Галактическая империя (сборник) Азимов Айзек

Глава 2

Староста

Не успел Мирлин Тиренс задумчиво снять с полки пленку с книгой, как в дверь позвонили. Морщины на его полном лице разгладились, к нему вернулась обычная вежливая настороженность. Пригладив тонкие рыжеватые волосы, он крикнул:

— Минуточку!

Тиренс поставил пленку обратно и нажал кнопку. Панель, неотличимая от других панелей стены, вернулась на место. Сердца простых рабочих и батраков были преисполнены неясной гордости за то, что, во всяком случае, один из них по рождению обладал пленками с книгами. Этот отраженный свет словно бы разгонял сумерки в их собственных головах. Тем не менее выставлять книжные полки напоказ не стоило.

Один их вид заставил бы людей проглотить и без того не слишком резвые языки. Они могут сколько угодно хвастать наличием книг у своего старосты, но зрелище книжной полки делает Тиренса в их глазах излишне похожим на нобиля. А если бы в дверь таки позвонил какой-нибудь нобиль (сомнительно, конечно, но чем великий космос не шутит?), ряды книг были бы неуместны. По обычаю, у старосты имелись определенные привилегии, но злоупотреблять ими не следовало.

— Входите! — пригласил он и сам двинулся к двери, застегивая магнитный шов у ворота туники.

Даже его одежда напоминала одежду нобилей. Временами Тиренс вообще забывал, что родился на Флорине.

На пороге, почтительно присев и склонив голову, стояла Валона Марч.

— Входи, Валона, — он распахнул дверь. — Присаживайся. Что же ты после комендантского часа-то? Надеюсь, патрульные тебя не видели?

— Кажется, нет, староста.

— Ну, будем надеяться. У тебя ведь уже есть нарушение, не забыла?

— Нет, староста, и я очень благодарна вам, что вы тогда за меня вступились.

— Пустяки. Садись же. Чем тебя угостить?

Она помотала головой, примостившись на краешке стула, прямая, как палка.

— Спасибо, староста. Я уже поела.

Среди поселковых жителей считалось хорошим тоном предлагать прохладительные напитки гостям, а вот принимать угощение было признаком невоспитанности. Тиренс это знал и не стал настаивать.

— Так что у тебя стряслось? Опять Рик?

Валона молча кивнула.

— У него проблемы на фабрике? — предположил Тиренс.

— Нет, староста.

— Опять мигрени?

— Нет, староста.

Тиренс ждал, колюче щуря светлые глаза.

— Значит, так, Валона, не заставляй меня гадать, хорошо? Давай рассказывай, иначе я не смогу помочь. Ведь тебе нужна моя помощь, я правильно понимаю?

— Да, староста. Просто я не знаю, с чего начать, — вырвалось у нее. — Вдруг вы решите, что я спятила?

Тиренс хотел было дружески похлопать ее по плечу, но вовремя вспомнил, как она сжимается от прикосновений. Валона сидела, спрятав, насколько возможно, свои большие руки в складках платья. Короткие сильные пальцы медленно сплетались и расплетались.

— Так или иначе, я тебя слушаю.

— Помните, я вам говорила, что ездила в город к доктору? Помните, что он сказал?

— Да, Валона. Как и то, что я запретил тебе впредь делать подобное, не посоветовавшись со мной. Надеюсь, ты этого не забыла?

Она вытаращила глаза. Ей не требовался стимул, чтобы припомнить тот его гнев.

— Ни в жисть, староста! Больше я такого не натворю. Но вы тогда пообещали, что сделаете все, лишь бы я сохранила Рика при себе.

— Так и есть. Хочешь сказать, им интересовались патрульные?

— Нет. Ох, а вы думаете, они могут?

— Уверен, что бояться вам нечего. — Тиренс начал терять терпение. — Валона, хватит ходить вокруг да около. Выкладывай.

— Рик заявил, что бросает меня. — На глазах у нее сразу выступили слезы. — Я хочу его удержать.

— Да зачем ему тебя бросать?

— Говорит, вспомнил всякое.

Это было уже интереснее. Он подался вперед, едва удержавшись, чтобы не схватить Валону за руку:

— Что именно?

Тиренс отлично помнил, как нашли Рика. Он заметил ребятню, собравшуюся у оросительной канавы на окраине поселка. Увидев его, они принялись вопить:

— Староста! Сюда, староста!

— Что случилось, Райси? — спросил он, подбежав к ним.

Прибыв в поселок, Тиренс специально выучил имена всех детей. Так было проще общаться с их матерями, что на первых порах существенно облегчило ему жизнь.

— Гляньте-ка сюда, староста, — сказал Райси, которого, казалось, вот-вот стошнит.

Мальчик показал пальцем на что-то белое, извивающееся в грязи. Это и был Рик. Мальчишки разом загорланили, принявшись наперебой объяснять, как играли в некую помесь догонялок и пряток. Они, похоже, намеревались поведать старосте название игры, ее правила, кто выигрывал, кто проигрывал (в этой части своей путаной саги они заспорили). Все это, впрочем, не имело значения.

Райси, двенадцатилетний черноволосый мальчик, услышал скулеж и осторожно заглянул в канаву. Он решил, что туда угодил какой-то зверек — например, полевая крыса, на которую можно будет поохотиться, но вместо крысы увидел Рика.

Брезгливость на лицах детей боролась с жадным любопытством. Взрослый мужчина, почти голый, хныча и поскуливая, бесцельно двигал ногами и руками. По подбородку у него текла слюна. Блеклые голубые глаза метались туда-сюда, лицо заросло щетиной. На миг он встретился взглядом с Тиренсом и вроде бы немного сосредоточился. Потом медленно поднес большой палец ко рту.

— Ой, староста, смотрите, он пальчик сосет, — засмеялся один из мальчишек.

Распростертый мужчина испустил крик. Его лицо побагровело и перекосилось. Он заплакал, тоненько, как младенец, но пальца изо рта не вынул. Рука была грязной, и этот розовый, мокрый от слюны палец резко выделялся среди остальных.

Тиренс стряхнул оцепенение и сказал:

— Так, ребята, хватит носиться по полю и топтать кырт. Вот заметят рабочие, мало вам не покажется. Быстренько расходитесь и не треплите языками. А ты, Райси, сбегай за мистером Дженкасом и приведи его сюда.

Улла Дженкаса с некоторой натяжкой можно было назвать поселковым фельдшером. Какое-то время он прослужил в подмастерьях у настоящего городского врача, благодаря чему был освобожден от работы в полях или на фабрике. Получилось не так уж плохо. Улл мог измерить температуру, выписать таблетки, сделать укол, а главное — определить, когда тот или иной недуг требовал поездки в городскую больницу. Без его полупрофессиональной помощи несчастные, заболевшие спинальным менингитом или острым аппендицитом, мучились бы сильно и недолго. А бригадиры ворчали, чуть ли не вслух обвиняя Дженкаса в заговоре с симулянтами.

Дженкас помог Тиренсу погрузить мужчину в коляску скутера, и они как можно незаметнее отвезли найденыша в поселок.

Вдвоем смыли присохшие к телу нечистоты и грязь. Волосы пришлось обрить. Осмотрев, насколько это было в его силах, мужчину, Дженкас вынес вердикт:

— Вроде ничем заразным не болен. Вполне упитанный, ребра не торчат. Уж прямо и не знаю, что с ним. Как думаете, староста, откуда он тут взялся?

Судя по тону, каким был задан вопрос, Дженкас сомневался, что староста сможет найти ответ, к чему сам Тиренс отнесся философски. Предыдущий староста управлял поселком почти пятьдесят лет — нет ничего удивительного в том, что местным требуется время, чтобы притереться к его молодому преемнику. И дело тут вовсе не в самом Тиренсе.

— Не знаю, Улл, — ответил он.

— Опять-таки, ходить он не может. Ни шажочка. Дите дитем. Значит, его сюда приволокли, да-а. Сдается мне, память он потерял.

— Какая болезнь может вызвать потерю памяти?

— Чего не знаю, того не знаю. Такое может приключиться, ежели человек умом тронулся, но в этом я не секу. Всех скорбных головой посылаю в город. А вы этого типа никогда не видели?

— Я же здесь всего месяц. — Тиренс терпеливо улыбнулся.

— Ну да, ну да, — Дженкас со вздохом извлек носовой платок. — Прежний-то староста был мужик что надо, в строгости нас держал. Я тут, почитай, шестьдесят лет живу, однако тоже малого этого в первый раз встречаю. Видать, из другого поселка он.

Дженкас был тучен. Из тех толстяков, которые уже рождаются пухлыми, а затем свою лепту в их вес вносит сидячий образ жизни. Поэтому фельдшер, разговаривая, постоянно отдувался и утирал красным носовым платком блестящий лоб, тут же вновь покрывающийся потом.

— Уж и не знаю, чего патрульным-то говорить, — добавил он.

А ведь верно. Беседы с патрульными было не избежать. Мальчишки разболтают все своим родителям, те примутся сплетничать друг с другом. Жизнь в поселке идет размеренно, и весть о необычном происшествии будет передаваться из уст в уста. Пока рано или поздно не дойдет до патрульных.

Патрульными называли сотрудников Флоринианского патруля. Они не были ни уроженцами Флорины, ни нобилями с планеты Сарк. Патрульные являлись наемниками, следившими за порядком и получавшими за это плату. Их не связывали кровные узы с поднадзорными, поэтому они не были склонны к поблажкам и попустительству жителям Флорины.

Патрульные пришли вдвоем, в сопровождении бригадира с фабрики, явившегося во всей полноте своей весьма ограниченной власти.

Особенного интереса к найденышу патрульные не проявили. Безмозглый идиот, может, и подпадал под их компетенцию, но тревоги не вызывал.

— Сколько времени тебе потребуется, чтобы его опознать? — спросил один у бригадира. — Кто этот человек?

— Я никогда его не встречал. — Бригадир помотал головой. — Он не из наших.

— При нем были какие-нибудь документы? — Патрульный повернулся к Дженкасу.

— Нет, сэр. Только тряпка на бедрах. Я спалил ее на случай инфекции.

— Что с ним?

— Рассудком повредился, так я скажу.

Тиренс ненавязчиво оттеснил патрульных к выходу. Им было скучно, и они не протестовали. Тот из двоих, который задавал вопросы, убрал блокнот и сказал:

— Ладно, наверх докладывать не о чем. Нас это не касается. Избавьтесь от него как-нибудь.

И они ушли.

Бригадир остался. Это был веснушчатый рыжеволосый мужчина с большими щетинистыми усами. Человек жестких принципов, он занимал свою должность уже пять лет; именно на нем в значительной степени лежал груз ответственности за выполнение фабрикой плана.

— Слушайте, с этим надо что-то решать, — раздраженно сказал он. — Народец только и делает, что судачит, а работать кто будет?

— Отправить парня к городским врачам — и вся недолга, — предложил Дженкас, энергично орудуя носовым платком. — Мне такая болячка не по зубам.

— В город?! — вскричал бригадир. — А кто платить будет? Платить кто будет, я тебя спрашиваю? Он — не из наших, правильно я понимаю?

— Вроде нет, — признал Дженкас.

— Ну и на кой тогда нам это? Выясните, откуда он, пусть за чокнутого платит его поселок.

— Уж и не знаю, как это выяснить. Сам-то чего можешь предложить?

Бригадир задумался. Кончик его языка машинально елозил по колючей растительности на верхней губе.

— Значит, так. От психа надо избавиться, — наконец изрек он. — Как советовал патрульный.

— Погодите-ка, — перебил его Тиренс, — вы понимаете, что говорите?

— Все равно он умрет, — сказал бригадир. — А так мы проявим милосердие.

— Нельзя взять и убить живого человека.

— Тогда скажите нам, что с ним делать.

— Что, если поручить заботу о нем кому-нибудь из поселковых?

— Это кому же? Уж не вы ли сами с ним будете нянькаться?

— У меня другие обязанности. — Тиренс проигнорировал откровенную грубость.

— И так ответит каждый. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь пренебрегал работой на фабрике ради заботы об этом чокнутом.

Тиренс вздохнул и спокойно сказал:

— А теперь, бригадир, давайте рассуждать здраво. Если вы не выполните квартальный план, я смогу заступиться за вас перед нобилями, объяснив, что один из рабочих заботился о бедолаге. В противном случае, если план окажется невыполненным, я отвечу, что не знаю причины.

Бригадир сердито зыркнул. В его взгляде отчетливо читалось: мол, староста — без году неделя, а уже мешает людям жить своей жизнью. Однако карту с «мастью» нобилей ему было не перебить. К тому же открыто противостоять старосте было неразумно.

— Но кому его поручить? — спросил бригадир. — Я не возьмусь, — поспешно добавил он, заподозрив неладное. — У меня у самого трое детей и жена хворая.

— Я не имел в виду вас.

Тиренс посмотрел в окно. После ухода патруля к дому старосты стянулась гомонящая толпа. По большей части дети, слишком маленькие для работы, и батраки с окрестных полей. Впрочем, были и фабричные, чья смена еще не началась.

На краю толпы выделялась крупная девушка. Тиренс уже успел обратить на нее внимание. Сильная, умелая, работящая. За несчастным лицом скрывалась природная сметка. Родись она мужчиной, ее, несомненно, послали бы на курсы старост. Но она была женщиной. Ее родители умерли, а некрасивая внешность должна была препятствовать романтическим похождениям. Одним словом, одинокая женщина, которая, скорее всего, таковой и останется.

— Как насчет нее? — спросил староста.

— Проклятье! — взревел бригадир, выглянув в окно. — И эта не на работе!

— Ничего, ничего, — примирительно произнес Тиренс. — Так как зовут девушку?

— Валона Марч.

— Прекрасно, я запомню. Позовите ее.

С того дня Тиренс стал неофициальным опекуном пары. Выбил для Валоны дополнительный паек, талоны на одежду и все прочее, что может понадобиться двоим людям, чтобы прожить на заработок одного, потому как второй нигде не зарегистрирован. Он же впоследствии сделал все, чтобы Рика обучили работе на ткацких станках. Вмешался в ссору Валоны с начальником цеха и помог ей избежать более сурового наказания. Гибель городского врача избавила его от необходимости что-либо предпринимать, но в принципе он был готов.

Неудивительно, что со всеми своими проблемами Валона шла к Тиренсу.

И теперь он ждал ответов на свои вопросы. Еще немного поколебавшись, она выдавила:

— Рик говорит, что все-все люди на нашей планете погибнут.

— И каким же образом? — недоуменно спросил Тиренс.

— Он пока не знает. Сказал только, что помнит это из прежней жизни, то есть из той, которая была у него до этой. А еще — про свою важную работу, хотя я и не поняла, в чем она заключалась.

— Как он ее описал?

— Сказал, будто ану… анализировал Ничто. С большой буквы «Н». Анализировать — это значит разбирать что-то на части, вроде того, как… — принялась объяснять Валона, не дождавшись реакции Тиренса, но тот рассеянно ее перебил:

— Я знаю, что такое «анализировать».

— Значит, вы поняли, что имел в виду Рик? — встревоженно спросила Валона.

— Может быть, девочка.

— Староста, а разве можно делать что-нибудь с Ничем?

Поднявшись на ноги, Тиренс коротко улыбнулся:

— Ну, как же, Валона! Неужели ты не знаешь, что наша галактика состоит в основном из Ничто?

На ее лице не было и тени понимания, однако она нисколько не усомнилась в его словах. Староста — образованный человек. Внезапно она поняла, что Рик, ее Рик, еще более образованный, и преисполнилась гордости.

— Пойдем. — Тиренс протянул ей руку.

— Куда?

— Где сейчас Рик?

— Дома. Спит.

— Прекрасно. Я тебя провожу. Не нужно, чтобы патрульные застали тебя одну на улице.

Ночью деревня казалась вымершей. Фонари едва освещали единственную улицу, делившую рабочий поселок надвое. Накрапывало. Теплый дождик моросил почти каждую ночь. Совсем слабенький — зонты или плащи не требовались.

Валона никогда еще не бывала на улице в столь поздний час в рабочую пору и боялась. Она старалась ступать как можно тише и прислушивалась, не доносятся ли шаги патрульных.

— Не надо идти на цыпочках, Валона, — сказал Тиренс. — Ведь с тобой я.

Его голос прозвучал так громко, что она подпрыгнула и послушно ускорила шаг.

В домике Валоны было темно, как и во всех прочих, поэтому они вошли внутрь с осторожностью. Тиренс родился и вырос в подобной лачуге, и хотя потом долго жил на Сарке, а теперь занимал трехкомнатный дом с отдельной ванной, он почувствовал некоторую ностальгию. Обстановка была простой, ничего лишнего: гладкий цементный пол, кровать, комод, два стула да шкаф в углу.

В кухне и ванной необходимости не было: ели все в фабричной столовой, а мылись в общественных душевых, чьи ряды тянулись на задах домов. Климат на Флорине мягкий, и защищать окна от мороза и дождя не требовалось. Во всех четырех стенах имелись загороженные ширмами отверстия, которые прикрывал от ночной мороси широкий карниз.

Тиренс включил прихваченный с собой фонарик и увидел, что один угол отгорожен старенькой ширмой. Он вспомнил, как сам раздобыл ее для Валоны, когда Рик стал уже скорее мужчиной, чем ребенком.

— Разбуди его, Валона, — кивнул он на угол.

— Рик, Рик! — Она постучала по ширме. — Вставай, маленький!

Оттуда захныкали.

— Это я, Лона.

Они зашли за перегородку. Тиренс посветил сначала на их с Валоной лица, потом на Рика. Тот заслонился от яркого света:

— Что случилось?

Тиренс присел на край койки, обратив внимание, что Рик спит на нормальной кровати. Когда-то Тиренс нашел для него старую расшатанную раскладушку, но, как оказалось, Валона оставила ее себе.

— Рик, Валона сказала, что к тебе возвращается память.

— Да, староста.

С Тиренсом он всегда держал себя очень почтительно, поскольку тот был самым важным человеком в поселке. Даже управляющий фабрики относился к старосте с должным уважением.

Рик рассказал о вернувшихся днем воспоминаниях.

— А с тех пор ты больше ничего не вспомнил?

— Ничего, староста.

— Хорошо, Рик. — Тиренс отрешенно потер руки. — Спи.

Валона проводила его до двери, крепясь изо всех сил, но то и дело вытирала глаза тыльной стороной своей широкой ладони.

— Староста, ему придется меня бросить, да?

— Ты ведь уже взрослая, Валона, — серьезно ответил Тиренс, беря ее за руку. — Я заберу его ненадолго, а потом обязательно верну.

— А что дальше?

— Я не знаю. Пойми, сейчас для нас нет ничего важнее воспоминаний Рика.

— Вы думаете, все будет так, как он сказал? Люди на Флорине умрут?

— Только никому об этом не говори, Валона. — Тиренс сжал ее пальцы. — Иначе придут патрульные и заберут Рика навсегда. Вот о чем тебе надо думать.

Он не спеша вернулся домой, в задумчивости не замечая, как дрожат руки. Сон не шел. Проворочавшись час, Тиренс достал наркополе. Оно было из того немногого, что он привез с собой с Сарка, когда его назначили старостой на Флорине. Наркополе облегло голову, словно тонкая фетровая шляпа. Тиренс выставил таймер на пять часов и нажал кнопку.

Едва он успел устроиться поудобнее, как аппарат, с небольшой задержкой, отключил бодрствующие центры его головного мозга, мгновенно погрузив в сон без сновидений.

Глава 3

Библиотекарь

Они оставили скутер в боксе, на стоянке у окраины Города. Скутеры в Городе — редкость, а Тиренс не хотел привлекать лишнее внимание. Ему вспомнился Верхний город с диамагнитными наземными автомобилями и гироскопами-антигравами. Ну, так на то он и Верхний, здесь все иначе.

Рик смотрел, как Тиренс закрывает бокс, прижимая палец. Чувствуя себя немного неудобно в новом комбинезоне, он неохотно двинулся за старостой под сооружение, похожее на высокий мост, — первую опору Верхнего города.

У всех прочих городов на Флорине были имена, этот же назывался просто Городом. На планете считалось, что рабочим и поселянам, обитавшим в нем самом или в его окрестностях, несказанно повезло. В Городе и врачи лучше, и больницы, больше фабрик и винных магазинов, даже роскошь какая-никакая имелась. Сами жители относились ко всему этому с меньшим восторгом. Ведь они жили в тени Верхнего города.

Тот же полностью оправдывал свое название. Город был жестко разделен горизонтальным слоем бетоносплава площадью в пятьдесят квадратных миль, который поддерживали около двадцати тысяч опор из стальных балок. Внизу, в тени бетоносплава, обитали туземцы. Над ними, под чистым небом, жили нобили. В Верхнем городе трудно было поверить, что находишься на Флорине. Его населяли почти исключительно уроженцы Сарка с «вкраплением» патрульных-наемников. Высший класс в самом что ни на есть буквальном смысле.

Дорогу Тиренс знал. Шел быстро, стараясь не встречаться взглядом с прохожими, смотревшими на одежду старосты с неприязнью и завистью. Коротконогий Рик семенил следом, пытаясь не отстать. Свою предыдущую поездку в Город он помнил плохо. Теперь все здесь казалось другим. Тогда было облачно, сегодня светило солнце, его лучи падали сквозь щели в плитах, и темные полосы делались еще темнее на фоне ярких. Чередование света и тени завораживало Рика, почти гипнотизировало.

На солнышке грелись старики в креслах на колесиках, медленно передвигаясь за ползущим лучом. Временами кто-то начинал клевать носом и оказывался в тени, пока его не будил скрип колес. Иногда световую полосу заполняли мамочки с колясками.

— А теперь, Рик, держи себя в руках, — предупредил Тиренс. — Мы поднимаемся.

Они остановились перед коробом, протянувшимся между четырьмя опорами до самой плиты.

— Я боюсь, — сказал Рик.

Он догадался, для чего служит это сооружение, — это лифт, ведущий на верхний уровень.

Лифты, разумеется, были необходимы. Производство располагалось внизу, а потребители жили наверху. В Нижний город отгружались химикаты и основные продукты питания, однако готовые пластмассовые изделия и изысканная пища оставались привилегией Верхнего. Наверху требовались горничные, садовники, шоферы, строительные рабочие. Лишнее население копошилось внизу.

Тиренс не обратил внимания на испуг Рика. Его удивило собственное сердце, неожиданно екнувшее. Не от страха, нет. Скорее от предвкушения. Совсем скоро он вновь шагнет на священную поверхность и оставит на ней грязные отпечатки своих ботинок. Тиренс имел право туда подняться. Да, он был флоринианцем, но вместе с тем старостой, а следовательно, ему дозволялось входить в Верхний город в любое время.

О, галактика! Как же он их ненавидел!

Тиренс глубоко вздохнул и вызвал лифт. Какой смысл пестовать ненависть? Он много лет прожил на Сарке, в самом гнездилище нобилей. Тиренс научился переносить все молча. Однако не следовало забывать и то, что он узнал вчера. И не только вчера.

Загудел, опускаясь, лифт. Стена, перед которой они стояли, ушла вниз. Лифтер глянул на них с отвращением.

— Тут что, только вы двое?