежда. И вот повсеместно как будто внезапно закрываются все двери: люди защищаются, потому что на них нападают. Все двери повсеместно открываются. Совершается всеобщая классификация, чтобы можно было разобраться. Во время классификации зачастую можно оказаться не на своем месте, которое кажется заточением, но вскоре вы покинете его и вновь вернетесь к своему предназначению в соответствии со складом своего характера.

В мировом графике есть США и СССР – два самых крупных совершенно новых механизма, производящих революционный продукт. Как одна страна, так и другая представляют великолепное и одновременно озадачивающее зрелище. Всё не может быть сделано за один раз, а для того, чтобы хорошо прыгнуть, иногда случается и отступить. В этом уверенном движении, которое мы наблюдаем, есть отступления – быть может, мимолетные, – которые кажутся нам огромными, как Гималайи, а следовательно, обескураживают нас. Время об этом позаботится. Мы судим с нетерпением, проистекающим из трех жалких циклов по двадцать лет, которые составляют человеческую жизнь. Человек нетерпелив, но жизни до этого дела нет, у нее полно времени.

Давайте, вспомним, что после 1000 года человечество очнулось и с энтузиазмом отправилось на завоевание мира. А что для создания новых церковных нефов пришлось оглянуться назад, во времена римлян, так был создан романский стиль. И что под мышкой свода однажды появилась истина, стрельчатая арка, и что внезапно мы поняли, мы бросились вперед. В этой подмышечной впадине свода было освобождение. Возникли соборы.

Наш мир может быть уродливым, может быть лживым, может быть жестоким. Однако всё в нем пробует свои силы, всё вертится и всё происходит. Глубоко у него под мышкой появится – или уже появился – смысл существования вещей, а свет в течение стремительных дней проявляет созидательные достоинства. На новое тотчас понавешают самых разных ярлыков. Консерваторы всех мастей потребуют принять те или иные меры; одни из них будут подавлять новое, другие окажут положительное воздействие. На выставке мировых сил появляются полезные механизмы. Если СССР с его степями, огромными пустыми пространствами и гигантскими расстояниями находит время размышлять над чистой идеей, то США в спешке колонизации и суете машинного века, родившегося точно в нужный момент, продемонстрировали безграничность наших осуществимых надежд. Доказательства налицо. Миру это не по душе? А разве только что одержавший победу боксер не являет собой самое удручающее, самое жалкое зрелище: распухшее лицо, всклокоченные волосы. Приходите завтра; он умоется, выспится – и вот перед вами чемпион, победитель!

Механизм тоже победитель, и новые времена уже наступили.

С помощью линейки и угольника составим для человечества прекрасные планы, продуманные, здравые, честные.

«Я бы хотел предать суду совести и заставить раскаяться всех тех, кто со всей жестокостью своей ненависти, страха, скудоумия и отсутствия жизненной силы с пагубным упорством стремится уничтожить или оспорить то лучшее, что есть в этой стране – Франции – и в этой эпохе. А именно изобретательность, дерзновенность и созидательный дух, особенно связанные с вопросами строительства, – где сосуществуют расчет и поэзия, где достигают согласия мудрость и предприимчивость».

«Когда соборы были белыми, – повторюсь, – Европа наладила ремесла…»

И вновь над слежавшимися снегами конца цивилизации задули ветры, предвещающие весну.

Мы построим мир… Какой мир мы создадим? Где планы? Неужели мы пропустим новое время, ничего не построив? Не построив, потому что поленились или испугались составить честные планы?

Куда может идти молодежь? Ее соблазняет мираж экзотики. У себя в мозгу она создает картины воображаемого рая. У них – у нас – всё отвратительно; там текут медовые реки, а человек человеку – ангел… Если бы я мог обратиться к молодым, то вот что я сказал бы им: Загляните себе в душу и признайте, что вы происходите из среды, неотделимой от всех ваших ощущений и всех ваших начинаний. Не отказывайтесь от нее. Не думайте, что где-то там рай земной. Экзотика? Я неоднократно на собственном опыте убеждался, сколь незамедлительно это чарует. Но столько же причин для очарования существует в сути того, что окружает вас. Отстранитесь на мгновение подальше, чтобы в реальности рассмотреть свой внутренний мир. Вы обнаружите там глубины сути вещей, которые вас сформировали, и это пробудит в вас острое желание и сильную потребность вывести их на свет прекрасного сегодня. Именно здесь следует создавать ваше произведение; разумное, логичное, изобретательное, сочное, исполненное сущностных достоинств, сопряженное с собственной линией жизни. Машинная цивилизация началась; это новая эра человечества. Сегодня могут быть найдены самые важные пропорции, достигнут самый широкий размах. Это великое приключение; оно распространяется на весь мир, который обновляется. В мировом графике каждое человеческое объединение, расположенное в зависимости от солнечного воздействия, национальных различий, других пока неуловимых причин и чересчур запутанных обстоятельств, будет заниматься своим делом. Телеграф всё приблизил, но океаны по-прежнему разделяют. Житель севера реагирует иначе, нежели африканец. Степь влияет на людей не так, как возвышенность, гора или море. Ель и пальма навевают разные поэтические образы.

«Началась новая эра. Новое средневековье. Сквозь кровь и горечь раздоров вам следует наблюдать за прекрасным процессом созидательного труда. Появились соборы: внутреннее пространство – это сама чистота, а ведь снаружи они выглядят как ощетинившаяся штыками армия в боевой готовности.

Технология дала нам разумную дерзость и отвагу. Разобьем оковы, прогоним страх неведомого; составим человечные и поэтические планы нового мира. Построим все: дороги, порты, города, учреждения. Страница перевернута, и мы имеем достаточно материальных доказательств, предъявленных свершениями нашего века, чтобы быть уверенными, что нам следует ставить перед собой великие задачи и ничего не бояться.

Главное – построить свое сознание. Это усилие не имеет внешней побудительной причины, не возникает приказным порядком. Оно базируется в глубине души каждого из нас, в тихом раздумье; возможно, потребуются большие жертвы, чтобы это пробудившееся повсюду сознание стало мощным универсальным сознанием, рычагом плодотворных действий».

7

До встречи, Нью-Йорк!

Корабль движется вдоль Манхэттена. Я фиксирую этот волнующий пейзаж.

Нью-Йорк исчезал из виду. Я машинально сделал приписку на своем последнем рисунке.

Это было сродни дижестиву: «В краю нерешительных»! Тут вовсе не было упрека; таким образом я – по тому впечатлению, которое сложилось у меня от первых шагов американцев, – обозначил возраст этого молодого народа, крепкого атлета.

Страницы: «« 123456

Читать бесплатно другие книги:

Герои бывают разные: кто-то мир спасает, а кому-то достаточно, чтобы в его лесном хозяйстве были тиш...
Как мало мы порой знаем о близких нам людям… Вот и герой этого рассказа не знал о своей горячо любим...
Перед читателем необычный документ нашего времени: послание от Бога – своеобразная программа духовно...
Эта книга – самый быстрый способ войти в мир криптовалют и начать ими пользоваться.Вы хоть раз спраш...
Серия книг «Основы Науки думать» посвящена исследованию того, как мы думаем, как работает разум.Как ...
В серии "Сказки для тётек" есть и обычные люди, и (можете посмеяться!) инопланетяне. И умные, и не о...