Свидетель защиты. Шокирующие доказательства уязвимости наших воспоминаний Лофтус Элизабет

10. Родимое пятно и заикание. Тайрон Бриггс 

Правда пробьет себе дорогу и освободит тебя.

Дороти Харрис, мать Тайрона Бриггса

Виновность и невиновность не окрашены изначально в черный или белый цвет. Бывают случаи, когда нам так и не суждено узнать правду.

Ричард Хансен, адвокат по уголовным делам

Существует тонкая грань, на которой я балансирую в качестве судебного психолога. Пока стороны яростно спорят о виновности или невиновности подсудимого, моя задача состоит в том, чтобы разбираться с фактами и представлять их надлежащим образом. При этом факты, с которыми мне как привлеченному свидетелю-эксперту приходится иметь дело, обычно не лежат на поверхности, не фигурируют в заголовках газетных публикаций и не отражаются в полицейских отчетах и судебных протоколах. Я участвую в процессе на стороне защиты; я прочитала описания обвиняемых, составленные потерпевшими; я в курсе грязных интимных подробностей преступлений; я видела представленных для опознания подозреваемых и прослушала аудиозаписи допросов. Однако существуют и такие факты, о которых мне никогда не доведется услышать, и подробности, существующие вне пределов моих знаний и моей компетенции. Сторона защиты сообщает мне лишь то, что считает нужным, подбирая именно и только те факты, которые понадобятся мне для дачи показаний. У меня нет доступа к материалам прокуратуры. Мне редко предоставляют возможность поговорить с ответчиком достаточно долго и подробно. И естественно, я не рискую заходить в совещательную комнату, чтобы послушать секретные, не подлежащие огласке рассуждения присяжных относительно виновности и невиновности подсудимого, в том числе и обоснованные сомнения в его виновности.

Но в деле Тайрона Бриггса я окунулась в факты глубже, чем когда-либо прежде. В этом случае я не имела своего обычного статуса эксперта, и за ходом судебного процесса мне пришлось наблюдать извне — до тех пор, пока один бывший присяжный не подошел ко мне и не обрисовал весь клубок страстей и эмоций, всю темную пучину дела «Штат Вашингтон против Тайрона Бриггса».

Нападения происходили одно за другим, и ситуация становилась все более пугающей.

В ноябре 1986 года, на следующий день после Дня благодарения, студентка медицинского факультета Университета Сиэтла, совершавшая пробежку вокруг кампуса, заметила мужчину, стоявшего неподалеку от общественного туалета. Она продолжила бег, а когда поравнялась с ним, он окликнул ее: «Подождите минутку, я хочу вас спросить…» Она приостановилась в нерешительности, а он направился к ней, неожиданно набросился на нее и прижал к земле. Рядом с ней упал зазубренный кухонный нож, и она схватила его, ощутив мгновенную боль от удара, после чего мужчина потащил ее за руки в помещение туалета. «Иди сюда!» — сказал он резко и сурово. Она выскользнула из своей футболки, вскочила на ноги и как была, в лифчике, побежала через лужайку к зданию кампуса. «Ты ограбила мою сестру! — крикнул он ей вслед. — Я тебя достану!»

3 декабря примерно в 8 утра сотрудница прокуратуры округа Кинг прогуливалась неподалеку от здания суда, и вдруг неизвестно откуда выскочил человек с зубчатым ножом и сбил ее с ног. «Давай кошелек, — потребовал он, — деньги давай!» Он занес над ней нож. «Давай деньги, а то зарежу тебя!» — повторял он. Он полез рукой ей под юбку, а она потянулась к ножу и порезала руку об острое лезвие. Схватив ее кошелек и спортивную сумку, он бросился бежать.

4 декабря сотрудница социальной службы при больнице Харборвью припарковала свой автомобиль рядом с жилым комплексом «Йеслер-террас» и направилась к зданию больницы. Внезапно из-за угла появился человек, быстро подошел к ней и, находясь в полутора метрах от нее, вытащил небольшой стейковый нож и произнес: «Давай сумку или деньги!» Она закричала, и человек бросился бежать. Эта неожиданная встреча длилась около двадцати секунд.

15 декабря в 8:15 утра еще одна соцработница из Харборвью шла на работу в больницу, и вдруг из кустов выскочил человек с кухонным ножом в руке, схватил ее и приглушенным голосом сказал: «Быстро давай деньги! Или я разобью тебе башку!» Она стала испуганно рыться в кошельке и отдала ему все, что было, — пять долларов. «Это мало!» — сказал он, снова угрожая ударить ее ножом в голову. Когда он схватил ее за юбку, она начала кричать и царапать его руку. «Заткнись и отпусти руку!» — сказал он. Драка, царапанье, крик — в итоге ей удалось вырваться и убежать. Сам нападавший побежал в противоположную сторону.

18 декабря около 8 утра, еще в сумерках, лаборантка радиологического отделения больницы Харборвью шла на работу и заметила человека, стоявшего в темном переулке. Помедлив, она обернулась, еще раз взглянула на него, но затем пошла дальше. Но через пару мгновений она, оглушенная, уже лежала на земле: этот мужчина ударил ее сзади по затылку доской от забора. Потом он несколько раз ударил ее кулаком в лицо, затащил по бетонной лестнице в пустую квартиру, разорвал на ней одежду и попытался ее изнасиловать. Но тут дверь внезапно распахнулась, в помещение ворвался другой человек и крикнул: «Не двигаться! У меня пистолет!»

— Мужик, ты чего на меня прешь? — ответил нападавший. — Она первая на меня набросилась. Мужик, я тебе денег дам!

Парень с пистолетом крикнул с лестницы своей подруге, чтобы она позвонила в полицию. Пострадавшая сделала движение в его сторону, и в этот момент нападавший удрал через черный ход.

19 декабря департамент полиции Сиэтла провел в больнице Харборвью общее собрание. В зале собралось человек двести-триста. Детектив уголовной полиции Робин Кларк, курировавшая расследование «нападений в Харборвью» (все они происходили в нескольких кварталах одно от другого), признала, что общественность настоятельно требует арестовать злодея, и заверила собравшихся, что полиция приложит для этого все усилия.

Полиция разделила округу на сектора наблюдения и составила список подозреваемых, включив в него от 60 до 75 человек. Специалист по фотороботам поработал с жертвой нападения 15 декабря, и 29 декабря примерный портрет нападавшего появился в СМИ: он был опубликован в местных газетах, показан по местному телевидению, развешан в районе Харборвью, и его даже разносили по квартирам, чтобы облегчить поиск подозреваемого.

20 января 1987 года детектив Кларк постучала в дверь одной из квартир комплекса «Йеслер-террас» и показала фоторобот открывшей ей женщине. «Похоже на парня, который живет этажом ниже, — сказала женщина. — Кажется, его зовут Тайрон».

Детектив Кларк установила, что за Тайроном Бриггсом числится неоплаченный дорожный штраф в целых 56 долларов. И уже в 13 часов того же дня она нашла Бриггса на баскетбольной площадке комплекса «Йеслер-террас».

— Мистер Бриггс! — окликнула она его.

Парень лет девятнадцати с баскетбольным мячом в руках обернулся и посмотрел на нее. Кларк сообщила, что арестовывает его за неуплату штрафа. Она сопроводила его в полицейский участок, запротоколировала задержание, сделала соответствующие фото и стала задавать вопросы относительно нападений в районе Харборвью.

— Что вы ответите, — спросила она, — если я скажу вам, что я думаю, что вы и есть тот самый насильник из Харборвью?

На мгновение Тайрон уставился на нее в недоумении, как бы спрашивая себя: «Она что, говорит серьезно?»

— Ну, — наконец произнес он, сильно заикаясь, — я предполагал, что вы заговорите об этом. Но я не он… то есть это не я.

Спустя несколько часов отец Тайрона пришел в полицейский участок и внес залог за своего девятнадцатилетнего сына.

В тот же вечер Карл Вэнс, человек, наставлявший пистолет на нападавшего 18 декабря, опознал Тайрона Бриггса на одной из двадцати одной предложенных ему для опознания фотографий.

На следующий день, 21 января, в 7 часов вечера детектив Кларк постучалась в квартиру Тайрона Бриггса. Дверь открыла мать Бриггса. «Тайрон пошел к приятелю, — сказала она, — если вы немножко подождете, то дождетесь его». Когда Бриггс вернулся домой, детектив Кларк арестовала его.

22 января в 12:30 в дверь Бриггсов снова постучали: на этот раз прибыла группа детективов и полицейских в форме. Они предъявили матери Тайрона ордер на обыск и приступили к тщательному осмотру квартиры. Семья Бриггс собралась в гостиной и смотрела, как посторонние люди методично осматривали сервант, комод, платяной шкаф. Полиции не удалось обнаружить ничего из украденного имущества, не было также ни подходящих ножей, ни узнаваемой одежды.

Позже в этот же день четверо из пяти потерпевших были доставлены в полицейский участок с целью опознания подозреваемого. Они прождали более часа, а потом дежурный сотрудник объяснил им, что полиции не удалось собрать достаточное число лиц для того, чтобы провести опознание арестованного подозреваемого в соответствии с законом. Поэтому вместо опознания «вживую» им пришлось сделать подборку фотографий. Все четыре жертвы нападения указали на фото № 4 — на Тайрона Бриггса. Неделю спустя пятая жертва нападения тоже указала на фото Тайрона Бриггса в той же подборке.

Еще через несколько недель было проведено опознание подозреваемого в группе статистов. И снова все пять жертв и человек с пистолетом идентифицировали Тайрона Бриггса как нападавшего. Прокуратура округа Кинг предъявила Бриггсу обвинение в нападениях, грабежах и попытках изнасилования, всего семь пунктов. Судебное рассмотрение было назначено на май.

В начале марта мне позвонил адвокат по уголовным делам Ричард Хансен и спросил, не соглашусь ли я выступить в качестве свидетеля-эксперта в деле «Штат Вашингтон против Тайрона Бриггса».

— Полиция совершила вопиющую ошибку, — сказал Ричард. — Им пришлось искать нападавшего под сильнейшим давлением, нужно было найти хоть кого-нибудь. Ну как же — чернокожий нападал на работающих белых женщин и азиаток, и Тайрон, волею случая, оказался похожим на человека на фотороботе. С этого и началась трагедия ошибок.

Выражение «трагедия ошибок» мне понравилось.

— Тайрону девятнадцать лет, старшеклассник, звезда баскетбола, живет со своей семьей в одной из квартир комплекса «Йеслер-террас». Он самый милый парень, какого только можно себе представить. И при этом он очень сильно заикается. Он самый ужасный заика из всех, кого мне доводилось слышать.

Ричард не стал бы упоминать об этом незначительном обстоятельстве без причины. Я ждала продолжения с напряженным интересом.

— Ни одна из жертв нападения не упомянула о заикании, — продолжал он, — ни одна! Более того, из первоначальных показаний жертв нападений мы знаем, что в речи нападавшего не было никаких запинок. Он был спокоен, не шептал и не кричал, а говорил самым обычным тоном, как всегда разговаривают. Если бы вы слышали, как говорит Тайрон, вы бы сразу поняли, что это не может быть один и тот же человек, ведь у Тайрона, по воспоминаниям его родителей, тяжелейшее заикание с самого раннего детства. Я серьезно говорю: чтобы произнести свое имя и адрес, ему требуется почти минута.

Заикание — пометила я себе на страничке блокнота.

— Но это не единственная закавыка в обвинении. Первоначальные описания нападавшего потерпевшими имеют такой же разброс, как то ружье из поговорки, из которого не попадешь в стену сарая. Одна жертва рассказала, что у нападавшего была короткая прическа «афро» с небольшими залысинами, вес примерно 85 кг. Другая описала его как взрослого человека старше двадцати лет ростом 172-175 см. Наиболее подробное описание представила последняя из пострадавших. Она рассказала, что нападавшему было примерно от двадцати двух до двадцати пяти лет, рост 175-178 см, у него кривые желтые зубы, и между двумя передними зубами щель, густая африканская шевелюра, подкрашенная в рыжий цвет, и нос в форме лыжного трамплина. В то время, когда происходили эти нападения, Тайрону Бриггсу было всего девятнадцать лет, прическа — завитки «джери», как у Майкла Джексона, вес около 70 кг, зубы белые и ровные, очень крупный нос и очень широкие губы, над правой губой хорошо заметное родимое пятно. Ни один из свидетелей об этом пятне не упомянул. Так что единственная деталь, которая совпадает с описаниями, — это то, что Тайрон — афроамериканец. Я передам вам эти материалы с курьером, и мы обсудим их с вами после того, как вы сможете ознакомиться с ними. Мне нужно быть в суде. — Ричард, прижав плечом телефонную трубку, взглянул на часы: — Господи, уже через пять минут! Убегаю. Позвоните мне!

Этот вечер я провела у себя в офисе, просматривая документы по делу Бриггса, оставляя пометочки на полях, записывая свои замечания, просеивая, сортируя и классифицируя факты по категориям. В этом деле меня сразу же насторожили три обстоятельства. Первое, и самое заметное, — это то, что пять пострадавших женщин и мужчина-свидетель идентифицировали Тайрона Бриггса как человека, нападавшего на женщин в Харборвью. Свидетельские показания — далеко не абсолют, но если у вас шесть реальных свидетелей уверенно указывают на одного и того же человека, то даже такой скептик, как я, начинает верить, что это неспроста.

Вторая проблема была связана с условиями освещения во время совершения нападений. При дневном или искусственном освещении наша память может воспринимать больше информации и, соответственно, больше ее выдает, когда нас просят вспомнить данное событие. Несмотря на то что нападения случились в то время, когда в Сиэтле было серо и дождливо, а длительность светового дня была близка к годовому минимуму, теоретически света было как минимум достаточно, чтобы жертвы могли разглядеть нападавшего.

Третье обстоятельство касалось длительности нападений. Чем дольше человеку приходится на что-то смотреть, тем лучше это впечатывается в его память. И только одно из нападений в этой серии может считаться «быстрым». Несколько нападений на женщин длились как минимум одну-две минуты.

Я отпила кофе и посмотрела на листы бумаги, лежавшие на моем столе. Это было не просто одно из дел, которые взывали ко мне, крича о неправосудии. Оно не потрясло меня так, как, например, недавнее дело во Флориде, над которым я работала. Там подростка обвинили в попытке изнасилования и в покушении на убийство после того, как он напал на двадцатичетырехлетнюю женщину и ударил ее в живот двадцатисантиметровым мясницким ножом. В ту же ночь, когда на нее напали, она рассказала детективу, что напал на нее подросток, носивший брекеты. Но позже она опознала восемнадцатилетнего Тодда Нили, который никогда не носил брекеты и у которого было железное алиби, подтвержденное поступлением оплаты с кредитной карты, из чего следовало, что в момент совершения преступления он вместе со своей семьей ужинал в ресторане. Полиция утверждала, что Нили покинул ресторан раньше других (хотя никаких доказательств этого не было). Вдобавок жертва нападения изменила свои показания насчет наличия брекетов у нападавшего. В суде она заявила, что, возможно, она ошибочно приняла за брекеты блики света на его зубах. В результате рассмотрения дела без участия присяжных Нили был приговорен к пятнадцати годам заключения[13].

Когда адвокат из Флориды прислал мне полицейские отчеты и стенограммы предварительных слушаний, я твердо убедилась в том, что Тодд Нили стал жертвой ошибочной идентификации. Но в случае с Тайроном Бриггсом я не была так уверена в этом. Я продолжала размышлять — шестеро очевидцев. Шестеро. Мне были известны случаи, когда шесть, семь и даже четырнадцать свидетелей ошибались, но это были особые, высокорезонансные дела, к тому же разбиравшиеся невесть когда. В большинстве дел, с которыми мне доводилось работать, было по одному-два свидетеля.

Однако я помнила и о том, что если может ошибиться один свидетель, то так же могут ошибиться и пятеро. Конечно, разница большая, но некоторая вероятность ошибки остается. Прежде такое случалось.

И я стала снова, более внимательно, вчитываться в полицейские протоколы, отчеты о происшествии и протоколы опознания, пытаясь найти в них нестыковки. Наши воспоминания, вопреки общепринятому мнению, не сохраняются в мозгу неизменными, застывая во времени. Подобно прочим органическим субстанциям, воспоминания могут «портиться» под действием «загрязняющих» факторов.

Я надела очки и приступила к работе.

Итак, 20 января Тайрон Бриггс был предварительно опознан жительницей «Йеслер-террас» по фотороботу, составленному художником в полиции.

«Похож на него», — сказала она детективу Кларк. Бриггс был взят под арест под предлогом неоплаты дорожного штрафа, его фотография была включена в подборку из 21 фотографии, которую затем показали Карлу Вэнсу — человеку, наставившему пистолет на нападавшего во время инцидента 18 декабря. Вэнс уверенно указал на Бриггса и подписал свои показания.

Сегодня детектив Кларк показала мне коллаж из двадцати одной фотографии. Я определенно указал на фотографию под номером четыре как на фото человека, которого я видел, когда он тащил девушку в квартиру, и которого я остановил, когда он попытался изнасиловать ее. Как только я увидел фотографию, я взял ее в руки и понял, что это тот самый человек. Я абсолютно уверен, что это он.

Опознание было запланировано на утро 23 января, но газетные репортеры и тележурналисты узнали, что полиция арестовала подозреваемого в нападениях в Харборвью, и целой толпой собрались в Центре общественной безопасности с заряженными камерами, готовыми к съемке, этакий видеопленочный орудийный расчет. Четверых из пяти жертв нападения провели в помещение для опознания — в небольшую комнату на пятом этаже здания. В это же время, как отметил Ричард в своих записях, сержант полиции подготовил женщин на предмет возможного шока при виде нападавшего на них человека. «Нет ничего необычного в том, что человек реагирует весьма эмоционально, когда после нападения снова видит подозреваемого, — сказал он. — У разных людей эти чувства проявляются по-разному. У кого-то по спине пробегает холодок, у кого-то урчит живот или учащается сердцебиение, кто-то потеет, кто-то снова испытывает сильный испуг».

Это уже было своего рода засорением памяти. Дело в том, что фактически сержант полиции сказал жертвам нападения, что вскоре они увидят нападавшего на них человека. Он настроил их соответствующим образом, сообщив, что у полиции есть определенный подозреваемый.

После этого сержант вышел из комнаты, а через некоторое время вернулся и извинился за задержку. Он объяснил потерпевшим, что полиция не смогла собрать достаточное количество статистов, чтобы обеспечить содержащемуся под стражей человеку (и это был еще один недвусмысленный намек на то, что у полиции уже есть определенный подозреваемый, ожидающий опознания) беспристрастность процедуры опознания. Поэтому вместо опознания «вживую» полицейским пришлось сделать коллаж.

Свидетели ждали, пока на скорую руку изготовят коллаж. При этом детектив Робин Кларк, которая руководила расследованием, шариковой ручкой подрисовывала на каждой фотографии родимое пятно, стараясь, чтобы по размерам и очертаниям эти пятна были похожи на родимое пятно над правой губой Тайрона Бриггса.

Следует сказать, что в этом таилась особая хитрость. Психологам хорошо известно, что необычные черты или объекты неизбежно привлекают наше внимание. Например, когда люди пытаются вспомнить особенности облика Михаила Горбачева, они часто первым делом упоминают родимое пятно у него на лбу. Обычная полицейская практика при опознании по фото — либо скрыть особо приметную черту лица, либо убедиться, что она есть на всех фотографиях. Если у предполагаемого преступника странноватая прическа, полицейские прикроют головы статистов-«отвлекателей» (дистракторов) шляпами. Если подозреваемый носит брекеты, полиция попросит подозреваемого и остальных держать рты закрытыми. Если у подозреваемого на лице глубокий шрам, он должен быть скрыт или у статистов должны быть похожие шрамы.

Когда детектив Кларк подрисовывала родимое пятно на остальных пяти лицах в подборке, она просто следовала обычной полицейской процедуре защиты подозреваемого от тенденциозного отношения и преюдиции. Но в то же время при этом возникли две существенные и потенциально опасные проблемы. Первая: изначально никто из потерпевших не упомянул о родимом пятне у нападавшего. Но поскольку у каждого лица на фотографиях было родимое пятно, несложно было догадаться, что полиция задержала подозреваемого с родимым пятном. Первоначальные впечатления очевидцев, подвергшихся мощному воздействию постсобытийной информации, могли подвергнуться некоторым изменениям и «загрязнениям». Их память просто бы воспользовалась собственной «ментальной ручкой» и дорисовала бы это пятно на том лице, которое они запомнили. В подобных случаях, хотя мы не сознаем или почти не сознаем этого, наши воспоминания изменяются, включая в себя новую информацию.

Вторая проблема возникла позже, в ходе проведения очного опознания. Если бы Тайрон Бриггс был на этой процедуре единственным человеком с родимым пятном, вся процедура идентификации потеряла бы смысл. После опознания по фото у свидетелей осталось бы в памяти, что у подозреваемого есть родимое пятно. И когда они увидели бы лиц, представленных для опознания, они сразу отметили бы человека с пятном и указали бы на него как на нападавшего, возможно, не потому, что он действительно был нападавшим, а потому, что он — человек с родимым пятном.

Мне хотелось забежать вперед и взглянуть на персональные заявления участников личного опознания и опознания по фотографиям. Но я сдерживалась и заставляла себя действовать неспешно и последовательно, шаг за шагом продвигаясь от доказательства к доказательству и сопоставляя факты.

Наконец я дошла до ксерокопий показаний потерпевших при идентификации по фотографиям. Все пять жертв нападения указали на Тайрона Бриггса как на нападавшего, но в каждом случае потерпевшие выказывали некоторые сомнения и нерешительность. В своих письменных показаниях они отмечали, что к своему выбору они пришли, пользуясь методом исключения.

Студентка Университета Сиэтла, подвергшаяся нападению 28 ноября, написала: «Я выбрала человека на фото № 4, так как он похож на напавшего на меня человека, и, возможно, это он и есть. На фото анфас его губы выглядят толстыми, но как выглядели губы нападавшего, я точно не помню. Остальные черты его лица похожи. И определенно, лицо нападавшего не соответствует ни одной из остальных пяти фотографий».

Жертва ограбления 3 декабря написала: «Я не уверена, что № 4 — это он. Но может быть, это и он. Но номера 1, 2, 3, 5 и 6 — точно не он».

По словам пострадавшей 4 декабря, «это скорее № 4, потому что № 1 не такой большой, а № 4 был менее плотного сложения, и у него более округлые черты лица. И все-таки я не совсем уверена, что это № 4».

Из показаний потерпевшей 15 декабря: «У меня ощущение, что это № 4. Я не помню, что у него было родимое пятно, но также я не помню, что его не было».

А вот слова жертвы нападения 18 декабря: «Это точно не номера 1, 2, 3, 5 и 6. Я уверена, что это № 4. Правда, я не помню, чтобы у него было родимое пятно на лице, но какое-то пятно определенно было».

Каждое из этих заявлений больше походило на предположение, чем на уверенное утверждение. Рассуждения, основанные на догадках, чрезвычайно опасны, потому что, когда свидетель сомневается, догадки и предположения заполняют собой пробелы в структуре изначального представления о событии, так что при этом фактически имеет место изменение изначального воспоминания. Позже, роясь в воспоминаниях, свидетель может воссоздать ошибочные образы, которые прежде были только предположительными, но потом укоренились в памяти. Более того, если изначальное впечатление часто описывается не очень уверенно, то позже, когда на реальное воспоминание в памяти свидетеля уже наложился последующий ошибочный образ, заявления становятся более уверенными. После этого свидетельница уже не может отличить первоначальные факты от последующих наложений, и вся картина, которую она теперь «видит», представляется ей одинаково достоверной. Реальные факты скрепляются между собой домыслами.

Представьте себе память в виде груды разнородных кирпичей (подробности, факты, наблюдения, ощущения), собранных в большую груду. В такой аналогии догадки и предположения играют роль цементного раствора, позволяющего кирпичам стать сплошным, цельным сооружением. Вначале догадка может быть хлипкой и податливой к деформациям, но постепенно она крепнет и перестает поддаваться изменениям. И каждый раз, когда человек вызывает из памяти данное воспоминание, она кажется все более живой, яркой и реалистичной, так что свидетель все больше убеждается в том, что именно так все и было на самом деле.

В реальной уголовной процедуре идентификации полиция и сторона обвинения часто оказывают едва заметное, но глубоко проникающее давление на свидетелей с целью получения более полных и четких показаний, и под действием этого давления догадки быстро крепнут и трансформируются в уверенность. Кроме того, пусть это не покажется странным, свидетели могут и сами давить на себя, поскольку мы вообще не любим выглядеть неуверенными или сбитыми с толку, это просто заложено в человеческой натуре. И если мы выдали свой вариант ответа, мы склонны и дальше его придерживаться, со временем все больше и больше уверяясь в его правильности. Любую попытку заставить нас переосмыслить или подвергнуть сомнению утверждение, которое мы выдвинули, считая соответствующим реальности, мы воспринимаем как выпад против нашего доброго имени и сомнение в нашей честности.

Возможно, выбор Тайрона Бриггса в ходе опознания был обусловлен и еще одним обстоятельством. Дело в том, что трое из потерпевших — представительницы белой расы, еще двое — азиатки, а нападавший — чернокожий. Хорошо известно, что люди лучше распознают лица людей своей расы, чем людей других рас. Это явление, называемое межрасовой идентификацией, наблюдалось в ходе множества психологических экспериментов, однако многие до сих пор не имеют представления о важности этого фактора. В 1977-1978 годах я проводила эксперимент, целью которого была проверка основных представлений о факторах, влияющих на опознание подозреваемых очевидцами. И один из наших гипотетических сценариев был удивительно похож на случай Бриггса.

Две женщины утром идут на занятия, одна азиатка, другая белая. Внезапно у них на пути появляются двое мужчин, темнокожий и белый, и пытаются отнять у них сумочки. Позже женщинам показывают фотографии известных в округе борсеточников. Какое утверждение точнее описывает ваше представление о способности этих женщин идентифицировать грабителя?

а) Обеим женщинам — и азиатке, и белой — труднее идентифицировать белого человека, нежели темнокожего.

б) Белой женщине труднее идентифицировать темнокожего, нежели белого.

в) Азиатке легче идентифицировать обоих мужчин, чем белой женщине.

г) Белой женщине проще опознать темнокожего, чем белого.

55 % испытуемых выбрали правильный ответ — «б»: белой женщине труднее идентифицировать темнокожего, нежели белого. 60 % респондентов полагали, что обеим женщинам будет труднее опознать белого, чем темнокожего. Еще 16 % сочли, что азиатке идентифицировать обоих мужчин проще, чем белой женщине. 13 % ответили, что белой женщине проще опознать темнокожего, нежели белого мужчину. Иными словами, 45 % респондентов в этом опросе понятия не имели о феномене межрасовой идентификации.

Представим на мгновение, что Тайрон Бриггс не совершал инкриминируемого ему преступления. В таком случае именно особенностями межрасовой идентификации можно было бы отчасти объяснить, почему потерпевшие могли спутать лицо Бриггса с лицом реального преступника. Однако опознание Бриггса Карлом Вэнсом нельзя объяснить особенностями межрасовой идентификации. Вэнс, как и Бриггс, афроамериканец. Почему же Вэнс опознал Бриггса, если тот на самом деле был невиновен, и почему он идентифицировал его так уверенно? «Я абсолютно уверен, что это тот самый человек», — сказал он, указывая на фото Тайрона Бриггса.

По словам Ричарда, подружка Карла Вэнса (она же мать Крейга Миллера, лучшего друга Тайрона Бриггса) жила в квартире по соседству с той пустой квартирой, в которой 18 декабря произошло нападение. На протяжении трех лет Вэнс бывал в этой квартире три-пять раз в неделю. Так что в целом, по прикидкам Ричарда, он должен был побывать в квартире лучшего друга Тайрона более 480 раз — в той самой квартире, в которой Тайрон бывал каждый день, а то и по два-три раза в день в течение нескольких лет. Крейг и Тайрон оба помнили, как Карл не единожды проходил мимо них; бывало, они даже перебрасывались несколькими словами. Иначе говоря, Карл Вэнс видел Тайрона Бриггса в этом доме, знал его в лицо и не мог не узнать его на одном из двадцати одного фото, показанных ему в полиции.

Когда Вэнс выбрал фото Бриггса из стопки фотографий и заявил, что он «абсолютно уверен, что это именно тот человек», возможно, это произошло потому, что он действительно прежде видел его лицо, но видел совсем не потому, что это было лицо нападавшего, а потому, что это лицо было ему знакомо как лицо близкого друга сына его подруги, человека, которого он сотни раз видел в окрестностях жилого комплекса «Йеслер-террас».

Я отложила карандаш и оглядела бумаги, разложенные по всему столу. До сих пор у меня было пять основных рубрик: концентрация внимания на оружии (в каждом случае у нападавшего был нож); стресс (нападения, безусловно, были жесткими и стрессогенными); постсобытийная информация; межрасовая идентификация; бессознательный перенос.

Теперь пришло время заняться линейкой опознания, в ходе которого пять жертв нападения и Карл Вэнс в линейке из шести человек уверенно указали на Тайрона Бриггса. После опознания полицейские поняли, что дело сделано и что сторона обвинения должна сообщить адвокату Бриггса, что они выдвигают обвинение против его подзащитного. Если шесть очевидцев уверенно опознают подозреваемого, то дело, наверное, и правда не должно вызывать никаких сомнений.

Но мне все-таки чудилось в этом нечто подозрительное. Что там все-таки с этим родимым пятном? Я изучала глянцевую фотографию 20 х 25 см шестерых мужчин в линейке опознания. Даже на фотографии, на которой Тайрон Бриггс был бы уменьшен до размеров лилипута, я могла бы различить родимое пятно над его правой губой. Я также увидела, что ни у кого из других мужчин такого родимого пятна не было.

Вот — этого я и опасалась! Вот что довело ситуацию до катастрофической. Из фотографий, сделанных пятью неделями ранее, свидетели узнали, что у нападавшего было хорошо заметное родимое пятно, так как на каждом портрете статиста в этой подборке было пятно, подрисованное детективом с помощью шариковой ручки. Но на самом деле такое пятно было только у одного человека из фотоподборки — у Тайрона Бриггса. И позже в группу для личного опознания был включен только один человек из тех, чьи фотографии вошли в подборку для заочного опознания, а именно Тайрон Бриггс.

Большими буквами, жирным курсивом и с двойным подчеркиванием я набрала на своем компьютере «ошибочное опознание под влиянием фотографий». Когда свидетелям показали шесть человек на линейке опознания, то один, чью фотографию они видели раньше, должен был показаться им знакомым. Возможно, и даже вероятно, что это узнавание в их представлении оказалось — ошибочно — связанным с преступлением, а не с тем, что это лицо они просто видели раньше в подборке фотографий. Нетрудно вообразить, что происходило в сознании потерпевших, когда они присутствовали на личном опознании в группе: «При опознании по фотографиям у всех людей на фото было родимое пятно. Я указал на человека, который был на фото № 4, вот он стоит здесь, и у него родимое пятно. Больше ни у кого родимого пятна нет. Получается, что это тот человек, который напал на меня».

И вот тут-то и возникает проблема с убежденностью. С каждой последующей процедурой идентификации (и с теми изменениями, которым подвергается первоначальное воспоминание под влиянием постсобытийной информации!) уверенность свидетелей в своих показаниях возрастает. К тому времени, когда после всех процедур опознания, после повторных изобличений Тайрона Бриггса и мысленных генеральных репетиций они попали в зал суда, они уже были в высшей степени убеждены, что нападал на них именно Бриггс.

И это несмотря на то, что его облик никоим образом не соответствовал первоначальным описаниям, которые они представили полиции, что изначально ни одна из пострадавших не упомянула ни о каком родимом пятне и что по фото потерпевшие сначала опознавали его осторожно и неуверенно.

Кроме того, я обнаружила еще две проблемы, связанные с опознанием. Когда сержант полиции, руководивший опознанием, попросил Тайрона Бриггса повторить определенные фразы, молодой человек заикался. Кстати, одна из потерпевших отметила в своих показаниях, касающихся опознания, что Бриггс заикается, а нападавший на нее человек не заикался. Другая потерпевшая отметила, что Бриггс «производил впечатление невротика и привлекал этим внимание. Чтобы что-то выговорить, ему требовалось довольно много времени». Еще одна потерпевшая написала, что Бриггс был суетлив и казался очень нервозным, говорил с трудом.

При этом в своих первоначальных показаниях ни одна из потерпевших не упоминала о заикании и вообще о каких-либо проблемах с речью. Но здесь был человек с родимым пятном — единственный человек с пятном, который фигурировал и в фотоподборке, и в группе для личного опознания, но который при этом с трудом выговаривал слова, запинался в речи и выглядел очень нервозным. Из их показаний по результатам опознания было ясно, что нервозность и затрудненная речь Бриггса произвели впечатление на свидетелей — они обратили на него внимание, отметили его нервозность и постепенно сфокусировались на нем.

Что могло произойти в их сознании? Вот как выглядит возможный сценарий. В первоначальных воспоминаниях потерпевших о нападавшем не было никаких упоминаний о заикании или каких-либо иных проблемах с речью. Напротив, некоторые из них отметили его «спокойные разговорные интонации». Но подозреваемый, находившийся в группе для опознания, явно нервничал и с трудом выговаривал слова — почему же он так нервничал? «Может быть, потому, что он виновен. Может быть, потому, что он понимает, что будет опознан. Может быть, потому, что это и есть тот, кто напал на меня».

После опознания Бриггса прокурор собрал вместе всех пятерых свидетелей и сообщил им, что они указали на одного и того же человека и что этот человек живет неподалеку от тех мест, где совершались нападения. По существу, прокурор подкрепил их утверждения и как бы поощрил потерпевших, сообщив им, что они сделали правильный выбор и, значит, «поступили хорошо». Такая положительная оценка может повлечь за собой повторение поступка, которое было оценено положительно, а также укрепить уверенность потерпевших в правильности сделанного ими выбора. Ко времени проведения судебного заседания они ощущали бы все большую уверенность, что опознанный ими человек — это действительно тот, кто на них напал. Эта уверенность будет замечена присяжными заседателями, которым их свидетельские показания покажутся совершенно убедительными. Ведь ничто так не убеждает присяжных, как уверенный свидетель.

После этой краткой встречи с прокурором одна из свидетельниц сказала: «Мы все почувствовали себя счастливыми», и четверо потерпевших сообщили, что теперь они абсолютно уверены, что нападал на них именно Бриггс. Только одна из жертв (юрист), подвергшаяся нападению 4 декабря, по-прежнему высказывала некоторые сомнения.

Существовала еще одна проблема, которая не укладывалась четко ни в один из моих «ящичков», этакое гниловатое яблочко, откатившееся далеко от яблони. Одна из жертв предварительно опознала в качестве нападавшего на нее другого человека: 1) соответствовавшего первоначальным описаниям, данным потерпевшими, 2) в точности похожего на полицейский фоторобот, 3) однажды арестованного полицейской засадой, устроенной вблизи «Йеслер-террас», 4) который не жил поблизости и не имел здесь никаких дел.

Этого человека звали Фил Уидмер. Его фото почему-то никогда не показывали ни одной из остальных потерпевших, которые в итоге указали на Тайрона Бриггса. Этот человек также не фигурировал ни в каких процедурах опознания. Когда внимание полиции сфокусировалось на Тайроне Бриггсе, про Уидмера вроде бы забыли, отбросили его, как горячую картофелину. Почему? Об этом я могла только гадать. Было очевидно, что полиция Сиэтла продвигает гипотезу, согласно которой все нападения в Харборвью совершались одним и тем же человеком — ведь все они произошли в одном районе, примерно в одно и то же время суток, и, согласно общим описаниям, это был темнокожий мужчина от двадцати двух до двадцати пяти лет, весом примерно 80-90 кг, с короткой прической «афро» и, возможно, с залысинами.

И хотя Уидмер подходит по это описание по всем пунктам, возможно, у него было железное алиби в случае одного из нападений. Поэтому его исключили из числа претендентов на роль «нападавшего в Харборвью», который, как полиция сама себя убедила, один совершил все пять нападений. С того момента, как Бриггса опознал Карл Вэнс, а потом и несколько потерпевших, интерес к Уидмеру пропал. У полиции уже был «простофиля», которого уверенно опознали шесть свидетелей, так зачем тратить время и силы на кого-то еще?

Я закончила заносить в компьютер свои соображения, закрыла файл и позвонила Ричарду, чтобы сказать, что я буду выступать в суде по этому делу.

— Вы наверняка победите! — сказал он. — Тут дело очевидное, ясное и простое, у Бриггса есть алиби, и доказательств, подтверждающих его вину, очень мало или вообще нет.

— Так мало или нет? — спросила я.

— Бриггс левша, и некоторые из женщин утверждали, что нападавший был левшой. И сумочка одной из жертв была обнаружена в мусорном баке неподалеку от квартиры Бриггса. Это всё.

— И нет вообще никаких вещественных доказательств — отпечатков пальцев, следов обуви, слюны, спермы, волос, волокон одежды?

— Ни-че-го. Полицейские провели в квартире Бриггса тщательный обыск и ушли ни с чем. Не нашли ни соответствующей одежды, ни припрятанных сумочек или кошельков, ни даже ножа для стейка в ящике кухонного стола. Нет ни одного, даже самого незначительного доказательства причастности Тайрона к этому преступлению, кроме указующих жестов свидетелей.

— Шестерых свидетелей, — заметила я.

На другом конце провода возникло замешательство.

— Вы как будто сомневаетесь, Бет. Что случилось?

Я усмехнулась:

— Просто стараюсь действовать профессионально и не спешить с выводами.

Но тут я немного покривила душой. Мне не давало покоя то, что после ареста Тайрона Бриггса в окрестностях Харборвью не случилось ни одного нападения на женщин — по крайней мере, об этом не было сообщений ни в газетах, ни в телевизионных новостях. Беспокоило меня и то, что мне пришлось рыться и что-то подыскивать в моей классификационной системе для того, чтобы как-то объяснить результаты опознаний. Межрасовая идентификация и концентрация внимания на оружии имели отношение к случаям с пятью женщинами (четырьмя белыми и азиаткой), но Карл Вэнс сам темнокожий и сам держал наставленный на нападавшего пистолет в течение нескольких минут в восемь часов утра. Я могла только предполагать, что Вэнс внимательно наблюдал за этим человеком, и я также знала из присланных мне Ричардом материалов, что у них состоялся довольно продолжительный разговор.

Но всегда, всегда существует другая сторона. Первоначально Вэнс описал нападавшего как человека лет двадцати двух — двадцати пяти с короткой прической «афро» и залысинами. Это описание трудно «натянуть» на девятнадцатилетнего парня с полноценной шевелюрой, завитой в длинные кудри. Кроме того, Вэнс никогда не упоминал о заикании и родимом пятне.

Со всей тщательностью я привела в порядок свои замечания, пока отложила их и в следующие четыре недели была занята другими делами.

5 мая судья Дональд Хейли постановил, что имеющихся доказательств, подтверждающих вину подсудимого, достаточно для того, чтобы он, по своему усмотрению, смог обойтись без моих показаний. Другими словами, он не позволил мне явиться в суд в качестве свидетеля-эксперта. Среди приводимых им доказательств было то, что Бриггс в целом соответствует описаниям, предоставленным пострадавшими, что его опознали все пять жертв и очевидец, что Бриггс левша (несколько потерпевших показали, что нападавший был левша); что Бриггс живет в том районе, где совершались преступления, и что поблизости от его квартиры в мусорном баке была найдена сумочка одной из потерпевших.

Ричард Хансен был в бешенстве.

— Только послушайте! — сказал он. — К числу доказательств, подтверждающих вину Бриггса, судья Хейли отнес то, что, когда детективы производили обыск в квартире Бриггса, они ничего не обнаружили! И вот это отсутствие улик он приводит как доказательство того, что Бриггс должен был припрятать оружие, одежду и прочие предметы с места преступления.

Мне вспомнилась сцена, описанная в книге «Фатальное видение» (Fatal Vision), в которой капитан «зеленых беретов» Джеффри Макдональд, обвиненный в убийстве своей беременной жены и двух малолетних детей, радостно метал дротики в фотографию своего обвинителя.

— Ну, давайте посмотрим правде в глаза, — сказал Ричард. — Семейство Тайрона проживает в муниципальном многоквартирном доме, влачит нищенское существование, у них и денег-то нет, чтоб покупать стейковые ножи. Черт побери, у них и на стейки-то денег нет! И при этом судья в своем постановлении опирается на тот факт, что при обыске не обнаружили никаких стейковых ножей — и это якобы указывает на то, что Тайрон их, по-видимому, спрятал! — Ричард выругался себе под нос. — Здесь предвзятость кроется в каждой мелочи, во всех выводах и пробелах в доказательствах, и это ловко составленное судебное решение построено на предубеждении с начала и до конца.

Заголовок в The Seattle Times от 6 мая 1987 года гласил:

Судья наотрез отказал в участии психологу

Вчерашнее постановление судьи, исключающее свидетельство эксперта доктора Элизабет Лофтус, вызвало гнев адвоката девятнадцатилетнего Тайрона Бриггса. Этот молодой человек привлечен к суду за предполагаемые нападения сексуального характера и ограбление пяти потерпевших неподалеку от медицинского центра Харборвью в ноябре и декабре прошлого года.

Адвокат Ричард Хансен заявил судье Дональду Хейли, что, приняв такое решение, тот «совершил серьезную ошибку».

— Я считаю, что вы полностью исключили возможность защиты в этом деле, — заявил Хансен.

Далее он также уведомил судью, что «если Бриггс невиновен и будет осужден ошибочно, причиной этого в значительной степени станет это решение вашей чести».

Процесс продолжался еще пять дней. Заключительные заявления были сделаны 11 и 12 мая, после длившегося семь с половиной часов совещания присяжных, с разбросом голосов 11:1 по одному пункту и 10:2 за полностью оправдательный приговор. В итоге жюри присяжных уведомило судью, что не может согласиться с обвинением. Судебное разбирательство было объявлено неправомерным, и сторона обвинения тут же объявила о запланированном повторном судебном рассмотрении этого дела.

Повторное рассмотрение дела Тайрона Бриггса о нападениях в Харборвью началось 22 июля 1987 года. Ричард снова сделал попытку добиться разрешения на мое выступление в суде, и судья снова отверг его доводы. В то же время стороне обвинения разрешено было представить показания эксперта-свидетеля Джона Сельмара, специалиста по патологии речи, преподававшего в Вашингтонском университете. В ходе первого рассмотрения присяжные были обеспокоены заиканием Тайрона Бриггса — как же можно признать Бриггса нападавшим, если ни одна из жертв не отметила его заикание? Прокурор рассчитывал разрешить эту проблему, получив от эксперта по патологии речи разъяснение, в каких условиях заикание может не проявляться.

Один из задействованных в деле обвинителей задал Сельмару вопрос об особых ситуациях, в которых заикающийся требовал бы что-либо от незнакомого человека: «Вы ожидали бы проявления заикания в такой ситуации?»

«Если в этой ситуации он был в себе уверен, вряд ли ожидал бы, может быть, вообще не ожидал бы заикания в таких обстоятельствах», — ответил Сельмар.

Защита делала попытки опровергнуть показания эксперта-свидетеля, вызывая свидетелей одного за другим для подтверждения того, что у Тайрона Бриггса было сильнейшее заикание, очевидным образом проявляющееся в каждом произносимом слове и в каждом разговоре. Консультант-методист, занимавшийся с Тайроном Бриггсом на индивидуальной основе по часу в день в течение восьми или, может быть, десяти недель, засвидетельствовал, что Тайрон всегда говорил с сильнейшим и очень заметным заиканием.

Педагог-дефектолог со степенью магистра и восьмилетним опытом преподавания засвидетельствовал, что заикание Тайрона было «весьма заметным» и что «он всегда испытывает затруднения в начале каждого высказывания и долго запинается, прежде чем сдвинет наконец предложение с места».

Тренер Тайрона по баскетболу Ларри Уитни утверждал, что Тайрон «постоянно, постоянно заикается… Я бы сказал, что перед началом каждой фразы он выдавливает свое “ы-ы-ыы-ыы…”».

Тайрон Бриггс предстал перед судом для дачи показаний и на вопрос о возрасте ответил: «Ы-ы-ы-ы-ыы-ыы-ы-ды-ды-девятнадцать». Следующий вопрос был о дате его рождения, на это он ответил десятком «ыы», в итоге так и не выговорив полностью ни одного слова. Много раз в ходе процесса в режиме «вопрос — ответ» заикание Тайрона не давало ему возможности ответить на вопрос.

Из сообщений в газетах явствовало, что в ходе второго судебного разбирательства заиканию было уделено особое внимание. Казалось, что свидетельские показания решают дело — шестеро очевидцев его опознали, чего еще надо? Я испытывала неприятное ощущение, словно нахожусь где-то за пределами процесса и не в силах как-то повлиять на происходящее. Явной несправедливостью было и то, что стороне обвинения была предоставлена возможность использования показаний эксперта, а защите в этом было отказано. Хотя бы один этот момент со всей очевидностью демонстрировал предвзятость суда, явно поддерживавшего сторону обвинения. А если несправедлива позиция суда, может ли быть справедливой позиция присяжных?

Мне казалось, что присяжные просто не были информированы о тех фактах, которые привели бы их к принятию справедливого и законного решения. В результате изучения этого дела я убедилась в том, что присяжные имели ложное представление о показаниях очевидцев, но я также знала, что в ходе второго судебного разбирательства жертвы нападений будут еще более уверены в правильности опознания ими подозреваемого. И эта уверенность может произвести сильное впечатление на присяжных и, возможно, убедить их.

17 августа, после почти трехдневного совещания второе жюри присяжных огласило свой вердикт по делу «Штат Вашингтон против Тайрона Бриггса». Тайрон Бриггс был признан виновным по двум пунктам обвинения в грабеже первой степени, двум попыткам изнасилования первой степени, одному вооруженному нападению второй степени и одной попытке грабежа первой степени.

Впоследствии репортеры засыпали присяжных вопросами. Один из присяжных рассказал, что ни у кого из его коллег не осталось никаких сомнений после заключительного слова стороны обвинения и что начиная с самого первого голосования коллегия присяжных, состоявшая из пяти мужчин и семи женщин, была единодушна почти по всем пунктам.

«Шесть человек были полностью уверены в правильности опознания ими Тайрона Бриггса как нападавшего на них человека. Это было весьма и весьма убедительно, — сказал другой присяжный. — Десять человек могут описать лошадь по-разному, но по этим описаниям мы все равно сможем узнать лошадь».

«Может быть, решающую роль сыграло мнение логопеда-дефектолога?» — последовал вопрос. Возможно, это могло как-то повлиять, ответили некоторые присяжные, но даже и без этих показаний они, по всей видимости, проголосовали бы за осуждение, просто на основании показаний очевидцев. «Все жертвы опознали этого парня, плюс Карл Вэнс. Мы полагаем, что девушки были уверены, что это он».

12 декабря 1987 года судья Фейт Эниерт приговорила Тайрона Бриггса к шестнадцати годам и трем месяцам заключения. Ричард Хансен незамедлительно подал апелляцию. В одном из пунктов апелляции он кратко упомянул отказ судьи разрешить мне дать показания, но главным аргументом в апелляции стало ненадлежащее исполнение своих обязанностей присяжными. Несколько ранее, в сентябре-октябре, нанятый семьей Бриггса частный следователь в ходе второго судебного рассмотрения задавал присяжным вопросы относительно заседания совета присяжных. Он выяснил, что один из присяжных в ходе совещания обсуждал свою собственную проблему с речью — заикание, проявлявшееся только в определенных обстоятельствах, которое он умел подавлять. Другой член коллегии присяжных заявил этому частному следователю: «Марк Перри рассказал о том, как ему удается справляться со своим заиканием. Рассуждения Перри о своем заикании и о том, как он с этим справляется, помогли мне понять, как Тайрон Бриггс мог контролировать свое заикание, чтобы никто из жертв его не заметил».

Другой присяжный заявил следующее: «Марк Перри рассказал присяжным об этой проблеме, в том числе и о своем личном опыте заикания, и о том, как человек вроде Тайрона мог совершать преступления, не заикаясь в эти моменты».

В ходе предварительной проверки компетентности присяжных заседателей, когда юристы тестировали присяжных на предмет их квалификации, компетенции и потенциальной пристрастности, Ричард задал вопрос, доводилось ли кому-либо из списка присяжных заикаться самому, контактировать с заикающимся и вообще сталкиваться с какими-либо речевыми проблемами. И тогда Перри промолчал. На скамье присяжных Перри никогда не упоминал о своем дефекте речи. После вынесения вердикта он неохотно сознался, что обсуждал свой дефект речи в ходе совещания присяжных, чтобы помочь им в решении критически важного вопроса относительно заикания. В письменном заявлении после вынесения вердикта Перри признал, что он «рассказал присяжным о том, что испытал сам, в порядке помощи в истолковании свидетельских показаний относительно заикания… Мои познания в отношении этого дефекта речи повлияли на заключение присяжных о том, что Тайрон заикался не всегда».

В июне 1988 года я столкнулась с Ричардом на званом вечере в Западном Сиэтле и спросила его об апелляции по делу Бриггса. Когда он ожидает решения суда?

— Во всяком случае, не раньше чем через полгода, — ответил тот. — А Тайрон тем временем опять в тюрьме. Он был выпущен под залог в ожидании апелляции, но судья использовал какой-то мелкий предлог, чтобы швырнуть его обратно в тюрьму округа Кинг до вынесения судом решения по апелляции. Каждый раз, проезжая мимо тюрьмы, я думаю, что в ней заперт Тайрон, и испытываю тяжелое чувство.

— Вы действительно верите, что он невиновен? — спросила я.

— Это больше чем уверенность, это убежденность, — сказал Ричард. — Невыносимо, совершенно невыносимо знать, что Тайрон невиновен, но присяжные признали его виновным, и его могут надолго посадить в тюрьму. Сейчас самое важное дело в моей жизни — это добиться освобождения Тайрона, но я ничего не могу сделать, кроме как ждать и молиться, чтобы Апелляционный суд посмотрел на это дело так же, как и мы. Я уверен, что так и будет, я никогда еще не был в этом так уверен. Но это ожидание — просто пытка.

Прошло еще шесть месяцев. В середине марта 1989 года я получила письмо от Джоан Спенсер:

Уважаемая профессор Лофтус!

Как член первого жюри присяжных по делу Тайрона Бриггса, осужденного в Сиэтле как «нападавшего из Харборвью», я обращаюсь к Вам от его имени. Я, как и многие другие, полагаю, что он невиновен и стал жертвой ошибочного опознания…

В настоящее время нас тревожит то, что вот-вот должно начаться рассмотрение апелляции по этому делу. По ходу всех этих мытарств средства массовой информации распространили о нем массу негативной информации. Нам необходима поддержка со стороны СМИ, которая позволила бы общественности свободно получать достоверную информацию по этому вопросу. Он сам и его семья безмерно страдают от вынесенного ему несправедливого приговора. У всех у нас есть ощущение, что шансы добиться справедливого решения достаточно велики.

Джоан Э. Спенсер, глава ассоциации «Правосудие для Тайрона Бриггса»

Я прочитала это письмо дважды, почти не веря своей удаче. Более десяти лет я исследовала деятельность присяжных в надежде понять, как они работают, представить себе ход их мыслей и весь процесс принятия решения. Начиная с 1985 года я работала консультантом в Американской ассоциации юристов (ABA) в части изучения восприятия присяжными увиденного и услышанного, анализа и осмысления данных об их функциях и о том, насколько успешно они справляются с разногласиями в трудных для понимания делах. Но основная проблема в этой и в других попытках анализировать деятельность присяжных состоит в том, что, согласно федеральному закону, запись, прослушивание или ведение наблюдения за присяжными в процессе обсуждения дела или голосования является преступлением и карается штрафом или тюремным заключением.

Кроме того, чаще всего присяжным не нравится, когда к ним пристают с аналитическими вопросами и расспросами о деталях: они исполнили свой долг и хотели бы выбросить все это из головы.

Никогда не забуду комментарий присяжного к одному сложному делу: «Быть присяжным — страшное дело. Я не умен и не образован, и я не знаю, правильно ли давать такому человеку, как я, право кого-то судить. Это было ужасно. Мне приходилось напряженно думать, как никогда прежде. Мне пришлось постараться понять смысл таких слов, как правосудие и истина, и…»

Но сейчас у меня в руках было письмо от присяжной заседательницы, которая выполняла свои обязанности в ходе сложного уголовного процесса и теперь нуждалась в моей помощи. Если бы я могла поговорить с ней и узнать ход ее размышлений относительно дела Тайрона Бриггса, я за несколько часов узнала бы больше, чем в ходе формального исследования деятельности незаинтересованных присяжных в течение нескольких месяцев упорной работы.

Но чего хотела от меня Джоан Спенсер? На двух предыдущих слушаниях меня как эксперта-свидетеля не допустили к даче показаний. Если Апелляционный суд не признает, что суд первой инстанции допустил ошибку, не разрешив мне дать показания, на практике это будет означать, что мне и впредь не будет позволено выступать с показаниями в будущих судебных разбирательствах. Может быть, Джоан Спенсер просто хотела задать мне какие-то вопросы? Возможно, она думала, что я смогу использовать свои связи, позвонить кому-то, плеснуть бензина в пламя, которое она пытается разжечь. Или, может быть, ей просто хотелось, чтобы я оказалась на ее стороне и, как и она, поверила в невиновность Тайрона Бриггса.

Я набрала номер, и через десять минут на 11:30 следующего дня был намечен наш совместный ланч с бывшим присяжным заседателем Джоан Спенсер.

Стоял ветреный мартовский день, все небо было в грозных облаках, тяжело свисавших вниз клочьями ваты грязного чернильного цвета. Перед простеньким сооружением городского яхт-клуба, расположенного на пятачке между озером Юнион и озером Вашингтон, рядом с кампусом Вашингтонского университета, были пришвартованы сотни яхт. Резкий лязг снастей на двенадцатиметровых алюминиевых мачтах, скрип выбираемых фалов толщиной в крепкую мужскую руку — все это просто оглушало.

Джоан Спенсер ждала меня в холле. Ростом она была чуть выше полутора метров, возраст за пятьдесят, энергичная, со звучным ровным голосом. Одета была в костюм шоколадного цвета и бежевую атласную блузку, темные узорчатые чулки и бежево-коричневые туфли на каблуках. Официантка усадила нас за столик около окна, и мы несколько минут поговорили о погоде, ветре и о чудесном виде за окном. Потом Джоан достала из своей большой кожаной сумки увесистую стопку бумаг и положила ее на стол рядом с масленкой.

— Вот, вкратце, — сказала она, похлопывая по документам. — Это наш шанс на спасение. Последняя попытка добиться справедливости. Честно говоря, у меня такое ощущение, что я сейчас набрала 911 и взываю о помощи. И продолжаю взывать в надежде, что кто-нибудь меня услышит.

Я слегка приподняла брови и опять призадумалась: чего же она от меня ожидает, как я могу ей помочь?

— Я просто хочу, чтобы люди знали факты, — сказала она. — Давайте начнем с начала, с первого судебного разбирательства. Я никогда не забуду то жуткое ощущение, когда обвинитель назвал Тайрона Бриггса «нападавшим из Харборвью». У меня дрожь прошла по спине от мысли, что я сижу в одном помещении с тем, на чьей совести эти страшные нападения. Однако я очень серьезно отношусь к обязанностям присяжного, и напомнила сама себе о наказе судьи никогда не делать поспешных выводов и не принимать решений, пока не узнаешь все факты. Судья позволил нам делать конспекты, и мои записи были весьма пространными.

Джоан отпила из своего стакана, оставив на бортике след помады цвета мякоти лосося.

— Не принимай решений, пока не услышишь все доводы, — так учил нас судья. — Знаете, у меня было такое странное ощущение, когда он сказал, что все это совершил именно тот человек. Для меня это выглядело вполне убедительно — ведь все потерпевшие указали на него. Ну да, он выглядел вполне безобидным, но потом я вспомнила о Теде Банди, который тоже выглядел довольно безобидным.

Да, и я знаю про Теда Банди, подумала я.

Джоан продолжала:

— Потерпевшие рассказывали, как все происходило, и я очень жалела их: ведь кто-то действительно все это делал с ними, и это были просто ужасные переживания. С самого начала я думала, что вынесу обвинительный вердикт. У меня две внучки, и я совсем не хочу, чтобы по улицам ходили подобные люди.

Я уже так устала слышать о нападениях на женщин, насилиях, ограблениях, от всего этого. И мне не хочется, чтобы виновные разгуливали на свободе. Кто бы ни совершил такое, он должен быть наказан и не должен оставаться на свободе в обществе. Но день за днем, час за часом по ходу этого судебного разбирательства меня стали посещать мысли: подождите, здесь что-то не так!

Ни первоначальное описание нападавшего, полученное сразу после нападений, ни фоторобот, ни словесный портрет с упоминанием о залысинах — все это не имело ничего общего с внешностью Тайрона Бриггса. У обвиняемого, сидевшего в зале заседания суда, были очень приметные черты, которые почему-то никак не были отмечены потерпевшими. У Тайрона очень широкий нос; как говорит его мать: «Всем известно, что у моего сына нос во все лицо!» Губы у него очень толстые, а рост метр восемьдесят пять. Когда произошли эти нападения, ему только-только исполнилось девятнадцать лет. У него ровные белые зубы, а длинные волосы завиты в кудри «джери». Кстати, в день последнего нападения, в девять тридцать утра он сидел в парикмахерской и ждал, пока его волосы подстригут и должным образом обработают.

Но что могут рассказать жертвы о преступнике через несколько мгновений после нападения? Одна из потерпевших сказала, что в нападавшем было больше 85 кг, волосы короткие, есть залысины. Другая сказала, что ничего особенного в размере и форме его губ не было, что волосы у него были короткие, обычные, а сам он взрослый мужчина лет двадцати пяти. Еще одна потерпевшая заявила, что губы и другие черты лица у него были обычные, волосы короткие, прическа «афро».

— Вы досконально знаете фактический материал, — заметила я любезно.

— Да подождите, вы просто еще ничего не видели, — засмеялась она. — Жертва нападения 18 декабря рассказала о нападавшем, что ему года двадцать четыре (Тайрону на пять лет меньше), что ростом он 173-175 см (у Тайрона 183 см), что зубы у него кривые и между передними зубами щель (у Тайрона абсолютно ровные белые зубы), и еще она сказала, что у него густые волосы в форме «афро», подкрашенные красным цветом (у Тайрона волосы завиты в длинные мягкие кудри, и он никогда их не красил). Она также рассказала полиции, что у нападавшего нос был вздернутый, как лыжный трамплин (у Тайрона нос широкий и плоский). Она заметила, что губы у нападавшего были «некрупные для темнокожего» (у Тайрона губы очень крупные).

Джоан вопросительно поглядела на меня через стол, накрытый белой льняной скатертью. В огромном панорамном окне позади нее были видны покачивавшиеся на ветру мачты яхт.

— Как же такое может быть? — спросила она, мягко постукивая по столу кулаком. Как может описание, полученное через несколько минут после нападения, так сильно отличаться от реального облика? Ни одна деталь не совпадает, ни одна! Полная бессмыслица, картина никак не складывается. Кроме того, у Тайрона Бриггса еще две отличительных черты, которые не отметила ни одна из пострадавших. Первая — у него очень заметное родимое пятно, справа, прямо над губой. А вторая — это его жуткое заикание, он пробуксовывает буквально на каждом слове, которое пытается выговорить. — Она улыбнулась, и голос ее зазвучал мягче. — Иногда Тайрон смеется над своим заиканием. Самое трудное — выговорить первое слово, он называет это «попыткой запустить мотор». Он приятный молодой человек, я еще никогда не встречала такого славного парня. Но я отвлеклась. Давайте-ка пойдем дальше.

И Джоан продолжила свой рассказ:

— Когда Тайрон встал для дачи показаний, я наблюдала за потерпевшими, сидевшими вместе в первом ряду. Они жались друг к другу и явно испытывали ужас при виде этого парня. Но когда Тайрон начал говорить, захлебываясь своими «ы-ы-ы-ы…», у них буквально отвисли челюсти, глаза округлились, они стали переглядываться, присматриваться к нему и снова переглядываться. Они не могли в это поверить, они были ошарашены. Ведь нападавший на них человек не заикался /Конечно, они слышали, как Тайрон заикался на очном опознании, но думали, что тогда это было от волнения. А волновался понятно почему; потому что именно он и совершал нападения на них. Когда они услышали его в суде, услышали, как жутко он заикается, они были просто потрясены, на лицах у них было выражение шока.

— А как отреагировали другие присяжные? — спросила я. Меня интересовало, заметили ли они то же, что заметила Джоан.

Ее даже передернуло.

— Ох, эти переговоры присяжных! — сказала она. — Никогда в жизни я не была так расстроена. Когда мы удалились в совещательную комнату на обсуждение, двое отказались ставить свои подписи, оба мужчины. Один из них потом проголосовал за невиновность по одному из пунктов обвинения (Тайрон обвинялся по семи пунктам), но второй всегда голосовал за виновность, он был непоколебим. Для оправдания ни по одному пункту не получалось прийти к раскладу голосов более чем одиннадцать к одному. Только по одному пункту обвинения получилось добиться соотношения десять к двум.

Официантка принесла заказ, но Джоан отодвинула тарелку, облокотилась на стол и продолжила:

— Вначале у нас было семь к шести, и большинство всегда голосовало за невиновность. Двое мужчин, голосовавших за осуждение, не делали никаких замечаний. Они просто сидели сложа руки и пристально глядя на остальных.

Это было странно, но мы с самого начала выбрали себе места вокруг стола. Те двое, которые были абсолютно уверены в виновности Тайрона, сидели на одном конце, те из нас, кто был уверен в его невиновности, расположились на другом конце стола, а между нами были колеблющиеся. В какой-то момент я сказала этим несогласным: «Докажите мне, что из тех свидетельств, что нам предъявили, следует, что хотя бы один из свидетелей видел лицо Тайрона Бриггса до процедуры опознания, — докажите мне это».

Один из этих мужчин сказал: «Девушки говорили, что это сделал он, и я верю девушкам». Одна из присяжных, убежденных в невиновности Тайрона, операционная медсестра, милая женщина, взглянула на него и с крайним отвращением произнесла: «Ох, помилосердствуйте!» Мы продолжали задавать вопросы тем двоим: почему потерпевшие в показаниях описывают человека, нисколько не похожего на Тайрона Бриггса?

Джоан перегнулась через стол и понизила голос:

— Знаете ли вы, что бедному парню приходилось подходить к каждому из коллегии присяжных и раскрывать рот, чтобы мы могли заглянуть и убедиться, что зубы у него не кривые и желтые, а белые и ровные? Но в совещательной комнате присяжных мы так и не пришли к единому мнению относительно его зубов. Я сказала этим несогласным: «А как же с желтыми кривыми зубами? Как это вы их выпрямили?» И мужчина всерьез ответил: «Ну, я думаю, что его защитник отправил в следственную тюрьму дантиста, и тот подправил зубы».

Джоан опять перегнулась через стол:

— А хуже всех был инженер с «Боинга», который просто сложил ручки и мерзко сверлил нас взглядом. Честно сказать, я была так расстроена и взбешена, что мне казалось, что у меня прямо здесь и сейчас разорвется сердце. Ну как если бы он просто сказал, не морочьте мне голову вашими фактами, я уже все для себя решил. Мне неинтересны все остальные показания, описания, нехватка вещественных доказательств. Девушки сказали, что это сделал он, и для меня этого достаточно. Выходя из комнаты присяжных, я была прямо в бешенстве, просто вне себя. Мы совершенно ничего не могли поделать с этим человеком. Мы обсуждали все это семь с половиной часов. Конечно, это не очень долго, но поверьте, мы так ни на шаг и не продвинулись. Человек, работавший в компании «Боинг», за каждый день в суде получал полную зарплату, и он просто сказал: «Поймите, мне даже не надо никуда ходить, я могу провести здесь весь остаток жизни, и ничто не сможет изменить мою позицию». Вот так. И ничего тут не сделаешь, ни малейшей надежды нет.

Давайте теперь я расскажу вам, что происходило после того, как мы сообщили судье, что зашли в тупик, и он объявил об аннуляции судебного процесса. Прокурор Энн Бремнер, куратор расследования детектив Робин Кларк и представитель стороны защиты Ричард Хансен вошли в совещательную комнату присяжных и спросили, не хотим ли мы с ними побеседовать. Им хотелось знать наше впечатление, что мы обо всем этом думаем. Мы, все двенадцать человек, остались на эту беседу. В какой-то момент детектив Кларк сказала: «Есть несколько фактов, о которых мы не могли сообщить вам в ходе судебного разбирательства. Один из них — то, что после ареста Бриггса все нападения закончились».

Я ответила, что знаю об этом из газет.

— Вы и тысячи других, — произнесла Джоан, недовольно качая головой. — Эта незначимая информация больше, чем что-либо другое, настроила публику против Тайрона Бриггса. Да это попросту неправда: не знаю, в курсе ли детектив Кларк, но теперь нам известно, что после того, как арестовали Тайрона, было еще как минимум одно нападение. Я расскажу вам об этом через минутку, но сначала расскажу еще кое-что, о чем детектив Кларк сообщила нам по секрету в комнате присяжных. «Мистер Бриггс и раньше обвинялся в изнасиловании», — сказала она презрительным тоном. Но и эта информация детектива Кларк оказалась заведомо ложной. На самом деле, когда Тайрону было четырнадцать лет, его привлекли по делу об установлении отцовства. У него взяли анализ крови, который показал, что он не является отцом. Вот это департамент полиции и называет изнасилованием.

— С точки зрения закона, считается, что секс с несовершеннолетней является насилием, — сказала я. — Если это весь перечень его правонарушений, которым располагала детектив Кларк, то да, для нее это выглядело как изнасилование, потому что главных фактов она не знала.

— Да, это я понимаю, — сказала Джоан, — но вы же видите, как эта информация, которую сообщают присяжным, умалчивая при этом о главных фактах, заставляет нас колебаться и сомневаться в наших собственных заключениях? На следующий день после суда мне позвонила другая женщина-заседатель, которая работала операционной сестрой. Она призналась: то, что сообщила детектив Кларк в комнате присяжных, привело ее в замешательство. «Вы думаете, мы ошиблись вчера, когда проголосовали за невиновность?» — спросила она меня. «Нет, — ответила я, — это исключено, он не мог быть тем нападавшим. Описания, данные женщинами, к нему никак не подходят, никто ни разу не упомянул о его огромном родимом пятне, никто не слышал, чтобы он заикался, абсолютно никаких вещественных доказательств нет — как это может быть Тайрон?» — «Да, вы правы, — сказала она. — Я думаю, мы все-таки поступили правильно». Но вы же видели, следователь и прокурор пытались воздействовать на нас там, в комнате присяжных, и, похоже, на некоторых из нас им удалось повлиять, они действительно вселили кое в кого сомнения. Конечно, все это было сделано задним числом и не повлияло на наши дискуссии. Но вот такие кривотолки и инсинуации распространялись насчет Тайрона Бриггса. — Голос Джоан зазвучал жестко. — Теперь я расскажу вам о прокуроре. Сначала мне показалось, что она обаятельная, но она просто акула. Вы знаете, как она начала второе судебное разбирательство? Я смотрела его по телевизору, у меня есть видеозапись. Она заявила, что некоторые люди с заиканием (такими были Мэрилин Монро, Мел Тиллис, Уинстон Черчилль) не заикаются, когда контролируют ситуацию. Потом она сказала, и это ее точные слова: «Мэрилин Монро же не заикается, когда играет. Мел Тиллис не заикается, когда поет. И Тайрон Бриггс во время изнасилований тоже не заикался».

Джоан была возмущена.

— С такого заявления она начала обращение к присяжным, и судья это пропустил, однако Ричард встал и громко заявил протест: «Вы сказали во время изнасилований, хотя на самом деле никаких изнасилований не было». Второе судебное разбирательство с самого начала пошло неудачно. И закончилось оно плохо — в своем заключительном слове Бремнер сказала присяжным, что каждый из свидетелей указал на того же человека, что и все остальные. Да это просто неправда, что все, кто смотрел линейку опознания, указали на Тайрона Бриггса как на нападавшего. Семеро свидетелей, участники подобных происшествий, которых собрали для опознания Тайрона, — все семеро были уверены, что Тайрон не был тем человеком, которого они видели. Все семеро!

— Что? — спросила я.

— Да-да, — сказала Джоан, печально кивнув. — Вы, наверное, и не знали об этом незначительном факте, не так ли? Это отнюдь не та информация, которую полиция хотела бы сделать общеизвестной, это то, что они стараются держать в секрете. Но на самом деле семеро свидетелей прибыли для опознания и не указали на Тайрона Бриггса. Эти очевидцы были готовы свидетельствовать в пользу защиты, но судья в ходе разбирательства исключил все свидетельские показания о сходных инцидентах, в которых свидетели заявили, что Бриггс — не тот человек, которого они тогда видели. Доктор Лофтус, позвольте мне выразиться прямо: если Тайрон Бриггс — тот нападавший из Харборвью, тогда я — Джек-потрошитель.

Я рассмеялась.

— Джоан, — сказала я, — вы ведь упоминали и о другом нападавшем.

— Да. Филипп Уидмер. Жертва четвертого нападения помогла полицейскому художнику составить фоторобот нападавшего, который позже был распространен среди жителей округи. Спустя недолгое время она идентифицировала Уидмера, который очень похож на получившийся фоторобот и к тому же вполне соответствует описаниям, данным потерпевшими. Известно, что Уидмер — любитель кокаина и что он не живет и не имеет никаких дел в районе Харборвью. Его задержали в ходе одной из полицейских проверок в нескольких кварталах от того места, где были совершены четыре из этих нападений.

Сжав губы и наморщив лоб, Джоан взяла свой конспект и стала листать его.

— Вот здесь, страница восемьдесят пять, — начала она читать выдержки из полицейского отчета.