Вокруг света с Кларксоном. Особенности национальной езды Кларксон Джереми
Гигант быстро обшарил наши карманы, осмотрел телекамеру, терпеливо выслушал наши сбивчивые объяснения, что съемки ведутся для Би-би-си и сказал, что готов проводить нас наружу.
Но потом случилось нечто совершенно неожиданное. Пока я стоял и размышлял, не висит ли у этого парня на проводе гендиректор Би-би-си, из сумрака нарисовалась девушка. Судя по ее виду, в последний раз она была в ясном рассудке примерно в 1976 году. Волосы ее были ярко-зелеными, нос ломился под тяжестью шестнадцати серебряных колец, а в глазах было не больше жизни, чем в рисунке на картонной коробке.
Первая же ее фраза немало меня озадачила: «Обожди, ты тот самый мужик из TopGear?» — «Ну да», — ответил я, успев про себя удивиться, что если они показывают нашу передачу в Америке, то где мои гонорары? Хотя ладно, скажу правду. В тот момент я думал не о гонорарах: больше всего на свете я хотел в сортир, так как был готов обделаться от страха.
Ее личико расплылось в улыбке, и она сообщила, что в свое время работала репортером для Newsnight и «просто обожа-а-ает» Би-би-си.
Через пару секунд откуда-то сверху спустилась целая армия вооруженной до зубов шпаны, и все как один захотели дать нам интервью. Некто по имени Кристиан, наименее укуренный и поэтому хоть как-то ворочавший языком, рассказал, что ситуация в центре Детройта сложилась безрадостная.
В тебя когда-нибудь стреляли, спросили мы? «Сегодня? Да, конечно. Утром я вышел к бензоколонке и столкнулся с теми чуваками. В общем, получилось, что я полез на рожон».
Угрожает ли что-нибудь нашим жизням? «Конечно. Если наши ребята захотят забрать ваши фургоны, они их заберут. Если захотят взять телекамеру, то возьмут. Если им понравятся ваши туфли, то лучше снимите и отдайте без лишних слов, а если этого не сделаете, последствия вас огорчат… они будут катастрофическими».
Мы еще немного поговорили с гангстерами, вежливо отклонили несколько приглашений потусоваться вместе и быстренько удалились. Нашему возвращению больше всех удивились полицейские, ожидавшие в дальнем конце улицы. Один из них сказал: «Когда вы вошли в вокзал, мы стали ждать, что всю вашу группу выбросят из окна одиннадцатого этажа. Но как, черт возьми, вам удалось поболтать с этой шпаной? Вы ведь даже не черные…»
Они наблюдательные, эти детройтские копы. Два дня спустя они повезли нас на экскурсию по городскому району, известному в народе как Щетки. Этот район выглядел так, как будто его хорошенько разбомбили с воздуха. Дома были разрушены, а на улицах не было видно ни одного целого автомобиля.
Недавно в этом месте была перестрелка, в которой погибло двое местных, и наши провожатые патрулировали район, выискивая подозрительных типов. Они занимались своей обычной работой, за которую получали зарплату.
Мы сидели в полицейской машине и трепались о том о сем, например о том, что никто в районе не имеет работы, поскольку нет работы, которую можно иметь. Вдруг один из копов спросил, не хотим ли мы посмотреть на настоящий арест.
В следующий момент машина остановилась, полицейские выскочили, схватили двух пятнадцатилетних подростков и распяли на капоте.
Сюжет получился бы отличный, но, увы, задние двери полицейского «шевроле» не открывались изнутри, и нам пришлось срочно выбираться на свет, перелазя через передние сиденья. В итоге я вывалился из машины с ногами, запутавшимися в соединявшей телекамеру с микрофоном пуповине.
Когда мы уже были готовы снимать, полицейский вытряс из карманов у одного из подростков небольшой пистолет и пакет с наркотиками, и тут же запросил по радио подкрепление. Оно прибыло очень вовремя, так как собравшаяся вокруг толпа уже начала забрасывать нас камнями.
Прибывшее подкрепление арестовало еще одного человека, и пока он лежал на земле с головой, для верности придавленной сверху полицейским ботинком, к нашему оператору подошел приятель поверженного и злобно спросил: «Успел заснять, долбаный киношник?» По всем приметам, ситуация накалялась с каждой секундой. Пистолет в Детройте стоит столько же, сколько полкило помидор, но если верить статистике, употребляется он гораздо чаще.
Должен признаться, что в тот момент я не мог оторвать глаз от крошечного пистолета, конфискованного у подростка. Этот пистолет теперь лежал на пассажирском сиденье в полицейской машине, и я пытался представить, заряжен ли он и как он снимается с предохранителя. Если бы кто-то в толпе начал по нам стрелять, я бы без колебаний схватил пистолет и начал стрелять в ответ.
И это говорит человек, который в детстве три дня отлеживался в кладовке после того, как подстрелил воробышка из пневматического ружья!
К счастью, по итогам происшествия мы остались целы и невредимы, хотя на крыше полицейской машины, в которой мы сидели, появилась вмятина от булыжника.
В сравнении с Детройтом вся остальная Америка кажется Швейцарией. Спросите любого американца, был ли он в Детройте, и он на время замолчит, подавленный ужасными воспоминаниями. В Америке, между прочим, продаются майки с надписями типа «Не путайся под ногами — у меня друзья из Детройта» и «Детройт — место, где слабых убивают и едят».
Все это очень странно, а ведь еще каких-то тридцать лет назад Детройт был самым быстрорастущим и перспективным городом в США. Его население богатело не по дням, а по часам, и гул его заводов отдавался эхом по всей планете. Как же получилось, что автомобильная столица мира превратилась в его криминальную столицу?
Когда-то давно, еще в самом начале автомобильной эпохи, в этих местах, называвшихся по-французски — Де Труа, обосновалась группа людей, которые открыли мастерские по изготовлению повозок. Когда был изобретен двигатель внутреннего сгорания, местные жители просто соединили его с повозкой.
В итоге Детройт стал местом, где появились на свет «Линкольн», «Кадиллак», «Понтиак», «Шевроле», «Форд», «Меркюри», «Крайслер», «Хадсон», «Плимут», «Бьюик», «Додж», «Паккард» и «Олдсмобиль». Это был Город Машин.
Рабочих для автомобильных заводов остро не хватало, и чтобы привлечь их из других штатов, работодатели на жалование не скупились. В конце пятидесятых годов средняя оплата труда промышленных рабочих в других штатах составляла полтора доллара в час, а в Детройте рабочий получал три доллара.
Можно было с утра начать работать на одном заводе, и если место не нравилось, уже после обеда вкалывать у станка на другом.
Спрос на продукцию был просто феноменальным. Это были годы небывалого подъема американской экономики — еще до нефтяного кризиса, Вьетнама и Уотергейта. Каждый американец хотел себе машину, да не простую, а большую, с восьмицилиндровым мотором, из Детройта. В пятидесятые-шестидесятые годы 97 % всех машин, продаваемых в Америке, делались тоже в Америке.
Квинтэссенцию той эпохи лучше всех других марок и моделей выражает Ford Mustang 1964 года. Этот двухместный седан ознаменовал собой начало совершенно нового подхода к изготовлению машин не только для «Форда», но и для всей автомобильной промышленности.
До появления «Мустанга» у каждой модели автомобиля имелась четко определенная разновидность двигателя и такой же конкретный уровень качества отделки. Выбора у покупателя не было. Но в случае авто класса «пони», как их стали называть, покупатель мог выбрать себе по вкусу не только мотор, но даже дизайн кузова — двухместный седан или кабриолет.
Автомобильных опций предлагалось множество. Вы могли заказать машину, скажем, с ковшеобразным сиденьем, самоблокирующимся дифференциалом или тахометром. Это могла быть шестицилиндровая машина для поездки за продуктами или быстрый, как ветер, восьмицилиндровик с дымящимися на старте шинами.
Руководство «Форда» сообразило, что новая идея оказалась на редкость прибыльной, и тут же прикинуло, что в первый год продаст порядка 100 000 «мустангов». Но тут они просчитались: на самом деле было продано 680 000 машин, и Ford Mustang, как свидетельствует эта цифра, стал самым продаваемым автомобилем в истории. Данный рекорд пока не удавалось побить никому.
Однако сегодня единственная область, в которой Детройт еще ставит рекорды, — это статистика преступности.
Что же случилось, что пошло не так? Прежде всего, случился топливный кризис, резко уменьшивший число людей, которые могли себе позволить ездить на машинах с восьмицилиндровыми двигателями, хлеставшими бензин ведрами. В моду вошли маленькие машинки, и внимание публики переключилось на японский автопром, который был тут как тут.
А потом оказалось, что эти японские малышки никогда не ломаются, так что, когда нефтяной кризис рассосался, многие люди остались верны своим «хондам», «датсунам» и «тойотам».
Еще одним фактором, погубившим Детройт, был низкий уровень автоматизации сборочного конвейера в сочетании с низкими ценами на землю. Когда автомобилестроительная компания желала обновить свое производство, она не занималась установкой новых роботов, а просто-напросто закрывала старые цеха и строила новый завод с нуля — как правило, где-нибудь в пригороде, где земля шла по дешевке.
Кто знает, возможно, Детройт и справился бы со всеми этими напастями, но его окончательно прихлопнул экономический кризис в южных штатах, из-за которого тысячи и тысячи чернокожих рабочих устремились в город в тщетной надежде на заработок. Все они были наслышаны, что здесь платят три бакса в час, но когда эта волна обездоленных достигла Детройта, рог изобилия истощился.
Моментально возникло множество очагов социальной напряженности. В 1967 году толпы чернокожей бедноты вышли на улицы и подняли мятеж, требуя положить конец всем мятежам.
Боб Сегер, который в те времена был восходящей звездой рок-н-ролла из Детройта, вспоминает, как однажды поздно вечером возвращался домой с концерта и увидел на улицах танки. «Я просто не мог поверить своим глазам. Детройт был весь в огне: его наводнила не только полиция, но и армейские подразделения. Казалось, что город превратился в зону военных действий, или в кое-что похуже — в геенну огненную».
Вскоре после этих событий начался массовый исход белого населения. Солидные белые господа из среднего класса паковали вещи и вместе с семьями переезжали в пригороды, куда все равно уже перебралась добрая половина автомобильных заводов.
За десять лет население Детройта уменьшилось с двух миллионов до одного. Даже знаменитая звукозаписывающая студия с лейблом Motown, усилиями которой Детройт в свое время превратился в мировую столицу музыки и подарил нам такие чернокожие таланты, как Стиви Уандер, Марта Ривз, Дайана Росс и группа Temptations, — и та перебралась в Лос-Анджелес.
Эпоха, символом которой была знаменитая песенка Dancing in the Street, давно закончилось. Мадонна хоть и родилась в Детройте, но сделала все возможное, чтобы поскорее оттуда свалить.
Вот так этому городу пришел конец. От Детройта остался лишь разваливающийся остов со стремительно тающим населением. В его центральном районе уже давно не сыскать никакой работы, а когда там закрылся гигантский супермаркет Hudson’s, большинство мелких магазинов на центральных улицах поспешили последовать его примеру и тоже свернулись.
Европейский житель вряд ли может представить себе всю эту картину, поскольку у нас нет ничего похожего на Детройт даже в самой отдаленной степени. Велика вероятность, что в один прекрасный день Детройт возьмет и взорвется, исчезнув с лица земли.
Уже сегодня жители его пригородов не без гордости сообщают, что в последний раз были в центре города двадцать лет назад. Девятнадцатилетний портье в нашем отеле как-то раз признался, что не был там никогда.
Он все никак не мог взять в толк, зачем наша группа каждое утро втаскивает аппаратуру на грузовики и уезжает в центр города, расположенный всего в двенадцати милях. Но еще больше его удивляло, что каждый вечер мы возвращаемся оттуда целыми и невредимыми.
Он не утерпел поделиться своим удивлением со своим менеджером, и тот улучил момент, чтобы посоветовать нам никогда в те места не соваться. Мы объяснили ему, что у нас такая работа, и когда он узнал, что мы поедем в центр не по безопасной скоростной автодороге, а по Мичиган-авеню, то убежал предупредить девушек на ресепшене о том, что наши номера освободятся намного скорее, чем он думал.
Несмотря на такие настроения у детройтских жителей, мэру города Дэннису Арчеру хоть бы хны. По его словам, Детройт больше не является мировой столицей преступности, и теперь ни один другой город не потягается с ним по выпуску качественных автомобилей. «Мы готовы принять любой вызов», — бодро вещал он.
Увы, мэр упускает из виду, что автомобильные компании больше не привязаны к Детройту. У General Motors есть завод в Мексико, у Honda — в Огайо, есть в Америке заводы и у Toyota с BMW, но все они даже не в Мичигане.
Три компании — Ford, General Motors и Chrysler — все еще выпускают машины на своей исторической родине, однако их производства расположены не в центре, а в зеленых пригородах. Пригороды у Детройта не просто зеленые — есть такие, что больше похожи на ботанический сад.
Случись вам проезжать Детройт на автомобиле, сверните на запад от центра по Джефферсон-авеню и проследуйте мимо Белл-Айл. Перед этим лишний раз проверьте, что стекла машины подняты. По пути даже не думайте останавливаться на красный свет светофора: любое промедление здесь может закончиться тем, что в салон влетит непрошеная гостья калибра 9 мм.
Вскоре, проехав один из перекрестков, вы обнаружите, что все вокруг становится другим. К востоку от перекрестка — выжженные дотла магазины и грязные трущобы, в мусорных кучах роются чернокожие, выискивая окурки или старые диванные пружины, чтобы обменять их на еду.
К западу — пожарные гидранты на тротуарах выкрашены безукоризненно-белым, уличные фонари сделаны в псевдотюдоровском стиле, а огромные дома не имеют ни единой выщерблины.
Каждая четвертая автомашина здесь — полицейская, а каждый третий прохожий бегает трусцой. Добро пожаловать в Гросс-Пойнт, милый район на берегу озера, где обитают боссы детройтского автомобилестроения.
Это место я возненавидел с первого взгляда. Оно отдавало чем-то в стиле «Степфордских жен». К тому же через пять минут после нашего приезда к нам прибежали копы. Оказывается, жильцы тут же принялись названивать им про появление группы подозрительных мужчин в джинсах. Подумать только, джинсы в Гросс-Пойнте! Где-нибудь в Оксфордшире будь мы вообще без трусов, и то продержались бы намного дольше.
Клянусь, я даже успел разглядеть, как кто-то подстригал газон перед домом маникюрными ножничками.
Эйт-Майл-роуд в Детройте считается условной границей между богатством и бедностью, между белыми и черными, между цивилизацией и воинственными племенами из бронзового века.
В общем, этот Гросс-Пойнт похож на любой другой американский пригород — во все дни недели, кроме выходных. Лишь по вечерам в выходные становится очевидно, что мы в Мотауне — Городе Моторов, — или, по крайней мере, где-то рядом.
По воскресеньям в одном и том же месте города собираются бывшие и нынешние рабочие его автомобильных заводов — бородатые люди, которые считают своим долгом восстанавливать и поддерживать в рабочем состоянии великие автомобили прошлого, выпускавшиеся в те дни, когда великим был и сам город. Они собираются за кружечкой-другой «бадвайзера», показывают друг другу свои тюнингованные, нафаршированные всеми мыслимыми прибамбасами старые «шевроле» и «форды» и перетирают за свои дела.
У этих людей даже есть своя собственная радиостанция, вещающая из микроавтобуса. На воскресных выездах-посиделках эта станция передает на автомобильные радио старый добрый рок-н-ролл.
Воскресные встречи, скажу я вам, — это нечто. Тут даже у мертвого забьется пульс, если он летним вечером попадет на гигантскую парковку, забитую «мустангами» и «корветами», из окон которых раздается одна и та же песня Боба Сегера.
Но самое духоподъемное мероприятие началось после закрытия закусочных. Вместо того чтобы разъехаться по домам, эти люди сели за руль, выстроили машины рядами перед перекрестком и, как только зажегся зеленый, устроили гонки.
В летние выходные все прямые участки улиц в Детройте в ночное время содрогаются от рева форсированных автомобилей, срывающихся с места на полном газу, а в рядах зрителей из рук в руки переходят огромные деньги. Бывает, что люди ставят на кон по тысяче долларов.
Все это действо, отметим, происходит на дорогах общего пользования.
Когда пикапы Chevrolet El Camino с визгом рвутся со старта, за происходящим становится трудно следить сквозь дым сожженных покрышек. Попади в толпу зрителей добропорядочный англичанин с женой, они потеряли бы дар речи, если бы увидели, что бок о бок с ядовито-зеленым Dodge Charger и ядовито-желтым Plymouth Super Bird на старте стоит их скромненькая семейная «хонда».
Зрелище не менее утонченное, чем биг-мак, не менее целомудренное, чем банка колы, и не менее американское, чем то и другое вместе взятое. Мощные машины с мощными двигателями, мощные люди с мощными бородами бросают друг другу вызов на прямой дороге длиной в четверть мили.
Эти парни презрительно фыркают при упоминании Ferrari или Lotus Elan. Им наплевать на способность автомобиля делать плавные повороты на серпантине горной дороги. Они в гробу видали ювелирную точность руля и пятиклапанную технологию. И только после первой пинты пива они признаются, что на самом деле очень уважают европейские и японские двигатели, способные раскручиваться до 8000 оборотов.
Им нравятся неповоротливые рыдваны с восемью цилиндрами и массивными задними колесами. Американские городские гонки на ускорение до изумления просты и незатейливы. Простота и незатейливость — это вообще американская национальная черта. Есть только одна вещь, которая устроена проще, чем рабочий американского завода, — это кусок деревяшки.
При виде того, как ярко-синий Chevrolet Camaro сорвался со старта, вздыбившись передними колесами аж на полметра, один из зрителей повернулся ко мне и в восхищении пробормотал: «„Шевроле“ и яблочный пирог. Понимаешь?»
Эта фраза кажется бессмысленной, но я сразу усек, что он имел в виду. Это были две фундаментальные ценности американской глубинки.
А копы — они все это видели, но волну не гнали, поскольку им для борьбы с преступностью нужна поддержка белых представителей среднего класса. Полицейские в патрульной машине появились на сцене лишь после того, как целый час наблюдали за действом из соседнего переулка.
Через громкоговоритель они объявили, что представление закончено и «все, кого обнаружат на этом месте через десять минут, будут арестованы». Эти слова показались бы чересчур жесткими и возымели бы немедленный эффект, если бы не одно «но». Ни дым от сгоревшей резины, ни слепящие мигалки не помешали мне рассмотреть улыбку на лице полицейского.
Он отлично знал, что жители Детройта забавляются этими гонками уже пятьдесят лет, и ничего поделать тут нельзя.
В шестидесятые годы автомобильные компании имели обыкновение выставлять на этих уличных гонках свои самые свежие и пока засекреченные модели, а им противостояли кустарно кастомизированные в гаражах конкуренты. Завсегдатаи помнят, как однажды в начале семидесятых компания Ford выкатила на эти гонки новую модель «Мустанга», которая легко и просто сделала все остальные машины. Позже этот автомобиль стал известен как Ford Mustang Mach 1.
Именно такого рода истории столь явственно выделяют Детройт из множества всех городов. Куда бы вы ни пошли, вас всюду будут окружать свидетельства того, что вы — в Городе Моторов.
Например, я видел книжку комиксов местного производства, все герои в которой были автомобилями. Все без исключения экспонаты в Детройтском институте изящных искусств, которому, как это ни странно, еще удается существовать в центре города, полностью или частично оплачены автомобильными компаниями.
Поэты в Детройте сочиняют стихи об автомобилях, а в окрестностях центральной городской трассы для «Гран-при» имеется пять участков для гонок на ускорение. Местный писатель Бен Хэмпер, самый увлекательный автор из всех, которых я читал, в свое время был рабочим на заводе General Motors.
В центре города высятся громадные монолиты зданий, похожие на мощный восьмицилиндровый мотор. Даже по их внешнему виду понятно, что они построены на деньги автомобильных концернов. Эти здания — своего рода американский эквивалент английских сельских поместий, дошедшая до нашего времени, осязаемая реликвия доброго старого времени.
Они же подстегивают стремление к лучшему будущему. Автомобильная промышленность США многим обязана тому обстоятельству, что автоконцерны, желая скрыть собственные слабости, выбрали себе в качестве врага Японию и благодаря этому перестали выпускать ужасные авто.
О да, в США до сих пор выпускают Buick Skylark и Chevrolet Caprice — машины-бронтозавры с маневренностью газонокосилки, визуально привлекательные не больше кучки собачьего дерьма. По крайней мере, сегодня эти машины хорошо сделаны.
Американские авто (в особенности это касается моделей семидесятых годов) были не только омерзительны на вид, но и провоцировали у их владельцев приступы совершенно катастрофического, старческого неряшества. По полу в них гремели пустые банки колы, а из-под водительского сиденья выглядывал бутерброд с тунцом, недоеденный заводским работягой.
Руководство General Motors, обеспокоенное упадком духа у своих работников, придумало должность «Кота Качества». Это был человек в кошачьем костюме, который ходил туда-сюда по сборочному цеху и, по мысли руководства, должен был вдохновлять вконец распустившихся рабочих. Проблема была лишь в том, что вдохновлять оказалось некого: рабочие уже крепко спали в своих производственных отсеках или сидели в баре за рюмочкой.
Бен Хэмпер рассказывал мне, что как-то раз в цехах были вывешены электронные табло с побудительными текстами. Одно время, например, на этих табло светилась фраза «Заклепывать — здорово». Если заклепывать так интересно и здорово, спрашивал Бен, то почему в цех не приходят менеджеры, чтобы немного поразмяться в обеденный перерыв?
Впрочем, те дни уже давно в прошлом, и сегодня даже дизайнерам не стыдно за такие машины, как Dodge Viper, Lincoln Mark VIII и весь модельный ряд Saturn. Они отлично выглядят, недороги, надежны и сделаны по последнему слову техники. Cadillac STS, например, требует техобслуживания один раз на сотню тысяч миль пробега и благодаря самой современной электронике способен пересечь пустыню с полностью вытекшим радиатором.
Если выбирать автомобиль, лучше всего выразивший собой новый дух Детройта, то этим автомобилем будет Chrysler LHS.
Это авто выпускается компанией, которая еще в начале восьмидесятых годов была на волосок от банкротства. Сегодня эта компания рапортует о таких гигантских прибылях, что они кажутся неприличными.
Большинство американских машин слишком неуклюжи, слишком прожорливы и слишком уродливы на вид, чтобы их могли покупать где-то еще, кроме США. Chrysler LHS — исключение из этого правила. Он имеет изумительный внешний вид благодаря чуть вынесенному вперед салону и двигателю, выдвинутому к переднему краю моторного отсека. Из-за такого устройства капот получился уменьшенным, а значит, увеличилось пространство для пассажиров и багажа. Автомобиль работает тихо, снабжен всеми мыслимыми опциями и очень быстро ездит, хотя двигатель у него далеко не восьмицилиндровый.
Как ни больно мне это говорить, но я все-таки скажу: в лице Chrysler LHS мы имеем машину, которая по всем стандартам является одной из лучших в мире.
Этот автомобиль, а также самые последние модели Ford и General Motors своим существованием гарантируют, что в ближайшее время трем крупнейшим автомобильным компаниям США ничего не грозит. Но можно ли так сказать об их родном городе — о Детройте?
Определенные проблески света в конце тоннеля есть. Например, прямо в центре города сегодня появилась стометровая площадка под названием «Греческий город» с множеством дорогих ресторанов, где можно гулять ночью по мостовой в относительной безопасности. В Греческом городе множество нищих, но убийцам, желающим туда наведаться, уже приходится сбиваться в стаи человек по десять.
Недалеко находится и район с подходящим названием «Ренессанс-центр»: в нем есть офисные здания, супермаркет и самый высотный отель мира. Его постояльцы чувствуют себя в сравнительной безопасности, поскольку на каждого из них в среднем приходится по 200 человек охраны.
Еще одна достопримечательность Детройта — монорельс, трасса которого проходит через весь город. Остается лишь понять, зачем этот вид общественного транспорта существует в городе, по которому население предпочитает не перемещаться вообще, а если и перемещается, то исключительно на автомобилях. Чтобы построить эту монорельсовую дорогу, надо было одержимо верить в ее необходимость.
Беда в том, что все эти прелестные мелочи остаются мелочами в сравнении с главной темой. Строительство монорельса в Детройте похоже на подстригание ногтей больного раком. А раковая опухоль у Детройта есть, и называется она «преступность».
Мэр Детройта может говорить, что пройдет немного времени, и этот город станет еще одной мировой столицей, куда устремятся капиталы, с таким же успехом, с каким я могу утверждать, что я горшок с геранью.
Сказать по правде, я уже настолько свихнулся, что числю Детройт среди пятерки своих любимейших городов мира. Дело в том, что Детройт одухотворен, как музыка, которую когда-то в нем сочиняли. Как однажды выразилась Гертруда Стайн, там есть некое «там».
Исландия
Исландию занесло к нам с другой планеты. Это крошечный осколок Марса, упавший на голую скалу в северной Атлантике. Человек, впервые попавший в Исландию, не найдет там не только никаких географических ориентиров, но и малейших признаков того, что он находится в стране — полноправном члене НАТО. Неудивительно, что именно в Исландии американский астронавт Нейл Армстронг отрабатывал свою лунную походку.
Природа Исландии очень странна, а населяющие ее люди все как один кажутся свихнувшимися. Погода в стране такая, что в одну лишь возможность такой погоды долго не можешь поверить, а знакомство с исландскими законами и обычаями и вовсе лишает дара речи. Однако это детские мелочи в сравнении с обстоятельством, которое полностью переворачивает все наши представления о реальности: летом в Исландии солнце по ночам не заходит.
В Исландии вы можете взбираться на мощнейшем джипе по совершенно отвесной скале, ездить на снегоходе по морю, платить 80 фунтов за бутылку обычного белого вина или ужинать с девушкой, у которой абсолютно прозрачная кожа: все эти чудеса ничто по сравнению с тем, что день в Исландии не всегда сменяется ночью.
Какой бы непредсказуемой ни была жизнь во всех остальных частях планеты, у людей испокон веков имелся один непреложный факт — когда наступает ночь, солнце садится.
Исключений не известно. Но в Исландии с конца апреля до середины сентября ночь отличается от дня тем, что ночью солнце светит чуть менее ярко, а в середине июня даже это различие исчезает.
В три часа ночи на улице так же светло, как и в три часа дня, и от этого становится немного жутко. В районе Снеффельс-Йокуль, в том самом месте, откуда отправлялся легендарный исландский алхимик Арне Сакнуссем в своем «Путешествии к центру Земли», можно наблюдать, как закатное солнце царапнет горизонт и начнет всходить обратно.
Естественно, эта причудливая особенность жизни на крайнем севере наложила сильный отпечаток на обитателей Исландии. Их поведение сильно отличается от поведения всех прочих людей. Если бы Дарвин высадился не на Галапагосских островах, а в Исландии, он пришел бы к выводу, что в эволюционном плане человек произошел от ежа.
Дело в том, что в летние месяцы исландцы спят очень мало, а по выходным они не спят вообще. В пятницу они возвращаются домой с работы, пропускают по рюмочке, переодеваются, затем пропускают еще по одной, и к одиннадцати часам вечера выходят погулять — все 125 тысяч.
Турист с планеты Земля при виде этой картины испытывает неслабый шок. Когда я десять лет назад впервые попал в Исландию, то долго ходил по Рейкьявику часов в восемь вечера в поисках ресторана и совсем не удивлялся тому, что на улицах никого не было. Все-таки Рейкьявик — самая северная столица в мире, да и погода стояла холодная. Но пока я сидел и заправлялся капустным салатом с рыбой, я заметил, что столики вокруг меня начали постепенно заполняться. К полуночи у дверей всех ресторанов города уже выстроились очереди из желавших попасть внутрь.
Итак, я взял в банке ипотечный кредит, чтобы заплатить за ужин, расплатился, вышел на улицу — и попал прямо на самую большую в мире вечеринку. Музыкальный фестиваль Live Aid и визит папы римского в Рио-де-Жанейро, взятые вместе, по сравнению с открывшейся моему взору картиной показались бы не многолюднее деревенской свадьбы.
И каждый человек в этой колоссальных размеров толпе был пьян до поросячьего визга. Исландская певица Бьорк выразилась на этот предмет достаточно определенно: «Какой смысл выпивать по рюмке вина каждый день? Это пустая трата денег, вина и времени. Не разумнее ли подождать до выходных и одним махом выдуть литр водки?»
Именно так исландцы и поступают. Подростки, которых по малолетству еще не пускают в ночные клубы, бродят с огромными бутылками, куда налита водка с колой в пропорции девять к одному, и нарезаются так, что начинают ходить задом наперед.
Не стоит и говорить, что девушки от такого времяпрепровождения моментально беременеют. В Исландии самый высокий процент внебрачных детей в мире: большинство исландских девушек к шестнадцати годам успевают родить первого ребенка, которого сразу же отдают на воспитание своим родителям. Зато потом они вольны вести такую жизнь, какую захотят, нимало не беспокоясь о тикающих биологических часах. Если кто-то думает, что мировая столица секса — это Бангкок, то он очень и очень сильно ошибается.
Да и Монако как мировая столица ночной жизни и рядом не стоял с Рейкьявиком. Ночные развлечения в этом городе начинаются с вечера пятницы и продолжаются до утра в понедельник, а затем люди прямо с танцев отправляются на работу. Поразительно, но исландцы в самом деле выработали у себя привычку к сезонному образу жизни, напоминающему ежиный — шесть месяцев в году они не спят вообще, а остальные шесть пребывают в оцепенении.
Если кто-то планирует захватить Исландию, то ему можно посоветовать высаживать десант в период с ноября по февраль — в это время в стране не бывает ни одного бодрствующего жителя. Но на самом деле можно высадиться и в июле, поскольку все как раз будут пьяные в хлам.
Все, кроме исландских байкеров с ветхозаветными прическами, многочисленные банды которых по ночам носятся по улицам на чудовищных байках в стиле «Безумного Макса». Встретив одну из них, я несколько опешил от всего этого антуража и спросил, кто они такие и чем занимаются, ожидая услышать в ответ, что они пьют кровь девственниц и пляшут голыми вокруг ритуальных костров.
Но не тут-то было. Их вожак сказал: «Мы коллективно выступаем за безопасную езду, снижение стоимости страховок и все такое». А как получилось, что вы трезвые, как стеклышко, спросил я? Тут в разговор встрял байкер с американским танковым шлемом на голове. «Сейчас объясню. Видишь ли, в Исландии не принято пить за рулем. Населения у нас мало, все друг друга знают лично, и если ты нажрешься и кого-нибудь задавишь, то, скорее всего, это будет кто-то из твоих знакомых. Но даже если ты не будешь знать этого человека, ты совершенно точно будешь знаком с тем, кто его знает».
Что и говорить, присутствовать в качестве друга семьи на похоронах человека, которого ты нечаянно убил, ей-богу, не слишком приятно.
По той же самой причине, кстати, в Исландии можно совершенно спокойно не запирать ни машину, ни квартиру. Когда я спросил местного полицейского, сколько машин угнано в Исландии за последний год, он долго соображал, о чем это я. Тогда, значит, у полиции появляется больше времени, чтобы заниматься убийствами? И этот вопрос изрядно его озадачил. В последние лет десять в Исландии происходит в среднем одно убийство в год, и в большинстве случаев причиной бывает размолвка между супругами. Это преступление того типа, когда инспектор прибывает по вызову и находит продырявленную жену, а в углу сидит муж с дымящимся ружьем и, безутешно рыдая, объясняет всем и каждому, что совсем не хотел ее убивать.
Но не все так хорошо в этой стране, как кажется. Большинство исландцев при виде иностранца искренне радуются, что к ним наконец приехал кто-то, занимающийся чем-то еще кроме торговли рыбой. Но есть в Исландии и такие, которые считают, что вы незваным гостем вламываетесь на их праздник жизни.
Они отлично устроились на своем скалистом островке, создали абсолютно стабильную, фантастически богатую страну, в которой нет преступности, и не желают, чтобы какие-то паршивцы из внешнего мира совали нос в их дела. Не раз и не два эти люди советовали мне «валить в свою гребаную Америку».
Однако я остался, потому что Исландия — место как раз по мне.
Страна занимает территорию в четыре пятых площади Британии, но при этом имеет самый большой в нашем полушарии ледник, сотню действующих вулканов и реки, каждый день меняющие русло. На острове не растет ни одного дерева, а от его побережья время от времени откалываются новые острова.
Исландия расположена как раз в том месте, где встречаются материковые шельфы Америки и Европы, и благодаря этому она является самой большой в мире геотермальной зоной.
Валуны в Исландии теплые на ощупь, потому что на глубине в сотню метров горная порода все еще пребывает в расплавленном состоянии. В стране есть места, где из-под земли вырываются мощные столбы пара, разносящие такую вонь, какой не бывает даже в жаркий день в токийском метро.
А еще в стране есть голубая лагуна. Недалеко от аэропорта в Кефлавике, где базируются американские ВВС, расположено горячее озеро с водой изумительного бирюзового цвета. Внутри это озеро еще интереснее, чем снаружи: вода в нем имеет настолько высокую температуру, что жители страны благодаря этому обстоятельству совершенно бесплатно получают для квартир горячую воду, центральное отопление и электричество, не сжигая при этом ни молекулы углеводородного сырья.
Один исландец поведал мне, что экологически чистой и совершенно бесплатной энергии, скрытой в недрах его страны, хватило бы всей Западной Европе на тысячу лет. Сказав это, он свалился обратно под барную стойку.
Еще в Исландии есть город Гейзер, давший имя фонтану подземной воды. Самый главный гейзер демонстрирует себя во всей красе лишь раз в несколько лет, но кроме него есть множество мелких гейзеров, которые только и делают, что хлюпают и причмокивают, каждые семь минут выбрасывая из себя 20-метровый столб кипятка. Где-нибудь в Англии это было бы еще то зрелище, а в Исландии гейзеры кажутся чем-то самым заурядным и не стоящим особого внимания.
Наверное, потому, что по дороге к гейзерам надо проехать мимо водопада Галл Фосс — явления такого титанического масштаба и мощи, что от производимого им гула мои уши начали кровоточить.
Встречающиеся то там, то здесь монстроидные нагромождения застывшей лавы покрывает толстый слой упругого, губчатого мха, превратившего их в самые большие в мире матрасы. Остальную часть страны занимает черная пустыня, в которой невозможно никакое сельское хозяйство. Парламент страны, самый древний из парламентов мира, постановил передать восемьдесят процентов безумного исландского ландшафта в общее пользование всем жителям Исландии.
Эти жители, которые зиму проводят в спячке, а летом зажигают и оттопыриваются без сна, по всем понятиям кажутся свихнувшимися. Для них просто не существует правил, очевидных любому землянину. В исландском языке нет слова «пожалуйста». Вплоть до недавнего времени пиво в стране находилось под запретом, хотя крепкие напитки — нет. По четвергам все телевизионные станции в Исландии не работают.
У исландцев нет даже нормальных собственных имен. Имя новорожденному дают родители, что было бы совершенно нормально, если бы не одна мелочь: они обязаны выбирать его только из утвержденного правительством списка имен.
А фамилия человека образуется так: к имени его отца прибавляется окончание «сон» или «доттир». Например, меня бы в Исландии звали Джереми Эдвардсон, а мою дочку — Эмили Джеремидоттир.
Безумная система, что и говорить, но цены в этой стране еще безумнее. В мой первый приезд в Исландию (было это в 1994 году) галлон бензина стоил пять фунтов. За бутылку вина в пиццерии просили 65 фунтов, а ужин на двоих в одном из бесчисленных рыбных ресторанов стоил больше четырехсот. Счет, который мне выписали в отеле, я поместил дома в рамку под стекло и показываю пораженным гостям.
Самым распространенным в Исландии хобби, кроме регулярных походов в банк, является чтение статистики. Стоит только начать разговор с исландцем, и он тут же сообщит вам, что его родина дала человечеству больше гроссмейстеров и «Мисс мира», чем все остальные родины. В общем, это не удивительно, потому что все исландские мужчины выглядят копиями древнегреческих философов, а женщины — вылитыми ангелочками. Единственное исключение — Бьорк, за что ее и поспешили экспортировать.
Чтобы прочувствовать до конца, насколько безумные люди населяют эту страну, стоит познакомиться с ее автомобильной культурой. Для начала раскроем учебник истории.
Первый автомобиль появился в Исландии в 1904 году, но из-за отсутствия автослесарей и запчастей он быстро отдал концы. Владелец, однако, не выбросил авто, а стал за умеренную плату скатывать в нем с вершины холма любопытствующих сограждан.
Одно время в Исландии даже существовал целый автомобильный завод. Получилось это так. В 1941 году корабль перевозил из Америки в Швецию 104 комплекта для сборки седанов «Додж», но застрял в Исландии из-за начала войны.
Исландцы командировали в США механика, который устроился там простым рабочим на завод Dodge, а пока он там учился уму-разуму, в Рейкьявике был построен сборочный цех. Когда строительство завершилось, механик уже знал во всех подробностях, как собирать автомобили, чем он и занялся по возвращении. Увы, суровой исландской погоде понадобилось меньше года, чтобы разрушить почти все исландские «доджи», и сегодня на службе состоит лишь один из них… в качестве загончика для цыплят.
С недавнего времени в Исландии существует автомобильный спорт, который раньше был невозможен оттого, что правила дорожного движения действовали на всех дорогах без исключения: общее ограничение скорости 70 км/ч распространялось на любую гоночную трассу.
Однако в 1981 году этот закон изменили, и исландцы тут же взялись за автоспорт, как одержимые. Каждые выходные центральная часть острова содрогается от рева самых мощных гоночных машин в подлунном мире.
На взгляд постороннего, эти машины выглядят как джипы, но назвать их джипами язык поворачивается не больше, чем обед в ресторане с тремя «мишленовскими» звездами называть «перекусом на скорую руку».
Детройтские восьмицилиндровые двигатели и полный привод — вот, собственно, и все, что роднит эти джипы с автомобилями, которые катаются по Лондону в субботний вечер.
Начнем с того, что шины у них толщиной больше полуметра и снабжены черпакообразными выступами для пущей зацепистости. Ходовая часть также претерпела радикальные изменения: она настолько крепкая, что машина способна без малейшего ущерба пережить падение с тридцатиметровой высоты.
На эту высоту машину одним махом выносит мощнейший двигатель — по практически отвесной стене. Как правило, это пяти- или семилитровый V8, над которым поколдовали умельцы: от обычных двигателей он отличается прежде всего тем, что, когда водитель резко бьет по газам, в цилиндры впрыскивается охлажденная закись азота, и мощность сразу прыгает до 900 лошадиных сил. Для сравнения: шумахеровский «Беннетон» развивает мощность порядка 600 лошадиных сил.
Исландские джипы чудовищны до такой степени, что вызывают благоговение. Я ощутил это сполна, когда местный чемпион-автогонщик Гисли Джонсон взял меня с собой покататься.
Наш путь пролегал по месту, которое в Британии считалось бы гранитным карьером. Езда заключалась в том, что джип карабкался вверх по склону утеса, который сначала шел почти отвесно, а последние несколько метров были абсолютно отвесными. Места для разбега при этом не было.
Запрыгнув наверх, джип разворачивался, падал до половины склона вниз, затем опять разворачивался, карабкался немного вдоль почти вертикального отвеса и затем вновь устремлялся вверх. «Нечто немыслимое» — слишком слабый эпитет для описания такой езды.
Некоторые склоны, покивал головой Гисли, и в самом деле неприступны, и добавил: «Но мы все равно рискнем». Затем он притопил газ, колеса джипа бешено завертелись, как у стиральной машины на стадии отжима, и мы ракетой взлетели к небу. Как только передние колеса ударились о вертикальную стену, Гиш моментально выжал газ до упора, в двигатель хлынул азот, мои почки взорвались от ускорения, и опа! — мы на верхотуре.
Вот только «опа!» не совсем точно передает ощущения. Мне приходилось стоять под зависшим над головой истребителем «Хэрриер», слышать вблизи боевой вылет спарки «торнадо», быть на живом концерте Judas Priest и присутствовать в гараже «Формулы-1» в тот момент, когда там раскручивали десятицилиндровый мотор до 17 000 оборотов — так вот, все эти звуки покажутся шепотком рядом с ревом гисливского джипа. На мировом чемпионате сваебойных молотов он наверняка занял бы не последнее место.
Пока над одним из органов чувств совершалось такое насилие, остальные на всякий случай временно отключились. И это правильно, потому что глаза все равно бы не поверили в то, что происходило прямо перед ними.
Мне объяснили, что азот должен впрыскиваться в тот самый момент, когда задние колеса джипа ударяются о вертикальную часть стены, отчего они отскакивают от камня и машина благодаря этому, как правило, благополучно переваливает через край утеса. Но это объяснение не стало понятнее даже после того, как я все это испробовал в реальности.
Самый ужас, однако, подстерегал меня впереди. Во время падения вниз Гисли заложил вираж влево и мы покатили поперек абсолютно вертикального склона. К счастью, ему не надо было думать о переключении скоростей, коробка была автоматической. При езде по отвесным скалам события иногда идут не по сценарию. Хотя на соревнованиях машины регулярно срываются с обрывов, за последние пятнадцать лет ни один из участников серьезно не пострадал. Утешает это слабо, но меня выручило то, что в тот момент я просто не мог ничего соображать от страха. Этот страх был такой силы, что еще немного, и я наделал бы в штаны. Последний раз мне было настолько страшно в восьмилетнем возрасте, когда во сне безголовое чудище пожрало папу с мамой.
Три вещи мешали мне попросить Гисли остановиться. Во-первых, я британец. Во-вторых, я все равно не смог бы до него докричаться. В-третьих, мне пришлось сидеть на своих собственных руках, чтобы они не болтались по салону в случае, если мы сорвемся с обрыва и начнем падать. Так что мне ничего не оставалось, как просто терпеть и молиться, чтобы Всевышний сделал меня бухгалтером…
Когда все кончилось, я решил немного развеяться и пошел прокатиться на морском скутере Yamaha. Казалось бы, ничего особенного: в отпуске мы все катаемся на этих скутерах. Но приходилось ли вам ездить на скутере по исландскому озеру, да еще в джинсах? Конечно, нет.
Дул небольшой ветерок, поднимавший на озере небольшое волнение, и ничто не предвещало того, что случилось, как только я удалился от берега. Стоило скутеру рассечь носом первую же волну, как целый град крупных, острых, как бритва, сосулек вонзился мне в лицо, а с другого конца тела ледяной кулак крепко стиснул гениталии. Меня пробрал такой лютый мороз, которого просто не бывает.
Все верно, позже подтвердил мой исландский проводник, в прошлом году десять человек умерли на этом озере от переохлаждения.
А затем меня познакомили с человеком, имевшим совершенно безумное имя Зюдбердур Гудбергсон. Он прославился тем, что пару лет назад проехал на снегоходе к острову, расположенному в полутора километрах от побережья. Здесь надо пояснить, что снегоход рассчитан для передвижения по воде в гораздо более твердом агрегатном состоянии. Плавучесть у снегохода примерно как у булыжника: если поставить снегоход на воду, вам тут же понадобится новый снегоход, а он в Исландии стоит почти как Букингемский дворец.
А снегоход Гудбергсона стоит еще дороже, так как он по-особому тюнингован и способен развивать мощность в 180 лошадиных сил. Получается, что он мощнее, чем VW Golf GTi. А если судить по соотношению мощности к массе, он будет помощнее даже Lamborghini Diablo.
Чтобы сделать снегоход плавучим, Зюд (буду называть его так) просто взял и заклеил изолентой решетку радиатора, благо перегрев двигателя в Исландии случается редко. «Попробуй, — сказал он мне, — только помни: что бы ни случилось, не сбрасывай скорость. Если отпустишь газ хоть на секунду, снегоход пойдет камнем ко дну».
Итак, я проехался на зюдовской машине туда-сюда по берегу и выяснил, что она спокойно развивает скорость в 120 миль/час, что очень неплохо даже для самого современного сухопутного автомобиля. Оказывается, на свете есть кое-что пострашнее джипа Гисли.
Поначалу я старался держаться над мелководьем и очень быстро осознал, что две торчавшие впереди снегохода лыжины не могут заменить нос корабля, а из танковых гусениц за спиной получается очень плохой пропеллер.
Эх, была не была, сказал я, развернулся, дал полный газ и плюхнулся в полынью, взяв курс на другой берег озера примерно в полумиле. Скорость моментально упала, и снегоход начало раскачивать из стороны в сторону. Я отчетливо представлял, что стоит отпустить палец с акселератора, как машина булькнет вниз, а я попаду прямо в ледяные объятия смерти.
Примерно на половине пути, когда я двигался по воде со скоростью 50 миль/час, случилась очень странная вещь: меня догнал Гисли на своем джипе. Это не шутка. Одно дело — я, рассекающий водные просторы на довольно легком снегоходе, другое дело — человек, делающий то же самое на огромном 900-сильном джипе.
Потом, конечно, мне подробно разъяснили, как это явление физически возможно, но, честно сказать, в тот момент я больше вспоминал лицо человека с Туринской плащаницы. Если Иисус захочет еще раз пошляться по земле, то ему стоило бы выбрать Исландию: здесь много рыбы, никто не таращит глаза на гуляющих по воде, а байкеры выглядят вылитыми апостолами. Его никто бы не разоблачил.
Ну а если вдруг нагрянет Понтий Пилатсон со своими центурионами, то есть куча мест, чтобы спрятаться.
Вдали от побережья Исландия совершенно пустынна, там нет ни деревень, ни построек, ни людей. Вообразите, что вы проезжаете пол-Англии и не встречаете ни малейшего намека на присутствие человеческой цивилизации. Монолитный кусок нетронутой природы.
Самый крупный объект Исландии — это ледник Ватнайокуль, который по размеру больше, чем Йоркшир.
Ездить по этому языку льда толщиной в километр просто так нельзя. Для этого необходимы опытные инструкторы, спутниковая навигация и совершенно особые транспортные средства.
На вид эти транспортные средства представляют собой огромные фургоны с полным приводом. Один американский автомобильный журнал назвал эти фургоны «самыми совершенными снегоходами в мире». С этим определением трудно поспорить, когда видишь, как лихо эти автомобили перескакивают через расщелины такой глубины, что на их дне до сих пор живут мамонты. Подтверждает такую репутацию и их стоимость: в среднем один такой ледниковый транспорт стоит 60 000 фунтов.
Каждый квадратный метр Исландии сфотографирован со спутника, и при наличии навигационного оборудования можно проехать через всю страну с завязанными глазами.
Однако с ледником дело обстоит по-иному: проблема в том, что он движется. Карманный навигатор помогает двигаться в выбранном направлении, но он не может знать, какие помехи находятся между вами и пунктом назначения. Падая в километровую расселину, вы вряд ли найдете время подумать: «Странно, еще вчера ее здесь не было».
Прибавьте сюда и совершенно особые погодные условия. Даже в горах Шотландии не бывает настолько переменчивой погоды. В Исландии вы можете загорать на солнышке в одну минуту, а в следующую погибнуть от окоченения. Страна находится в нескольких километрах от полярного круга, и снежные бури здесь такие, что у комментатора погоды Майкла Фиша при их виде случилась бы кондрашка: они бывают покруче, чем его прикид.
В таком случае какого лешего исландцам карабкаться на ледник? Ну, во-первых, потому что они, как уже было сказано, больные на голову, и во-вторых, а почему бы и нет, собственно.
Ведь почему люди отправляются в путешествие по африканской саванне, зная, что у них есть все шансы вернуться домой с уменьшенным числом ног или рук? Зачем они взбираются на Эверест? Зачем (пример для британского читателя) они готовят барбекю на улице, если дома есть газовая плита?
Первое, что требуется сделать перед выездом на ледник, — уменьшить давление в шинах до пол-атмосферы, чтобы максимально увеличить сцепление резины со снегом. При этом можно не беспокоиться, что покрышки свалятся. Если такое произойдет, вам потребуется лишь баллончик с сжиженным газом для зажигалок и спички. Газ впрыскивается внутрь шины и поджигается, внутри происходит взрыв, и шина моментально садится обратно на обод. Именно таким макаром мы и доехали до цели путешествия — огромной расщелины прямо посреди тела ледника.
Чтобы вообразить, насколько огромной была эта расщелина, представьте, что в нее можно спрятать манхэттенский небоскреб так, что наружу не будет торчать ни кусочка.
Не хотел бы здесь вдаваться в религиозные переживания, но когда я стоял на краю этого до абсурда гигантского кратера, в голову сами собой приходили мысли о ничтожестве человека. Никакой даже самый мощный атомный взрыв не смог бы сотворить такой кратер. Породившая его сила такова, что рассчитать ее не в состоянии даже самый быстродействующий компьютер. У нас в голове слишком много пафоса, и мне кажется, что если бы я жил поблизости от этого кратера (и других чудес исландской природы), то имел бы гораздо более скромное мнение о себе.
Наверное, благодаря соседству с такими объектами исландцы чаще, чем любой другой народ, ходят по самому краю. А может, дело просто в рыбной промышленности. Благосостояние Исландии зависит от величины уловов рыбы, причем эту рыбу возможно добыть, лишь прочесывая Северную Атлантику на крошечных судах. Но раз так, то расслабляться население должно каким-нибудь совершенно экзотическим способом.
В лице исландцев наша съемочная группа нашла людей, которые любят автомобили просто и без хитростей. В Исландии перестает казаться, что двигатель внутреннего сгорания угрожает существованию человеческой цивилизации.
Когда стоишь на улице современного города, дыхание перехватывает от выхлопных газов, в уши рвется рев дизельных двигателей, и поневоле начинаешь думать, что борцы за экологию не так уж и не правы. Однако в Исландии одна выхлопная труба на леднике размером с Йоркшир совсем не кажется чем-то ужасным.
Кроме того, в Британии есть пробки. Не удивительно, что у жителей страны, где все шоссе намертво забиты автомобилями, а все второстепенные дороги похожи на стиральную доску и ведут прямиком на прием к врачу-остеопату, такой популярностью пользуется общественный транспорт.
Пробки, разумеется, есть и в Исландии, но они не настолько кошмарные, что вам приходится пересаживаться на автобус. Даже если вы попали в пробку, всегда можно пожаловаться на нее министру транспорта, номер телефона которого (как и номер телефона президента) напечатан в обычном телефонном справочнике.
«Мне все время названивают водители, — рассказал мне этот министр. — Только где-то появляется малейшая проблема, они сразу хватают телефон и набирают меня. Исландия маленькая страна, все знакомы со всеми, и если я попал на работу в министерство транспорта, это не значит, что я перестал общаться с людьми».
Про исландское министерство транспорта надо упомянуть особо. Проще всего описать его, сказав, что, когда министр уходит на обед, оно закрывается.
Ему крупно повезло, что в его стране есть самолеты, автомобили и автобусы, но нет поездов. Впрочем, автомобили в Исландии не просто есть — страна стоит на втором после Калифорнии месте по числу автовладельцев, и дорожной сети приходится развиваться вместе с ростом числа водителей.
Чтобы решить проблему дорог раз и навсегда, исландцы построили Шоссе № 1, которое идет по окружности вдоль побережья острова и заасфальтировано на всем протяжении. Самый удобный его участок лежит на юге и проходит через Большой Мост, построенный, как говорят, на деньги от национальной лотереи. Мост целиком сделан из дерева: довольно необычное решение для страны, где не растут деревья. Точнее сказать, деревья в Исландии когда-то росли, но первые поселенцы — ирландцы Рег и Вик — вырубили их подчистую.
Шоссе № 2 нет, зато есть мириады никак не обозначенных и не мощеных дорог, сеть которых покрывает равнинные участки вдоль всего побережья. Если вас каким-то ветром занесет на эти дороги, будьте бдительны: толпы местных водителей-раллистов за рулем кустарно сделанных автомобилей оттачивают на них свое мастерство.
В Британии это социальное явление сравнили бы с массовым хулиганством, и министр транспорта по этому поводу делал бы в телекамеру строгое лицо. Но Исландия — совсем другое дело, и министр транспорта считает, что все в порядке, коль скоро эти ребята никому не мешают.
Его совершенно не беспокоит и то, что пилоты сверхлегких самолетов приземляются на дорогу, которая бы в Британии считалась главной автострадой страны, и по-простому заруливают на бензоколонку. В самом деле, надо же им где-то заправляться?
Парламент Исландии похож на сельсовет, владеющий участком лунной поверхности, однако это впечатление ошибочно. На самом деле Исландия состоит в НАТО и является вполне европейской страной, хотя у нее хватает здравого смысла держаться от Евросоюза подальше.
Жители Исландии умудрились создать для себя совершенно особую, непохожую ни на что жизнь, и она, судя по всему, намного лучше жизни в любой другой стране из тех, которые я видел. На мой взгляд и вкус, Исландия — лучшее место на нашей планете.
Поэтому нисколько не удивил меня тот факт, что Рейкьявик битком набит моими согражданами, которые однажды приехали в Исландию провести отпуск, но затем решили остаться там навсегда. На вопрос «почему?» они все как один отвечают: «Как почему, ты что, сам не видишь?»
Даже жалуясь на умопомрачительные цены и долгую, приводящую в отчаяние исландскую зиму, они знают, что приглашены на самую классную вечеринку в городе, и совершенно не собираются уезжать домой.
Что правда, то правда: немного пожив в Исландии, начинаешь смотреть на весь остальной мир сквозь очки со стеклами цвета дерьма.
Творя Исландию, Господь получал удовольствие.
Япония
Проснувшись в номере японского отеля после 14-часового перелета с пересечением линии перемены дат, сразу понимаешь, что чувствовал Дэйв Боумэн в «Космической одиссее 2001».
Внешне кажется, что это самый обычный номер с кроватью, журнальным столиком, телевизором и шкафом. Обычной выглядит и ванна — вплоть до вентилятора, который, как и во всех других отелях мира, можно выключить, только разбив молотком.
Но постепенно один за другим начинают проступать признаки того, что на самом деле это лишь искусная копия гостиничного номера. Ковер, например, точно такого же фиолетового цвета, что и оперение пары гагар, которые жили у меня в далеком 1971 году. Мягкое кресло сзади застегнуто на пуговицы и обшито снежно-белым пластиком. Ни одно из блюд в меню отеля не опознается в качестве еды. Когда я заказал яичницу с ветчиной, мне принесли тайский зеленый карри.
Затем телефон. Не однажды и не дважды во время своей двухнедельной побывки в Японии я честно пытался выяснить, как он работает. Как-то раз у меня даже получилось дозвониться в Англию, но соединили меня не с моей супругой, это совершенно точно. Телефонные экзерсисы чаще всего кончались тем, что меня переключало на коридорных. В итоге через несколько секунд они вбегали в номер и забирали одежду, которую я собирался в этот день носить, а мне приходилось бежать вдогонку и кричать «Нет! Нет! Нет!». Выглядел я при этом потешно, так как гостиничный банный халатик защищал благопристойность не лучше, чем кардиган министра спорта Колина Мойнихена.
Все отели международного класса объединяет одна примечательная черта: в них старательно стираются малейшие намеки на то, в какой стране ты находишься. То же самое пытаются сделать и японские отели, с той лишь разницей, что у них из этой затеи ничего не выходит.
Например, в одном отеле в Киото у входа в каждую комнату номера стояла своя пара тапочек. Но поскольку тапочки были такого размера, что натерли бы мозоли и младенцу, мне пришлось топтаться по номеру в своих ковбойских бахилах. Стоит отметить и то, что в спальной комнате недоставало одного немаловажного элемента — кровати, у столов и стульев отсутствовали ножки, а ванная была сделана из дерева.
Даже телевидение оказалось паранормальным. До приезда в Японию я был уверен, что куда на этой планете ни сунься, везде будет идти CNN. Его дикторы с вытаращенными глазами и торнадоустойчивыми прическами выглядят как инопланетные пришельцы. За восемь секунд они успевают отбарабанить последние известия, после чего предлагают зрителям насладиться двухчасовым репортажем о проблемах картофелеводства в штате Айдахо.
Но в Японии я, сколько ни переключал каналы, так и не смог найти ни CNN, ни ВВС, ни MTV — вообще ни одного англоязычного канала, что, мягко говоря, необычно. Поэтому мне пришлось довольствоваться местной утренней телепрограммой, не похожей вообще ни на что. Дикторы новостей — мужчины в строгих пиджаках, — перегнувшись через стол, орали что есть мочи в камеру.
Между новостями шли киноленты про кунг-фу, герои которых нещадно дубасили друг друга. Хотя я не знаю ни одного иностранного языка, обычно я могу, глядя иноземную телепрограмму, хотя бы приблизительно понять, что происходит на экране. Но в самое первое утро в Японии, сколько я ни силился, ничего понять не мог: все время казалось, что по телевизору идет какая-то причудливая смесь криминальной хроники и детских мультиков.
К счастью, подошло время отправляться на работу: в тот день в нашей программе была запланирована поездка в конструкторский центр Mazda в Иокогаме.
Читать бесплатно другие книги:
