Urban Express Нордстрем Кьелл

Мирный переговорщик из Бейрута. Хоккеистка из Найроби. Пиццайоло из Норвегии. Вот материал, из которого ткутся грезы. И центральные конфликты бесчисленного множества голливудских постановок. Похоже, нам не наскучивают истории о том, кто мы такие и откуда родом. Но где наша настоящая родина в мире, в котором «откуда» уже не то же самое, что «кто»?

Мы стадные животные

Мы не любим быть одни. Давайте на минуту забудем об отшельниках и тех периодах, когда нам самим хочется остаться наедине с собой. Нам нужно чувствовать себя частью целого. В этом мнении, кажется, сходятся исследователи и философы всего мира. Нам не укротить свое стадное чувство. Возможно, поэтому для нас столь важное значение имеет место. Деревня или страна. География отрезала нас друг от друга. Но, похоже, теперь стадо, частью которого мы себя считаем, начало меняться. С помощью технологий мы вырвались из оков географии.

Великая Китайская стена поражает своими масштабами. Каменный барьер длиной почти 9000 километров, проходящий по горному хребту на севере Китая. Впечатляет. Но теперь, в мире, где географические границы, культура и религия не всегда совпадают, это не более чем любопытная туристическая достопримечательность.

Наша национальная идентичность субъективна. Иначе ведь и быть не может? Поэтому очень трудно выделить то, что формирует основу нации. У каждой есть ряд идей и убеждений, которые сохранялись на протяжении долгого времени и постепенно обрели политическое значение. Но дальше начинаются трудности. Кто-то считает, что нация состоит просто из жителей одной страны, независимо от того, какого они происхождения. Это подход, отводящий главную роль географии. Но есть и другая концепция, называемая этнонациональным, или культурологическим, подходом. Тут нация определяется культурологическими характеристиками. Нацию связывает воедино то, что люди, проживающие на данной территории, имеют общую идентичность. Так что нет ничего удивительного в том, что национальная идентичность кажется нам, существам извечно стремящимся к безопасности, столь необходимой. Держать под контролем свою территорию – национальное государство – значит создавать безопасную среду для своего стада. Но факторы, из которых складывается основа этой идентичности, можно, безусловно, оценивать по-разному. То, как и за счет чего мы обособляемся от других, – наука неточная. И современный образ жизни ни в коей мере не внес ясность. А что станет с национальным государством тогда, когда мы будем проживать часть жизни или даже ее всю так, будто его вовсе не существует?

Довольствуемся только лучшим

Это началось очень давно. Возможно, еще тогда, когда Васко да Гама и другие первооткрыватели начали разгадывать тайны мира в X в. А может, мы сделали первые шаги в сторону того, что ныне зовется глобализацией, еще раньше? Как бы то ни было, в первые годы после окончания Второй мировой войны случилось нечто особенно интересное. Как стало ясно позже, этот сюжет заинтриговал куда большую аудиторию, чем та, которую собирали шпионские триллеры этой эпохи. Мировая торговля стала развиваться куда быстрее, чем росли экономики отдельных стран. Международная составляющая мировой экономики обогнала все остальные. Несколько лет спустя, в начале 1960-х гг., начали стремительно множиться прямые иностранные инвестиции компаний. Компании стали организовывать свой бизнес за пределами родины. Транснациональные корпорации перестали быть редким исключением и превратились в норму жизни. График этого развития напоминает хоккейную клюшку. (См. диаграмму.) Медленный, осторожный рост, проходивший до определенного года, образует крюк клюшки. А затем следует резкий взлет – ее черенок.

Вот тут все и приобрело свой современный вид. Встало на путь, который мы позже назовем глобализацией. Компании под давлением конкуренции начали отыскивать новые рынки – точно так же, как первооткрыватели прошлого отыскивали новые земли. Поначалу главной задачей было найти новых покупателей, но вскоре цель стала шире: компании заинтересовались местами, где можно было бы производить часть своей продукции или всю ее целиком. Погоня за наилучшими условиями для бизнеса вырвалась за национальные границы и охватила весь мир. По данным гарвардского исследования, проведенного Лорой Альфаро, транснациональные компании теперь производят более 50 % всех товаров и услуг в мире.

Конец войны положил начало новой эпохе. Мы медленно восстали из руин в каждой сфере нашей жизни. Условия для ведения бизнеса претерпели радикальные изменения. Оглядываясь назад, мы видим отчетливую цепочку. Удивительно, каким простым и очевидным все кажется по прошествии времени. После войны наши страны и наш быт стали все больше походить друг на друга. Образ жизни среднего класса продолжил свое победное шествие по миру. Возросла мобильность денег. Национальные рынки были дерегулированы. Появились кредитные карты. Были упразднены тарифные барьеры и сформированы региональные зоны свободной торговли. Новые технологии объединили нас в соцсетях, а также кардинально изменили отношение между стоимостью и весом. Дорогостоящие продукты уменьшенного размера еще больше усилили интернационализацию. К тому моменту, когда мобильный телефон и Всемирная паутина вышли из лабораторий в конце 1990-х гг., строй мира уже переменился. Глобальная мозаика из стран, валют, рынков и моделей потребления превратилась в огромное единое пространство. В наши дни большинство компаний рождаются сразу гражданами мира. Spotify предложил новое решение для прослушивания музыки – потоковое аудио. Спустя всего семь лет после своего основания Spotify охватил порядка 20 стран. Facebook завоевал мир всего за несколько лет. Теперь можно говорить о глобальном рынке, чего нельзя было делать раньше.

Компании очень важны. Они предлагают что-то новое. Служат движущей силой. Так уж заведено, что тот, кому приходится постоянно выживать в условиях конкуренции, становится изобретательным. Это необходимое условие успеха. В своих непрекращающихся попытках создать лучшие продукты, найти большие рынки, более эффективных поставщиков или еще более талантливых работников, они продвигаются во все более отдаленные уголки мира. А за ними следуем и мы все. Они влекут нас за собой. Сейчас сложно найти такую область человеческой деятельности, которую не затронула интернационализация – напрямую или косвенно. То, что раньше было исключением, стало нормой. Университеты и колледжи перебрасывают мосты через границы. Культура во всех ее проявлениях нашла способы достучаться до регионов, далеких от ее «домашней зоны». Любой, даже самый крошечный, городок или поселок отыскал несколько мест далеко за пределами границ своей страны, с которыми он может себя сравнить и у которых готов поучиться. А наша личная жизнь – это вообще сплошной поток информации и продуктов из-за границы, о чем порой невольно задумываешься, сидя в самолете на пути к очередному месту отдыха.

Просто мы хотим себе всего самого лучшего. Нам совершенно ясно, почему студенты так стремятся добраться до лучшего пива и лучшего образования. Когда Siemens ищет новых специалистов в таких областях, как, скажем, передача электроэнергии, ему, конечно, нужны только самые лучшие кадры. И зачем слушать местного караоке-певца, если можно нажать на одну кнопку и послушать Кэти Перри или Лучано Паваротти? Мы все такие. Во всем хотим получать лучшее из того, что можем позволить на свои средства, – и неважно, откуда оно к нам попадет. Не больше и не меньше.

Теперь, когда мы можем выбирать лучшее в большинстве сфер, недалеко и до следующего шага. Почти все мы делаем его, практически не задумываясь. Можно найти людей, с которыми, на наш взгляд, у нас много общего. Принцип тот же. Не ограничивайте себя географией. Соцсети – это только начало. Сама эта концепция интереснее технического воплощения. Ищите себе друзей. Ищите людей, разделяющих ваши интересы. Hells Angels занимались этим давным-давно. Геи и лесбиянки из разных стран намного опередили любые соцсети. Но теперь можно пойти дальше. Свингеры всего мира, объединяйтесь. Нахлыстовики и герпетологи-любители всего мира, знакомьтесь. Нет такого увлечения, для которого не существует своей ниши. Когда ваша игровая площадка – весь мир, можете быть уверены, что уж где-нибудь отыщется кто-то, кому интересно то же, что и вам.

Вот где мы теперь стоим. На развилке. Надежные объятия национального государства против всех прочих манящих нас интересов и связей. Конечно, большинство из нас считают себя в первую очередь гражданами своей страны. То, что ты гей или нахлыстовик, все еще значит меньше, чем твое подданство. Но наше путешествие только началось. Наши инструменты для поиска лучшего еще совсем новые. Возможность легко и дешево исследовать мир появилась у нас от силы пару десятилетий назад. Мы только начали осознавать последствия этих нововведений.

Понимание принадлежности и связи будет меняться. Медленно и робко. Но по мере того, как мир будет раскрываться все большему числу людей, оно тоже будет неизбежно адаптироваться. Быть может, не за горами тот день, когда мировой спорт тоже отделается от своих привычных схем? Пока в нем страна против страны. Один народ против другого. Но мир футбола уже подсказывает, что грядет в скором будущем. Жесткая конкуренция начала рушить старые устои. Уже сейчас игроков набирают по всему миру. Место твоего рождения не особенно влияет на то, за какую команду ты будешь играть. Но, возможно, однажды и в других видах спорта вопрос принадлежности атлета будет рассматриваться совершенно иначе. Следующая ступень есть всегда. Вполне возможно, когда-нибудь мы увидим матч Hells Angels против Swingers International. А победитель встретится в финале с командой «Врачи без границ».

Все, повсюду

Мир объединяется. Национальное государство – вопреки всем националистским течениям – уже не столь значимая единица для анализа. В чисто практическом и фактологическом смысле компании опираются в работе на иные, не географические, принципы членения мира. Большинство из нас уже давно приняли то, что транснациональные корпорации больше не делят планету на национальные государства. Само их название указывает на то, что их интерес обращен на нечто большее, нежели отдельные страны. Большинство нисколько не удивляется тому, что банки, СМИ и компании-платформы давным-давно опираются на иные критерии: язык, культуру, половую принадлежность или образ жизни – а не на страну происхождения и проживания. Они делят свой бизнес на глобальные подразделения, которые ищут наименьший общий знаменатель среди всех потребителей развлечений и покупателей тоннелепроходческих агрегатов в мире. Географию не вставишь в одно предложение с такими понятиями, как CNN, карта Visa и «Симпсоны». Это как ожидать от Бейонсе или Мэрайи Кэри особого интереса к польским деревням.

Здесь уже и так сем все ясно. Но грядет еще кое-что. Появление транснационального человека. Людей без границ.

Мы уже сейчас можем наполнить свою жизнь идеями и продуктами со всего мира. Сделать ее эклектичной. Не все сразу, но постепенно, шаг за шагом, мы к этому придем. И что, возможно, еще важнее, это та технология, которую Ингвар Кампрад, основатель сети мебельных магазинов IKEA, любил характеризовать понятием «для многих». Все больше и больше людей начинают смотреть на мир так же, как руководители транснациональных компаний. Раньше мобильные телефоны предназначались для агентов, глав государств и торговцев кокаином. В наши дни кочевые масаи без проблем отправляют сообщения своим друзьям в Танзании и переписываются со своим банком в Найроби. То, что раньше было доступно избранным, теперь стало нормой для многих. Для подростков в Минске так же естественно слушать Пинк и Лану Дель Рей, как для жителей Найроби – ходить в KFC и закупаться в Adidas. Но, безусловно, это не только вопрос потребительства, брендов и покупательских привычек. На самом деле, здесь кроется нечто гораздо большее. Это интернационализация наших чаяний. Больше и больше деталей пазла становятся доступны все большему числу людей. Ингредиенты нашей общей фантазии о хорошей жизни уже здесь, нас от них отделяет один клик. Похоже на Lego, из которого мы можем собрать модель шикарной жизни. Всех нас манит бытие среднего класса. Может, такое, как на окраине Лондона или Нью-Йорка? Свобода и демократия. Достаточно высокий уровень безопасности. Если прибавить сюда итальянской еды и скандинавского здравоохранения и социального обеспечения, пазл начнет складываться. Идеализированный, конечно. Порой совершенно нереалистичный и ошибочный. Но от мечтаний нельзя требовать научной точности. Они нужны для того, чтобы мы могли воспарить над обыденностью. А затем – создать наше завтра.

Мы стали меньше лгать

Личная выгода не врет, как любят говорить марксисты. Мало было в истории времен, когда мы врали так редко. Во всяком случае, если смотреть на дело с позиций респектабельного марксиста. Мы создали условия, в которых больше людей, чем когда-либо раньше, может выстраивать свои жизни исходя из собственных интересов. У нас, проще говоря, больше нет такой потребности во лжи. Хорошо, скажут некоторые. Наступили золотые времена. Катастрофа, скажут другие. Все сильнее нагревающаяся планета и нелепая жизнь в стиле караоке, где каждый копирует всех остальных и любая отличительная черта оказывается под угрозой. Однако большинство людей, похоже, считают, что наука и глобализация создали невероятный водоворот из плохих и хороших новостей. И все зависит от того, какой вопрос мы возьмемся анализировать или с чьей точки зрения мы будем его рассматривать. Если, как профессор Ханс Рослинг и его команда, оценивать эпоху по состоянию всемирного здравоохранения и числу демократических стран, то прошедший век – безусловный хит.

Но давайте теперь попридержим своих разогнавшихся коней. Все равно на них устанешь долго скакать. Убеждения смешиваются со знаниями. «Сейчас» сливается с «тогда». Нашу эпоху довольно трудно охарактеризовать. И почти невозможно при этом еще и оценить. Пройдет немного больше времени, и экология и демография вкупе с нашим образом жизни создадут новую модель нашего существования. Это единственное, в чем мы можем быть уверены.

Но мы вольны сами решать, в какое общество нам вступить. Мы живем в эпоху личных интересов. То и дело возникают микросообщества с глобальным охватом, состоящие из людей, которых объединяет нечто общее вне зависимости от их территориального происхождения. Этого общего может быть совсем немного, а непосвященному человеку может показаться, что и вовсе ничтожно мало. Candy Crush Saga, мировой хит среди мобильных игр, собирает миллионы людей на виртуальную конфетную вакханалию. Норвежская игра-кроссворд Wordfeud привлекает миллионы пользователей – знатоков слов и языка. LinkedIn и Google+ в компании с Facebook и другими соцсетями предлагают нам более глубоко ощутить свою связь с другими людьми. Американская консалтинговая фирма E&Y, на которую работает 175 000 человек в 150 странах мира, может послужить моделью интернационального сообщества, которое во многом напоминает среду, знакомую миллионам сотрудников всех транснациональных корпораций мира. Обязательные составляющие – общие ценности и чувство сопричастности. Точно так же связаны друг с другом члены Amnesty International, Greenpeace или Hells Angels – всех их объединяет то, как они воспринимают и интерпретируют окружающий мир.

Мы окружены ими. Мы входим в них. Микросообщества – большие и малые. Легкомысленные конфетные вакханалии в вымышленном игровом мире сосуществуют с китайскими микроблогами, посвященными в буквальном смысле вопросам жизни и смерти и способными изменить наш реальный мир. Порой они хорошо организованы и имеют явных лидеров, как любая транснациональная корпорация. Порой они представляют собой не очень сплоченные объединения на основании общих интересов, которые существуют лишь непродолжительное время. Порой они воинственны и провокационны. Есть еще масса других вариантов. Иногда сообщества формируются ради благого дела. А цели некоторых бывают, мягко говоря, сомнительны. Но нас интересует сам принцип. Мы ищем и находим нужных нам людей далеко за пределами собственной страны.

Порознь мы выстоим… или…

«С властью почти так же, как с недвижимостью. Главное – место, место, место», – говорит главный герой американской версии сериала «Карточный домик», снятого компанией Netflix. Выясните, где сосредоточена власть, и подбирайтесь поближе к этому месту. Все лоббисты мира, безусловно, с этим согласятся. Правительство каждой страны окружает жужжащее облако полупрофессиональных и профессиональных толкачей. Проблема нашей эпохи, безусловно, в том, что теперь, в нашем все более интегрированном мире, становится совсем непросто разобраться, кто из них на что реально может повлиять. К кому именно стоит подобраться поближе?

Судьба национальных государств неразрывно связана с интернационализацией.

С экономической точки зрения национальное государство сейчас обладает гораздо меньшей свободой действий, чем когда-либо в прошлом. Нынешние рынки уж точно не назовешь национальными. Мы создаем транснациональные институции, призванные регулировать все, начиная от торговли (Всемирная торговая организация) и заканчивая трудовыми отношениями (Международная организация труда). Такими же общемировыми категориями мыслят организации, занятые вопросами экологии (Greenpeace) или помощью людям (Amnesty International или «Красный Крест»). Список можно продолжать. Тенденция очевидна. Легальные или нелегальные. Bandidos или «Армия спасения». Бородатые гуру или холеные менеджеры. Мы создаем институции, способные перешагивать через границы национальных государств. Именно проблемно ориентированные организации сумели вырваться за рамки национальных государств. Те институции, деятельность которых направлена на решение конкретных задач. Сообщества по интересам, для которых не существует географических границ.

Давайте для начала поговорим о бизнесменах. Стремительное распространение знакомого нам всем коктейля Молотова из личной выгоды и конкуренции началось несколько столетий назад в форме международных торговых домов. Первые компании, ведущие деятельность на интернациональном уровне, увидели свет почти 200 лет назад. Револьверы Сэмюэла Кольта и швейные машинки «Зингер» начали завоевывать мир во второй половине XIX в. Основные потребности были удовлетворены в первую очередь. Защищайте и одевайте себя. Наступил XX в., и лампочки голландской компании Philips, а также автомобили Ford Motor Company сделали нас независимыми от времени и места. Прошло чуть более 100 лет, и то, что раньше казалось экзотикой, стало обыденностью. Знания и технологии прокладывают путь. Институции и ценности следуют за ними. Когда недавно любимая игровая площадка скандинавской бизнес-элиты Северной Европы – Стокгольмская школа бизнеса – закрыла свой Институт международного бизнеса, приговор ему вынес сам мир бизнеса. Теперь уже все стало международным, даже меню ланчей и романтические связи студентов.

Так и должно быть. Выгляните в иллюминатор самолета. Вид всегда один и тот же. Одна планета. Никаких границ. Все границы, которых мы придерживаемся, существуют лишь в глазах смотрящего. Это установки с ограниченным сроком годности. Новые идеи и знания всегда переиначивали наше восприятие и устройство общества. Задумайтесь, насколько изменила наш мир такая технологически простая вещь, как автомобиль. Или как вам такой пример: жизнь до и после первой противозачаточной таблетки и ее «преемников». Раз за разом одно и то же. И сейчас мы готовы к новому перевороту. Сгусток знаний и технологий мечется по планете, как заблудшая душа. Жизнь до и после Сети. Жизнь до и после смартфонов. Мир до и после Facebook и Instagram. Чем особенно интересна наша эпоха, так это тем, что сейчас нас на планете живет гораздо больше, чем когда-либо в прошлом, и мы стремительно изменяем условия человеческой жизни на самом фундаментальном уровне. Мобильно-цифровая связь и Всемирная паутина задают новые правила практически для всего, что мы, люди, делаем. И в наибольшей степени это касается наших взаимоотношений с другими людьми.

На микроуровне, чтобы оценить разрыв между жизнью до и после Сети, достаточно взглянуть на такое простое явление, как поиск партнера для романтических отношений. Если отступить чуть дальше и изучить вопрос на макроуровне, мы увидим, как сильно сдали позиции национальные государства. Сейчас мы перемещаемся по миру так же естественно, как раньше делали это в границах своих стран. И не делать этого было бы совершенно неразумно. В конце концов, мы хотим получать лучшее, исходя из тех условий, в которых находимся. Мы ищем его повсюду. За малую цену, а порой и бесплатно мы можем составить представление о мире, завести друзей и найти деловых партнеров далеко за пределами своих национальных государств. Родной стране приходится конкурировать за наше чувство привязанности.

В некотором смысле все эти доводы звучат знакомо. Не будем заводить параллели слишком далеко, но все это наводит на мысль о тех дискуссиях, которые ведутся по всему миру о возможных последствиях климатических изменений. Сегодня большинство из нас понимает, что всего одна переменная – средняя температура – способна изменить комплексное функционирование всей экологической системы Земли. Эту чудесную эпоху, которую исследователи называют голоценом, ни в коем случае нельзя воспринимать как данность – и уж точно нельзя ожидать, что она будет длиться вечно. Практически идеальные условия для жизни, в которых мы существуем последние 10 000 лет, могут полностью перемениться и исчезнуть. Одна переменная – температура. Всеобъемлющий эффект. Доступ к информации, похоже, играет в обществе столь же существенную роль, что и температура в окружающей среде. И, как и в случае с окружающей средой, в этом вопросе мы на сегодняшний день можем только гадать или в некоторых случаях начинать догадываться, какими могут быть последствия. Большинство параметров нашего общества закладывались в период, отмеченный нехваткой информации и, соответственно, знаний. И, как многое из того, что нас окружает, национальные государства тоже берут начало в эпохе, когда информация была дорогостоящей и труднодоступной. Но теперь мы выпустили в этот мир такие силы, о влиянии которых на национальные государства можно только гадать. Все как в природе. Некоторые говорят, что основы социального капитала сейчас оказались под угрозой. Ничто уже не заставит нас тяготеть к одному центру. Facebook и прочие социальные платформы скорее не объединяют, а фрагментируют, изолируя нас от мыслящих иначе. Британско-американский историк, профессор Гарварда Найл Фергюсон, к примеру, предсказывает, что Европу в будущем будут вновь разрывать конфликты и противоречия, стоит только ослабнуть железной хватке географических границ. Еще в 2000 г. коллега Фергюсона, Роберт Патнам, писал в своей книге «Боулинг в одиночку» (Bowling Alone) о сокращении социального капитала в США. Фрагментированное общество, где все формы социального взаимодействия, вокруг которых ранее строились жизни американцев, постепенно сходят на нет. Будь то боулинг или местный бар. Все уже не так, как прежде. Патнам утверждает, что эти перемены угрожают демократии и вообще всей той структуре гражданского общества, которую мы знаем. Конечно, сторонники развития во главе с бывшим председателем правления Эриком Шмидтом из Google видят все несколько иначе. Они предсказывают светлое будущее для общественных связей и демократии. С национальными государствами и без. Знания и информация – это свобода. Больше свободы – это всегда лучше, чем меньше. Славные времена. Только взгляните, как взлетело вверх число демократических стран после Второй мировой войны. С 20 с небольшим в первые послевоенные годы до почти 150 на сегодняшний день. И вот мы стоим здесь, окруженные столькими возможностями, и говорим о национальных государствах – быть или не быть. Жизнь после цунами мобильно-цифровой связи.

Слишком малые и слишком большие

И все же национальные государства существуют. И для большинства из нас они лежат в основе наших мыслей, мечтаний и действий. Несмотря на то, что мы создали множество надгосударственных институций и ведем свою частную жизнь так, словно мы сами являем собой маленькую транснациональную корпорацию, мы все еще связываем себя с одной или несколькими странами. В чисто практическом смысле некоторые из наиболее фундаментальных функций общества, такие как законодательная деятельность и оборона, все еще остаются теми сферами, в которых национальному государству отведена ведущая роль. Но даже в самых ключевых областях у мирового сообщества есть свои рычаги воздействия. Какой свободой и независимостью может обладать страна в условиях глобализации экономики? Так ли свободны греки, когда на них начинает давить «тройка»? Под влиянием Евросоюза, Европейского центрального банка и Международного валютного фонда им приходится значительно урезать бюджет и проводить реформы. Нет реформ – нет займов. Степень независимости постепенно уменьшается и определяется тем, насколько страна (особенно маленькая страна) может самостоятельно контролировать свои государственные финансы. Интересно, что эта ситуация очень напоминает отношения между транснациональными конгломератами и их филиалами. Управляетесь с финансами и следите за отчетностью – центральный офис вас не трогает. Но стоит слишком отклониться от стандартов корпорации, как у вас на пороге тут же появится присланный главным штабом бухгалтер, который с улыбкой заверит вас, что приехал «просто вам помочь». Весь мир как одна большая корпорация, на которую трудится порядка 200 филиалов разных размеров. Даже крупнейшие страны мира входят в это число. Взаимная зависимость Китая и США как покупателя и поставщика или должника и кредитора заставляет этих двух гигантов так изощренно сливаться в танце торговли и конфликтов, что их даже можно назвать Китамерикой.

Все не так, как раньше. Все то, что гарантировало свободу и независимость вчера, уже не имеет в глобализованном мире прежнего значения. Сейчас, чтобы обеспечить защиту своим гражданам и определенную долю свободы своей стране, вы должны разумно управлять ее экономикой. Но ситуация со старыми национальными государствами – это самый настоящий парадокс, и не только в вопросе экономики. В то время как во многих сферах, включая экономику, национальное государство оказывается слишком малой единицей, в других сферах оно, напротив, слишком велико.

Когда французский медик Бернар Кушнер основал в 1971 г., после гражданской войны в Нигерии, организацию «Врачи без границ», он сделал это исходя из убеждения, что право любого человека на получение медицинской помощи важнее, чем его национальная принадлежность. Прошло около 40 лет, и террористы без границ стали почти столь же вездесущи. Трансграничная криминальная деятельность и глобальные экологические проблемы ежечасно попадают в новостные заголовки всего мира. Принцип тот же, но без положительной окраски.

Многие из крупнейших проблем и задач нашего века международны по своей сути. Действия отдельных государств в этих сферах, безусловно, желательны и похвальны, но это как приклеивать лейкопластырь там, где на самом деле требуется лучевая терапия или хирургическое вмешательство. Все в большем и большем числе сфер национальное государство по определению оказывается слишком малой единицей, чтобы иметь какой-то вес. Все указывает на то, что список транснациональных сфер деятельности (а следовательно, и организаций) будет расти.

А на более низком уровне все совсем наоборот. Внутри национальных государств средоточием власти в наши дни становятся все укрупняющиеся города. Сеть городов, как больших, так и малых, поддавливает национальное государство изнутри. Трущобы. Одиночество. Инфраструктура. Гетто. Некоторые из этих городов – это гигантские метрополии. Они, по сути, «государства внутри государства». Национальному государству приходится решать проблемы, возникающие на гораздо большем числе уровней, чем раньше. Некоторые авторы оперируют упрощенным разграничением местного и глобального. Но если мы окинем взглядом нашу с вами сегодняшнюю действительность, то придем к выводу, что это упрощение очень далеко от правды. В наши дни проблему можно классифицировать как местную, городскую, столичную, региональную, национальную, наднациональную или глобальную. Проще говоря, национальному государству приходится сразу реагировать на удары по многим фронтам. Неудивительно, что многие политики сегодня ратуют за нацию. И тем не менее всё указывает на то, что сотрудничество – более сильная и глубокая кооперация на большем числе уровней, чем раньше, – это будущее наших старых стран. Только международное и глобальное сотрудничество может сдвинуть с места большие дела. Стали распространяться новые формы кооперации между городами и внутри них. Даже в решении проблем локального масштаба принимают участие самые разные игроки.

ПРАВИЛО № 4

Власть переходит от стран к городам

Нью-Йорк, Токио, Париж. Великие города. Города-иконы. Забудьте о нашей действительности здесь и сейчас. Вспомните о Венеции. Италии эпохи Ренессанса. Каналах и гондолах. Купцах и палаццо. Городе-государстве. Государстве-городе. Не к этому ли все идет сейчас? Сегодня – деньги и люди. Завтра – и власть тоже?

Место города в мире

Концепция города – безусловный хит. Номер один в сводной таблице прелестей нашей эпохи. Возможно, с идеями дело обстоит так же, как с музыкой или книгами. Редко удается заранее определить, что будет иметь большой успех. Кто бы в 1974 г. мог подумать, что все следующие 40 лет песни группы ABBA будут исполняться по всему миру симфоническими оркестрами? Конечно, было невозможно предугадать, что четверка людей из маленькой страны у самого Северного полюса, наряженных в костюмы, которые наводят на мысли скорее о передозировке ЛСД, чем о высокой моде, покорит целую планету. Концепция города, как ABBA и их музыка, – ни с чем не сопоставимый хит.

В начале XX в. в городах проживало примерно 10 % населения мира. Около 100 лет спустя, в 2006 г., ООН опубликовала отчет под заглавием «Состояние городов мира», в котором сообщалось, что впервые в человеческой истории общее число людей, проживающих в городах, превысило число сельских жителей. В этом отчете также отмечалось, что темпы урбанизации особенно повысились в последние 30 лет и что рост городов представляет собой общемировой феномен. Более того, все указывает на продолжение этой стремительной урбанизации, и многие исследователи полагают, что к 2050 г. порядка 75 % населения мира будет жить в городах. Проще говоря, в них окажется большинство из нас.

Можно спорить о том, что именно входит в понятие города. Но по большей части город – это высокая концентрация населения и те особенности поведения, которые возникают в связи с этой кучностью. Культура. Города существуют для – и состоят из – людей. А где люди, там рост, возможности, культура и проблемы. Очевидно, что города могут вырастать до гигантских размеров, и сейчас мы наблюдаем, как они становятся все больше и больше. Но могут существовать и совсем небольшие города. Сейчас заговорили об урбанистическом строительстве – таком виде строительства, при котором для людей создаются места для встреч и коммерческой деятельности. В США осуществляются любопытнейшие проекты, в рамках которых урбанистическая среда строится в сельской местности. Прекрасный пример такого маленького города – Цюрих, который многие называют самым маленьким мегаполисом в мире. Когда приезжаешь в Цюрих, создается ощущение, что ты оказался в одном из районов многомиллионного города – по числу мест общественного назначения и услуг, которые он предлагает.

Конечно, в этом маленьком городе нет всего того, что доступно в большом. Здесь труднее найти людей, разделяющих ваши интересы. Рынок труда зачастую ограничен и, возможно, более гомогенен. Но все же это самый настоящий город.

Мы переделываем свою планету. 200 с лишним стран мира и все институции, которые мы создали в них, должны приспособиться к тому факту, что очень скоро две трети населения Земли будут жить примерно в 600 крупнейших городах. Авторитетная консалтинговая фирма McKinsey утверждает, что к 2025 г. эти города будут отвечать за 65 % всех производимых в мире товаров и услуг. Нас ждет огромная концентрация людей, капитала и творческого потенциала на относительно небольшой территории. Как и во многих экстремальных видах спорта, лидирует тут Россия. В стране, простирающейся на 11 часовых поясов, на Москву и Санкт-Петербург вкупе приходится около 30 % всей экономической деятельности. Фотографии ночной Земли, сделанные со спутника, открывают перед нами удивительную картину. Маленькие точки света в океане темноты. Вот где мы все собрались. Плотные урбанистические сгустки с миллионами миллионов людей на очень малой части поверхности Земли.

Число городов, где проживает более миллиона человек, выросло в разы. Если бы мы могли время от времени фотографировать Землю со спутника на протяжении последних 200 лет, этот скачок был бы очевиден. Старые гиганты – Лондон, Париж, Нью-Йорк – стали частью большого семейства. Список мегаполисов растет все с большей скоростью. Чтобы оценить, как стремительно урбанизация набирает сейчас темп, достаточно посмотреть, сколько существовало городов с миллионом и более жителей в разные годы. «Программа “Эпоха урбанизации”» (Urban Age Programme) Лондонской школы экономики может послужить нам в этом плане гидом. В начале XIX в. более миллиона жителей насчитывалось лишь в двух городах – Лондоне и Пекине. Примерно 100 лет спустя отметку в один миллион переступили 16 городов, а Лондон занял первое место в мире с численностью населения более 6 миллионов человек. Главный мегаполис мира и центр империи. Сейчас, когда мы уже прожили немного в XXI в., мы живем в мире, где число городов с населением более миллиона человек уже перевалило за 400, а в 20 крупнейших мегаполисах насчитывается более 10 миллионов жителей.

С большим отрывом здесь лидируют Китай и Индия. Несколько свежих исследований показали, что эти недавно вставшие на путь индустриализации страны ответственны за самый быстрый абсолютный прирост городского населения за последние 30 лет. В 2005 г. число городов-миллионников в Китае подбиралось к сотне. В тот же год это число в Индии выросло до 40, а в США – до 39. Африка со своим 41 городом-миллионником и Латинская Америка с 57 оторвались от Европы, где таких городов всего 40. Также, если посмотреть списки крупнейших городов за 1950, 1985 и 2005 г., станет очевидно, что урбанизация в новых индустриальных странах происходит быстрее, чем происходила в Старом Свете.

Некоторые умудряются быстро запрыгнуть в вагон и приспособиться к новым условиям. В первом эшелоне часто оказываются компании и предприниматели. У них просто нет выбора. Они постоянно находятся на грани, и их способность адаптироваться  единственная гарантия выживания. Тут, в сферах бизнеса с наиболее жесткой конкуренцией, можно уже отыскать примеры компаний, которые начинают организовывать свою деятельность с прицелом на города, а не страны. Зачем вбухивать деньги во всю Австрию целиком, если все ваши клиенты и все творческие ресурсы сосредоточены в Вене? Кому нужна Нигерия, когда есть Лагос?

Возможно, города сейчас отвоевывают свои законные позиции. Города существовали задолго до того, как возникло само представление о национальном государстве. Вспомните Рим или Византий – два маяка во тьме веков. Корни современного Лондона уходят в прошлое минимум на 2000 лет. Великобритания появилась намного позже.

Сейчас борьба за власть, деньги и людей усиливается. И опять же, по всем статьям города оказываются более привлекательным и конкурентоспособным ее участником. Нравится нам это или нет, но очень скоро большинство из нас будет называть город своим домом.

Весь мир в большом городе

Сейчас города-гиганты существуют во всем мире. В любой его части. Урбанизация глобальна. Но в этих городах также присутствует весь мир. Города сами становятся глобализированными. Термин «мировой город» появился еще в 1960-х гг. В 1990-х гг. ему на смену пришло другое понятие – «глобальный город». Современный город – это мультикультурный калейдоскоп. Чуть-чуть измени угол зрения – и увидишь что-то новое. Здесь собрались все. Здесь смешалось всё и вся. Религии, еда, культура и коммерция. Города всегда были тем местом, где незнакомцы встречают незнакомцев. Многое сейчас указывает на то, что мы находимся в процессе создания наиболее экономически и культурно гетерогенных городов за всю историю человечества. Но это все – лишь догадки. Мы знаем на удивление мало. Немножко фактов и множество домыслов. Несмотря на стремительный рост и развитие городов, в большинстве сфер отсутствуют достоверные данные. Профессор Ричард Флорида, известный своими исследованиями способности городов привлекать креативный класс, часто говорил о том, что нам необходима международная институция, которая занималась бы изучением городов. Мы не знаем даже того, сколько людей на самом деле проживает в разных городах мира. В одном только Шанхае число временного населения, по примерным оценкам, составляет от 3 до 4 миллионов человек. Эта ошибка округления почти равна всей численности жителей Финляндии. Теневая сторона города, которую составляют незарегистрированные, зачастую внутренние мигранты, увеличивает население Шанхая на 20 %.

Города издавна отличались разноликим составом. В Александрии несколько тысяч лет назад были еврейские, египетские и латинские кварталы. Но нынешние мировые города не ограничиваются несколькими отдельными своеобразными районами. Они служат перекрестками идей, образов жизни и культур. Случайно возникающий коктейль из технологий, институтов и ценностей создает уникальные условия для нашего существования. И это еще не все. Разнородность городов делает нас свободнее, как отмечает голландская исследовательница Саския Сассен. Созданная нами урбанистическая мешанина предоставляет подавляющему большинству жителей городов огромные возможности для переосмысления и трансформации самих себя. Сассен убеждена, что города освобождают многих из нас от идентификации себя с конкретной страной или конкретным местом. По ее мнению, город – это транснациональное виртуальное пространство, где мы можем формировать для себя новую жизнь и новые связи по собственному усмотрению. В городах мы можем по своей воле идентифицировать себя с любыми вообразимыми (и невообразимыми) группами. Иметь множество связей и привязанностей. Стоматолог-левша… и к тому же католик и большой любитель икебаны – японского искусства компоновки цветов. Пожарный-транссексуал. Да пожалуйста. Нет такого интереса или склонности, для которых не найдется своей ниши. В городе с 12 миллионами жителей всегда можно найти кого-то, кто разделяет вашу особенную страсть. Конечно, тот же принцип работал и в городе с 12 тысячами жителей, но в этом смысле большой город – это как роскошный шведский стол. Здесь для каждого найдется что-то свое. Нужно только приглядеться. Это место, где создаются новые манеры поведения и взаимодействия, далекие от узких норм старого национального государства.

Креативный класс. Рой волшебников, которые – в перерывах между вечеринками по случаю выпуска нового продукта – меняют мир силой мысли и слова. Это одно представление о городе. Надежда, крутые новинки и наслаждение хорошей жизнью. Другой образ города – это трущобы и безработица. Безнадежность и изоляция. Американский урбанист Майк Дэвис рассуждает о массовом производстве трущоб и заходит так далеко, что называет Землю планетой трущоб. Действительно, наши города никогда ранее не вмещали в себя такую значительную часть населения мира.

Но вместе с тем никогда ранее такое число людей не проживало в трущобных районах. Самые большие из них находятся в городах новых индустриальных стран. В развитых странах аналог жителей трущоб – это работающие бедные, значительную долю которых составляют иммигранты, не способные обеспечить себя, даже работая на двух низкооплачиваемых работах сразу. Богатые и бедные – бок о бок.

Города всасывают все, что могут, и даже немного больше. Чуть более чем за 100 лет исключение стало правилом. Точно как феномен Вселенной, который астрофизики окрестили черными дырами, город затягивает в себя все. Инвестиции, туристов, внимание, богатых и бедных. Все, что может предложить этот мир, неудержимо тянется к городам. Сегодня города продолжают спокойно существовать внутри государств. Однако большинство их жителей все еще помнят свои сельские корни. Они прошли через стремительное превращение из деревенских мальчишек и девчонок в горожан. Приобрели городской лоск. В отличие от национальных государств, города инклюзивны. На то, чтобы стать полноправным гражданином другой страны, у вас могут уйти годы – и даже тогда не факт, что вам удастся это сделать; города же принимают вас практически сразу. Переехав в Лондон, вы можете сразу стать лондонцем.

Национальность и гражданство все еще стоят во главе угла. Горожане первого и второго поколения все еще в наибольшей степени чувствуют свою принадлежность к родной стране. Но со временем ориентиры меняются. Город и его жители будут создавать – напрямую и косвенно – свою собственную систему задач и ценностей – от уборки мусора до обороны и налогообложения. И возможно, сейчас мегаполисы постепенно становятся современными индустриальными центрами по мере того, как 3D-принтеры подрывают самые основы той структуры, на которой зиждилась индустриализация. Когда у потребителей появится возможность распечатывать объекты (!), они смогут обеспечивать себя всем – от оборудования для ванной до винных фужеров. Естественно, таким образом можно было бы производить любые вещи в самом мегаполисе.

Главная ценность в городе – дикое знание

Города привлекали людей задолго до того, как стали мегахитом. Во многих точках мира люди обносили свои города стеной, чтобы защититься от всего, что может явиться из сельской местности. В свое время и Рим, и ганзейский Висбю были вынуждены обороняться от захватчиков и мародеров.

Точно так же, как мы не можем с полной уверенностью объяснить причину, по которой растут и множатся грибы, мы не можем четко обосновать притягательность городов. Больше свободы для самостоятельного выстраивания своей жизни, чем в селе. Больше возможностей. Рабочие места и надежда. Не важно, что мы ценим в городе больше всего, – стоимость жилья, пробки на дорогах и толпы на улицах показывают, что мы готовы дорого платить за проживание в нем. Здесь для нас есть нечто такое, что невозможно отыскать нигде больше по более умеренной цене.

Кремниевая долина славится не низкой стоимостью проживания. Так что же так манит компании и людей в эти битком набитые, дорогие города? И притом все с возрастающей силой. Не может быть, чтобы только гедонизм и надежда на веселую жизнь.

Возможно, решающую роль играют экономические реалии. Место должно быть связано с очевидными преимуществами – иначе туда нет смысла переезжать. Постурбанистическая эпоха, которую некоторые гуру предсказывали на заре информационного общества, так и осталась фантазией. Вместо нее настал период буйной урбанизации. Иными словами, нечто прямо противоположное тому, что предвещали очень многие. Оказалось, что те, кто полагал, будто технологии сделают нас географически независимыми от городов, были абсолютно неправы. Развитие пошло в прямо противоположную сторону.

Сегодня принято разделять знание на личностное (неявное или молчаливое) и артикулированное. Как уже говорилось выше, это различение основано на идее, что мы, люди, знаем больше, чем можем высказать. Наша неспособность сформулировать и выразить некое знание не значит, что мы на самом деле не обладаем этим знанием или его фрагментами. Это значит лишь, что мы не можем его передать. Его невозможно облечь в слова. Постепенно нам удается ухватывать и приручать все больше и больше знаний, все глубже проникая в одну сферу за другой. Мы находим для них слова. Эту укрощенную форму знания потом можно объяснить, записать, размножить и, естественно, без труда распространить. Личностное, или дикое знание, как мы предпочитаем его называть, невозможно так просто задокументировать или разложить по полочкам. Оно может присутствовать в нашем сознании, но нам может быть трудно его осмыслить и понять. Оно как дикая лошадь. Мы предпочитаем называть его диким, а не личностным знанием, чтобы подчеркнуть ту неуверенность и те сомнения, которые у нас зачастую (и вполне обоснованно) вызывает неподтвержденное наукой знание. Всегда есть определенный риск, что его свяжут со знанием, которое не было задокументировано и не получило оценку качества. Шарлатанство и мошенничество нередко опираются на невнятные доводы, которые, по обывательскому убеждению, могут быть знакомы и понятны лишь избранному меньшинству. Акупунктуру нередко называют серьезным примером знания, которое может быть записано лишь частично. Но, возможно, мы имеем дело с тем, что всегда считалось прерогативой людей, занятых художественным творчеством, – с необходимостью найти выражение для чего-то такого, что нельзя передать привычным образом.

Дикую форму знания можно передать, как и любое иное знание. Только нужны иные методы. Один из способов – физически близкое сосуществование на протяжении долгого времени. Глубокое, преданное сотрудничество в течение продолжительного периода. Доверие. Своего рода маринад знания, в котором ключевые ингредиенты – это время и близость. Использование технических каналов коммуникации, как правило, малополезно или вовсе не дает результата.

Любое знание, которое можно ухватить, приручить и затем выразить, можно также оцифровать. Все, что можно оцифровать, можно скопировать. Этот тип знания стремительно превращается в оптовый товар. Оно доступно всем. Необходимо в большинстве обстоятельств. Но, к сожалению, больше не становится ключом к успеху. Знание, которое можно выразить и записать, слишком широко распространено, чтобы представлять собой или позволять создать нечто уникальное. То, что делает уникальными продукты или услуги (либо, если уж на то пошло, произведения искусства), редко поддается документированию. И, как ни странно, основное правило здесь такое: если ваши преимущества можно сформулировать, они, вероятно, не так уж велики. Условия обучения отдельных личностей и бизнеса удивительным образом схожи. Хотя, конечно, большое различие состоит в том, что для отдельных личностей чрезвычайно нехарактерно существовать в той же экстремальной коммерческой среде, что и бизнес.

Может, именно здесь мы найдем объяснение тому факту, что столь многие люди готовы платить высокую цену за жизнь в городе? В городах сосредоточено много людей – в большой близости друг к другу, и как раз там можно обнаружить дикую форму знания – ту самую, которая определяет уникальность нашей эпохи – не для всех доступную и в некоторых случаях немного (а порой даже очень) рискованную. Только в Кремниевой долине или на Уолл-стрит начинаешь понимать, чем так примечательны эти места. Только прожив и проработав в лондонском Сити, финансовом районе столицы Великобритании, несколько лет, можно аккумулировать знания об индустрии и ее условиях. И это правило работает не только в знаменитых местах, таких как Голливуд или Пало-Альто. Гарвардский профессор Майкл Портер указал на то, что по всему миру существуют тысячи отраслевых кластеров. Города становятся своего рода самоорганизующейся системой передачи знаний от мастеров ученикам-подмастерьям. Это парадокс: никогда еще у нас не было столько технологий, которые делали бы нас независимыми от географии. И никогда еще мы не собирались в столь кучные сообщества на территории своих городов. Очевидно, не все поддается оцифровке.

И тут становится понятен этот высокий «болевой порог». Причина, по которой ни пробки на дорогах, ни высокие цены на жилье не заставляют горожан сняться с места, должна заключаться в чем-то, обладающем для нас очень высокой ценностью. Мы неизменно возвращаемся к Марксу. Личная выгода редко обманывает. Экономика – это, в конце концов, наука о скудных ресурсах. Дикое знание – это скудный ресурс. А укрощенного сейчас переизбыток.

ПРАВИЛО № 5

Транснациональное становится трансурбанистическим

«Я хочу быть машиной», – сказал однажды Энди Уорхол. В наши дни существует машина, превосходящая по величине все другие, – интернет. Исключение стало правилом. Все, что можно оцифровать, можно перевести на машинный язык и скопировать. В наши дни в машине существует все. За исключением того, что уникально. Так чем на самом деле хотел быть Энди?

Окна в знание повсюду

Это витает в воздухе. И мучает нас. Традиционный метод учебной подготовки к жизни больше не работает. «Знание – сила» и «предупрежден – значит вооружен» – милые сердцу старые пословицы. Но в наши дни диплом о высшем образовании имеет примерно то же значение, что раньше – аттестат об окончании средней школы. Это, пользуясь экономическими терминами, инфляция. Но можно сказать, что и успех с гуманистической точки зрения. Теперь знания доступны каждому! Однако вместе с тем, когда у всех есть доступ к тем же знаниям, усиливается конкуренция. Дебаты об образовании бушуют в каждой стране.

Если знания – сила, то сейчас она есть у очень многих. В принципе, все обладают одними и теми же знаниями и одной и той же силой. Но на деле сила перераспределилась. Она уже больше не сосредоточена в красивых кирпичных зданиях на узких улицах Кембриджа или Бостона.

Мы можем заглянуть в мир знаний напрямую. Окна есть повсюду. Мы постоянно носим их с собой и наблюдаем мир через большие и маленькие экраны. Они открыли нам новое игровое поле, куда сходятся все. Старые информационные монополии покрылись трещинами, как давнишние масляные картины. Все, что может быть записано, может быть оцифровано. Если не брать в расчет альма-матер Гарри Поттера, Хогвартс, найдется очень мало основанных на теории образовательных программ, которые можно было бы по праву считать дающими абсолютно уникальное, нигде более не доступное знание. Учебники, программное обеспечение и методы были стандартизированы. Даже сами учебные заведения становятся все больше похожи друг на друга. Архитекторы всего мира также черпают информацию из общего источника знаний. Если сомневаетесь – загляните в ближайший новый отель или торговый центр. Они служат наглядной демонстрацией того, как коллективизируется сейчас весь общий объем знаний. Безусловно, это восхитительно, что все больше и больше людей получают доступ к накопленному человечеством знанию. Здесь работает простой принцип «чем больше, тем лучше». Но высшее образование, которого раньше было достаточно для того, чтобы обеспечить себе неплохую жизнь, стало для нас «гигиеническим фактором» – мы воспринимаем его как нечто само собой разумеющееся. А учиться нам нужно всю жизнь. В наши дни этот процесс не заканчивается никогда. Не важно, в учебном заведении или вне его. Общая масса знания растет и меняется изо дня в день.

Мы начинаем догадываться о новом порядке. Урбанистическом игровом поле, созданном в процессе оцифровывания. Осталось только одно – привыкнуть к новым правилам. Ослабевание монополии на знания и снижение ценности дипломов не значит, что образование – особенно высшее образование – стало неважно и может быть вовсе сброшено со счетов. Эта идея, безусловно, звучит в дебатах о системе образования, которые сейчас идут по всему миру.

Верно прямо противоположное мнение. Высшее образование превращается в нечто такое, что необходимо всем нам для обеспечения для себя хорошего, надежного уровня жизни. Но большинству из нас его мало. Для многих его совсем недостаточно. Все больше и больше людей свободно владеют английским языком. Те, кто его не очень хорошо знает, могут воспользоваться переводчиком Google. Материаловедение и финансовая экономика стали расхожим товаром. С одной машиной на всю планету мы можем получить массу знаний. Все имеют к ним доступ, и все подвергаются их влиянию.

Сила, уверенность и удовлетворенность, возникающие при обретении уникального, по общему мнению, знания, покинули кампусы университетов. Теперь получить высшее образование – все равно что научиться прилично себя вести. Оно важно – и в то же время нет. Может, это еще один из урбанистических парадоксов нашей эпохи? Здесь легко запутаться. Но никакого парадокса нет.

Если даже что-то и представляется нам важным, это еще не значит, что оно реально имеет большую ценность. На самом деле, зачастую все с точностью до наоборот. Машина капитализма классифицирует все сущее по совершенно иным принципам. И нас в том числе – нравится нам это или нет.

Приведем один пример: антибиотики. Мало какие открытия в истории медицины оказали больше положительного воздействия на нашу жизнь. Но антибиотики уже не входят в число самых прибыльных для фармацевтической индустрии лекарств. Совсем наоборот. Это показывает, что нельзя ограничиваться необходимым и желаемым, нужно искать нечто более стоящее – в экономическом смысле.

Так если традиционного знания, которое мы получаем в школах и университетах, теперь недостаточно, что же требуется? Ответ на этот вопрос, как уже отмечалось ранее, – это дикое знание, которое обычно водится далеко за пределами кирпичных стен Гарварда.

Как мы уже видели, в отличие от сформулированного, укрощенного знания, знание этого типа невозможно записать или разбить на образующие его компоненты. Мы имеем дело с холистической формой знания, далеко не новой и давно нам знакомой, но переживающей сейчас период возрождения. Пять сотен лет назад мы бы назвали их ведьмами, шаманами, нойдами или знахарями – в зависимости от того, в какой точке мира они практиковали свое ремесло. Это те мужчины и женщины, которые обладают неким знанием, расцениваемым нами как уникальное. Вряд ли стоит уточнять, что такой тип знания всегда вызывал противоречивые чувства и настораживал окружающих людей. Все мы читали в школе о том, как ведьм сжигали на кострах. Дикое, неподконтрольное знание пугает – оно доступно и подвластно лишь немногим. Тут нет ссылок на источники и внятных связей. Нет доказательств. От него веет злом, обманом и страхом.

Но давайте не будем слишком раззадоривать свое воображение. Нет никакого повода бояться людей, до краев наполненных диким знанием, – таких как Мадонна или Леди Гага. Это просто две успешные, трудолюбивые американские женщины средних лет, работающие в индустрии развлечений. Нет также никакой причины, чтобы замирать от ужаса или подозревать коварный заговор, едва увидев американского телевизионного психолога доктора Фила или услышав, как бывший министр иностранных дел Хиллари Клинтон описывает геополитическую ситуацию на Ближнем Востоке. Большой опыт в определенной сфере вкупе с профессиональной подготовкой и способностью разглядеть всю картину целиком, а не только ее части порой наводит на мысли о магических способностях. Но никакого волшебства тут нет. Музыкант назвал бы эту особенность слухом. А нобелевский лауреат Даниэль Канеман называет ее Системой 1: это часть нашего сознания, способная мгновенно – пусть и не всегда корректно – распознать закономерность и принять решение на ее основе.

В основе этой книги – как и любой другой – лежит дикое знание ее авторов. По-другому и быть не может. Это книга об экономике, обществе и политике. В ней есть практика и теория. Одна половина – это опыт, а другая – образование и профессиональная подготовка. Все это плюс еще немножко напечатано на этих страницах. Но то, что мы – как и многие другие авторы – хотим донести до вас в первую очередь, не выразишь закорючками на бумаге. Мы хотим пролить свет на нашу эпоху. Мы пытаемся уловить и описать то, что видим. Создать коллаж. Проще говоря, мы пытаемся укротить дикое знание и представить его вам, читателям.

Но давайте начнем с начала.

Обреченные на невежество

Мы никогда не располагали большим объемом знаний. Почти все заявления, которые делаем мы или другие люди, можно подвергнуть сомнению. Но в этом вопросе двух мнений быть не может. Современные технологии (которые сами являются некоей формой застывшего знания) повысили продуктивность всего процесса генерирования знаний. Точно так же, как когда-то машины обеспечили рывок в сельском хозяйстве, сейчас они обеспечивают нам рывок в генерировании знаний. Мы наблюдаем гигантские скачки и в качественном, и в количественном отношении. И – что, возможно, еще важнее – невероятный рост продуктивности. Одна машина может заменить собой сотни людей. Более того, машины не просто заменяют собой людей. Они зачастую привносят нечто совершенно новое. То, чего мы раньше вовсе не могли добиться. Трудно представить себе Google без машин. Да и сам интернет невозможно было бы распространить без них. Но теперь, благодаря им, новые области знаний создаются и укрощаются с невероятной скоростью.

Посмотрите, как стремительно возрастает наше понимание человеческого мозга в результате разработки технологии магнитно-резонансной томографии (МРТ). Впервые в истории мы смогли увидеть мозг живого человека в действии. То, что раньше казалось невозможным, стало нормой жизни всего за несколько лет. Когда в 1997 г. созданный компанией IBM суперкомпьютер Deep Blue выиграл матч из шести партий у действующего чемпиона мира по шахматам Гарри Каспарова, это было громкой новостью. По сути, беспрецедентной. Теперь нас этим уже не удивишь. Матч между мировой звездой настольного тенниса и промышленным роботом Agilus компании KUKA в 2014 г. попал от силы в несколько новостных сюжетов. В какой-то момент вычислительная техника может достичь таких мощностей, что составит нам конкуренцию в способности к стратегическому мышлению. А в 2042 г. мы дойдем до точки, которую директор по развитию Google, американский изобретатель, создатель музыкальных инструментов и писатель Рэймонд Курцвейл называет сингулярностью. Тогда машины научатся сами себя совершенствовать. Начнется экспоненциальный рост интеллекта, а не только информации и знаний.

Но эта книга не о будущем. Все, что касается 2042 г., с сингулярностью или без, – это лишь обоснованные предположения. Интереса ради. Хотя кому-то они, может, покажутся слегка пугающими. Но давайте вернемся в наше время. К нему, как мы знаем, применим закон Мура. Количество транзисторов, которые возможно разместить на одной и той же площади поверхности интегральной схемы, удваивается приблизительно каждые 24 месяца. Этот пророческий закон, сформулированный основателем Intel Гордоном Муром в 1965 г., оказался справедливым на следующие 50 лет. Он работает до сих пор. Конечно, это не закон природы, а эмпирическое наблюдение, в шутку названное «законом». Но давайте оставим в стороне научные тонкости. Нас интересуют первоочередные последствия нашего образа жизни и общественного устройства. В чисто практическом, фактическом смысле закон Мура подразумевает, что в среднем возможности нашего оборудования удваиваются каждые два года. Объем памяти фотокамеры. Число песен, которые можно сохранить на одной флешке. Количество пикслей на экране мобильного устройства. Мы и наши машины. Они и мы. Они удваивают свои мощности каждые два года. А мы, люди, остаемся примерно такими же, какими были два года назад.

Каждый день вокруг нас разыгрывается беззвучная драма. Некоторые говорят, что это словно бесконечный фильм ужасов. Не беспокойтесь, мы адаптируемся, говорят другие. Наше коллективное знание растет по экспоненте. Все данные. Вся информация. Все знания. Наши индивидуальные способности подтягиваются на несколько процентов вверх от поколения к поколению. В лучшем случае. Если поиграть со словами, можно прийти к слегка дерзкому выводу, что как отдельные личности мы с каждым днем становимся все «невежественнее». С каждым днем доля общих знаний и информации, приходящаяся на отдельного человека, все сужается. Утешает только то, что сегодня мы знаем больше, чем будем знать завтра.

Научный и технический прогресс переворачивает наш мир. Стало так много всего. За несколько десятилетий мы перешли от нехватки информации и знаний к прямой противоположности. И неудивительно, что школы и университеты переживают кризис. Форма и содержание обучения должны перестроиться. Сейчас нам приходится все время постигать что-то новое. Пришла пора обучения третьего порядка: отучиться, чтобы научиться снова. Вся жизнь превращается в одну длинную научно-исследовательскую экспедицию.

Отдельные личности учатся и переучиваются. Мы делали это всегда. Поэтому мы до сих пор здесь. Но и группы людей тоже должны принимать во внимание новые данные и адаптироваться. Перед компаниями и организациями встают те же проблемы. С каждым днем они становятся чуточку невежественнее. Футбольные команды и политические партии тоже втягиваются в этот процесс. Мы объединяем усилия, чтобы решать проблемы и добиваться целей, которые были бы слишком велики для одного человека. Примером служат разнообразные организации, которые занимаются неподъемными для отдельной личности вопросами. И пока достаточно успешно. Есть поводы гордиться тем, чего удалось достичь. Пожалуй, мир с UNICEF стал лучше, чем был до него. Фонд, без сомнений, помогает нам находить ответы на важные вопросы. Не важно, с участием кинозвезд в качестве послов или без, но многие сегменты гигантской ООН – несмотря на бюрократию и проблемные отношения со многими крупными странами-членами – по мнению большинства людей, делают нашу планету лучше. Amnesty International, на общий взгляд, приносит много пользы. За исключением нескольких последних диктаторов с бешеными глазами в таких местах, как Бирма или Иран, большинство из нас согласятся с тем, что эта организация ставит верные вопросы. В общем и целом то же самое можно сказать о Hyundai с их машинами или Airbus с их самолетами. Они решают проблемы. Особые проблемы. Но то, как мы устраиваем свои организации, ограничивает их возможности. Большинство институций: компании, государственные органы, университеты или футбольные команды – опираются на ряд организационных принципов и убеждений, коренящихся в другой эпохе.

Сегодняшние компании зиждутся на принципах, которые сформировались в эпоху дефицита. Не забывайте, что когда-то для связи мы использовали странствующих голубей и телеграммы. Был постоянный дефицит информации и знания. Принципы и логика, которые берут начало еще примерно в тех временах, до сих пор существуют в сознании многих людей. Раньше было разумным и необходимым собирать и хранить все то малое, что у нас было, в управляемых сверху структурах. Те инструменты, которыми мы пользуемся сегодня, до сих пор являются вариациями на тему иерархических организационных принципов, которые изначально создавались в рамках военного искусства, а затем были отточены всевозможными религиозными сообществами. Четкая иерархия католической церкви – это отражение структуры римской армии, а ей, в свою очередь, уподоблены General Motors или норвежская энергетическая компания Equinor.

В этом и состоит проблема. Тот же организационный принцип, который был необходим в условиях дефицита знания и информации, теперь пытаются соблюдать и при их переизбытке. Многие руководители сейчас переживают бесконечный кризис. За одной реорганизацией следует другая. И тут нет ничего удивительного. На нас обрушивается цунами информации, а они пытаются оставаться на плаву с помощью примерно тех же организационных принципов, которые разрабатывались для оккупации Бельгии или обращения язычников. Сегодня ультрасовременные и экспериментальные формы организации можно обнаружить лишь в сферах с самой жесткой конкуренцией.

Объединенные фирмы

Японская компания – производитель оптического оборудования Konica Minolta находится на переднем крае технологического прогресса. Сотрудничество в любых его проявлениях играет здесь первостепенную роль. Нет смысла пытаться поспевать за изменениями в ряде сфер, будучи отдельным игроком. Чтобы оставаться в авангарде оптических технологий, требуется не только глубокое знание – требуется знание, разбросанное географически по всей планете и охватывающее сразу множество технологических направлений. По словам топ-менеджера Konica Minolta, компания руководствуется организационно-стратегическим принципом, который они сами называют «Wevolution» («Мыволюция»). Все делается в сотрудничестве с другими. Поэтому Konica Minolta – это не одна компания в обыденном представлении. Это кластер компаний, находящихся в тесном сотрудничестве. Более подходящим названием было бы, возможно, «Объединенные фирмы Konica Minolta». Похожие трансграничные формы организации можно увидеть в местах, занятых чрезвычайно наукоемким производством, вроде Кремниевой долины или Бангалора, либо среди компаний, работающих в сферах с особенно высокой конкуренцией, таких как автомобильная промышленность.

Для нашей эпохи характерно продолжительное, глубокое сотрудничество, связное с тем, что все игроки стоят перед выбором: производить все необходимое собственными силами или где-то его закупать. Доля Volvo в автомобилях Volvo постоянно сокращается. Во многих случаях меньше половины всех составляющих машины реально производит та компания, название которой значится на этой машине. Схожим образом функционируют разнообразные социальные платформы мира. Facebook позволяет каждому пользователю сделать свой вклад в общую картину и поспособствовать большему взаимопониманию внутри группы. Кластеры людей. Но что происходит между группами?

Караоке-мир, где все может быть скопировано

Невозможно переоценить значимость интернета для углубления и обработки знаний любого рода. Речь идет о глобальной машине, которая обрела свою более современную, доступную для широкой публики форму примерно 25 лет назад. Тогда был запущен Netscape 1.0, сделавший серый экран с зелеными значками более пригодным для обычного пользователя.

Вскоре интернет подхлестнул воображение многих людей. Возможности, которые предоставляет эта новая технология, стали обсуждать по всему миру. Уже тогда было ясно, что грядут всеохватывающие перемены. Многие сравнивали интернет с электричеством. Сейчас на электричестве работает почти все в нашей жизни – даже зубные щетки. Чуть более чем за один век электричество проникло в каждый уголок и капилляр нашего быта и нашего общества. Сходство поразительное. Электричество – это передача энергии из одного места в другое. А интернет передает информацию. И так же, как когда-то электричество, интернет внедряется практически в каждый аспект нашей жизни. Мы «интернетофицируемся».

Профессор Массачусетского технологического института Николас Негропонте стал одним из первых гуру, помогавших обществу осмыслить эту новую технологию. Его междисциплинарное детище, MIT Media Lab, явилось провозвестником будущего. В ряде случаев оно закладывало основы возникавшей впоследствии исследовательской группы. Один из их исследовательских проектов, привлекших больше всего внимания, привел к появлению программы, ныне известной как «OLPC: One Laptop Per Child» («Ноутбук – каждому ребенку»). Профессор Негропонте и его команда исходили из предположения, что все поддающееся оцифровке будет оцифровано: изображения, тексты, музыка, медицинские карты и вообще все то, что можно разбить на нули и единицы. Конечно, не все и не везде сразу.

Но так же, как вода, текущая с горы, Сеть будет просачиваться куда угодно, где найдется хоть что-то, напоминающее информацию.

Сегодня мы уже знаем, как прошел этот процесс. Исследователи из Массачусетского технологического института были правы. Одна сфера за другой были захвачены. Их гипотеза оказалась верна, но мы можем внести в их изначальный постулат небольшое дополнение:

Все, поддающееся оцифровке, будет оцифровано… и скопировано.

Оцифровка, а также тот факт, что любой может поделиться в Сети чем угодно без потерь в качестве, открывает дорогу копированию – или, если хотите, «обучению» друг у друга. В наши дни копировать можно почти все. Программное обеспечение, рисунки, музыку и стихотворения можно легко и быстро размножить, никак не изменив их качество. Это же касается ряда самых продвинутых, впечатляющих технологий наших дней. Высокоскоростные магнитолевитационные бесколесные поезда компании Siemens, разгоняющиеся до 700 км/ч, могут быть скопированы. Быстро и без значительных потерь в функциональности. Насколько это легально – другой вопрос. Но сделать это можно.

Условия существования всей человеческой деятельности – и не в последнюю очередь коммерческой деятельности – претерпели фундаментальные изменения. Все оцифровывается для всех и сразу. Это чудесно, скажут оптимисты. Это жуткий караоке-мир, где оригинальность оказалась на грани вымирания, скажут другие. Возьмем, к примеру, компании. Компания с высоким доходом по определению становится временной монополией. Для нее приходит момент, когда потребители и весь окружающий мир воспринимают ее как нечто уникальное. Ее опыт, продукция или услуги кажутся оригинальными. В первые годы своего существования iPhone служил хрестоматийным примером временной монополии. Тогда он воспринимался как единственный в своем роде. До сих пор непросто отыскать компанию, которую можно было бы счесть непосредственной заменой мебельной сети IKEA. Но она кардинально изменила баланс между творчеством и эксплуатацией. Медленно, но верно компаниям приходится трансформироваться, превращаясь из практически чисто эксплуатационных машин с крошечной толикой творчества – и установкой «продавай больше того же самого и со временем вноси маленькие изменения» – в организмы, которые безостановочно придумывают что-то новое параллельно с повседневной реализацией своего продукта.

Не так просто заниматься творчеством, существуя в рамках иерархии, которая создавалась с прицелом на продажи и захват новых территорий с уже существующей и слегка модифицированной продукцией. Большинство корпоративных боссов знают, что творчество и эксплуатация – как огонь и вода. А тот факт, что нечто оригинальное нужно не только придумать, но и удержать в своих руках – пусть хотя бы на мгновение – в этом караоке-мире, где все может быть скопировано, поднимает планку еще выше. Поэтому, наверное, не удивительно, что продолжительность жизни компаний становится все короче и короче.

Руководители компаний по всему миру задаются одним и тем же вопросом: как создать что-то оригинальное? Ответ, безусловно, почти банален: отыскать нечто уникальное можно за пределами цифрового пространства. И здесь возникает очень важный для понимания нашей действительности парадокс. Оттолкнувшись от него, можно приблизиться к пониманию городов и урбанистического образа жизни.

В цифровом мире вся информация становится доступной для всех. Это влечет за собой снижение ее ценности. Что, в свою очередь, подразумевает, что ценность всего не подлежащего оцифровыванию будет только расти. Другими словами, одним из последствий оцифровывания стало то, что ценность информации, хранящейся в «цифре», будет снижаться, а все нецифровое будет цениться все выше. По крайней мере в пересчете на деньги.

Вероятно, вскоре мы увидим, как в любой сфере все, что можно перевести в «цифру», будет превращаться в так называемые «гигиенические факторы» – необходимые, но не обеспечивающие успеха. В наши дни электричество не считается конкурентным преимуществом – ни для университета, ни для компании, ни для детского сада. Но оно необходимо для того, чтобы во всех этих местах в принципе протекала какая-то деятельность.

Дикое знание драгоценно

Итак, дикое знание, которое возникает прямо здесь и сейчас и не может быть зафиксировано, становится ключом к успеху все в большем числе сфер. Возможно, им объясняется процветание таких мест, как Кремниевая долина, или Тридцатимильная зона в Лос-Анджелесе, или Золинген в Германии. Мест, полнящихся знанием о некотором роде деятельности, которое еще, возможно, не было проанализировано, структурировано или задокументировано. Возможно, поэтому мы готовы платить так много за билеты на концерты и так мало за скачивание той же музыки. Нам нужно то, что не поддается оцифровке. Запах пота, толпа и погруженность в момент. И, может быть, поэтому характеристика «живой» (live) сейчас появляется в столь многих – и порой совершенно неожиданных – контекстах, таких, например, как образование.

Как мы убедились, подозрение, что мы знаем больше, чем можем выразить, уже совсем не ново. Новы сейчас только обстоятельства. Еще в 1950-х гг. профессор Полани рассуждал о природе разных форм знания: сформулированное знание можно зафиксировать и передать, при этом получателю не нужно обладать какими-то особыми умениями для того, чтобы его усвоить. А вот личностное знание интуитивно, и для того, чтобы его передать и усвоить, нужны определенные навыки, а также определенная мера доверия между тем, кто учит, и тем, кто учится.

1. Сформулированное знание может быть сгенерировано посредством логического мышления и эмпирических исследований. Личностное знание можно генерировать только через опыт.

2. Сформулированное знание можно собирать и хранить. Личностное знание принадлежит отдельным людям, и сохранить его очень трудно. Чтобы перенять чужое личностное знание, нужно находиться с этим человеком в тесном сотрудничестве.

Существует масса примеров того, как мы используем подобное личностное знание в своей повседневной жизни: когда ездим на лошади, играем на фортепиано, занимаемся сексом, ведем машину, готовим или рисуем. Но в цифровую эпоху это знание будет, вероятно, становиться все более и более ценным. Управление компанией или городом. Принцип один и тот же. И там и там важнее всего то, что нельзя выразить в словах и записать на бумаге.

Другой способ охарактеризовать личностное знание – через термин «know-how» («знай как»), то есть понимание того, как что-то делается. Этот термин порой используется в противовес таким понятиям, как «know-what» («знай что» – то есть факты), «know-why» («знай почему» – в науке) и «know-who» («знай кто» – в нетворкинге).

Еще одна причина, по которой эта фундаментальная форма знания сейчас приобретает большее значение, состоит в необходимости осмыслить то, что мы порой называем интуитивными решениями. Самые сложные решения – те, которые принимаются в ситуации, когда мы не располагаем значительной частью важных данных. Такие обстоятельства типично возникают на пути к инновациям. А сейчас все большему и большему числу людей придется придумывать что-то новое для того, чтобы не потерять свое место на нашей караоке-планете. Когда решение принимается в состоянии неоднозначности, эта неоднозначность подталкивает нас прислушиваться к своей интуиции. Мы обращаемся к механизму, который профессор Канеман обозначил как Система 1, но который в обыденной жизни мы называем шестым чувством.

Подведем итог: на глобальной урбанистической коктейльной вечеринке, которую мы именуем своей эпохой, еще не записанное и не задокументированное знание стоит кучи бутылок винтажного шампанского. Оно не только личностное, но и, как мы говорим, дикое. Оно существует, но еще не было проанализировано и не стало частью нашего проверенного инструментария. И это не то знание, которое любой может обрести через учебу. Оно дается за счет опыта, «слуха» и интуиции. Проще говоря, здесь нужно немного магии.

Тогда возникает вопрос: как нам научиться ухватывать дикое знание? Ответ таков: этому вас никто не научит. Но выработать для этого необходимый навык можно.

ПРАВИЛО № 6

Все цифровое может быть скопировано, а все нецифровое обретает большую ценность

То знание, которое можно хранить и передавать в форме нулей и единиц, принадлежит всем. Ценность – никакая. Другой тип знания – это дикое знание. Мы все обладаем им в разных объемах. Плохо то, что его нельзя обрести через учебу. Это было бы возможно лишь в том случае, если его бы удалось укротить. Но не все так печально: обзавестись им все же можно. Секрет в близости, близости и еще раз близости.

Мы чувствуем все нарастающую угрозу

Превращение сформулированного, прирученного знания в «гигиенический фактор» создало для нас новое игровое поле. Хорошее, ровное поле, на которое стекается все больше и больше народу. Университетские дипломы, которые раньше давали право печатать деньги и добиваться свобод, теперь играют в нашей жизни иную роль. Конечно, диплом инженера Массачусетского технологического института или степень магистра, полученная в Лондонской школе бизнеса, обеспечат вам хороший старт, но не гарантируют все остальное.

Традиционные формы обучения, принимающие во внимание требования рынка труда, в условиях борьбы с элитарностью становятся все менее эффективными. Глобализация, цифровые технологии и урбанизация лишают национальную политику ряда ее ключевых механизмов. Одно из мощных орудий, которым политическая система, по ее собственному убеждению, еще располагает, – это образование. Именно поэтому все больше и больше людей все громче требует дать им больше образования, видя в этом решение многих проблем современного чрезвычайно урбанизированного общества. «Образование, образование, образование!» Мы слышим призывы расширить – и улучшить – образовательные программы по всему миру. Вашингтон не исключение, хотя более половины из 100 лучших вузов планеты находятся в США. Рынок труда все усложняется, требования на нем все растут – и мы считаем, что образование сможет решить все наши проблемы. Конечно, идея хорошая. Да и вообще, сложно отказаться от чего-то, что мы всю свою жизнь воспринимали исключительно как нечто хорошее и полезное. Но проблема в том, что на самом деле мы все чаще и чаще испытываем отчаянную потребность в знании, которое еще не было задокументировано. Лидеры нашего общества нередко поднимают этот вопрос в своих выступлениях. Как нам взрастить больше предпринимателей? В чем секрет Кремниевой долины и других подобных кластеров? Как научиться активнее задействовать свои творческие способности? Поиски всего того, чему не учат в школе, становятся все интенсивнее.

Если даже политика как система переживает тяжелые времена, то что говорить о нас, отдельных людях. Мы существуем в этих условиях изо дня в день. Теория становится жесткой практикой, когда миллионы мальчиков и девочек вступают в борьбу за хорошую жизнь. С дипломом в кармане и смартфоном в руке, все они хотят – и могут – бороться на равных. Свобода – для избранных. Еще более суровая конкуренция – для всех остальных. Все больше и больше людей вынуждены в корне перестраивать свои жизни. Но это не первый подобный случай в истории.

Индустриализация заставила миллионы и миллионы людей сняться с мест и оставить позади свою привычную сельскую жизнь. И вот теперь профессиональная жизнь вновь становится еще менее предсказуемой. В некоторых случаях даже вовсе непредсказуемой. Мы наблюдаем соседство маргинализации и неуверенности в завтрашнем дне с оптимизмом и ростом почти в каждой стране мира. Знание, которым мы обладаем сегодня, имеет ограниченный срок годности, и завтра оно может оказаться бесполезным. Технологический прогресс и международная конкуренция регулярно уничтожают целые сектора бизнеса. Дни печатных газет сочтены. Норвежская бюджетная авиакомпания Norwegian нанимает экипажи в Азии, а профессора университетов всего мира вынуждены осваивать МООК (массовые открытые онлайн-курсы), где их аудитория состоит из тысяч студентов. Конкуренция между лучшими вузами мира – факт нашей современной действительности. Ни Эдинбургскому, ни Токийскому университету от нее не спрятаться. Тому есть масса примеров в любой точке мира. Возможно, мы никогда еще не были столь уязвимы. Единственная наша защита – тонкая скорлупка из укрощенного, сформулированного знания, которая может треснуть в любую минуту. Побочный эффект всего нашего прогресса – то, что, как мы уже отметили, большой объем знаний очень быстро устаревает.

Мы чувствуем все нарастающую угрозу. Преимущество, которое дает знание, временно, так как в любой момент это знание может частично или полностью утратить свою ценность. В этом, в принципе, нет ничего нового. Существуют группы населения, которые всегда находились в зоне риска и оттого выработали такой стиль жизни, который обеспечивает им наибольшую мобильность и гибкость. Выбирайте профессию, по которой можно работать везде и всегда – скажем, скрипача или хирурга. Храните деньги в золоте, которое можно обменять на наличные в любой точке мира.

Итак, сейчас высокий уровень образования уже не так связан с успехом, как раньше. Для многих это пугающая мысль. Но, как мы уже говорили, есть свет в конце тоннеля. Можно обрести дикое знание! Но точно так же, как это знание не желает облекаться в слова, обучение ему никак не вписывается в общие педагогические формулы.

Знание в своей дикой форме часто концентрируется в городе. Городская среда становится своеобразным рынком дикого знания. На этих густонаселенных территориях люди и компании находятся в постоянном контакте, существуя в непосредственной близости друг от друга. Французский промышленный дизайнер Филипп Старк – один из многих отдельных носителей знания, которое невозможно ни записать, ни выразить словами, но которое имеет высокую коммерческую ценность. Он разрабатывает все – от соковыжималок для лимонов и оправ для очков до целых гостиничных комплексов. В чисто практическом смысле коммерциализация этого типа знания часто требует особой самоотдачи. Старк проживает часть своей жизни на борту личного самолета, перелетая на нем от одного проекта к другому. Точно как авторы-исполнители из музыкального мира – например, Metallica или Тейлор Свифт, – он вынужден ездить на гастроли. Другой схожий пример – недавно скончавшаяся ирако-британский архитектор Заха Хадид, проекты которой, помимо архитектурных, включали оформление сцены для мирового турне Pet Shop Boys. Знание этого типа возможно передавать от одного человека к другому. Но для этого люди должны общаться друг с другом лично. И в большинстве случаев людей, вовлеченных в это общение, должно быть очень много.

Нет такого пособия, которое учило бы искусству обретения дикого знания. Но существует ряд базовых правил, которые могут здесь пригодиться. Необходимо, чтобы передающий и получающий дикое знание находились в тесном личном контакте. Разговоры и совместное времяпрепровождение – это обязательные «ингредиенты». И, что самое важное, между ними должно быть доверие. Доверительность. Чтобы освоить дикое знание, требуется также обладать определенным уровнем укрощенного, сформулированного знания. Проще добавлять дикое знание к укрощенному, чем пытаться обрести дикое, не будучи даже знакомым с укрощенным.

Исходя из этих положений, мы хотим предложить вам четыре базовых принципа, которые могут поспособствовать обретению дикого знания.

1. Беритесь за дело – и вперед

Самая главная особенность дикого знания – то, что в основе его лежит опыт. Хотите стать дизайнером одежды – шейте одежду. Хотите быть писателем – пишите. Заинтересовались работой сомелье? Пейте вино. Мечтаете стать актером? Соглашайтесь на любые роли, какие только предложат. Представьте, что вы подмастерье и обучаетесь ремеслу в процессе. Только набираясь опыта, можно обрести несформлированные знания и навыки. Через некоторое время вы начнете понимать, как тут все устроено, и, возможно, даже сможете предсказывать дальнейший ход событий. Начнет формироваться чутье.

Поэтому первое базовое правило таково: беритесь за дело – и вперед. Занимайтесь им снова и снова. Но одного этого мало. Периоды активной деятельности должны чередоваться с размышлениями. Достохвальная немецкая система ученичества включает в себя долгие фазы размышлений наравне с практическими заданиями. Зачастую для этого существует формальная программа, где практическая работа сочетается с теорией. У несформулированного знания всегда есть прирученная составляющая, которую можно выразить словами. Как правило, существует возможность зафиксировать и обсудить конкретные закономерности и опыт. Но, скорее всего, не всегда. В конце концов, на то оно и дикое знание. И все-таки есть шанс вычленить фрагменты и базовые принципы, которые можно будет свести в некую общую систему. Занимайтесь своим делом все больше и больше – в идеале совместно с кем-то еще. Задействуйте свои контакты и связи. Пользуйтесь возможностями соцсетей и по всем мыслимым каналам рассказывайте миру о своей работе. Со временем у людей сложится представление о вас и о ваших познаниях. Смело рассказывайте о собственных достижениях. Вы станете вызывать больше любопытства, а с этим будет расти и доверие к вам как к человеку, обладающему не просто обычным укрощенным знанием, и ваше собственное дикое знание.

2. Будьте там, где обитает дикое знание

Дикое знание заразно. Поэтому следующий шаг – находиться среди его носителей. Двигаться следует в двух направлениях – к людям и к местам. Есть отдельные личности, которые, как мы уже говорили, обладают диким знанием, но также есть и места, где собирается особенно много носителей дикого знания в конкретных сферах. Такие места гарвардский профессор Майкл Портер называет «голливудами» или кластерами. В них концентрируются компании и специалисты мирового класса. Чаще всего они располагаются в конкретном городе или части того или иного города. В мире множество подобных мест. Базовое правило здесь очень простое: общайтесь с нужными людьми и будьте в нужных местах.

Невозможно точно определить, кого или что считать нужным человеком или местом. Кроме того, для каждой сферы они свои. Но существует такая простая (даже слишком упрощенная) формула: ищите места и специалистов мирового класса. Разумно будет предполагать, что дикое знание, которого не найдешь ни в одной книге, сосредоточено вокруг них (и в них самих). Это вполне логично, ведь дикое знание зачастую становится ключевым фактором для достижения успеха. А значит, те люди, которые уже добились большого успеха, обладают, скорее всего, немалым его запасом. Так что, если хотите стать поп-звездой, общайтесь с нынешними дивами – от Имоджен Хип и Бейонсе до Кончиты Вурст. Если хотите создать бизнес в интернете, попейте кофе хотя бы с одним из братьев Замвер – Марком, Оливером или Александром – владельцами немецкой компании Rocket Internet. Всего за несколько лет они создали стремительно растущую «фабрику клонов», которая находит, копирует и развивает сайты. Их идея проста и заманчива. Никто из нынешних производителей авто не изобрел машину сам. Тот, кто был первым, не всегда оказывается лучшим. Копируйте все! А если вдруг захотите стать шеф-поваром, проводите время с испанкой Еленой Арзак или живущим теперь в США вундеркиндом Маркусом Самуэльссоном, которого порой можно застать на кухне Белого дома.

Правда, это не так просто – пройти на кухню Белого дома в поисках Маркуса Самуэльссона. И поболтать за чашечкой кофе с Леди Гага тоже трудновато. Однако сам принцип взять на вооружение нужно обязательно. Вы должны вращаться в тех кругах, где сконцентрировано дикое знание. Хорошие отношения и доверие здесь совершенно необходимы. Давняя, выдающаяся традиция исследований феномена, называемого рабочими связями, подтверждает эту формулу. Отношения важнее, чем финансовые взаимодействия. Знание устремляется туда, где между людьми есть доверие.

В том числе в конкретные физические локации. Как мы уже не раз упоминали ранее, география играет в нашей жизни все более значимую роль. Несколько лет назад мы все были уверены, что технологии нас освободят. Во многих смыслах так и получилось – но не во всем. Об этом ясно свидетельствуют нынешние тенденции в жизни людей по всему миру. Мы массово стекаемся в города. Города стали гигантскими плавильными котлами, в которых мы перемешиваемся с миллионами своих соседей. И именно там – зачастую в самой гуще этой шумной толпы – возникают небольшие сгустки дикого знания. Взгляните хотя бы на Тридцатимильную зону в Лос-Анджелесе – центр кинопроизводства, развлечений и сплетен. Это место во многом напоминает Квадратную милю, также известную как Сити, – особый маленький район в самом сердце Лондона, пока еще укомплектованный всеми финансовыми организациями мира. Брекзит, разумеется, изменит ситуацию. Банковское дело и индустрия развлечений. Принцип один и тот же. У Индии есть свой собственный вариант Кремниевой долины – буйно развивающийся Бангалор, расположенный в южной части страны. В Берлине формируется сообщество художников, а квартал Квадрилатеро Д’оро в Милане соревнуется с Парижем за право определять будущее индустрии моды.

Термин «кластер» в этом контексте нов, но сам феномен – отнюдь нет. Он встречался по всему миру на протяжении веков. У концентрации производства схожих товаров и услуг в одной географической точке есть очевидные преимущества. Специализация и разнообразие позволяют каждому отдельному игроку использовать общие возможности себе на благо; это среда, в которой люди не только конкурируют, но и сотрудничают друг с другом. Хотя мы и живем в эпоху цифровых технологий и глобализации, рост всех наших «голливудов» и городов показывает, что самый главный фактор производства – мы сами – до сих пор очень статичен и социальный капитал никуда не сдвигается. И потому сейчас как никогда важно находиться в нужных кластерах и в окружении нужных людей.

3. Постигаем дикое знание в танце

На первый взгляд, предыдущие два базовых принципа могут показаться логичнее, чем этот. Но музыка и танцы стимулируют обучение. Даже у взрослых. Вопреки убеждениям, которых мы придерживались всего десять лет назад, сегодня ученые сходятся во мнении, что исполнение и прослушивание музыки влияет на наши когнитивные способности. Люди, которые слушают музыку и играют сами (особенно с раннего возраста), обладают лучшими способностями к усвоению как прирученного, так и дикого знания. Нервная система человека испытывает воздействие среды, которая его окружает, – и все больше и больше современных исследований указывают на положительный эффект от сенсорной стимуляции посредством различной культурной деятельности. Профессор Микаэль Нильссон из Гётеборгского университета занимается изучением того, как музыка, танцы, архитектура и социальные стимулы воздействуют на наш мозг. Окружной совет Стокгольма выделил средства на проект под названием «Культурный мозг», посвященный образовательному и лечебному потенциалу культуры.

То, как и чему мы учимся, а также как поддерживаем активность своего мозга, стало сейчас очень популярным направлением исследований во всем мире. Все чаще звучит предположение, что музыка, танец и другая культурная деятельность могут оказывать положительное воздействие на наш мозг в целом и в особенности на нашу способность к обучению. К примеру, в составе Гарвардской медицинской школы появился Институт исследований музыки и мозга. Институт занимается вопросом воздействия музыки на мозг человека. В его экспертно-консультативную группу входили такие величины, как продюсер The Beatles сэр Джордж Мартин и нобелевский лауреат Дэвид Хьюбел. Вывод: хотите стать умнее – еще и танцуйте на всякий случай!

4. Учитесь комбинировать то, что уже имеете

Каждый компетентный человек уникален и не похож на других. До сих пор советы были очень простые: учитесь на деле; знакомьтесь с теми, кто уже освоил какое-то дикое знание; будьте в правильных местах; танцуйте. На первый взгляд, все это похоже на понятную, линейную последовательность действий. Стандартизированный метод обучения. Универсальный рецепт. Но это не так. Дикое знание невозможно скопировать. В нем слишком много составляющих. Внутренние связи в нем слишком сложны. Поэтому вам нужно отыскать собственный уникальный подход. Ваш маленький мир несформулированного знания создается на базе ваших собственных уникальных характеристик.

Так как новое знание обычно генерируется на стыке разных типов знания, очень важно научиться комбинировать интересные и полезные сведения из разных сфер. Исследователи называют это междисциплинарным знанием. Не ограничивайте себя рамками дисциплин или схемами организационной структуры.

В мире полно более или менее произвольных разграничений.

Лагер и эль. Макроэкономика и микроэкономика. Поп и рок. Но если хотите стать гонщиком на ралли, попробуйте ознакомиться с волшебным миром балета. И то и другое сильно зависит от физических возможностей человеческого тела. Хотите быть профессиональным футболистом – почитайте о Древней Греции. Там придумали Олимпийские игры. Если мечтаете научиться жонглировать, займитесь также рыбалкой нахлыстом. Сможете лучше развить свою координацию. Идея самая простая. Никогда не знаешь, какие два навыка могут объединиться и породить что-то новое.

ПРАВИЛО № 7

Именно в городах мы приобретаем самое важное знание – дикое

Города теперь норма нашей жизни. В них живет большинство из нас – и остальные скоро тоже там будут. В мире происходит глобальная встряска, и гравитационное поле затягивает нас в мегаполисы. Это подтверждают данные исследований. Голливуд и Болливуд согласно кивают. В городе мы превращаемся в свободных горожан. На передний план выходят женщины. Урбанисты.

Мы совершаем каминг-аут

Для некоторых это серьезный шаг. А другим он дается легко. И, конечно, есть масса вариантов посередине. Это выражение, как правило, ассоциируется с раскрытием сексуальной ориентации. Процесс может быть очень непростым. Когда люди совершают каминг-аут, они признают себя лесбиянкой, геем, бисексуалом, трансгендером или квиром. Сам принцип любопытен и безотносительно вопросов сексуальной ориентации. По сути, все сводится к открытому заявлению о том, что вы не будете соответствовать ожиданиям окружающего вас мира. И на самом деле его делают очень многие люди по всему миру. Мы собираем пожитки и уезжаем из села в город, чтобы там строить для себя новую жизнь. И точно так же, как для наших друзей из ЛГБТК-сообщества, для нас этот «каминг-аут» не становится единичным действием, а превращается в процесс, который приходится проходить снова и снова в каждом новом контексте.

Знания и современные технологии открывают перед нами новые возможности. Все больше возможностей и больше шансов. По всему миру. Одна из таких возможностей – урбанизироваться. Вскоре городское население перейдет отметку 60 %. Каминг-аут. В надежде на то, что тебе удастся выстроить новую жизнь по собственным правилам. Отыскать тот контекст, в котором ожидания окружающего мира будут совпадать с твоей сутью. Как насчет образа жизни среднего класса а-ля «Секс в большом городе», хипстерского клевого существования или принадлежности к этническому сообществу в составе мегаполиса?

Но урбанизация не всегда приносит людям выгоду. В ряде наиболее быстрорастущих городов Азии и Африки жители трущоб составляют примерно 70 % от общего населения. Эта цифра весьма приблизительна, но тем не менее она позволяет сделать вполне четкий вывод. Не все заживут счастливо. В западном мире сейчас говорят о росте сегмента «работающей бедности» даже в таких мировых центрах, как Лондон, Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Во многих случаях к нему относятся недавние иммигранты, которые оказываются неспособны обеспечить себя, даже имея две работы. Однако некоторым из нас сейчас удается разбогатеть очень быстро (что рано или поздно тоже обернется проблемами, если уже не обернулось), и мы становимся свидетелями того, как нищета (в формулировке ООН) сходит на нет.

Мы совершаем каминг-аут. Для некоторых это серьезный шаг. Трудный и болезненный. Другие считают, что это легко. Ничто не дается просто так. К сожалению, свобода и демократия не идут рука об руку с экономическим ростом сколь-нибудь систематическим образом. Уж точно не на обывательском уровне.

Но, несмотря на все это, большинство из нас согласится, что наличие свободы и демократии лучше, чем их отсутствие. И то и другое обладает внутренней ценностью, которую нельзя и не нужно измерять деньгами.

Урбанисты – первопроходцы. Вместе они совершают тихую, никем не возглавляемую революцию, которая разрывает нашу связь с традициями и институциями. Они мечтают о чем-то большем, чем статус-кво. Как и любые другие революционеры. Только вместо АК-47 они сжимают в руках Samsung. Они оставляют позади старую гвардию и штурмуют мегаполисы. К концу 2013 г. даже китайский режим отказался от сопротивления свободной миграции в города. Революционеры одержали верх. Процесс, который можно, пожалуй, назвать самой масштабной и стремительной урбанизацией в истории нашей планеты, был легализован и продолжился с неослабевающей силой. Властям Великобритании тоже приходилось раз за разом оставлять попытки ограничить рост Лондона. Желание совершить каминг-аут слишком велико. Центру уже не удается навязать свои правила. Даже в Китае.

Гёрлвилль – город свободных женщин

Не так давно наши роли в жизни были четко определены. Было вполне ясно, на что могут рассчитывать юноши, а на что девушки. Жизнь начиналась с того, чтобы как можно лучше подготовиться к своей роли. Гендерной роли. Семейной жизни. Работе. Существовал определенный сценарий. Но теперь все иначе.

Урбанистическая революция сметает на своем пути даже самые устойчивые структуры. Урбанисты приходят и требуют все свободы, которые город может им предложить, и даже больше. Мужчины и женщины. Никто не остается в стороне.

И на этот раз, как ни странно, вперед вырываются женщины. Они настойчивы в своем желании совершить каминг-аут и вооружены самыми мощными из когда-либо созданных нами орудий, способными сокрушить любые институции и властные структуры, – знанием и смартфоном. Вы поймете, о чем мы, если почитаете Симону де Бовуар. Тысячи лет угнетения подпитывают жажду опробовать свои силы. Мир переживает этап своего рода созидательного разрушения грандиозных масштабов. Мы уже увидели, какое давление испытывает национальное государство со стороны новых центров сосредоточения власти и общественной приверженности. И как отчаянно компании пытаются реорганизоваться для того, чтобы соответствовать новым рыночным реалиям.

И тут нет ничего удивительного. Города создают новые возможности. Новые рынки. Новый образ жизни. Сейчас в городах сосредоточилось чуть более половины жителей Земли, а в будущем почти весь прирост населения будет приходиться на мегаполисы развивающихся стран. Кроме того, наши города феминизируются. Доля женщин растет, особенно в возрастной категории старше 60 лет. Отчет по Программе ООН по населенным пунктам под заглавием «Положение женщин в городах» делает акцент на двух позитивных последствиях урбанизации. Одно – экономическое, другое – социальное. Что касается первого последствия, то урбанизация и рост городов связаны с созданием благ. Города – это попросту двигатели экономики. А если говорить о втором последствии, то горожанки имеют больше экономических, социальных и политических возможностей, чем жительницы сельских районов.

По всей планете можно отыскать примеры того, что писатель и преподаватель Арне Ернелёв называет Амазонией – миром, в котором женщины имеют все больше и больше полномочий. Взгляните на то, что происходит в главных городах США. Согласно исследованию, проведенному Куинз-колледжем Городского университета Нью-Йорка, женщины 21–30 лет, работающие в Нью-Йорке на полной ставке, зарабатывают в среднем на 17 % больше, чем мужчины (в начале 1970-х гг. цифры демонстрировали прямо противоположную ситуацию). По мнению профессора Эндрю Бевериджа, исследователя демографии из Куинз-колледжа, это нетрудно объяснить. Женщины лучше образованы, а высокообразованные люди, как правило, переезжают в мегаполисы. И в некоторых местах показатели мужчин и женщин начинают существенно расходиться. Нью-Йорк – одно из таких мест. В 2005 г. высшее образование имели 53 % его обитательниц (и только 38 % обитателей мужского пола). И эта тенденция наблюдается не только в Америке – она вообще не ограничивается какими-то конкретными странами. Большинство студентов университетов в Тегеране – женщины. А если взглянуть на ситуацию в Китае, то можно обнаружить, что более 50 % учащихся в технологических вузах – тоже женщины. Это общий сдвиг, но особенно он характерен для мегаполисов. Одни и те же изменения проявляются повсюду, и прогноз на будущее становится все более очевидным. Сегодня – образование. Завтра – деньги и власть. Мы прибываем в Гёрлвилль.

Конечно, тут, как всегда, есть свои но. Число женщин в парламентах разных стран мира увеличилось, но до сих пор не достигло отметки 30 %, которую Экономический и социальный совет ООН задал как ориентир еще на 1995 г. К 2018 г. ни одна из стран-участниц Евросоюза не достигла цели увеличить долю женщин в советах директоров корпораций до 40 %. А профессора Ернелёва, предсказавшего рождение Амазонии, критикуют за чрезмерный оптимизм. И не в последнюю очередь исследовательницы гендерных отношений. Такова природа подобных процессов. Социология не точная наука. Особенно когда мы доводим наблюдаемые закономерности до такого высокого уровня обобщения. По большому счету, все, что у нас есть, – это тенденции и более или менее обоснованные гипотезы. Урбанизация сама по себе не приводит автоматически или аксиоматически к росту экономики. Мы не знаем, как на самом деле эти явления связаны между собой. Еще меньше автоматической связи с властью женщин над собственной жизнью в городе. Кроме того, степень их контроля чрезвычайно варьируется в зависимости от места их проживания. К примеру, бедные женщины из трущоб все еще остаются крайне уязвимой группой. В мегаполисах больше женщин, чем мужчин, и горожанки свободнее жительниц села – однозначно. Это хороший знак, указывающий на то, что мы движемся в верном направлении. Особенно в городах. И еще больше – в конкретных городах. Но, несмотря на все эти обнадеживающие тенденции, давайте не будем слишком радоваться. Нам предстоит еще долгий путь.

Моя семья – это я

Это только начало. Свободные урбанисты прокладывают новые пути во всех сферах жизни. Сметая на своем пути и большие, и малые нормы. Не щадя ни одну институцию. К примеру, в немилость у современных горожан, как видно, попал традиционный семейный уклад. По всему миру стремительно растет количество домохозяйств в составе одного человека. Как обычно, возглавляют это движение скандинавы из вагона первого класса. На протяжении последних лет количество домохозяев-одиночек в Стокгольме составляло примерно 60 % от общего числа жителей. В Осло, Хельсинки и Копенгагене эта доля несколько меньше, но все равно велика по сравнению со стандартами за пределом Скандинавии. Мы, как всегда, современны и несентиментальны. В Лондоне и центральном Нью-Йорке из одного человека состоит около 50 % домохозяйств. Но самый агрессивный рост этого числа наблюдается в мегаполисах Азии. Судя по данным из Сингапура и Гонконга, создать семью там удается лишь незначительному меньшинству.

Таким образом, еще одна институция попала под удар. На этот раз ею оказалось, пожалуй, наше самое давнишнее социальное соглашение, которому теперь противопоставляются другие способы организации жизни. Мы уже видим, как последствия этих перемен вызывают цепную реакцию во всех сферах нашего бытия. Квартиры, размеры упаковок, стаканчик спиртного на ночь для одиночек, работающих по сменам, вечера шопинга для тех, кто «в поиске», устраиваемые супермаркетами Lidl. Урбанисты ведут нас к созданию общества, организованного в первую очередь вокруг индивидуумов и их потребностей. Семьи в городах – исчезающий вид.

Одинокий и сильный

Страницы: «« « 1234 » »»