Космическая тетушка Хаецкая Елена

Охта несколько раз подпрыгнул и не спеша пошел в сторону трапа.

Бугго собрала обломки сорванной обшивки и замок, сложила их в каюте, прикрыла дверь и потушила свет в этой части коридора. Затем вернулась к раненому Тагану.

Он лежал тихо, и Бугго подумала, что он заснул, но Таган пошевелился и заговорил:

– Нашли?

– Без особого труда.

– Вы, конечно, отправили его в трюм – работать вместо себя?

– Конечно, – сказала Бугго. – Ты меня осуждаешь?

– Нет, – отозвался Таган и гулко вздохнул.

Они помолчали, думая каждый о своем. Потом Бугго спросила:

– Где вы с Оале живете?

– Гостиница «Искра».

– Даже не слыхала, – призналась Бугго.

Таган перекатил голову на плоской подушке:

– Ничего удивительного. Рассадник блох и воров. Но некоторые грузчики тоже там квартируют, так что общество у нас в целом неплохое.

Услышанное погрузило Бугго в новые размышления. Она чувствовала, что Таган украдкой наблюдает за ней, и была благодарна ему за молчание.

«Благовоспитанные молодые люди» – назвал овелэйцев Хугебурка. Или – «изящно воспитанные»… Так, кажется, он выразился? Да ж. Изящества этим грузчикам не занимать.

Было что-то пугающее в том, с какой готовностью Иза Таган решился искалечить себя. Надо будет спросить Хугебурку, что ему удалось выяснить о метаболизме овелэйцев. Может быть, на них все заживает как на собаках. Но почему-то Бугго сильно сомневалась в этом.

Таган и его подруга держались так, словно поставили перед собой некую цель и теперь любой ценой добиваются осуществления задуманного. Они мыслили как стратеги – хотя их армия состояла всего из двух человек, из них самих. Но они все равно оставались стратегами. И даже неизбежные потери были ими предусмотрены и учтены.

– Я в долгу перед вами, – сказала Бугго. – Когда мы выберемся отсюда, я оплачу для вас приличный номер в приличной гостинице.

– Не надо, – сказал Таган.

– Это не плата за труды, – возразила Бугго. – Просто небольшая дружеская услуга.

– Нет, – повторил Таган.

И снова Бугго ощутила холодок. Он отказывался от ее помощи вовсе не потому, что не хотел воспользоваться ее благодарностью. Напротив. Бугго вдруг поняла смысл происходящего. Точнее, первой его половины. Овелэйцы желали быть полезными Бугго именно потому, что им позарез требовалась благодарная Бугго. Бугго, которая у них в долгу. И они отнюдь не собирались расходовать ее благодарность по пустякам. Нет, они с самого начала ждали, что она поймет – чего именно они добиваются. И когда она сообразит, наконец, в чем дело, начнется вторая половина этой истории.

Да, Бугго понимала, что сейчас ей следует разозлиться. Но не могла. Овелэйцы не пытались использовать ее, как это изредка делали другие. Они неукоснительно следовали своему этикету. И при этом сильно рисковали: ведь Бугго вполне может не понять их намеков. Или сделает вид, будто не понимает.

Она взяла пальцы Тагана и чуть сжала их.

Врач явился на корабль спустя час с небольшим. Это был практикант, начинающий работу в страховой компании. На нем тоже был герметичный костюм. Его сопровождали носилки на автоматическом ходу.

Врач посмотрел на Бугго с неприязнью, которая хлестнула даже сквозь стекла, и попросил ее не мешать.

Затем вынул пистолетик и сделал инъекцию чуть выше и чуть ниже места перелома. Бугго видела, как Таган вздрогнул и выгнулся дугой, а затем облегченно опал на койку.

– Сейчас боль пройдет, – сказал врач – как послышалось Бугго, с сожалением. И тотчас принялся ощупывать сломанную ногу.

– Плохо! – решительно сказал он наконец. – Забирайтесь на носилки. Я не могу работать в этом костюме!

Таган приподнялся на локтях. Врач безучастно наблюдал за ним. Раненый перевалился набок, затем сделал еще одно усилие и перекатился на носилки лицом вниз.

– Управляйте с помощью кнопок, – сказал врач. – Сейчас едем к выходу четыре.

Носилки тронулись; врач шагал рядом. Бугго, всеми забытая, торопилась сзади. Они счастливо миновали в полутьме выломанную дверь, завернули за угол, где опять горел свет, и очутились перед выходом номер четыре. Врач поднес к своей маске ладонь и сказал: «Мы на месте». Стена расступилась, блеклое пустое пространство переборки сменилось желто-синим пейзажем летного поля, таким ярким, что Бугго ощутила почти физическое наслаждение.

Врач спрыгнул на землю. Электроносилки заскользили по пандусу. Последней вышла Бугго, и двери с облегчением закрылись.

У входа в раздевалку уже стоял большой контейнер для использованных костюмов. Из его разинутого зева несло вонью старого дезраствора. Врач остановился, сорвал с себя маску, с чмокающим звуком отлепил от вспотевшего тела «вторую кожу» и остался в коротеньких, до колен, мягких штанах.

– Раз уж вы здесь, – обратился он к Бугго, относясь к своей наготе с медицинским бесстрастием, – то разденьте его сами. И не одевайте ни во что, только срам прикройте, если хотите. Все равно в больнице опять раздевать. Перелом сложный. Счет я передам в страховую компанию. Если следствие установит, что травма наступила вследствие его собственной неосторожности… не знаю, как он будет расплачиваться. Тем более, что ближайшие полгода работать он не сможет.

И практикант зашагал к своей машине, перекатывая на ходу упитанными ягодицами.

Бугго сняла с Тагана маску и увидела, что темное лицо сморщилось, как будто из него выкачали всю влагу. Но под воздействием свежего воздуха оно буквально на глазах начало расправляться. Кожа вновь натянулась и заблестела и скоро опять сделалась неестественно гладкой. Таган улыбался, подставляя солнцу набухшие веки.

Бугго аккуратно разлепила застежку, освободила руки, грудь и потащила ткань дальше. Спустив костюм до колен раненого, она остановилась.

– Он сделал укол, – напомнил Таган спокойно, – я пока ничего не чувствую.

– Не поверишь, но мне страшно, – вымолвила Бугго.

– Не говорите только, что боитесь крови.

– И уколов, – сказала Бугго. – Да, боюсь.

Штанины были наконец сдернуты долой, и открылась поврежденная нога. Она сильно распухла, ступня была странно вывернута. Гигантское розовое пятно расплывалось по всей щиколотке. Из неприятной рваной раны торчал острый осколок кости. Длинные тонкие пальцы ног растопырились.

– А у себя на родине ты носил кольца на пальцах ног? – спросила Бугго.

– У нас многие носят, – ответил Таган.

Бугго освободилась от маски, костюма, швырнула их в контейнер и, совершенно голая, повернулась к лежащему на носилках.

– Ну вот и все, – произнесла она. – Рули к медицинской машине. Докторишка, небось, заждался.

– Ничего. Он работать не любит, – отозвался Таган таким дружеским тоном, что Бугго вдруг показалось, будто между ними разом обвалились все преграды: этикета, воспитания, происхождения; всего, что включают в себя понятия «раса» и «культура». Это ощущение длилось миг, но запомнилось.

– Какой у тебя номер карточки? – осведомилась Бугго. – Учти, я возьму твою одежду.

– 619-Нака-7. Учтите, она не слишком чистая.

– Все, до встречи в лучшем из миров.

Бугго побежала к раздевалке, а Иза Таган, чуть помедлив, взялся за рычажок управления и двинулся на носилках к медицинской машине.

* * *

Бугго, вторично принявшая душ у себя на корабле, прикрылась мягкой, легкой маечкой, завязала вокруг бедер большую шаль с меховыми «бубенчиками» – и в таком виде явилась в рубку. Хугебурка уже находился там – работал над отчетом по Овелэ. Заслышав танцующие шаги капитана, он поднял голову и без улыбки взглянул на Бугго, сияющую.

– Как прошел день, дорогая? – поинтересовался он.

– Не нахальничайте, господин Хугебурка. Я все еще ваш капитан и судовладелец… Спросите лучше, удалось ли мне вызволить Малька.

– Это и так очевидно, – буркнул он. – Он скоро придет?

– Как только закончится смена.

– Антиквар оставил для вас какие-то особенные кексы, – сообщил Хугебурка. – Сверхпитательные. С творогом, кажется. Специально для капитанов и судовладельцев, работающих грузчиками на чужих кораблях.

Бугго взяла на колени блюдо, прикрытое салфеткой, выудила круглый плотный кексик и без раздумий сунула его в рот.

Пока она сражалась с вязким тугим тестом, Хугебурка приступил к докладу.

– Овелэ – экономически отсталая планета с древнейшей цивилизацией…

Жуя, Бугго захлопала в ладоши.

– Шедевр! – произнесла она с набитым ртом. – Погодите, не продолжайте. Дайте насладиться.

Хугебурка выдержал секунды три – этого, по его мнению, было вполне довольно, – и продолжил:

– Большая планета в Пятом секторе, с исключительно благоприятными для человека условиями. Много воды. Три основных континента, не считая крупных и мелких островов. Условно выделяются три экономические и природные зоны. Они, опять же, условно, разделены по континентам.

– Логично, – проговорила Бугго и, ничуть не смутившись, вытерла слюну, которая вдруг потекла у нее по подбородку.

– Во-первых, – продолжал Хугебурка невозмутимо, – на юге десяток государств, так называемое «Содружество». Промышленность. Преимущественно перерабатывающая.

– Кстати, о промышленности, – сказала Бугго в перерыве между кексами, – знаете, один докер построил настоящую катапульту. И вот однажды в Варидотэ-Один пришел груз настоящей замороженной рыбы. Не синтетической, а самой настоящей, понимаете? Естественно, ребята не могли не украсть хотя бы по одной… Но как? Груз ценный, рыба с каким-то особенным целебным мясом, в общем, вы понимаете. По всему периметру разгрузки – забор и у ворот охрана. Тут они приносят катапульту…

– Большую часть Овелэ занимают природные заповедники, где общим планетным законодательством запрещено… – вклинился Хугебурка, дождавшись, пока Бугго остановится, чтобы перевести дух.

Бугго сунула в рот сладкий палец, облизала и сказала:

– И вот, представьте, выходит один докер за ворота и скрывается за углом, чтобы подобрать свою рыбину, а тут как раз вылетает вторая! Хрясь его по голове! Другой докер подбегает туда с той же целью – поднять очередную тушку и утащить ее… а там его товарищ, получив рыбой в лоб, лежит без сознания! И только рыбий хвост в бесчувственных пальцах жмет.

– В заповедниках почти нет людей. Только охрана, ученые, есть несколько звероферм. Настоящий мех идет на экспорт. Одна шкурка стоит как небольшая скобяная лавка. Могу потом показать их каталоги. Калмине покончит с собой, когда вникнет в специфику.

– Брат убил брата, – сказала Бугго.

– Что?

– Ну, не убил, конечно, – пояснила она. – Все равно, смешно! Как он его рыбиной по башке!..

Хугебурка помолчал немного и продолжил как ни в чем не бывало:

– Выше экватора – третий континент, по размеру самый маленький. Два полностью аграрных государства и одна «спорная территория». Там неприступные горы, которые никому, по большому счету, не нужны. Так, памятник природы. Они их время от времени покоряют и водружают на вершину то один флаг, то другой. Это у них вроде спорта.

– У докеров воровство – тоже вроде спорта, – сказала Бугго. – Вот был такой случай. Приходит как-то грузовоз «Лапонька» – жуткое старое корыто – и привозит с одной планетки во втором секторе несколько рефрижераторных секций.

Хугебурка поморщился так, словно у него болел зуб.

– После разгрузки настоящего мяса ребята приходят, чтобы загрузить в пустые секции фуксилии – ну, здешние морепродукты. Кстати, это разновидность кораллов, и они очень полезные… И что они видят? – Бугго засмеялась. – Говяжью ногу и топор! Предыдущая бригада отрубила от туши для себя, но к концу смены до того перепилась, что забыла украсть! Вы можете это представить? Естественно, ребята забрали эту ногу, сварили и съели, а те за ними потом ходили и ныли: «Ребята, хоть топор отдайте…»

– Это, в конце концов, невыносимо! – взорвался Хугебурка. – Госпожа Анео, вы будете меня слушать? Или теперь вы предпочитаете кидать на погрузчик мешки? Нашли занятие себе по душе? Учтите, в следующем порту я отправлю вас лично заниматься погрузкой.

– Ниже ямы не пошлете, – сказала Бугго.

Хугебурка плюнул и швырнул свою планшетку в угол.

– Вы – чудовище!

И тут в рубке объявился Охта Малек. Из комбинезона, принадлежащего Бугго, высовывалось его лохматое личико со смятой, клочковатой шерстью. Глазки блаженно блестели. Механик смотрел на рубку, на капитана, на старшего офицера и улыбался все шире и счастливее.

– Как все прошло, Охта? – спросила Бугго.

– А, нормально, – ответил Малек. – Только когда одевались, один другому сказал: «А еще говорили, будто эта Оале Найу – красавица…»

– Ты в душе был? – строго спросила Бугго.

– Ну.

– И ноги в дезрастворе мыл?

– Сам чуть не растворился.

– Все, иди к себе.

– Кушать хочется, – сказал Малек.

– Тебе Калмине подаст прямо туда. Иди отдыхай.

И Малька унесло из рубки, кружащегося, как бабочка на ветру.

– Как вы это сделали? – полюбопытствовал Хугебурка. Он встал и подобрал планшетку.

– С помощью странных жертв и попрания принципов.

– Насчет принципов я уже понял, – заметил Хугебурка. – А про странные жертвы – поясните, пожалуйста.

– Ради того, чтобы дать мне возможность проникнуть в каюты «Канахи», Иза Таган сломал себе ногу.

– Сам?

– Именно. Организовал несчастный случай. Он сейчас в больнице.

– Мне это не нравится. – Хугебурка выглядел встревоженным.

– А мне-то как это не нравится… – со вздохом отозвалась Бугго.

Она взяла еще один кекс, устроилась с ногами на топчанчике, сладко зевнула – больше от удовольствия, чем от усталости.

– Попросите Калмине, чтобы позаботился о Мальке. И узнайте – не сейчас, попозже – как будет оплачено лечение Тагана. У него, кажется, нет страховки, а перелом сложный… В вашем докладе нет ни слова о метаболизме овелэйцев. Доработайте…

Она удобнее устроилась на топчане, подложила руки под голову, втянула ноги под шаль.

– Ступайте же, – повторила Бугго. – Вам ясен приказ? Отвечайте, господин Хугебурка!

– Приказ ясен, госпожа Анео.

Он оставил возле топчана планшетку с информацией по Овелэ, придвинул поближе столик, где стоял большой кувшин с горячим молоком, и вышел. Бугго взяла в одну руку стакан с молоком, в другую – планшетку и, зевая во весь рот, прочитала:

«Приблизительно пятнадцать лет назад, вследствие череды сильных неурожаев, сельскохозяйственные регионы Овелэ… Где это, он говорил? А, выше экватора. Там, где горы – вид спорта… Сильно пострадали от голода. Массовый падеж скота. Эпидемии опустошили целые районы. Обвальный рост преступности… что вполне естественно, хоть и гнусно… В этих обстоятельствах у правительств имелся единственный разумный выход – принять помощь планеты-соседа Стенванэ, несущей на своей груди союз экономически развитых, промышленных дружественных держав… Кто это написал?»

Бугго положила планшетку на живот и погрузилась в размышления, время от времени взбадривая себя сладким молоком и кексами.

Голод, эпидемии, банда грабителей. Словом, национальное бедствие. Естественно, в таких условиях появляются всякие нелегальные эмигранты. Но это же было пятнадцать лет назад! С тех пор обстановка нормализовалась. По крайней мере, согласно сообщениям, которые удалось найти в информационной сети. За пятнадцать лет все нелегальные эмигранты нашли себе место под новым солнцем или вернулись на родину.

Все. Кроме Изы Тагана и его подруги.

Бугго почувствовала, что засыпает. Ее сон был полон воздушных змеев, и когда Хугебурка вернулся в рубку, чтобы доложить о результатах своей деятельности, Бугго уже крепко спала и улыбалась во сне.

* * *

За завтраком обсуждали сразу несколько новостей. Во-первых, «Канаха» наконец покинула Варидотэ-Один. Без Охты Малька, разумеется. И без единой попытки объясниться. Впрочем, Бугго тоже не рвалась к разговору со злополучным капитаном «Канахи».

– Когда у людей накопилось слишком много всего, что они могли бы сказать друг другу, им лучше вообще не встречаться, – заявила она.

– Госпожа Анео, вы становитесь устрашающе мудрой! – льстиво заметил на это Калмине Антиквар.

– Просто старею, – вздохнула Бугго. И обратилась к Хугебурке: – Что удалось узнать об овелэйцах?

– Метаболизм у них самый обычный. Они болеют, страдают и умирают, как и все люди. Особенно выразительно это показано в их стереохронике пятнадцатилетней выдержки.

– Дальше, – приказала Бугго. – Видите, я не позволяю вам испортить мне аппетит. Вы же этого добиваетесь?

Хугебурка чуть пожал плечами.

– Я был в больнице.

– Как там Иза Таган?

– Перелом действительно сложный. Причина несчастного случая уже установлена.

– Что, все-таки нашли свежий разрез на ремнях люльки?

– Нет, о разрезах вообще речь не шла. «Неправильная постановка стопы». Я видел протокол.

Бугго даже привстала из-за стола.

– И он подписал?

– Кто? Таган? Да, конечно. Подписал.

– Но как он намерен расплачиваться за лечение? Не будет же Оале Найу в одиночку отрабатывать за него такой огромный долг! Или это я должна проявить догадливость и внести всю необходимую сумму?

Хугебурка сделался мрачнее тучи.

– Не придется. Лечение Тагана уже оплачено.

– Кем?

– Оале Найу. Она побывала в больнице незадолго до меня и закрыла все счета авансом.

– Не может быть! Теперь вы действительно испортили мне аппетит, господин Хугебурка!

– А много там было? – спросил Антиквар. – Ну, по авансовому счету?

Хугебурка ответил:

– Семьсот пятьдесят экю.

Антиквар безмолвно схватился за голову.

– Боже правый, – медленно проговорила Бугго, – если им не нужно от меня ни денег, ни помощи, то чего они добиваются? Получить работу на «Ласточке»? Переселиться на Эльбею? Стать садовниками у моего почтенного отца?

Вопросы падали в пустоту, как пули, пролетающие мимо цели, а истинный ответ тихо, неумолимо вызревал в глубинах сознания Бугго, и все ее естество противилось этому.

– Мы можем улететь отсюда хоть завтра, – сказал Хугебурка, наблюдая за переменами в лице своего капитана. – Вы ничего и никому не обязаны.

Бугго покачала головой.

– Вы смотрели их стереохронику?

– Скажу вам больше, – проговорил он. – То, что я подготовил для вашего просмотра, – избранные места. Там есть гораздо хуже.

– Одного не понимаю, – молвила Бугго, – как они собираются это сделать?

– Можете их спросить, – предложил Хугебурка.

– Ага. Спрошу. А они, следуя своему идиотскому этикету, начнут ходить вокруг да около и ждать, пока до меня дойдет.

– Мне кажется, нет, – возразил Хугебурка. – Коль скоро вы признаете себя их союзником, они будут отвечать вам на любые вопросы без обиняков. Я тут поразмыслил над их этикетом и в конце концов пришел к выводу, что в нем имеется определенная целесообразность.

– Интересно, – вставил Калмине.

– Если один человек понимает намеки другого и угадывает его ожидания, значит, они единомышленники. У них общие чувства и помыслы. Если же понимания не произошло, любая откровенность может оказаться опасной.

– Да? Но почему, в таком случае, это касается только мужчин? – спросила Бугго, заинтересованная.

– Женщин – тоже, только в меньшей степени, – напомнил Хугебурка. – Видимо, это связано с тем, что наиболее серьезными и важными делами на Овелэ заправляют мужчины. Во всяком случае, официально.

– Все-таки я расистка, – сказала Бугго.

– У них интересная мода, – заговорил Антиквар. – Содержит много естественных элементов. Перья, кусочки меха – все только настоящее. И еще они помешаны на объемах. Пузыри, обилие драпировок…

– А порнография? – спросила Бугго.

Калмине отвел глаза.

– Ну, не притворяйтесь, будто не смотрели их порносайты! – подбодрила Бугго своего консультанта по имиджу.

– Порнография дает представление о том, что в данном обществе считается непристойным и возбуждающим, – сказал Антиквар немного обиженно. – Сочетание цветов, форм, позы… Модельер обязан учитывать это при создании одежды. Где-то избегать, а где-то и прибегать к намекам на.

– Тебя, Антиквар, между прочим, никто и не осуждает, – подбодрил его Хугебурка. – Просто поделись впечатлениями как художник.

– Ладно. В общем, мне их порнография показалась немного странной.

– Подробнее! – потребовала Бугго.

– Неестественной. Любая эротика всегда имеет прочную связь с традиционной культурой. Привожу условный пример. Если культуре свойственно пасти коз, то на порносайте мы непременно увидим, как некий олух совокупляется с козой. Или некая девица – с козлом. А на Овелэ все иначе. Культура сама по себе, а порно – само по себе. Как будто оно – некий чужеродный элемент. Грязное и скучное, кстати. Хорошее порно всегда органично и эстетно. Это я так, к сведению.

Бугго сморщила нос, вспоминая дешевые эротические каналы, которые Хугебурка изредка смотрел в портовых гостиницах. Хугебурка, видимо, подумал о том же самом, потому что быстро вернул разговор к теме Овелэ:

– А более старую их порнографию не изучали? Двадцатилетней давности?

– Ох, господа мои, – вздохнула Бугго, – чем больше я думаю об Овелэ, тем меньше мне нравится ситуация.

– Да, знакомые симптомы, – согласился Хугебурка.

– Ну вот вам-то откуда известно? – напустилась на него Бугго. – Вы что, участник подобных событий? Когда успели?

– Дерьмо – оно по всей галактике пахнет одинаково, – изрек Хугебурка, – а я за свою жизнь изрядно его нанюхался, будьте покойны!

– Все, – отрезала Бугго. – Приятного всем аппетита. Вы как хотите, господа офицеры, а я намерена закончить завтрак.

Часть восьмая

В ущелье всегда дул ветер, теплый и настойчивый; он поднимался снизу и длинными струями тянулся вверх, к скалистым скулам гор. Ветер, предназначенный развевать ленты и подбрасывать тонкие лоскуты ткани.

Школьный учитель Риха Рабода говорил, что в этом ущелье дышит душа Овелэ.

Они изучали искусство создавать воздушные замки. Это было очень важно, особенно в детстве. Собирать материю, выпрашивая ее у матерей и знакомых, и сшивать в полосы и квадраты – особым образом, чтобы, очутившись в ущелье, ленты извивались и ползли вверх по нагретой пустоте, а квадраты повисали между горячими источниками, бьющими далеко внизу, и нахмуренным лбом скалы, – и, повиснув, дрожали извилистыми краями.

Сочетание лент и платков создавало в ущелье воздушный замок – замок с трепещущими колоннами и порхающими перекрытиями, многоярусный, текучий, постепенно разрушающийся. Одна за другой сдавались и соскальзывали в пропасть колонны, бессильно свиваясь в падении; медленно опускались потолки и стены, попадая в холодные провалы между горячими, устремленными к небу воздушными токами. Дно ущелья покрывалось цветными заплатами, которые долго еще пузырились и вздувались, подталкиваемые бурлящей водой.

Ученики Рихи Рабоды умели правильно вкладывать лоскуты в воздух, распределяя их по пространству ущелья.

Самым трудным для Изы Тагана было в те годы – не пройти по подвесному мостику, перебрасываемому через ущелье всякий раз перед праздником, и не определить близость подходящего воздушного потока (этой цели служили особые длинные палочки с лентами), и даже не добыть красивые лоскуты, – нет, самым трудным оставалось разжать пальцы и отпустить свое творение на свободу. Но он знал, что когда сделает это, начнется чудо.

В тот раз у него получилась витая колонна. Сшитая из трех разноцветных полос, она медленно закручивалась в спираль, завораживая зрителей струением красок. А затем, как обычно, замок начал рассыпаться. Это мгновение многие любили не меньше, чем начало праздника, – оно позволяло наконец перевести дух и ощутить себя снова земными людьми.

И вдруг чей-то ярко-розовый лоскут, вместо того, чтобы сдаться и смирно прильнуть к какому-нибудь камню на земле, взвился вверх и, шелково чиркнув по щеке Тагана, стоявшего ближе всех к краю ущелья, помчался навстречу небу и скрылся за выступом скалы.

Таган тихо дотронулся до щеки, запомнившей до мелочей прикосновение летучего шелка. Мальчику показалось, что его только что поцеловала женщина, и в тот же миг он понял, что такое – быть влюбленным.

Ему было одиннадцать лет. С тех пор прошло еще пятнадцать. Целая жизнь.

* * *

– Гийан не вернулся, – объявил Риха Рабода.

Только эти слова, ничего больше. Но собравшиеся в доме учителя знали: опять, уже вторично, ничто в их жизни не будет прежним.

* * *

В первый раз несчастье подошло к ним, как прохожий, естественно и незаметно, и поначалу они все неосознанно ждали, что явится кто-то еще и объявит: случившееся – шутка, недоразумение; поваляли дурака – и будет, довольно, а сейчас все мы разойдемся по домам и заживем старой жизнью… Но ничего подобного так и не произошло, и делалось все страшнее и голоднее, и люди посреди этого страха становились все более одинокими.

Поначалу беда почти не имела признаков. Разве что закупка семян задержала сев почти на неделю. Такое, вероятно, случалось и прежде, и никто не был особо встревожен.

Централизованные поставки семян – только через государственные структуры – были утверждены год назад особым законом. Перед этим вскрылись некрасивые спекуляции нескольких частных поставщиков. Их публично судили за злоупотребление доверием клиентов. По национальному стерео показывали роскошные дома на побережье, возле самых заповедников, построенные благодаря махинациям с закупками и перепродажей селекционных, отборных семян. Все дома конфисковали, богатые жулики отправились в тюрьму, а их жены и дети – к родственникам, жить из милости. После этого и был принят закон о госпоставках.

В первый раз все были очень довольны, а на второй произошла задержка.

Семена оказались не прежние, а нового сорта, улучшенные. Их получили практически все землевладельцы северной части Овелэ.

Дети продолжали изучать топографию и генеалогию и узнавать имена своих предков на той земле, которую возделывали их родители. А злой прохожий уже готовился вынырнуть из-за поворота.

Посевы зерновых почти не взошли. Солнце убило их. Нежная зелень съеживалась и засыхала, едва покинув колыбель. Не хватало воды для полива и ткани для тентов. Скот беспечно жевал дикую траву, не подозревая о том, что зимой ему предстоит отощать. Огороды, рваные клочки надежды, вытолкнули из своих сухих недр сносный урожай, – но это было и все.

Учитель Риха Рабода заглянул как-то раз в дом к отцу Изы Тагана и спросил, остались ли у того семена.

Таган жил в городе, но всеми делами на своих землях управлял сам, и семена держал под рукой, в кладовке.

При виде учителя отец почтительно встал.

– Иза найдет для вас несколько. Наверняка в мешках что-нибудь да отыщется.

Учитель терпеливо улыбнулся, а Иза бросился в кладовку – перетряхивать мешки. Он собрал целую горсть. Учитель сделал маленький сверток из платка и ушел. Отец смотрел ему вслед так, словно верил, что Рабода с горсткой семян в состоянии отвратить неминуемый неурожай.

Однако желаемого чуда не произошло. Наверняка были какие-то другие чудеса, но только не это. Хлеб не уродился, и его закупили у Стенванэ. С юга прекратились поставки оборудования и металла и начались требования выплаты неустоек по договорам. Долги росли, но жизнь оставалась сносной.

Селекционные лаборатории пытались выправить положение. Согласно новым рекомендациям, сев произвели на две недели раньше обычного. Этот урожай погиб, затопленный невиданным разливами рек и обильными дождями.

К осени к голоду прибавилась эпидемия. Какое-то легочное заболевание, от которого не было лекарства.

Спустя годы, глядя стереохронику, трудно понять: как мог кто-то уцелеть посреди этого шквала? Но отдаленные сроки и взгляд стереокамеры спрессовали события, которые на самом деле постоянно разжижались то временем, то расстоянием. В городах ситуация была вообще менее страшной. Голодные банды бродили за пределами каменных строений и только изредка осмеливались вбегать на окраину. Их отстреливали, но меньше их от этого не становилось.

Страницы: «« ... 1516171819202122 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Глен Кук – не только один из тех редкостных писателей, таланту которых в равной степени подвластны и...
Глен Кук – писатель, таланту которого в равной степени подвластны и научная фантастика, и фэнтези, н...
Глен Кук – не только один из тех редкостных писателей, таланту которых в равной степени подвластны и...
Глен Кук – не только один из тех редкостных писателей, таланту которых в равной степени подвластны и...
Глен Кук – не только один из тех редкостных писателей, таланту которых в равной степени подвластны и...
Глен Кук – не только один из тех редкостных писателей, таланту которых в равной степени подвластны и...